Текст книги "Заморская невеста"

Мэри Джо Патни
Заморская невеста

Часть 1
В ПОГОНЕ ЗА МЕЧТОЙ

Пролог

Шропшир, Англия

Декабрь 1832 года

Такого мороза она никак не ожидала. Дрожа от холода. Трот Монтгомери выбралась из тряского наемного экипажа и плотнее запахнулась в плащ, спасаясь от пронизывающего до костей декабрьского ветра. Она знала, что Великобритания расположена далеко на севере, но после долгих лет, проведенных в тропиках, жгучий холод застал ее врасплох.

На протяжении всего долгого и трудного путешествия Трот подгоняло нетерпение, но теперь, в преддверии встречи с незнакомыми людьми, ей вдруг стало страшно. Умышленно медля, она спросила возницу:

– Это и есть Уорфилд-парк? Мне он представлялся совсем другим…

Возница закашлялся, прикрывая рот рукой в перчатке.

– А что же еще? Это тот самый Уорфилд. – Он вытащил из экипажа единственный ковровый саквояж Трот, поставил его на землю рядом с ней, снова влез на козлы и хлестнул лошадей, торопясь поскорее вернуться домой, в Шрусбери.

Трот заметила собственное отражение, мелькнувшее в оконном стекле прогрохотавшего мимо экипажа. Она была одета в простое темно-синее платье, самый скромный, респектабельный и европейский из своих нарядов, и все-таки отражение показалось ей безобразным, а темные волосы и узкие глаза – безнадежно азиатскими.

Но отступать было уже поздно. Подхватив саквояж, Трот нерешительно поднялась на крыльцо особняка с вытянутым фасадом и остроконечной крышей. Наверное, летом этот серый каменный дом выглядел приветливо и живописно, но теперь, в зимних сумерках, он казался унылым и мрачным. Ей здесь не место, в этом мире ей вообще некуда идти.

Трот снова задрожала, но уже не от ветра. Хозяева особняка вряд ли обрадуются, услышав принесенную ею весть, – хорошо еще, если ее пустят переночевать, хотя бы из уважения к памяти Кайла.

Подойдя к двери, она постучала в нее массивным молотком в виде головы сокола. После томительного ожидания дверь открыл лакей в ливрее. Окинув Трот взглядом, он надменно приподнял бровь.

– Вход для прислуги с другой стороны дома.

Его презрение заставило Трот вызывающе вскинуть голову.

– Я к лорду Грэхему, по поручению его брата, – ледяным тоном отозвалась она, старательно подражая шотландскому выговору.

Лакей нехотя впустил ее в холл.

– Позвольте вашу карточку.

– У меня ее нет. Я… только что вернулась из путешествия.

Лакею явно не терпелось вышвырнуть ее за дверь, однако он не посмел.

– Лорд Грэхем и его жена ужинают. Вам придется подождать здесь. Как доложить о вас, когда он освободится?

Онемевшими от холода губами Трот едва выговорила фамилию, которую так и не привыкла считать своей.

– Скажите, что приехала леди Максвелл. Жена его брата.

Лакей вытаращил глаза.

– Я сию же минуту доложу о вас хозяину.

Слуга торопливо удалился, а Трот оправила плащ и принялась вышагивать по нетопленому холлу, изнывая от волнения. А если, узнав обо всем, хозяин особняка прикажет высечь ее? Говорят, знатные лорды сурово наказывают гонцов, приносящих дурные вести…

Она сбежала бы отсюда, предпочла бы злую северную стужу, если бы не хриплый голос, эхо которого до сих пор звучало у нее в голове: «Извести моих родных, Мэй Лянь. Они должны узнать о моей смерти». Хотя Кайл Ренбурн, десятый виконт Максвелл, относился к Трот дружески, она не сомневалась, что его призрак будет неотступно преследовать ее, если она не сумеет выполнить его последнюю просьбу.

Стараясь успокоиться, она сняла перчатки, выставив напоказ узорное кольцо в кельтском стиле, подаренное Кайлом, – единственное подтверждение ее словам.

За ее спиной послышались шаги. Смутно знакомый голос произнес:

– Леди Максвелл?

Обернувшись, Трот увидела вошедших в холл мужчину и женщину. Женщина была миниатюрна, как уроженка Кантона, но с изумительными серебристо-белокурыми волосами, редкостными даже здесь, в стране «заморских дьяволов». Незнакомка смотрела на Трот с любопытством, как кошка, но без враждебности.

Мужчина повторил:

– Леди Максвелл?

Трот перевела взгляд на него. Кровь отхлынула от лица, холод пронзил ее до мозга костей. Этого не может быть! Мужчина оказался рослым, гибким, хорошо сложенным, с точеными чертами лица и ярко-синими глазами. Волнистые каштановые волосы, крохотная ямочка на подбородке, горделивая осанка. Точная копия умершего человека. Этого не может быть! С этой последней, ошеломляющей мыслью Трот лишилась чувств.

1

Макао, Китай

Февраль 1832 года

Кайл Ренбурн, десятый виконт Максвелл, умело маскировал раздражение, учтиво приветствуя десятки живущих в Макао европейцев, собравшихся выразить почтение благородному лорду. Наконец, исполнив свой долг перед обществом, он ускользнул на веранду, чтобы в тишине предаться размышлениям о последнем и лучшем из своих приключений, которому предстояло начаться завтра утром.

Просторный, длинный дом высился на одном из крутых холмов Южного Китая. Далеко внизу россыпь огней обозначала кварталы Макао, раскинувшиеся на берегах восточной гавани. Макао, экзотический городок у юго-восточной оконечности устья Жемчужной реки, был основан португальцами, единственным из европейских народов, к которому благоволили китайцы.

На протяжении почти трех столетий этот анклав был домом купцов, миссионеров и пестрого сборища уроженцев разных стран. Кайл ни на минуту не пожалел о том, что прибыл сюда. Но Макао – это еще не Китай, а Кайлу не терпелось отправиться в Кантон.

Он облокотился на перила веранды, с наслаждением подставляя лицо прохладному бризу. Возможно, у него разыгралось воображение, но ему казалось, что ветер напоен ароматами неизвестных пряностей и древних тайн, манящих его в страну, которой он грезил с детства.

На веранду вышел хозяин дома, друг и партнер Кайла Гэвин Эллиот.

– Ты похож на предвкушающего чудо ребенка накануне Рождества.

– Это ты можешь позволить себе хладнокровно ждать завтрашнего отплытия в Кантон. Ведь такие путешествия для тебя – привычное дело, ты здесь уже пятнадцать лет. А для меня это первая поездка. – Помедлив, Кайл добавил: – И наверное, последняя.

– Стало быть, ты возвращаешься в Англию. Здесь тебя будет недоставать.

– Что поделаешь, пора. – Кайл задумался о долгих годах странствий, за время которых он неуклонно двигался на Восток. Он повидал Большую мечеть в Дамаске и бродил по холмам, где проповедовал Иисус. Исследовал Индию – от пестрых, красочных южных равнин до диких безлюдных гор северо-запада. В пути он пережил немало приключений, чудом избегал гибели, благодаря которой его младший брат Доминик мог бы унаследовать фамильный титул – и не стал бы сетовать на жестокую судьбу! Сам Кайл давно утратил юношескую вспыльчивость, и не без причины: в следующем году ему должно было исполниться тридцать пять лет. – Здоровье отца оставляет желать лучшего. Боюсь, как бы мне не опоздать.

– А, вот оно что! Досадно слышать. – Гэвин раскурил сигару. – После того, как Рексхэм уйдет в мир иной, на тебя свалится столько забот, что будет уже не до путешествий.

– С каждым годом мир становится все меньше. Корабли все быстрее бороздят океаны, на карте почти не осталось белых пятен. Китай я приберег напоследок. Отсюда я сразу отправлюсь домой.

– Почему же ты приберег Китай напоследок?

Кайлу отчетливо вспомнился тот день, когда он впервые узнал о существовании. Китая.

– Когда мне было четырнадцать лет, однажды я забрел в одну лондонскую антикварную лавку и нашел там папку с китайскими рисунками и акварелями. Только Богу известно, как они туда попали. Это приобретение стоило мне карманных денег, скопленных за полгода. Рисунки очаровали меня. Казалось, я заглянул в совсем иной мир. Именно тогда я решил когда-нибудь стать путешественником и побывать на Востоке.

– Тебе повезло – твоя мечта сбылась. – В голосе Гэвина сквозила печаль.

Кайл задумался, о чем мечтал в юности его друг, но спросить не решился. Мечты – это самое сокровенное, ими не делятся даже с близкими друзьями.

– Самое заветное из моих желаний неосуществимо. Ты что-нибудь слышал о храме Хошань?

– Однажды видел его изображение. Кажется, он расположен в сотне миль к западу от Кантона.

– Да, это он. Есть ли у меня хоть один шанс побывать там?

– Об этом не может быть и речи. – Гэвин затянулся сигарой, ее кончик ярко вспыхнул в темноте. – Китайцы строго-настрого запрещают европейцам покидать сеттльмент[1]1
  Сеттльмент – район китайского города, отведенный для поселения и деятельности иностранцев. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]. Тебя не подпустят даже к воротам Кантона, а о поездке по стране и думать забудь.

Кайл знал о сеттльменте, застроенной складами узкой полосе земли между портом Кантона и городскими стенами. Ему уже рассказали о печально известных «восьми законах», которые связывали иностранцев в Китае по рукам и ногам. Но Кайл по опыту знал: решительный человек, располагающий средствами, найдет способ обойти любые законы.

– А может, мне все-таки удастся побывать в глубине страны – если я сумею подкупить какое-нибудь влиятельное лицо.

– Ты не проедешь и мили, как тебя возьмут под стражу. Здесь ты – фань цюй, «заморский дьявол». Ты будешь заметнее, чем слон в Эдинбурге. – Гортанный шотландский акцент Гэвина усилился. – В конце концов тебя, как шпиона, сгноят в губернаторской тюрьме.

– Пожалуй, ты прав.

И все-таки Кайл не собирался отказываться от своих намерений. Двадцать лет храм Хошань существовал в его воображении, олицетворяя покой и неземную красоту. Если есть хоть малейшая возможность посетить его, Кайл был готов рискнуть жизнью.

На рассвете китайский сад казался таинственным, удивительным миром причудливо изогнутых деревьев и каменных глыб. Бесшумно, как призрак, Трот Мэй Лянь Монтгомери ступала по знакомым тропинкам. Рассвет был ее излюбленным временем суток, когда она почти верила, что вновь очутилась в отцовском доме в Макао.

Этим утром она решила заняться упражнениями ци возле пруда. В зеркальной глади воды отражались грациозный тростник и арка бамбукового мостика. Трот застыла на месте, представляя себе, как энергия ци перетекает из земли в ее ступни. Она расслабляла одну мышцу за другой, стараясь слиться с природой, стать ее частью, подобно изящным водяным лилиям или поблескивающим чешуей золотым рыбкам, скользящим в воде.

Такой благодати ей удавалось добиться нечасто. Само слово «благодать» принадлежало чуждому миру, тому наследию европейцев, которое упрямо напоминало о себе.

Почувствовав, что ею вновь овладевает напряжение, Трот начала выполнять первые из упражнений тайцзицюань. Ее движения были точными, но плавными, она действовала бесстрастно, но вдумчиво. За долгие годы гимнастика стала для нее привычной и неизменно приносила умиротворение.

Когда Трот была еще ребенком, ее отец иногда по утрам пил чай в саду, пристально наблюдая за ней. Дождавшись конца занятия, он смеялся и обещал, что когда-нибудь увезет дочь в Шотландию, где она станет королевой любого бала и в танцах превзойдет любую английскую девушку. Трот улыбалась, представляя себя одетой, как дама фань цюй, входящей в бальный зал под руку с отцом. Ей было особенно приятно слышать, что ее рост в Шотландии никого не удивит. Она не будет возвышаться над всеми женщинами и большинством мужчин, как здесь, в Макао, и окажется самой обычной девушкой среднего роста.

Такой, как все. Ничем не примечательной. Какая простая, но недостижимая мечта!

А потом Хью Монтгомери погиб во время тайфуна – ужасного шторма, которые то и дело налетали на Макао, сметая все на своем пути. В тот день умерла и Трот Монтгомери; выжила лишь Мэй Лянь, никому не нужная полукровка. Только мысленно она продолжала называть себя Трот.

Она перешла к разминке вин чунь – быстрым движениям ног и имитации ударов. Среди множества видов боевых искусств Трот выбрала стиль вин чунь. Его упражнения требовали немалых усилий, она переходила к ним, уже разогревшись плавной гимнастикой тайцзицюань. Урок близился к концу, когда знакомый голос бесстрастно произнес:

– Доброе утро, Цзинь Кан.

Обернувшись и увидев хозяина, Трот застыла на месте. Чэнгуа возглавлял гильдию купцов и пользовался почти неограниченной властью и влиянием. Когда-то он был поставщиком отца Трот, он взял девушку к себе в дом, когда она осиротела, заслужив ее горячую благодарность и послушание.

И все-таки Трот не нравилось, что Чэнгуа называл ее мужским именем Цзинь Кан, которое придумал сам, когда впервые поручил ей шпионить за европейцами. Несмотря на свое уродство: слишком высокий рост, огромные ступни, которые никогда не стягивали бинтами, и грубые черты лица, свидетельствующие о смешении крови, – Трот оставалась женщиной. Но не для Чэнгуа и не для его домочадцев. Все они относились к ней, как к Цзинь Кану – причудливому творению природы, не имеющему пола.

Подавив раздражение, она поклонилась.

– Доброе утро, дядя.

Чэнгуа был одет в простую хлопчатобумажную тунику и широкие штаны, как и сама Трот, стало быть, пришел сюда, чтобы вместе с ней заняться кунг-фу. Он поднял руки жестом, возвещающим начало поединка.

Трот приложила к его ладоням и рукам до локтя собственные руки – эта поза носила название «липкие руки». Кожа Чэнгуа была гладкой и сухой, и Трот казалось, что между ними пульсирует энергия ци. Хозяину уже перевалило за шестьдесят, ростом он был выше Трот, оставался сильным и подтянутым. Трот он ценил за то, что с ней единственной во всем доме он мог как следует разогреться, занимаясь кунг-фу,

Чэнгуа описывал руками медленные круги в воздухе. Трот поддерживала контакт, чувствуя приток чужой энергии ци и предвосхищая каждое движение. Чэнгуа ускорил шаг, подстраиваться к нему стало труднее. Стороннему наблюдателю могло показаться, что они исполняют какой-то невиданный танец.

Внезапно Чэнгуа попытался нанести удар, но Трот отразила его, вскинув руку. Пока он старался восстановить равновесие, Трот выбросила вперед ладонь. Ее противник уклонился, ладонь только скользнула по его плечу. Их руки снова задвигались сдержанно и грациозно, маскируя нарастающее напряжение. Как два настороженных волка, они испытывали проворство друг друга.

– У меня есть для тебя новое поручение, Цзинь Кан.

– Какое, дядя? – Она заставила себя расслабиться, представила, что ее ступни вросли в землю, – это помогало удержаться в бою на ногах.

– В торговую компанию Гэвина Эллиота прибывает новый партнер, некто Максвелл. Ты будешь следить за каждым его шагом.

Трот внутренне сжалась.

– Но ведь Эллиот не имеет никакого отношения к армии. Зачем следить за его партнером?

– Эллиот родом из Прекрасной страны. А Максвелл – англичанин, они всегда приносят больше бед, чем другие иностранцы. Хуже того, он знатный и надменный человек. Такие люди опасны. – Чэнгуа опять попытался застать Трот врасплох, но напрасно.

Сегодня в поединке ей особенно везло. Взбодренная тренировкой, Трот задала вопрос, который обдумывала несколько лет:

– Дядя, а когда я перестану быть шпионкой? Мне… надоело притворяться.

Он поднял темные брови.

– В этом нет ничего дурного. Поскольку и я, и остальные купцы отвечаем за все поступки «заморских дьяволов», ради собственной безопасности мы должны знать их намерения. Как непослушные дети, они способны натворить немало бед, даже не понимая, что делают. За ними надо присматривать, недопустимо дать им волю.

– Но моя жизнь стала сплошной ложью! – Она сделала выпад, но просчиталась, предоставив Чэнгуа возможность нанести ей удар в плечо. – Мне опротивело притворяться драгоманом и при этом подслушивать чужие разговоры и заглядывать в бумаги. – Узнав о том, какую жизнь она ведет, ее отец, честный шотландец, сурово осудил бы ее.

– Нигде не найти второго человека, который говорил бы и по-китайски, и по-английски так же бегло, как ты. Следить за иностранцами – твой долг. – Чэнгуа попытался сбить ее с ног.

Трот легко увернулась, схватила Чэнгуа за плечо и подтолкнула вперед. Он упал и покатился по мягкому дерну. Трот сразу пожалела о том, что утратила власть над собой. Она знала, что Чэнгуа – опытный боец, но ей не соперник. Обычно она старалась скрывать свое превосходство.

Он стремительно вскочил на ноги, его темные глаза зло блеснули. Забыв о «липких руках», он принял боевую стойку и заходил вокруг Трот, выжидая удобный момент для атаки.

– Я кормлю тебя, ты живешь в моем доме, пользуешься привилегиями, каких нет ни у одной женщины. Ты должна быть благодарна мне, обязана повиноваться мне как дочь!

Мятежный порыв Трот уже угас.

– Да, дядя.

Злость лишила ее уравновешенности, теперь Чэнгуа без труда мог наказать ее за то, что она забыла свое место. Он сделал обманный замах рукой, а потом обрушил на нее двойной удар ладони и ступни, вложив в него всю силу и сгусток ци. Трот упала, больно ударившись о землю. Вместо того чтобы сразу вскочить, минуту она лежала, задыхаясь, чтобы Чэнгуа успел насладиться победой.

– Простите мою глупость, дядя.

Смягчившись, он наставительно произнес:

– Ты всего-навсего женщина. Ты не способна мыслить.

Шотландку Трот Монтгомери возмутили бы эти слова. Но Мэй Лянь лишь покорно склонила голову.

2

Гавань Кантона напомнила Кайлу лондонский порт, только раз в двадцать многолюднее и в пятьдесят грязнее. Иностранным торговым кораблям полагалось вставать на якорь на расстоянии дюжины миль от порта вниз по реке, в Вампоа, а грузы и пассажиров перевозили на берег в шлюпках. Суденышко, везущее Кайла и Гэвина Эллиота, смело лавировало между гигантскими лорчами и джонками, на носах которых были нарисованы огромные глаза, высматривающие демонов. Одни суда приводили в движение команды гребцов, другие – гребные колеса, которые вращали опять-таки члены экипажа. Несколько раз столкновения казались неизбежными, но в последнюю секунду лодки меняли курс, расходясь в разные стороны.

Мимо проплыло пестро украшенное цветами судно; принаряженные миловидные девушки-китаянки толпились у борта, окликая мужчин и недвусмысленно жестикулируя.

– Не вздумай даже приближаться к таким лодкам, – сухо предупредил Гэвин. – В здешних краях плавучие публичные дома считаются самыми экзотическими, но европейцы, соблазнившиеся прелестями их пассажирок, исчезают бесследно.

– Они интересуют меня только как путешественника. – Кайл не солгал. Хотя он находил смуглых, хрупких восточных женщин на редкость привлекательными, за годы странствий он ни разу не нарушил обет воздержания. Когда-то он уже познал любовь, и когда его жажда женских ласк и ароматов уже была готова перевесить доводы рассудка, в последнюю минуту он вспоминал, что похоть неизмеримо ниже любви.

И все-таки он провожал девушек взглядом, пока украшенная цветами лодка не скрылась за бортом другой джонки. Нетрудно понять, почему многие торговцы из Европы, живущие в Макао, обзаводятся наложницами-китаянками.

– А вот и сеттльмент.

Обернувшись, Кайл увидел узкую полосу суши между берегом реки и городскими стенами – единственное место на территории Китая, куда допускались иностранцы. Ряд строений тянулся вдоль берега, на ветру плескались европейские и американские флаги. Эти строения представляли собой склады, где в нижних помещениях хранился товар, а в верхних во время зимнего сезона торговли жили иностранцы.

– Трудно поверить, что почти весь чай, который пьют на Западе, привозят вот отсюда.

– Торгуя чаем, любой способен разбогатеть, как король. – Гэвин щурился от ослепительного тропического солнца. – На причале нас уже ждут. Вон тот человек в вышитой шелковой тунике – Чэнгуа.

Разумеется, это имя было знакомо Кайлу. Чэнгуа считался одним из богатейших купцов Кантона, а может, и всего мира. Он не только возглавлял гильдию китайских торговцев, но и лично вел дела с торговым домом Эллиота и несколькими крупнейшими торговыми компаниями Великобритании и Америки. Стройный, рослый для китайца, он держался гордо и прямо, в его жидкой бородке мелькали серебристые нити.

Сразу становилось ясно, что этот человек уверен в своей власти.

– Как он узнал о нашем прибытии?

– По реке слухи текут быстрее, чем вода. Чэнгуа знает все, что касается торговцев-иностранцев. Кстати, на этот раз он прихватил с собой одного из своих шпионов.

– Боже милостивый! Неужели «восемь законов» дают местным жителям право шпионить за европейцами?

– Конечно, нет, но я не могу винить Чэнгуа за то, что он следит за нами. Вы, англичане, своенравны и вспыльчивы, вы зачастую нарушаете законы только из упрямства.

– За грехи моих соотечественников я не отвечаю.

Гэвин усмехнулся.

– Признаться, для английского лорда ты ведешь себя на редкость прилично. Но если тебе вдруг придет в голову возмутиться здешними порядками, помни, что за твои провинности ответственность понесут Чэнгуа и другие купцы. Если им повезет, они отделаются огромными пенями, а если нет – их самих и их родных возьмут под стражу, подвергнут пыткам и казнят за преступления фань цюй.

Кайл изумленно уставился на него.

– Ты шутишь?

– К сожалению, нет. Мы в Китае. Здесь свои обычаи. Купцы гильдии – вероятно, самые честные люди, каких я когда-либо встречал, однако они могут лишиться всего, что имеют, по вине любого чужеземца.

Это объяснение ошеломило Кайла. Он вгляделся в лица людей, ждущих на причале.

– Который из них шпион?

– Цзинь Кан, вон тот тощий юнец слева от Чэнгуа. Строго говоря, он переводчик. Здесь переводчиков называют драгоманами, и, как правило, они не блещут познаниями: изучать язык варваров – ниже их достоинства, поэтому они довольствуются гибридным английским языком, на котором говорят почти все местные, работающие в сеттльменте. Этого хватает, чтобы обсуждать условия сделок. – Гэвин понизил голос, опасаясь, как бы Чэнгуа не услышал его.

Босой матрос ловко выпрыгнул на причал и пришвартовал судно к лестнице. Пока пассажиры высаживались на территорию порта, называемую Английским садом, Кайл убедился, что вблизи Чэнгуа выглядит еще внушительнее, чем издалека. Его темно-синяя многослойная туника была сшита из тончайшего шелка и украшена вышивкой по краям широких рукавов, на шее висели резные нефритовые бусы.

На высокое положение Чэнгуа в обществе указывал не только богатый наряд, но и вышитая вставка на груди, и голубой шарик на шапке. Этот шарик был отличительным знаком мандарина[2]2
  Мандарин – португальское название китайских чиновников.


[Закрыть], а его цвет обозначал ранг и степень влияния его обладателя. Мандарин, не оправдавший доверия приближенных, рисковал лишиться шарика и всех привилегий. Европейцев это удивляло, китайцы же относились к своим обязанностям со всей ответственностью.

Гэвин поклонился.

– Приветствую, Чэнгуа, – доброжелательно произнес он. – Такая встреча – большая честь для нас.

– Мы рады снова видеть вас в Кантоне, тайпен, – отозвался Чэнгуа, пользуясь традиционным обращением к главе торгового дома.

Гэвин представил ему Кайла, который церемонно раскланялся.

– Знакомство с вами – честь для меня, Чэнгуа. Я наслышан о вас.

– Напротив, это честь для меня, лорд Максвелл. – Окинув Кайла проницательным взглядом черных глаз, Чэнгуа повернулся к Гэвину: – Прошу простить мою поспешность, но дело не терпит отлагательств. Не угодно ли вам пройти в Кон-су-хаус?

– Разумеется. – Гэвин перевел взгляд на Кайла. – С вашего позволения, не мог бы Цзинь Кан проводить лорда Максвелла в мой дом и помочь ему устроиться там?

– Конечно, тайпен. Цзинь, проводи лорда Максвелла.

Чэнгуа и Гэвин направились к Консу-хаусу, как европейцы прозвали здание для собраний гильдии, а Кайл повернулся к своему проводнику. Цзинь Кан выглядел далеко не так внушительно, как его хозяин. На нем были бесформенная туника с высоким воротом и мешковатые штаны, обычная одежда местных мужчин и женщин. Темно-синюю простую ткань украшала только узкая полоска вышивки по краю широких рукавов.

Кайл, которому не терпелось осмотреться на новом месте, предложил:

– Если вы не возражаете, я хотел бы пройтись и посмотреть порт.

– Как будет угодно господину. – Тихий голос Цзиня был ничем не примечателен, как и его внешность.

Они покинули Английский сад и сразу очутились в шумной и суетливой толпе на причале. Здесь разгружали товары из Европы, а ящики китайского чая и других колониальных товаров на шлюпках перевозили на торговые суда, стоящие на якоре в Вампоа. Кайлу и его спутнику пришлось уворачиваться от тяжелых тюков, обходить потных от натуги грузчиков. Повсюду слышался убаюкивающий напевный кантонский выговор.

Когда портовая суета осталась позади, Кайл принялся украдкой разглядывать Цзиня. Синяя шапочка прикрывала голову юноши от середины лба до толстой темной косы, падающей на спину. Цзинь был одет лучше, чем простой работник, на его поясе висел кошелек, но потупленные глаза и опущенные плечи выдавали в нем не хозяина, а слугу. Несмотря на довольно высокий рост, он мгновенно мог бы затеряться в толпе соотечественников.

Впрочем, шпиону и полагается быть незаметным. Наверное, у Цзинь Кана немало скрытых талантов, таких, как ум и наблюдательность. Кайл присмотрелся повнимательнее. Лицо Цзиня было по-девичьи миловидным, бледным, тонким, более выразительным, чем плоские лица кантонцев. Должно быть, он родом с севера Китая. Кайл слышал, что северяне ростом превосходят кантонцев, значит, между ними есть и другие различия.

Поскольку лицо Цзиня оставалось непроницаемым, Кайл перестал разглядывать его и посмотрел по сторонам. За портовым районом расположилась целая плавучая деревушка судов, пришвартованных друг к другу и напоминающих ряды домов, между ними едва могла протиснуться узкая лодка-сампан. На корме каждого плавучего дома располагалась кухонька, вдоль бортов висели плетеные клетки с домашней птицей, которой рано или поздно предстояло стать обедом для обитателей лодок. Целые семьи ютились в такой тесноте, по сравнению с которой любой английский коттедж показался бы просторным особняком.

Кайл уже собирался отвернуться, как вдруг заметил, что к борту ближайшей лодки подполз малыш. У Кайла перехватило дыхание, когда он понял, что поблизости нет взрослых, но вдруг он заметил, что к спине ребенка привязан деревянный спасательный буек – вероятно, на случай возможного падения в воду.

Услышав плеск воды, какая-то девушка, наверное, старшая сестра, подбежала к борту лодки и выловила малыша, осыпая его яростной бранью.

– Девчушке повезло, что к ней привязали буек, – заметил Кайл.

Он не ждал ответа, но Цзинь Кан вдруг произнес:

– Это мальчик, а не девочка.

Впервые с тех пор как их познакомили, юноша открыл рот.

– Почему вы так уверены, что это мальчик?

– К девочкам буйки не привязывают, – бесстрастно объяснил Цзинь. – Они не стоят таких трудов.

Думая, что он ослышался, Кайл переспросил:

– Дочери не стоят того, чтобы их спасать?

– Растить дочь, чтобы отдать ее замуж, – все равно что откармливать свинью для чужого пира. – похоже, Цзинь процитировал какую-то старинную поговорку.

Даже по азиатским меркам обычай был слишком жестоким. «Да поможет Бог китайским женщинам», – подумал Кайл.

Потеряв интерес к людям в лодках, Кайл зашагал через открытое пространство между причалом и складами. С виду оно напоминало английскую ярмарочную площадь, кишащую нищими и гадалками, лоточниками и бездельниками. Местные жители украдкой поглядывали на Кайла и тут же отводили взгляды. Во всем Китае только здесь часто встречались европейцы.

Шеренга слепых нищих, держащихся за одну длинную веревку, проковыляла через площадь, жалобно причитая, колотя по земле палками и хватаясь друг за друга. Такой шум мог бы поднять даже мертвеца из могилы. Из ближайшего склада вышел европеец с раздраженным, но ничуть не удивленным выражением лица, и отдал кошелек старшему из нищих.

Нищий поклонился, повернулся и повел остальных обратно в город. Кайл задумался, каким вознаграждением можно откупиться от такой беспокойной и шумной толпы.

– Лондонским нищим было бы чему поучиться здесь.

Цзинь объяснил:

– Нищие принадлежат к обществу Небесного цветка. Это очень древняя гильдия.

– Ах, гильдия! Ну, тогда все ясно. – за несколько недель, проведенных в Макао, Кайл почти утратил способность чему-либо удивляться.

Впереди многолюдная толпа окружила уличного жонглера, который вращал вокруг себя камень, привязанный к концу веревки, чтобы люди расступились, освободив место для выступления. Но свободное место на площади было не так-то легко отыскать. Кайл пробирался через толпу, направляясь к берегу реки. Его взгляд привлекла украшенная яркими флагами канонерка мандарина. Внезапно воздух рассек пронзительный крик:

– Сэр!

Чья-то рука рванула Кайла в сторону, и тут же огромная сеть, набитая ящиками с чаем, сорвалась с лебедки и рухнула на то место, где он только что стоял. Потеряв равновесие, Кайл вместе с Цзинем повалились на землю в облаке пыли и опилок.

Приподнявшись на локте, Кайл на миг встретился взглядом с Цзинем. Глаза юноши оказались не черными, а темно-карими, в них светились ум и сообразительность.

Но Кайла ошеломил вовсе не цвет глаз Цзиня. Случалось, знакомясь с новыми людьми, Кайл мгновенно чувствовал, что между ними возникло взаимопонимание. В последний раз так было, когда он встретился с оборванным индийским отшельником, которому хватило единственного взгляда, чтобы заглянуть в душу Кайла. То же самое произошло во время первой встречи с Констанцией. Эти узы сохранились до самой ее смерти и пережили ее. И вот теперь выражение лица молодого китайца вызвало отклик в сердце Кайла.

Опустив голову, Цзинь Кан попытался встать, но едва перенес вес тела на правую ногу, как она подвернулась, и юноша вскрикнул от боли.

Вокруг уже собралась толпа, грузчики бормотали что-то на ломаном английском – похоже, извинялись за лопнувшую веревку. Не обращая на них внимания, Кайл спросил:

– Нога сильно болит?

– Не очень. – Цзинь опять попытался встать. Увидев, что его лицо исказилось, Кайл поддержал его за локоть.

– Где склад Эллиота?

– Вон там. – Цзинь указал на строение в середине ряда складов.

– Вы сможете дойти до него без помощи?

– Вы не должны мне помогать! Это не понравится моему хозяину, Чэнгуа.

– Очень жаль, потому что я твердо намерен отблагодарить моего спасителя. – Поддерживая Цзиня под руку, Кайл направился к складу. Юноша прихрамывал, но шел довольно быстро. Наверное, он просто растянул щиколотку.

Шагая через площадь, Кайл удивлялся тому, какая сила таится в тщедушном теле Цзиня. Юноша без промедления принял решение, сумел вытащить Кайла из-под падающих ящиков и при этом почти не пострадал сам. Но теперь Цзинь дрожал – вероятно, растянутая нога все-таки причиняла ему боль.

Они приблизились к воротам хана, принадлежащего Эллиоту. Кайл назвал сторожу свое имя и помог Цзиню войти в широкие ворота. Они очутились в просторном помещении склада, где пахло сандаловым деревом, пряностями и чаем.

Цзинь указал вправо:

– Контора вон там.

Между штабелями ящиков с фарфором оставался узкий проход, по которому пришлось протискиваться боком. Кайл и Цзинь вошли в помещение конторы, где собралось полдесятка работников. Человек начальственного вида вскочил и произнес с американским акцентом: