Текст книги "Птица малая"

– Сам знаешь, я женщина не жестокая, – умоляющим тоном прошептала Энн. – Но мне все время хотелось как-то привести его в нормальный вид, понимаешь?

– Ну разве что если мы наденем мешки? – предположил Джордж. Энн, скуля и стеная, держась за живот, рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку. Полностью обессилевший Джордж последовал примеру жены. Впрочем, вечер этот действительно был вечером смеха и ни в коем случае не за счет Д. У. – до тех пор пока Эдвардсы после полуночи не добрались до своей спальни.

– Доктор Энн Эдвардс и мистер Джордж Эдвардс, – официальным тоном Эмилио представил своего гостя еще в дверях. – Позвольте представить вам Дальтона Уэсли Ярброу, новоорлеанского Провинциала Общества Иисуса.

– Я из Уэйко, Техас, мэм, – обозначил вступление Д. У. Ярброу.

– Да, слышала, Ватикана Южных Баптистов, – проговорила Энн. Если она успела уже испугаться своего гостя, то не проявила тогда ни малейшего признака страха. Она приняла предложенную гостем руку, зная, что ждет ее, но готовая к дальнейшему развитию событий.

– Именно! Довольствую познакомиться с вами, мэм. Милио много рассказывал мне о вас, – продолжил Д. У. с улыбкой… чистейшее злорадство гнездилось в его смотревших в разные стороны глазах. – И позвольте, так сказать, лично выразить вам глубочайшее соболезнование всего штата Техас по поводу унизительного поражения Кливленда от Далласа, понесенного в Мировой серии в прошлом году.

– Что ж, каждому из нас приходится нести свой крест, отец мой, – отважно вздохнула Энн. – И техасцу бывает трудно служить Мессу, когда вся конгрегация молится: о, Господи Иисусе, пошли нам еще один нефтяной бум – уж на сей-то раз, обещаем, что не просрем его, как в прошлый раз.

Д. У. громогласно расхохотался, все моментально сложилось пучком и завертелось. Эмилио, волновавшийся по поводу того, что эти близкие ему люди могут не понравиться друг другу, позволил себе робкую, как заря, улыбку, отправился к стоявшему в углу креслу и упокоился в нем, созерцая начинающееся представление… точнее, шоу. Разговор за обедом получился острым и пестрым, прямо как соус к барбекю, и скоро обрел центр тяжести в сфере политики, в частности, о начале предвыборной президентской кампании, в которой Техас, как всегда, принимал самое заметное участие.

– Но страна уже выбирала техасцев на этот пост, – возразил Джордж.

– И вы всякий раз трусливо сплавляли их на родину после одного срока! – возопил Д. У.

– Линдон Джонсон, Джордж Буш, – продолжал наступление Джордж.

– Нет, нет и еще раз нет. Какой из Буша техасец? – настаивал на своем Д. У. – Настоящий техасец никогда не станет использовать слово «лето» в качестве глагола.

Не говоря ни слова, Эмилио передал Энн салфетку, в которую она тут же уткнулась носом.

– Гибсон Уитмор, – продолжил Джордж.

– Ну лан. Лан. Признаю, это ошибка. Он не вылил бы воды из своего сапога, если бы к каблуку не была присобачена соответствующая инструкция. Только Салли – хорошая тетка. Все вы ее полюбите, гарантирую.

– Кстати, если вы поверите мне, – проинформировал присутствующих Эмилио, – скажу, что Д. У. располагает большой частицей Подлинного Креста Господня, которую вы, быть может, решите приобрести.

Прошло три часа после того, как все они сели за трапезу, когда Ярброу нерешительно отодвинулся от стола, объявил, что сыт по горло, после чего пересказал один за другим три анекдота, от которых все прочие покатились от хохота, до боли в животах и щеках. Тем не менее прошел еще час до того, как все четверо поднялись и начали относить бокалы и тарелки на кухню. Где наконец под ярким светом этой комнаты открылась подлинная цель визита Д. У. Ярброу.

– Ну, люди, в том месте, откуда я прибыл, посреди дороги можно найти только желтую разметку и дохлого броненосца, – объявил Д. У., упираясь руками в притолоку над головой и потягиваясь, словно горилла. – Поэтому я выкладываю теперь все как на духу. Я намереваюсь рекомендовать Отцу-генералу, да благословит Господь его узкую португальскую задницу, чтобы он в свой черед благословил Эмилио продолжать этот астероидный бизнес, а заодно и вас обоих, если хотите. Утром я говорил с молодым Куинном, он в порядке насчет всей истории.

Джордж, складывавший тарелки в моечную машину, остановился:

– И всего-то? Без тестов, без собеседований? Вы серьезно?

– Я серьезен, как гремучая змея, сэр. Всех вас уже детально изучили, даю вам полную гарантию. По всем общественным материалам и так далее.

По совести говоря, на изучение их квалификации были потрачены сотни человеко-часов, за которыми последовали ожесточенные споры относительно включения неиезуитов в церковную экспедицию. Богатый исторический опыт высказывался в пользу смешанных экипажей, сама логика миссии требовала подбора людей с максимально широким опытом, однако заручившись и тем, и другим, и третьим, Отец-генерал да Силва в конечном итоге остановился на выборе в пользу того, что казалось ему волей Бога.

– То есть мы только что прошли собеседование? – спросила умница Энн.

– Да, мэм. Можно сказать и так. – Несколько умерив акцент и цветистость выражений, Д. У. продолжил:. – Эмилио был избран с самого начала. Способности на месте. Взаимоотношения тоже. Мы могли бы пинать балду еще какое-то время, выискивая неувязанные концы и предусматривая любые возможности, но думаю, полет состоится. Конечно, в том случае, если всем вам удастся в течение нескольких месяцев сохранять спокойствие при виде моего лица.

Энн выписала внезапный пируэт, вдруг обнаружив, что стеклянная посуда в раковине требует от нее самого пристального внимания. Она постаралась, чтобы никто не заметил, что плечи ее дрожат.

– Так вы тоже летите? – с достойной восхищения сдержанностью спросил Джордж.

– Да, сэр. Отчасти поэтому Отец-генерал уверен в том, что расценки, так сказать, установлены правильно. Понимаете, в нашем коллективе должен присутствовать человек, способный пару-тройку раз накрутить хвосты экипажу. Потом, как вы помните, у нас остается открытой проблема посадки на планету. Если мы найдем ее.

– Можно попросить Скотти спустить нас по лучу[45]45
  Фраза из сериала «Стар Трек» («Звездный путь»).


[Закрыть], – бойко проговорила Энн, наконец набравшаяся сил, чтобы посмотреть в лицо гостю в тот самый момент, когда Эмилио со стопкой тарелок скользнул в кухню под рукой Д. У.

– Я представлял себе, что мы должны располагать чем-то вроде космолета, доставляющего с Земли на орбиту, – проговорил Джордж. – Конечно же, то, что у Поющих есть радио, не позволяет нам предполагать, что у них есть также аэропорты…

– Итак, задача заключается в том, чтобы обнаружить какой-нибудь плоский участок на этой планете, в каком-то тихом уголке или пустыне, чтобы приземлиться, поскольку патентованной взлетно-посадочной полосы там никто нам не предоставит. Потом на мягкой почве может подломиться шасси, и экипаж окажется тогда в затруднительном положении. – Д. У. помолчал. – Впрочем, нам было бы лучше воспользоваться аппаратом вертикального взлета-посадки, как считаете?

– Д. У. служил в морской пехоте, – пояснил Эмилио, взяв в руки посудное полотенце, чтобы вытирать вымытые Энн фужеры и рюмки. Привычное умение сохранять бесстрастную мину все чаще отказывало ему в эти дни. Лицо его постепенно осваивало привычку следовать за выражением глаз. – Кажется, я еще не упоминал об этом.

Энн искоса бросила взгляд на Д. У.

– Какое-то ужасное чувство подсказывает мне, что вы не намереваетесь сообщать нам о том, что служили в армии в должности капеллана.

– Да, мэм, не собираюсь. Это было в конце восьмидесятых, начале девяностых… как вы понимаете, до того, как я заступил на пожизненную службу в мундире Лойолы. Тогда я летал на «харриерах». Вот так. Представьте себе.

Энн, не вполне понимавшая назначение этой информации, тем не менее попыталась усвоить ее. Оставалось только понять, каким образом Д. У. при его косоглазии воспринимал глубину пространства. А потом вспомнила Лероя Джонсона, бейсболиста из высшей лиги, который при таком же косоглазии регулярно выбивал больше 0,290, и поняла, что, должно быть, мозг каким-то образом компенсировал за них эту проблему.

– Но простой самолет использовать нельзя, – сказал Джордж. – Нам придется заказать космический самолет с теплозащитой, способной защитить аппарат от перегрева при посадке.

– Да, ребята, поработайте над этим, – ухмыльнулся Д. У. – Однако выходит, что пилотирование аппарата с вертикальным стартом в чем-то сродни управлению при посадке на астероид, потому что на тамошних камнях тоже нет посадочных дорожек. А значит, старый летчик-истребитель вполне может пригодиться для такой работенки.

На сей раз даже Энн поняла последствия.

– Жутко, правда? Нужна чертова уйма везения. Как говорят у нас дома, если ты видишь черепаху на столбе своих ворот, то можешь не сомневаться в том, что она залезла туда не своими ногами. – Д. У. проследил за тем, как Энн и Джордж переглянулись, а затем продолжил: – Наш генерал, Тома да Силва собственной персоной, кажется, полагает, что Бог бродит по нашим окрестностям и раскладывает черепах по воротным столбам. Об этом я не слышал, но вынужден признать, что сама идея заставила меня потратить не одну долгую ночь на размышления. – Д. У. вновь потянулся и криво улыбнулся обоим. – Я по-прежнему числюсь в резерве и выполняю норму полетных часов. И следующие часы практики потрачу на отработку посадки. Будет интересно. Так в какую сторону мне пройти к гостевой комнате, которую вы столь любезно предложили мне, доктор Эдвардс?

* * *

– Ну, укатай меня насмерть! – воскликнул Йен Секидзава, вице-президент Астероидного горнорудного отделения корпорации Обаяси, штаб-квартира которого располагалась в Сиднее. – Это же Софи! Какая радость снова видеть тебя, детка! Сколько же прошло? Три года?

– Четыре, – поправила его София, невольно чуть отодвигаясь от своего экрана, словно медвежьи ручищи Йена могли дотянуться до нее со своими объятиями через всю разделявшую их электронную дистанцию. – И я рада новой встрече. Вы все еще довольны моей системой? Она по-прежнему соответствует вашим требованиям?

– Подходит, как палка к дырке, – проговорил Йен, ухмыльнувшись, когда глаза ее округлились. Дед его и бабка были родом с Окинавы, однако сам он и словарный его запас являлись чисто австралийскими. – Наши парни могут ужраться до поросячьего визга, но все равно вернутся с товаром. С тех пор как ты сделала для нас эту работу, прибыль выросла на двенадцать процентов.

– Приятно слышать, – проговорила София с нескрываемым удовлетворением. – Я хочу попросить тебя об одной любезности, Йен.

– Проси что угодно, моя красавица.

– Моя просьба имеет конфиденциальный характер. Я хочу сделать тебе доверительное деловое предложение.

– Жобер занялся грязными делишками? – спросил он, задумчиво щурясь.

– Нет, теперь я независима, – ответила она с улыбкой.

– Честное слово? Софи! Прекрасно! Так это твой собственный проект или ты кого-то представляешь?

– Представляю клиентов, желающих остаться неизвестными. И если мое предложение тебе интересно, надеюсь, что сделать этот шаг ты можешь в рамках собственной компетенции.

– Присылай предложение, и я сразу возьмусь за дело, – проговорил он без колебаний. – Если что, я сотру код и никто ничего не узнает, так, любка?

– Спасибо тебе, Йен. Рассчитываю на твою помощь, – сказала София. Закончив видеозвонок, она отослала код.

* * *

Прочитав ее предложение, Йен Секидзава погрузился в задумчивость. Софии был нужен достаточно внушительный астероид, предпочтительно бывший в употреблении, с ледяной шапкой и содержащий много силикатов, более-менее цилиндрический вдоль продольной оси; с помещениями для экипажа из восьми человек, с двигателями и горнодобывающими роботами, либо новыми, либо побывавшими в эксплуатации. Он попытался представить себе, кому и зачем может понадобиться такая штуковина. Для фабрики наркотиков? Но зачем на ней горнодобывающее оборудование? Ну, конечно, лед, но зачем им столько силикатов? Он так и этак покрутил в уме этот комплекс, но так и не пришел к какому-то практичному результату.

С его личной точки зрения, все было очень мило. До явления Софии с ее магическим ИИ, старатели-оззи[46]46
  Оззи (англ. aussie) – от слова «австралийцы» (англ. Australians).


[Закрыть], австралийцы то есть, скакали с камня на камень, мечтая наткнуться на такой, который одним махом окупит стоимость всего оборудования, принадлежащего Обаяси, и даст доход. Девяносто девять из каждой сотни старателей разорялись или сходили с ума, а то и, соединив оба сомнительных приобретения, бросали свой последний астероид со всем арендованным оборудованием. Права возвращались к Обаяси, фирма эвакуировала оборудование, когда это было выгодно. Он располагал как минимум дюжиной скал, вполне подходящих клиенту Софии.

«Ах ты, блин, ах ты, срань, ах ты, бедняжка!» – вскричала прекрасная принцесса, помахав деревянной ногой в воздухе, – продекламировал он нараспев – в кабинете, кроме него, никого не было.

София предлагала хорошие деньги. Он мог бы провести операцию по графе «реализация устаревшего оборудования». Сами камни практически не стоили ни хрена. Так почему же не продать одну штучку, подумал он. И вообще, кого интересует, что именно с ним происходит?

Ожидая ответа Йена Секидзавы на свое предложение, София Мендес смотрела из окна на старую часть Иерусалима и спрашивала себя о том, что именно привело ее в этот город.

В первые часы свободы она решила просто жить так, как жила прежде. Она сообщила иезуитам в Рим о своем новом статусе, заверила их в полной готовности действовать в качестве основного подрядчика на прежде обсужденных условиях и договорилась о том, что новый контракт перепишут на ее имя.

Контракт предусматривал тридцатипроцентный аванс, и София, понимая, что может вести работу из любого места в мире, воспользовалась этими деньгами для того, чтобы оплатить поездку в Израиль. Почему?

Оставшись без матери, зажигавшей свечи в шаббат, и без отца, выпевавшего древние благословения над хлебом и вином, она потеряла соприкосновение с религией своего изувеченного детства. Однако после долгих скитаний по миру она ощущала потребность каким-то образом вернуться домой, убедиться в том, что она еще способна принадлежать к какому-то месту. Ничто не звало ее в Стамбул – теперь мирный, утихомирившийся, добившись собственного разрушения. Любые связи с Испанией были слишком сомнительны, носили ненадежный и исторический, по сути, характер. Итак, остается Израиль. Родина по умолчанию, решила она.

В первый же проведенный в Иерусалиме день застенчиво, впервые в жизни, она посетила миквэ, место ритуального омовения. Выбрала она ее наугад, не зная, что так поступают израильтянки, готовящиеся к свадьбе.

Дама, обслуживавшая это заведение, сначала решила, что София собирается замуж, и очень расстроилась, обнаружив, что у нее нет молодого человека.

– Такая красотка! Такое восхитительное тело! Какая потеря! – воскликнула женщина, улыбаясь смущенной Софии. – Так что оставайся здесь! Сделаешь алию, найдешь хорошего еврейского парня, естественно, наделаете кучу очаровательных детишек!

Возражать против доброжелательного совета противоестественно, и она вообще удивилась тому, что хотела бы это сделать, пока ее обихаживали и очищали – волосы, ногти… обмывали, разглаживали, натирали, освобождали от косметики, пыли, от прошлого. Почему же и не остаться, спросила она себя.

Потом ее, завернувшуюся в белую простыню, проводили к собственно купальне-миквэ и предоставили возможность самой сойти по кафельным ступенькам, составлявшим причудливую мозаику, в теплую чистую воду. Работница миквэ остановилась за приоткрытой дверью, помогла ей вспомнить еврейские молитвы и напомнила:

– Три раза, с головой, так чтобы ни один кусочек тебя не торчал над водою. И не торопись никуда, моя дорогая. А теперь я оставлю тебя.

B третий раз вынырнув из воды, убрав со лба волосы и вытерев глаза, София ощутила себя невесомой и парящей во времени, пока слова древних молитв проплывали в ее памяти. Существовало молитвенное благословение на вкушение первого плода после зимней нужды, вспомнила она молитву, произносимую ныне перед новым началом, перед поворотной точкой в жизни: Да будешь ты благословен, владыка Вселенной, давший нам жизнь, поддерживающий нас и позволивший нам дожить до этого дня…

Быть может, связанные с миквэ разговоры о замужестве и детях напомнили ей об Эмилио Сандосе. После той последней ночи с Жобером София Мендес держалась в стороне от мужчин – их было в ее жизни слишком много, и пришли они слишком рано. Но даже при всем этом она находила священнический целибат варварством. Все, что она знала о католицизме, вселяло в нее отвращение – эти гонения, эту концентрацию внимания на смерти, на мученичестве, уже сам главный символ его, являвшийся инструментом римского карательного правосудия, потрясающим в своей жестокости. Первоначально работа с Сандосом воспринималась ею как акт героического самопожертвования: сотрудничество с испанцем, всегда в черной рясе, наследником инквизиции и изгнания, адептом пиратской религии, забравшей хлеб и вино у шаббата и превратившей их в плоть и кровь.

Однажды вечером у Джорджа и Энн она даже бросила ему вызов под расслабляющим воздействием рома Ронрико:

– Объясните мне смысл мессы!

В наступившей тишине он замер, разглядывая свою тарелку и куриные кости на ней.

– Возьмем, к примеру, Звезду Давида, – наконец проговорил Эмилио. – На мой взгляд, чрезвычайно могущественный символ – Божественное начало нисходит вниз, человеческое восходит вверх. В центре, на пересечении, человеческое и Божественное встречаются. Именно в этой области и происходит месса.

Он поднял глаза, полные светлой искренности, и взгляды их соприкоснулись.

– Насколько я понимаю, в этом месте Божественное и земное сливаются воедино. Возможно, в качестве обетования. Того, что Бог низойдет к нам, если мы протянем к нему руки, и того, что такое повседневное действие, как вкушение хлеба и вина, может преобразиться и стать священным таинством. – Затем чистая, как восход, улыбка осветила его смуглое лицо. – И ничего умнее этих немногих слов, сеньорита Мендес, я вам не скажу – после трех рюмок рома и в конце долгого рабочего дня.

Возможно, призналась она себе, что один из них ошибается. По невежеству. Или из предрассудков. Сандос не пытался обратить ее. Он явно обладал впечатляющим интеллектом, а кроме того, казался ей чистосердечным и законченным как личность. Она не знала, что делать с его верой в то, что Бог призывает их вступить в контакт с Поющими. Среди иудеев были такие, кто верил в то, что Бог пребывает в мире и действует активно и целеустремленно. После Холокоста сторонников этой идеи существенно поубавилось.

Жизнь, однако, убедила Софию в том, что ее собственные молитвы об избавлении остаются неуслышанными, если только не верить в то, что Жан-Клод Жобер был посланцем Господним. Тем не менее Израиль восстал из пепла шести миллионов. Жобер вывез ее из Стамбула. Она была жива. И теперь свободна.

В тот день София покинула миквэ с острым ощущением собственного предназначения, а когда вернулась в свою комнату, немедленно позвонила в Сан-Хуан Сандосу и самым ровным тоном, без ложной скромности или бравады сказала:

– Мне хотелось бы принять участие в вашем проекте. Не только на стадии подготовки к полету, но и стать членом экипажа. Мой бывший брокер в состоянии предоставить вам должные оценки моих компетенций для подобного предприятия. Я быстро приспосабливаюсь к изменившейся ситуации, обладаю чрезвычайно широким опытом, как техническим, так и культурным. И я могу под совершенно иным ракурсом представить проблемы, с которыми предстоит столкнуться экипажу, что также может оказаться полезным.

Он не проявил и тени удивления, но корректно и с уважением объявил, что передаст ее предложение своему начальству.

А потом была встреча с этим эксцентриком, этим Ярброу. Он сыпал анекдотами, задавал лукавые, но проницательные вопросы, дважды по-настоящему рассмешил ее, но в итоге проговорил на своем неподражаемом диалекте:

– Итак, милая моя, наша Компания уже нанимала тебя, потому что ты сметливей черта и запрягаешь мгновенно, умеешь работать за шестерых мулов и ладишь со всеми теми, кого мы уже избрали. И я рассчитываю на то, что ты способна понять все что угодно, если только захочешь, что, наверное, важнее всего прочего, если мы действительно встретим этих Певцов. Но что убеждает меня, человека столь же уродливого, как пара жаб в болотной луже, это то, что твое присутствие внутри этого камня в течение шести или восьми месяцев полета не позволит нам выцарапать свои собственные глаза. Мне, конечно, придется связаться с боссом, однако в том, что касается меня, если ты согласна, то считай, что ты уже с нами.

Она недоуменно посмотрела на него:

– Это означает «да»?

Он ухмыльнулся в ответ:

– Да.

Из своего окна она могла видеть Котель, Западную стену.

Шорох молитв отсюда невозможно было услышать, тем не менее она прекрасно видела приливы и отливы публики, туристов и паломников, указующих, молящихся, проливающих слезы, заталкивающих в щели между древних камней небольшие записки с прошениями и благодарными молитвами. И она поняла, зачем приехала сюда. Она приехала в Израиль для того, чтобы попрощаться с прошлым.

Компьютер звякнул, извещая о прибытии почты, открыв файл, она прочла короткий ответ Йена Секидзавы и улыбнулась.

– Готово, – значилось на экране.

* * *

В том году несколько великолепных образчиков искусства эпохи Ренессанса были без огласки проданы частным лицам. На аукционе в Лондоне удалось найти цену ранее считавшемуся бесценным собранию восточного фарфора. Давно покоившиеся в чьих-то руках объекты недвижимости и портфели ценных бумаг появлялись на рынке – в заранее просчитаное время и в старательно выбранных местах, где продажа могла принести значительный доход.

Речь шла о получении прибыли, ликвидации некоторых активов, перемещении капитала. Необходимая сумма, как и предсказывала София Мендес, отнюдь не являлась ничтожной, однако нельзя было сказать, что Общество понесло существенный ущерб, она даже не повлияла на миссии Ордена Иисуса и его благотворительные проекты, оплачивавшиеся из регулярных поступлений от образовательных и исследовательских заведений, арендных соглашений и патентных лицензий. Накопленная таким образом сумма помещалась в надежный и осмотрительный венский банк.

Рассеянные по всему миру иезуиты, следуя инструкции, мониторили общественные и частные новостные сети на предмет любых упоминаний о финансовой деятельности и передавали такую информацию в кабинет номер 5 Отца-генерала. Весь тот год подобная информация не поступала.