Текст книги "Заморская невеста"

– Лорд Максвелл! Мы ждали вас.

– Если не ошибаюсь, вы Морган, старший управляющий? Эллиот весьма высоко ценит вас. Распорядитесь принести Цзинь Кану чаю, – велел Кайл. – А еще надо осмотреть и перевязать ему ногу. Он только что спас меня. Если бы не Цзинь, меня расплющили бы упавшие ящики с чаем.

– В Английской фактории есть врач. – Морган кивнул молодому португальцу, и тот поспешно выщел. – Отлично сработано, Цзинь.

Кайл помог Цзинь Кану сесть на ближайший стул. Юноша съежился, явно чувствуя себя неловко оттого, что доставил всем столько хлопот, он по-прежнему дрожал. Неужели он и вправду так боится Чэнгуа? Или Кайл нарушил какой-то запрет, прикоснувшись к нему?

Кайл понял, что ему предстоит еще многое узнать о Китае. Как жаль, что в его распоряжении всего несколько недель!

3

Сидящий за письменным столом Чэнгуа поднял голову, не выпуская из пальцев кисть.

– Этот новый фань цюй, Максвелл… какой он?

Трот попыталась привести в порядок спутанные мысли. Ее хозяину нет никакого дела до привлекательного лица Максвелла, его широких плеч и волнующих прикосновений.

– По-моему, Максвелл – порядочный и умный человек. От него незачем ждать неприятностей, но… он привык добиваться своего.

Чэнгуа прищурился.

– Хорошо, что он пробудет здесь всего один месяц. Не спускай с него глаз. – И он снова склонился над бумагой, жестом отпустив Трот.

Хромая и опираясь на раздобытую Максвеллом трость, Трот удалилась к себе в комнату. После того как ее ногу перевязали, Максвелл сам проводил ее до причала, но, к счастью, больше не пытался прикоснуться к ней.

Трот хотела было отделаться от него, но он дождался, когда она благополучно сядет в лодку, которой предстояло увезти ее во дворец Чэнгуа на острове Хонам. Само собой, Максвелл позаботился о ней только потому, что она оказала ему ценную услугу. Подобно верному сторожевому псу или коню, она исполнила свой долг и заслуживала соответствующего отношения.

С бесстрастным лицом Трот поднялась по лестнице в свою комнату на верхнем этаже дома, заперла за собой дверь и, дрожа, опустилась на свою узкую и низенькую кровать. Дрожала она не от боли в растянутой ноге: занимаясь кунг-фу, она часто страдала от растяжений и знала, что боль скоро утихнет.

Но забыть о встрече с Матссвеллом будет нелегко. Впервые после смерти отца она ощутила ласковое мужское прикосновение, и оно до глубины души взволновало ее. Напрасно она заглянула в его ярко-синие умные глаза. А Максвеллу не следовало дотрагиваться до ее ступни и щиколотки – такие прикосновения у китаянок считаются более чем интимными.

Но Максвелл держался спокойно, точно так он прикоснулся бы к любому человеку, нуждающемуся в помощи, а она, глупая женщина, задрожала от потрясения и влечения, ее женская энергия инь забурлила, стремясь уравновесить мужскую ян. Трот хотелось прижаться к Максвеллу, прильнуть к его длинному телу.

Вот если бы такой мужчина посмотрел на нее, не скрывая желания!

Трот уставилась сухими глазами в потолок, не давая слезам пролиться. Ей не суждено быть наложницей, женой или матерью. Надо довольствоваться тем, что у нее уже есть, – удобствами. Она не голодает, хозяин ценит ее, у нее есть возможность уединиться в собственной комнате. Она даже пользуется некоторой свободой в отличие от других женщин, живущих в этом доме. Но лишь потому, что ее не считают ни настоящей женщиной, ни чистокровной китаянкой.

Трот медленно обвела взглядом свою комнату, свой единственный приют. Она сама тщательно обставила ее, руководствуясь правилами фэн шуй – искусства создания гармоничной атмосферы. В комнате осталось много свободного места, Трот разместила здесь лишь любимые предметы мебели – кровать, стул, стол, служащий письменным. Мягкий ковер в синих и кремовых тонах, несколько сундуков разных размеров. И вышитая стенная драпировка с изображением символов четырех стихий дао – воды, земли, воздуха и огня.

В одном углу Трот устроила маленькое семейное святилище, где возносила молитвы за отца и мать, о душах которых было некому позаботиться, кроме нее. Отец привил Трот веру в Господа Иисуса, но в Китае почитали и других древних богов, и пренебрегать ими было бы неразумно.

Напротив кровати стоял сундук лакового дерева, хранящий вещи, которыми Трот особенно дорожила. Может быть, маленькая прихоть, возвращение к своему тайному "я" поможет ей избавиться от чувства опустошенности? Осторожно ступая на поврежденную ногу, она подошла к сундуку, опустилась на колени и извлекла из-под одежды ключ, висящий у нее на шее на шелковом шнурке.

Из-под тяжелой крышки сундука повеяло ароматом сандалового дерева. На дне хранились отцовская Библия, другие английские книги и обитая шелком шкатулка с драгоценностями. А сверху лежало сокровище Трот – женские наряды.

Ей понадобилось несколько лет, чтобы тайно обзавестись этим гардеробом. Чэнгуа платил ей небольшое жалованье, а торговцы-иностранцы иногда вознаграждали ее деньгами, когда были особенно довольны ее услугами. Эти с трудом скопленные гроши Трот тратила на обстановку комнаты и на покупку женской одежды и украшений.

Поскольку Чэнгуа разрешал ей выходить из дома только в мужской одежде, Трот делала вид, что подыскивает наряды для своей сестры. Она уходила на окраины разросшегося города и там выбирала в лавках одежду, на глазок прикидывая, будет ли она ей впору.

Трот бережно вынула из сундука свою гордость, голубой шелковый халат. Поношенный, местами потертый, когда-то он принадлежал знатной особе – должно быть, какой-нибудь рослой маньчжурской женщине. Трот сняла мужскую одежду, развязала полосу ткани, туго стягивающую груди, надела белье и штаны. Гладкий шелк нежно ласкал кожу.

Стащив шапку, она расплела длинную косу, усиливавшую ее сходство с мужчиной, и перебрала пальцами густые пряди. Тщательно расчесав волосы, Трот уложила их на макушке в изысканную придворную прическу, заколов темные локоны длинными позолоченными шпильками. Эти шпильки отец подарил ее матери.

Капельку духов в ямочку у основания шеи, немного помады на губы. Наконец Трот облачилась в искусно вышитый халат. Ей доставляло удовольствие прикасаться к нефритовым пуговицам, продевая их в петли.

Последней очередь дошла до украшений: нефритовых браслетов на запястья, нитей стеклянных и деревянных бус, ажурного платочка, который должен быть у каждой знатной дамы. Выпрямившись во весь рост, Трот вскинула голову гордо, как признанная красавица.

Ее мать Ли Инь была очень хороша собой. Ли Инь любила рассказывать о том, как Хью Монтгомери купил ее, желая сделать своей наложницей, едва успев увидеть. Как она поначалу боялась огромного варвара со странными рыжими волосами и серыми глазами! Но он был добр к ней, и вскоре она начала благодарить судьбу за то, что досталась такому хозяину.

Трот была готова без конца слушать эту историю и представлять себе, как в один прекрасный день какой-нибудь джентльмен увидит ее и полюбит с первого взгляда. В то время Трот была еще совсем ребенком.

Она провела ладонями по халату, вышитые медальоны на ощупь были шероховатыми. Пионы – символ весны, летучие мыши – знак удачи… Остро ощущая свою женственность, Трот медленно закружилась на месте, тяжелые шелковые полы халата приподнялись. Интересно, понравилась бы она лорду Максвеллу в таком наряде?

Увидев свое отражение, промелькнувшее в зеркале на противоположной стене, Трот приуныла. Где бы она ни очутилась, на Востоке или на Западе, ее наверняка сочтут уродливой. Так зачем мучить себя, наряжаясь и притворяясь тем, кем ей никогда не стать? Еще ребенком в Макао она восхищалась прекрасными иностранками с их волосами разных цветов и оттенков и выразительными лицами. Со своим крупным телом и большими ступнями Трот меньше отличалась бы от иностранок, чем от хрупких уроженок Кантона, но никто не назвал бы ее даже миловидной.

В дверь постучали.

– Цзинь Кан!

Трот узнала голос Лин Лин – самой юной, хорошенькой и жизнерадостной из жен Чэнгуа, единственной своей подруги в этом доме. Не желая, чтобы ее увидели в запретной одежде, Трот отозвалась:

– Подожди минутку, Лин Лин.

Поспешно сняв украшения и одежду, она сунула их в сундук и опять натянула привычные широкие штаны и тунику. Заплетать косу было некогда, и под нетерпеливый стук Лин Лин Трот выбрала из волос шпильки и оставила густые пряди свободно ниспадать на плечи. Только после этого она открыла дверь.

Лин Лин вошла, грациозно переставляя крошечные, туго забинтованные ступни. Длина их составляла всего три дюйма, они были предметом гордости Лин Лин. Молодая китаянка удивленно уставилась на Трот.

– Сколько у тебя волос, какого странного они цвета! Не иссиня-черного, а красноватого. Сразу видно, что в твоих жилах течет кровь фань цюй.

Трот подавила вздох. Ее подруга не отличалась деликатностью. Заплетенные в косу, волосы Трот казались черными, но стоило распустить их, в них становились заметными рыжеватые пряди.

– Не все так удачливы, как ты, Лин Лин.

– Верно. – Лукаво улыбаясь, Лин Лин присела на единственный стул. – Вижу, ты не перевязала грудь. Какая она большая!

– Виновата все та же проклятая кровь фань цюй.

Лин Лин кивнула.

– Все варвары огромны, правда? А сколько у них волос! В прошлый раз, когда мой господин устраивал званый обед, я подглядывала из-за ширмы. Как ужасно было бы принадлежать варвару!

– Даже не думай об этом. У тебя родился бы ребенок вроде меня.

– Ты не виновата в том, что у тебя нечистая кровь.

Зная, что подруга не хотела оскорбить ее, Трот села на кровать, вытянув ноющую ногу.

– Похоже, ты пришла сюда не просто так.

Лин Лин подалась вперед, ее глаза заблестели.

– Кажется, у меня будет ребенок!

– Какая радость! Ты точно знаешь?

– Пока нет, но чувствую, что не ошиблась. Я подарю своему господину сына!

– А если родится девочка?

Лин Лин торопливо покачала головой:

– Я ходила молиться в храм Гуань Инь, каждый день я возжигаю для нее благовонные палочки. Будет мальчик! Мой господин тоже мечтает о сыне, иначе он не стал бы дарить мне свое семя. Как он обрадуется!

Из откровенных разговоров с Лин Лин Трот успела уяснить, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Трот слушала подругу со стыдливым, но жадным любопытством, считая, что ей не полагается знать об этом. Она не представляла Чэнгуа в роли любовника, но если верить Лин Лин, в постели он был так же могуч и вынослив, как в поединках. Он сохранил всю силу, иначе не сумел бы зачать дитя в столь преклонном возрасте.

– Кто бы ни родился, я завидую тебе, Лин Лин.

Молодая китаянка склонила голову набок.

– Правда? А я думала, ты жалеешь, что родилась женщиной.

– Моя участь – быть Цзинь Каном. – У Трот дрогнули губы. – Мужчинам я не нужна.

– Китайским мужчинам – может быть, а вот за фань цюй не ручаюсь, – задумчиво возразила Лин Лин. – Им следовало бы гордиться наложницей, в жилах которой течет кровь жительницы Поднебесной!

Трот не раз исподтишка разглядывала европейских торговцев, гадая, каково было бы остаться с кем-нибудь из них наедине. Ей особенно нравился Гэвин Эллиот, так похожий на ее отца, – рослый, красивый, благородный, умный и любезный. Но лорд Максвелл… при мысли о нем Трот вспыхнула. Он воспламенил ее кровь и воображение, хотя о близости с ним невозможно было даже мечтать.

– Аи, неужели у тебя уже есть избранник? – встрепенулась Лин Лин. – Хочешь, сегодня вечером, когда мы с господином ляжем вместе, я попрошу его отдать тебя этому фань цюю?

– Ни в коем случае! – Трот заставила себя равнодушно пожать плечами. – Если мой отец был варваром, это еще не значит, что я хочу жить с одним из них.

Лин Лин одобрительно кивнула. По ее мнению, Трот рассуждала разумно.

Конечно, Трот солгала. Она понимала, что ей не суждено выйти замуж за фань цюя, но не переставала втайне мечтать о таком браке.

Гэвин перелил дымящийся чай в китайскую чашку без ручки и протянул ее Кайлу.

– Ну, что ты скажешь?

Кайл осторожно попробовал янтарную жидкость. Под руководством друга он уже научился различать сорта чая.

– Довольно мягкий вкус.

– Ты слишком снисходителен. Этому сорту недостает пикантности. Зато его предлагают по весьма выгодной цене. Может быть, все-таки стоит попробовать сбыть его в Бостоне?

Кайл отпил еще глоток.

– А если добавить в него какое-нибудь ароматическое вещество? Основной чайный вкус чувствуется отчетливо. А примесь придаст ему пикантность.

Гэвин явно заинтересовался.

– И что же ты предлагаешь?

– В Индии я пил чай, ароматизированный кардамоном. Меня поразили его вкус и запах. А еще можно попробовать цитрусовый аромат – лимона или апельсина.

Его друг задумчиво кивнул.

– Пожалуй, я куплю партию этого чая, и мы поэкспериментируем с ароматными добавками. Подожди, я еще сделаю из тебя торговца! Не хочешь помочь мне основать лондонский филиал «Торгового дома Эллиота»?

– Ты намерен вести торговлю и в Англии?

– Это логичное решение. В Великобритании у меня будет гораздо больше покупателей, чем в Соединенных Штатах. – Гэвин усмехнулся. – Когда я был еще мальчишкой и жил в Абердине, я часто представлял себя хозяином самой крупной в мире торговой компании.

– Ты на верном пути, – заметил Кайл, которому тоже было чем гордиться. Он занялся торговлей, чтобы понять, сумеет ли добиться успеха независимо от своего титула и положения в обществе, и все его предприятия неизменно оказывались удачными и прибыльными. И хотя вскоре ему предстояло вернуться к привычной жизни джентльмена, он желал сохранить связи с Востоком – именно поэтому Гэвин и предложил ему возглавить лондонский филиал «Торгового дома Эллиота». – По-моему, это на редкость удачная мысль. Работа избавит меня от лишней респектабельности.

А еще такая работа могла бы стать предлогом для путешествий, но прежде Кайлу следовало исполнить свой долг перед семьей – жениться и обзавестись одним-двумя наследниками. Эта перспектива его не радовала, но и не внушала отчаяния, как в те времена, когда он покинул Англию. Наверняка ему встретится покладистая девушка, из которой получится заботливая и не слишком требовательная жена. На пылкую любовь Кайл не рассчитывал. Такое бывает только раз в жизни.

Гэвин записал несколько цифр на листе бумаги, который он извлек из кармана.

– Я опаздываю на встречу в Консу-хаус. Ты не попросишь Цзинь Кана написать это письмо Бао Тяню, купцу, который прислал мне образцы чая? Я хочу заказать ему партию.

– Разве Цзинь Кан умеет читать по-английски? – удивился Кайл.

– Сомневаюсь. Просто прочти ему письмо вслух. Цзинь переведет его на китайский и добавит несколько цветистых фраз, как принято в Китае.

– Я сам займусь письмом, – пообещал Кайл, радуясь предлогу повидаться с Цзинь Каном. Может, ему удастся понять, почему во время первой встречи юноша произвел на него столь неизгладимое впечатление.

Кайл уже собирался уходить, когда Гэвин спохватился:

– Не забывай, что сегодня в Английской фактории устраивают званый ужин в твою честь.

Кайл раздраженно застонал.

– А я так надеялся, что его отменят! Почему Ост-Индская компания считает своим долгом устраивать приемы в мою честь? По-моему, я уже перезнакомился со всеми европейцами, живущими в Кантоне.

– Потому, что больше в Кантоне нечем заняться. Жен и любовниц сюда не допускают, все мы ютимся на клочке земли размером чуть больше крикетной площадки, поэтому и радуемся любым развлечениям. Прием в честь гостя, к тому же виконта, – достойный повод потратить лишнее серебро.

Объяснение имело смысл. Несмотря на весь интерес Кайла к Китаю, он сошел бы с ума, не прожив в сеттльменте и шести месяцев. Прошло всего три дня, а он уже мечтал проскакать галопом по полю. Но с этим следовало подождать до возвращения домой, в Дорнли. Пробираясь через толпутруз-чиков в нижних помещениях склада, Кайл вдруг представил себе, как прохладный ветер Англии дует ему в лицо. Да, пора домой.

Но ему предстояло провести в Кантоне еще целый месяц. Даже если побывать в храме Хошань не удастся, надо изучить все особенности китайской торговли. Когда он унаследует титул и займет свое место в палате лордов, ему придется решать вопросы торговли и внешней политики, и ничто не заменит ему знаний, полученных из первых рук.

Опиум составлял львиную долю товаров, ввозимых в Китай; на родине Кайла многих возмущало то, что британские торговцы поставляют в чужую страну наркотик. Кайл был согласен с недовольными. Спасти «Торговый дом Эллиота» от банкротства он согласился главным образом потому, что эта американская компания была в числе немногих, кто категорически не желал торговать опиумом.

Разумеется, в Америке было немало товаров, пользующихся спросом в Китае, – таких как меха и женьшень. Но купцам из других стран повезло гораздо меньше. Китайцев не интересовали европейские фабричные изделия, а вот опиум из Турции или английских колоний в Индии – совсем другое дело.

Кайл вошел в помещение конторы, где работали полдюжины клерков, преимущественно португальцев. Цзинь Кан сидел за столом в углу, перед ним лежала странная вещь – рама с несколькими рядами бусин, нанизанных на стержни, называемая абаком. Этот предмет выглядел детской игрушкой, но, судя по всему, помогал при счете.

Мысленно взяв себе на заметку поближе познакомиться с абаком, Кайл подошел к Цзиню.

– Как ваша нога, Цзинь Кан?

Окинув его быстрым, чуть растерянным взглядом, Цзинь снова уставился на абак. Его глаза и вправду были темно-карими, а не черными.

– С ней все в порядке, сэр, – еле слышно отозвался юноша.

Кайл придвинул поближе свободный стул и сел к столу.

– Мистер Эллиот просил вас перевести для него одно письмо.

– Сию минуту, сэр. – Цзинь отставил абак и вынул из ящика стола бумагу и другие письменные принадлежности. Кайл с любопытством наблюдал, как юноша растер кусок какой-то черной лепешки на камне и смешал порошок с водой, приготовив густую тушь.

Когда все было готово, Кайл медленно прочел письмо вслух. Пользуясь тонкой кистью вместо пера, юноша начертал несколько столбцов сложных символов на листе бумаги, начав в правом углу и двигаясь к левому. Время от времени он останавливался и просил пояснить смысл слова или фразы. Хотя по-английски Цзинь Кан говорил медленно и с сильным акцентом, работал он добросовестно.

Когда письмо было закончено, Кайл заметил:

– Китайская письменность ничуть не похожа на европейскую. Она выглядит на редкость элегантно.

– Каллиграфия – великое искусство. К сожалению, я им не владею. Мой почерк годится лишь для торговых бумаг.

– А по-моему, он прекрасен. Сколько разных букв! Вы не могли бы научить меня китайскому алфавиту?

– Чужестранцев запрещено учить китайскому, – объяснил Цзинь, не поднимая головы. На протяжении всего разговора он ни разу не посмотрел в лицо собеседнику.

– Боже милостивый, почему?

– Приказы императора Поднебесной – не моего ума дело.

Несомненно, причиной подобных запретов была неприязнь, которую китайцы питали ко всем иностранцам. За три дня, проведенных в Кантоне, Кайл успел узнать, что даже беднейшие из местных жителей смотрят на «заморских дьяволов» свысока. Он забавлялся, представляя себе, как рассвирепел бы какой-нибудь высокомерный, спесивый английский аристократ, обнаружив, что оборванный лодочник-китаец считает его низшим существом.

Но как ни парадоксально, китайцы, с которыми приходилось иметь дело самому Кайлу, держались весьма любезно, и он заметил, что в отношениях между кантонскими купцами и фань цюй царит неподдельное взаимное уважение. Воистину Китай – страна контрастов!

– Но ведь изучение алфавита и изучение языка – не одно и то же.

Цзинь покачал головой, его толстая коса зашевелилась на спине.

– У нас нет алфавита.

– Нет алфавита? Тогда что же означает этот знак? – Кайл указал на один из сложных символов.

– Обращенную к купцу нижайшую просьбу отнестись к этому письму со всем вниманием. – Цзинь положил кисть на фарфоровую подставку и нахмурил брови, подыскивая английские слова. – В вашем языке каждая буква обозначает звук. Несколько букв, стоящих рядом, – слово. А в китайском языке каждый символ выражает… мысль. Несколько символов, стоящих рядом, выразят совсем другую мысль. Это сложно объяснить.

– Удивительная и своеобразная письменность. Сколько же в ней символов?

– Очень-очень много. – Цзинь коснулся абака. – Десятки тысяч.

Кайл негромко присвистнул.

– Должно быть, пользоваться ею неудобно. Понадобятся годы, чтобы научиться читать и писать!

– Далеко не от каждого ждут успехов в столь высоком искусстве, – сдержанно отозвался Цзинь. – Письмо, поэзия и рисование – «три совершенства». Всеми тремя владеют только ученые и поэты.

– Но ведь вы умеете писать. Значит, вы ученый?

– О нет, мне не выдержать экзамен на звание ученого чиновника. Моих познаний хватает только для должности писца. – Судя по тону, Цзинь счел вопрос Кайла нелепым.

– А вы не могли бы показать мне, как пишется какой-нибудь символ? Что в этом такого? Это же не изучение китайского языка.

Уголки губ Цзиня дрогнули. Может, он подавил улыбку?

– Вы очень настойчивы, сэр.

– Вы правы. – Кайл разглядывал черную лепешку. Она была восьмиугольной, с изображением дракона на одной стороне. – Лучше уступите сразу, потому что рано или поздно я добьюсь своего.

На этот раз по губам Цзиня порхнула улыбка.

– Ничтожному писцу не пристало упорствовать, господин. – Юноша выложил на стол чистый лист бумаги. – Смотрите, как пишется символ огня. Линии следует рисовать в определенном порядке. – И он дважды нарисовал довольно простой знак, чем-то напоминающий звезду, медленно водя кистью. Потом Цзинь снова окунул кисть в тушечницу и протянул ее Кайлу. – А теперь попробуйте сами.

Любой неискушенный наблюдатель понял бы, что попытка Кайла не увенчалась успехом.

– А это труднее, чем кажется на первый взгляд, – заметил он, повторил попытку чуть удачнее, но его рисунку по-прежнему недоставало изящества линий, начертанных Цзинем.

– Вы неправильно держите кисть. Это не английское перо. Возьмите ее прямее – вот так. – И Цзинь коснулся руки Кайла, поправляя кисть в пальцах.

По руке Кайла пробежал странный трепет. Что это, черт возьми? Наверное, Цзинь тоже что-то почувствовал, потому что поспешно отдернул руку.

Неужели этот юноша – святой человек, как тот индус? Взгляд Шри Аншу мог растопить свинец. Возможно, в Цзинь Кане таится такая же сила. А может, причина такой необъяснимой реакции – запретные, глубоко погребенные постыдные желания?

Несмотря на растерянность, Кайл вел себя как ни в чем не бывало.

– Значит, взять кисть прямо?

– Да, – с трудом выговорил Цзинь. – И не надо так сжимать ее.

Кайл еще несколько раз нарисовал тот же символ. Свободно держа кисть, он сумел добиться большей элегантности линий, но до совершенства ему было еще далеко.

Разобраться в собственном отклике на прикосновение Цзиня ему так и не удалось. Напротив, Кайл окончательно запутался.