Текст книги "Крестики и нолики"

Глава 29
× Сеффи

Мне не спалось. Я повернулась на левый бок, потом на правый, потом легла на живот, потом на спину. Я бы и на голову встала, если бы это помогло. Не заснуть – и все тут. Мой план, поначалу казавшийся таким прекрасным, весь порос поганками и завонял. Я хотела, чтобы Каллум пришел ко мне на день рождения. Да пропади все пропадом! Будь все иначе, он оказался бы первым в списке приглашенных!

Но все не иначе.

Я легла на живот и врезала по подушке кулаком. Ну почему все вечно так сложно?!

Глава 30
• Каллум

– Цель сегодняшнего урока истории – показать вам, что все знаменитые ученые, изобретатели, художники, теле– и кинозвезды, словом, все выдающиеся люди – прежде всего люди, такие же, как мы с вами.

– Мы это и так знаем, сэр, – сказала Шаде. – Люди, конечно, кто же еще?

Мне и самому было непонятно.

– Когда мы думаем о великих исследователях, изобретателях, артистах, их легко принять за небожителей, решить, будто они обитают в каких-то горних высях, куда нам вход заказан. Я хочу, чтобы все вы поняли, что они ничем не отличаются от нас с вами, что и мы можем стремиться к величию. Каждый в этом классе может стать ученым, астронавтом, кем захочет, надо лишь быть трудолюбивыми и целеустремленными.

Мистер Джейсон говорил все это, глядя прямо на меня со знакомым презрительным выражением. За что он взъелся на меня? Чем я его так раздражаю – цветом кожи или чем-то еще? Я белый и ничего не могу с этим поделать, как он не может перестать быть темнокожим. Да, по правде говоря, не такой уж он и темнокожий. Кожа у него скорее бежевого цвета, чем коричневого, причем очень светлого бежевого, так что гордиться нечем. Я украдкой улыбнулся про себя, вспомнив вечное папино присловье: «Если ты чернокожий, радуйся; если коричневый, так уж и быть, оставайся; если ты белый, сразу прощайся».

Если честно, у мистера Джейсона было куда меньше поводов смотреть на меня свысока, чем у миссис Пакстон, которая была и правда чернокожая – точнее, темно-коричневая, – но она как раз держалась со мной иначе. Она относилась ко мне как к человеку. Видела не только цвет кожи, не считала, что я прежде всего нуль и этим все исчерпывается. Она мне нравилась. Будто оазис в этой выжженной пустыне.

– Ну, кто знает, кто изобрел автоматический семафор, на котором основаны наши нынешние светофоры? Он же изобрел и противогаз, которым пользовались солдаты во время Первой мировой войны.

Все молчали. Я медленно поднял руку. Мистер Джейсон это увидел, но оглядел класс – вдруг удастся спросить кого-то другого. Но больше никто руки не поднял.

– Да, Каллум? – неохотно спросил мистер Джейсон.

– Гаррет Морган, сэр.

– Верно. Ну, класс, тогда следующий вопрос: кто первым создал банк крови?

Снова никто не поднял руку, кроме меня.

– Да, Каллум?

Теперь в голосе мистера Джейсона звучала ирония.

– Доктор Чарльз Дрю, – ответил я.

– Полагаю, вы знаете даже, кто первым сделал операцию на открытом сердце?

– Доктор Дэниел Хейл Уильямс.

– Кто первым добрался до Северного полюса?

– Мэтью Хенсон.

Весь класс уставился на меня. А мистер Джейсон смерил меня таким ядовитым взглядом, какого я еще ни от кого не удостаивался.

– А в честь кого говорят «настоящий Маккой», когда хотят сказать, что это точно не подделка?

– В честь Элайджи Маккоя[2]2
  Выражение «настоящий Маккой» (real McCoy) очень распространено в англоязычном мире. А вот насчет его происхождения мнения расходятся. Действительно, распространена версия, что выражение пошло от изобретения Элайджи Маккоя – автоматического устройства для смазки движущихся частей локомотива. Однако, возможно, это искаженное «real MacKay» из стихотворения неизвестного автора «Deil’s Hallowe’en», опубликованного в 1856 году, до изобретения Маккоя. Есть также ряд других гипотез. – Прим. ред.


[Закрыть], – ответил я.

Мистер Джейсон выпрямился во весь рост.

– Может, я лучше посижу, а вы проведете урок за меня?

Чего он от меня хочет? Он спрашивает, а я знаю ответы. Или мне надо было сидеть тихо и притворяться, будто я ничего не знаю?

– Кто-нибудь может сказать мне, что общего у всех этих ученых и изобретателей? – спросил мистер Джейсон.

На это поднялось несколько рук. И не один мистер Джейсон вздохнул с облегчением – правда, я уже зарекся отвечать на его вопросы.

– Да, Гарриет? – спросил мистер Джейсон.

– Они все мужчины? – неуверенно ответила Гарриет.

– Среди наших примеров – да, но было много и женщин-ученых и изобретательниц в разных областях. – Мистер Джейсон улыбнулся. – Так может ли кто-нибудь сказать, что общего у всех перечисленных выдающихся личностей?

Последовало еще несколько ответов вроде «Они все уже умерли», «Они получили Нобелевскую премию», «Они разбогатели благодаря своим изобретениям» – но все это было неверно. А ведь ответ лежал на поверхности. Наконец я понял, что больше не могу сдерживаться. И робко поднял руку.

– А! Мне самому было интересно, услышим ли мы вас еще. – Мистер Джейсон повернулся ко мне скорее с гнусной ухмылкой, чем с улыбкой. – Ну, Каллум, каков же ответ?

– Они все были Крестами, – сказал я.

Мистер Джейсон ухмыльнулся так широко, что я испугался, не треснет ли у него голова.

– Точно! Молодец!

Он двинулся вокруг класса. Все глаза устремились на меня, я вспыхнул, порозовел, потом побагровел.

– На протяжении всей истории человечества с того времени, когда наши кафриканские предки отправились за моря в поисках иных земель и обрели знания о порохе, письменности, изготовлении оружия и так далее, мы были доминирующей расой на Земле. Мы были первопроходцами, теми, кто помогает двигаться вперед целым отсталым цивилизациям…

Такого я не мог ему спустить. Моя рука снова взметнулась вверх.

– Да, Каллум?

– Сэр, я где-то читал, что существенный вклад в создание нынешнего образа жизни внесли и нули…

– Правда? Какой же? – Мистер Джейсон скрестил руки на груди и стал ждать моего ответа.

– Ну, к примеру, Мэтью Хенсон впервые побывал на Северном полюсе не один. С ним был Роберт Эдвин Пири.

– Роберт… простите?

– Роберт Пири. Они вместе открыли географический Северный полюс.

– Как же вышло, что я впервые слышу о нем? – поинтересовался мистер Джейсон.

– Просто все книги по истории писали Кресты, а люди никогда не пишут ни о ком, кроме своих. Нули сделали много важных открытий, но я готов спорить, что никто в нашем классе не знает…

– Более чем достаточно, – оборвал меня на полуслове мистер Джейсон.

– Но, сэр…

– Как вы смеете распространять эту жалкую ложь об ученых и изобретателях среди нулей? – Мистер Джейсон опустил руки и сжал кулаки, свирепо глядя на меня исподлобья.

– Это не ложь, – возразил я.

– Кто забивает вам голову подобной чушью?

– Это не чушь. Мне рассказывал отец.

– А ваш отец откуда это взял?

– Ну… я…

Голос у меня дрогнул, и я умолк.

– Вот именно! – сказал мистер Джейсон. – Идите постойте у кабинета директора. И сюда не возвращайтесь, пока не выбросите из головы эти глупости и не будете готовы воспринять то, чему я вас учу.

Я схватил сумку и вскочил на ноги, опрокинув при этом стул. Повернулся и в ярости посмотрел на Сеффи. Она тут же спрятала глаза. Я оставил стул валяться и выбежал, хлопнув дверью. Конечно, я понимал, что этот маленький мятеж навлечет на меня еще больше бед. Но когда я шагал по коридору в сторону кабинета мистера Корсы, меня трясло от праведного гнева. Тоже мне чушь! Тоже мне ложь! Это правда. Много сотен лет назад Кресты мигрировали через север и восток Пангеи с Юга, собрав по дороге знания, необходимые для изготовления всевозможного оружия, в том числе пушек, которое заставляло всех склоняться перед ними. Но это не означает, что они поступали правильно. Мы, нули, были их рабами целую вечность, и даже после официальной отмены рабства полвека с лишним назад наше положение, насколько я вижу, не особенно улучшилось. Нас только сейчас начали пускать в их школы. Нулей, оказавшихся на важных постах в нашей стране, можно сосчитать по пальцам одной руки, и еще мизинец останется. А это неправильно. Несправедливо.

И хотя я знал, что нигде не написано, что жизнь должна быть справедливой, все равно при этой мысли у меня вскипала кровь. С какой стати я должен благодарить кого-то из них за то, что меня пустили в их драгоценную школу? В чем смысл? Наверное, мама и Джуд правы. Наверное, я просто впустую трачу собственное время.

У двери кабинета школьной секретарши я замедлил шаг. Что от меня требуется – чтобы я стоял в коридоре или вошел в кабинет секретарши и ждал там под дверью директора? Поразмышляв немного, я решил, что мистер Джейсон, скорее всего, хотел, чтобы я стоял там, где мне сильнее всего достанется. А значит, прямо под дверью мистера Корсы. Я заглянул в стекло в двери кабинета секретарши. Ее на месте не было. Ладно, уже хорошо. Я вошел, тщательно закрыв дверь за собой. Пожалуй, нахлопался я дверями на сегодня. И успел пройти два шага к кабинету, когда услышал доносившиеся из-за приоткрытой двери мистера Корсы тихие, но сердитые голоса.

– А я говорю вам, надо что-то предпринять. – Это был голос миссис Пакстон. – Сколько вы собираетесь терпеть такое положение дел?

– Если пустышка считает, что здесь ему трудно, пусть уходит, – был ответ мистера Корсы.

Я застыл, не дыша, и ждал, что она скажет.

– Нули, мистер Корса, – с нажимом произнесла миссис Пакстон, – подвергаются постоянным придиркам. Кто-нибудь из них решит постоять за себя, дайте только срок.

– Я не допущу подобного в моей школе! – рявкнул на нее мистер Корса.

– Я лишь хочу сказать, что наша задача – повести учеников за собой. Если мы, учителя, ясно дадим понять, что не потерпим такого поведения, наши ученики волей-неволей последуют нашему примеру.

– Миссис Пакстон, вы и вправду настолько наивны? В нашей школе к нулям относятся точно так же, как и за ее стенами…

– Тогда в наших силах сделать нашу школу тихой гаванью, святилищем, где и Кресты, и нули будут чувствовать себя защищенными. Пусть она станет местом, где мы обеспечиваем всем равное образование, равные возможности и равное обращение.

– Серьезно? Вы делаете из мухи слона, – отмахнулся мистер Корса.

– Лучше преувеличить значимость проблемы, чем пренебречь ею. – Миссис Пакстон разозлилась и не пыталась это скрыть.

– Бросьте! Если уж на то пошло, никто не хотел, чтобы они у нас учились.

– Я хотела! – парировала миссис Пакстон. – И некоторые из наших учителей, и правительство, и…

– Правительство исполнило распоряжения Пангейского экономического сообщества. И по одной-единственной причине: испугались санкций.

– Неважно, по какой причине. Главное – они это сделали. Что посеешь, то и пожнешь, помяните мое слово. Теперь нули учатся в нашей школе, и, если мы не возьмем дело в свои руки, весь план провалится. – Пауза. – Или на то и расчет?

Дело миссис Пакстон было обречено, но она не подозревала об этом. Слушать дальше я просто не мог. Повернулся, на цыпочках вышел в коридор, тщательно и бесшумно закрыл дверь. Не прошло и минуты, как миссис Пакстон пулей вылетела из кабинета секретарши. Увидела меня и остановилась.

– Каллум, что вы здесь делаете? – Она нахмурилась. – Каллум?!..

– Мистер Джейсон выгнал меня с урока, мисс.

– За что?

Я прикусил губу. Отвел глаза.

– За что, Каллум?

– Мы… у нас вышел спор…

Миссис Пакстон ждала продолжения.

– Об истории.

– Правда?

– Миссис Пакстон, это несправедливо. Я прочитал несколько тысяч книг по истории, и ни в одной из них нет ни слова о нас, нулях, только говорится, что Кресты воевали с нами и победили. Я считал, история – это поиски истины.

– А! – Миссис Пакстон кивнула. – И вы обрисовали свою точку зрения мистеру Джейсону?

Я тоже кивнул.

– Ясно. Каллум, иногда лучше о чем-то промолчать…

– Но ведь все молчат! Почти все, – поправился я. – А когда о чем-то молчат, это вскоре забывается. Поэтому мы, нули, не попадаем в исторические монографии – и не попадем, пока сами их не напишем. Мистеру Джейсону не понравилось, когда я сказал, что у нас, нулей, тоже есть заслуги. Правда, мистеру Джейсону не нравится все, что я говорю и делаю. Он меня ненавидит.

– Чепуха. Просто мистеру Джейсону не хочется, чтобы вы потерпели неудачу. И если он слишком строг с вами, то лишь потому, что стремится… – миссис Пакстон поискала нужное слово, – выработать у вас стойкость.

– Да бросьте! – Я даже не пытался скрыть едкий скептицизм в голосе.

Миссис Пакстон взяла меня за подбородок, чтобы я поднял голову и посмотрел прямо на нее.

– Каллум, политический курс и в нашей школе, и во всех остальных давно пора менять. Честное слово, мистер Джейсон не больше моего хочет, чтобы вы потерпели неудачу. Нам не нужно, чтобы кто-то из нулей потерпел неудачу.

– Он сам вам так сказал, да?

Миссис Пакстон безвольно уронила руку.

– Ему не обязательно было это говорить.

– Ага, как же. – Я и не собирался ей верить.

Миссис Пакстон некоторое время задумчиво помолчала.

– Каллум, сейчас я скажу вам кое-что совершенно секретное. Полагаюсь на ваше умение хранить тайны. Вы меня понимаете?

Я не понимал, но кивнул.

– Мистер Джейсон не настроен против вас. Знаете почему?

– Нет.

– Его мать была нулем.

Глава 31
× Сеффи

– Камаль, не надо так со мной обращаться. Я этого не потерплю.

– Тогда пойди выпей еще бутылочку вина, а лучше сразу восемь. В последнее время ты только на это и способна.

Папа говорил таким тоном, что я поежилась: было слышно, что он глубоко презирает маму и не стремится это ни скрыть, ни смягчить. Минни сидела на лестнице повыше меня, и мы слушали одну из редких родительских ссор. Редких лишь потому, что папы никогда не было дома. Редких потому, что в тех случаях, когда папа был дома – а это случалось раз в сто лет, – мама либо не замечала провокаций, поскольку была пьяна, либо не начинала ссору первой, поскольку была слишком хорошо воспитана. Мы только что поужинали в гостиной, и мама отправила нас с Минни наверх делать уроки. Одно это было достаточно толстым намеком, что у родителей что-то не ладится. Мама отправляла нас делать уроки, только когда хотела, чтобы мы не путались под ногами.

– Ты даже не станешь отрицать? – спросила мама.

– Зачем мне? Нам с тобой пора взглянуть фактам в лицо. Давно пора, если уж на то пошло.

– Камаль, чем я это заслужила? Я всегда была тебе хорошей женой. Хорошей матерью для наших детей.

– Что есть, то есть. – Папин тон стал еще более язвительным, хотя, казалось бы, куда уж больше. – Ты была прекрасной матерью для всех моих детей.

Я повернулась и вопросительно поглядела на сестру. Она смотрела прямо перед собой. Что папа имеет в виду?

– Старалась как могла. – Мама, похоже, готова была заплакать.

– Как могла? Не так-то много ты и можешь.

– А что, я должна была взять в дом твоего выродка?! – завизжала мама.

– О нет! Чтобы великая Джасмин Адейбе-Хэдли вырастила ребенка супруга как собственного? Это немыслимо. Растить моего сына было бы трудно: вдруг ты сломала бы ноготь или испачкала какое-нибудь дизайнерское платье? Не приведи Господь!

– Теперь я понимаю, что должна была разрешить тебе взять твоего сына в дом, – проговорила мама. – Но, когда ты сообщил мне, я была оскорблена. И совершила ошибку.

– Как и я, когда женился на тебе! – выпалил в ответ папа. – Ты хотела наказать меня за сына, который родился еще до того, как мы с тобой познакомились, и потратила на это годы! Я не виноват, что решил наконец: с меня хватит.

У папы есть сын? У нас с Минни есть брат. Я повернулась к сестре. Она смотрела на меня, сузив глаза. У нас есть брат…

– Камаль, я хочу… Я надеялась, может, мы могли бы начать сначала, – робко заговорила мама. – Мы с тобой, без всех. Уехали бы куда-нибудь и…

– Ой, Джасмин, даже слушать смешно! – оборвал ее папа. – Все кончено. Смирись. И вообще, посмотри на себя! Ты себя запустила.

Тут я ахнула – и не только я.

– Как ты можешь быть таким жестоким! – воскликнула мама.

– А как ты можешь быть пьянчужкой? – ответил папа. – Хуже того, скучной пьянчужкой.

Минни встала и побежала наверх. Я ее понимала. И знала, что сама должна поступить так же. Ничего не слушать. Уйти. Убежать, пока не возненавидела и мать, и отца – но я осталась сидеть. Как дура.

– Если бы не я, ты не стал бы заместителем премьер-министра. Ничего бы не добился. – Мамин голос дрожал.

– Прошу тебя, не притворяйся, будто старалась ради меня: мы оба знали, что ты все делала в первую очередь ради себя, потом – ради детей, потом – ради соседей и своих подруг. А мои желания, мои нужды – все это было далеко внизу твоего списка.

– Что-то я не слышала твоих возражений, когда мои знакомые сводили тебя с кем нужно, вводили тебя в нужные круги…

– Нет, я не возражал, – согласился папа. – Но ты получала от этого не меньше выгоды, чем я.

– А теперь ты собираешься бросить меня, бросить своих детей ради этой… этой… – Мамин голос был весь пропитан горечью.

– Ее зовут Грейс, – грубо перебил ее папа. – И я не собираюсь тебя бросить. Я бросил тебя уже давно, ты просто не желала верить в это. У вас с детьми будет все необходимое. Вы будете прекрасно обеспечены. И я намерен регулярно встречаться с дочерьми. Я очень люблю их и не желаю, чтобы ты настроила их против меня своим ядовитым языком. Но после следующих выборов я публично заявлю, что мы с тобой расстаемся.

– Тебе это с рук не сойдет. Я… я подам на развод! – пригрозила мама. – Расскажу всем газетам…

– Подашь на развод? – Папа искренне рассмеялся. Я съежилась, зажала уши пальцами, но тут же вытащила их. – Джасмин, день, когда ты разведешься со мной, станет счастливейшим днем в моей жизни.

– Ты не можешь позволить себе скандальный развод в твоем положении. Которое занимаешь благодаря мне.

– Если бы мне давали пенни каждый раз, когда ты об этом напоминаешь, я был бы богатейшим человеком на планете, – ответил папа.

Послышались папины шаги по паркетному полу. Я вскочила на ноги, метнулась наверх – и не останавливалась, пока не очутилась в своей комнате. Привалилась спиной к двери, закрыла глаза. Я не плакала. И даже не собиралась. Схватила куртку, висевшую на стуле, побежала вниз и выскочила из дома, пока никто не успел помешать мне. Надо было собраться с мыслями, а дома это не получится, не такое это место. Я бежала и бежала – через розарий, через пустырь, на пляж. Может, если бежать достаточно быстро, мысли сами встряхнутся и со щелчком встанут в нужном порядке.

Папа нашел другую женщину. Он уходит от нас. И у меня есть старший брат, старше Минни. Ни в чем в моей жизни я не могу быть уверена. Не за что уцепиться, не на что опереться. В голове все кружилось, кружилось – и…

Каллум!

Каллум был уже там – на нашем месте. В нашем мире.

Едва увидев его, я промчалась по пляжу и плюхнулась на песок рядом с ним. Каллум обнял меня за плечи. Мы посидели молча, пока я пыталась разобраться в собственных мыслях. Посмотрела на Каллума – он сидел в профиль ко мне. Но я все равно видела достаточно, чтобы понять, что его что-то тревожит, ему от чего-то грустно.

– Мне стыдно за мистера Джейсона, – сказала я наконец. – Я только сегодня на уроке поняла, о чем ты говоришь.

– Не извиняйся за него. – Каллум нахмурился. – Не твоя ответственность – извиняться за каждого безмозглого болвана на свете.

– Только за безмозглых болванов-Крестов? – Я усмехнулась.

– Да и за них не надо. – Каллум улыбнулся в ответ. – Знаешь, что я тебе скажу? Давай ты не будешь извиняться за всех идиотов-Крестов, а я не буду извиняться за всех таких же нулей. Согласна?

– Заметано.

Мы с Каллумом пожали друг другу руки.

«Вперед! – сказала я себе. – Чем скорее со всем покончишь, тем лучше!»

Я втянула побольше воздуха и начала:

– Каллум, мне нужно кое в чем тебе признаться. По поводу дня рождения.

Едва эти слова сорвались с моего языка, Каллум весь окаменел.

– А что? – отозвался он, чтобы я не молчала, и рука, обнимавшая меня за плечи, опустилась на песок.

– Ну, просто… я хотела, чтобы ты пришел, но в основном по неправильным причинам.

– По каким причинам?

– Хотела позлить маму и так называемых друзей, – объяснила я. – Хотела им всем отомстить.

– Понимаю.

– Нет, не понимаешь, – продолжала я. – Я говорю тебе об этом сейчас, потому что отзываю приглашение.

– Почему?

– Потому что… потому что… – промямлила я в надежде, что Каллум примет мою жалкую попытку объяснения.

Он коротко улыбнулся мне и сухо ответил:

– Спасибо.

– Не за что. Мы отметим мой день рождения как-нибудь иначе, хорошо?

– Хорошо.

– Взрослеть трудно. – Я снова вздохнула.

– Дальше будет еще труднее, – предупредил Каллум, внезапно помрачнев.

Я посмотрела на него и открыла рот, чтобы спросить, что он имеет в виду. И закрыла, так и не сказав ни слова. Я очень боялась его ответа.

Глава 32
• Каллум

Было уже поздно, к полуночи, а я лежал поверх покрывала на своей кровати и пытался понять, что сказала мне миссис Пакстон. «Мать мистера Джейсона была нулем»… Что-то тут не складывается. Миссис Пакстон совершенно уверена, что мистер Джейсон на моей стороне, но ведь каждый раз, когда он смотрит на меня…

Он меня ненавидит.

У меня не было в этом никаких сомнений. Ну, почти никаких. Может, у меня просто паранойя. Может, я просто трус и заранее считаю каждого Креста своим врагом, чтобы потом, если так и окажется, сказать: «Я же говорил!» Но миссис Пакстон мне не враг. И Сеффи, конечно, тоже. Я потер лоб ладонями. Мысли крутились с такой скоростью, что голова раскалывалась. Я больше ни в чем не был уверен.

В дверь постучали. Я сел.

– Кто там?

– Линни, – сказала моя сестра. – Можно к тебе?

– Конечно.

Линетт вошла в комнату и тихо затворила дверь за собой.

– Ты как? – спросил я.

– Не очень. – Линни помотала головой. – А ты?

– Тоже. Но ничего, переживу.

На это Линни посмотрела на меня как-то странно. Но потом улыбнулась, и непонятное выражение исчезло без следа. После ссоры Линни с Джудом ни один из них не сказал другому ни слова. Сестра села в ногах моей кровати. И принялась теребить выбившиеся из покрывала нитки. Я не знал, что сказать, поэтому просто молчал.

– Как дела в школе?

– Нормально. Узнаю много нового.

Между прочим, истинная правда!

Должно быть, Линни уловила что-то в моем голосе – она подняла глаза и сухо улыбнулась.

– Трудно, да?

– Труднее некуда.

– Как думаешь, ты там останешься?

– Я поступил. Теперь меня оттуда клещами не вытащишь, – воинственно заявил я.

Линни улыбнулась с явным восхищением:

– Как тебе это удается, Каллум?

– Что именно?

– Не сдаваться.

Я пожал плечами:

– Сам не знаю.

– Нет, знаешь! – возразила Линни, отчего я даже вздрогнул.

И улыбнулся – настолько она была убеждена, будто я знаю, что делаю.

– Ну, наверное, я не сдаюсь, поскольку знаю, чего хочу.

– То есть?

– Хочу состояться в жизни. Изменить мир к лучшему.

Линни посмотрела на меня и нахмурилась:

– А если не получится, чтобы и то и другое сразу?

– В смысле?..

– Если бы надо было выбрать что-то одно, что для тебя важнее? Состояться в жизни или изменить мир?

В ответ я улыбнулся еще шире. Ничего не мог поделать.

– Что смешного? – спросила Линни.

– Ничего. Просто, когда мы с тобой вот так разговариваем, это напоминает мне прежнюю жизнь, – ответил я. – Мы с тобой вечно спорили обо всем на свете. Мне так не хватало наших разговоров.

Линни тоже улыбнулась мне, но потом улыбка погасла:

– Ты не ответил на мой вопрос, и не пытайся увильнуть! Что для тебя важнее: состояться в жизни или изменить мир?

– Не знаю. Наверное, состояться в жизни. Чтобы был большой дом, деньги в банке, и не надо было работать, и чтобы меня везде уважали. Когда я получу образование и у меня будет собственное дело, в мире не останется ни одного человека, который мог бы посмотреть на меня сверху вниз, ни нуля, ни Креста.

Линни пристально поглядела мне в лицо.

– Состояться в жизни, значит. Вот и я не поставила бы много на то, что ты выберешь второй вариант.

– Послушай, какой смысл менять мир, если тебе нечего предъявить, если у тебя даже денег на это нет? – спросил я.

Линни развела руками. Вид у нее стал какой-то странный: жалела она меня, что ли?

– А ты? Почему ты не сдаешься? – спросил я.

Линетт улыбнулась – улыбнулась своей загадочной нездешней улыбкой, словно ее мысли обратились вовнутрь, где мне не было места.

– Линни? – неуверенно окликнул я ее.

Сестра поднялась и направилась к двери. Я решил, что это конец разговора, но тут она повернулась ко мне – уже на пороге.

– Ты спрашиваешь, почему я раньше не сдавалась, Каллум? – Она вздохнула. – Потому что была чокнутая! Как жаль, что я больше не сумасшедшая…

– Линни, не надо так! – Я вскочил. – Ты никогда не была сумасшедшей!

– Правда? Тогда почему у меня внутри такая пустота? Я понимаю, раньше я жила в мире фантазий, но хотя бы… хотя бы где-то. А теперь я нигде.

– Это неправда…

– Да что ты говоришь?!

– Линни, у тебя ведь все нормально, да? – Я знал ответ, еще не задав вопрос.

– Да, все хорошо. Просто надо разобраться в себе. – Линни тяжело вздохнула. – Каллум, тебе никогда не приходило в голову, что все это… бессмысленно?

– Что ты имеешь в виду?

– Это и имею. Все наше существование – оно устроено с точки зрения Крестов; а с нашей? При нынешнем положении дел мы могли бы быть роботами. Могли бы и вовсе не существовать.

– Линни, скоро станет лучше, – попытался я утешить ее.

– Ты правда в это веришь?

– Ну да. То есть я же поступил в Хиткрофт, сама посуди. А несколько лет назад это было невозможно. Немыслимо.

– Но тебя не примут ни в какой их университет.

Я помотал головой.

– Это еще неизвестно. Ко времени, когда я окончу школу, может, уже и примут.

– И что потом?

– Найду хорошую работу. И начну двигаться наверх.

– Чем займешься?

Я сердито посмотрел на сестру, сдвинув брови.

– Ты говоришь совсем как мама.

– Извини. Я не нарочно. Только, Каллум, пока плывешь все выше и выше в своем пузыре, не забывай, что пузыри имеют привычку лопаться, – сказала Линни, повернувшись ко мне спиной на пороге. – Чем выше заберешься, тем больнее падать.

И Линетт ушла, не позаботившись затворить дверь. Пришлось мне встать и закрыть ее самому. Я злился на сестру. Уж кто-кто, а Линетт могла бы не просто понять, о чем я мечтаю, но и подбодрить. У меня было ощущение, что она предала меня, и это еще мягко сказано. Я уже хотел хлопнуть дверью, но тут увидел, какое лицо было у Линни: она как раз закрывала за собой дверь своей комнаты. Душа у Линни болела. Так болела, что ей хотелось плакать. Я шагнул на площадку – и поморщился, запнувшись босой ногой о гвоздь, торчавший из серых покоробившихся половиц. Потер палец, поднял голову – но Линни уже скрылась у себя.