Текст книги "Прогулка в Волчьем лесу"

Глава 5

С самого первого мгновения, когда их разбудил охотничий рожок, дети поняли, что это именно он, хотя слышали рожок впервые в жизни. Ошибиться было невозможно – высокий, серебристый и протяжный, как эхо, звук пронзил утренние сумерки, прокатился над холмами и обратно в долину, словно зов ветра.

Брат и сестра сидели в своем гнездышке, полусонные и окоченевшие от холодной росы, и несколько секунд, пока протирали глаза, совершенно не помнили, что случилось вчера и где они сейчас.

Затем воспоминания вернулись: дорога в Волчьем лесу, домик, ужасный, похожий на волка зверь, исчезновение родителей и автомобиля…

Дети вскочили. Несомненно, настало утро: солнце еще не встало, но рассвет уже золотил капли росы, на глазах обращая их в туманные прядки. А родители за ними так и не вернулись.

Звук рожка послышался снова, на сей раз гораздо ближе. Затем со стороны Санкт-Иоганна раздался мощный стук копыт. Судя по звуку, к ним скакало целое войско. Внезапно воздух наполнился звоном сбруи, криками, смехом загонщиков, лаем собак.

– Это охотники! – воскликнул Джон, сжав руку Маргарет. – Бежим! Может, кто-нибудь…

Джон не закончил фразу. Дети рванулись к шоссе, но внезапно что-то стремительно промелькнуло мимо них и исчезло в лесу. Волк или зверь, похожий на волка! Блеск страшных желтых глаз, грязные серые бока, длинная морда в пене, язык набок. Волк исчез в лесу. Охотники были уже совсем близко. Первыми показались собаки, целая свора, такие же косматые, как их добыча. Уши их стояли торчком, глаза сверкали – волкодавы не ищут зверя по запаху, а преследуют его «по-зрячему». Там, где от шоссе отходил проселок, собаки на миг замерли, потом разделились и забегали между деревьями на краю леса. Возможно, они могли бы напасть на детей, но, к счастью, до этого не дошло. Когда Джон и Маргарет взобрались на пень и замахали руками, первые всадники уже были здесь и хлыстами гнали собак обратно на дорогу. Остальные охотники, числом около дюжины, остались ждать, а один проскакал к пню и осадил громадного гнедого жеребца прямо перед Джоном и Маргарет.

Маргарет показалось, что всадник разглядывает их с удивлением, но он лишь крикнул:

– Куда?

Затем – Маргарет не поверила глазам – охотник вынул из сумки на поясе серебряную монету.

Девочка видела, что брат готов ответить, но неожиданно для себя загородила его и указала не в сторону леса, куда убежал волк, а на лесистый склон, уходящий вверх по другую сторону дороги.

– Туда! Он побежал туда! Только что! Скорее, за ним!

Всадник швырнул ей монету, развернул коня и поскакал обратно к дороге. Раздались крики, затем пронзительный женский голос, и в топоте копыт охотники скрылись из виду.

Дети медленно слезли с пня и принялись отряхивать одежду от травы. Затем, все еще молча, доели остатки шоколада, но сегодня он не подбодрил их так, как вчера. Дожевывая плитку, они побрели туда, где раньше стоял указатель. Никакого указателя не было и в помине. Брат с сестрой уже без удивления разглядывали разбитую грязную дорогу. Ни асфальта, ни парковки, ни телеграфных столбов с проводами – только узкая грунтовая дорога со следами лошадиных копыт.

– Ну конечно, это сон, – промолвила Маргарет. Эта мысль ее успокоила. В снах все понарошку, к тому же все сны заканчиваются пробуждением.

– Конечно. – Целую минуту Джон жевал шоколад и усиленно думал. – Заметила, как они были одеты?

– Как в «Ричарде Втором», которого мы с классом смотрели в Стратфорде.

– Ммм. – Джон проглотил шоколад. – Или как в той книге про Столетнюю войну, которую я читал. Я рассказывал тебе, отличная история. Так вот в чем дело! Я слишком много читал про то время, и теперь оно мне снится.

– Нет, мне, – возразила Маргарет довольно резко. – Это мой сон, а ты мне снишься.

– А мне кажется, сон мой и ты снишься мне.

– Думаешь, это все-таки сон? – Голос Маргарет дрогнул.

– А как же иначе? Вчера здесь был хороший асфальт, сегодня он исчез. И смотри, записка, которую я оставил папе, тоже пропала! Один только шоколад… постой, Мег!

– Что?

– Монетка, которую всадник швырнул тебе, словно он какой-нибудь герцог, а ты – бедная крестьянская девочка. Ты положила ее в карман, давай посмотрим.

Маргарет вытащила монету. На ней была голова правителя в короне и надпись: ГЕРЦОГ ОТОН.

– Как на том медальоне! – воскликнула Маргарет.

– Только тут Отон старше. И теперь он герцог. А с другой стороны что? – Джон перевернул монету.

Маргарет заглянула брату через плечо.

– Эта сторона не такая. На медальоне было латинское слово, ты сказал, оно означает «верный», а тут какая-то птица. Наверное, орел?

– Похоже. И, смотри, здесь дата.

Дети молча смотрели на цифры: 1342.

– Монета выглядит совсем новой, – заметил Джон некоторое время спустя.

– Как и медальон.

– Золото не тускнеет. В любом случае медальон должен быть старше монеты. Этот человек – герцог Отон – на медальоне выглядит моложе, наверное, тогда он еще не был правителем. Но сейчас он определенно герцог. Монета новехонькая. Все сходится: и наряды, и лошади, и цветная сбруя, и колокольчики, и широкие стремена, и громадные шпоры.

– И та женщина, ты заметил? В дамском седле? Плащ и зеленое бархатное платье.

– Спрячь монету. Жалко, что она нам снится, должно быть, ценная вещь. Надо же, тысяча триста сорок второй! Вспомнить бы хоть что-нибудь из того времени! Это Средние века – вот все, что я знаю. И мы там же, где были вчера вечером, и вокруг почти ничего не изменилось…

– За исключением шоссе и телеграфных столбов…

– А еще указателя, да и деревьев сегодня побольше, а раньше справа тянулись поля…

– Ты забыл про замок! – воскликнула Маргарет. С того места, где стояли брат с сестрой, замок заслоняли густые кусты. – Помнишь, когда мы по нему гуляли, папа сказал, что замок построен в четырнадцатом веке? Какая жалость!

– Нет, почему же. Тысяча триста сорок второй год это и есть четырнадцатый век, как тысяча девятьсот восьмидесятый – двадцатый. Спорим, замок стоит там же, только новехонький, и флаги развеваются на башнях? Давай посмотрим!

Дети добежали до пня. Отсюда за деревьями виднелся замок с башнями, рвом и мостиком, вот только не новехонький, а такой же разрушенный, как вчера, и даже ров по-прежнему был сухим.

Впрочем, обнаружились и различия. Дорога к мосту, по которой папа проехал вчера на машине, сегодня превратилась в проселок не шире того, рядом с которым стояли дети. Сам мост сгнил и провалился в камыши. Не было ни киоска, где они покупали билеты, ни автомобильной стоянки, ни домов.

Некоторое время дети в оцепенении смотрели вниз. Наконец Джон высказал вслух то, о чем они оба думали:

– Ни замка, ни парковки, ни коттеджей. Мост и тот сломан. Значит, это все-таки не Средние века! Но и не наше время точно. Бред какой-то!

– И еще кое-что, – медленно сказала Маргарет. – Тот человек, который спросил про волка. Он же спросил не по-немецки? Потому что я точно не знаю немецкого. Но мы же в Германии, даже если и в другом времени! Однако я прекрасно его понимала, да и остальных, словно они говорили по-английски. Выходит, они говорили по-английски? Но почему?

– Потому что мы спим и видим сон! – твердо сказал Джон, хотя понимал не больше сестры. – Тебе никогда не снилось, что ты приземлилась на другой планете или разговариваешь с животными? Спорим, если ты увидишь сон про Древний Рим, римляне будут говорить по-английски. Главное, что мы их понимаем.

– Но что же нам делать?

– Какая разница, если это нам снится! – с напускной храбростью ответил Джон. – Одно ясно, никакой автомобиль по этой дороге не проедет. И мы не знаем, стоит ли Санкт-Иоганн на прежнем месте, значит идти туда смысла нет. Но сон или не сон, а я проголодался. У нас есть деньги, чтобы купить еды, и мы говорим с местными на одном языке. Поэтому я вижу единственный выход.

– Вернуться в дом и просить помощи у хозяина?

– Вот именно. Если он еще там.

Маргарет вздохнула, затем уверенно промолвила:

– Куда он денется. Замок же на прежнем месте. А тот вчерашний дом выглядел так, словно простоял тут века.

– Вчерашний? – переспросил Джон.

Маргарет снова вздохнула.

– Хочешь сказать, что и это был сон? До того, как мы уснули в лесу? Но я прекрасно помню тот дом!

– Если мы спим рядом с папой на пледе, значит волк и все остальное нам приснилось. А во сне ничего страшного с нами не случится. Почему бы не скоротать время? И я правда умираю от голода. А в доме должна быть еда, даже если хозяина нет на месте.

– Если он дома, мы скажем ему, куда упал медальон.

– И вернем кинжал и посох. Раз они все еще у нас, то и дом должен стоять, где стоял. Видимо, вчерашний день был частью все того же сна.

– И волк тоже, – сказала Маргарет. – Да, он из того же сна. Человек будет там, и волк тоже где-то будет. Он побежал в ту сторону.

Повисло молчание.

– Все равно я не вижу другого варианта, – сказал Джон. – Или будем дожидаться, когда охотники вернутся?

– И поймут, что я отправила их не в ту сторону? Еще чего! Уж лучше тот плакса, чем эти люди на лошадях. Хочешь, я дам тебе кинжал?

Однако Джон остался верен посоху. И дети пошли по дорожке. Охотников давно не было слышно, и на лес снова опустилась тишина. При свете дня здесь было не так страшно, как в сумерках, но брат с сестрой взялись за руки и пошли быстрым шагом, часто оглядываясь.

– Почему ты отправила их не в ту сторону? – спросил Джон.

– А ты как думаешь?

– Знаешь, это ведь и правда был волк.

– И что с того? – возразила Маргарет. – Если это был тот самый волк – он нас не тронул. К тому же ты видел его глаза?

Джон ничего не ответил. Он видел глаза волка. Дальше дети шли молча, гадая, что делать, если дома на старом месте не обнаружится, и убеждая себя, что видят сон, потому что это было единственное надежное объяснение очень странных и пугающих событий. Каждый считал другого персонажем собственного сна, а какой помощи ждать от того, кто тебе снится? Не слишком веселая мысль, и она не переставала мучить брата с сестрой всю дорогу.

Дом между тем стоял там же, где и вчера, но не новехонький, с ухоженным садом, как в глубине души надеялась Маргарет, а такой же запущенный. На этот раз дети не стали стучаться в переднюю дверь, а сразу обошли вокруг дома и направились прямо к задней, которую вчера, выбегая, оставили открытой.

Дверь была заперта.

Спустя три секунды дети прилипли к окнам. В комнате почти ничего не изменилось со вчерашнего вечера, только одежда не валялась в беспорядке, а висела на спинке стула, а на кровати спал мужчина. Он лежал лицом к двери, и они сразу его узнали. Это был тот несчастный, который, рыдая, прошел мимо них по лесной тропе.

И тут человек на кровати открыл глаза и посмотрел прямо на брата с сестрой.

Глава 6

Спустя полчаса дети сидели за столом и уплетали за обе щеки необычный, но сытный завтрак. Темный хлеб грубого помола изрядно подсох, масла не было вовсе, зато на столе лежали ароматные пчелиные соты и стояла миска с восхитительной лесной земляникой. Огонь весело трещал в очаге, и комната совершенно преобразилась – по сравнению со вчерашним вечером она выглядела словно новое птичье гнездо по сравнению с прошлогодним. Их хозяин, одетый и аккуратно выбритый, сидел у огня. Он не притронулся к еде, но потягивал эль, который налил из бочонка в углу. Дети пили из стаканов (которые хозяин называл кубками) крепкий и сладкий медовый напиток.

К их облегчению, хозяин дома прекрасно понимал язык из их сна. Поначалу, когда он открыл глаза и увидел брата с сестрой в окне, они изрядно перепугались и чуть не бросились наутек. Однако незнакомец вовсе не рассердился, что они за ним подглядывают, а, наоборот, обрадовался их появлению. Он жестами велел детям оставаться на месте и довольно скоро вышел, завернувшись в серый плащ. Не успели дети смущенно поздороваться, а хозяин уже приглашал их в дом, предлагая поесть и высушить одежду у очага, ибо «утренние росы вредны для здоровья».

Пока дети ели и пили, он принес воды из колодца, переоделся и умылся в соседней комнате. Затем брат с сестрой рассказали ему свою историю.

– Мы понимаем, что это всего лишь сон, – смущенно заметил Джон, – если, конечно, вам не обидно быть частью чьего-то сна. Другого объяснения я не нахожу. Мама с папой куда-то делись, исчезли шоссе и указатель, и все вокруг выглядит таким странным, это место и… – Джон запнулся, не желая быть грубым. Он хотел сказать «и ваша одежда, и речь», но закончил почти жалобно: – …и охотники, которые гнали волка.

– Я не возражаю побыть частью вашего сна, – промолвил мужчина. – А скоро вы узнаете, почему я этому рад. Впрочем, не все в вашем рассказе кажется мне сном. Когда я впервые увидел вас в окне, вы держали в руке мой посох, а юная дева Маргарет, если я не ошибаюсь, сжимала в ладони мой охотничий кинжал.

Маргарет покраснела. Войдя в дом, она сразу же положила на стол хозяйский кинжал, а Джон с такой же поспешностью поставил в угол посох.

– Вы правы, – сказала Маргарет, – но после того, как мы встретили волка, мы побоялись идти через лес безоружными. Мы собирались вернуться сюда вместе с папой и принести ваши вещи обратно. В любом случае нам пришлось бы вернуться, чтобы рассказать, где мы нашли амулет и куда его бросили, защищаясь от волка.

То, что медальон на цепи именно амулет, хозяин поведал им сразу. Когда он вернулся из соседней комнаты, дети заметили медальон у него на груди. Хозяин коротко объяснил, что нашел медальон в кустах ежевики. Эта вещь – его талисман, амулет против зла. Хозяин не сказал, что амулет золотой, но теперь дети в этом не сомневались. Когда они объяснили, как нашли амулет в лесу, он поблагодарил довольно скупо, впрочем, на Джона, швырнувшего амулет в кусты, тоже не сердился.

Сейчас, слушая Маргарет, хозяин улыбался. Удивительно, как улыбка преображала его лицо. Даже искаженное скорбью, каким дети увидели его впервые, оно отличалось благородством черт: широкие брови, приятный рот, крупный нос. Улыбка не стерла скорбных складок и впечатления, что жизнь в последнее время обходилась с ним сурово, но глаза сияли добротой, и сейчас детям казалось, что в них блеснула надежда.

– Я верю вам, юная дева. Вы вольны распоряжаться всем, что может предложить мое скромное жилище. И бесконечно сожалею, что волк напугал вас. Тем не менее вы обманули герцогских охотников, послав их по ложному следу. Почему вы так поступили?

– Потому что я ненавижу охоту, – ответила Маргарет. – К тому же волк нас не тронул. Нам показалось, он и сам испугался. Вы его видели? Это настоящий волк? Может быть, он ручной?

Мужчина мотнул головой:

– Нет, это настоящий дикий волк, злобный лесной зверь, но лишь под покровом ночи. Когда вы его увидели, ночь только начиналась. Это время, сумерки, или совиный час, еще называют порой меж волка и собаки.

Дети смотрели на него удивленно.

– Что вы хотите сказать? – спросил Джон.

– В сумерках он был ближе к собаке, чем к волку, и боялся причинить вам зло, но знал, что через несколько минут, с наступлением полной темноты, не сумеет с собой совладать и нападет на вас. Поэтому он сбежал еще до того, как вы швырнули в него амулетом.

– Понятно. Наверное, ваш амулет волшебный. Вряд ли настоящий волк испугался бы простого медальона.

– Возможно. Я же говорил, это талисман против зла.

Джон доел хлеб, осушил кубок и вытер рот. Он заметил, что хозяин время от времени очень аккуратно вытирал рот тыльной стороной ладони, и решил, что здесь так принято.

– Вы обещали рассказать нам про амулет. Как вы его нашли?

– Это оказалось непросто. – Хозяин печально разглядывал свои руки, благородные запястья, испещренные свежими царапинами. – Амулет упал в кусты ежевики, и мне потребовалось немало времени, чтобы найти его, хотя я видел, куда он упал. Это первое, что я сделал, когда вернулся. Я знал, что не сомкну глаз, пока не найду его.

– Но как…

– Но откуда вы узнали?

Брат с сестрой заговорили одновременно и тут же замолчали. Маргарет решила, что была слишком резка, и покраснела. Глаза мужчины метнулись в ее сторону.

– Узнал что? – спросил он мягко.

Маргарет сглотнула.

– Простите, но я не понимаю. Откуда вы узнали, что медальон, то есть амулет, упал в кусты ежевики? Вы обронили его в лесу. Но нашли его еще до того, как мы рассказали вам про волка. И вы только что сами сказали, что видели, куда он упал.

– Вы хотите сказать, – спросил Джон, – что были здесь, когда в дом ворвался волк?

– Да.

В суровом и печальном взгляде хозяина промелькнуло смущение, почти стыд. Затем он снова опустил глаза. Стало тихо. Дети не смели прервать молчание. Почему-то они уже ничему не удивлялись, но то, что сказал хозяин, было поразительнее всех остальных невероятных событий.

– Да, я был здесь, и вы меня видели. Я и есть волк.

Сон, думала Маргарет, я вижу сон. И поскольку я сплю, вполне очевидно, что плачущий мужчина и дикий лесной зверь – одно существо. Теперь даже понятно, почему он плакал. День клонился к закату, и ему пришлось возвращаться в свою берлогу – свой дом, – чтобы сбросить человеческую одежду и умчаться во тьму, на кровавую ночную охоту. Она поежилась. Они с Джоном вошли в эту берлогу в сумерках, когда ужасное превращение началось. Человек-волк, или оборотень – вспомнила Маргарет нужное слово, – был неподалеку и услышал их. Должно быть, он принял их за воров. Рыча, он ворвался в дом, но увидел всего лишь детей. Он также увидел, что они принесли его бесценный амулет (которого он хватился, когда снимал одежду), и не стал бросаться на незваных гостей. Несмотря на то что вокруг стремительно темнело и в лесу ухала сова, он обуздал свою волчью природу и сбежал, не причинив детям вреда.

Когда они снова увидели его на рассвете, он спешил укрыться в доме после ночной охоты, пока дневной свет не обратит его в человека. Там, уже в человеческом обличье, он в изнеможении рухнул в кровать и забылся сном.

Если бы она не послала охотников по ложному следу, они могли бы убить его в облике дикого зверя. Они не заметили бы человеческого и знакомого в желтых волчьих глазах, как заметила Маргарет, хотя тогда и не отдавала себе в этом отчета.

Потому что у хозяина были те же глаза. Теперь Маргарет видела это совершенно ясно, хотя по цвету они несколько отличались от волчьих – не желтые, а скорее светло-карие с золотистыми прожилками. Добрые глаза.

Его длинные волосы были аккуратно пострижены, кожа нежна и чисто выбрита, руки, пусть и огрубевшие от простой работы, изящны и вовсе не волосаты, а ногти коротки и…

Маргарет подняла глаза, увидела, что хозяин за ней наблюдает, и побагровела от смущения.

Он рассмеялся:

– И зубы у меня тоже человечьи, не волчьи.

– Я не… я не хотела… – Маргарет смешалась.

– Юная дева, меня бы ничуть не удивило, если бы вы с криками бросились вон из моего дома. Но вы отважны и хорошо воспитаны, и разве посмею я, в волчьем или человечьем обличье, причинить вред той, кому уже обязан жизнью и надеюсь в будущем еще воспользоваться ее добротой?

Он наклонился и подкинул в очаг полено:

– Вы согрелись? Насытились и напились вволю? Тогда устраивайтесь поудобнее, поскольку пришло время выслушать мою историю.

Глава 7

– Мое имя Мардиан, – сказал оборотень, – и некогда я был слугой и преданным другом герцога, чьи люди охотились на меня утром. Его зовут герцог Отон, он правитель здешних земель и хозяин замка на краю леса. Мой отец был главным советником его отца, герцога Гильдебрандта, и воевал с ним бок о бок. Мы с Отоном выросли неразлучными друзьями, деля все, что выпадало на нашу долю: и удовольствия, и наказания. Когда старый герцог умер, мой отец последовал за ним неделю спустя. Мы с Отоном надеялись, когда придет наше время, тоже вместе покинуть этот мир. Вас бы рассмешили те обеты, что мы дали друг другу в отрочестве, наши разговоры до утра и клятвы, скрепленные кровью… Амулет, который вы видите, стал символом наших обетов. Я расскажу вам – продолжал он, – как это было.

В пятнадцать лет, когда мы с Отоном достигли зрелости, мы обменялись залогами дружбы. В замке жил золотых дел мастер, ныне покойный, знаменитый своим искусством. Он сделал для нас золотые амулеты, одинаковые, как две капли воды, но на одном был портрет Отона, а на другом – мой. Я не стану повторять вам те клятвы, которые мы дали друг другу, клятвы мальчишеские и мужские. Довольно сказать, что мы были неразлучны, и, когда Отон унаследовал герцогский титул, я стал его правой рукой, и не было при дворе никого, кому бы герцог доверял больше, чем мне, Мардиану.

Спустя несколько лет случилось несчастье. Соседский граф, недруг моего господина, совершил тайную вылазку в наши земли. И надо же такому произойти – наткнулся прямо на герцога, который в тот день выехал поохотиться! Произошла стычка: хорошо вооруженные воины против придворных, экипированных для охоты. В той стычке герцог был ранен. После этого враг отступил, ибо дело зашло дальше, чем граф в своей злобе замышлял. Однако герцог, падая с седла, зацепился шпорой о стремя, конь понес и протащил его по земле, прежде чем я догнал скакуна и освободил моего друга. Герцог поправился, но с тех пор охромел и не встает с кресла; если ему куда-нибудь надо, его несут слуги.

С той поры минуло пять лет. Я вел воинов герцога в бой, когда пришла пора отомстить графу Сигизмунду, и заменял его повсюду, где требовалась телесная крепость. Стоит ли удивляться, что случилось то, что случилось! Сын герцога Криспин, которому, когда отец охромел, не было и десяти лет, уже не помнил в нем мужчину, воителя и видел пример для подражания во мне, Мардиане. Герцог, которого чтили как мудрого и рассудительного правителя, в глазах мальчишки не мог тягаться с воином. Мне пришлось учить юного Криспина ратному ремеслу, ибо герцог обязан быть полководцем, но я никогда не желал соперничать в его сердце с родным отцом, герцогом Отоном.

Некоторое время все шло хорошо. Затем случилась другая беда – герцогиня, жена Отона, заболела и умерла. В ту пору Криспину было двенадцать. Вскоре придворные начали замечать, что герцог стал бледным и молчаливым, а порой – особенно когда донимала старая рана – вспыхивал и раздражался по пустякам. Даже со мной герцог временами был резок, а еще чаще несдержан с принцем. Когда я сделал попытку поговорить с Криспином по душам, объяснить, что он должен понять отца, герцог Отон сказал, что я украл любовь его сына.

Однажды, когда в приступе гнева герцог обвинил меня в желании захватить власть, его услышал придворный, который в глубине своей черной души сам лелеял подобные замыслы. Придворного звали Альмерик, и я давно подозревал, что он злоумышляет против герцога и его законного наследника принца Криспина.

Поначалу Альмерик, думая, будто я обиделся на господина, попытался привлечь меня на свою сторону обещаниями богатства и власти, когда же понял, что моя верность неколебима, испугался, что я передам герцогу его слова. Дважды он покушался на мою жизнь: подсыпал мне яд, а когда этот план не сработал, то напал на меня в темноте с кинжалом, однако и в этом не преуспел. И тогда Альмерик прибег к колдовству.

Не стану утомлять и пугать вас, повествуя о том, как было наложено заклятие, но уже больше года я таков, каков есть. Днем я тот же Мардиан, а ночью становлюсь кровожадным волком. С рассветом я вновь обретаю человеческий разум и обличье, но воспоминания и стыд остаются.

Каждую ночь в облике зверя я отправляюсь к замку караулить моего врага, но он осторожен и после заката не выходит. Я жду до самого рассвета, а порой и дольше, в надежде, что мой господин пожелает лично увидеть травлю. Каждое утро, в серые часы между рассветом и восходом солнца, когда я все еще в обличье волка, зимой и летом, они выезжают из замка и пытаются меня затравить. Альмерик пообещал щедрую награду тому, кто убьет «великого волка», но сам не осмеливается присоединиться к охотникам. Он знает, что я стащу его с лошади и загрызу, пусть даже мгновение спустя собаки разорвут меня в клочья.

Когда я стал оборотнем, то укрылся в этом доме. Некогда здесь жила старуха, которая вынянчила многих детей в замке, в том числе меня и Отона. Она была знахарка, лечила людей травами, однако невежественные крестьяне считали ее ведьмой. Она умерла много лет назад, но до сих пор местные стараются не заходить в эту часть леса. Никто не видит, как ужасное заклятие обращает меня в волка. Здесь я в безопасности и тем не менее чувствую себя в западне. Все эти долгие месяцы я ждал случая освободиться от злых чар. И возможно, с вашим приходом этот случай представился.

Мардиан замолчал, склонив голову и неотрывно глядя в огонь. Дрова почти прогорели, но утреннее солнце поднялось уже довольно высоко, так что в комнате было тепло.

Он молчал так долго, что дети осмелились заговорить. Его последние слова изрядно удивили, но и воодушевили их. Брат с сестрой засыпали Мардиана вопросами.

– Но почему вы не можете пойти к герцогу сами? – спросила Маргарет. – Днем, в человеческом обличье. Вы просто расскажете ему все, как рассказали нам.

– И он непременно поверит вам! – воскликнул Джон. – Поверит, потому что увидит, как действует заклятие. – Он запнулся. – Скажите, герцог пытался искать вас? Мне кажется, солдаты, если им прикажут, пойдут куда угодно, даже в ведьминский лес! Или…

– Или что? – мягко переспросил Мардиан.

– Или он думает, будто вы ушли по собственной воле? Он что, вовсе не пытался вас вернуть?

– Даже если вы поссорились, – вмешалась Маргарет, – он должен понимать…

– Но мы не ссорились. Не вините герцога Отона понапрасну. Он не пытался искать меня, потому что не заметил моего отсутствия. – Мардиан помолчал и кивнул. – Вижу, вы удивлены, но вы еще не все знаете. Я не рассказал вам о самом ужасном. Подлец Альмерик присвоил себе мой облик и живет в замке под именем лорда Мардиана.

Дети в изумлении воззрились на него.

– Его принимают за вас? – спросила Маргарет, а Джон подхватил:

– То есть он на вас похож?

– Как две капли воды. Он принял мой облик, и все выглядит так, будто Мардиан и не покидал замка. Иногда я, переодетый, хожу за едой в деревню на краю леса, и я прислушиваюсь к тому, что говорят на рынке. У Альмерика нет амулета, но он сказал герцогу, будто потерял его, и тот поверил. Неудивительно, ведь он не подозревает о подлоге.

– Поэтому вы должны пойти к нему и показать амулет! – воскликнула Маргарет.

– Когда он увидит вас вместе, то поймет, что его обманывают и что вы – настоящий! – поддержал ее Джон.

Мардиан улыбнулся тому, как близко к сердцу приняли дети его беду, но улыбка вышла грустная.

– Увы, в замок мне не войти. Говорят, стража «Мардиана» допрашивает всех путников у внешней башни. Меня опознают, убьют, а амулет отберут. Или запрут меня в подземелье и покажут герцогу только после захода солнца. Вообразите, что они сделают с диким зверем, угодившим в их капкан! Даже герцог, увидев меня в таком обличье, и пальцем не пошевелит ради моего спасения.

– Почему тогда… – Джон прочистил горло и сделал новую попытку: – Вы сказали, что, возможно, пришло время разрушить чары?

– Время почти вышло. Медлить больше нельзя, – промолвил Мардиан сурово. – На кону жизнь Отона и благополучие его подданных. – Он выпрямился и пристально посмотрел на детей, а его удивительные глаза сверкнули совсем по-волчьи. – На рыночной площади я много чего услышал. В последнее время герцог не покидает пределы замка, и люди боятся, что его здоровье пошатнулось, хотя лекари не находят тому причин. Говорят еще, что власть «Мардиана» растет и он постоянно держит юного Криспина при себе, словно и впрямь решил отлучить юного принца от отца. Думаю, если герцог умрет – падет жертвой колдовства или будет убит другим способом, – Криспин переживет отца ровно настолько, чтобы завещать герцогство Альмерику, а затем и его настигнет смерть.

– И герцог действительно думает, что все это творите вы? – воскликнула Маргарет.

– А что ему остается? Он верит тому, что видит. Мудрено ли, если он, как говорят, сорвал с шеи свой амулет и запер с глаз долой?

Сердце Джона от волнения готово было выскочить из груди. Все вновь сходилось к амулету, который привел их с Маргарет в лесной домишко и погрузил в этот тревожный и удивительный сон. Он облизал губы.

– И раз вы не можете приблизиться к герцогу, это должен сделать кто-то другой? Прихватив с собой амулет? Потому что амулет волшебный?

Мардиан переводил взгляд с брата на сестру. Он выглядел таким печальным и усталым, что Маргарет едва не выпалила, что готова на все, лишь бы… но брат сжал ее руку, и девочка промолчала. Они ждали, слушая, как в тишине, потрескивая, умирает огонь.

Мардиан не ответил ему напрямую. Он обвел глазами бедную комнату и медленно промолвил, обращаясь к очагу:

– Когда мы с Отоном были детьми, не старше, чем вы сейчас, мудрая знахарка сказала нам в этой самой комнате, что от любого колдовства есть избавление и любому злу противостоит добро. В эти черные дни я не переставал верить, что два амулета, символы любви, чести и верности, обладают силой, которая рано или поздно одолеет заклятие Альмерика. Сила в них точно есть. Чтобы наложить чары, колдун опоил меня сонным зельем и раздел догола, но, когда после я обнаружил, что он бросил меня в лесу, где мне предстояло вести жизнь оборотня, амулет по-прежнему висел у меня на груди.

Мардиан замолчал. Сквозь открытую дверь до них донеслась трель черного дрозда, еще более пронзительная оттого, что прозвучала в полной тишине. И, словно получив некий сигнал, оборотень поднял голову и заговорил без обиняков:

– Вы спрашиваете, есть ли волшебство, которое поможет вам одолеть злые чары? Этого я не знаю, знаю лишь одно: через месяц принцу Криспину исполнится пятнадцать и его отец умрет. И в это самое время приходите вы двое. Вы совсем еще дети, но у вас хватило отваги дать отпор огромному волку, а после вы спасли его от охотников оттого лишь, что увидели его испуганные глаза. Амулет привел вас к моей двери. И посему я, Мардиан, вручаю вам мою судьбу.

Джон и Маргарет переглянулись, не зная, что ответить, но Мардиан поднял руку и встал:

– Не говорите пока ничего. Сейчас я уйду, а вы обсудите все между собой. То, о чем я прошу, непросто исполнить, да и опасно. Однако я не стану вас уговаривать. Вы должны сами принять решение, и поэтому я оставляю вас одних. – В дверях, залитый солнечным светом, Мардиан оглянулся. – Я вернусь к полудню, когда солнце будет стоять прямо над поляной. Если вы решите, что готовы помочь мне, я застану вас здесь. Если нет, ступайте с миром, только поспешите выбраться из леса до темноты, ибо в следующий раз я за себя не поручусь.

Ступайте с миром? Но куда? Дети не задали вопрос вслух, но оборотень улыбнулся: