Текст книги "Незваные гости"

Глава 9

Джек оставил Кэтрин в лагере и сбежал. Ему казалось, что он свалял дурака, вызвавшись помогать Хлое, тем более что у него были другие важные дела. Нужно было отыскать монахов и призванного ими демона. Утром, до которого оставалось не так уж много времени, предстояло разобраться с недовольством Эдгара и доверчивостью Фрэнсиса. Джек привел Кэтрин домой невредимой, но ясно понимал – и не сомневался, что Эдгар видит это не хуже, – что ей просто необходимо отдохнуть. Ей тяжело далось появление Хлои, да и смерть Мэри была еще очень жива в душе. Его сестренка старалась сдерживать свои чувства, но сейчас дошла до предела. Она поскандалила с правителем, выстрелила в Дэниела, патрулировала вместе с Джеком, а потом выхаживала Хлою от болезни перехода в самый тяжелый первый день. Если бы ее не заставили отдохнуть, она и следующие несколько дней возилась бы с Хлоей, состояние которой представляло нечто среднее между тяжелым отравлением и безумием. Но, как бы ни бесили его многие поступки Кэтрин, он никогда не смел поставить ей в вину ее отношение к новым Прибывшим.

Все мы справляемся как можем.

Кэтрин недавно отправилась искать себе приключений, а Джек одиноко шагал во тьме. Ему для поисков покоя лучше всего подходили открытые пространства. Он удалялся от лагеря, а вокруг него дышала пустыня. Иногда ему казалось, что он может затеряться здесь, что может позволить песку и небу целиком, без остатка, поглотить его. Это походило на возвращение в тот мир, где все они родились, туда, где вещи и события имели смысл. Что бы ни думали остальные, он был уверен, что их всех не может вынести обратно в мир, который они когда-то знали. Мало того что существовала очевидная проблема со временем – они не знали, в какой год их закинуло: наш год? год, современный кому-то из них? – но ведь в Пустоземье никогда не попадало больше одного человека за раз, если не считать случая с ним и Кэтрин. То неведомое, что переносило их сюда, делало это не спеша и захватывало людей поодиночке.

Он шел среди медленно перемещавшихся теней и думал о странной зыбкости пути, который они выбрали для себя, оказавшись здесь. Правитель Соанес взял их на службу, когда они с Кэтрин были здесь только вдвоем, а по мере того как появлялись другие, вокруг них сложилось нечто вроде разношерстного отряда. Спустя много лет он утвердился в мнении, что, убивая всяких чудовищ, которым самое место было бы в ночном кошмаре, он делает примерно то же самое, чем занимался во время своей непродолжительной карьеры федерального маршала[2]2
  Федеральный маршал США – должностное лицо в федеральном окружном суде, исполняющее обязанности судебного пристава и судебного исполнителя.


[Закрыть] на Западе, и с тем же результатом – много шуму и очень мало толку.

Аджани при любой возможности переманивал вновь прибывших к себе, не жалея для этого ни сил, ни средств. Он предлагал им места в своей частной милиции. Способность этих людей воскресать после смерти он использовал не на благо этого мира, а в собственных крайне эгоистических целях. Джек старался держать своих людей вне поля зрения Аджани, но рано или поздно каждому приходилось иметь с ним дело. Для Пустоземья этот человек являлся нескончаемым источником проблем, он непрерывно и все решительнее переступал через традиции, правила поведения в общинах и этикет кровососов. Если он не мог чего-то купить, то крал. Тех, кого ему не удавалось склонить на свою сторону, – убивал. К сожалению, люди Аджани, по причине, которой Джек так и не сумел постичь, не умирали окончательно. Те из Пришедших, которые принимали сторону Аджани, жили вечно. До сих пор было именно так. Поэтому в глазах многих обитателей Пустоземья он выглядел чуть ли не богом – и казалось, что его самого убить невозможно.

Но Аджани был не из тех, кто оставляет следы в пустыне. Проклятье, ему вряд ли хоть когда-нибудь доводилось ходить там и осквернять песком и пылью обувь, которую ему делали на заказ. Этой ночью Джеку следовало разобраться с лежавшими перед ним следами. Возвращаясь недавно в лагерь в обществе Кэтрин, он заметил, что следов, подобных тем, которые он видел накануне, когда отыскал Хлою, прибавилось. И тянулись они гораздо ближе к лагерю. Будь это простые следы, ветер уже давно затер бы их. Сыпучие пески совсем не то что глина, отпечатки ног на них не держатся. Из того, что следы кружили вокруг лагеря и сохранялись в песке, следовало одно: кто-то специально хотел привлечь его внимание.

Джек присел на корточки и получше присмотрелся к следам. Их оставила обувь с крепкими каблуками и глубоким узором на подошве. Он мог бы принять их за свои собственные, если бы не чуть более резкий изгиб внутренней стороны ботинка и размер меньше, чем у него. Кроме людей, от которых происходило больше всего беспокойства, из всех обитавших в пустыне чудовищ обутыми ходили только кровососы. Любая тварь, обладающая двойственным обличьем, ходила бы в этих местах на лапах, ну а демоны и духи, как известно, следов не оставляют.

Внимательно озираясь по сторонам, Джек шел по следу, пока не увидел существо, оставившее для него приглашение на песке. Гаруда – длинный и тощий, с землисто-желтой кожей, слишком красными губами и слишком выразительными глазами – единственный из кровососов всегда доброжелательно относился к Джеку.

Гаруда разглядывал его с таким видом, с каким искушенный гурман смотрел бы на ожидавшую его трапезу.

– Вижу, ты пока выглядишь здоровым.

Джек ответил неопределенным звуком и с удвоенным вниманием посмотрел по сторонам. У кровососов имеются традиции, требующие неукоснительного соблюдения (как, впрочем, едва ли не все составляющие этикета Пустоземья), и пока не будет выполнено все, что этими традициями предусмотрено, нельзя будет перейти к деловой части, о наличии которой говорило столь настойчивое приглашение. Джек никого не видел, но продолжал всматриваться в темноту и ждал.

Гаруда, который устроился на камне в совершенно немыслимой позе, изогнув руки и ноги под углами, о каких человеку и подумать было бы страшно, сейчас очень походил на богомола. Повернув голову, он взглянул во тьму слева от Джека. Проследив за его взглядом, Джек увидел второго кровососа, который с угрожающим видом мчался к нему. Но Джек столько раз уже сталкивался с подобным, что не испугался бы и без очевидной подсказки Гаруды. Отработанным движением он выхватил револьвер и выстрелил в слюнявую тварь, прежде чем она успела добраться до него.

Джек повернулся к Гаруде.

– Новорожденный? Неужели?

Гаруда пожал плечами.

Второй кровосос кинулся на Джека сзади; он двигался так быстро, что Джек не заметил его, пока тот не впился зубами в толстую кожу куртки. По рукаву побежали две струйки яда.

Джек вонзил нож в мягкий участок под нижней челюстью твари.

Существо взвизгнуло и, схватившись одной рукой за рукоять ножа, второй замахнулось на Джека. Со временем – если оно проживет столько – из него может выйти опасный хищник. Ну а пока что оно представляло собой клубок не слишком хорошо повиновавшихся хозяину тощих ко-нечностей и клыков, с которых обильно капала ядовитая слюна.

Сейчас оно уставилось на Гаруду в ожидании указаний.

Небрежным движением тонких, как прутики, пальцев Гаруда подозвал его к себе. В жесте имелась своеобразная элегантность, но все равно он походил на подергивание лапки насекомого.

Кровосос подошел к своему повелителю и застыл неподвижно. Гаруда вынул нож и кинул его Джеку.

Тот сделал намеренно неловкое движение, и нож упал наземь у него под ногами.

– Благодарю.

Кровосос ухмыльнулся и показал пальцем вниз.

– Ты промахнулся.

– Верно. – Джек носком ботинка покатал нож в песке и лишь потом поднял левой рукой, тщательно следя, чтобы не прикоснуться к крови, покрывавшей лезвие. Кровь не представляла такой опасности, как яд, но в ранах возле рта вполне могла с этим самым ядом смешаться. Вот тогда можно опасаться неприятностей. Ничего серьезного не случится, если только не попадет в вены, но кожу в любом случае обожжет так, что мало не покажется.

Для перестраховки Джек воткнул нож в песок, чтобы наверняка стереть с него все ядовитое.

– Мы закончили? Их было только двое?

Гаруда взглянул на двух неудачливых кровососов, которых привел с собой, и сказал, улыбнувшись:

– Я не решился тратить слишком много твоего драгоценного времени на любезности.

Объяснять, что драку с кровососами вряд ли следовало рассматривать как любезность, было бы бессмысленно. Традиции есть традиции, и ожидать, что они внезапно изменятся, так же глупо, как и рассчитывать на то, что вторая луна исчезнет с небес. Впрочем, от Гаруды вполне можно было ожидать сюрприза в виде вдвойне внезапного – после того, как решишь, что все уже кончено, – нападения, поэтому, направляясь к валуну, на котором устроился кровосос, Джек продолжал внимательно смотреть по сторонам.

– Ты хотел поговорить со мной?

– Джексон, до меня дошли кое-какие слухи. – Гаруда стучал по камню костлявыми пальцами, извлекая звонкий сухой звук. – У братства есть покровитель, имеющий определенный интерес к твоей маленькой компании.

Джек не стал исправлять лексику Гаруды. Воспринимая Прибывших, старый кровосос переносил на них образ существования своего собственного племени. Исходя из этого он решил, что Джек ровня ему, что, как выяснилось впоследствии, оказалось весьма полезным и лишний раз подтвердило, что не следует ни на что заранее навешивать метки, нужно сначала разобраться, что к чему. Вот только убедить в этом сестренку никак не удавалось. Когда дело касалось Гаруды, у нее пробуждалась непонятная Джеку предвзятость.

– Аджани? – осведомился Джек. – По моим последним сведениям, он находился в Рубеже. Ты точно знаешь?

Гаруда пожал плечами, вернее, чуть заметно приподнял их. Он не станет бездоказательно обвинять никого из обитателей Пустоземья, но в том, что Аджани причастен к этой истории, у него сомнений нет. Если бы он считал все это чем-то маловажным, то не стал бы утруждать себя поисками Джека. В обществе кровососов мелкие свары считали неизбежными и не придавали им значения. Там существовали правила, этикет, который надлежало соблюдать. В среде кровососов и рядом с ними все регулировалось этикетом.

– Я постараюсь выяснить, – сказал Джек. За прошедшие годы он твердо усвоил, что предупреждения Гаруды нужно принимать всерьез. Ни единая персона из множества существ, обитавших в Пустоземье, не сохраняла власти и влияния так долго, как Гаруда. В последнее время могущественными фигурами стали правитель и Аджани, но Гаруда разгуливал по Пустоземью задолго до того, как любой из них сделал первый в жизни вдох. Конечно, это также значило, что у кровососа имелось немало причин для того, чтобы не доверять ни Аджани, ни правителю.

Гаруда уставился куда-то вдаль, намеренно не глядя на Джека.

– Ты не встречался с правителем в последние дни?

– Встречался. Мне нужно отыскать оставшихся монахов и покончить со всей этой историей с демоном. – Джек, наученный многолетним опытом разговоров с кровососом, не отрывал от него внимательного взгляда. Умолчания между ними подчас оказывались столь же ценными, как и то, что говорилось вслух.

– Все равно ты не сможешь тронуться в путь, пока твой новый товарищ не поправится окончательно, – задумчиво сказал Гаруда. – Если кто-нибудь готовит вам козни, лучшего времени не найти. Из-за братьев-монахов вы уже давно сидите на одном месте. Если правитель вышел из доверия или если братия работает на кого-то, желающего тебе зла, то сейчас тебе может грозить серьезная опасность.

Джек знал, что кровосос всегда подозревает всех, но трудно было предположить, чтобы правитель связался с Аджани. Слишком уж частыми и серьезными были их разногласия по поводу политики и территорий. Допустить, что братия стакнулась с Аджани, он мог, но чтобы правитель… Нет, это было невероятно.

– С братьями я управлюсь.

– И с демоном?

– Надеюсь, это мы скоро выясним. Если нет – вернемся.

Гаруда вскинул обе брови.

– Ты что же, надеешься убедить меня, что управишься с братией, демоном и предательством?

– Пока что управлялись, – ответил Джек. Он делал все возможное, чтобы поддержать порядок в Пустоземье, но не собирался игнорировать догадки Гаруды. Так можно было бы рано или поздно нарваться на серьезные неприятности. Возможно, на сей раз кровосос и ошибался, но если даже он ошибался сейчас, он столько раз оказывался прав, что Джек давным-давно понял, что к его предупреждениям следует относиться серьезно.

Гаруда поманил одного из новорожденных. Так кровососы называли свою молодежь – до определенного возраста. Тот подошел и подставил ему согнутую в локте руку.

– Если желаешь освежиться, я, как хозяин, с удовольствием окажу тебе эту любезность, – сказал Гаруда.

Джек не стал указывать, что Гаруда вряд ли имел основания выступать на этой встрече в качестве хозяина – ведь они находились посреди пустыни.

– Не хотелось бы тебя обижать, но…

Молниеносным движением атакующей змеи Гаруда выхватил нож, висевший на бедре Джека, и полоснул новорожденного по предплечью чуть ниже клейма клана.

– Ты пренебрежешь моим даром?

В Пустоземье трудно было найти что-нибудь более отвратительное и более притягательное, чем веррот. Джек сглотнул слюну и шагнул в сторону, пытаясь оставить искушение вне досягаемости.

– Не будь ребенком! – прикрикнул Гаруда.

– Это не…

Гаруда рубанул ножом Джека по своему собственному предплечью и подставил руку, но не Джеку, а юному кровососу. Тварь дернулась к руке Гаруды, как бешеный зверь. Через минуту Гаруда остановил ее. Все это время он смотрел, как Джек наблюдал за происходившим.

– Давай, Джек. Я процедил ее для тебя. – Он снова надрезал предплечье молодого и поднял его руку к Джеку. – Не стоит оскорблять меня, отвергая мою доброту.

Джеку уже не впервой было пить из новорожденных, но побочное действие веррота всегда вызывало у него опасения. Медленно, как будто превозмогая боль, он шагнул вперед и наклонился. От запаха гнили и болезни у него вышибло слезу; он снова сглотнул.

Он постарался полностью закрыть губами рану на руке юного кровососа, но все же ощущал, как кровь текла по его лицу – разрез был слишком широк. Ненужная расточительность. Потом он начал глотать кровь, и думать сразу стало труднее. Он не мог понять, сколько времени прошло, сколько он выпил этой отвратительной жидкости, но когда Гаруда отвел руку существа от губ Джека, тот зарычал на него.

Гаруда улыбнулся, а Джек попятился от него, пытаясь вновь овладеть собой. Он знал, что ему несколько недель будет сильно хотеться веррота, будто он по-настоящему голодает без него. Он знал также, что он придаст ему дополнительных сил, стойкости и позволит дольше поддерживать потаенную связь с Гарудой. Кровосос, возглавляющий клан, может определить, где находится тот, кто выпьет веррота.

Джек старался овладеть собой, чтобы не вырвать у Гаруды окровавленную руку, а тот подозвал к себе второго кровососа и выцедил его кровь в бутылку из толстого коричневого стекла.

– Это мой подарок твоему отряду.

– Зачем ты это делаешь? – заставил себя выговорить Джек. – Твой дар был чрезмерно щедрым и без… без этого.

Гаруда ответил короткой ухмылкой и подозвал того кровососа, из которого Джек только что пил. Оставшейся в нем крови едва хватило на треть второй бутылки.

Два юных кровососа казались совершенно опустошенными. Было просто удивительно, что они способны жить, имея так мало крови, но какая-то особенность физиологии заставляла их тела усваивать любую кровь, которую они вырабатывали в себе или получали в пищу. Те, кто выживал, обучались тому, как не подчинять свое существование всепоглощающему голоду. Эти двое не выживут.

– Если ты не против… – предложил Гаруда.

Джек молча обезглавил обоих, старательно подавив короткий укол совести. Если бы они не повиновались Гаруде, то обязательно попытались бы убить его, как только он оказался в их поле зрения. Больше того, даже несмотря на то, что они полностью подчинялись воле Гаруды, они стали бы тревожиться, что он может умереть в результате их приветствий. Эти существа были практически лишены разума.

Но они мертвы, и я тому причиной.

Может быть, дело было в выпитой крови, а может быть, просто в давнем знакомстве, но Гаруда, похоже, знал, о чем думал Джек.

– Джексон, я привел сюда этих двоих, потому что мне они больше не нужны, – сказал он. Потом поднялся, расправив тонкие, как у богомола, конечности, протянул Джеку две бутылки. – Этим они сослужили мне гораздо лучшую службу, чем если бы остались живыми.

Джек без единого слова взял бутылки.

– У меня мало друзей. – Гаруда помолчал и немного неуверенно улыбнулся Джеку. – Ты ведь называл меня именно этим словом, да?

– Да, – согласился Джек.

– Чем сильнее становится Аджани, тем неразумнее он себя ведет. Меня беспокоят действия правителя, а нападение монахов не укладывается ни в какую логику. Возможно, это всего лишь паранойя, но если нет, то твоему отряду понадобятся силы и моя помощь. Джексон, я тоже называю тебя другом. Тому, кто найдет способ сделать так, чтобы Аджани больше не встал, я предложил бы любое сокровище из тех, которые накопил. – Гаруда переступил через трупы кровососов.

– Если бы я знал, как заставить его остаться мертвым, то сделал бы это хотя бы для собственного спокойствия. Но, увы, не знаю, – признался Джек.

– Я тоже думаю над этим вопросом, – пробормотал Гаруда. А потом в мгновение ока исчез в черноте пустыни.

Джек продолжил обход. Помимо этого у него имелся двоякий выбор: либо торчать на месте, вглядываясь в темноту, либо вернуться в лагерь, где он ощущал себя зверем в клетке. Ни один, ни другой вариант не казался ему привлекательным. Сердцебиение отдавалось гулом в ушах; звук был настолько громкий, что можно было подумать, что сердце колотится у него не в груди, а во рту. Иногда случалось, что, выпив веррота, человек умирал. Он сам однажды умер – когда выпил всего глоток из самого Гаруды. У него остановилось сердце. Но и воскрес он всего через несколько часов, а не через шесть дней, как обычно. Эту тайну он тщательно хранил как одну из самых важных.

Для того чтобы обеспечить Прибывшим относительную безопасность, нужно было уговаривать их пить веррот. У Прибывших сохранялось не так уж много суеверий и предубеждений из тех жизней, которые они вели до того, как попадали в Пустоземье, но страх перед кровососами держался едва ли не крепче всех. Кровососы отличались от вампиров из дурацких легенд отнюдь не настолько сильно, как этого хотелось бы Джеку, но все же он доверял Гаруде как ни одному другому из обитателей Пустоземья. Кровосос не дал бы ему для отряда почти полторы бутылки веррота, не будь у него достаточно серьезной уверенности, что к ним подбирается Аджани. А это значило, что он явится за Хлоей раньше, чем этого хотелось бы Джеку.

Глава 10

Вернувшись в палатку, Китти обнаружила там Фрэнсиса. К ее радости, он сменил Мелоди в качестве сиделки подле новой Прибывшей, которая все еще лежала в постели. Хлое, конечно, ничего не могло угрожать в обществе Мелоди – та неплохо справлялась с уходом за больными. Вот только вести разговоры с нею подчас бывало нелегко, и нынче Китти совершенно не хотелось сталкиваться с ее завиральными идеями.

– Она, вероятно, скоро очнется. – Фрэнсис встал и потянулся, расправив тощие руки и ноги; в этих своих движениях он до смешного смахивал на лошадь. – Лихорадка почти прошла.

– Рвота?

– Этой ночью не было. Мне кажется, худшие последствия перехода уже позади. – Он обнял Китти. – Я рад, что ты жива и невредима.

Китти, слабо улыбнувшись, указала ему на дверь и приложила палец к губам.

– Ты же знал, что со мною все будет в порядке.

Фрэнсис направился следом за нею к выходу.

– К тому же я, как только увидел Джека, сказал, чтобы он шел за тобой.

– Ты настоящий друг. – Китти распахнула клапан палатки. – А теперь спрячься куда-нибудь, пока Эдгар не сменился с караула. Я еще не рассказала ему о своем маленьком приключении, но наверняка он и сам уже узнал.

– Ты у меня в долгу. – Фрэнсис пригнулся было, чтобы выйти из палатки, но приостановился. – Если он разозлится…

– Ты же знаешь, что я поговорю с ним. И, да, я у тебя в долгу. – Она ласково улыбнулась ему. Будь у нее возможность иметь детей, она хотела бы, чтоб один их них походил на Фрэнсиса. Он был любознателен, но при этом добр и надежен, ему можно было доверять как мало кому другому. Он пробуждал в ней покровительственное, материнское отношение.

Но тут ее внимание привлекли звуки, доносившиеся из палатки.

– Иди. А мне надо приглядеть за Хлоей, – сказала Китти Фрэнсису.

Процесс перехода давался настолько тяжело, что Хлоя еще не пришла толком в себя. Скорее всего, она мало что помнила о первых двух днях пребывания здесь, но несмотря на то что измотанный лихорадкой разум и не отмечал этого, у тела оставались естественные надобности. Китти поднесла с трудом поднявшейся в постели Хлое чашку с водой, где были намешаны кое-какие из приготовленных Фрэнсисом витаминов. Потом помогла ей добраться до «удобств», смыла пот с лица и снова уложила в постель, еще недавно принадлежавшую Мэри. Не то чтобы Китти наизусть помнила порядок действий, но ей пришлось выхаживать несколько десятков человек, и она без труда могла предугадать каждое следующее событие.

Китти не страдала лицемерием, и потому причастность Хлои к убийствам не вызывала у нее никаких нехороших мыслей. Все Прибывшие были убийцами; только это одно объединяло их. Так что, не имея понятия почему и кого убила Хлоя, они знали, что такое с нею случилось. Она просто не попала бы в Пустоземье, если бы не лишила кого-то жизни. Когда-то, в Калифорнии, Китти доводилось прикончить то клиента, который повел себя слишком грубо, то какого-то типа, чрезмерно разозлившегося во время спора за картами. Случается, что человека просто нельзя не убить.

Когда девушка снова крепко заснула на кровати другой мертвой девушки, Китти пришлось-таки остановиться перед неприятным выбором. Она могла или сейчас поговорить с Эдгаром, или трусливо отложить это дело еще немного. Ни то ни другое не привлекало ее. Она не считала себя слабой, но говорить Эдгару то, что не могло ему понравиться, всегда было неприятно. Ей редко приходилось испытывать угрызения совести, но если случалось причинять ему боль, она всегда чувствовала себя вино-ватой.

Пытаясь отложить неизбежное, она принялась рыться в одежде, которую всегда держала под рукой, чтобы отыс-кать для Хлои что-нибудь такое, что та могла бы надеть завтра. Осмотрела недавно испорченную юбку. Потратила еще немного времени на мытье, насколько можно было вымыться в палатке с тазиком и тряпкой. В конце концов она затянула торс в один из своих усовершенствованных корсетов на костяных пластинах, поверх него надела блузку, а на ноги – брюки. Она и подумать не могла о том, чтобы надеть что-нибудь настолько вызывающее, как то, что было на Хлое, но уже давно была вынуждена признать, что может носить брюки без всякого отвращения. Сейчас она чувствовала себя в них гораздо удобнее, чем в первое время после того, как она оказалась здесь, однако даже спустя столько лет всякий раз ощущала себя в них полуголой. У нее не было коротких брюк, которые сразу подошли бы Хлое, но подвернуть какую-нибудь пару из тех, что принадлежали Мэри, будет куда легче, чем если бы пришлось их удлинять. Китти зажмурилась, отгоняя воспоминание о том, как делала то же самое для Мэри, когда та явилась сюда, как раз за разом сидела у постелей вновь прибывших задолго до Мэри.

Сделав над собой усилие, Китти посмотрела на Хлою. Все те женщины были мертвы. Хлоя – нет.

– От того, что разводишь нюни, толку не бывает, – укорила себя Китти. Подойдя к одному из своих сундуков, она вытащила оттуда лист толстой местной бумаги и несколько карандашей. И углубилась в новое занятие – принялась рисовать портрет Хлои. Когда-то давно она решила делать портреты всех Прибывших. Ведь нельзя было заранее знать, сколько времени они пробудут рядом. Некоторые не воскресали уже после первой смерти, а другие годами оставались в отряде. Никакой закономерности в этом ей угадать не удалось. И, что гораздо серьезнее, это оказалось не под силу и Джеку, а он-то тратил много времени на изучение всех возможных тонкостей того, что случалось с каждым.

Закончив портрет, Китти добавила его к стопке листков, которые хранила в полированной деревянной шкатулке. Иногда она просматривала свои рисунки, но сейчас боль от утраты Мэри была еще слишком свежа. Она закрыла и заперла шкатулку, убрала ее в укромное место, а драгоценные карандаши вернула в сундучок, где всегда хранила их. Придумать какое-нибудь еще занятие, которое позволило бы ей оставаться в палатке, не тревожа спавшую там женщину, она не смогла, и потому решила покориться неизбежности и выскользнула из палатки, уронив за собой мягко зашуршавший клапан.

В пустыне сделалось прохладно, вернее, жгучая дневная жара сменилась приятным теплом. Луны изливали столько света, что Китти отчетливо видела голубоватые тени. Ей захотелось было вернуться в палатку, распустить волосы, наложить косметику, надеть более пристойную юбку. Но все это были глупости. Эдгар видел ее после того, как бешеный кабан распорол ей живот. Он видел ее густо залитой кровью и едва державшейся на ногах после боя с кровососом. Он видел, как она несколько раз умирала. Так что прихорашиваться не было никакого смысла, но она все равно часто так поступала.

Посмотрев по сторонам и убедившись, что поблизости больше никого нет, она направилась к посту часового. Можно было не сомневаться, что Эдгар ожидал, что она подойдет к нему, и ожидал уже давно. Тем не менее он не повернулся к ней, не отвел взгляда от темного простора пустыни. Подходя к посту, она уже издали разглядывала Эдгара. Ей было не так уж легко смотреть на него. Находясь в лагере, он обычно надевал простые черные брюки, простую черную рубашку и поношенные ботинки. Направляясь в город или на переговоры, часто добавлял к костюму куртку. Однотонность его обычной одежды нарушали яркие шейный платок или аккуратно сложенный носовой платочек в нагрудном кармане. Однако несмотря на приверженность обычаям того мира, который он знал в то время, когда жил в Чикаго, он утверждал, что не имеет ни малейшего желания вернуться туда. Ну а местным нравам он все же сделал одну большую уступку – ходил обвешанный оружием, как иные женщины – побрякушками.

Китти знала, что может простоять так, глядя на него, хоть всю ночь, а он так и не обернется к ней. Не пренебрежет своими обязанностями даже на секунду. Будет просто ждать… и если она не подойдет к нему во время его дежурства, утром он сам отправится к ней в палатку. Так что разговора все равно не избежать.

Эдгар служил единственной преградой между ними и всяким тварями, бродившими в темноте. Прибывшие всегда обносили свои стоянки благословенной оградой из разных металлов и, конечно, наговорным кругом. В результате единственным местом, где можно было проникнуть внутрь и наружу, оставались ворота, которые посто-янно охраняли часовые. Иногда они останавливались в городах, в какой-нибудь гостинице, но, если приходилось гоняться за чем-нибудь опасным, Джек всегда требовал устраивать стоянки за пределами поселений. Им приходилось убивать самых разных чудовищ, причем далеко не всегда эти чудовища были животными. Разумом они не уступали людям – да что там говорить, частенько оказывались даже умнее людей, – и уж на то, чтобы использовать людей в качестве заложников или шпионов, ума у них хватило бы.

Если не считать ничем не проявлявших себя сейчас чудовищ и человека, стоявшего перед нею, пустыня, в которой она сейчас находилась, напоминала ей о городках, молниеносно возникавших при подозрении на богатое месторождение в тех краях, где она жила в 1870-е годы. Не то чтобы она воспринимала их как свой дом, но жизнь, которую она вела там, была куда как проще по сравнению с той, которую ей пришлось вести после переселения в Пустоземье. Там она танцевала и выманивала у дураков денежки за то, что несколько минут терпела их слюнявые объятия, или же изобретательно выкладывала карты за игорным столом. Здесь же обманчивый покой пустыни слишком уж часто нарушали рычание, визг и нечеловеческие вопли тварей, обитавших в окрестностях.

– Эдгар… – проговорила она.

– Кит, иногда ты страшно утомляешь меня. – Он не пытался подбирать слова; он никогда этого не делал. – О чем ты думала, когда отправилась в город на ночь глядя? Ведь отлично знаешь, что может случиться с теми, кто шляется в темноте.

– Я рассчитывала остаться там до утра, – негромко ответила она.

После этих слов он все-таки взглянул на нее, да так, что ей захотелось сжаться в комочек. Но вместо этого она гордо вздернула подбородок. Эдгар не был ей мужем и не имел права смотреть на нее так, будто она изменила ему. Но этого она, впрочем, не говорила ни самому Эдгару, ни кому-нибудь другому.

А он вновь уставился в пустыню.

– С кем-нибудь определенным? С Дэниелом?

Она вздохнула.

– Нет. Я всего лишь хотела… хотела выбраться отсюда, от всего этого. А тебе разве никогда не хочется просто взять и сбежать?

Эдгар пожал плечами.

– Я могу убивать всякую всячину, а иногда и с тобой удается иметь дело. Зачем мне что-то еще? Умирать всегда тяжело, и воскресать – тоже, но это не так уж страшно.

– В таком случае что плохого в том, что я ушла в одиночку? – Ей хотелось встать перед ним, заставить его смотреть на нее, но ни один из них не хотел, чтобы между ними начался скандал, который неминуемо взбудоражил бы лагерь. – Я поправилась бы. Что ни делай со мною, я все равно оживу.

– Расскажи это Мэри, или Патрику, или Дес…

– Они не были первыми, – перебила она, чувствуя, что закипает. – Что до нас с Джеком… Нас ничего не убивает. Все остальные приходят, а потом рано или поздно вы все умираете, а я остаюсь. Я? Я переживу весь этот ад.

– Кит, я пока не умер. Может быть, ты так же смертна, как и я, а может быть, я бессмертен, точно как и ты. Мы этого не узнаем, пока кто-нибудь из нас не умрет безвозвратно. – Эдгар наклонился и взял ее за руку. – В следующий раз, если не захочешь сказать мне, предупреди хотя бы Джека.

– Да знаю я… – Она осеклась; ей хотелось и руку вырвать, но еще дольше хотелось, чтобы он притянул ее к себе. – Умоляю, не злись на Фрэнсиса. Он предупредил Джека, едва тот вернулся с патрулирования.

– Мог и мне сказать, – возразил Эдгар.

Она покачала головой.

– Тебя он боится.

– Ладно. – Эдгар выпустил ее руку и протянул ей кобуру. – Раз уж ты стоишь со мною на посту, то уж возьми оружие, будь любезна.

– Что касается Дэниела…

– Нет. – Эдгар на секунду повернулся к ней. – Если он вернется, то уйду я. Работать на Аджани, как он, я не стану, но и находиться здесь и видеть тебя с ним тоже не соглашусь.