Текст книги "Любовь и честь"

Эдриан заморгал, словно слепой.

– И ты… – Он со свистом втянул в себя воздух. – Ты хочешь, чтобы я пощадил твоего брата?

Нора подняла на него глаза:

– Эдриан, он был единственный, понимаешь, единственный, кто выказал мне хоть какую-то доброту. – Это Дэвид тайком передавал ей хлеб и воду. Он привел Гризель вместо служанки, которая так жестоко предала ее. Он, не боясь отцовского гнева, пытался ее утешить, когда другие от нее отступились. И он винил себя за то, что ввел Эдриана в дом. – Дэвид – это все, что у меня тогда было, – прошептала она. – Только он помогал мне.

По лицу Эдриана было понятно, какая внутренняя борьба происходит в его душе.

– Ты должна была рассказать мне.

Нора вздохнула:

– Зачем? Когда мы встретились в следующий раз, я была уже замужем. Что бы это дало нам обоим?

Тусклый взгляд его глаз без слов говорил, что ему нечего на это ответить. Судьба поймала в ловушку их обоих.

– А кроме того, – смягчаясь, продолжала она, – мой муж мог причинить тебе неприятности. Брак со мной обогатил его. По-моему, на шесть тысяч фунтов. Но его гордость была бы задета, знай он, что тебе известно, какое соглашение он заключил с моим отцом. Тоу предпочитал, чтобы ты считал его доверчивым простаком, а не расчетливым мужем шлюхи.

Эдриан подался к ней так резко, что Нора вздрогнула.

– Не называй себя так.

– Это всего-навсего слово, – негромко возразила она. – Ты лучше всех знаешь, можно ли его отнести ко мне.

Казалось, у Эдриана нет ответа на этот вопрос. Он с такой жадностью вглядывался в ее лицо, как будто хотел понять, кем она стала сейчас.

Нора тоже не знала, кем они стали друг другу. Несколько минут назад все было ясно. Роль каждого была определена. Вдруг ей подсознательно хочется, чтобы все оставалось как прежде? Может, безопаснее соблюсти дистанцию и вернуться к назначенной роли?

– Эдриан, – напряженным шепотом начала она, – может, нам лучше стать откровенными врагами? Думаю, враги могут уважать друг друга.

Он измученно покачал головой, странно хмыкнул и шагнул к Норе.

– Дурочка.

Она завороженно следила за ним и вскрикнула, когда Эдриан поднял ее и заключил в объятия. Голова у нее закружилась. Ладонь Эдриана легла на ее щеку.

– Что?..

– Ш-ш-ш…

Подхватив Нору крепкими руками, он осторожно понес ее к кровати. От покрывала пахнуло лавандой. Нора изумленно подняла взгляд. Ее сумеречному сознанию вдруг представилось, что на лице Эдриана отразилась нежность, которой она не видела много лет.

Он наклонился над ней так низко, что она видела темные черточки на роговице глаз, видела, как их яркая зелень делается золотистой вокруг зрачков. Он пристально всматривался в ее лицо, его дыхание согревало ей кожу. Нора лежала не двигаясь и не пыталась понять, что означает этот взгляд, а просто впитывала в себя лихорадочный жар его тела. Все произошедшее казалось ей сном, и она больше не старалась вникнуть в смысл событий.

– Я спрошу еще раз, – очень мягко произнес он и осторожно убрал прядь волос с ее лица. – Зачем приезжали те люди?

Нора облизала губы. Эдриан не сводил с нее глаз, отчего по ее телу распространилась огненная волна. Она чувствовала себя как пьяная.

Сон это или не сон, но он опасен. Нора плотно сжала губы и резко вздохнула.

– Я не предам своего брата. Тебе придется заставить меня как-то иначе.

Эдриан не сводил с нее глаз.

– Предложи, как.

– Не могу. Я должна расплатиться с ним за добро.

Он мрачно улыбнулся:

– Я тоже.

Норе послышалась в его голосе кровожадная нота. Она закусила губу, хотя надо было вступиться за Дэвида, рассказать о его доброте, потребовать, чтобы Эдриан пощадил брата. Нора прекрасно знала, как это бывает у мужчин – тогда, во внутреннем дворе Ходдерби, Дэвид не щадил Эдриана. И он никогда не согласился бы на брак между членами их семей.

Она сама должна защитить Дэвида, ибо Эдриан этого ни за что не сделает.

Продолжая смотреть на Нору, Эдриан отступил на шаг, потом развернулся и пошел к двери.

Нора испуганно приподнялась на локтях. Он что, хочет уйти? Решил покончить с допросом? Но у нее самой есть вопрос.

– Что ты имел в виду, когда назвал меня дурочкой?

Уже взявшись за ручку, Эдриан обернулся. Нора почувствовала, как он напрягся, но его ответ прозвучал вполне мирно:

– Засыпайте, миледи. Сладких вам снов.

Дверь тихонько закрылась.

Глава 9

Часовня была узкой и темной. Ее сложили из тесаного камня, когда на троне еще сидел Плантагенет. Эдриан опустился на жесткую холодную скамью. Узкие окна с рифлеными стеклами едва пропускали свет восходящего солнца.

В нем бушевал холодный гнев. Хотелось разбить что-нибудь, уничтожить, растоптать.

Его взгляд упал на золотой резной крест, нависший над алтарем красного дерева, на изломанную фигуру на нем. Кто-то приложил немало усилий, изображая мучения на деревянном лике Христа.

Возможно, Нора права: Бог смотрит на них, но делами этого королевства не занимается. В своем Сыне он исчерпал интерес к страданиям и теперь лишь ждет Судного дня.

А может быть, даже и не смотрит. Мог ли Христос терпеть молитвы Дэвида Колвилла и его отца?

Эдриан резко выдохнул. День ее свадьбы навсегда впечатался в память, и стереть его не могли ни годы, ни расстояние. Он во всех подробностях помнил, как сверкали кольца на руках Норы, когда она подняла кубок с вином. Помнил запахи празднества – ароматы вина и жареного мяса. Помнил мелодии, доносившиеся с галереи над головами пирующих. Помнил, как испытал потрясение, удар, боль от которого так и не стихла. Помнил, как попятился из зала и почувствовал лезвие у своего горла…

Слова Дэвида Колвилла и сейчас звучали в его ушах так, как будто тот стоял рядом: «Католический пес! Я бы с радостью убил тебя, но мне жаль трудов самого ничтожного из моих слуг, которому придется смывать с пола кровь. Твоя жизнь их не стоит».

А вот собственного ответа Эдриан не помнил. Как будто яркая вспышка света выжгла все его чувства. Но что-то он все же сказал, потому что Дэвид Колвилл на прощание бросил: «Она умрет раньше, чем ты снова коснешься ее своими грязными лапами». Так сказал ее брат, которого она сейчас защищает и который, по словам Норы, единственный из всех помогал ей.

«Я ничего не знала о соглашении, которое они заключили».

Воспоминание об этих тихих словах Норы молотом стучало ему в висок. Он полагал себя бесчувственным? Нет, в нем билась ярость, и ничего больше. Ярость, ужас и… сожаление. И стыд.

Эдриан сжал кулаки. Потом разжал. Вдохнул, выдохнул. Надо подумать. Все это произошло много лет назад. Это уже свершилось, но никак не повлияло на последующие события.

Итак, Нора его не предавала. Она сама подверглась насилию. Но даже знай он об этом, его действия не могли быть иными. Он сделал все возможное, приложил все силы, чтобы вернуться за ней. Правда о прошлых событиях не заставила его иначе оценить собственные усилия, а лишь доказала, как они были необходимы. Но стыд остался.

Только один раз была между ними близость. В тот единственный раз все произошло так неумело, поспешно, но так прекрасно, что казалось почти невинным, безгрешным и даже благословенным.

Позже он стал вести себя с осторожностью. Прилагал недюжинные усилия, чтобы соблюдать целомудрие, признавая, что последствия близких отношений грозят только ей, а не ему, и подвергать ее этому риску бесчестно, хотя юный пыл окрашивал все в иные краски.

Сейчас, понимая, что тот случай действительно разрушил ее жизнь, и признавая обвинения Норы, он трезво оценивал тот день в полях. Невыразимо сладкие объятия превратились в его сознании в нелепый акт насилия, который кровавым пятном окрасил и ее жизнь, и его.

На Эдриана накатила волна дурноты. Если бы он никогда к ней не прикасался… Если бы они сохранили целомудрие…

А сейчас он, Эдриан, снова возник в ее жизни, чтобы погубить ее снова.

Он поднял взгляд на распятие. Ангелы отвернутся от него. Впереди только тьма.

Эдриан не знал, ждет ли его загробная жизнь, Страшный суд и возмездие. Может быть, не существует ни рая, ни ада. Может быть, тело его рассыплется в прах. Ведь люди просто играют в религию. Они превратили Бога в повод для войн.

Значит, впереди ничего нет. Наказание за грехи – это смерть, награда за добродетель – могила. Но даже если на небесах есть Владыка, это не изменит его действий. Вечным проклятием, которое ему суждено, Эдриан расплатится за земную жизнь для себя и близких, в которой они не будут рабами.

Его брат – тот, кто знал, что Нора вынашивает его ребенка, – его брат мертв. Лорд Хэкстон пока недосягаем. Но Дэвид Колвилл скоро будет в его руках, и тогда справедливость восторжествует. Прольется кровь.

Эдриан втянул ноздрями заплесневелый воздух, ощутил на языке вкус столетий, заполненных покаянием, сплюнул и вскочил на ноги. В этом пространстве он не чувствовал ничего – ни благодати, ни осуждения, ни проклятия. Здесь торжествует лицемерие. Именно здесь он перережет глотку Дэвиду Колвиллу.

Эдриан двинулся к выходу, но в проходе на полпути вдруг почувствовал, как в голове шевельнулась мысль. Не его мысль, чужая. Слабый голос сказал: «А кто смоет кровь с этих полов?»

Ему показалось, это голос Норы. Он что, попросит хозяйку дома смыть кровь брата? Эдриан провел ладонью по лицу и вполголоса выругался.

Но если нет Бога, то некого проклинать. Без Бога нет судьбы, только шанс, только плоть, боль и изредка, мимолетно миг наслаждения, нежданный и непрошеный. Как сегодня, когда он обнимал Нору, слишком измученный, чтобы соблюдать осторожность.

Сумасшедшие амбиции Дэвида Колвилла могут стоить ей жизни. «Дэвид – все, что у меня оставалось. Он единственный помогал мне», – сказала Нора. Но так было не всегда. Так было не всегда, и так больше не будет. Теперь, хочет она или нет, у нее будет он, Эдриан.

Выбирая свой путь, ее брат пренебрег благополучием сестры. Эдриан прочел эту мысль на лице Норы. Но она не может свернуть с дороги, которую указал ей брат. Не сможет, даже если тот погибнет. Ее принципы и верность не подвержены переменам. Более того, смерть брата может усилить ее решимость.

Отлично. Если Колвилл умрет, то не от его руки. Тем временем он, Эдриан, выберет для Норы новый путь и заставит по нему пройти, даже если это вызовет ее гнев.

Эдриан не обольщался, понимая, какой будет реакция Норы. Она возненавидит его с новой силой, но зато останется жива. И будет принадлежать ему.

Глава 10

Нора спала, просыпалась и снова засыпала и проспала почти сутки. Ненадолго приходя в себя, она чувствовала прохладную руку Гризель у себя на лбу, чувствовала, как служанка тихонько возится с простынями.

Когда она наконец открыла глаза и не захотела их больше закрывать, за окном уже разгорался следующий восход. Окутанная блаженным теплом, она лежала и наслаждалась покоем.

До этого Нора только раз в жизни проспала целый день – когда потеряла ребенка. С тех пор ее преследовала загадка часов, выпавших из жизни, мучила мысль, что случилось нечто ужасное и необратимое, а последствия этого происходили, пока она лежала без чувств. Тогда она впервые задумалась о смерти. Скорее всего смерть именно такова – пустота, забвение. А мир будет продолжать жить, не заметив ее пропажи.

Это понимание бесповоротно изменило Нору, открывшееся ей знание было невыносимо. Да, придет день, и она исчезнет навеки. Нора обратилась к молитве с желанием убедить себя, что забвение – это лишь шаг на пути к благодати, последнее испытание, за которым придет воскресение. Но молитвы не помогали. Тоска и уныние затянулись на месяцы, если не на годы.

Сегодня все было иначе. Она поднялась с постели, чувствуя легкость в душе и теле. Казалось, что завершился шторм, оставив после себя мир и благополучие.

Эдриан знает все. Прошлое больше не будет мрачной тайной, которую она хранила от всех.

За окном расцветал новый день. Небо окрасилось золотыми и алыми бликами. Норе хотелось на волю, хотелось пройтись по саду, по пышным зеленым травам. Пусть туфельки и подол станут мокрыми от росы! Как сладко поют птицы! Как призывно манят наружу!

Запертая дверь так дразнила. Нора подошла к ней и приложила ухо, надеясь уловить приближающиеся шаги Гризель, но неожиданно услышала лишь тишину. Из-за двери не доносилось ни звука, даже негромкой беседы привычных стражников.

Нора сильнее прижала ухо к двери, и та вдруг подалась. Замерев, Нора ждала, что сейчас щелкнет замок и ее снова запрут. Но было по-прежнему тихо, а дверь оставалась открытой. Нора осторожно толкнула ее. В гостиной никого не было. Дальняя дверь – в холл – стояла распахнутой. Что это, ошибка?

Она не стала терять ни минуты. Свежая рубашка, корсет, нижние юбки, свободное платье, которое можно зашнуровать самой. И вот, второпях одевшись, она затаила дыхание и бросилась вниз по лестнице. Никто не пытался ее остановить. Нора чувствовала себя одновременно и вором, забравшимся в дом, и принцессой из легенды о короле Артуре, которая проснулась, проспав столетия.

Однако тишине доверять не следовало. Со всех сторон ее поджидали трудности, о которых надо помнить. Но радость не желает знать препон и ограничений. Нора улыбнулась, проходя сквозь вестибюль, и счастливо рассмеялась, когда шагнула в утреннюю прохладу. Поднявшееся над вершинами солнце приветствовало ее теплыми лучами.

Тишина в библиотеке без слов, но выразительно говорила о недоверии. Эдриан, прислонившись к тяжелому дубовому столу, позволил недоверию окрепнуть, разрастись до истинных размеров. Взгляд упал на телескоп. Медные детали ярко блестели в лучах восходящего солнца. Подумать только, ее мерзавец отец хранил телескоп как трофей!

Надо найти для работы другую комнату, какое-то место, не отравленное смрадом мужчин рода Колвиллов.

Первым заговорил лорд Джон:

– Вы шутите! – Он обернулся к Брэддоку: – Да он шутит!

То, что лорд Джон обратился за поддержкой к Брэддоку, уже говорило о том, как потрясен юнец. Непомерная гордыня отца привела к тому, что лорд Джон обычно вел себя так, словно полагал, будто нижестоящие слои существуют лишь для того, чтобы обслуживать таких, как он.

У Брэддока хватило ума промолчать в ответ. Его лицо явственно говорило о недовольстве, но по крайней мере он понимал цель этой встречи. Эдриан вызвал их не для объяснений, а чтобы отдать приказ.

– Я не шучу, – холодно отозвался Эдриан. – Ранней осенью всегда опасно употреблять в пищу молозиво. Это вам скажет любая разумная женщина.

Лорд Джон снова обернулся к Эдриану.

– Молозиво! – Он презрительно фыркнул. – Но это абсурд! Вы думаете, я не в состоянии определить пищевое отравление? В жизни не слышал, чтобы от свернувшегося молока человек лежал без сознания двенадцать часов. Я отлично могу понять, что меня отравили, сэр… – Брэддок положил руку ему на локоть, но лорд Джон раздраженно сбросил ее. – Не трогайте меня! Вы просто тупой мул, который стоит здесь и молча глотает эту ложь, как покорный осел.

Лицо Брэддока побагровело. Стиснув кулаки, он отступил на шаг, ибо не смел ответить на оскорбление при свете дня. Любой публичный скандал станет концом его службы и нанесет непоправимый вред командиру. Но вот случайная неприятность ночью… Эдриан пристально посмотрел на помощника. Это было не первое оскорбление со стороны лорда Джона. В любой момент дело может кончиться несчастным случаем, а это принесет Эдриану не меньше вреда.

– Идите и поговорите с людьми, – приказал он. Лучше, чтобы эти двое пока держались подальше друг от друга. – Сообщите им, что отравление вызвано недоброкачественными продуктами.

– Сообщу, – ворчливо отозвался Брэддок и бросил угрюмый взгляд на лорда Джона. – А если кто-то будет недоволен, я с удовольствием объясню.

– Не надо. Если кто-нибудь засомневается, за объяснениями пусть идет ко мне.

Брэддок поклонился и собрался выйти. Лорд Джон запустил пальцы в волосы и дико посмотрел на Эдриана.

– Я в это не верю, – заявил он, когда дверь захлопнулась. – Это какое-то сумасшествие. Вы же понимаете, что мы отравились не пищей. А эта маркиза? – Он упер руку в бок. – То, что вы предлагаете разрешить ей свободно бродить, несмотря на то…

– Я не предлагаю, – бесстрастно произнес Эдриан. – Я приказываю. Если подчинение приказам для вас слишком тягостно, можете отправляться назад в Лондон. Прямо сейчас. Мне дорог каждый человек, но все же я выделю вам средства и лошадь.

Лорд Джон ответил недоверчивым взглядом:

– Я не могу… вы не можете… ехать одному…

Эдриан пожал плечами. На дорогах действительно шалили разбойники. Большинство из них полагали, что лучший способ избежать петли – не оставлять свидетелей.

– Вам нечего особенно бояться. Я несколько раз проделал это путешествие в одиночку. Главное, хорошо управляться со шпагой.

Замаскированное оскорбление заставило мальчишку вспыхнуть. Он резко шагнул к Эдриану.

– Что дальше? Что будет, если я останусь? Может, вы пригласите в дом ее братца, чтобы он полюбовался, как мы спим?

Эдриан встал и выпрямился.

– Это в детской можно препираться, там это сойдет, но среди мужчин слова мало что значат, скорее раздражают, как жужжание мухи.

– Вы защищаете женщину, которая нас отравила! Вы нянчитесь с этой сукой, с этой предательницей, хотя любой, кроме папистского пса, вздернул бы ее во дворе на забаву солдатам.

Мощный удар сбил юнца с ног.

Распростершись на полу, тот недоуменно моргал. Эдриан, успокаиваясь, втянул в себя воздух и любезно улыбнулся:

– Хотите еще что-нибудь сказать? – Несколько секунд он ждал ответа. – Нет? Отлично. Можете поблагодарить отца, что это была всего лишь пощечина. Лично я предпочитаю кулак. Но, насколько мне известно, он весьма дорожит вашим хорошеньким личиком. Может быть, стоит написать ему и поблагодарить? Уверен, что его заинтересуют и другие ваши мысли.

Мальчишка тут же пришел в себя, неловко поднялся на ноги и попятился к двери.

– Мой отец добьется, чтобы вам отрубили голову!

– Если бы это было в его власти или во власти его друзей, я был бы уже мертв, – усмехнулся Эдриан. – Но похоже, Барстоу решил не просвещать вас. Спросите его, сколько денег он мне должен, какая часть его переписки оказалась у меня и какова природа его невольной дружбы со мной. Думаю, вы найдете все это весьма поучительным.

Лорд Джон судорожно дернул шеей. Впервые за весь этот разговор в его глазах мелькнула неуверенность.

– Вы плохо выглядите, – пробормотал Эдриан. У мальчишки уже распухла щека. – Испорченная пища может очень дурно сказаться на тканевых жидкостях нашего тела, ведь так?

Губы лорда Джона беззвучно шевельнулись.

– Так может?

– Да! – выкрикнул он. – Может!

Эдриан рассмеялся:

– На самом деле мы должны радоваться, что никто не погиб из-за несвежей еды. Такое случается каждый день. Будем молиться, чтобы такое не повторилось с еще худшими последствиями.

Мальчишка быстро учился, а потому ничего не ответил на эту угрозу. Было видно, что он дрожит. Эдриан решил, что не только от страха, но и от гнева. В целом он не совсем безнадежен. Этот урок дисциплины может пойти ему впрок.

– Держите ваши глаза и мысли подальше от леди Тоу, – спокойно добавил Эдриан. Это его дело, и больше ничье. – А теперь отыщите Брэддока, извинитесь за то, что оскорбили его, и спросите, можете ли помочь ему распространить новость.

Нора вернулась с прогулки, когда дом проснулся. Повернув за угол, она едва не столкнулась с Эдрианом, который поддержал ее за плечи, и, отступив, поздоровался:

– Миледи Тоу, доброе утро.

Увидев его при свете этого нового дня, Нора почувствовала, что не знает, как на него смотреть. Эдриан был тщательно одет в темно-зеленый сюртук и верховые бриджи. Лицо узкое, мрачное. Волосы убраны назад. Она вдруг занервничала.

– И вам доброе утро.

Сейчас последует приказ вернуться в свою комнату или объяснить, почему она выходила из дома. Но Эдриан лишь сказал:

– Вы хорошо выглядите. Сон вас освежил?

Нора растерялась. Эдриан спокойно поймал ее взгляд. На лице – никаких следов того, что произошло ночью.

– Да, – пробормотала она. – Со мной все хорошо.

– Рад это слышать. – Он слегка поклонился и продолжил свой путь.

Нора как завороженная смотрела ему вслед. Неужели все так просто? Он решил сделать вид, что она не рассказывала ему о произошедшем шесть лет назад? Неужели это для него ничего не значит?

Она открыла было рот, но прикусила язык. Надо быть благодарной за это его безразличие. Так легче укрепиться в ненависти к врагу.

Однако не успел Эдриан свернуть за угол, как Нора его окликнула:

– Подождите, я…

Он обернулся.

– Да?

Она постаралась принять достойный вид.

– Признаюсь, я удивилась, когда обнаружила, что моя комната не охраняется.

Уголки его губ слегка приподнялись.

– А вы предпочли бы охрану?

– О нет. Разумеется, нет. Но я не могу понять… – Смутившись, она замолчала. Было нелепо говорить, что разумнее держать ее под замком, после того как она чуть не отравила весь гарнизон. – То есть мне хочется знать, что ты им сказал. – Норе не хотелось встретить обозленного на нее солдата.

Эдриан приподнял бровь и подошел на шаг ближе.

– Сказал им? Ты имеешь в виду их продолжительный сон?

– Да.

– Ну как же! Объяснение очень простое. Что это может быть, кроме недоброкачественной еды? Пудинг с молозивом всегда опасен. Надеюсь, ваша кухарка пока воздержится от него?

Нора не сразу справилась с удивлением.

– Неужели ты это серьезно?

– Ну разумеется.

– Но они же не поверят!

– Поверили. – По его непроницаемой мине ничего нельзя было прочесть. Но почему? Почему он решил солгать и спасти ее от гнева солдат? – Больше им ничего не надо знать. – Эдриан оглянулся, потом снова посмотрел на Нору. – Так вы идете?

Это сумасшествие! Может, она еще спит?

– Иду – куда?

– Монтроз обмолвился, что вы намеревались проверить пасеку.

– О Боже, я… я забыла. – Он сам дал ей подсказку.

Эдриан улыбнулся. И какой чудесной улыбкой – простой, без всякого подтекста.

– Значит, дела там идут неважно?

– Нет, почему же, – отвечала Нора. – Вовсе нет. – Ей стало вдруг удивительно легко с ним. Странное умиротворение, которое пришло к ней утром, сейчас вернулось. Она осторожно улыбнулась в ответ. – Там все отлично.

Пчелы не любят дыма и шума, а потому пасека располагалась на приличном расстоянии от дома, в полях, где в изобилии цвел сладкий белый клевер. Бок о бок они шли по траве, еще влажной от утренней росы. В липах прятались птицы, чьи песни были полны неистовой радости.

– Мне кажется, погода еще постоит, – сказала Нора, бросая на Эдриана косой взгляд. Последние несколько минут он молчал и просто шел рядом широким быстрым шагом, но, возможно, более медленным, чем было ему привычно. Придерживая юбки руками, Нора за ним легко успевала. А он рассеянным взглядом рассматривал расстилавшийся перед ними зеленый пейзаж.

– Похоже. – Он поднял лицо к небу и, купаясь в его лучах, прикрыл глаза. Эта простая чувственная радость до крайности взволновала Нору. Смугло-золотистая кожа и выгоревшие светлые волосы придавали ему вид настоящего солнцепоклонника или даже порождения самого солнца. Эдриан выглядел как человек, который знает, как извлечь радость из самого простого удовольствия.

У Норы пересохло во рту. Она вспомнила – внезапно и очень живо – выражение его лица, когда он в юности пытался доставить ей наслаждение. Его полная сосредоточенность, вздох удовлетворения.

– Повезло, – добавил он, и Нора отвела взгляд и глубоко вздохнула.

– Конечно. – Что за глупость, право. Он поднял лицо к солнцу, а у нее захватило дух. Она была так недовольна собой, что голос прозвучал раздраженно: – Только уже слишком поздно. Нас ждет тяжелая зима.

Нора почувствовала, что он посмотрел на нее с любопытством, но не подняла глаз от травы под ногами.

– Да, я слышал о ваших трудностях с урожаем, – ответил он. – Вам придется урезать выдачу зерна?

– А вам нет? – Любой дождь над Ходдерби обязательно пройдет и над Бэддлстоном.

– Нам тоже пришлось бы, если бы не мера, которую я ввел два года назад. Эксперимент, предпринятый к огромному неудовольствию моих арендаторов. Рядовая сеялка мистера Тала, вы слышали о ней? – Нора покачала головой. – Замечательная вещь, – продолжал Эдриан. – Очень экономная по сравнению с ручным севом. Разумеется, арендаторы боятся, что их руки станут не нужны и они потеряют работу. Я с трудом убедил их воспользоваться этим изобретением. Но прошлой осенью оно увеличило наш урожай в четыре раза.

– В четыре раза!

– Да. Так что даже в теперешних условиях у нас есть кое-какой запас.

Нора не могла даже представить себе такую прибавку. В четыре раза!

– Оно очень дорогое, это приспособление?

– Дело не в дороговизне. Его трудно достать, – с грустной улыбкой отвечал Эдриан. – Когда мистер Талл появляется в каком-нибудь месте, то ему приходится опасаться за свою жизнь, и не зря. Ни одному человеку не нравится мысль, что его можно заменить машиной. – Он рассмеялся. – Возможно, мне надо благодарить эти дожди – если этой зимой люди будут хорошо есть, несмотря ни на какие дожди, то это лучше, чем я, докажет пользу нововведений.

– Я напишу мистеру Таллу! Его машина может принести большую пользу в Ходдерби.

– Непременно. Но у меня есть его чертежи. Если хотите, мой управляющий объяснит Монтрозу, как сделать это приспособление.

Нора открыла рот, чтобы согласиться, но тут же одернула себя. Она не вправе принимать такое решение. О каждом шаге, касающемся арендаторов, необходимо советоваться с Дэвидом.

От этой мысли она помрачнела. Брата трудно заинтересовать вопросами, связанными с хозяйством. Он уродился в отца, унаследовал его темперамент. Государственная политика занимала его больше, чем управление поместьем. Как и Ривенхема, решила она.

– Почему вы занимаетесь такими вещами? – спросила она.

Он бросил на нее удивленный взгляд.

– Улучшением урожая?

– Но ведь хозяйством занимается ваш управляющий, разве не так?

– Конечно, так. Но это моя земля и мои люди.

Как просто это прозвучало.

– Но ваши политические интересы, ваши дела в Лондоне…

– Они служат той же цели, – объяснил он. – Что в них толку, если они не способствуют сохранению того, что принадлежит мне?

Именно так. Нора ясно понимала, что он имеет в виду.

– Бэддлстон для вас – все.

Эдриан нахмурился:

– Как Ходдерби – для тебя… насколько я помню.

– Конечно, но… – Она проглотила конец фразы. Ходдерби ей не принадлежит. Он принадлежал отцу, теперь – брату, а после него будет принадлежат сыну брата.

Но – о, предательская мысль – Дэвид никогда не будет заботиться о Ходдерби так, как она. Земля говорила с ней, как живая, она была частью ее души. Нора не могла отделить любовь к этим местам от любви к семье. Служить семье значило служить земле. Владение этой землей было источником власти и чести, которыми Колвиллы так гордились.

Тогда почему хранители этой земли выбрали чужие берега, интриги и политику, когда земля страдает, а людям на ней угрожает голодная смерть?

Нора обхватила себя за плечи, стыдясь собственных мыслей. Отец и брат служат Якову Стюарту не из честолюбия. Да, новые друзья Георга Ганноверского дурно обошлись с ее отцом, и он вправе требовать удовлетворения. Однако его поддержка законного короля служит более благородным целям, чем месть?

– Если хочешь, ты можешь сама с ним поговорить.

Нора удивленно подняла глаза:

– С кем? С твоим управляющим?

Эдриан кивнул.

Нора закусила губу. Дэвид оставил Ходдерби ей в управление при молчаливом условии, что она будет вести дела тем курсом, который выбрал он сам. Но его нет уже так долго…

Он не должен был уезжать. Он нужен людям в поместье, его место не во Франции, а здесь. Даже служа Якову Стюарту, он мог бы управлять сельскими делами издалека. Он же предпочел отправиться во Францию вместо того, чтобы остаться тут.

– Хорошо, – решительно согласилась Нора. – Пошлите за своим управляющим. Я очень хочу поговорить с ним.

А когда Дэвид вернется – если у них вообще возникнет ссора по этому поводу, ведь его будет ждать масса других дел, – то Нора сумеет объяснить свои действия.

– Он вам понравится, – заметил Эдриан. – Очень ученый человек. Даже учился в Сент-Эндрюсе.

Нора улыбнулась. Ей невольно польстило, что Эдриан видит в ней женщину, способную оценить ученость.

– А он будет слушать женщину?

– Не представляю, чтобы было иначе. Но, думаю, ты заставишь его тебя выслушать, если он вдруг усомнится.

От этих слов веяло такой теплотой, что у Норы сжалось сердце. Эдриан, без всяких сомнений, полагал, что она способна вызвать уважение в любом собеседнике. Нет, не так – что она заслуживает уважения.

– Да, – согласилась она, – сумею.

Теперь Нора вспомнила, почему влюбилась в него. Лучше бы этого никогда не было.

Наконец показалась старая деревянная хижина, в которой располагались ульи. На лице Эдриана возникла улыбка. На мгновение он словно помолодел – настоящий мальчишка, тот самый, которого она любила. Нора почувствовала, как что-то кольнуло в сердце.

– Замечательно! – воскликнул Эдриан. – Ты побелила избушку.

Нора кивнула:

– Да. А ульи я покрасила желтым. Мне кажется, пчелам нравится яркий цвет не только на цветах, но и у себя дома.

– И как, помогло?

– Значительно.

– Ловко, – пробормотал он.

Нора удержала нескромное желание согласиться с ним. Дэвид дразнил ее за выкрашенные ульи, думал, что все это женские штучки – чтобы было красивее. «Потом ты захочешь обить их бархатом», – смеялся он. Но в результате рои чудесным образом выросли.

– Но устройство ульев мы оставили твое, – продолжала рассказывать Нора. – До того как их покрасить, я пробовала использовать пшеничную солому и ветки ежевики, но пчелиные рои уменьшились.

Харрисон, пасечник, заметил их и вышел навстречу. Нора послала вперед мальчика с кувшином легкого пива и полосками сетки, которые сейчас лежали в корзинке у двери. Харрисон поднял кувшин.

– Доброе утро, миледи. – Старик отбросил седую прядь и сердито нахмурился. Уже во времена ее детства он выглядел древним старцем. В подростковом возрасте, пока Норе еще разрешали играть с детьми арендаторов, она в компании юных оборванцев пробиралась к домику пасечника, как к пещере чудовища. Харрисон выскакивал, угрожающе тряс палкой, кричал, а они в сладком ужасе бросались наутек.

Она еще и теперь по привычке удивлялась, почему он не замахивается на нее палкой. Хмурая мина – это ерунда. Однако, заметив графа, он изменил манеры. Узнав Эдриана, которого помнил с прежних времен, выпрямился, а потом отвесил вежливый поклон. Нора чуть рот не открыла от изумления.

– Милорд, – хриплым голосом обратился он к Эдриану, – рад вам служить. Очень рад видеть вас, если мне позволено так сказать.

– Я тоже рад видеть тебя, – улыбнулся Эдриан. – Слышал, ты еще пользуешься ульями, которые мы с тобой придумали.

Морщинистые щеки старика покраснели.