Текст книги "Просто совершенство"

Глава 6

Сад при ричмондском особняке миссис Корбетт-Хайт был огромным и ухоженным. Он простирался до самого берега Темзы и прекрасно подходил для светского раута, даже на редкость многолюдного.

Как всегда на подобных приемах, Джозеф знал всех и каждого. С бокалом вина в руке он переходил от одной компании к другой, беседовал со знакомыми, рассыпался в любезностях и шел дальше.

Даже погода не подвела. На небе не было ни облачка, солнце припекало, но воздух оставался свежим, напоенным ароматами тысяч цветов на клумбах и бордюрах цветника у самой террасы, радующего гостей пиршеством красок. Розарий помещался возле одного из торцов дома. Негромкая легкая музыка, которую играл струнный квинтет возле арки, ведущей в розарий, вплеталась в пение птиц, смех и голоса собравшихся.

Подойдя к Лорен и Киту, Джозеф обнаружил, что его кузину буквально распирает от обилия новостей.

– Ты уже виделся с Невиллом и Лили? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – На лето в Элвесли приезжают Гвен и тетя Клара.

– Замечательно! – откликнулся Джозеф. Родители Кита, граф и графиня Редфилд, этим летом собирались отпраздновать сороковую годовщину свадьбы. Их поместью Элвесли-Парк, дому Кита и Лорен, предстояло наполниться гостями. Джозеф тоже значился в числе приглашенных. Гвен приходилась Невиллу сестрой, тетушка Клара – матерью.

– Энн и Сиднем тоже будут там, – добавила Лорен.

– С нетерпением жду встречи с ними, – заверил ее Джозеф. – Ничто не поднимает настроение так, как семейные сборища за городом, правда?

Мисс Хант решила наказать его за прошедший вечер – Джозеф сообразил это, едва прибыл в гости. Он подошел к ней сразу же, как только засвидетельствовал почтение хозяйке, и приготовился честно сопровождать весь день. Мисс Хант снисходительно улыбнулась ему и вернулась к прерванному разговору с миссис Диллинджер. А когда тема была исчерпана, предложила новую – о модных фасонах шляпок. Джозеф, как единственный мужчина среди ее слушателей, сообразил, что его вежливо исключили из разговора, и отошел поискать более подходящих собеседников.

Он мог бы поклясться, что мисс Хант дала ему от ворот поворот.

Этим днем она казалась красивее, чем когда-либо. Если другие дамы разоделись в яркие платья, мисс Хант вовремя осознала, что соперничать в роскоши с цветами или солнечным светом бессмысленно, и выбрала простое платье из белого муслина. Искусно уложенные светлые волосы прикрывала белая кружевная шляпа, украшенная бутонами белых роз с веточкой зелени.

Переходя от одного кружка гостей к другому, Джозеф очутился на берегу реки. Сад был настолько искусно распланирован, что все цветники с их буйством оттенков и ароматов окружали дом, а у воды преобладали деревья и кусты всевозможных оттенков зеленого цвета. Отсюда можно было разглядеть лишь крышу и дымовые трубы особняка. До Джозефа доносились обрывки музыкальных фраз, но деревья приглушали голоса и смех.

Большинство гостей держались поближе к дому, среди знакомых и возле накрытых столов. Но несколько любителей отдыха на воде катались на лодках, садясь в них с маленького причала. Молодая пара ждала своей очереди. Еще одна дама прогуливалась неподалеку, в тени плакучих ив.

Разумное решение, подумал Джозеф: в тени под деревьями прохладнее, но незачем скучать в одиночестве на светском приеме, который для того и существует, чтобы утолить жажду общения. С другой стороны, он и сам предпочел одиночество. Порой отдых от шумной толпы – столь же насущная необходимость, как глоток свежего воздуха.

Это же мисс Мартин, вдруг понял он, когда гостья остановилась и устремила взгляд на реку. Джозеф не сразу отважился подойти к ней. Возможно, она предпочитает побыть одна, а он и без того отнял у нее немало времени сегодня утром. А если ей одиноко и тоскливо? Вряд ли у нее много знакомых среди собравшихся.

Джозеф вспомнил, как прошлым вечером они вместе смеялись на пороге бального зала, и улыбнулся воспоминаниям. Смех преобразил ее, сделал моложе. Потом Джозеф словно наяву увидел, как сегодня утром мисс Мартин ела мороженое у Гюнтера – медленно, маленькими ложечками, наслаждаясь каждой капелькой, – и как принялась оправдываться, едва заметила, что его это забавляет. «Честно говоря, – сказала она, – такая удача выпадает мне далеко не каждый день и не каждый год. И даже не каждое десятилетие».

Джозеф решительно направился в ее сторону.

– Вижу, вы отыскали здесь тень, – заговорил он еще издалека, чтобы не испугать ее. – Вы позволите составить вам компанию?

Несмотря на все его старания, она вздрогнула от неожиданности.

– Разумеется, – откликнулась она. – Место в тени, как и под солнцем, в равной степени принадлежит всем.

– Насчет непрошеных гостей и браконьеров сомневаюсь, – усмехнулся Джозеф. – Вам здесь нравится?

Любая другая женщина вежливо улыбнулась бы и заверила, что прием чудесный, и разговор вяло потек бы по предсказуемой колее. Но мисс Мартин, смутившись, сказала чистую правду:

– Не то чтобы нравится… Точнее, совсем не нравится.

От объяснений она воздержалась, но ее взгляд стал гневным. В опрятном, но простом ситцевом платье и со строгой прической ее было немудрено принять за экономку – или директрису школы для девочек.

Откровенность в светской беседе дамы проявляют редко – впрочем, как и джентльмены. Никто не рискует выразить недовольство из страха прослыть невоспитанным.

– Мне кажется, что в привычной вам обстановке, в школе, никто не налагает на вас светских обязанностей и не требует, чтобы вы были всем довольны, – заметил Джозеф. – Думаю, обычно вы пользуетесь большей свободой и независимостью.

– А вы разве нет? – спросила она, приподняв брови.

– Наоборот, – ответил он. – Тот, кто носит титул, пусть даже по обычаю, обязан посещать все бальные залы, гостиные и парки, в которых устраивают светские приемы сезона, и все это лишь для того, чтобы при виде успеха хозяев дома позеленели от зависти все их знакомые. Мало того, надо быть учтивым и любезным с каждым встречным-поперечным.

– Это вы про меня? – уточнила она. – Это я каждый встречный-поперечный?

Он усмехнулся: он и прежде замечал у нее суховатое, но приятное чувство юмора и ценил его.

Мисс Мартин смотрела на него в упор, солнечные блики плясали на одной ее щеке.

– Стало быть, в этом и заключаются ваши занятия? – продолжала она расспросы, не дождавшись ответа. – В посещении приемов и светских беседах – потому, что этого требует от вас положение и общество?

Джозеф вспомнил время, проведенное с Лиззи, особенно после Рождества, и у него привычно защемило сердце. Он уже был готов завести разговор на новую тему, которую следовало поднять до того, как мисс Мартин вернется в Бат, но она заговорила прежде, чем он сумел подыскать слова:

– А в палате лордов вы не заседаете? А-а, конечно же, нет. Ведь вы носите титул по обычаю.

– Я потенциальный герцог, – с улыбкой объяснил он, – и будь у меня возможность, я предпочел бы навсегда остаться таковым.

– Тяжело терять родителей, – кивнула она. – Эта утрата оставляет зияющую пустоту в жизни, которую ничем не восполнишь.

Джозеф вспомнил, что его собеседницу смерть отца лишила наследства, в то время как он после кончины своего отца должен был унаследовать его состояние. Но в конечном итоге человеческая жизнь более ценна, чем любое состояние. Особенно жизнь близкого человека.

– Как бы там ни было, семья – самое дорогое, что у нас есть, – произнес Джозеф.

– Я думала, что сумею отдохнуть и развеяться, проведя пару недель с Сюзанной и Френсис, – заговорила мисс Мартин со вздохом, глядя на воду. – Увидеться с ними и вправду было чудесно. Но раз я очутилась в столице, пришлось также посещать приемы вроде этого. Потому мне уже не терпится вернуться в Бат. Я привыкла к другой жизни и к другому миру.

– И вы явно предпочитаете его, – подытожил Джозеф. – Вас можно понять. Но пока вы еще здесь, мисс Мартин, разрешите сделать то, что мне особенно удается – развлечь вас. Вижу, желающих покататься на лодках больше нет. А Кроуфорд и мисс Миген уже возвращаются. Сядем в их лодку?

– На воде? – Глаза Клодии широко раскрылись.

– Лодка невелика. Полагаю, мы могли бы поднять ее над головой и пробежаться по саду. Но присутствующие наверняка сочтут наш поступок эксцентричным, а мне с ними еще общаться.

Клодия расхохоталась, и Джозеф невольно улыбнулся. Часто ли она смеется? Наверное, не слишком. Но если смеется, то от души. При этом с нее словно спадает непробиваемый панцирь.

– Глупо было спрашивать, – признала она. – Честно говоря, я мечтала покататься на лодке. Спасибо.

Джозеф подал ей руку, она ее приняла. В лодке она села прямо и строго, словно искупая недавний смех и пыл. И не дрогнула ни единым мускулом, пока Джозеф выгребал на середину реки, а затем вниз по течению, мимо величественных особняков с роскошными садами и полощущими ветви в воде ивами. Ладони мисс Мартин чопорно сложила на коленях. В отличие от большинства дам у нее с собой не было зонтика. Лицо и шею оберегала от солнца широкополая соломенная шляпа, которая знавала лучшие времена, но выглядела пристойно.

– В Бате вы катаетесь на лодке? – спросил Джозеф.

– Ни разу не каталась. Только в детстве доводилось, а это было давным-давно.

Он улыбнулся ей. Немногие дамы воспользовались бы этим выражением, подразумевающим преклонный возраст. Но мисс Мартин, по-видимому, такая суетность была чужда.

– Как хорошо, – вздохнула она, помолчав минуту-другую. Ее вид был одновременно и умиротворенным, и строгим, как у преподавательницы, не забывающей следить за учениками. – Как в раю.

Джозефу вдруг вспомнилось, как прошлым вечером она произнесла почти те же слова – «давным-давно, в далеком прошлом». Речь шла о ее знакомстве с Маклитом.

– Вы выросли в Шотландии? – спросил он.

– Нет, в Ноттингемшире. А почему вы спрашиваете?

– Я думал, что вы, возможно, когда-то жили по соседству с Маклитом.

– Жила, – кивнула она. – В одном доме. В пятилетнем возрасте он потерял родителей, мой отец стал его опекуном. Я очень привязалась к Маклиту. Он жил с нами, пока ему не исполнилось восемнадцать, а потом неожиданно унаследовал титул от родственника, о существовании которого едва помнил.

Если она так привязана к Маклиту, почему же вчера вечером избегала его общества?

– Должно быть, титул стал для него приятным сюрпризом, – заметил Джозеф.

– Да, – подтвердила она, – очень.

Сюрприз был приятным только для Маклита, догадался Джозеф, а для мисс Мартин – вряд ли. Она лишилась давнего друга. А может, она питала к нему нежные чувства? Сегодня Маклит тоже был в числе приглашенных, правда, опоздал, но Джозеф заметил его незадолго до того, как спустился к реке. Маклит беседовал с Уитлифами. Джозеф хотел было сообщить мисс Мартин об этом, но передумал: незачем портить ей катание на лодке. Несомненно, для нее это удовольствие – она сама сказала, что чувствует себя как в раю.

Удивительно выдержанная особа. Джозеф вновь представил ее себе закованной в доспехи. Но есть ли под ними женщина, которой свойственны доброта, нежность и, может быть, даже страсть? Впрочем, Джозеф уже знал, что она обладает по меньшей мере первыми двумя из этих качеств.

А как же страсть?

Мысли приняли интригующий оборот.

Мисс Мартин сняла с одной руки перчатку и коснулась пальцами воды, провела по ней, повернув голову и всецело сосредоточившись на этом нехитром действии.

Как ни странно, у Джозефа эта картина вызвала умиление. Мисс Мартин удалилась в свой мир. И оказалось, что в нем она одинока. Жизнь в школе, среди учениц и учительниц, не избавляла ее от чувства одиночества. Правда, у нее были подруги – графиня Эджком и виконтесса Уитлиф, – но обе вышли замуж и покинули Бат.

– Пожалуй, – наконец подал голос Джозеф и удивился своему нежеланию нарушать очарование момента, – нам пора обратно. Конечно, если вы не расположены доплыть до Гринвича и дальше, до самого моря.

– А потом – на Восток, – согласилась она, поднимая руку над водой, – или в Америку. Или хотя бы в Данию или Францию. За приключениями! В вашей жизни бывали приключения, лорд Аттингсборо?

Он рассмеялся, и она тоже.

– Но сдается мне, – продолжала она, – жажда приключений пройдет сама собой, когда стемнеет, я вспомню, что забыла шаль, а у вас вздуются мозоли на ладонях.

– Вот и вся романтика! – шутливо упрекнул он. – В таком случае придется отложить приключение до следующего раза, когда мы будем в состоянии разумно строить планы. Но романтике вовсе незачем быть благоразумной.

Джозеф развернул лодку на середине реки, теперь солнце освещало лицо его спутницы. Их взгляды встретились и задержались на минуту, прежде чем мисс Мартин торопливо отвела глаза. Джозеф последовал ее примеру с секундным опозданием.

Воздух вокруг них пронизало напряжение.

Джозеф почти не сомневался, что мисс Мартин густо покраснела, как только отвернулась.

Господи Боже, что это было?

Ответ был известен заранее: оба пережили острую и одновременную вспышку плотского возбуждения.

Джозеф удивился сильнее, чем если бы увидел, как мисс Мартин ласточкой нырнула в реку.

Боже мой!

К тому времени как он отважился вновь взглянуть на нее, она уже успела облачиться в панцирь. И сидела прямо и строго, поджав губы.

До самого причала Джозеф работал веслами молча: он будто растерял все слова, а мисс Мартин даже не пыталась завести разговор. Странно, ведь обычно Джозеф не лез за словом в карман и считался мастером бессодержательной светской болтовни. Он пытался убедить себя, что ничего не произошло, но сам себе не верил. И надеялся изо всех сил, что его спутница не испытывает такой же неловкости.

Господи, они ведь просто обменивались шутками!

«Романтике вовсе незачем быть благоразумной».

Приближаясь к причалу, Джозеф заметил, что на берегу стоит его сестра. А рядом с ней – Саттон и Порция Хант. Никогда еще он так не радовался этой встрече. Они помогут ему избавиться от мучительного смущения.

– Значит, и вы нашли лучший уголок сада? – жизнерадостно воскликнул он, привязав лодку к причалу и помогая выйти мисс Мартин.

– Река на редкость живописна, – ответила Уилма. – Но мы с мисс Хант пришли к выводу, что напрасно садовник миссис Корбетт-Хайт не оживил берег цветочными клумбами.

– Позвольте представить вам мисс Мартин, – продолжал Джозеф. – Она владелица и директриса школы для девочек в Бате, а в столице гостит у виконта Уитлифа и его жены. Моя сестра, графиня Саттон, мисс Мартин, мисс Хант и граф.

Мисс Мартин поклонилась. Уилма и мисс Хант удостоили ее одинаковыми любезными кивками, а Саттон, не желая, чтобы его перещеголяли в чопорной учтивости, наклонил голову едва заметно, только чтобы не обидеть зятя.

Казалось, температура снизилась на несколько градусов всего за одну минуту.

Уилма и Саттон недовольны, что их познакомили с простой учительницей, понял Джозеф. Это позабавило бы его, если бы не чувства его спутницы: она не могла не заметить ледяной холодности новых знакомых.

Но как и следовало ожидать, она справилась с неловкой ситуацией без посторонней помощи.

– Благодарю за прогулку, лорд Аттингсборо, – сухо произнесла мисс Мартин. – Очень вам признательна. А теперь прошу меня простить: меня ждут подруги.

И она удалилась в сторону дома, ни разу не оглянувшись.

– Ну и ну! – воскликнула Уилма, едва дождавшись, когда мисс Мартин отойдет достаточно далеко. – Джозеф, подумать только – учительница! Видимо, она намекнула, что не прочь прокатиться, и ты не смог ей отказать в этой прихоти. А следовало бы, между прочим. Порой ты чересчур уступчив. Тебя так легко подчинить!

Джозеф часто удивлялся тому, как они с Уилмой могли появиться у одних и тех же родителей и вырасти в одном доме.

– На прошлой неделе, возвращаясь в столицу, я сопровождал мисс Мартин из Бата, – пояснил он. – Я сделал это по просьбе леди Уитлиф, которая раньше преподавала в школе мисс Мартин.

– Да-да, – подхватила Уилма, – всем известно, что брак виконта Уитлифа – возмутительный мезальянс.

Джозеф вовсе не собирался пререкаться с сестрой в гостях и повернулся к Порции Хант.

– Хотите прокатиться по реке, мисс Хант? – спросил он.

– Не откажусь, лорд Аттингсборо, – улыбнулась она и подала ему руку, перебираясь в лодку. Усевшись, она раскрыла над головой белый кружевной зонтик и наклонила его так, чтобы уберечь от загара нежную кожу лица. – С вашей стороны было очень любезно привести сюда эту учительницу, – заметила Порция, когда берег остался позади. – Надеюсь, она с признательностью приняла этот жест – ах да, к ее чести надо заметить, что она не забыла поблагодарить вас.

– Я с удовольствием побыл в обществе мисс Мартин. На редкость умная женщина, вдобавок преуспевающая.

– Бедняжка, – откликнулась мисс Хант таким тоном, словно только что услышала, что мисс Мартин страдает неизлечимой болезнью. – Мы с леди Саттон попытались определить, сколько ей лет. Леди Саттон считает, что ей уже за сорок, но я не так жестока: по-моему, сорок ей исполнится лишь через год-другой.

– Думаю, вы правы, – сказал Джозеф, – но разве можно ставить возраст человеку в вину? Сколько бы лет ни прожила на этом свете мисс Мартин, она выглядит довольно молодо.

– О, безусловно, – протянула мисс Хант. – Но не кажется ли вам, что зарабатывать на жизнь своим трудом – неприятное и унизительное занятие?

– Унизительное? Нет. Ни в коем случае. Разве что утомительное, особенно если не любишь свою работу. Но мисс Мартин нравится преподавать.

– Чудесный прием, верно? – сменила тему мисс Хант, небрежно вращая зонтик.

– Несомненно, – с улыбкой согласился Джозеф. – А как прошел вчерашний званый вечер? Сожалею, что был вынужден пропустить его.

– Мы очень мило побеседовали, – сообщила она. Продолжая работать веслами, он склонил голову набок.

– Значит, я прощен?

– Прощены? – Она широко раскрыла глаза и снова завертела в руке зонт. – За что, лорд Аттингсборо?

– За то, что отправился не на званый вечер, а на концерт к Уитлифам.

– Вы вправе делать то, что пожелаете, и бывать, где вам угодно, – заверила мисс Хант. – Я не стала бы оспаривать ваши решения, даже если бы имела на это право.

– Весьма великодушно с вашей стороны. Но уверяю вас, подобных жертв я не требую. Два человека, если они достаточно близки, должны иметь возможность открыто выражать недовольство друг другом, если для него есть причины.

– А я уверяю вас, милорд, что мне в голову не пришло бы выражать недовольство каким бы то ни было поступком джентльмена, если этот джентльмен вправе рассчитывать на мою преданность и послушание.

Выразить недовольство можно разными способами. К примеру, открыто и прямо заявить о нем – или действовать тоньше, скажем, завести разговор о шляпках в присутствии единственного мужчины, которому следовало бы демонстрировать преданность и послушание. Впрочем, мисс Хант пока ему ничего не должна.

– Погода для приема в саду почти идеальна, – сказала она, – разве что немного жарко.

– Лучше жара, чем дождь, – поблескивая глазами, отозвался Джозеф.

– О, безусловно, – согласилась мисс Хант. – Но думаю, идеальный летний день должен быть и солнечным, и облачным.

И между ними завязалась легкая беседа без единой хоть сколько-нибудь значительной реплики, но зато и без мучительных пауз. Бессмысленность этого разговора не волновала Джозефа. Беседа с мисс Хант ничем не отличалась от десятков других, которые он вел с многочисленными знакомыми ежедневно. Не всем же быть такими интересными собеседниками, как мисс Мартин.

В лодке мисс Хант выглядела еще прелестнее – вся в белом, с нежной, как фарфор, кожей, резко контрастирующей с темной зеленью воды. Как и во время катания с мисс Мартин, Джозеф вдруг задумался: может ли скрываться под этой врожденной элегантностью и рафинированными манерами хотя бы искра страсти?

Он надеялся, что эта искра существует.

Клодия шагала вверх по сбегающей к берегу лужайке, пока не завидела впереди цветник и террасу, а потом круто повернула и направилась к оркестру. Перед встречей с подругами ей следовало взять себя в руки. Ее переполняли непривычные и нежелательные эмоции и ощущения. Она снова чувствовала себя девчонкой и никак не могла вернуть себе прежнюю уравновешенность.

Напрасно она согласилась покататься на лодке. С другой стороны, беседовать с маркизом Аттингсборо было приятно: он производил впечатление интеллигентного человека, хотя и вел праздное существование. Вдобавок он был самым привлекательным мужчиной, какого она когда-либо видела, и ее тревожила не только внешняя красота маркиза, но и обаяние, которое он умело пускал в ход. Клодия видела, как безотказно действовали его чары на Флору и Эдну во время поездки, но себя считала неуязвимой.

Но сколько же удовольствия доставило ей катание на лодке! Близость воды, возможность окунать в нее пальцы, чувствовать, как плавно скользит лодка, повинуясь движениям весел сильного и уверенного мужчины! Если уж говорить начистоту, Клодия даже позволила себе грезить наяву. Теплый летний день, проведенный на Темзе вместе с джентльменом, с которым не далее как вчера вечером и сегодня утром она так весело смеялась, свел ее с ума. Маркиз определенно нравился ей.

До тех пор, пока не произнес роковые слова.

«Романтике вовсе незачем быть благоразумной».

Клодия знала, что маркиз не вкладывал в них особого смысла. Знала, что он не флиртует с ней. Но внезапно ее фантазии вынырнули из укромного уголка и на долю секунды отразились на ее лице, а маркиз, на беду, заметил их.

Какой ужас, невероятное унижение!

Клодия огляделась в поисках скамьи, на которой смогла бы посидеть, слушая музыку, и немного успокоиться, но не нашла подходящего места и остановилась на лужайке неподалеку от розария.

Она еще не оправилась от смущения – ибо молчание маркиза на обратном пути к берегу свидетельствовало, что он заметил выражение ее лица, – как состоялась церемония представления графу и графине Саттон и мисс Хант.

При этом воспоминании Клодию передернуло. Ее новые знакомые повели себя в точности так, как она и ожидала от аристократов. Противное, спесивое отродье! Было бы чем гордиться – похоже, всем троим голова нужна лишь для того, чтобы носить прическу. Да сорить деньгами. Больше всего Клодия презирала себя за то, что позволила этим людям отнять у нее душевный покой.

Вместе с несколькими гостями она вежливо поаплодировала, когда оркестр закончил одну пьесу и стал настраиваться для следующей.

Внезапно Клодия обнаружила, что улыбается: собственная ярость и возмущение позабавили ее. Да, все трое аристократов морщили носы так, будто учуяли вонь. Но в сущности, они не причинили ей никакого вреда. Наоборот, сделали ей одолжение – благодаря им у нее появился удобный предлог, чтобы отделаться от маркиза Аттингсборо. Как раз в тот момент, когда ей отчаянно требовалось остаться одной. И все-таки предложи ей сейчас кто-нибудь лопату, она вырыла бы яму прямо на лужайке, лишь бы спрятать в нее голову от стыда. За неимением лопаты пришлось искать убежища в розарии.

В душе Клодия горячо надеялась больше никогда не встретиться с маркизом Аттингсборо.

Иначе ее каникулы превратятся неизвестно во что!