Текст книги "Прогулка в Волчьем лесу"

Мэри Стюарт
Прогулка в Волчьем лесу

Mary Stewart

A WALK IN WOLF WOOD

Text copyright © Mary Stewart, 1980

Illustrations copyright © Hodder and Stoughton, 1980

First published in Great Britain in 1980 by Hodder and Stoughton.

The moral right of the author has been asserted.

© М. В. Клеветенко, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Джейсону, Элинор,

Дженнифер и Чарльзу

Глава 1

Джон и Маргарет Бегби сидели на пледе рядом с проселочной дорогой, что вела через лес Шварцвальд в Германии, когда мимо них, горько плача, прошел незнакомец.

Семейство Бегби выбралось на пикник. Оставив машину на парковке рядом с шоссе и прихватив плед и корзину, они вернулись к дороге, которая спускалась с холма на тенистую опушку леса. Между шоссе и проселком, посредине клина зеленой травы и мха, торчал старый деревянный указатель. Там, на солнышке, рядом со старым замшелым пнем, они и расстелили свой плед. Слева проселок убегал вниз и терялся в лесном полумраке. Впереди деревья росли реже, и между стволами проглядывала лесистая речная долина. Здесь на каменистом холме стоял разрушенный замок, который семейство Бегби посетило утром. С опушки дети видели крохотный на таком расстоянии деревянный мост над высохшим рвом и киоск, где покупали билеты и открытки. Позади замка сверкала под солнцем река. А дальше, сколько видел глаз, тянулись леса, леса, леса…

На опушке было очень тихо. Папа, растянувшись в полный рост на пледе, дремал после сытного обеда. Миссис Бегби ушла к машине за вязаньем, но, судя по тому, как долго она не возвращалась, ее, видимо, тоже сморила жара. Вокруг не было ни души: ни автомобилей, ни прохожих, за исключением того странного мужчины, который прошел мимо них на расстоянии вытянутой руки, даже не взглянув в их сторону.

Джон и Маргарет с тревогой и удивлением смотрели ему вслед. Им еще не доводилось видеть, чтобы взрослый мужчина плакал. Что удивительно, ему не было никакого дела, услышит ли кто-нибудь его рыдания. Мужчина громко всхлипывал и время от времени спотыкался, ослепленный слезами, но даже не пытался их стереть. Слезы свободно катились по лицу и стекали на алый потертый бархат куртки.

Еще одна странность – чересчур яркий наряд незнакомца не вязался с его возрастом и внешностью. Узкая бархатная куртка была украшена спереди позолоченными пуговицами, а на поясе сидел кожаный ремень с заклепками. Из-под куртки виднелись серовато-синие чулки, на ногах были старые башмаки коричневой кожи. На плечи незнакомец накинул плащ такого же серовато-синего цвета, что и чулки, а капюшон плаща лежал на плечах, словно воротник. Шляпы он не носил. Одежда производила впечатление дорогой и пышной, только изрядно затрепанной.

– Смотри, у него на поясе нож, – заметил Джон тихо, чтобы не разбудить мистера Бегби. – Видишь? Какой длинный!

– Вижу, – ответила Маргарет, – наверное, это часть наряда. Помнишь танцоров в крестьянских костюмах, которые исполняли народные танцы в Санкт-Иоганне? У них на поясе тоже висели ножи. Наверняка ненастоящий. Таким не зарежешь.

– Нет, его одежда не похожа на те крестьянские костюмы. Какая-то поношенная, словно он ходит в ней постоянно. А танцоры были одеты как на маскараде, – закончил брат неуверенно.

– А вдруг это лесник?

– Вряд ли. Заметила у него на шее цепь с большим медальоном? Похожа на золотую. Откуда такой цепи взяться у лесника? Он же не поп-звезда!

– Так цепь ненастоящая, деталь костюма.

– Я же говорю, на костюм не похоже…

– И все равно она ненастоящая, – продолжала гнуть свое Маргарет. – Золотая цепь такого размера стоит целое состояние, а этот человек не выглядит богачом.

– Но и на крестьянина он не похож, – упрямо возразил ее брат. – Кого-то он мне напоминает, не помню кого. Но кем бы он ни был, выглядит он… – Джон запнулся, пытаясь найти подходящее слово – … очень странно. Не одежда, он сам.

– Потому что плакал? Проскочил мимо нас, словно мы пустое место.

Дети посмотрели друг на друга. Мистер Бегби заворочался во сне, но так и не проснулся. Было очень тихо. Дикий лесной голубь, шелестя крыльями, вспорхнул с верхушки дерева. Где-то вдали кричала сойка, да время от времени в папоротниках с резким обиженным свистом перелетал крапивник. На лес опустилась тяжелая летняя дрема – ни звука, ни шороха.

Впрочем, лесная тишина обманчива. Если лечь на землю, закрыть глаза и вслушаться в безмолвие леса, вы услышите его. Голос леса состоит из множества еле различимых звуков: может быть, это растут деревья, или поганки пробиваются сквозь сосновые иголки, или воздух колышется между ветками, когда нагретые солнцем мхи испаряют влагу. А еще насекомые: тишина пронизана неумолчным пульсирующим гулом, который настолько сросся с лесом, что порой кажется, будто он возникает у вас в голове. Этот гул состоит из биения миллионов крохотных крыльев мошкары, пчел, ос и мух-журчалок. Лес молчаливо гудит, а неподвижный воздух вибрирует.

Дети не вслушивались в тайные звуки леса, а просто смотрели друг на друга, и, как бывает с очень близкими людьми, каждый догадывался, о чем думает другой.

– С этим человеком приключилась беда, – прошептал Джон. – Не то чтобы он упал и ударился – ничего такого я не заметил, – а действительно случилось что-то ужасное.

– Как будто рана глубоко внутри, – промолвила Маргарет, – и теперь он медленно истекает кровью, но ни за что никому не признается!

Джон, который был старше и, возможно, не обладал столь богатым воображением, неуверенно кивнул. Определенно, с тем странным человеком случилось что-то плохое, настолько, что он забыл, куда и зачем идет. Незнакомец уже исчез из виду, словно растворился в воздухе, но дети никак не могли выбросить его из головы. Неужели они позволят ему исчезнуть и страдать в одиночку, даже не предложив помощи?

Конечно, они ничем не могут ему помочь, и все же…

– Мы можем пройтись немного вглубь леса, – предложила Маргарет. – Просто посмотрим, куда он пошел.

Она не уточнила зачем, а Джон не спросил. Впоследствии дети не могли объяснить, почему внезапно решили последовать за странным незнакомцем. В обычное время они только обрадовались бы, что он их не заметил, и постарались бы не попадаться ему на глаза, пока не успокоится, но сейчас что-то подталкивало их действовать более решительно. Маргарет уже вскочила на ноги. Джон, обычно более рассудительный, чем сестра, последовал ее примеру.

– Только разбудим папу и отпросимся.

Некоторое время брат с сестрой обдумывали этот вариант. Мистер Бегби любил прикорнуть после обеда, и дети слишком живо помнили, как он сердился, когда им случалось нечаянно прервать его сон. А мама непременно отчитает их: «Ваш отец очень много работает, дайте ему поспать. Найдите себе другое место для игр».

– Не надо, – прошептала Маргарет. – Во всяком случае, пока не выясним, что там, с тем человеком. Нам не велят будить папу и вечно прогоняют. К тому же родители сами советовали нам прогуляться.

– Но не в лес же!

– Да мы только посмотрим! А искать нас не придется, здесь нет другой дороги.

– Ладно, только знаешь, что мы сделаем? Оставим записку. Где твой карандаш и блокнот?

Так брат с сестрой и поступили. И, следует признать, поступили весьма разумно. Джон написал родителям записку: «Мы ушли в лес по дороге. Дж. и М.».

Затем они положили записку на пень, придавив ее сверху краем корзины, на цыпочках обогнули мистера Бегби и побежали вниз с холма по лесной дорожке.

Глава 2

Поначалу дорога круто шла вниз, затем, углубившись в лес, стала ровнее. Здесь деревья стояли гуще, высоченные, словно каждое тянулось к солнцу, стараясь обогнать соседнее. Тут не росли дубы и буки, а по обочинам уже не встречались колокольчики, папоротники и ежевика – только ровные гладкие колонны сосновых стволов возвышались вдоль проселка, а сплетенные черные сучья поглощали свет не хуже настоящей крыши. Мох под ногами сменили всякие разноцветные диковины: из-под древесных корней и поваленных стволов торчали поганки, веселки, похожие на куриные яйца, и коричневые шары рядовок с бронзовыми и фиолетовыми шляпками. То здесь, то там, словно на картинке в книге сказок, мелькали алые в белую крапинку мухоморы.

– Не трогай, – предупредил Джон, когда сестра склонилась над одним из них.

– Я и не собираюсь! Забавно, что в книжках всегда рисуют именно их – ну, на картинках, где гномики или где кто-нибудь сидит на шляпке гриба. Наверное, это потому, что они такие красивые, но другие грибы и поганки, если приглядеться, ничуть не хуже. Джон?

– Что?

– А нам не пора возвращаться? Бродим тут уже целую вечность, а его и след простыл.

– Наверное, пора. Смотри, там, у поворота, поваленное дерево. Дойдем до него и повернем обратно.

Дерево, о котором говорил Джон, перегораживало дорожку точно поперек. За ним она уходила еще дальше вглубь леса, словно мрачный туннель между черных сосновых стволов.

Джон принялся пинать носком сучья и палые листья под стволом.

– Он должен был пройти здесь, другой дороги тут нет. Идти в обход себе дороже, значит перелез. А вот и следы! Разве с ним была собака? Я не заметил.

– И я, – подтвердила Маргарет, стоя рядом с братом.

На земле отпечатался глубокий четкий след ноги, и второй, не такой четкий. Рядом виднелись следы крупных лап, крупнее, чем у Трея. Свою собаку, немецкую овчарку Трея, семейство Бегби оставило дома.

– Тогда следы наверняка волчьи, – бодро объявил Джон и, схватившись за ветку, начал перелезать через поваленный ствол. – Да, он перелез здесь, смотри, на стволе грязь. Конечно, в лесу должны быть волки! Так вот зачем ему такой длинный нож…

Маргарет тревожно огляделась. Она видела, что Джон над ней подтрунивает, но посреди дремучего леса его слова не казались шуткой.

– Что значит «должны»?

Джон усмехнулся, балансируя на поваленном стволе.

– Помнишь, когда мы собирались на пикник, мама с папой разглядывали карту и папа сказал, что этот лес называют Вольфенвальд?

Маргарет непонимающе смотрела на брата – наверняка она догадалась бы, увидев буквы на карте, но на слух звучало странно.

– Не понимаю…

– Что в переводе с немецкого означает Волчий лес, – сказал Джон.

– Ой.

– Так было написано на указателе, не заметила?

– Нет.

– Поэтому у того человека на поясе висел нож.

– Но если в лесу водятся волки, – резонно возразила Маргарет, – то не лучше ли взять ружье?

– В таком-то костюме? Лук и стрелы подойдут ему куда больше. Я вспомнил, кого он мне напоминает. Погоди-ка… – Джон замолчал и спрыгнул на землю с другой стороны ствола.

– Что там?

– Мег, перелезай ко мне, сама увидишь. Не бойся, насчет волков я пошутил. Давай быстрее!

Маргарет перелезла через поваленный ствол и спрыгнула на землю с другой стороны. Джон стоял среди сухих веток и показывал на землю. Маргарет всмотрелась: на подстилке из сосновых иголок лежал золотой медальон на цепи.

– Когда он перелезал через ствол, цепь зацепилась, а он так рыдал… – прошептала Маргарет.

– … что не заметил потери, – завершил Джон. Мальчик наклонился, поднял медальон и взвесил в ладони. – Тяжеленный. Когда он нагнулся, медальон перевесил и соскользнул с шеи. Смотри, цепь не порвалась.

– Покажи медальон.

Джон разжал ладонь. Медальон сиял так ярко, что даже в лесном полумраке дети видели его совершенно четко. Он напоминал большую монету, в центре которой был изображен профиль юноши с волосами до плеч и узким обручем вроде короны. Ниже шла надпись: ОТОН. На обратной стороне стояло единственное слово: FIDELIS.

– Человек, которого мы видели, не Отон, – заметил Джон. – Не похож, да и старше. А Fidelis по-латыни означает «верный», я знаю, это девиз нашей школы.

Маргарет потрогала цепь, любуясь работой: она была тяжелая, но гибкая.

– Похоже, настоящее золото, – восхитилась девочка. – Оно ведь очень тяжелое, да? Мамин золотой браслет ужасно тяжелый.

Джон снова взвесил медальон в ладони.

– Верно, тяжелый. Если это правда золото… – Он оглянулся на дорогу, которая терялась в сумраке леса.

– Если это правда золото, – сказала Маргарет, – то стоит огромных денег. И даже если нет, тот человек наверняка захочет его вернуть. Наверное, мы должны разыскать его?

– Думаю, он уже обнаружил потерю, – кивнул Джон, – и сейчас возвращается нам навстречу. Нужно только пройти немного вперед. Не можем же мы оставить медальон на ветке! А что, если его украдут? Сойки любят блестящие вещи, и кто еще? Сороки? Я слышал в лесу сойку.

– Хорошо. Тогда бегом, смотри, как быстро темнеет.

– Просто деревья тут растут густо, а на самом деле до заката еще несколько часов. Не бойся. Если не встретим его до следующего поворота, то вернемся.

– А как же медальон?

– Отдадим папе. Он разберется, что с ним делать. В полицию сдаст или что еще. Бежим!

И брат с сестрой побежали вперед. Когда они достигли поворота, оказалось, что это не совсем поворот, просто дорога слегка уходила вбок, а потом еще и еще, сужалась, петляла между деревьями. Корни сплетались под ногами, словно веревочные капканы. Темнело. Маргарет запнулась, но устояла. Джон уже успел скрыться из виду.

– Джон, вернись!

Молчание. Маргарет осознала, что больше не слышит его шагов. Не успела она испугаться, как до нее донесся крик брата:

– Мег, все хорошо! Здесь дом. Иди сюда.

И девочка бросилась вперед. Брат стоял в розовом луче закатного солнца, которое било в просвет между деревьями, словно театральный прожектор. Просвет был справа от дороги. Там между стволами вилась дорожка к большой поляне, где росли мхи, папоротник, ежевика и даже цветы, среди которых встречались садовые, может быть слегка одичавшие, как и сам сад.

Потому что тут и впрямь были остатки сада. Они окружали бревенчатый домик, который так зарос мхом и травой, а его стены и крыша в сумерках настолько сливались с деревьями, что удивительно, как дети вообще его заметили!

– Спорим, это его дом, – сказал Джон. – Он просто шел домой.

– Ничего не скажешь, домик уютный, – ответила сестра. – Только посмотри! Вместо занавесок на окнах паутина, а дверь не открывалась годами!

– В сельской местности обычно ходят через заднюю дверь, – неуверенно заметил Джон.

– И дым из трубы не идет.

– В такую-то жару? Хотя нам-то что, – воскликнул Джон, – наше дело вернуть ему эту золотую штуковину. А если хозяина не окажется дома, оставим медальон его домашним. Пошли.

И дети сквозь заросли ежевики и высокую траву устремились к двери. Когда Джон поднял ржавый дверной молоток, механизм заскрипел. Джон громко постучал.

Глава 3

Ответом была тишина, и даже больше: тишина, помноженная на эхо. На свете мало звуков таких же печальных, как настойчивый стук дверного молотка, который отдается в заброшенном доме. И все же совсем заброшенным место не выглядело: кто-то здесь жил или съехал совсем недавно. Дом и окружающие деревья замерли, словно прислушивались.

– Его здесь нет, – довольно громко объявил Джон.

– А где ему быть? – Маргарет чувствовала, что в доме кто-то есть. – Наверное, боится отвечать.

– Глупости. Чего ему бояться?

– Если бы я жила посреди леса, то испугалась бы, если бы ко мне начали стучать на закате.

– Но он же взрослый мужчина, – возразил Джон, – а не какая-то…

– Девчонка? Я знала, что ты так скажешь. Я думаю, он просто не хочет никого видеть. Забыл, что он плакал?

– Ладно, – помолчав, ответил Джон. – Дадим ему время прийти в себя, а потом постучимся в заднюю дверь. Если не ответит, возвращаемся, идет?

– Идет.

Близко от стены дом опоясывала мощеная дорожка, но со временем ее почти скрыли от глаз лесные травы, ромашка и вероника, а еще лиловые, синие и белые колокольчики. Плющ и жимолость так густо заплели стены, что детям пришлось сойти с дорожки и продираться сквозь папоротники и заросли ежевики прямо по бывшим клумбам. То тут, то там из травы тянулись к солнцу высокие соцветия наперстянки. Бабочки сонно кружили над кустами черной смородины.

Дети с опаской обошли дом. Сзади садика не было, только маленький двор, очищенный от подлеска и замощенный кирпичами, которые так поросли мхом, что нога ступала по ним, словно по ковру. В центре двора был колодец с низкими бортиками и деревянным ведром на веревке.

Дети остановились возле колодца и осмотрелись. Задняя стена дома была в тени, но солнечный луч освещал крыльцо и окна по обеим сторонам. Стекол не было, только открытые деревянные ставни, некрашеные, но чистые и опрятные. В окна дети разглядели угол комнаты, обставленной довольно странно. У стены стоял тяжелый сундук, рядом с ним деревянная табуретка, над сундуком висело распятие.

Приободрившись, брат с сестрой подошли к двери, почти скрытой плющом, который свисал с провалившегося навеса над крыльцом. Джон тронул Маргарет за руку и показал на дверь. Сквозь плющ можно было разглядеть, что она открыта и ведет прямо в заднюю комнату.

Крыльцо оказалось таким крошечным, что дети с трудом втиснулись рядом. Джон постучал в приоткрытую дверь.

И снова никакого ответа. Они еще подождали, потом Джон легонько толкнул дверь. Она открылась чуть шире, и дети заглянули внутрь.

Очевидно, это была главная жилая комната и спальня: неприбранная кровать, стол, большой черный буфет в углу, деревянная скамья, стул с выцветшей синей подушкой на сиденье и пара табуретов. На столе стояли кувшин и кружка из какого-то темного металла вроде олова, рядом лежала деревянная ложка. Угли в очаге успели обратиться пеплом. С крюка свисал черный котел на цепи.

В комнате не было ни единой живой души, вокруг стояла тишина, а солнечный свет стремительно угасал.

– Теперь мне все ясно, – громко и с облегчением сказал Джон, – если это его дом, то он заглянул сюда и снова куда-то ушел, а если не его…

– Его, – пискнула Маргарет. – Смотри, там, на кровати.

Девочка показала рукой. Посреди вороха одеял пламенел потертый бархат куртки, сияли позолоченные пуговицы, рядом лежал серый плащ с капюшоном, чулки того же цвета и пояс с заклепками. На полу валялись мягкие кожаные башмаки с налипшими на подошвы сосновыми иголками.

Не сговариваясь, брат с сестрой сделали шаг внутрь.

– Это точно его вещи, – повторила Маргарет. – Он вернулся, переоделся и снова ушел. Я же говорила, это был обычный карнавальный костюм!

– Ладно, пусть так, – ответил Джон и опустил медальон на кучу одежды (тот звякнул и вспыхнул в закатном свете). – Оставим медальон здесь – и быстро назад. Мы и так задержались. Папа там сходит с ума или уже идет нам навстречу.

Эта мысль немного их подбодрила. И впрямь, внезапно наступили сумерки. Солнце быстро садилось, а деревья, плотно обступившие дом, сгущали темноту. Воздух еще не остыл, но в лесу стало очень тихо, смолкли даже насекомые и птицы.

Только сова ухала где-то вдали среди сосен. Внезапно ей ответила другая, совсем близко, рукой подать. Но теперь это было не мягкое уханье, а резкий визг, от которого замирают сердца всех крохотных лесных созданий в норках.

– У тебя, наверное, часы остановились! Уходим! – Маргарет, сжав руку брата, потянула его к двери.

Внезапно девочка вскрикнула. Джон удержался от крика, но издал хриплый звук, словно задохнулся. Держась за руки, брат с сестрой попятились, пока не уперлись в кровать.

В дверях, сверкая желтыми глазищами, оскалившись и свесив длинный язык, стоял громадный серый волк.

Глава 4

От ужаса дети вросли в пол. Волк опустил голову и шире оскалил пасть. В сумерках сверкнули громадные белые клыки. Зверь не издал ни звука, но шерсть на загривке стояла дыбом.

Волк явно приготовился к прыжку: он присел, а мышцы на задних лапах напряглись.

Казалось, ужасное мгновение длится вечно, но на самом деле прошла едва ли доля секунды. Прежде чем волк прыгнул, Джон заорал от страха и ярости, схватил с кровати первую попавшуюся под руку вещь и метнул в зверя. Первой попавшейся вещью оказался золотой медальон. Лишь потом брат с сестрой осознали, что, когда Джон крутанул медальон над головой, волк уже исчез с порога. Только что дверной проем заслоняла его ужасная тень, и вот волк уже исчез, растворился в сумерках, словно призрак! Медальон на цепи со свистом полетел ему вслед. Дети услышали мягкий топот волчьих лап, звон и шуршание, с которыми медальон упал в кусты, и снова на лес опустилась тишина, словно кто-то захлопнул крышку музыкальной шкатулки.

Когда оцепенение прошло, Маргарет бросилась к двери, закрыла ее и задвинула тяжелую деревянную щеколду.

– Скорее, Джон! Закрой ставни!

– Нет, – выговорил Джон чуть срывающимся голосом (что вполне простительно), в котором тем не менее звучало некоторое самодовольство (тоже вполне простительное). – Мы не можем тут остаться. Нужно уходить.

– А если волк вернется? К тому же, если папа нас ищет, нам лучше никуда не…

– В том-то и дело! Нельзя допустить, чтобы папа в одиночку бродил по лесу, где шастают волки. Мы и сами в них не верили, хотя лес зовется Волчьим.

– А следы? – без особой надежды возразила Маргарет. – Он увидит следы.

– Мы заметили их только потому, что пошли за тем человеком, а сейчас в темноте их уже не разглядеть. И потом, даже если папа заметит следы, назад он не повернет. Возьмем что-нибудь для защиты и будем бежать всю обратную дорогу. А кроме того…

Джон замолчал и отвел глаза.

– Что? – спросила Маргарет.

– Ты не заметила ничего странного? – неохотно спросил Джон.

Маргарет замялась, и Джон ответил за нее:

– По-моему, волк был напуган.

Маргарет медленно кивнула. Она знала, что Джон был бы не прочь приписать бегство врага своей решительности. Это вполне естественно. Но он в любом случае храбро себя повел. И сейчас она поверила брату именно потому, что ему не хотелось признавать, что волк был напуган.

– Ну, думаю, будь он голодный или очень злой, его не испугала бы какая-то цепочка.

– Да. Но он убежал еще до того, как я ее бросил, разве ты не заметила, Мег? Да и волк ли это? Может быть, это собака того человека?

– Тогда это никудышная собака. Удрала от детей, которые влезли в дом ее хозяина. Трей бы не убежал.

– Тогда и волк он, похоже, никудышный, – заметил Джон. – Ладно, кем бы он ни был, вряд ли он очень опасный, и нам лучше скорее идти к машине, чем оставаться здесь. Только нужно раздобыть что-нибудь посерьезнее, чтобы его отогнать, если что. – Взгляд Джона упал на тяжелый посох в углу у двери. – Это подойдет. Теперь найдем другой для тебя…

– У меня есть кое-что получше. – Маргарет вытащила из груды одежды на кровати какой-то предмет. В руке девочки сверкнул длинный кинжал, тот самый, что висел на поясе у мужчины. – Странно, что он не взял кинжал с собой, но нам же лучше.

По лицу Джона было видно, что он не отказался бы от подобной находки. Мэри сжала рукоятку.

– Не отдам, у тебя уже есть посох. А мне больше подойдет кинжал.

– Да ты в жизни не держала в руках ножа!

– Ты тоже, кроме как когда помогал себе накладывать горошек на вилку.

Дети захихикали, но не потому, что шутка вышла смешной, просто от напряжения.

– Ладно, пусть будет так. Чтобы орудовать дубинкой, нужна сила…

– А пырнуть ножом может даже девчонка?

– Сама сказала, я тебя за язык не тянул. Давай, сейчас или никогда. Бежим!

– А как же та золотая вещица? Она валяется в кустах, но сейчас нам ее не найти, даже если решимся поискать.

– Расскажем о ней папе и вернемся утром. Все равно придется занести посох и кинжал. Если это и вправду волк, в Санкт-Иоганне должны были о нем слышать, и папа что-нибудь придумает. Иди осторожно, пока не убедимся, что на дороге его нет, а дальше лети, как стрела.

Крадучись, дети вышли из двери, оставив ее открытой, и на цыпочках подошли к углу дома. Джон заглянул за угол. В густых сумерках не было заметно никакого движения, не слышно ни звука. Джон крепко сжал посох и кивнул сестре. Быстро, но стараясь не шуметь, дети двинулись сквозь заросли папоротника и ежевики, доходившие им до пояса, к обвалившейся стене, которая опоясывала сад. Они шли, не чувствуя крапивных укусов, вдыхая сладко-острые ароматы потревоженных трав. Ночная мошкара взлетала с листьев, словно кто-то выбивал пух из подушки. В лесу было так тихо, что дети слышали слабое чавканье мха под ногами.

Наконец они перелезли через изгородь на твердую почву, усыпанную сосновыми иголками.

И бросились бежать со всех ног.

Вверх по склону, по еле различимой в густых сумерках тропе. По петляющей дороге, огибая паутину древесных корней и коварные сучья. За поворот и прямо, мимо громадных стволов, которые возвышались вокруг в темноте и безветрии. Пахло смолой, гниющими ветками, сосновыми иголками. То и дело они пугались малейшего звука, когда обломившаяся ветка осыпала землю дождем иголок или пригоршней сухих шишек. Снова заухала сова, на этот раз ближе.

В лесу было тихо. Ни тени, ни шороха. И папа не вышел их встречать. Дети бежали вперед.

И вот наконец поваленный ствол, а за ним длинный склон поднимается к шоссе. Склон был довольно крутым, но даже будь он круче, чем скат крыши, вряд ли бы дети сбавили темп. Они давно бежали, не таясь, и теперь, шумно дыша и уже не оглядываясь, преодолевали последний отрезок пути. Деревья отступили от дороги, в лесу появились прогалины, где в сумерках белела наперстянка, а папоротник широко раскинул перистые листья. Разбуженный крапивник слетел с ветки, издав возмущенный свист. Звук эхом отозвался в лесу, словно сигнал тревоги. Вполне возможно, это была та же птица, которую они слышали раньше. Отсюда уже было рукой подать до места их пикника и до шоссе, где стоял автомобиль.

Добежав, дети остановились, с трудом переводя дух. Затем огляделись. Огляделись еще раз, не веря своим глазам. Место определенно было то самое: вот треугольник травы, вот указатель, вот пень, на котором Джон оставил записку, а тут должен лежать плед.

Но пледа не было. Как не было и папы. А когда они бросились к шоссе, то не обнаружили и автомобиля.

Дети замерли посередине шоссе и посмотрели друг на друга. Лес вокруг стоял черной стеной, шоссе узкой серой лентой убегало за кромку холма. За деревьями в долине, где стоял замок, тускло мерцал какой-то огонек. Но музей давно закрыт, да и идти туда слишком далеко. А еще дальше до гостиницы, где они остановились. Как ни трудно было поверить, но родители уехали, оставив их одних в этих дремучих местах!

Маргарет боролась с желанием заплакать. Она уже думала, что худшее позади, а тут такое… Только теперь она поняла, как устала и проголодалась. Джон, хотя и не подавал виду, чувствовал такое же ледяное отчаяние. Когда проявляешь храбрость в трудную минуту, например отбиваешься от громадного страшного волка, через какое-то время тебя охватывает слабость. К тому же Джон тоже был голоден, а рука, которой он сжимал посох, немного дрожала. Ему стоило больших усилий заговорить бодро, как и положено старшему брату:

– Думаю, они решили, что мы пошли в другую сторону. Поехали искать нас на шоссе. Скоро вернутся.

– Может, это не то место?

– То. Смотри, это не моя записка на пне? Она! Теперь ясно, мама и папа просто ее не заметили, поэтому поехали в другую сторону. Но как… ах, Мег, ты только глянь!

Тон его голоса совершенно переменился. Джон наклонился что-то поднять с земли. В зарослях папоротника, там, куда она, наверное, упала с пледа, лежала плитка шоколада: большая плитка молочного шоколада с орехами и изюмом.

– Так вот она где! Я-то думал, мы выронили ее на пути от машины. Ура! Напополам?

Джон разломил плитку и протянул Маргарет ее половинку. Дети жадно набросились на шоколад. Никакая другая еда не помогла бы им так быстро восстановить силы и ободриться. По общему согласию каждый съел половину от своего куска, а оставшуюся половинку спрятал в карман. Затем дети снова поднялись к шоссе, чтобы попить из родника, который бил с другой стороны. Здесь они снова огляделись. Никого, и, сколько ни прислушивайся, ни звука мотора.

– Думаю, дело было так, – сказал Джон. – Если бы папа заметил нашу записку, он взял бы ее с собой, но они с мамой решили, что мы ушли по шоссе… может, нам стало не по себе рядом с этим дремучим лесом. Они проедут немного, не найдут нас и вернутся. В любом случае самое разумное оставаться здесь. Как если потерялся в горах или еще где. Если знаешь, что тебя будут искать, никуда не уходи. Нас обязательно найдут! И насчет волков все чепуха. Я уверен, что это был не волк, а собака того человека, помесь немецкой овчарки. Или местный пес заблудился и решил поживиться чем-нибудь в доме, а мы его спугнули. Никаких волков в лесу нет, откуда им тут взяться? Если мы останемся здесь, возле шоссе, ничего с нами не случится.

– А если они не вернутся за нами?

– Вернутся обязательно! Может, мама почувствовала себя нехорошо и папа повез ее в Санкт-Иоганн к врачу, не дождавшись нас. Они приедут. А если не приедут до утра, то мы, как рассветет, пойдем им навстречу. Доберемся до трассы, а там нас кто-нибудь подкинет до города.

– А сейчас мы пойти не можем? – спросила Маргарет, оглядываясь на темнеющий позади лес.

– Нет, – решительно ответил ее брат. – Мы должны оставаться на месте. И вообще, тормозить машины посреди ночи опасно. Так что устраиваемся на ночлег. Посмотришь, они вернутся за нами и нам еще влетит.

– Но мы же не виноваты!

– Ты же их знаешь! Жалко, что они не оставили плед, хотя здесь тепло и ветра нет. Давай закопаемся в папоротники.

Заросли доходили детям до пояса, а когда они сломали несколько побегов, ноздри заполнил чудесный аромат. Соорудив себе уютное гнездышко, брат и сестра сидели, привалившись спиной к стволу. Сначала они разговаривали, но шепотом – в лесной тишине голоса звучали слишком резко. Спустя некоторое время все та же тишина заставила их умолкнуть, и, тесно прижавшись друг к дружке, дети принялись вслушиваться в ночь в ожидании гула мотора.