Текст книги "Поцелуй обмана"

Глава четырнадцатая

 
Из зерна, брошенного вором,
восстанет Дракон,
ненасытный,
он будет питаться кровью младенцев,
пить слезы матерей.
 

– Песнь Венды

Каньон Дьявола не зря получил свое название. Легкие ветры Терравина сюда не долетали. Каньон был засушливым и пыльным, но при этом странно красив. Огромные кряжистые дубы росли вперемежку с высокими пальмами и колючими, как ежи, кактусами. Бальзамины выше человеческого роста обрамляли стремительные потоки ключевой воды, бравшие свое начало из отвесных скалистых склонов. Я вообразила, что это место – убежище демона, который и перенес сюда все эти разномастные растения со всех концов земли в надежде создать подобие рая, каким он ему представлялся. Разумеется, росла здесь и ежевика со своими соблазнительными ягодами, но до нее мы пока не добрались.

Гвинет, набирая полные легкие воздуха, дула на себя, пытаясь охладить лоб, потом расстегнула блузу, сняла ее и обвязала вокруг талии. Нижняя сорочка почти не скрывала ее пышную грудь, победно торчавшую сквозь тонкую ткань. Моя сорочка была куда более закрытой и скромной, но все же, хотя струйки пота уже щекотали мне спину, я не решалась последовать примеру Гвинет. Я понимала, что Терравин намного спокойнее относится к обнажению некоторых частей тела, но в Сивике такая почти полностью открытая грудь вызвала бы скандал. Мои родители бы…

Я улыбнулась и сбросила жилет, стянула через голову рубашку, оставшись в нижней сорочке. Прохладный воздух коснулся влажной кожи, сразу принес облегчение.

– Правильно, принцесса. Так легче, верно? – сказала Гвинет.

Я резко дернула поводья, и Отто тут же отозвался, звучно выражая недовольство.

– Принцесса?

Она тоже придержала Дьечи, сделав это намного спокойнее, и усмехнулась.

– Ты думала, я не знаю? Всезнающей Гвинет все ведомо.

Сердце у меня бешено билось. Мне было не до смеха. Я ведь даже не была уверена, что она не блефует.

– По-моему, ты меня с кем-то путаешь.

Гвинет изобразила, будто оскорблена, но уголки рта тут же растянулись в ухмылке.

– Ты во мне сомневаешься? Будто не видела, как точно я оцениваю молодчиков в таверне? – Гвинет щелкнула поводьями и проехала вперед. Я последовала за ней в том же темпе, а женщина продолжала говорить, и казалось, эта игра нравится ей даже больше, чем та, в которую она играла в таверне.

– Или, – она широко улыбнулась, – возможно, у меня есть хрустальный шар. Или… а что если я сунула нос в дом, где вы живете с Паулиной?

Драгоценные камни в моем мешке. Или, того хуже, краденные…

Я сдержала испуганный вздох.

Гвинет повернулась ко мне и нахмурилась.

– А может, мне проболталась Берди, – произнесла она сухо.

– Что? – Я снова резко натянула повод Отто, и осел опять возмущенно заголосил на высокой ноте.

– Перестань ты! Бедное животное ни в чем не виновато.

– Тебе сказала Берди?

Гвинет спешилась, нарочито неторопливо, изящно, тогда как я неуклюже сползла со своего осла, чуть не упав лицом в листву.

– После того, как клялась мне, что будет молчать, как рыба! – возмущенно выкрикнула я. – После всех уверений, что будет осторожна, что будет прятать нас до конца дней?!

– Речь шла о нескольких днях. И рассказать мне – это другое. Она…

– Другое? Выболтать чужую тайну служанке, которая щебечет с незнакомцами в таверне – это другое? Тебе совершенно незачем было об этом знать!

Я повернулась, чтобы направить Отто вперед, но Гвинет ухватила меня за запястье и резко развернула к себе.

– Берди знает, что я живу в городе и узнаю первой, если власти начнут что-то вынюхивать или, если вдруг до этого дойдет, отдадут приказ о твоем задержании.

Она выпустила мою руку. Я поморщилась, растирая запястье там, где она его крутанула.

– Так тебе известно, что я сделала?

Презрительно покривив губ, она кивнула.

– Не могу похвастаться, что я понимаю, зачем. Уж лучше дать себя захомутать надутому принцу, чем бабнику без гроша в кармане, но…

– Предпочитаю никому не давать себя захомутать.

– А. Любовь. Вот оно что. Приятная штука, если посчастливится ее найти. Но главное – не волнуйся попусту, я на твоей стороне.

– Ах, – фыркнула я. – Какое облегчение.

Гвинет расправила плечи, склонила голову набок.

– Не стоит меня недооценивать, Лия, я могу быть полезной. А я не буду недооценивать тебя.

Я уже и так готова быть откусить себе язык за последнее вырвавшееся замечание. Я вздохнула.

– Приношу извинения, Гвинет. Я не хотела тебе грубить. Просто… я же так старалась быть осторожной. Не хочу, чтобы кто-то обнаружил мое присутствие.

– Надолго ли ты планируешь здесь задержаться?

Она полагает, что я здесь проездом?

– Навсегда, конечно. Мне больше некуда идти.

– Терравин – не рай, Лия. А проблемы Морригана не исчезнут лишь потому, что ты здесь спрячешься. Как насчет твоих обязанностей, ответственности?

– У меня нет обязанностей, только в Терравине. Я несу ответственность только перед Берди, Паулиной и постоялым двором.

Гвинет кивнула.

– Понимаю.

Но было очевидно, что она не понимает. Все, что она могла увидеть, была власть и привилегии, но я знала всю правду. Я едва годилась на что-то на кухне. В качестве Первой дочери я была бесполезна. А служить пешкой в политической игре отказывалась.

– Что ж, – вздохнула женщина. – Все ошибки, которые я натворила в своей жизни, я, по крайней мере, сделала сама. Ты также имеешь полное право совершать свои.

– Какие ошибки ты совершила, Гвинет?

Она буквально пронзила меня взглядом.

– Достойные сожаления.

Мне хотелось продолжить расспросы, но Гвинет уже отвела глаза и махнула рукой в сторону двух узких отрогов каньона, туда, где, по ее словам, находились самые лучшие ягодники.

– Мы можем оставить ослов здесь. Ты иди по одному отрогу, я по другому. Так мы быстро наберем полные корзины.

Так и окончился наш разговор. Отвязав корзины, притороченные к седлу Дьечи, Гвинет ушла, не рассказав о своих достойных сожаления ошибках, но ее взгляд, пронзительный и мрачный, не выходил у меня из головы, и я пыталась представить, что же именно она натворила.

Пойдя по узкой дорожке, я вскоре попала в настоящий оазис, сад самого дьявола с неглубоким озерцом, которое питалось водой от сбегающего с горы ручья. Тенистый северный склон каньона густо зарос кустами ежевики с такими крупными иссиня-черными ягодами, каких я никогда не видела. Дьявол неплохо ухаживал за своим садом.

Сорвав одну из его запретных ягод, я бросила ее в рот. Взрыв вкуса и воспоминаний. Я прикрыла глаза и увидела лица Вальтера, Брина, Регана с подбородками, перемазанными ежевичным соком. Я видела, как мы вчетвером бегаем между деревьями, легко карабкаясь на покрытые мхом руины, и даже не задумываясь о том, что и наш собственный мир когда-то может перемениться.

Лестничные ступеньки, так звала нас тетя Бернетта, между нами было почти точно по два года разницы, как будто мать и отец плодили нас по строгому расписанию хранителя времени, но с появлением Первой дочери с этим было покончено. В памяти всплыло то, какой взгляд бросил отец на маму в мой последний день в Сивике – возможно, мое самое последнее воспоминание о них – и его слова о том, какой красавицей она была в день их свадьбы. Неужели бремя долга заставило его отстраниться от нее и забыть о любви? И любил ли он ее когда-нибудь?

Приятная штука, если посчастливится ее найти.

Но вот Паулине же посчастливилось.

Я бросила в корзину горсть ягод и присела отдохнуть под пальмой у ручья. Не успев начаться, день принес уже столько треволнений, да и и предыдущий день был не легче. Я так устала от всего этого, что наслаждалась покоем в саду дьявола, слушая журчанье его ручья и беззастенчиво лакомясь его ягодами – по одной, смакуя.

Я прикрыла было глаза, но тут же уловила какой-то новый звук. Глаза резко открылись. Что это было – вдали прокричал Отто? Или просто ветер со свистом пронесся по каньону? Но ветра не было.

Повернув голову, я поняла, что слышу цокот копыт – тяжелый, ритмичный, ошибки быть не могло. Рука потянулась к ножнам, но кинжала не оказалось на месте. Я повесила его на луку седла, когда снимала рубашку. Я только успела вскочить на ноги и увидела громадного коня – и сидящего на нем Рейфа.

Прибыл дьявол собственной персоной. Но вот что странно – какая-то частичка меня была этому рада.

Глава пятнадцатая

Он остановился на расстоянии от меня, будто ожидая разрешения подойти ближе. У меня внутри все сжалось. Сегодня его лицо было другим. По-прежнему удивительно красивое, но вчера на нем был написан гнев, и я чувствовала, что он, только увидев, уже смотрит на меня с ненавистью.

Сегодня он смотрел иначе.

Солнце стояло у него над головой, отчего на скулах залегли тени, а голубизна глаз казалась особенно холодной на фоне блеклого ландшафта. Взгляд этих глаз в обрамлении черных ресниц был необычным – он был способен остановить кого угодно и заставить человека, вздрогнув, задуматься о своей правоте. Этот взгляд заставил вздрогнуть и меня. Рейф небрежно держал в одной руке сразу две корзины как бы в объяснение своего присутствия.

– Меня прислала Паулина. Сказала, что ты забыла это.

Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Конечно, это она. Моя находчивая Паулина. Даже сейчас, в таком состоянии, она оставалась истинной придворной, умело плетущей хитрые интриги, чтобы воздействовать на события издалека. И такой обаятельной девушке не смог бы отказать даже Рейф.

– Спасибо, – ответила я. – Она занемогла и вернулась домой, а я не догадалась взять ее корзины.

Он кивнул, как будто я сказала что-то важное, а потом скользнул глазами по моим плечам и обнаженным рукам. Сорочка мгновенно показалась мне совсем не такой благопристойной, как раньше, но все равно я не могла ничего исправить. Моя рубашка, вместе с кинжалом, была брошена на седло Отто. Я подошла ближе, чтобы забрать корзины, стараясь не думать о румянце, залившем мне лицо.

Конь под ним был настоящим великаном, мой равианский жеребец рядом с ним выглядел бы, как пони. В таких ценится не резвость, а сила и даже устрашающий вид. Рейф сидел в седле очень высоко, ему пришлось нагнуться, чтобы я могла дотянуться до корзин.

– Прости, если я нарушил твое уединение, – сказал он, отдав их мне.

Извинение застало меня врасплох. Его голос звучал ровно, вежливо, ничего общего с вчерашней озлобленностью.

– Не следует просить прощения за любезность, – ответила я, подняв голову, а затем… не успев запретить себе говорить, я услышала собственный голос, который предлагал ему остаться и напоить коня. – Если вы располагаете временем, конечно.

Что я творю? Что-то в этом человеке меня пугало и настораживало, но в то же время было в нем и нечто притягательное, настолько, что я забыла об осторожности.

Брови у Рейфа поползли вверх, когда он услышал мое приглашение, и я взмолилась, чтобы он ответил отказом.

– Пожалуй, я располагаю временем, – произнес он. Потом он соскочил с коня и отвел его к озерцу, но тот только фыркнул, понюхав воду. Жеребец был пегий, черный с белым, и, хотя своими грозным обликом внушал страх, все же был невероятно красив. Никогда еще я не видела такого прекрасного скакуна. Его шерсть лоснилась, а великолепные щетки[1]1
  Щетки – длинная шерсть вокруг копыт у некоторых пород лошадей.


[Закрыть] на передних и задних ногах поднимались и ниспадали сияющими белыми облаками, когда он скакал. Бросив поводья, Рейф обернулся ко мне.

– Вы с Гвинет собираете ягоды?

– Они понадобятся Берди для праздника.

Он подошел ближе, на расстояние вытянутой руки, и осмотрел каньон.

– Так далеко от постоялого двора? Неужели ближе ничего не нашлось?

– Таких ягод, как в этом каньоне, нет нигде, – твердо отвечала я. – Здесь они вдвое крупнее.

Он смотрел на меня так, словно не слышал моих слов. Я поняла – сейчас что-то произойдет. Мы вперились в глаза друг другу, как будто наши воли сцепились в каком-то таинственном поединке – я чувствовала, что если отведу взгляд, то проиграю. Наконец, Рейф опустил глаза, с почти виноватым видом, покусывая нижнюю губу, и я перевела дух.

Его лицо смягчилось.

– Не нужна ли помощь?

Помощь? Я неловко перехватила корзины, уронив одну.

– Сегодня настроение у вас заметно лучше, чем вчера, – заметила я, присев и шаря вокруг себя рукой, пытаясь ее нащупать.

– Мое настроение и вчера не было скверным.

Я выпрямилась.

– Было. Да и вели вы себя, как неотесанный мужлан.

Уголки его рта медленно поднялись в усмешке, той же самой невозможной, надменной, полускрытой усмешке, что и вчера.

– Ты удивляешь меня, Лия.

– Чем же? – спросила я.

– Многим. Например, тем, что так ужасно боишься кроликов.

– Боюсь кроликов?.. – Я растерянно мигнула. – Вы не должны верить всему, что болтают люди. Паулина известна тем, что щедро приукрашивает правду.

Он неспешно потер подбородок.

– Разве не все так поступают?

Я присматривалась к нему, не менее внимательно, чем к Гвинет, изучала, и все же Рейф оставался даже большей загадкой, чем она. Каждое его слово звучало весомо и, казалось, таило скрытый смысл.

А Паулина еще ответит мне за все, начиная с рассказа о кроликах. Я решительно направилась к ягодным кустам. Поставив одну корзину на траву, начала собирать ягоды во вторую. Сзади раздались шаги. Рейф подошел ближе, поднял свободную корзинку.

– Предлагаю перемирие. Временное. Обещаю не быть неотесанным мужланом.

Уставившись на куст ежевики прямо перед собой, я изо всех сил старалась не расплыться в улыбке.

– Перемирие, – ответила я.

Стоя совсем рядом со мной, Рейф сорвал несколько спелых ягод и бросил их в мою корзину.

– Я не занимался этим с самого детства, – заметил он.

– В таком случае у вас неплохо получается. И в рот еще ни одной не положили.

– А что, можно было так делать?

Я отвернулась, скрывая улыбку. Он говорил весело, даже игриво, хотя и трудно было в такое поверить.

– Нет, так делать нельзя.

– Тем лучше. К тому же это не самый соблазнительный для меня вкус. Там, откуда я родом, такие ягоды редки.

– И что же это за места, если позволено будет спросить?

Его рука зависла над ягодой, точно решая, срывать ее или оставить. В конце концов он все же решил сорвать ее и объяснил, что его родина – маленький городок на самом юге Морригана. Я поинтересовалась названием и услышала в ответ, что городишко так мал, что не имеет названия.

Было совершенно ясно, он не желает вдаваться в подробности того, откуда он родом. Что ж, возможно, он, как и я, бежал от неприятного прошлого, но это не означало, что я обязана принимать его россказни за чистую монету. Можно немного поиграть, решила я.

– Город без имени? В самом деле? Какая удивительная история.

Я ждала, что он начнет выкручиваться, и он меня не подвел.

– Точнее, это просто местность. Отдельные дома, разбросанные там и сям, в лучшем случае. Мы, те, кто там живет, земледельцы. В основном земледельцы, крестьяне. А ты? Откуда ты родом?

Безымянная местность? Возможно. Крепкий, загорелый – крестьянин, конечно, мог так выглядеть. Однако в нем было и столько некрестьянского – манера говорить, осанка, то, как он держался… но особенно эти пугающие голубые глаза. Жестокие, как у воина. Они никак не походили в моем представлении на глаза мирного крестьянина, возделывающего землю.

Я забрала ягоду, которую он держал, и бросила себе в рот. Откуда я родом? Я прищурилась и ехидно ухмыльнулась.

– Из маленького городка на самом севере Морригана. В основном, крестьяне. Просто местность, в сущности. Разбросанные там и сям домишки. В лучшем случае. Названия нет.

Рейф не удержался от смешка.

– Выходит, мы прибыли из далеких, но очень похожих миров, верно?

Я смотрела на него во все глаза, не в силах поверить, что рассмешила этого сурового человека. Под моим взглядом улыбка медленно исчезла с его губ. Но едва заметные морщинки в уголках глаз все еще таили смех. Этот смех вообще смягчил, казалось, все его существо. Оказалось, что он намного моложе, чем я решила сперва. Лет девятнадцати, вряд ли больше. А интересно…

Я вспыхнула. Что же я делаю: стою и разглядываю его в упор, даже не ответив на вопрос. Я отвернулась и рьяно принялась обирать куст, не разбирая, что передо мной, так что в полупустой корзине оказалось несколько зеленых ягод.

– Не пройти ли нам немного подальше? – предложил Рейф. – Мне кажется, эти кусты мы уже обобрали дочиста, если, конечно, Берди не ждет кислятины.

– Да, пройдем дальше.

И мы стали двигаться вдоль каньона, собирая ягоды. Он спросил, давно ли я работаю на постоялом дворе, и я ответила, что недавно, всего несколько недель.

– А чем ты занималась до этого?

Все то, чем я занималась в Сивике, не заслуживало упоминания. Почти все.

– Я была воровкой, – сообщила я. – Но решила попытать счастья в честной жизни. Пока довольна.

Он улыбался.

– Что ж, по крайней мере, у тебя есть дело, которое прокормит в случае нужды?

– Вот именно.

– А родители? Ты часто с ними видишься?

Со дня нашего с Паулиной побега я не обсуждала этого ни с кем. За мою голову наверняка объявлено вознаграждение.

– Мои родители умерли. Как вам понравилась вчера оленина?

Рейф кивнул, подтверждая, что принимает такую резкую смену темы разговора.

– Очень понравилась. Отменная оленина. Гвинет была щедра и не обделила меня добавкой.

Интересно, в чем еще проявилась ее щедрость, невольно подумала я. Нельзя было сказать, что Гвинет когда-либо переступала границы приличий, но она явно знала, как привлечь внимание определенных посетителей – и мне стало интересно, не был ли Рейф одним из них.

– Так, значит, вы здесь задержитесь?

– На время. По крайней мере, на праздники.

– Вы веруете?

– Можно и так сказать.

Ответ был уклончивым, и я не поняла, что же больше привлекает его в предстоящем празднестве – угощение или вера. На ежегодных торжествах вкусной еде и возлияниям уделялось не меньше внимания, чем священным обрядам, так что каждый участник мог отдать предпочтение тому или другому.

– Я заметила, у вас все руки в порезах. Это от вашей работы?

Рейф поднес руку к глазам, точно и сам только что заметил царапины.

– А, это. Уже почти зажило. Да, это я батрачил в одном хозяйстве, но сейчас я как раз в поисках работы.

– Если вам нечем платить, Берди не уступит, выгонит прочь.

– Берди не о чем беспокоиться. Я только временно без работы. Но денег у меня хватает.

– Тогда все в порядке. А вообще, на постоялом дворе нашлось бы для вас дело – в счет платы. В домике за таверной, например, протекает крыша. С новой крышей Берди смогла бы его сдавать постояльцам и больше заработать.

– А где же тогда жить вам с Паулиной?

Откуда он знает, что мы поселились в домике? Понял, потому что вчера я шла в ту сторону? Но я могла направляться в любой из домов по соседству – если только прошлым вечером он не проследил за мной до дверей.

Словно прочитав мысли, которые пронеслись у меня голове, он добавил:

– Паулина показала мне, где вы живете, когда попросила передать корзины. Она сказала, что идет туда и будет отдыхать.

– Думаю, нам с Паулиной прекрасно подойдет чердак, раз уж Берди сдает его гостям за плату. Мне приходилось жить и в худших условиях.

Рейф хмыкнул так недоверчиво, что мне стало интересно – что он обо мне думает. Вдруг я выдаю благородное происхождение речью или жестами? Ногти у меня коротко острижены, кожа на руках потрескалась, одежда изорвана. Внезапно я испытала гордость, вспомнив наш путь в Терравин из Сивики. Главной задачей для нас было обмануть преследователей, сбить их со следа. Ради этого нам не раз приходилось спать на холодной голой земле, даже не разведя костра.

Каньон сузился, и мы пробирались по еле видной тропинке, пока она не вывела нас к зеленому плато, с которого открывался вид на море. Здесь гулял сильный ветер, который сразу набросился на меня, растрепал волосы. Приводя в порядок косы, я смотрела на штормовое море, темно-лиловое со снежно-белыми бурунами, пугающее и притягивающее. Жара осталась в каньоне, и от холода мои голые руки покрылись гусиной кожей. Волны набегали и разбивались о зубчатые утесы узкого залива, оставляя за собой пенные следы далеко внизу под нами.

– Не советую подходить ближе, – заметил Рейф, – Камни здесь ненадежны.

Взглянув вниз, на расщелины, которые тянулись от края утеса, словно когти хищного зверя, я попятилась назад. Вокруг не росло ничего, кроме травы.

– Кажется, ежевики здесь нет, – констатировала я очевидный факт.

– Нет, – подтверил Рейф. Он перевел взгляд с расщелин на меня, и я ощутила почти физическую тяжесть, пока в течение нескольких долгих секунд он меня изучал. Спохватившись, он отвернулся в сторону берега.

Я проследила направление его взгляда. Вдалеке виднелись остатки двух выбеленных временем массивных куполов, обвалившихся с наветренной стороны и все же высоко вздымавшихся над прибоем, будто ребристые остовы гигантских морских животных, выброшенных на берег.

– Наверное, когда-то они выглядели величественно, – сказала я.

– Когда-то? Они и сейчас величественны, разве не так?

Я пожала плечами. Тексты писаний Морригана пестрели предостережениями относительно Древних. Глядя на то, что от них осталось, я чувствовала печаль. Полубоги, которые некогда обрели власть над небесами, были низвержены и истреблены. Мне всегда представлялось, что я слышу бесконечную скорбную траурную песнь, которую поют их порушенные творения. Я отвернулась, вглядываясь в дикие травы, колышущиеся на равнине.

– Я вижу в них лишь напоминание о том, что ничто не вечно, даже величие.

– Кое-что длится вечно.

Я посмотрела на Рейфа.

– Правда? И что же, например?

– То, что имеет значение.

Меня удивили и сами слова, и то, как они были сказаны. Ответ казался необычно простым, незамысловатым, наивным даже, но голос Рейфа звучал искренне. Меньше всего я ожидала услышать нечто подобное от такого сурового и мрачного человека, как он. Я могла бы с легкостью опровергнуть его слова. То, что имело значение для меня, оказалось не вечным. Я все бы отдала, чтобы братья оказались здесь со мной, в Терравине, или чтобы еще хоть раз увидеть любовь на лицах моих родителей. И то, что имело огромное значение для родителей, тоже оказалось не вечным – например, традиция Первой дочери. Я обманула их надежды.

На слова Рейфа я лишь неопределенно пожала плечами. Он нахмурил брови.

– Ты отвергаешь все, что было прежде? Все вековые традиции?

– По большей части. Вот почему я приехала в Терравин. Здесь все по-другому.

Склонив голову набок, он подошел ближе. Я стояла слишком близко к краю утеса и не могла отступить. Оказавшись на расстоянии нескольких дюймов, он дотронулся до моего плеча. Меня охватило жаром.

– А что же это такое? – спросил Рейф. – Похоже на следование традиции. Разве это не память о важном событии?

Я посмотрела туда, где его рука коснулась моей кожи. Сорочка сползла с плеча, приоткрыв часть свадебной кавы – львиные когти и виноградные лозы Морригана. Как они это сделали, почему я не могу избавиться от этого зверя? Окаянные мастера!

Я натянула сорочку, закрывая рисунок.

– Ужасная ошибка. Вот что это такое. Мало чем отличается от татуировок дикарей-варваров.

Проклятая кава приводила меня в бешенство тем, что никак не хотела оставить меня в покое. Я попыталась прошмыгнуть мимо Рейфа, но сильный рывок остановил меня и развернул, так что я оказалась с ним лицом к лицу. Его пальцы сомкнулись замком вокруг моего запястья. Мы оба не произнесли ни слова. Он не сводил с меня глаз, на скулах ходили желваки, будто он удерживался, чтобы не заговорить.

– Скажи, что хотел, – первой нарушила я молчание.

Он ослабил хватку.

– Я уже говорил тебе. Ходи осторожнее.

Я ждала, думая, что он скажет что-то еще, сделает что-то еще. Я хотела чего-то большего. Но он не пошевелился.

– И это все? – спросила я.

Раздувая ноздри, он глубоко вздохнул и снова выдохнул.

– Да, это все, – с этими словами он повернулся и стал спускаться назад к каньону.