Текст книги "По следам Драула"

Как и ожидалось, Мидри меня не похвалил за своевольство. Зато и не ругал. В глазах читалась капелька благодарности, которую он не мог выразить вслух, но и этого было достаточно. Я угостил его сладким хлебом и остался рядом. Дел на сегодня мне все равно не дали.

– Ты хочешь услышать все сейчас?

– Думаю, нет. Не сегодня.

– Оно и к лучшему. Завтра мы опять поедем в башни. В этот раз ты все увидишь своими глазами, тогда же, по пути, все и узнаешь. – Он с удовольствием откусил кусок и протянул мне кувшин с соком. – Знаешь, ты с нами уже треть года почти. Все хотел спросить, как тебе живется среди чужаков?

– Вы не чужаки. Иногда мне кажется, что и я уже не чужак вам, и даже если это чувство обманчиво, радость от него настоящая. Здесь я чувствую себя собой. Я не Рех, не исследователь, не чей-то сын. Я это я. Садовник, ремесленник. Я столько узнал о себе за три месяца с вами, сколько не узнал бы и за всю свою сознательную жизнь. Как после этого я могу считать вас чужаками. – Мой ответ ему явно был приятен, а главное в нем не было ни капли лести или лжи.

– Я рад, что ты так о нас думаешь. Но все же тебе нелегко пришлось, и это не то, что можно отрицать.

– Вы все были добры ко мне. Кормили, дали комнату и возможность отплатить работой. Никто не сказал мне ни единого дурного слова, даже когда я работал из рук вон плохо или учинял погром.

– Да, работник из тебя, прямо скажем, не очень. Особенно строитель ты никудышный. Часто вспоминаю, как ты провалился через крышу Лиры и проломил в её доме пол, смеху было на месяц вперед.

– Еще бы. Но даже тогда, вместо того чтобы сразу заругать, Лира сперва осмотрела меня, обработала царапины и накормила. Добрая женщина. Да и муж её помогал мне потом с крышей, объяснил все ошибки и хитрости. И дочь их, Джина еще несколько дней потом справлялась о моём здоровье. Мне хорошо среди вас.

– Не думаешь остаться? – Старик забил свою трубку и пихнул мне в руки мешочек с табаком. Два клубка дыма наперегонки помчались в небо, а мы сидели на земле и наблюдали. – Мог бы стать одним из нас, взял бы в жёны Дрину, глядишь, я бы и дедом успел побыть хоть сколько-нибудь.

От его слов дым застрял в легких, и старику пришлось долго хлопать меня по спине, прежде чем дыхание вернулось в норму.

– О чем ты, старик? Неужели можно единственную дочь отдать неизвестно за кого, да еще за чужака.

– Да я, сперва, пошутить думал, а теперь уже уверен в своих намерениях. Я хоть и старый, и вижу хуже, но не совсем слепой. – Он пропустил пальцы сквозь седую бороду, причесывая ее. – Да и по тому, как ты переживаешь сейчас о её судьбе, понятно, что ты о ней заботишься.

– Это, конечно так, – к лицу подступил жар, – но я старался думать о ней как о дочери того, кто меня приютил.

– Она у меня красавица, и готовит вкусно, и знает много. Да и сильная довольно, что телом, что духом. А тебе такая и нужна, чтобы глупостей не натворил.

– Вам не кажется, что шутка затянулась немного? – Краска застилала щеки. Я соврал, сказав, что она для меня лишь дочь старосты, я испытывал к Дрине симпатию. Даже не так. Мысли о ней или её образ вызывали во мне нежное благоговение и трепет. Она была слишком хороша для меня, недосягаема. Поэтому я и не давал чувствам расправить крылья.

К тому же, я вполне мог бы её побаиваться, потому как о её силе старик не соврал. У Инджен было заведено так, что каждый человек, достигнув определенного возраста, независимо от пола, должен был попробовать каждую работу в деревне и решить, что ему по душе, где он сможет принести больше пользы деревне, при этом не жертвуя здоровьем. И по рассказам Гриты и мужчин, с которыми я рубил в самом начале деревья, Дрина управлялась с топором и пилой намного лучше меня и доброй половины поселения.

– Давайте просто забудем об этом разговоре, пожалуйста. Мне еще неизвестно, сколько потом смотреть ей в глаза. А я же простой, как медная монета. Могу и проговориться, что отец сватал её за чужака. Как громко она будет вас ругать?

– Да, отец, как громко я буду вас ругать? – За спиной стояла она, прекрасная, нежная и сильная девушка.

Неужели моя маленькая подлая месть удалась? Старик весь сжался, а я не мог скрыть ликования, ухмылка сама вырывалась наружу.

– Дочка, все не так, как ты думаешь. Просто ты всю ночь твердила, как мужественно и по-доброму он поступил вчера, вот я и решил, что он тебе не безразличен.

Нет, месть не удалась, скорее это Мидри переиграл и меня и ее. Так подло. Мы словно два маленьких ребенка, чьи матери на детской площадке передают друг другу наш лепет о симпатии. Чувствую себя маленьким мальчиком, который попался в ловушку взрослого. Так нелепо. И, видимо, Дрина сейчас испытывает то же самое.

– Ничего подобного. А о вашей игре в сваху мы поговорим после. – Кивнув в знак прощания, она ушла в сторону малого сада.

Поражаюсь её способности сохранять хладнокровие. Старик прав, именно такая девушка мне и нужна. Но нужен ли ей растяпа вроде меня?

Наша атмосфера дружеской беседы полностью разрушилась. Мидри сидел, сгорбившись под гнетом предстоящего разговора с дочерью, на меня же давили её слова «ничего подобного».

– Ладно, раз завтра у нас очередная поездка, то пойду лучше собирать груз и припасы. – Я попрощался и оставил старика сидеть одного. Все равно ничем ему помочь не смогу, так хоть облегчу работу.

В последней поездке я узнал, что наш ценный груз, который мы отвозим в башни, это большие стопки бумажных листов, большое количество древесного лака и особые угольные карандаши. Уголь в них смешивался с воском, чтобы не смазываться от трения и дольше сохраняться. Да и бумага была не совсем обычная. После высыхания, готовые листы смачивали в какой-то жидкости, что тоже продлевало их срок хранения. Правда, место лака в этом списке мне было непонятно. Так или иначе, начал я с маленького бумажного производства, где уже были сложены и готовы две большие стопки ровных листов.

– Их осталось только замотать в ткань, и можно будет забирать. К вечеру они будут возле дома старейшины, – отчитался мне мужчина.

– Спасибо. Если нужно будет помочь донести, просто позовите меня, я помогу.

Согласно кивнув, он вернулся к работе. А я отправился дальше. Карандаши и лак делались в одном месте, и совсем не далеко, поэтому к моменту, как я подошел, меня уже встречал на пороге муж Лиры. Он показал мне, что все готово и тоже пообещал доставить к дому до вечера.

Дела делались быстрее, чем я мог подумать. Осталось набрать еды, проверить лошадей и не забыть ведра для них. Наша гужевая лошадка в этот раз не сможет сопровождать нас, потому как ждет малыша. И поэтому надо будет посоветоваться в конюшне с кем-нибудь и выбрать нового помощника.

Как легко решить любой вопрос? Знать того, кто сможет решить его за мгновение. Кого-то, кто давно занимается подобными вопросами, и попросить его о помощи. Так я и сделал, когда дело коснулось припасов. Когда каждый делает свою работу, которая ему действительно приятна, люди работают не ради награды, а ради блага ближнего и собственного. Жаль, что такая система не подойдет людям за лесом. Хотя, может мне и удастся изменить это.

Лира помогла мне с провиантом. Так как я в первый раз организовывал поездку к башням, не знал, что можно было бы взять. Мне дали несколько круглых хлебных лепешек, тонко нарезанное засоленное мясо в специях, сыр, процесс приготовления которого до сих пор не укладывался в моей голове, отварные яйца и крепко взбитое молоко. Это были не взбитые пушистые молочные сливки, но и не сливочное масло. Это было что-то другое. Густое, нежное и очень вкусное. Этого точно хватит на целый день.

В конюшне мне порекомендовали молодого жеребца для перевозки груза. Статный и сильный зверь. Конюх заверил, что жеребец хоть и молодой, но послушный и хлопот не доставит, поэтому я попросил подготовить его и наших со стариком лошадей, и, с чувством выполненного долга, отправился домой, чтобы тоже собрать все, что мне могло понадобиться.

День продолжился, но после того как я закончил с подготовкой, он внезапно стал серым, тянулся безынтересно и даже немного нудно.

Как и обещали, к вечеру груз стоял на заднем крыльце дома и ждал. Лошадей нужно было забрать рано утром, чтобы ночь они провели в комфорте и набрались сил.

Утром меня, как обычно, в такие дни разбудил Мидри еще на рассвете. Не знаю, был ли у них с Дриной разговор вчера, но подавленным или расстроенным он не выглядел, даже наоборот, еще довольнее и ехидней, чем в предыдущие поездки. Видимо сегодня мне достанется вдвойне.

Все наши стоянки всегда приходились на одни и те же места, поэтому через пару часов мы остановились позавтракать. До первой остановки, что очень странно, старик так и не заговорил со мной. Завтрак тоже прошел в относительной тишине. Он только похвалил меня за то, что я догадался взять его любимый сыр.

К ближней башне мы добирались еще часа четыре, может немного меньше. И тоже добирались в тишине или в разговорах не по делу. А я не торопил старика. Раз он согласился рассказать все, значит расскажет. Как и было обещано, он позволил мне идти с ним. Я взял один тюк с грузом, взвалил его на плечи и пошел за Мидри. Лошадей мы оставили там же, где до этого с ними сидел я. Устроили им поилку из ведер и лиан и привязали за длинные поводья к корням деревьев, чтобы не забрели чащу без нас.

С каждым шагом лес вокруг нас будто становился плотнее. Словно внутри зеленой стены были еще стены. Если немного расслабить глаза, деревья сливались в подобие высокого забора. Мы остановились перед двумя, растущими аркой и сплетающимися вершинами деревьями. Арку полностью заграждали цветущие лианы, на которых гроздьями росли маленькие фиолетовые цветочки. Их лепестки были настолько нежными, что, казалось, будто они сделаны из чистейшего, самого прозрачного стекла в мире. Лозы слишком аккуратно оплетали деревья, выдавая людское вмешательство. Каждый отросток лианы свисал вниз, не переплетаясь с другими, будто штора. Да, это сравнение подойдет лучше всего. А запах вокруг этого места стоял опьяняющий, сладкий, мне даже стало дурно от него. Это тот самый запах, который старик приносил на себе, только в этот раз чистый, без примеси пыли.

Мидри осторожно раздвинул цветущие лозы и впустил меня внутрь. Перед глазами предстала небольшая, залитая солнцем поляна, посреди которой стоял маленький круглый домишко из обтесанного камня. Вернее, он не то чтобы маленький, но точно не достоин гордого звания башни. Рядом с домом расположились грядки со странными травами, которые я не видел даже в малом саду, кусты и деревья, усыпанные ягодами всех цветов. Дерево, чьи ветви полностью облеплены маленькими вытянутыми оранжевыми ягодками, колючий куст с красноватыми ягодками побольше, невысокий кустик голубых, почти синих ягод. И много-много трав.

– Простите, но разве башни не должны быть высокими? – Я не смог удержать этот вопрос в себе. Я спросил из интереса, а не с целью высмеять.

– Не суди по первому взгляду. Не только сейчас, но и вообще. Иначе рискуешь ошибиться. На самом деле, эта башня очень высокая, просто начинается она не на земле, как ты привык считать, а глубоко под ней.

Подземные башни? Кто мог додуматься до такого? Это же практически идеальное убежище, даже один – два этажа, уже хорошо. Но и такой небольшой проект невероятно сложно осуществить.

Мы вошли через очень широкую дверь, больше похожую на ворота. Сразу за дверью начиналась такая же широкая винтовая лестница вниз, она проходила по спирали, вдоль чистых белых стен. Ступени, тоже очень широкие, и, по-видимому, тяжелые, выглядели невесомыми. Если взглянуть на противоположную сторону, или наверх, видно, что под ступенями нет ни единой подпорки, они просто выходят из стены, будто их ничто не держит. Сами стены, как я уже сказал, изнутри были выкрашены в чистый белый цвет и сложены с углублениями внутри них, напоминающими книжные полки. В этих каменных книжных шкафах хранится вся Память этого мира. Так много книг я не видел ни в одной посещенной мной библиотеке, а повидал я их немало. Но при этом стены не были заполнены и наполовину.

А еще, несмотря на то, что башня под землей, в ней было достаточно светло без всяких свечей. Солнечный свет проходил сквозь застекленное окно в крыше, и рассеивался по башне при помощи системы зеркал. Потрясающее зрелище, если не обращать внимания на танцующие в отраженных лучах миллиарды пылинок. Вот почему от Мидри так пахло пылью каждый раз.

Пока мы спускались, нам на лестнице повстречался скелет в мантии, но не тот, что еще позавчера ушел из деревни, на этом был коровий череп с такими же алыми, разветвленными в несвойственной коровам манере, рогами. Мы спокойно прошли мимо него, пока он перелистывал одну из книг, усевшись на ступеньку. Он словно нас и не заметил.

В самом низу башни располагалась просторная комната с несколькими высокими столиками, за которыми стояли такие же скелеты, только с разными черепами. Кто-то из них просматривал книги, кто-то делал записи. Еще один скелет, сидя на полу, распускал собственную мантию на нитки, чтобы скрепить ими листы и сшить их в книгу. Старейшина попросил напомнить ему, добавить нитки и новые иглы к грузу на следующий месяц. Тут же был и муж Рулы. По правде говоря, узнал я его не по оленьему черепу, потому что здесь был еще один такой же, а по наименее истрепанной мантии. Он-то и был тем, кто, сидя в окружении книг, перечитывал их одну за другой. Хотя могут ли они читать, если у них нет глаз?

Многого я разглядеть не смог, потому что до конца мы так и не спустились, не вошли комнатку на дне башни, а лишь оставили груз у подножья лестницы и начали подъём на поверхность. Задержав взгляд, я успел только мельком заметить несколько дверей в дальней от меня части стены, но, думаю, мне просто показалось из-за теней. Иначе, какой может быть смысл в дверях в башне, которая этажей на десять уходит под землю? Подъем на поверхность дался мне сложнее, чем спуск. Мы несколько раз останавливались передохнуть, прежде чем выбрались на поверхность. Я жадно хватал свежий чистый воздух, хотя, наверное, той пыли, что я вдохнул внутри, хватило бы, чтобы вырастить одно пшеничное зернышко.

Прежде чем уйти к лошадям, мы набрали трав и ягод для отвара, и немного почистили грядки, чтобы придать им ухоженный вид. Сейчас, глядя на надземную часть башни, думаю, я хотел бы жить где-то тут, в лесу, иметь маленький домик, такие же маленькие грядки, пару овечек и коров. Хотел бы жить вдали от суеты и людей.

– Ну что, как тебе увиденное? – Мы двинулись к нашим лошадям.

– Не думаю, что у меня найдутся слова. Сама башня уже поражает воображение. Построить её так глубоко под землей, еще и из камня, еще и с такой широкой и длинной лестницей. Книжные полки в углублениях стен. Тот, кто проектировал эту постройку – гений, и это самое скромное слово, которым можно его описать. Система зеркал для подачи света, еще и настолько продуманная, чтобы в любое время дня свет просачивался до самого низа башни. Это великолепно.

– А как тебе то, что творилось внизу?

– Они и есть Драулы? – Кусочки мозаики наконец сходились.

– Да. А ты догадливый. Но понял ли ты, что они делают там, на самом дне башни?

– Записывают историю?

Мидри кивнул мне.

– Давай перекусим, и по пути во вторую башню я расскажу тебе все, что нам известно о Драулах.

Мы расстелили покрывало и достали еду. Трапеза закончилась быстро. Пока я собирал вещи, Мидри мастерил очередной букет из трав и перебирал ягоды.

– Драул, что в самом низу сидел в окружении книг и читал? Это был муж Рулы, я прав?

– Да. Это он. А тот, которого мы встретили на лестнице – мой старший брат. Он тоже не так давно в башне, и все еще продолжает просматривать книги. Прежде начать записывать полученную Память, Драул должен изучить все, что уже имеется в башне, чтобы знания не были записаны дважды. Правда, мне кажется, что каждая башня хранит в себе примерно одни и те же тексты.– Старик ловко запрыгнул в седло, и я поспешил за ним.

– Так как происходит их становление Драулами? Как долго они остаются такими?

– Мы знаем многое о мире, но не себе самих. Все что я знаю об обряде, что проходят его лишь мужчины, и делаем мы это для защиты наших жен и дочерей от такого несчастного существования. Надевший череп золотого зверя неминуемо умирает, и ровно сотню дней после этого он должен лежать недвижимый. Его нельзя беспокоить, на него нельзя смотреть, такие ходят разговоры, но на самом деле все для того, чтобы не потревожить вливающуюся в будущего Драула Память и не травмировать тех, кто любопытства ради захочет посмотреть на гниющее тело.

– То есть это тоже вроде легенды, чтобы защитить жителей?

– Да, именно. Особенно, чтобы защитить семью принявшего проклятие мужчины. Наша последняя попытка помочь ему, облегчить страдания. Вдобавок ко всем выпавшим на его долю мукам, после того, как мертвец воскреснет Драулом, все его воспоминания о жизни исчезают. На них попросту не остается места. Поэтому они не узнают ни жен, ни матерей, ни собственных детей.

– И как много Драулов сейчас есть? Они могут покидать башню?

– Грядки снаружи сделали они сами. Но таких трав и ягод в нашем лесу почти не найти. Мы не знаем, чем именно они заняты, когда живых нет рядом. А насчет их численности, в обеих наших башнях, может, наберется полтора десятка. А насчет остальных башен, даже не знаю. Остались ли Драулы за пределами леса? Мне и самому было бы интересно узнать.

– За пределами леса? – От удивления я чуть не выпустил поводья. – Но ведь все Инджен живут в лесу, в деревне. Или вы хотите сказать, что Драулы племен, которые присоединились к вам, из-за людей снаружи, еще могут быть в тех башнях? Но им же тысячи лет, разве нет?

– Помнишь те письмена, которые я наносил на кости?

– Да, только я смог понять лишь несколько слов.

– Это что-то вроде стиха, в котором народ извиняется за то, что взваливает всю ношу на одного человек, и в то же время это обещание, освободить проклятую душу, когда она исполнит свой долг.

Благодарим за принятое проклятье, и просим прощения за твою раннюю смерть.

Мы сохраним твою жертву в сказаниях, а мир взамен простит тебе каждый грех.

Пронеси Память прошлого в будущее, запиши все, что узнал, до конца,

В день, когда знания кончатся, освободится и твоя душа.

– То есть, Драул перестанет двигаться, когда запишет все, что узнал?

– Да, именно так.

– И все эти знания, Память, передается Драулу из черепа животного? Но куда? Если это высохший скелет, то куда поступают знания? Орган, который может их сохранить и обработать истлевает вместе с телом.

Старик угрюмо покачал головой. Недалеко показалось то самое выжженное дерево, а возле него лежала только что родившая лосиха. Она вылизывала свое дитя, смывая с него собственную кровь и обнажая золотистую шерстку. Мидри остановил лошадь и направил её по другому пути.

– Золотые звери священны для нас, потому что они, в отличие от других, благодаря своим рогам, могут накапливать Память. По ночам рога резонируют с кровавой луной, и знания откладываются именно в них. Чем больше знаний несет в себе зверь, тем сильнее изменяются его рога, ветвятся и изгибаются. А третий глаз посреди их лба может определять, в каком месте трава больше напитана водой, и, соответственно, Памятью.

– Тот лосенок родился золотым, значит, скоро в деревне опять будут похороны?

– Нет, почему же. Золотые живут дольше обычных животных, и вырастают они крупнее сородичей. До того как этот лосенок заберет с собой еще одного из моего племени, я могу и не дожить. Думаю, это был вообще мой последний обряд. Нужно начинать готовить преемника.

Мидри, хоть и был почтенного возраста, но глядя на него, было сложно сказать, сколько именно лет он прожил. Волосы уже давно тронула седина, которая у этого народа превращала волосы в идеально белые нити, а лоб испещрен морщинами, как и внешние уголки глаз, а все его ехидные улыбочки.

– Не говорите так, вы еще вполне можете оставаться старостой деревни. Сколько вам? Шестой десяток идет, или пятый?

– Мне скоро восемьдесят, юнец, еще год или два, и я уже не смогу отвозить бумагу Драулам. Я и так в последние годы с трудом могу осилить поездку, так еще спускать груз до самого низа башни. Не протяну я так долго. Возьму в преемники мужа Гриты. Он мужчина видный, умный, да и мастерство его дольше останется с деревней.

– С этим не поспоришь.

– Сначала я хотел тебя в преемники записать, но не уверен, останешься ты у нас или нет. – Он обернулся на меня и чего-то ждал будто. Но чего?

– Я бы не смог. Да и вряд ли ваши люди приняли бы чужака на месте старосты.

– А вот если бы еще ты и Дрину в жёны взял, то точно бы остался и уже и думать забыл о своем городе.

– Вы опять за свое? Вам не хватило разговора с дочерью вчера? – Видимо она так и не смогла отругать отца, а надо было, и хорошенько. Вот, наверное, чего он выглядел таким довольным с утра.

– Я бы, на твоем месте, у следующей башни нарвал Дрине букет, это её любимые цветы. Ей нравится этот сладкий запах. – Он не переставал насмешничать. Интересно, все люди к старости становятся невыносимо ехидными? – И кстати, пусть будет услада для твоей души, меня отругали, но только за то, что раскрыл тебе её симпатию. Так что вы уж наберитесь смелости, да порадуйте старика.

До второй башни мы снова ехали молча, потому как каждое моё слово старик обратил бы в насмешку или издевку. Тут, как и в первой башне, путь проходил через цветочную арку. Только в этот раз деревья, образующие проход выглядят немного иначе. Они переплетаются не совсем в форме арки, а скорее как дверной проем. Простой прямоугольник. И сами деревья значительно тоньше, будто им совсем не много лет.

Я собирался спросить о причине такой странности, но старик опередил меня. Он точно читает мысли.

– Здесь есть один странноватый Драул, который любит испытывать то, что заинтересует его в книгах. Не знаю, сохранились ли у него воспоминания из прошлой жизни, или же дело в том, какой на нем череп, но он, в отличие от остальных, не против понаблюдать за людьми, поэтому просто воспринимай его как любопытного ребенка.

И действительно, пусть внешне башня и выглядела в точности как первая, у двери зачем-то висел колокольчик.

– Этот колокольчик тоже его рук дело? – Я не удержался и позвонил, будто оповещая о нашем приходе.

– Да, правда, не знаю зачем, они все равно не слышат. Не слышат, не видят, не говорят.

– А как тогда они пишут или читают?

– Чего не знаю, того не знаю.

И изнутри башня была как предыдущая, разве что книг в стенах было больше, запах пыли смешивался с невыносимой сладостью тех самых цветов, и источником его было дерево, растущее в самом центре нижней комнаты. Когда мы спустились к подножью лестницы, я пригляделся и понял, что это вовсе не дерево, а цветущие белым лианы, полностью опутавшие Драула-лося и его широкие рога. А тот будто и не замечал тяжести, лишь спокойно записывал что следует, кажется, даже не испытывая никакого дискомфорта.

Здесь был лось, два оленя, два козла и один непонятный мне череп. Похожий на козлиный, но его рога были загнуты. Точнее одна пара рогов была загнута почти над пустыми глазницами, а затем резко поднималась вверх, вторая пара обрамляла его голову короной и загибалась назад, а третья росла как у быков, расходясь в стороны и поднимаясь потом вверх. Он словно носил алый венец на голове. Видимо это и есть тот Драул проказник.

Заметив мой взгляд, он оторвался от книги и подошел к лосю, сорвал с его рогов пару гроздей цветов и протянул мне. Эти цветы пахли немного мягче, чем те фиолетовые у входа, и имели чистейший белый цвет.

– Похоже, он почувствовал в тебе родную душу. – Старик посмеялся и хлопнул меня по плечу.

Я все же принял цветы от шестирогого и мы начали подниматься к выходу. Драул последовал за нами, будто провожая. Мидри заверил меня, что он всегда так делает, а иногда даже дает листочек со списком того, что ему необходимо для проверки очередного знания. Так случилось и в этот раз. Уже у самого цветочного прохода, проказник порылся в складках ткани и вынул из коряво нашитого на мантию импровизированного кармана листок с требованиями, а после ткнул меня пальцем в плечо.

– Еда на декаду для одного, топор, инструменты для дерева, человек, шерсть, тонкий прут из метала, две длинные и толстые иглы. – Мидри прочел вслух. – Видимо человеком из списка выбрали тебя.

– Меня? Зачем я ему? – Меня вмиг охватила легкая паника. Пусть и с едой, но я мало приспособлен к одинокой жизни в лесу, как бы ни стремился к ней. Да и навыки мои, было ли их достаточно, чтобы выполнить задание Драула? Сомнения червем шевелились где-то в груди.

– Наверное, он хочет освоить что-то новое, и если получится, то сразу обучить тебя, чтобы ты потом мог передать эти знания в деревню.

– Но почему я? – Вопрос адресовался уже самому Драулу, но он меня не слышал. Зато понял нарисованный в воздухе вопросительный знак, пожал плечами, снова ткнул меня, будто проверяя мышцы на прочность, и поднял вверх два пальца, после чего указал на первую строку в своем списке.

– Ничего не поделаешь. Мы должны исполнять их редкие просьбы. Завтра снова приедешь сюда. На две декады.

– Но я не хочу провести почти месяц среди молчунов и пыли.

– Не веди себя как ребенок, будь добр. Поспать можно и на улице, если так смущает пыль, одеяло, котелок, еду, мы дадим тебе все необходимое. Не исполнить их просьбы мы не можем. Из благодарности к их жертве ты должен будешь вернуться. – Судя по голосу, старику и самому не нравилось то, как все обернулось. Весь путь до стоянки он молчал и размышлял о своем. Зато заговорил во время нашего перекуса.

– Знаешь, это может быть для тебя полезно. Ты же хотел узнать о нас? Можешь читать записи в башне, можешь понаблюдать за Драулами и узнать что-то новое. Шестирогий тоже, может, ответить на твои вопросы, в своей собственной манере, конечно же. Во всем есть свои плюсы.

Путь до деревни, пусть и не близкий, мы преодолели легче, чем обычно. Мидри сразу распорядился, чтобы мне подготовили груз, припасы и необходимые вещи. Целебный деревенский напиток в ту ночь имел привкус горечи. От травы, или от моих собственных мыслей? Не знаю. Знаю только, что не хочу уезжать в башню.

– Отец сказал, тебя попросили к Драулам на обучение. Не переживай. Там хоть и жутко, но безопасно. – Дрина подсела ко мне, когда я сидел на крыльце их с Мидри дома и размышлял.

– Говоришь так, будто бывала уже там.

– Да, бывала. Иногда они зовут женщин, чтобы обучить новому ремеслу. Ткачеству, например, или, чтобы поведать о новых съедобных растениях и о том, как их готовить. Они зовут нас для тех дел, в которых бесполезна грубая сила или нужны руки поменьше. Немножко несправедливо, но их цель эффективно передать знания, а значит, выбрать того, кто им больше подходит.

– Тебя тоже позвал шестирогий?

– Нет, я была только в ближней башне. А об этом Драуле мы и сами ничего не знаем, разве что только то, что вышел он не из нашей деревни.

Откуда тогда мог взяться неизвестный Драул, который к тому же, возможно, сохранил часть памяти. Если бы он просто шел с другой башни до леса, его бы точно заметили люди. Да и как далеко ему пришлось бы идти? Другие башни, если и остались целы, разбросаны по всему миру, а люди такое создание бы заклеймили чудовищем.

– Ладно, так или иначе, – она встала, отряхивая платье, – не грусти сильно. Эти дни пролетят так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь.

– Ошибаешься. Я так привык ко всем вам. Будет очень тяжело без звуков деревни, голосов отовсюду, без твоей еды. – И без тебя, хотел бы я сказать, но слова застряли в горле. Признаться ей в чувствах сейчас – прихоть, которую я не могу себе позволить.

– Тогда закончи работу в башне за декаду и возвращайся раньше. За букет, кстати, спасибо, отец сказал, что он от тебя. – Девушка улыбнулась и легонько коснулась моего плеча.

Точно, я ведь убежал тогда, так и не отдав Дрине букет. Дурак. Надо будет не забыть, потом поблагодарить старика.

Она оставила меня размышлять в одиночестве, и я еще долго смотрел в глубокое черное небо под звуки веселья остальных. Да, наверное, мне было бы лучше сейчас веселиться с ними, но я позволил грустным мыслям заполнить голову, и портить гулянья своим безрадостным лицом было бы неправильно. Пусть веселятся, пусть радуются. А я пока впитаю эти звуки и запомню их, потому что впереди меня ждут двадцать тихих ночей, наполненных только звуками леса.

Впервые я проснулся до рассвета сам. Успел собрать несколько личных вещей, прежде чем Мидри зашел разбудить меня. Каково было моё удивление, когда помимо Старейшины и коня с припасами перед крыльцом стояли практически все жители деревни. Все они пришли, чтобы проводить меня в это маленькое путешествие. Беспокойные мысли, мучавшие меня еще с ночи, в ту же секунду исчезли. Их место заняла радость и безмерная благодарность.

В этот раз я ехал один. Старик лишь убедился, как хорошо я помню маршрут и передал еду в тряпичном мешочке.

– Дочка пекла полночи, чтобы отдать тебе, но уснула. Она сказала, что тебе очень понравились пироги и булочки, хотела приподнять тебе настроение.

– Передайте ей, пожалуйста, что я очень благодарен.

Жаль, конечно, что Дрина не выйдет проводить меня, но это и к лучшему. Её появление могло пошатнуть решимость, которую я всю ночь собирал по кусочкам. Выслушав последние наставления и попрощавшись со всеми, я направил лошадь в лес. Радовало, что на поляне возле башни много сочной травы, и мой скакун будет полностью обеспечен едой и питьем.

Чем дальше становилась деревня, и приближался лес, тем тише становились голоса и живой звук людей, если можно его так назвать. Бывает же, что когда просто находишься с человеком в одной комнате, даже если вы оба молчите, слышится его присутствие. В шорохе одежды, в едва слышном дыхании, так или иначе, ты слышишь звук другого человека. А в лесу остаются только его собственные звуки. Шепот переговаривающихся деревьев великанов, дыхание кроны, лес присваивает себе каждый неосторожно оброненный звук, щебет птиц, дуновение ветра, охотничий клич диких кошек.

Лес жаден до звуков. Он забирает и бережно хранит каждый, будь то стрекотание кузнечика или писк землеройки, может даже наши с Мидри разговоры неслышимым эхом расходятся по лесу, от дерева к дереву передаются слова. Может быть, наши беседы когда-то окажутся в общей Памяти, а наши слова выйдут из-под пера какого-нибудь Драула будущего.

Дорога, пусть и вышла скучной, зато безопасной. Было страшновато ехать одному, но за эти несколько поездок с Мидри я хорошо запомнил все ориентиры и даже записал их. У замшелого голубого камня налево, у выжженного дерева направо, мимо сплетенных в косу корней, мимо маленького резного человечка из камня и прямо, до тех пор, пока тебя не окутает коконом сладкий запах, как мне позже объяснили, глицинии.