Текст книги "При чем здесь любовь?"

Никому не нравится слышать, что что-то направляет их поведение или их жизнь помимо их собственной свободной воли. Это особенно справедливо для западного общества, где свободная воля является основным принципом политической и экономической системы. Я не удивлюсь, если у кого-то из читателей возник рефлекторный мысленный протест против моего предположения, что гены лежат в основе нашего желания заниматься сексом. Но, с точки зрения биолога, основной причиной, фундаментальной причиной, почему мы занимаемся сексом, является то, что нас к этому побуждают наши гены[87]87
  Dawkins 1976; Wilson 1975.


[Закрыть]. Если это предположение звучит так, будто мы являемся поведенческими автоматами, двигающимися от одного тела к другому, не задумываясь, раздвигаем ноги или распространяем сперматозоиды, это совсем не то, что я имею в виду. Но задумайтесь на минуту о сексе у других видов животных, например ящериц. Если я скажу, что ящерицы спариваются, потому что их гены запрограммированы на то, чтобы каждая ящерица нашла себе пару и произвела себе подобных, никто и глазом не моргнет. Потому что вид брачных игр ящериц определенно не вызывает в воображении романтической картинки разделения ящерицами совместного удовольствия или их цели скрепить особые отношения. Вместо этого мы видим работу Природы в действии. Возможно, я могла бы относительно легко убедить вас, что эти ящерицы в биологическом плане являются двумя спиралями ДНК, объединяющимися, чтобы воспроизвести свою ДНК и передать ее дальше. Но когда я предполагаю, что та же запрограммированность ДНК лежит за всем безумием, которое у нашего вида называется любовью, люди ощетиниваются. Нам хотелось бы верить, что совокупление людей является чем-то более возвышенным, более значимым взаимодействием тел и душ, чем у других животных. Часто это может быть и так. Но в глубине, под всей этой любовью и соблазном, лежащими в основе привязанности и интимности, только давление ДНК.

Нечто глубоко внутри нас заставляет нас привлекать партнера и заниматься сексом, потому что наша внутренняя биология подталкивает нас передавать гены (фото Д. Хэтч)

С тех пор как первый одноклеточный организм соединил свою ДНК с другой клеткой, представители разных полов объединяются, чтобы передавать гены. В этом мы, люди, не отличаемся от ящериц или обезьян. Мы подчиняемся желанию заниматься сексом, потому что все создания, размножающиеся половым путем, передавали гены этим путем до нас. Как ни странно, никто на самом деле не знает точно, почему и как вообще возникло половое размножение[88]88
  Williams 1975.


[Закрыть]. Давным-давно все организмы размножались делением, то есть создавая свою копию подобно копировальному аппарату, делясь на генетически идентичные клетки, передавая точные копии самих себя в последующие поколения. На каком-то этапе, около 3 миллиардов лет назад, некие одноклеточные организмы объединились. Возможно, им нужна была чужая ДНК, потому что их собственная была повреждена солнцем, или, возможно, им не хватало питательных веществ и они использовали другие клетки в качестве добычи; в любом случае, изначальная клетка, поглотив другую, теперь содержала новую ДНК. Это была древняя версия полового размножения[89]89
  Margulis and Sagan 1985; Margulis and Sagan 1988; Maynard Smith 1978; Williams 1975.


[Закрыть]. Получившаяся в результате клетка не была точно такой же, как исходные; она имела доселе невиданную генетическую схему, потому что являлась комбинацией «родительских» схем. Но почему это давало преимущество в выживании, и почему половое размножение продолжило развиваться у большинства организмов? Большинство биологов сегодня верят, что размножение в результате встречи клеток было удачным изобретением, которое давало определенные преимущества, чтобы справляться с миром, который стал более сложным. Например, создания, воспроизводившиеся путем полового размножения, а не делением, производили отпрысков со смесью генов от разных родителей. В условиях меняющейся окружающей среды или в местах с новыми возможностями окружающей среды эта вариативность определенно должна была давать преимущества[90]90
  Maynard Smith 1971; Maynard Smith 1978; Maynard Smith 1988.


[Закрыть]. Смешение генов должно было также способствовать выживанию в опасном мире вирусов и болезней[91]91
  Bernstein, Hopf and Michod 1988; Hamilton 1988; Hamilton et al. 1990.


[Закрыть]. Вирусы и бактерии обладают удивительной приспосабливаемостью; каждый раз, когда организм придумывает способ побороть вирус, тот эволюционирует во что-то новое. Имея набор разных генов, организмы, размножающиеся половым путем, возможно, лучше справляются с этими микроскопическими захватчиками. Преимущества размножения половым путем актуальны и по сей день, поскольку большинство высших организмов размножаются именно таким образом; это побуждение искать кого-то, объединяться, производить отпрыска с различной историей ДНК теперь тщательно закодировано в наших генах.

Значит ли это, что единственное объяснение человеческого полового акта у нашего вида лежит в цепочках ДНК, скрывающихся в каждой клетке нашего тела? Неужели мы только биологические роботы, исполняющие половой акт лишь для того, чтобы передавать гены? Конечно нет. Люди в большой степени отделили секс от размножения и связали сексуальность со множеством вещей, не имеющих отношения к размножению, например браком, эмоциями любви, деньгами и многим другим. Но эти разнообразные и бесцельные в плане размножения связи не до конца растворяют нашу глубинную животную природу.

Каждый когда-нибудь наблюдал брачные игры животных. Для тех, кто живет на ферме, спаривание коров, кур, кошек и собак – это ежедневное событие. Горожане также не ограждены от брачных игр животных. Вероятно, каждый из нас был в неловкой ситуации, когда пес принял его ногу за подружку. Недавний случай в моей жизни, имевший отношение к сексу и размножению животных, был связан с попугаем-кореллой по кличке Эйнштейн, питомцем друзей. По-видимому, определить пол у птиц практически невозможно, и Эйнштейн получила свою кличку, потому что-то хозяева посчитали ее самцом. Но однажды Эйнштейн начал нести яйца. Мы нависали в изумлении над ее клеткой, подбирая розовато-белые шарики, которые она откладывала в течение недели. Конечно, они не были оплодотворены, потому что Эйнштейн жила одна, но ее яйца – это убедительное доказательство того, что связанные с размножением процессы идут даже при отсутствии секса. Владельцы животных, живущие в городе, знают, что если они не предпримут что-то, чтобы обуздать естественные желания своих питомцев, то окажутся вовлечены в их сексуальные подвиги. Мы кастрируем котов, потому что самцы начинают гулять, если их яички не отделить от мозга, и мы стерилизуем кошек, чтобы им не приходилось корчиться и стонать в попытке привлечь ухажеров. В окружающем нас животном мире мы наблюдаем сексуальное поведение, которое кажется нам автоматическим. Когда у кошки начинается течка, она ищет самцов. Когда кобель обнюхивает суку, он пытается на нее взобраться. Эйнштейн несет яйца даже при отсутствии партнера. Тем не менее мы воображаем, что поведение людей в этой области менее «животное»; мы верим, что высокий интеллект служит посредником между зовом генов и сексуальным поведением.

В результате люди отделяют себя от других животных, особенно в области секса. Мы верим, что наш вид каким-то образом менее вынужден, с точки зрения биологии, чем другие животные, заниматься сексом. Вместо этого люди часто оборачивают сексуальность в любовь и романтику, чтобы скрыть основную реальность размножения. Хотя этот акт у нас менее спонтанный и мы, по крайней мере минимально, задумываемся, прежде чем заняться сексом, мы тоже подвластны биологии. Да, мы принимаем решения по поводу секса и по поводу партнеров для секса, но, как и у наших домашних питомцев, фундаментальное желание заниматься сексом основано на наших генах, поощряющих нас передавать копии своих ДНК; это часть нашей сущности, как и сексуальные позывы любого животного. Возможно, в нашем мозге и больше нейронов, чем у самки попугая, у которой не возникает осознанных мыслей о сексе, но тем не менее встающей в позу, чтобы принять самца во время брачного сезона, и мы не зовем самцов из-за ограды и не обнюхиваем самок у соседнего гидранта; но все же потребность в сексуальном сношении в своей основе такая же. Если бы в нас не было запрограммированного желания искать пару и передавать гены, мы бы вообще не занимались сексом[92]92
  Dawkins 1976.


[Закрыть]. «Хорошие», с эволюционной точки зрения, гены – это те, которые пробиваются в будущие поколения; это стремление заложено в них природой. Гены, которые менее успешны в том, чтобы индивид, частью которого они являются, передал их, погибают по определению. Поэтому это процесс самоопределения. Гены, обеспечивающие вступление животного в половые отношения, гарантируют себе средство передачи. Так они и поступают, тогда как другие гены, пропускающие брачный сезон или не мотивирующие индивида найти подходящего партнера, остаются вне игры. Так работает эволюция на уровне сексуального поведения. Но хотя наши гены и объясняют наше желание воспроизводиться, объясняют ли они современную одержимость сексом?

Если абстрагироваться от генов, почему люди вообще занимаются сексом? Ну, потому что это приятно, ответил бы кто-то. Я задала бы встречный вопрос: «А почему это приятно?» По какой-то причине наш мозг и тело связывают физическое удовольствие и удовлетворение с сексуальным сношением. Эта взаимосвязь тоже сформирована в ходе эволюции. Сексуальное возбуждение – это специфическое ощущение, будоражащее гениталии, требующее дальнейшей стимуляции и молящее об окончательном облегчении. Суть в том, что фактор удовольствия связан с сексом, потому что нам требуется мотивация заниматься сексом, чтобы происходило размножение. Сексуальное удовольствие – это лишь физиологическая реакция, развившаяся на протяжении миллионов лет, чтобы сделать гениталии чувствительными, а тело – способным испытывать оргазм. Без этой составляющей удовольствия у нас бы не было такого мощного стимула к сексу. И если кому-то все равно, то его или ее гены не будут переданы, а исчезнут в следующем поколении. Другими словами, удовольствие в качестве мотивирующей силы для полового акта является частью той же человеческой ДНК, которая гарантирует, что мы спариваемся.

Давайте сравним сексуальный инстинкт с другим человеческим инстинктом – потребностью в еде. Нам нравится есть. Мы часто съедаем больше, чем нашему телу нужно, чтобы выжить. Большинство того, что мы едим, имеет приятный вкус, и когда у нас есть выбор, мы выбираем вкусные блюда. Гены наших предков запрограммировали наше тело мысленно реагировать на вкус еды, распознавая определенное удовлетворение вкусовых и пищеварительных рецепторов, которые, в свою очередь, заставляют нас есть. Если бы нам не нравился вкус еды, если бы она не давала нам такого огромного чувства физического и психологического удовлетворения, возможно, мы не были бы так склонны есть и, потенциально, умерли бы с голоду. Эволюция дала нам чувство вкуса, заставляющее нас есть разнообразную пищу, и конечная цель поддержания жизни в нашем организме обеспечивается вкусной едой. Точно так же наши гены сделали секс приносящим удовольствие, конечной целью чего является передача генов. Гены не обладают сознанием, у них нет морали. Гены созданы для того, чтобы воспроизводиться и передаваться. Если индивид решает не размножаться или по какой-то причине неспособен к этому, эти гены потеряны для будущих поколений. Их потеря важна только с точки зрения эволюции, потому что любой вид состоит из общего набора всех генов, а потерянные гены не добавят этому набору своих черт.

Биология вожделения

Странно, как какое-то чувство может завладеть нами в любом месте в любое время. Вот вы сидите в кафе, пьете кофе, читаете утреннюю газету и неожиданно чувствуете волну сексуального возбуждения. Кажется, что этот внутренний голос возник из ниоткуда – в газете нет ничего хоть мало-мальски эротичного, за соседним столом не сидит привлекательная женщина или сексуальный парень, а вы сами вообще еще не до конца проснулись. Одной из причин, почему наша сексуальность является такой загадкой, является то, что наше желание возникает в самые неожиданные моменты. Легко понять, почему возбуждает эротический фильм или вид привлекательного потенциального партнера в обтягивающих джинсах, облокотившегося на стойку бара, но почему это желание часто возникает будто из ниоткуда? На самом деле, как и все остальные животные импульсы, как голод или желание спать, оно не возникает из ниоткуда. У этого чувства есть источник, но только определить его сложно.

У каждого есть половое влечение, или либидо. Но, как и у всех других животных, реакция на это либидо у людей сильно различается[93]93
  Bancroft 1980; Whitters and Jones-Whitters 1980.


[Закрыть]. Средства массовой информации хотели бы заставить всех поверить, что каждый из нас – этакая секс-машина, постоянно озабоченная сексом, но это не так. Как и с тягой к другим вещам, скажем, шоколаду или знаниям, мы различаемся в том, насколько мы заинтересованы в сексе. У каждого из нас есть определенный уровень «сексуальной возбудимости», или способности отвечать на эротическую стимуляцию, и те, у которых уровень возбудимости высок, будут более мотивированы искать сексуальных сношений. Пока никто не знает, почему половое влечение у одних людей выше, чем у других. Это может быть биологическим различием, чем-то, заложенным с рождения, или различием, зависящим от воспитания. Конечно, каждый из нас сталкивался с конфликтами в этой связи. Ничто не приводит в отчаяние так, как отношения с партнером, обладающим отличным от вашего уровнем полового влечения. Любой разумный человек, столкнувшись с тем, что ему постоянно отказывают, может предположить, что партнер не находит его привлекательным. Или же менее заинтересованный партнер может назвать поведение второго партнера «странным», «ненормальным» или «сексуально озабоченным». Когда я думаю о трудностях, присущих отношениям двух несовпадающих в сексуальном плане людей, я вспоминаю сцену из фильма Вуди Алена «Энни Холл», где Энни и Вуди беседуют каждый со своим психотерапевтом, а мы видим их сеансы на экране одновременно. Энни говорит с отчаянием: «Мы постоянно занимаемся сексом – три раза в неделю». А Вуди говорит с тем же отчаянием своему психотерапевту: «Мы вообще не занимается сексом – всего раза три в неделю». Суть в том, что у каждого из нас определенный уровень мотивации к сексу. Возможно, есть что-то среднее, но это не норма, потому что понятия нормы не существует. Половое влечение человека – это шкала от «никогда не заинтересован» до «всегда заинтересован», и у каждого из нас на этой шкале своя отметка. На наше определенное половое влечение влияют биология, психология и самые различные навязчивые области нашей жизни. Никто не удивится, если я предположу, что люди различаются такими качествами, как интеллект, чувство прекрасного, аппетит, эмоциональная чувствительность или физическая сила. Половое влечение – это одна из схем поведения, которая варьируется точно так же.

Хотя степень полового влечения у каждого из нас может быть индивидуальной, но основной механизм либидо у нас один и тот же. Психиатр и сексолог Джон Бэнкрофт рассматривает половое влечение как взаимодействие между тем, что происходит в нашем организме, и различными внешними стимулами[94]94
  Bancroft 1980.


[Закрыть]. Как и я, он сравнивает его с аппетитом к еде. Сахар в крови падает и наш желудок ворчит, когда калории не поступают в организм в течение какого-то времени. Внешние стимулы, такие как аромат пекущегося печенья с шоколадной крошкой или изображение на экране телевизора картошки-фри в масле, могут подстегнуть уже возникший голод или вызвать у человека с полным желудком новое чувство голода; очевидно, что эти внешние факторы действуют на аппетит: они вызывают у нас слюноотделение на жиры и сахар. В то же время и внутреннее стремление съесть салат, и внешний стимул съесть шоколадный батончик, спровоцированный рекламой сникерса, могут быть отодвинуты на второй план психологическими причинами – обеспокоенностью, что в итоге вы будете выглядеть, как детеныш бегемота, если отдадитесь на волю своей тяги к фастфуду, например. Бэнкрофт рассматривает половое влечение под тем же углом. Движущей силой является основной инстинкт заниматься сексом, внутренний голос, требующий секса, является частью здоровой жизни, которой управляют гены, толкающие нас к воспроизведению. Внешних сексуальных факторов в нашей культуре множество – практически любой вид, запах или звук, когда он сочетается или ассоциируется с правильно подобранным сексуальным образом, может быть воспринят как сексуальный и возбуждать наш основной сексуальный инстинкт. Но половое влечение также может быть запросто отметено психологическими факторами – призраки прошлого, помехи или утомительный день на работе. Таким образом, половое влечение похоже на аппетит. Прежде и важнее всего, что оба являются основными инстинктами: один – чтобы питать и поддерживать наш организм, а второй – передавать гены. На оба из них влияют внешние факторы, такие как вид, запах, и оба они могут быть отодвинуты на задний план или простимулированы психологическими факторами.

Если у каждого из нас есть определенный уровень полового влечения, этакий инстинкт, который может быть запущен чем-либо, как же он работает? Сцена в кофейне, описанная выше, – отличная отправная точка, потому что ее роль в сексуальном возбуждении не так невинна, как кажется на первый взгляд. Допустим, наш объект наблюдения – мужского пола. И вот, он сидел тихонько и занимался своими несексуальными делами, когда голосок изнутри пробудил в нем сексуальное желание. Этот голос не появился из ниоткуда. Мужчину мог подтолкнуть к сексуальным мыслям просто запах кофе. Предположим, что последний раз у него был секс вечером прошлой пятницы. Он отправился в кино со своей девушкой, а затем они зашли в кафе. Они оба съели по куску шоколадного торта и запили его эспрессо. Потом они отправились домой и страстно занялись любовью. Мысли о сексе переплелись с запахом кофе, ушли в его подсознание и были вызваны обратно ароматом его утреннего эспрессо. Я не хочу сказать, что ассоциация между кофе и сексом теперь составляет постоянную связь в мозге этого мужчины. Нет. Но по крайней мере в этот момент данного утра эта взаимосвязь вызвала сексуальную искру.

Все наши сексуальные импульсы сперва запускаются внешними стимулами. Исследователям трудно предсказать, что это может быть за стимул. И это общая проблема для всех млекопитающих. По мере того как размер нашего мозга на протяжении миллионов лет увеличивался, мы, млекопитающие, приобрели маневренность мозга и в сексуальной сфере, и во всех мыслительных направлениях[95]95
  Whitters and Jones-Whitters 1980.


[Закрыть]. Увеличенный объем и сложность мозга позволяют нам обдумывать сложные задачи и решать экологические и социальные проблемы; это также означает, что мы немного менее «прямолинейны» в своих мыслительных процессах, чем другие существа, которым не приходится обдумывать каждый раз поступившую информацию, прежде чем отреагировать. Другими словами, большой мозг может быть тяжелой ношей. Корни нашей сексуальной мотивации и реакций в некотором смысле более запутаны, чем у других животных, из-за этого большого фильтра – мозга, через который проходят наши сексуальные импульсы. У змей, например, довольно просто провести прямую линию между определенным импульсом и желанием к спариванию. Самец змеи, обладающий небольшим мозгом, видит самку в подходящей позе, и его мозг по сути говорит: «Забирайся на нее». Но что на самом деле возбуждает млекопитающих с большим мозгом, зачастую определить невозможно. А поскольку у людей самый крупный мозг, существуют миллионы нейронов, реагирующих в ответ на любые стимулы, возбуждающие нашу сексуальность. Альфред Кинси, известный сексолог, опросивший тысячи американцев в 50-е годах XX века на тему их сексуального поведения, утверждал, что практически всё в мире может быть для кого-то сексуальным стимулом[96]96
  Kinsey et al. 1953.


[Закрыть]. Некоторых людей возбуждает запах кожи или букет роз, тогда как нейроны других зажигает запах кофе. И то, что сегодня может быть обычным словом, запахом или изображением, завтра обернется эротикой. Сексуальные ассоциации со всеми этими стимулами базируются на нашем предыдущем опыте и условиях и том, что наша культура определяет как сексуальное. Например, в Америке считается возбуждающей обнаженная грудь, тогда как на Бали просто вид выставленной на всеобщее обозрение груди ничего особо не значит, а вид женских гениталий является сексуальным стимулом во всем мире[97]97
  Ford and Beach 1951.


[Закрыть].