Текст книги "Расколотая радуга"

– Пожалуйста, извините меня за мою истерику.

– Можно к вам присоединиться?

Майкл устало сел рядом с Кэтрин.

– Когда неприятности позади, становится тяжелее, не так ли?

– Всякий раз, как что-то случается, я превращаюсь в настоящую размазню. – Кэтрин попыталась засмеяться. – Для семейной жизни нужны железные нервы.

– Ваш муж прав. Эми вела себя замечательно.

– Она необыкновенная, правда? Вначале я не могла себе простить, что взяла ее с собой на полуостров, а это пошло ей только на пользу. – Кэтрин грустно усмехнулась. – Она смелая, как отец. А я трусиха-домоседка.

– Думайте, что хотите, – проникновенно сказал Майкл. – Но если мне когда-нибудь понадобится сиделка, я хотел бы, чтобы ею оказались вы.

Она отвернулась, боясь не выдать свои чувства.

– В последнее время у нас беда за бедой. То пожар, то кровь, то астма. И, к счастью, вы всегда тут как тут, я и не думала, что удушье так ужасно, хотя Энн мне говорила.

– Бывают приступы, когда легкие будто в железных тисках. И ни единого шанса набрать в них воздуха, как ни старайся. Тут и начинается паника, а это самое страшное. Нельзя терять контроль над собой. Помню, со мной было то же, что с Джеми. Я бежал, пока не валился с ног, поднимался и снова бежал. – Он поморщился. – Как тяжело, должно быть, Энн и Чарльзу! Видеть, что твой ребенок задыхается и ты ничем не можешь ему помочь.

– Так же тяжело было в свое время вашим родителям.

– Нет, – сухо произнес Майкл. – Отец сам провоцировал мои приступы, а мать, когда однажды это случилось при ней, перепоручила меня заботам горничной, чтобы я не действовал на ее слишком нежные нервы. – Его лицо посуровело. – Не отправь они меня в Итон, вряд ли я дожил бы и до десяти лет.

– Теперь понятно, почему вам не хочется говорить о своей семье, – внутренне содрогнувшись, произнесла Кэтрин.

– Да, собственно, и говорить нечего. Он зачерпнул из фонтана в пригоршню воды и брызнул на дремавшего у его ног Луи.

– Отец считал, что герцог Эшбертонский все равно что сам Господь Бог. Когда мне было тринадцать лет, умерла мать. Они с отцом ненавидели друг друга, но, как ни странно, произвели на свет троих детей, чтобы иметь главного наследника и еще двух в резерве. Сестра Клаудиа на пять лет старше меня. Мы едва знаем друг друга и не стремимся к сближению. Брат – маркиз Бенфилдский, наследник титула герцога Эшбертонского и огромного состояния Кеньонов. Мы почти не знаем друг друга, и это нисколько нас не смущает.

Майкл произнес это так бесстрастно, что у Кэтрин мурашки побежали по телу. Майкл как-то сказал, что у всех его друзей, Падших ангелов, были проблемы в семье, что и побудило их объединиться.

Острая жалость охватила Кэтрин. Ей страстно захотелось обнять Майкла и дать ему всю ту нежность и ласку, которыми он был обделен с самого детства.

– Мне всегда не хватало брата или сестры. Но возможно, это и к лучшему.

– Попробуйте позаимствовать у меня моих сестричку и братика. Клянусь, не пройдет и двух дней, как вы возблагодарите Господа за то, что росли единственным ребенком в семье.

– Как же вам удалось выжить? – тихо спросила Кэтрин.

– А я упрямый.

Кэтрин накрыла его ладонь своей, пытаясь выразить этим жестом свое восхищение его силой и волей к жизни. Он не ожесточился, напротив, проникся состраданием к людям.

Майкл положил вторую ладонь поверх ее ладони, легонько сжав ее пальцы, однако они избегали смотреть друг на друга.

Майкл сидел совсем близко, стоило лишь наклониться и поцеловать его в щеку, чтобы он обернулся и их губы встретились…

Тут Кэтрин с ужасом поняла, насколько далеко зашла, и быстро отняла ладонь, сжав пальцы в кулак, настолько сильно было желание погладить его руку.

– Когда у вас прекратились приступы астмы?

– Думаю, избавиться от астмы невозможно, – ответил он помолчав. – Приступы были несколько раз, даже когда я уже стал взрослым. Но мучили меня по-настоящему только до тридцати лет. – Лицо его приняло жесткое выражение. – Самый тяжелый случился в Итоне. Я был уверен, что умираю.

– А что послужило причиной?

– Письмо от отца. Он сообщал, что мать скоропостижно скончалась, и не скрывал своей радости по поводу счастливого избавления.

Майкл закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.

– У меня сразу же начался приступ, наступило удушье, я захрипел, будто загнанная лошадь. Это так страшно, когда умираешь при полном сознании, не в силах ничего предпринять, даже пальцем пошевельнуть. К счастью, мои хрипы услышал Николас, мой друг и ближайший сосед. Он пришел и стал говорить со мной, как я говорил с Джеми. Главное – успокоить больного и заставить его сосредоточиться на своем дыхании.

– Но ваш друг, видимо, был вашим ровесником? – удивленно спросила Кэтрин. – Откуда же он знал, что нужно делать. Тоже был астматиком?

Майкл слегка улыбнулся:

– В Николасе было что-то от волшебника. Он наполовину цыган и знает их традиционные способы врачевания. Он научил нас заговаривать лошадей и вытаскивать из воды рыбок.

– Он, насколько я понимаю, ваш хороший друг, – сказала Кэтрин, радуясь, что Майкл повеселел.

Но к ее удивлению, Майкл вдруг сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

– Он – да. Настоящий друг, не то что я. – Майкл сокрушенно покачал головой. – Боже мой, зачем я вам все это рассказываю?

Уж не догадался ли он о ее чувствах?

– Зачем? Просто вы знаете, что ваша жизнь мне не безразлична, и к тому же уверены, что я никому ничего не скажу.

– Возможно, вы правы.

Он отвел глаза и тихо добавил:

– Я рад, что встретил вас, Кэтрин. Все, что связано с Брюсселем, скорее всего забудется – балы, сплетни, лихорадочное веселье, а вот вас я буду помнить всегда.

Казалось, воздух вокруг них сгустился настолько, что стал почти осязаемым, и Кэтрин опасалась, как бы Майкл не услышал учащенного биения ее сердца.

– Ничего, пожалуй, нет в жизни важнее, чем дружба и честь.

Он наклонился и сорвал маргаритку.

– Ну, а любовь? – мягко спросила Кэтрин.

– Вы имеете в виду романтическую любовь? – Он пожал плечами. – Не берусь судить о том, чего сам не пережил.

– Так ни разу и не влюбились? – не поверила Кэтрин.

– Мне было девять лет, когда сестра моего друга Люсьена сделала мне предложение, я с радостью его принял, – весело произнес Майкл. – Элинор была сущим ангелом с серебряными крыльями.

Видя, как потеплел его взгляд, Кэтрин заметила:

– Не пренебрегайте вашими чувствами только потому, что были тогда ребенком. Детская любовь необычайно чиста и взрослым почти недоступна.

– Возможно, – согласился Майкл, вертя маргаритку между большим и указательным пальцами. – Через два года Элинор умерла, и наша любовь на том и закончилась.

И все-таки, подумала Кэтрин, это давнее чувство не могло не оставить следа в душе Майкла, и он все еще мечтает встретить ангела с серебряными крыльями.

– Но вы можете полюбить снова.

Майкл нервно смял маргаритку, долго молчал и наконец произнес едва слышно:

– Однажды я любил замужнюю женщину. Это даже была не любовь, а безумная страсть. В жертву ей я принес дружбу и честь. Но больше такое не повторится. Я поклялся себе.

Нарушить данное слово для такого человека, как Майкл, было бы равносильно смерти. Теперь Кэтрин поняла, почему он так безукоризненно вел себя по отношению к ней.

– Честью дорожат не только мужчины, – тихо сказала Кэтрин. – Женщины тоже. Нельзя нарушать клятвы и уходить от ответственности.

Кэтрин поднялась и заглянула Майклу в глаза.

– Великое счастье, если можно сочетать дружбу и честь.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, но это молчание было красноречивее всяких слов. Наконец Кэтрин направилась к дому. Глядя на ее решительную походку, никто бы не подумал, что глаза ее полны слез.

Майкл долго еще оставался в саду, перед глазами все плыло. Дышал он ровно, внимательно следя за каждым вдохом и выдохом, чтобы хоть немного заглушить охватившую его боль и отчаяние.

Неудивительно, что он влюбился в Кэтрин. Она была не просто красива, она была обворожительна. Не говоря уже о цельности ее натуры и безграничной доброте. Его мать, сестра и Кэролайн, вместе взятые, не могли бы с ней сравниться. Но Кэтрин была замужем.

И у Майкла не оставалось ни малейшей надежды. Однако что-то между ними было. Они хорошо понимали друг друга, и при иных обстоятельствах все могло бы повернуться иначе.

Майкл мог оказаться рядом с Кэтрин в тот страшный день, когда во время пожара погибли ее родители, и предложить ей помощь, как это сделал Колин. Но в отличие от Колина Майкл никогда не посмотрел бы на другую женщину.

Господи, что за чепуха лезет в голову. Случившееся с ним было неизбежно. Сумасшедшая любовь искалечила его душу. Наконец Майкл поднялся, он чувствовал себя совершенно измученным, как после тяжелого боя. Но, несмотря на это, испытывал гордость от сознания, что они с Кэтрин ч сохранили чистоту отношений, не замарав себя пороком.

Скоро начнется война, и кто знает, что случится с Мельбурном…

Майкл устыдился пришедшей ему в голову мысли. Желать смерти товарищу, офицеру?! Да и смешно загадывать на несколько недель вперед. Кто поручится, что погибнет муж Кэтрин, а не он сам? Все зыбко в этом мире, неопределенно. Единственное, в чем он уверен, это в своей любви к Кэтрин.

Он никогда не перестанет желать ее, до последнего вздоха.

Глава 8

Кэтрин как раз переодевалась к обеду, когда в спальню вошел Колин.

– Застегни мне на спине платье, – попросила Кэтрин мужа, вместо того чтобы позвать горничную.

– Пожалуйста, – ответил Колин.

Его пальцы были ловкими и бесстрастными. Кэтрин вдруг подумала о том, что они столько лет женаты, живут под одной крышей, но не испытывают друг к другу никакого влечения. Их отношения строились на законе, вежливости, удобстве и привычке. Они даже не ссорились, поскольку в их жизни давно все было ясно.

Застегнув жене платье, Колин тоже стал переодеваться. Он был чем-то взволнован, и Кэтрин спросила:

– Что-то не так?

Он пожал плечами:

– Ничего особенного. Но… я проиграл вчера сотню в вист.

– О, Колин!

Она опустилась в кресло. Денег обычно не хватало, и сотня фунтов была для семьи весьма ощутимой суммой.

– Не смотри на меня так, – сказал муж, заняв оборонительную позицию. – Мне еще повезло. Сначала я проиграл три сотни, но потом отыгрался.

Она сглотнула, стараясь не думать о том, что бы они делали, если бы он столько проиграл.

– Как-нибудь обойдемся. Не в первый раз, – беспечно произнес он. – Проигрыш того стоил. Я играл с офицерами из придворной гвардии. Все они из влиятельных семей.

– Когда еще это влияние пригодится, а внести нашу долю в расходы на домашнее хозяйство надо сейчас.

– Попроси своего друга лорда Майкла заплатить за нас. Эти Кеньоны богаты, как набобы.

Колин снял носок и бросил на кровать.

– Уж так он тебя обхаживает, так обхаживает, наверняка пытался уложить в постель?

– Чепуха, – бросила Кэтрин в сердцах. – Хочешь сказать, что я дала ему повод?

– Конечно, нет! – Колин усмехнулся. – Уж кто-кто, а я-то это хорошо знаю.

Атмосфера стала накаляться: в этом вопросе они не сходились во взглядах. Подумав, что слишком болезненно реагирует на обычное замечание Колина, Кэтрин примирительно сказала:

– Майкл – очень приятный человек, но сопровождал он меня из вежливости, а не потому, что хочет уложить в постель.

Сказав это, Кэтрин не покривила душой. Это была почти правда.

– Постарайся влюбить его в себя, пока мы живем на этой квартире. Пора подумать о будущем, – сказал Колин, не усомнившись в истине слов Кэтрин.

– О чем ты? – нахмурилась Кэтрин.

– После поражения Бонн армия будет сильно сокращена, а пенсия офицеров составит половину нынешнего жалованья. Хорошо бы получить теплое местечко, где много платят, а делать нечего, и можно охотиться в свое удовольствие.

Колин сменил рубашку и продолжил:

– А для этого нужны связи. К счастью, Брюссель нынешней весной буквально наводнили аристократы. И к тем из них, которые могут оказаться полезными, надо относиться с особой почтительностью.

– Что же, хорошо.

Кэтрин не нравилась идея Колина, но, поскольку от этого зависело благополучие семьи, она не возражала.

– Ты обедаешь дома?

– Нет, с друзьями. Она вздохнула:

– Смотри не проигрывай больше. Я не волшебница и не могу тянуть деньги до бесконечности.

– Сегодня играть не будем.

Все ясно. Ночь Колин проведет у любовницы. Кэтрин пожелала ему приятного вечера и спустилась вниз.

Было еще рано, и в салоне она заметила Кеннета. Он пристально смотрел в окно, широкоплечий, как кузнец.

– Добрый вечер, Кеннет, – приветливо поздоровалась Кэтрин. – Вы всегда заняты, как и Майкл. Пехота, я смотрю, работает больше кавалерии.

Кеннет повернулся к ней:

– А это всем давно известно.

Она улыбнулась:

– Вы очень напоминаете моего отца.

– Как же, черт возьми, такая милая девушка, как вы, могла выйти за драгуна? – воскликнул он с притворным ужасом.

– Причина банальная.

Она налила две рюмки шерри и подошла к Кеннету, продолжавшему стоять у окна. Солнце спряталось за деревьями, окрасив золотом и пурпуром облака, на фоне которых четко выделялись изящные шпили брюссельских церквей.

– Какое красивое сейчас небо. Жаль, что я не умею

писать красками.

Он потягивал шерри.

– Я жалею о том же!

– В самом деле? А я думала, вы умеете, поскольку отлично владеете карандашом.

– Чтобы рисовать карандашом, нужна всего лишь сноровка. Совсем другое дело – краски. Это мне не дано.

Кэтрин взглянула на его резко очерченный профиль. Судя по тону, Кеннет искренне сожалел, что не умеет писать красками, но в армии у него не было возможности учиться, особенно в те годы, когда он был рядовым.

За окном уже почти стемнело, на горизонте собирались синие облака. Ночь быстро вступила в свои права.

– Это произойдет так же быстро, как в первый раз? – мягко спросила Кэтрин.

Он сразу понял, что она имела в виду.

– Боюсь, что да. Император перекрыл северные границы Франции, и теперь туда не проникнет ни почтовая карета, ни рыбачья лодка, ни документ, разве что ложная информация, энергично распространявшаяся агентами Наполеона. По слухам, власти ожидают начала кампании не раньше июля, но, я думаю, война может разразиться в любую минуту.

– У меня такое ощущение, будто… нас всех поместили в стеклянный сосуд, который вот-вот разобьется, – с волнением произнесла Кэтрин. – Меньше всего сейчас ценится жизнь. Последние два месяца не в счет, они особенные и никогда больше не повторятся.

– Все месяцы особенные, каждый по-своему, и ни один не повторится, – тихо произнес Кеннет.

И все-таки это было так естественно, так по-человечески – попытаться удержать эту ночь. И Кэтрин, поддавшись порыву, спросила:

– Не могли бы вы оказать мне одну любезность?

– Конечно. Чего вы хотите?

– Нарисуйте, пожалуйста, обитателей этого дома! Энн и Чарльза, Колина, детей. Собак. Себя. Майкла.

Самое главное – Майкла. Заметив вопросительный взгляд Кеннета, она быстро добавила:

– Разумеется, я заплачу. Брови его поползли вверх.

– Но, Кэтрин, помилуйте…

Она уставилась в свою рюмку с шерри.

– Извините. Я не хотела обидеть вас своим предложением.

Он скривил рот.

– Да нет же, вы оказали мне честь, впервые я получил заказ, как настоящий профессионал, однако я не могу согласиться.

– Конечно. Извините. Мне не следовало обращаться к нам с подобной просьбой.

Он жестом остановил ее.

– Дело совсем не в этом. Я подарю вам несколько уже готовых рисунков. И сделаю новые.

Кэтрин стала его благодарить, но Кеннет сказал:

– Не надо благодарить. У вас с Энн талант. Вы собирали этот уютный дом буквально по крохам.

Он вглядывался в почти черное небо.

– А у меня так давно не было дома!

Он произнес это с глубокой печалью, и Кэтрин невольно положила ладонь на его руку. С Кеннетом это получилось легче, чем с Майклом.

– Не забудьте об автопортрете, мне очень хочется его иметь.

– Попробую, но боюсь, бумага не выдержит, – произнес Кеннет.

– Как сказала бы Молли, вы такой глупый.

Оба рассмеялись.

– Вы собираетесь на бал к герцогине Ричмондской на следующей неделе? Говорят, это будет самый грандиозный вечер сезона, – сказала Кэтрин, убрав ладонь с руки Кеннета.

– Слава Богу, меня туда не пригласили, я не настолько важная персона, – ответил Кеннет, зато я буду на балу у герцога двадцать первого числа. Герцог дает его в память битвы у Виктории и пригласил всех своих офицеров.

– Надеюсь, вы со мной потанцуете? – Кэтрин кокетливо улыбнулась.

– Ни в коем случае. Я готов отдать вам все мои рисунки, даже собственную жизнь, но танцы – это не для меня.

Они снова рассмеялись. Обернувшись, Кэтрин увидела в дверях Майкла. Заметив, что она на него смотрит, он с непроницаемым лицом вошел в комнату.

Ей так захотелось подойти к нему и взять за руку. Но вместо этого она с видом Святой Катерины пошла наливать очередную рюмку шерри.

Легче быть святой, чем женщиной.

В тот вечер Кеннет просматривал свои рисунки и отбирал те, что могли понравиться Кэтрин. Как же их много, не переставал он удивляться. Ему оставалось нарисовать всего один или два портрета. Он отложил также несколько рисунков для Энн. На одном, очень удачном, была изображена семья Моубри в саду.

Кеннет лениво вытащил карандаш и набросал любовную пару – могущественного воина Тристана и принцессу-целительницу Изольду, которая была замужем за дядей Тристана. Закончилось все, разумеется, трагически. Легенда не была бы легендой, если бы они мирно поселились в коттедже, она нарожала бы девять детей, а он превратился бы в краснолицего помещика.

Лишь завернув рисунок, Кеннет обнаружил, что у воина-мученика лицо Майкла, а темноволосая принцесса в его объятиях – нежная Кэтрин Мельбурн.

Кеннет тихо присвистнул. Так вот оно что! Уже не в первый раз его рисунок раскрывал ему глаза на то, чего он прежде не замечал. Черт побери, неужели Майкл недостаточно страдал? А Кэтрин разве не расплачивается по сей день за свое замужество в шестнадцать лет?

Убедившись на своем горьком опыте, как дорого приходится платить за счастье, Кеннет плюнул бы на мораль и наслаждался любовью, если бы, конечно, был влюблен.

Кеннету хотелось верить, что Майкл и Кэтрин поступили бы точно так же, но они чертовски благородны. И вероятно, скрывают свои чувства не только друг от друга, но и от самих себя.

Он бросил рисунок в камин, поджег свечой и ждал, пока тот не сгорит целиком, думая о том, что влюбленные будут вознаграждены на небесах, поскольку на земле такое вряд ли случится.

За день до бала у герцогини Ричмондской Майкл и Кеннет побывали на обеде в честь офицеров 95-го полка, только что прибывшего из Америки. Как и следовало ожидать, разговор зашел о Пиренейской кампании. Вечер удался, но по пути домой Майкл сухо сказал:

– Только время может превратить воспоминания о плохой пище, плохом вине и плохом жилье в романтические.

– На самом деле романтика заключалась в том, что мы были молоды и мы выжили, – усмехнулся Кеннет. – Вспомните, лорд, наши банкеты на берегах Бидассоа!

– Когда мы сидели на краю окопа и земля нам служила и стульями, и столом? Такое не забывается!

Они повернули и медленно двинулись по рю де ла Рейн. Спешившись и открыв ворота, Майкл тихо проговорил:

– Через несколько дней разразится буря. Кеннет пристально посмотрел на друга.

– В прямом или в переносном смысле?

– Возможно, в обоих.

Майкл невольно потер левое плечо, которое всегда ныло к перемене погоды.

– Я предчувствую страшную грозу. Что это будет? Да все, что угодно. Вспомни, однако, как часто бывали бури перед сражениями на полуострове?

Кеннет кивнул:

– Погода Веллингтона. Это был настоящий кошмар. Может быть, стоит сказать об этом герцогу?

Майкл рассмеялся:

– Он прогонит меня. Для Веллингтона существуют только факты, а не какие-то там предчувствия.

– Герцог, без сомнения, прав, но на всякий случай велю денщику проверить, готово ли мое обмундирование. Не исключено, что в ближайшее время мы выступим в поход.

– Пожалуй, последую твоему примеру.

Они завели лошадей в конюшню и при свете лампы увидели сидящего на куче сена Колина Мельбурна. Он тяжело дышал. Его конь, все еще оседланный и взнузданный, стоял рядом. Кеннет опустился на колени, чтобы лучше разглядеть Колина.

– Напился, как лорд, – сообщил он.

– Что ты сказал? – холодно произнес Майкл. Кеннет усмехнулся:

– Ладно, не обижайся, как невоспитанный лорд. Тебя я никогда таким не видел.

– И не увидишь.

– Но надо отдать ему должное. В таком состоянии не свалиться с седла и добраться домой? Честь и хвала кавалерии.

Майкл расседлал свою лошадь, а затем лошадь Мельбурна. С какой стати должно страдать бедное животное? Когда Майкл закончил, Кеннет поднял и поставил на ноги Колина.

Тот очнулся и пробормотал:

– Я вернулся?

– Почти. Остается только дойти до дома.

– Чертова пехота выручила. А вы молодцы, ребята! Колин сделал шаг и рухнул бы на пол, не поддержи его Кеннет.

– Майкл, помоги. Придется тащить его в дом.

– Пусть остается здесь, – сказал Майкл. – Ночь не холодная, а ему в его состоянии все равно, где спать.

– Боюсь, Кэтрин будет беспокоиться.

Этого аргумента было достаточно, чтобы Майкл закинул правую руку Мельбурна себе за спину. Исходивший от него приторный запах духов заглушал дух портвейна. Негодяй! Он провел ночь с женщиной.

Майкл старался не думать о том, что этот пьяный болван – муж Кэтрин. Что он имеет законное право ее ласкать, что ее тело принадлежит этому грязному типу…

Стиснув зубы, Майкл помог Кеннету вытащить Колина из конюшни. Очутившись на свежем воздухе, тот стал приходить в себя и, уставившись на Майкла, воскликнул:

– Да это же наш полковник-аристократ! Я вам очень обязан!

– Пустяки, – зло ответил Майкл. – Я помог бы любому, очутись он на вашем месте.

– Нет, – возразил Колин. – Вы это сделали ради Кэтрин, потому что влюблены в нее. Майкл напрягся.

– Все в нее влюблены, – у Колина заплетался язык. – Досточтимый сержант Кеннет, верный Чарльз Моубри, даже чертов герцог, и тот положил на нее глаз. Все обожают ее, потому что она – само совершенство. – Он рыгнул. – А знаете, как трудно жить с совершенством?

– Прекратите, Мельбурн! – рявкнул Кеннет. Но тот не унимался.

– Готов поклясться, что досточтимый лорд только о том и мечтает, как бы завалить Кэтрин в сено и наставить мне рога.

Майкл сжал кулаки.

– Ради Бога, заткнитесь! Не оскорбляйте вашу жену!

– Не бойтесь, она не обидится, – сказал Колин. – Недаром ее прозвали Святой Катериной. А знаете, почему та настоящая Катерина стала святой? Потому что эта глупая сучка…

Резким ударом в челюсть Кеннет сбил Колина с ног.

– Не сделай я этого, ты убил бы его, – сказал он без особых эмоций.

Этот чертов Кеннет все понимал. Они потащили Колина вверх по лестнице, добрались до спальни, и Кеннет постучал.

Кэтрин им тотчас открыла. Ее волосы рассыпались по плечам, из-под наспех накинутого халата виднелась ночная рубашка. Сонная, она казалась еще более нежной и бесконечно желанной.

Майкл отвел глаза. Кровь застучала в висках.

– Что случилось? – спросила Кэтрин.

– Не беспокойтесь, Колин не ранен, – произнес Кеннет. – Скорее всего он выпил лишнего в конюшне и разбил подбородок.

Она отошла от двери и попросила:

– Занесите его, пожалуйста, и положите на кровать. – Они втащили Колина в комнату, и Майкл заметил, как дрогнули ноздри Кэтрин – видимо, она почувствовала запах духов и спиртного. Кеннет прав – Кэтрин знает о любовных похождениях мужа, но виду не подает, сохраняет достоинство. Майкл восхищался ею и с трудом сдерживался, чтобы не избить Колина.

Они бросили Мельбурна на кровать, Кеннет стянул с него ботинки.

– Дальше сами справитесь?

– О да. Не в первый раз. – Она вздохнула и, помолчав, добавила с нотками мрачного юмора в голосе: – К счастью, такое не часто случается. Спасибо вам за помощь.

Говоря это, она не смотрела на Майкла. Они оба избегали смотреть друг на друга с того памятного дня в саду.

Пожелав Кэтрин спокойной ночи, мужчины отправились к себе.

В глубине души Майкл не мог не признать, что в словах Колина была горькая правда, как бы грубы, вульгарны и циничны они ни были, и это лишь усиливало его ярость.