Текст книги "Волшебная ночь"

Глава 9

Оуэн пошевелил кочергой угли на каминной решетке, заставляя их вспыхнуть с новой силой, и поставил на огонь чайник. Шерон сидела за столом и смотрела на него. Она не часто соглашалась зайти в дом Оуэна, но сегодня к вечеру небо вновь затянули тучи, обещая дождь.

– Только на чашку чая, хорошо? – сказал Оуэн, держа ее за руку и ведя к своему дому.

Таких домов, на одного хозяина, было немного в их долине. В доме было чисто и уютно, хотя на столе оставались немытые тарелки. Дважды в неделю к Оуэну приходила Ангхарад – она убирала и мыла посуду. Еще неделю назад, когда Шерон работала в шахте, она почти завидовала своей подруге – разве что сама она никогда бы не смогла заставить себя переступить порог дома Джошуа Барнса. Ангхарад же взялась и за эту работу, но после этого перестала встречаться с Эмрисом и как будто стала стесняться дружбы с Шерон.

Со следующего лета этот дом может стать и ее домом, подумала Шерон. Он обязательно будет ее домом. Шерон ничуть не сомневалась, что они с Оуэном поженятся. Она даже подумала, не помочь ли Оуэну собрать на стол чашки и блюдца, но решила не суетиться и предоставить ему возможность поухаживать за ней. Пока еще она здесь не хозяйка.

– Как прошло собрание? – спросила она осторожно.

– Нормально, – ответил он. – Всех взбесило, что хартия отвергнута. Но мы так просто не отступим от своего. – Он повернулся к кухонному шкафу и достал оттуда две чистые чашки. О блюдцах, конечно, не было и речи. Шерон сдержанно улыбнулась.

– Что же вы собираетесь делать? – спросила она. – Может быть, стоит немного обождать?

– Нет. Нам надоело ждать. Мы собираемся выйти на демонстрацию.

У Шерон упало сердце.

– Это будет здесь? В Кембране?

Он помотал головой и присел за стол.

– Нет, это было бы бессмысленно, – ответил он. – Наш поселок слишком мал для такого дела. А нам нужен размах, Шерон. Что-то вроде шествия всех мужчин со всех долин. Наверное, мы пойдем в Ньюпорт.

Оуэн встал, чтобы снять закипевший чайник и заварить чай.

– Ох, Оуэн, – огорченно проговорила Шерон, – правильно ли это? Как бы не пожалеть. Граф Крэйл ведь прознал о последнем собрании. И он решил на первый раз не давать ход делу, но вряд ли он будет так же терпелив и на этот раз. Он говорил, что правительство ждет возмущения и готовится к нему.

Оуэн оставил чай завариваться и сел за стол. Он внимательно посмотрел на Шерон.

– Граф сам сказал тебе об этом? – спросил он.

– Он не угрожал, он просто предупреждал, – поспешно ответила Шерон. – Знаешь, Оуэн, мне кажется, что он искренне обеспокоен. Он предлагает начать преобразования здесь и интересуется, что нужно сделать в первую очередь, чтобы улучшить нашу жизнь.

Оуэн зло рассмеялся.

– И ты поверила ему, – сказал он. – Неужели ты думаешь, что он объявился здесь для того, чтобы позаботиться о нас? Он приехал сюда, чтобы задурить нам головы – ведь мы, по его мнению, невежественные дикари. Ну а если мы не угомонимся, вот тогда он задаст нам жару. Он хитрая змея. Лучше и не слушай то, что он тебе напевает.

– Но он казался искренне обеспокоенным, – возразила Шерон. – Ему не нравится, что в поселке нет канализации. Что умирают дети.

– Интересно, когда это он успел столько наговорить тебе? – Оуэн испытующе посмотрел ей в глаза.

Шерон смутилась.

– После занятий в воскресной школе, – ответила она. – Он попросил меня, чтобы я проводила их к реке.

Оуэн молча посидел некоторое время, потом встал, чтобы разлить чай – крепкий, почти черный, заметила Шерон. Наверное, он всегда пьет такой крепкий чай. Видимо, он любит крепкий чай. Ей нужно запомнить это.

Тишина становилась неловкой. Шерон все больше чувствовала себя виноватой, что согласилась пройтись с графом, хотя их прогулка была совершенно невинной, в присутствии ребенка.

– Значит, они пришли сегодня в церковь и ты решила сесть рядом с ними, – произнес наконец Оуэн. – А потом весь поселок видел, как ты вышла с ними из церкви.

– Я не собиралась прятаться, – сказала Шерон. – А что? Я сделала что-то не то?

– Мне пришлось выслушать много всяких намеков, – сказал он. – Конечно, люди говорили как бы в шутку, никто не осмелился бы сказать мне такое всерьез. Но все их шутки были про то, что красавец англичанин и самая красивая женщина Кембрана всю службу просидели рядом, а потом вместе вышли из церкви.

– Оуэн, – запротестовала Шерон, – я сидела в церкви рядом с леди Верити Хит, и с леди Верити Хит я прогуливалась после занятий в школе. Я согласилась быть ее гувернанткой. Мне и впредь придется проводить с ней много времени.

Она знала, что это неправда, что она лукавит. Она гуляла по холмам именно с графом. А Верити сама занималась собой.

– Лучше бы тебе быть поосторожнее, – тихо проговорил Оуэн. – Иногда, Шерон, можно заработать дурную славу даже без вины. А люди сразу же вспомнят, что ты…

Шерон вскочила на ноги, побледнев от возмущения.

– Ты что имеешь в виду? – зашипела она на него, подбоченясь. – Что ты себе позволяешь, Оуэн? Как у тебя язык поворачивается!

Он тоже вскочил, его стул с грохотом отлетел в сторону. Он поймал ее руки и сжал их в своей широкой ладони.

– Успокойся! – прикрикнул он. – Тихо! А то соседи подумают, что я решил тебя поколотить.

– Что вспомнят люди? – продолжала Шерон, гневно сверкая глазами. – Что я дочь падшей женщины, да? Ты это хотел сказать? Какая мамаша, такая и дочка? Они думают, что я отдамся ему? Графу Крэйлу?

Оуэн огорченно крякнул и притянул ее к себе. Его руки сжали ее, как стальные обручи, и Шерон дернула плечами, пытаясь высвободиться.

– Злючка, – сказал Оуэн. – Я ведь говорил только про то, что могут подумать люди, если слишком часто будут видеть тебя в его компании, пусть даже и рядом с дочкой. Ты же знаешь, им только дай волю посудачить. Но я-то верю тебе.

– Правда? – Ее гнев вдруг растаял, уступив место вине. Как она могла забыть, что граф уже дважды целовал ее, что во второй раз она ответила ему и это чуть не кончилось бедой?

– Кариад. – Оуэн немного ослабил свою хватку. – Вот о чем я подумал. Раньше я думал иначе, потому что в этом году предстоят трудные дела и мне хотелось развязаться с ними до того, как мы заживем вместе. Но теперь я думаю, что лучше бы нам сыграть свадьбу уже в этом году. Может, даже в следующем месяце. И тогда никто уже не осмелится чесать языки насчет тебя и графа.

На несколько мгновений у Шерон земля ушла из-под ног. В этом году? В следующем месяце? Уже в следующем месяце она сможет жить здесь как миссис Перри? У нее будет собственный дом, которого у нее никогда не было прежде. Она будет женой одного из самых уважаемых мужчин Кембрана. И может быть, через месяц или два она будет уже… беременной. Будет принадлежать Оуэну полностью, должна будет оставить работу. Оуэн не позволит жене работать.

– Оуэн, – прошептала она.

Он поцеловал ее решительно, почти сердито.

– Я не хочу, чтобы ты ходила в замок, – сказал он. – Сначала я думал только о том, чтобы вытащить тебя из шахты, и еще у меня была мысль, что хорошо иметь кого-то своего в графском доме, чтобы знать, что у него на уме. Но когда я увидел тебя рядом с ним в церкви, я понял, что не хочу, чтобы этот красавчик приближался к тебе на пушечный выстрел. Мы поженимся, и ты переселишься сюда, будешь вести дом и согревать мою постель. И нарожаешь мне ребятишек.

Она прильнула к нему и, закрыв глаза, прижалась щекой к его плечу. Ей хотелось, чтобы кто-то спас ее. Больше всего на свете она хотела этого. Она ничего не могла поделать с собой, она чувствовала, что ее тянет к графу Крэйлу, чувствовала это утром в церкви и на прогулке у реки. Она до сих пор помнила скованность, охватившую ее, когда она перешагивала через корягу, опираясь на его руку. Помнила Верити, скачущую где-то впереди, – все помнилось в мельчайших деталях, как если бы… Шерон вздрогнула. А ведь она почти поверила графу, поверила, что он искренне озабочен их проблемами. Какой же она была дурой!

Ей нужно как-то освободиться от всего этого. Кто-то должен ее спасти. Как было бы хорошо спрятаться за этим надежным плечом, раствориться в этих сильных, крепких объятиях, забыть о страхах и тревогах!

– Я так хочу детей, Оуэн, – прошептала она. – Ты не представляешь, как я горевала, когда умер мой Дэффид.

Он еще крепче обнял ее.

– У нас будут сильные сыновья, похожие на своего отца, и красивые, как мать, дочери, – сказал он. – Так я поговорю с отцом Ллевелином? На следующий месяц, да, кариад?

Шерон справилась с непонятной ей самой паникой и уткнулась ему в плечо. Когда она соглашалась выйти замуж за Гуина, она не чувствовала ничего подобного. И кроме того, она хотела Оуэна гораздо сильнее, чем в свое время хотела Гуина. Оуэн был просто необходим ей.

Он повернул к себе ее лицо и крепко поцеловал в губы. Он улыбался, он выглядел совершенно счастливым. Шерон вновь почувствовала холодок испуга и тут же следом приступ вины. Поцелуи Оуэна не возбуждали ее так, как поцелуи графа. Она подумала, не пытается ли она убежать от себя, соглашаясь на этот брак. Нет, она любит Оуэна. Он понравился ей, и она стала встречаться с ним и собралась замуж за него задолго до того, как граф Крэйл объявился в Гленридском замке.

– Пойдем наверх, – сказал Оуэн, и Шерон вздрогнула, услышав его хриплый голос и увидев его затуманенные от желания глаза. – Мы будем любить друг друга, как положено, в кровати, кариад, там, где будет твое место, когда мы поженимся. Где я сделаю тебе детей. Где ты будешь их рожать. Мы будем любить друг друга, чтобы обязательно случилось то, о чем мы договорились.

Она еще раз внимательно посмотрела ему в глаза. Да, убеждал ее внутренний голос, сделай так, как он велит. Тебе будет хорошо. С Оуэном будет хорошо. Ты будешь в порядке и в безопасности. Ты должна отдаться ему. Это именно то, что нужно вам обоим. Ты терпела долгих три года. А Гуин дарил тебе радость почти каждую ночь. Тебе нравилось это. Он научил тебя получать удовольствие от своего тела.

– Кариад, – сказал Оуэн, – я сгораю от страсти.

– Оуэн, как я смогу смотреть в глаза бабушке и дедушке или отцу Ллевелину, – сказала она, – если отдамся тебе до свадьбы? – То, что она говорила, было настолько глупо, что она сама удивлялась. – Моим родным будет приятнее, если мы не будем грешить.

Еще какое-то время он удерживал ее в объятиях, затем улыбнулся и отпустил. Сел за стол и отхлебнул из чашки чай.

– Ты, Шерон Джонс, – добропорядочная христианка, как я посмотрю, – сказал он. – Тебя надо брать как крепость, согласись? Ладно, пей чай, пока он горячий. Когда допьешь, я провожу тебя домой. Но после свадьбы, девушка, пощады от меня не жди. Я не дам тебе спать всю ночь. Уж поверь мне.

Шерон покраснела.

– Спасибо тебе, Оуэн, – ответила она, обмякшая от возбуждения и в смятении оттого, что не в силах побороть в себе это невозможное сопротивление. – Ты настоящий джентльмен.

– Посмотрим, что ты скажешь на следующее утро после свадьбы. Если, конечно, у тебя хватит сил, чтобы говорить, – ухмыльнулся Оуэн.

Шерон стоя выпила остывший чай, сняла с гвоздя у двери шаль, накинула ее на голову и перекинула через плечо.

– Оуэн, – сказала она, стоя к нему спиной. – Я очень хочу быть твоей, хочу, как никогда в своей жизни. – Ее слова прозвучали страстно, но в ее голосе слышалось отчаяние. Как если бы она хотела сама поверить в это. Через шаль она почувствовала прикосновение его пальцев.

Оуэн открыл дверь и взял ее под руку.

– Пойдем, – сказал он, беря ее руку в свою. – И будь осторожной, Шерон. Я рад, что с завтрашнего дня у тебя будет новая работа и ты уже не будешь так уставать. Но все-таки будь осторожна с ним. Держись от него подальше и не слушай, чего бы от там тебе ни говорил. Он – враг. Это ясно как день.

– Я не думаю, что буду так уж часто видеться с ним, – ответила Шерон. – Я взялась присматривать за его дочерью, Оуэн. Как одна из его слуг.

– И не болтай лишнего, – продолжал он. – Не рассказывай ему ни о чем, слышишь? Он обязательно попытается вытянуть из тебя что-нибудь, чтобы потом обернуть против нас. Если ты предашь нас, то ласки от меня не жди.

Шерон возмущенно обернулась к нему.

– Зачем ты говоришь об этом, Оуэн? Кто я, по-твоему?

Он похлопал ее по руке.

– Ну ладно, ладно, не сердись, – сказал он. – Просто некоторые мужчины считают, что я теперь не должен рассказывать тебе о наших планах, раз ты добровольно идешь в волчье логово. Они думают, что ты не сможешь держать язык за зубами. Но я верю тебе, Шерон. Пока верю.

Шерон промолчала, не зная, обижаться ей на этот кредит доверия или радоваться ему.

Алекс тысячу раз успел сказать себе, что не должен ее встречать утром в понедельник, когда она придет в замок, чтобы приступить к урокам с Верити. В этом нет никакой необходимости. Было бы естественнее, если бы мисс Хэйнс встретила ее и проводила в детскую. А он бы мог объявиться позже, чтобы обговорить с ней распорядок дня.

Но как и следовало ожидать, при наступлении заветного часа он не сумел сдержать себя. Шерон Джонс была так привлекательна, что он терял всякое самообладание. Пора уже, подумал Алекс, нанести наконец ответный визит Фаулерам и пообщаться еще разок с мисс Тэсс Фаулер, пусть даже эта идея не очень воодушевляет его. Пора уже встретиться с владельцами заводов и шахт, которых он пока знает только заочно. Может, у кого-то из них есть дочери или какие-нибудь знакомые дамы, с которыми можно провести время и отвлечься. Одиночество плохо сказывается на нем, он теряет благоразумие и не может контролировать себя.

Сегодня впервые он видел ее с убранными волосами. Оживленная и деловитая, она поднималась по лестнице ему навстречу. И как всегда, великолепная. На ней было то же платье, что и вчера. Алекс уже понял, что это ее лучшее платье. Он только однажды видел ее в другой одежде, если не считать того случая в шахте, где она была в спецовке. Его неприятно поразила мысль о том, что у нее, возможно, всего два платья в гардеробе.

– Доброе утро, миссис Джонс, – произнес он, когда она наконец подняла голову и увидела его, стоящего на лестнице. Она снилась ему всю эту ночь. Она лежала на траве на берегу чистой, журчащей реки, он склонялся над ней, и она улыбалась ему. Сон оборвался или что-то разбудило Алекса как раз в то мгновение, когда он хотел прикоснуться к ней. Почему сны никогда не бывают завершенными?

– Доброе утро, – ответила она.

Он подумал, что до сих пор она, обращаясь к нему, избегает называть его по имени или официально. Но если уж она решила работать в его доме, то, пожалуй, нужно было бы установить определенный порядок и в этом. Она могла бы называть его «сэр», если уж у нее язык не поворачивается сказать ему «милорд». Ведь это нормально во взаимоотношениях между хозяином и слугой… Там, во сне, она называла его Алексом, некстати вспомнилось ему. «Алекс», – шептала она, открывая ему теплые, манящие объятия. Он слышал даже ее певучий валлийский выговор.

– Я провожу вас к Верити, – сказал он сухо, боясь выдать охватившее его волнение. – Она так была возбуждена вчера, что с трудом заснула. Она ждала этого дня, как Рождества.

– Боже милостивый! – откликнулась Шерон, спеша за ним по лестнице.

– Здесь есть кое-какие детские книги, – деловито продолжал Алекс. – Некоторые купила бабушка Верити, некоторые сохранились еще с моего детства. Я надеюсь, что за день вы успеете оглядеться и сообразить, какие еще книги и учебники могут понадобится вам для занятий. Я прошу вас также составить приблизительное расписание ваших уроков с Верити. Ей очень хочется научиться говорить по-валлийски, но это не к спеху. Я полагаю, она сможет освоить язык между делом, в игре, на прогулках, общаясь с вами.

– Да, – согласилась Шерон. – Ребенку легче обучаться языку именно так, как вы сказали.

– После занятий приходите в гостиную. Мы выпьем с вами чаю, и вы изложите мне, что вам нужно для занятий и примерное расписание уроков. Верити сегодня попьет чай в детской.

– Хорошо, – сказала Шерон, останавливаясь у дверей детской.

Алекс протянул руку к двери, чтобы открыть ее, и невольно, впервые за эти несколько минут, посмотрел в глаза девушки. И в этом была его ошибка. Она внимательно посмотрела на него в ответ, ее серые глаза выражали спокойствие и сосредоточенность. Они оказались всего в нескольких дюймах от его глаз. От ее кожи исходил свежий запах мыла. Он так волнующе подействовал на Алекса, как не мог бы подействовать даже самый изысканный аромат духов.

Алекс распахнул дверь и поспешно отпрянул назад. Его охватила дрожь; казалось, еще мгновение – и он уже будет не в силах совладать с собой, прильнет губами к ее губам и будет целовать ее. Прямо у дверей комнаты дочери. И хотя лицо Шерон оставалось невозмутимо-спокойным, Алекс отчетливо ощутил, что между ними двоими проскочила искра. Так же как ощущал это во все их прошлые встречи. И он вновь пожалел о том, что пригласил Шерон Джонс в гувернантки. Его желание обладать этой женщиной становится невыносимым.

Верити стояла прямо за дверью, явно ожидая их прихода. Она была и смущена, и возбуждена.

– Боа да, миссис Джонс, – сказала она и застенчиво хихикнула. – Там у меня книжки, но я уже умею читать. Бабушка меня научила. Я лучше покажу вам моих кукол. А потом мы пойдем с вами в горы. Я хочу подняться на самый верх и посмотреть, что там, с другой стороны. И еще я хочу…

– Верити, – строго остановил ее Алекс. – Миссис Джонс – твоя учительница. Она сама решит, чем вы будете заниматься сегодня. Если ты не будешь слушаться ее, я обязательно спрошу с тебя за это. Тебе понятно?

Верити жалобно улыбнулась:

– Да, папа. Я просто…

Шерон потянулась к девочке, взяла ее за руку.

– Мы обязательно посмотрим твои книги и игрушки, – сказала она. – А потом мы вместе решим, чем нам сегодня позаниматься, хорошо? А погуляем мы с тобой, я думаю, после обеда. Только на самую вершину гор нам не так-то просто будет подняться.

Алекс, забытый ими, постоял еще несколько минут в дверях, глядя, как дочь осторожно достает из колыбельки любимую куклу и кладет ее в руки учительницы, как Шерон качает куклу, что-то тихо напевая ей. Она была похожа на мать, укачивающую своего младенца.

Алекс вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Впереди был долгий день. Сегодня он встретится с Джошуа Барнсом, чтобы начать действовать на пути к переменам. Четырехчасовое чаепитие с Шерон Джонс казалось таким далеким.

День обещал быть долгим. Они не занимались чем-то определенным; Шерон перебирала со своей подопечной ее книги, игрушки, разговаривала с ней, пытаясь уяснить для себя, чему в первую очередь нужно учить девочку, что ей интересно. С одной стороны, леди Верити обещала быть приятной ученицей. Она была любознательным, энергичным и веселым ребенком и как будто уже успела полюбить свою гувернантку. Но с другой стороны, Шерон чувствовала, что учить ее будет не так-то легко. Верити была упряма и своевольна, она соглашалась делать только то, что ей было интересно. Задолго до того, как первый день их занятий стал близиться к концу, Шерон поняла, что только хитростью она сможет заставить свою ученицу захотеть учиться тому, чему ей нужно было научиться.

После обеда, как и договаривались, они отправились на прогулку. Шерон быстро поняла, что недооценила энергию Верити. Девочка скакала по склонам с неутомимостью горной козочки и не успокоилась до тех пор, пока они не взобрались на самую вершину горы.

– Ой, поглядите! – воскликнула она, указывая вниз, на долину, открывшуюся их взорам. – Здесь все как у нас, в Англии. И река, как змейка, и поселок, и домики вдоль реки. – Она наморщила носик. – Только очень сильно дымят трубы.

– Да. – Шерон вздохнула. – Еще десять – двадцать лет, и вся эта красота может быть уничтожена.

– У вас очень печальный голос. – Ладошка Верити проскользнула в ее ладонь. – Это ваши долины?

– Да, – ответила Шерон с тихой улыбкой. – Это долины и холмы Уэльса. Мирные и красивые, они на протяжении многих веков казались не нужными никому, кроме самих валлийцев. Но с какого-то времени людям понадобился наш уголь, наша руда, и они построили здесь заводы.

Верити притихла.

– Но это не очень веселые мысли, – тряхнула головой Шерон. – Видишь этот городок внизу? Там скоро будет проходить айстедвод. Так называется наш музыкальный праздник. Поэты, певцы и музыканты придут туда из Кембрана, из Пенибонта, из всех других долин, чтобы показать свое искусство. Это будет большой праздник.

– И вы пойдете туда? – спросила Верити.

– Конечно. Я не пропущу этот праздник ни за что в жизни, – ответила ей Шерон. – Я буду петь там соло. Но это ерунда. Главное, что там будет выступать наш хор. Ты ведь слышала, как красиво он поет. Мой дед и другие мои родственники поют в этом хоре, и еще мистер Перри, которого ты видела вчера, и много-много других моих друзей. Они почти всегда побеждают на конкурсе мужских хоров. И все жители Кембрана пойдут через перевал, чтобы послушать их пение, чтобы поддержать их и поздравить с победой.

– Вы сказали «пойдут», – подметила Верити. – Разве вы не поедете туда в каретах?

– Нас слишком много, – сказала Шерон. – И кроме того, тропа через перевал гораздо короче, чем дорога, которая тянется вокруг.

– Я пойду с вами, – вдруг сказала Верити.

– Ну, я бы с удовольствием взяла тебя, – сказала Шерон, уже ругая себя за неосторожность, – но я не думаю, что твой отец согласится. Ведь это валлийский праздник, англичанам он не очень интересен.

– Ничего, я уговорю его, – решительно заявила Верити. – А мы с вами еще не успели поучиться валлийскому языку. Поучите меня сейчас.

Шерон принялась показывать ей на предметы вокруг и называть их по-валлийски. Верити по несколько раз повторяла за ней слова. Много веселья доставил им звук «лл», часто встречающийся в валлийском языке. Но вскоре внимание ребенка рассеялось, ее душа потянулась на волю. Девочка выпустила руку Шерон и, подчиняясь уклону цветущей лужайки, с визгом устремилась вниз по холму. В сущности, если забыть про дорогое платье, подумала Шерон, это дитя аристократического рода мало чем отличается от детей из их поселка.

За исключением того, что она очень одинока. Кому как не Шерон было знать, что такое детское одиночество.

День был насыщенным и приятным. И каждое мгновение этого дня Шерон затаенным уголком сознания помнила, что он не закончится, как положено ему, в четыре часа. Она помнила об этом, страшась и возбуждаясь. В четыре часа дня она будет пить чай с графом Крэйлом.

Конечно, это будет чисто деловая встреча. Он хочет ознакомиться с перечнем книг и необходимых для занятий принадлежностей. И с расписанием занятий, которое она составила. Не более того.

Но она весь день не могла забыть о том, что произошло утром у дверей детской. И о том, что произошло между ними еще раньше. Она старалась забыть, зная, что отныне она должна думать только о той перемене, которая случилась с ней вчера вечером. Отныне она невеста Оуэна и через месяц станет его женой.

Она повторяла себе это, но не могла побороть чувства, которое пробуждал в ней один лишь взгляд графа Крэйла, проникшего даже в ее сны. Она снова и снова вспоминала о том, как у дверей детской он, протянув руку к дверной ручке, обернулся к ней, а она была так неосторожна, что заглянула ему в глаза, и какая-то искра пробежала между ними. Искра страсти. И она готова была поклясться, что и он испытал то же.

Так она терзалась целый день, страшась рокового часа и предвкушая его. И проклинала себя за слабость.