Текст книги "Золото Дюка"

17

Леона решила ничего пока не говорить Солу. Сол, думала она, мучаясь противоречиями, будет ошеломлен таким поворотом судьбы. У него и так достаточно проблем с Арабеллой и с работой.

Погода переменилась, небо почти все время было затянуто грозовыми облаками. Усиливающийся ветер разбивал громадные волны о скалы. Реки и ручьи словно вздулись. Что-то дикое и упрямое просыпалось в Руперте в такие моменты, вот и в тот день во внезапном порыве неповиновения стихии он оседлал свою кобылу и поехал к скалам, впервые в жизни чувствуя себя стражем собственной территории. Конюх, старый и сварливый человек, который служил в доме еще при сэре Джеральде, сделал попытку остановить его.

– Это небезопасно, сэр. И нет смысла рисковать собой и хорошей лошадью. Земля около Келина ненадежна, как вам известно. Я помню время...

Руперт презрительно фыркнул.

– Перестань болтать вздор, старик! Я знаю, что делаю, Фернгейт – моя земля, моя собственность, и у меня есть право и обязанность посмотреть, что происходит. Я здесь хозяин, не забывай этого, я – сэр Руперт Куртни!

Он вскочил на лошадь, пустил ее в галоп и поскакал к берегу. Старый конюх проводил его тревожным взглядом.

– Как будто сошел с ума, – сказал он позже в кухне горничной. – Чем он кончит, один Бог знает. Хорошо, что его младшая сестра отсюда уехала. Эта ночь будет плохой для Фернгейта, попомните мои слова.

Служанка съёжилась от страха, услышав раскаты грома за окном. Окна дребезжали от диких порывов ветра, а где-то в северном крыле здания послышался шум осыпающихся кирпичей с полуразрушенной трубы. Оулесвик, укрепленный стараниями Дюка, стоял прочно, хотя недостроенное крыло нового дома слегка пострадало. Но Фернгейт, за которым давно никто не следил, сотрясало до основания, а когда волны смыли часть земли с Келина, что вызвало оползень, полкрыла большого дома смыло в море. Руперт в это время как раз подъезжал к дому. Вдруг он почувствовал движение почвы. Внезапно земля разверзлась прямо перед ним, он сделал последнюю попытку спастись, вонзив шпоры в бока лошади.

Но было поздно.

Камни и грязь образовали темное облако, которое поглотило и лошадь, и всадника.

Тело Руперта так и не нашли, хотя останки животного обнаружили в миле от ужасного места. Фернгейт был наполовину разрушен. Хорошо еще, что не пострадал никто из прислуги. А вот лачуга Сары каким-то чудом уцелела.

– Бедный дурачок, – сказал Дюк, когда до него дошла весть о кончине Руперта. – Но он сам напросился на неприятности. Единственное, с чем нельзя сражаться, так это с природой. – Он посмотрел на Арабеллу, которая стояла у окна кухни, напряженная и побледневшая. – Не мучайся, дорогая. Конечно, это удар для тебя. Он был твоим братом, что бы там ни было.

Он подошел к ней и положил руку на ее плечо.

Арабелла отодвинулась.

– Мне не нужно ни утешение, ни жалость. – Ее голос был холодным и звучал без всякого выражения. – Пожалуйста, оставьте меня одну.

Она повернулась и пошла к двери, где столкнулась с Солом.

– Эй! – воскликнул он. – Что...

Он не закончил. Его жена прошла мимо него, будто он был пустым местом. Сол хотел последовать за ней, но Дюк остановил его.

– Пусть идет. Она расстроена.

Сол заколебался, нахмурившись.

– В таком случае я буду ей нужен.

– Нет. Некоторые женщины хотят остаться одни в такую минуту: ее брат погиб! Ты, наверное, слышал, кобылу молодого Куртни выбросило на берег, а его тело так и не найдено.

Лицо Сола помрачнело. В какой-то момент он даже показался постаревшим.

– И Белла так убивается. Хорошо, что избавились, я бы сказал.

– Может быть, может быть. Но кровь сильнее воды, здравого смысла или иных причин. Никто из нас не любил его, но они все же брат и сестра, и сейчас не время вспоминать старые обиды. Так что не злись, сынок. Это тебе не к лицу.

Сол ответил возмущенным взглядом, повернулся и, не говоря ни слова, кинулся вверх по лестнице за Арабеллой.

Леона, которая все это время молчала, неодобрительно покачала головой.

– Ни к чему учить его, – сказала она. – Я знаю своего сына. Он волнуется.

– О чем?

– Я не знаю. Но между девочкой и ним не все ладно. До нее нельзя дотронуться, а его тяготят какие-то мысли. Одно очевидно – все, что имеет отношение к Фернгейту и Куртни, для него как красная тряпка для быка.

– Куртни больше нет, это должно успокоить Сола, а не вызывать ссоры.

– Нет никаких ссор, это просто нервы, и не все Куртни исчезли. Ты забыл о Еве?

Дюк коротко рассмеялся.

– Она наследует имение, я думаю. Может быть...

– Что?

– Может быть, этот ее богатый американец убедит ее продать его, тогда стоит подумать о цене.

– Ты? – спросила пораженная Леона. – Ты хочешь сказать, что думаешь об этом?

– Почему бы и нет, если цена будет приемлемой? Задняя часть может быть перестроена. Мне будет приятно думать, что Сол станет хозяином Фернгейта.

Леона щелкнула языком.

– У тебя бывают странные идеи, Дюк Дарк.

– А вы, мадам, подвергаете меня танталовым мукам.

Он склонился над ней и поцеловал ее в шею, в нежные золотистые завитки мягких волос. Леона внезапно повернулась и положила свои сильные белые руки на плечи Дюка. Несколько мгновений они стояли так, связанные полным любовным пониманием. Так часто бывало: обсуждая ежедневные проблемы, они внезапно испытывали взаимное влечение и желание.

Леона высвободилась с неохотой, но твердо:

– Для всего есть свое время и место. Нам следует подумать о наших молодых. Будем надеяться, что все уладится.

Но их надеждам не суждено было оправдаться.

В отношениях Сола и Арабеллы наступал перелом.

– Не разговаривай со мной так, – сказала Арабелла. – Это ужасно, неужели ты думаешь, что Руперт и я могли, могли... Я думала, что ты любишь меня!

Она сидела на кровати и теребила кружевной воротничок платья, глаза ярко сверкали на побелевшем лице. Золотистые завитки волос прилипли к лицу, на котором выступил пот. Мягкие складки зеленовато-голубого платья скрывали беременность, как крылья великолепной бабочки. В голосе Арабеллы слышалась мука. Никогда еще Сол не желал ее так сильно; он ненавидел подозрения и злость, которые поселились в нем.

Он ходил по комнате, прижимая руки к груди.

– Почему ты не отрицаешь этого? Почему не скажешь: «Руперт никогда не прикасался ко мне»? Скажи так, если это правда.

Арабелла сглотнула. Она хотела бы солгать, но не могла. Сол наклонился, схватил ее за плечо и приблизил свое лицо к лицу Арабеллы.

– Не можешь, да? – прошептал он жутким голосом, чувствуя такое отчаяние, что с трудом дышал. – Потому что это было, да? Бог мой, а я так доверял тебе! Я все время работал как проклятый ради твоего будущего, а ты и этот отвратительный Куртни занимались кровосмешением... – Он замолчал, затем с болью в голосе, в глазах, в сердце спросил: – Почему, Арабелла? Почему?

– Все было не так! – закричала она. – Ах, Сол, ты должен верить мне. Я подвернула ногу, и Руперт пришел в мою комнату. У меня не было выбора, я...

Он встряхнул ее, потом грубо отбросил на подушки.

– Не было? Ты отлично все понимала, а когда умер Роджер, воспользовалась этим.

– Сол! – Арабелла недоверчиво уставилась на него. – Ну, пожалуйста, пожалуйста! Ты не прав! Нечестно даже представлять себе такие вещи.

– Тогда почему же ты не отвечаешь мне прямо? Я задал тебе вопрос, ты что, забыла? Ответь мне, Арабелла. Если ты ничего не ответишь, мне все будет понятно. Так скажи же что-нибудь!

– Все было совсем не так, – жалобно произнесла она. – Мне никогда не нравился Руперт. Ты же знаешь. Но...

– Ты все-таки впустила его в свою комнату?

– Только из-за ноги. Я...

– О да, конечно. Я отлично все понимаю. Из-за твоей ноги у нас теперь проблемы, не так ли? Кого ты вынашиваешь: моего ребенка или ребенка этой похотливой свиньи Руперта? И родственные отношения...

Внезапно Арабелла сильно побледнела, ее глаза закрылись. Не на шутку испугавшийся Сол бросился за бренди и влил немного в похолодевшие губы Арабеллы. Бледность уходила с ее лица.

– Прошу прощения, – сказал он, – мне не следовало с тобой так говорить, зная, в каком ты положении.

– Я все объясню тебе, Сол.

Он покачал головой.

– Лучше не надо. Что проку от слов? Что случилось, то уже случилось, и этому никак нельзя помочь. Если бы Руперт был жив, то я, возможно, убил бы его. Возможно, мне следовало это сделать, когда мы встретились на тропинке.

Он направился к двери.

– Сол, пожалуйста! – крикнула Арабелла. – Я жду твоего ребенка, я уверена в этом. Со временем мы сможем...

– Со временем мы, возможно, это узнаем, – жестко ответил он, – говорят, что, как правило, ублюдок внешне сильно напоминает своего отца. Мне кажется, Арабелла, тебе следует на время уехать в Фернгейт. Очень естественный поступок при данных обстоятельствах. Там нужна хозяйка, большая часть дома жилая. И кто знает? Может быть, судьбе угодно, чтобы там родился настоящий Куртни.

– Но, Сол, мы нужны друг другу...

– Нет. Не сейчас. Со временем, может быть. Ради Бога, Арабелла, дело сделано. – Его голос прервался. – Я любил тебя. Но теперь я не думаю, что вообще смогу любить кого-нибудь.

Дверь закрылась. Сол ушел.

Он не вернулся в Оулесвик ни в этот вечер, ни на следующее утро. Под предлогом, что ей нужно позаботиться о прислуге и выяснить намерения Евы, Арабелла отправилась в Фернгейт.

18

Когда Арабелла приехала в Фернгейт, попечители уже проследили, чтобы землемеры и строители приблизительно определили затраты на восстановление. Три четверти здания, построенного на граните, сохранилось. Разрушенное крыло посоветовали не восстанавливать, а изменить облик здания. Нужно было сообщить об этом Еве, как новой владелице. Поскольку она была далеко, вся власть пока находилась в руках адвокатов. Собственность, если ее привести в надлежащий вид, могла быть продана на хорошую цену, если мисс Куртни того пожелает.

Горничная и экономка остались в Фернгейте, в конюшне стояли лошадь и машина, которую только что купил Руперт, но так и не научился водить ее как следует. Арабелла не была одна, но она никогда не чувствовала такого одиночества.

Она пыталась играть роль хозяйки дома, пока отсутствовала сестра, но внутри у нее постоянно жила боль от потери любви.

После бури как-то сразу наступила серо-желтая осень. По утрам было холодно, птицы больше не пели.

Сол возвращался с работы на ферму все время мрачный. Леона и Дюк пытались поднять ему настроение и не раз советовали сходить за Арабеллой в Фернгейт.

– Ее место здесь, – часто повторяла ему мать. – Ей нужна сейчас семья. Нет никакой необходимости для нее жить в этом мрачном месте в компании со слугами. О чем ты думаешь? Чем скорее этот дом будет продан, тем лучше. Я сомневаюсь, чтобы Ева вернулась сюда, в любом случае, от Арабеллы там ничего не зависит. Она твоя жена, а муж и жена должны жить вместе, особенно в такое время.

– Ах, перестань, ма, – нетерпеливо перебивал ее Сол. – Мы знаем, что делаем.

– Очень сильно сомневаюсь в этом. – Голос Леоны был мрачным. – Позволь мне сказать тебе это, сын. Если вы знаете, значит, что-то между вами не так, и мне хочется знать, что случилось. Мы с Дюком делаем все возможное, чтобы у вас был уютный маленький дом, а тебя даже не интересует, как там идут дела. Это нехорошо.

– Я не просил вас об этом. Это была ваша идея.

Сол развернулся и направился к двери. Леона хотела что-то возразить, но Дюк остановил ее.

– Дорогая, по-своему он прав. Это их дело.

Дверь закрылась, и через секунду Сол прошел мимо окна.

Леона вздохнула.

– Я должна пойти и увидеться с Арабеллой. Не хотела я, чтобы моя нога ступала в Фернгейт, но, похоже, у меня нет выбора.

Она отправилась на следующий день.

Арабелла сидела в маленькой комнате и разбирала катушки с нитками в рабочей корзинке Евы. На ней было серое платье, в котором она казалась какой-то потускневшей. Арабелла выглядела очень вялой. Леону охватили одновременно и жалость, и раздражение. Она была зла на Сола за то, что он допустил такие отношения между собой и Арабеллой.

– Белла, тебе, должно быть, одиноко в этом доме, и потом, здесь пахнет сыростью. Почему бы тебе...

– Я здесь не одинока, – перебила ее Арабелла, – и эта часть дома совершенно сухая. А запах идет снаружи...

– Ну, я думала, что тебе здесь грустно. Ты что-нибудь слышала о своей сестре?

– Думаю, что это дело адвокатов заниматься всем этим. Наверное, Ева не собирается возвращаться. Она не была счастлива здесь.

Леона покачала головой.

– Тогда зачем же ты наводишь здесь порядок?

– Кто-то должен следить за всем этим.

– А как же тогда быть с нами? А Сол? Разве мы не твоя семья? – В голосе Леоны слышалось раздражение.

Арабелла бросила работу.

– Ах, Леона, оставь меня. Конечно, Сол – моя семья. Ты просто ничего не понимаешь.

– Да, не понимаю, вот и хочу понять.

Они замолчали. Потом Арабелла заметила более мягким тоном, глядя на Леону:

– У нас с Солом трудности. И тут нам никто не может помочь, ни ты, ни Дюк. В конце концов все будет хорошо, но сейчас оставь меня. Я должна побыть одна. Сол знает это, и... и... – Арабелла не могла вымолвить больше ни слова, слезы комком стояли у нее в горле. – Пожалуйста, не беспокой меня, Леона. Когда родится ребенок, все будет в порядке. Это просто...

– О чем ты говоришь? Ты хочешь сказать, что будешь сидеть в этой тюрьме воспоминаний и ненависти и держать нас в неведении? Что за странная мысль, Белла?

На гордом лице Леоны отразилась решимость. Она собиралась уходить. У двери она остановилась, обернулась и сказала более мягким тоном:

– Обдумай все. Помни, что это касается не только тебя и Сола.

Некоторое время после ухода Леоны Арабелла сидела неподвижно, погруженная в думы и сомнения. В конце концов она встала и вышла из дома. Арабелла бесцельно шла по тропинке, пока не оказалась у маленького темного озера с обрывистым берегом, огражденным невысокой решеткой.

День был серым и ветреным. Арабелла стояла, уставившись на черную воду, и думала о том, сколько жизней забрала эта манящая бездна. Она вздрогнула. Как рассердился бы Сол, если бы увидел ее здесь, на этой запретной территории. Но рассердился ли? Может быть, теперь ему все равно? Они встречались лишь однажды после того, как она ушла из Оулесвика. Он сказал ей тогда:

– Надеюсь, в твоем старом доме все в порядке. Если будет что-нибудь нужно, дай мне знать через прислугу. – В его голосе не было мягкости, на лице не отразилось никаких чувств, никакого участия.

Они несколько минут молча смотрели друг на друга. Арабелла так желала, чтобы он сказал ей: «Ах, Белла, я так люблю тебя, возвращайся».

Но Сол этого не сделал и не сделает до тех пор, сказала себе Арабелла, пока не будет уверен, что ребенок его.

Через секунду он произнес:

– Ну, мне пора. – И не оглядываясь пошел своей дорогой.

Ужасно, что их прекрасная любовь, которая так много обещала, может вылиться в холодное равнодушие двух чужих людей. Но Арабелла никогда не будет равнодушной к Солу. Никогда. Она просто очень устала, и ей очень грустно.

Легкий ветерок дохнул ей в лицо. Арабелла вздрогнула и заставила себя двигаться, но тело не слушалось ее и ноги были тяжелыми. Как будто какая-то сила удерживала ее здесь, около этих холодных глубин. Что это? Неужели она несчастна до такой степени, что способна желать смерти себе и своему неродившемуся ребенку? И это все из-за Руперта? Потому что в ней его семя? Но так ли это?

– Пожалуйста, помоги мне, – молила Арабелла Господа, – сделай меня сильной и способной полюбить ребенка, которого я ношу, кто бы ни был его отец.

Наконец она обрела способность двигаться и вернулась в Фернгейт. Но это была лишь первая прогулка Арабеллы к «Дыре мертвеца». Проходили дни, и экономка стала замечать, что у хозяйки вошло в привычку стоять на берегу бездны.

Однажды горничная Люси тайком последовала за ней и с ужасом смотрела, как Арабелла неподвижно стоит у воды, больше напоминая привидение, чем живое существо.

Девушка понимала, что в случае чего будет не в силах помешать. Ей хотелось закричать, но у нее перехватило дыхание. Кроме того, Люси говорила себе, что, может быть, она ошибается, представляя такие ужасные вещи, ведь женщины, которые ждут ребенка, часто совершают странные поступки. Наконец она с облегчением увидела, как Арабелла пошевелилась, подняла голову, затем повернулась и побрела в сторону Фернгейта.

Люси побежала окольной тропкой и вернулась в Фернгейт раньше хозяйки.

Обо всем, что случилось, она рассказала конюху, и старик мрачно заметил:

– Сегодня все обошлось, но неизвестно, что случится завтра. Если женщина в ее положении одержима какой-нибудь идеей и скучает по мужу, Бог знает, куда это может привести. Послушай меня, девочка, нужно что-то сделать, чтобы прекратить это. Этот пруд означает смерть для всех, чье внимание он приковывает. Так что ты последи за этим.

Люси вздрогнула.

– Да, – согласилась она.

Именно это она и намеревалась сделать.

19

Разлука Сола с Арабеллой продолжалась, и его настроение становилось все мрачнее. Но тем не менее он не мог найти ей прощения в своем сердце. Он не сомневался в грязных намерениях Руперта, но как Арабелла могла дать шанс этому мерзавцу! Наверное, раньше их связывали какие-то нежные чувства, иначе почему она ему так доверяла. О Господи! Каждый раз, когда он думал о том, что произошло, он чувствовал себя больным от ярости, изводил себя тем, что Арабелла, его собственная жена, носит ублюдка Руперта Куртни.

Да, ублюдка. Он будет носить его имя и воспитываться как его сын. Если такое случится, между ними всегда будет стоять ненависть – он, Сол, не сможет думать с любовью о ребенке такого негодяя. Что касается Арабеллы, она уже не была для него тем чистым и любимым существом, каким была раньше. Воспоминания о первых днях их близости стали пыткой для него, и он уже не однажды напивался в Соуле, а иногда проводил там ночь.

Однажды Дюк нашел его полумертвым от выпитого виски. Он подобрал Сола, перебросил через плечо и принес в Оулесвик, но не на ферму, а в новый, только что законченный дом. Он уложил его на лавку и укрыл ковриком.

– Выспись здесь, пока не протрезвеешь, – сказал он Солу, – и прежде, чем прийти в дом, приведи себя в порядок. Я не хочу, чтобы твоя мать знала, что с тобой происходит, или видела бы тебя в таком виде. Ты слышишь меня?

Он наклонился к Солу. Молодой человек попытался ему что-то ответить, но Дюк велел ему молчать.

– Я знаю, что тебя что-то волнует. Но скорее всего это проклятая гордость делает из тебя дурака. Так что придержи язык. А утром веди себя как положено и относись уважительно к матери. Я что-нибудь придумаю, если Леона будет меня расспрашивать, впрочем, не думаю, что она станет это делать. Ну, с меня довольно. Спи. И помни, мы думаем о тебе. Не огорчай нас.

Дюк вернулся на ферму с тяжелым сердцем. Леона, как он и ожидал, не спала и ждала его в кухне.

– Ты разыскивал Сола?

Он кивнул.

– И я нашел его. Он в доме, спит. Не волнуйся, любовь моя. Уже поздно. Ничего страшного не произошло. Утром, возможно, все покажется ему совсем в другом свете. Будем надеяться на это.

Она вздохнула.

– Это вина Арабеллы. Я...

– Ты ничего не будешь делать, Леона. Оставь все как есть, пока мы не узнаем, что стоит за всем этим. Это приказ. – Он улыбнулся. – Пойдем наверх. У нас есть еще несколько часов, чтобы отдохнуть.

Он обнял ее. Ее голова покоилась на его плече, когда они поднимались в спальню.

Невзирая на запрет Дюка, Леона решила в один из последующих дней еще раз навестить Арабеллу и заставить ее вернуться из Фернгейта в Оулесвик.

Но случилось вот что.

Сол шел в Келин, когда услышал, как кто-то окликнул его:

– Мистер Дарк... мистер Дарк...

Оглянувшись, он заметил Люси из Фернгейта, которая бежала за ним следом. Он подождал, пока она не подбежала и не перевела дыхание. Только взглянув на нее, он понял, что что-то случилось.

– Что? – спросил он. – Что случилось?

Она отвечала, еще не отдышавшись:

– Я не знаю, но я подумала... мы подумали... в доме... что будет правильно сказать вам это. Хозяйка... миссис Арабелла, мистер Сол. Она...

Он напрягся.

– Что с ней? Она заболела? Говори же, девочка, продолжай же, ради Бога.

– Нет, сэр. У нее нет ни жара, ничего такого. Но она очень странно ведет себя, все время ходит к одному и тому же месту. Она и сейчас там.

– Какому месту?

– К пруду, то есть к «Дыре мертвеца». Она почти все дни проводит там. Я знаю, потому что наблюдаю за ней. Я видела, как она стоит там как статуя. Я не выдумываю, это правда. Может быть, в этом нет ничего страшного. Но, если хотите знать, она несчастна. А такое несчастье, как ее, может стать опасным. Женщины иногда совершают странные поступки, когда они одиноки и ждут ребенка. Я знаю. У меня была тетя...

– Да, да, – перебил Сол, его совершенно не интересовала тетя девушки, он представил, что Арабелла в опасности, Арабелла у этой черной бездны, его единственная любовь, которая желает себе смерти от одиночества. Если это случится... нет, этого не должно быть! Этого не может быть!

– Спасибо, что предупредила меня... – пробормотал Сол, – спасибо...

И исчез так быстро, что Люси не успела ничего ответить.

Его первой мыслью было побежать в Оулесвик за лошадью, но потом Сол решил, что пешком доберется быстрее. Ужасная картина возникла в его воображении: его обожаемая Арабелла как подстреленная птица падает в жадно ожидающую ее воду. Из этой трясины никогда никому не удавалось спастись.

– О Господи, Господи! – воскликнул Сол и понесся не разбирая дороги, спотыкаясь о камни, не обращая внимания на хлещущие по лицу и царапающие руки ветки. – Спаси ее! Сохрани мою любимую, мою единственную любовь!

Он знал, что, если Арабелла умрет, он последует за ней, потому что и в смерти они должны быть вместе, как были в жизни.

Ему не хватало дыхания, и Сол упал на колени, пытаясь восстановить его. Наконец он поднялся и сделал несколько шагов вниз по склону.

Несколько секунд он стоял, пристально вглядываясь, но видел лишь черную поверхность воды и отражающиеся в ней тени облаков и скал. И вдруг понял, что одна из теней – человеческая фигура. Сол ринулся вниз с криком:

– Арабелла, Арабелла!

Она не двигалась. Ее глаза были широко открыты, в них застыли тревога и удивление. А сильные руки Сола уже обнимали Арабеллу. Из ее груди вырвался стон. Душа Арабеллы пробуждалась к жизни, из глаз покатились слезы. Несколько минут они стояли обнявшись, потом Сол выпустил ее, усадил рядом с собой и опять прижал к сердцу – нежно, как ребенка.

– Любовь моя, любовь моя, – повторял он снова и снова, – если бы что-нибудь случилось...

– Но ведь не случилось, – прошептала она. – Ах, Сол, мне так жаль...

Он прижал палец к ее губам.

– Не надо, дорогая. В этом нет необходимости. Я должен был поверить тебе, понять. Пожалуйста, пожалуйста, поверь мне, все это не имеет никакого значения. Теперь, когда я нашел тебя, ничто не имеет значения.

– Но ребенок, Сол... Представь, что мы никогда не узнаем...

– Это будет желанный ребенок, – нежно перебил он Арабеллу, – и мы оба будем любить его, потому что он твой. Я обещаю тебе, любимая, что буду заботиться о нем, как если бы он был моим – неважно, так ли это на самом деле. Арабелла, верь мне.

В ноябре, как и предсказывала Леона, у Арабеллы родился первенец. Это был мальчик с золотисто-рыжими волосами и с такими же черными глазами, как у Сола. Не могло быть никаких сомнений в том, кто отец ребенка. Леона находила, что у младенца есть сходство и с Уильямом Уингрейном. Но она никому не говорила об этом.