Текст книги "История жены"

Труд материнства и другие женские обязанности

Большинство женщин в Средние века в конце концов становились матерями, многие – уже на первом году брака. Для большинства это согласовалось с их желаниями: считалось, что материнство – это божественное предназначение женщины. Те жены, которым было трудно зачать, становились повитухами или целительницами, уходили в паломничество, покупали зелья и амулеты и молились Деве Марии и святым. Они желали родить мальчиков – будущих хозяев семейных богатств или, в случае бедных классов, дополнительных работников на ферме. Дочери были нужны, чтобы заключать выгодные союзы с соседями или помогать в повседневных делах. Дети были благословением и помогали улучшить экономическое, социальное, религиозное и эмоциональное положение.

Церковь, как и сегодня, осуждала любые способы предохранения от беременности. Такой распространенный метод контрацепции, как прерванный половой акт, считался в первую очередь мужским грехом, а аборт – женским. Убийство новорожденного также расценивалось как женский грех, будь оно обусловлено экономическими причинами или желанием скрыть следы порочной связи[86]86
  Shahar S. Cultural Attitudes and Strategies of Oppression: Medieval Motherhood // Female Power in the Middle Ages. P. 44–45.


[Закрыть]. Но в церковных и мирских судах разбиралось очень мало дел о детоубийстве; лишь позднее, в XVI столетии, когда детоубийство было по закону уравнено с убийством и стало караться смертной казнью, число судебных разбирательств значительно возросло[87]87
  Wiesner M. E. Women and Gender in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. P. 51–52.


[Закрыть].

Не располагая другими средствами контрацепции, кроме прерванного полового акта и естественной контрацепции в период кормления грудью, женщины, как правило, имели большое потомство. Семьи с семью или восемью детьми были в порядке вещей, а некоторые женщины, как, например, Марджери Кемп (1373–1431), рожали четырнадцать детей и даже больше. Усталость от родовых мук и чувство ответственности за тех, кого она уже принесла в этот мир, заставили Кемп при живом муже отказаться от секса – об этом мы еще скажем в свое время.

В Средние века роды были опасны для здоровья матери. Состоятельным женщинам помогали повитухи, а бедняки полагались на помощь родственниц и соседок. Мужья не допускались до родов – считалось, что их присутствие приносит несчастье, – а к хирургам обращались в исключительных случаях, в основном тогда, когда извлечь плод другими способами не удавалось. Поскольку вероятность смерти была очень высокой, приходской священник должен был исповедать и причастить женщину до того, как начинались роды.

В литургию была включена молитва о беременных и тех, кто находился в схватках. К Деве Марии обращались как к «милостивой помощнице в женской доле», обладающей силой облегчить страдания «бедняжки, испытывающей родовые потуги» и «отвести от нее все беды». Бог-Отец тоже отвечал за то, чтобы «дело разрешилось самым скорым и успешным образом»[88]88
  Women’s Lives in Medieval Europe. P. 97.


[Закрыть].

Послеродовой период был особым временем в жизни молодой матери. В обеспеченных семьях женщина лежала в постели, принимала гостей и пользовалась повышенной заботой и вниманием. В богатых итальянских семьях матерям выдавали игровые доски, чтобы они развлекались в своем вынужденном заточении. Муж мог дарить жене подарки, особенно богатые, если рождался мальчик, – например, заказать мастеру поднос для роженицы или панель с игральной доской на одной стороне и живописью на другой. В музее Фогга в Гарвардском университете хранится такой поднос, созданный в первом десятилетии XV века; с одной стороны на нем шахматная доска, с другой – сцена с родами. Молодая мать сидит на высокой кровати, ей приносят обед. В нижней части изображения ее ребенка пеленают после купания. Как правило, на таких сценах также изображают приходящих и уходящих гостей. Но женщинам с более низким достатком, конечно, приходилось возвращаться к работе, как только они чувствовали в себе силы снова встать на ноги.

На протяжении шести недель после родов матери запрещалось посещать церковь, поскольку Ветхий Завет гласил, что в течение этого времени женщина является нечистой. Существовала специальная очистительная молитва, которая возвращала женщину в общество. Служба начиналась снаружи церкви, женщина, которая недавно родила, получала благословение. Священник окроплял ее святой водой и, взяв за правую руку, вводил в церковь.

Как правило, и богатые, и бедные матери кормили детей грудью, иногда используя в качестве докорма коровье молоко, особенно если жили в сельской местности. Но некоторые дворянки уже пользовались услугами кормилиц, которые тщательно подбирались из хороших семей и селились вместе с ребенком (позднее, наоборот, ребенка будут отправлять жить у кормилицы)[89]89
  См.: Yalom M. A History of the Breast. N. Y.: Knopf, 1997. P. 37.


[Закрыть].

Мы можем узнать о том, как женщины смотрели на женские проблемы, из трудов Тротулы, выдающейся женщины-врача, работавшей в Салерно в конце XI – начале XII века. С ее именем связывают несколько трактатов, распространявшихся на латыни и в переводе. Тротула писала о менструации и деторождении, бесплодии и аборте (который она осуждала) и о том, как создать видимость непорочности. Она также давала женщинам множество советов по гигиене и красоте, включая совет, как уменьшить ширину влагалища, предположительно, чтобы и после деторождения ублажать мужа. В переводе со среднеанглийского это место звучит так: «К сведению тех женщин, чьи срамные части широки и преужасно смердят, почему их господин и чурается их, не имея желания вследствие запаха их и размера»[90]90
  Women’s Writing in Middle English / ed. by A. Barratt. L.; N. Y.: Longman, 1992. P. 35.


[Закрыть]. Как и теперь, тогда ответственность как за сексуальную удовлетворенность мужей, так и за продление рода ложилась на женщин.

Женщины также были обязаны растить своих детей и воспитывать их в первые годы их жизни. Когда мальчику исполнялось семь лет, отец должен был взять на себя ответственность за его образование (конечно, если семья была достаточно богата, чтобы вообще заниматься образованием детей), а за воспитание девочек продолжала отвечать мать.

Публичное образование с акцентом на чтении, письме и счете к концу XIII века стало доступно девочкам из высшего класса во Фландрии и в Париже, а несколькими десятилетиями спустя – и в Италии[91]91
  Uitz E. The Legend of Good Women. Mount Kisco, NY: Moyer Bell Limited, 1990. P. 71–72.


[Закрыть]. К началу XV века школы для девочек открылись в Германии и Швейцарии. В Великобритании частные школы посещали только мальчики. Как правило, девочки из богатых семей и дворянства обучались на дому. Большая часть крестьянства была необразованной.

Как проводили свой досуг городские девушки, выйдя замуж? Немецкая медиевистка Эрика Уитц показывает, что многие жены работали как по дому, так и вне дома[92]92
  Книга Эрики Уитц – богатый источник информации о жизни женщин-горожанок. См. также: Women’s Lives in Medieval Europe. P. 194–214.


[Закрыть]. Они могли подменять мужей в случае их болезни или пока те были в отъезде, а кроме того, они иногда были партнерами супруга в таких делах, как торговля, финансы, текстильное производство, держание постоялого двора или таверны, пекарни, пивоварни, бани и многих ремесленных производств.

Во многих немецких городах и центрах, чтобы стать полноправным членом гильдии, необходимо было иметь жену: подразумевалось, что мастерскую нельзя содержать без ее помощи[93]93
  Hufton O. The Prospect. P. 64.


[Закрыть]. В некоторых городах сами женщины могли вступать в гильдии как партнеры своих мужей. Так, в швейцарском Базеле в 1271 году женщинам было позволено вступать в гильдию строителей, если их мужья были живы. В Лондоне женщины с небольшим делом могли становиться членами гильдий, а в некоторые парижские ремесленные гильдии женщин принимали наравне с мужчинами. Как правило, вдовы могли продолжать дело мужей, но если они вновь выходили замуж за того, кто не был членом той же гильдии, им приходилось оставить дело.

Некоторые женщины работали независимо от своих мужей – больше всего таких примеров в текстильной промышленности и в пивоварении. Из немецкого делового документа, относящегося к 1420 году, мы знаем, что одна женщина-пивовар заключила контракт с двумя мужчинами, чтобы обучить их своему мастерству. Этот любопытный документ гласил:

Я, вышеназванная Фюгин, с согласия и одобрения своего вышеназванного мужа, согласилась на предложение мэра и господ из городского совета Кельна ‹…› научить двух мужчин варить грюйт, и сделаю это с надлежащим усердием и тщанием ‹…› Сим документом я обязуюсь в течение восьми лет, начиная с указанного здесь дня, исполнять обязанности перед городом Кельном и двумя упомянутыми господами. По первой же их просьбе я явлюсь в Кельн и дам им свои советы и наставления, если только не буду больна ‹…› а они обязуются за мои услуги заплатить мне одну кельнскую марку в оплату моих трудов и проживания[94]94
  Women’s Lives in Medieval Europe. P. 208.


[Закрыть].

Вероятно, муж Фюгин считал, что это будет приятной прибавкой к семейному бюджету, и позволил жене отлучиться на несколько дней.

Замужние женщины часто становились повитухами, некоторые вели собственную врачебную практику; так было до XIV и XV столетий, а затем профессора, облеченные властью и авторитетом крупных научных центров, таких как Парижский университет, запретили называться «докторами» всем, кто не отучился в университете (это было позволено только мужчинам), что привело к исходу женщин из медицинской профессии. Документы, найденные в архиве Парижского университета, рассказывают о леди Жакоба Фелисье – женщине, работавшей доктором в Париже и предместьях, которую принудили отказаться от своей работы[95]95
  Ibid. P. 108.


[Закрыть]. Избежать этого можно было, например, если доктор и повитуха были мужем и женой – такие пары нередко встречались в некоторых городах Фландрии.

Жены, живущие в деревнях, проводили дни за готовкой, уборкой (самой простой, поскольку дома были невелики и в них было мало мебели), дойкой коров, кормлением домашней птицы и свиней, огородничаньем, набором воды из колодца или ручья (если у женщины не было детей, которым можно было поручить эту времязатратную обязанность), стиркой белья в ближайшем пруду или источнике, прядением и шитьем. Вдобавок к этому они кормили и пеленали младенцев, следили за детьми постарше и заботились о больных и стариках. Они также помогали в поле, с копкой, прополкой, сбором урожая и колосьев уже после жатвы. И во всех этих задачах жены крестьян не могли ждать помощи ни от кого, кроме детей.

«Подмога» – это понятие из лексикона семей, которые были благополучнее большинства крестьян и городских бедняков. Жены торговцев и мастеров обычно имели по крайней мере одного слугу, а держатели крупных хозяйств – еще больше помощников. Как следует из писем семьи Пастон, проживавшей в Англии XV века, богатое семейство могло позволить себе иметь по меньшей мере 12 или 15 слуг, и все они находились под надзором жены[96]96
  Hogrefe P. Tudor Women: Commoners and Queens. Ames, IA: Iowa State University Press, 1975. P. xii; Private Life in the Fifteenth Century: Illustrated Letters of the Paston Family / ed. by R. Virgoe. N. Y.: Weidenfeld and Nicolson, 1989. P. 139.


[Закрыть]. Руководство слугами, включая заботу об их еде и одежде, значительно усложняло ведение хозяйства для женщин вроде миссис Пастон. Все жены, независимо от положения, обязаны были следить за домом в соответствии с гендерным разделением труда, которое существует у нас с незапамятных времен.

Гризельда и Батская ткачиха

Два литературных памятника XV века, «Парижская книга домашнего хозяйства» («Le Ménagier de Paris») и рассказ Батской ткачихи из «Кентерберийских рассказов» Чосера, несмотря на то что были опубликованы в одно время, представляют две различные модели женского поведения. Автор парижского руководства, вероятно, уже годился в деды своей пятнадцатилетней невесте и предлагал ей модель поведения, основанную на послушании и уважении к традиционным религиозным ценностям; в качестве образца он приводил Гризельду, идеал покладистой жены. Гризельда была девушкой из бедной семьи, которую взял в жены могущественный вельможа. За ней не могли дать приданого, и вместо него она обещает беспрекословно подчиняться мужу. Она не могла представить, что для того, чтобы сдержать обещание, ей придется пройти через крайнюю жестокость и унижения. Но все испытания, будь то необходимость отдать детей на казнь (которая, как выяснится, была инсценирована) или вернуться нищей в дом своего отца, когда ее муж объявляет о том, что берет вторую жену, она выдерживает. Конечно же, эта история имеет счастливый конец, подобно истории Иова. Гризельда выдерживает испытания беспрекословным повиновением на отлично. Какой бы фантастической ни выглядела для нас история Гризельды, парижский муж всерьез предлагал жене последовать ее примеру.

Одна часть «Парижской книги» касается религиозных и моральных обязанностей жены, особенно в отношении мужа, а другая – более практических домашних дел: заботы о саде, управления слугами и готовки – на этот счет даются особенно подробные инструкции. Вероятно, эта книга дошла до нас именно потому, что в ней содержались небесполезные рецепты.

Нам не известно ничего о судьбе молодой жены, к которой обращался автор трактата: стала ли она в конце концов хорошей поварихой и домашней хозяйкой, блюла ли чистоту и послушание, отвечала ли взаимностью на чувства автора, которые явно читаются между строк? Вероятнее всего, она пережила своего мужа и вновь вышла замуж – автор трактата допускает это и в прологе рассуждает о том, что приобретенные ею «целомудрие, благородство и трудолюбие» послужат не только ему, но и, «случись такое, другому мужчине» в будущем[97]97
  Le Mesnagier de Paris. Paris: Livre de Poche, 1993. P. 25.


[Закрыть].

Наша следующая героиня, Батская ткачиха из «Кентерберийских рассказов» Чосера, взяла это в привычку – она побывала замужем за пятью мужчинами. Полная противоположность Гризельде, Батская ткачиха собрала в себе все стереотипные представления о женщинах, которые им испокон веков приписывали мужчины. И вместе с тем это твердый и властный характер, который, как мы можем предположить, существовал в Средние века и существует в каждую эпоху.

Она любит командовать и манипулировать, сплетничать и спорить, она напориста и любвеобильна. Она пренебрегает благородными идеалами сдержанности и рассуждает о сексуальных наслаждениях. Она вопрошает:

 
Ну, для чего, скажите, части тела,
Которые природа повелела
Для размножения употребить,
Чтоб нам и в детях наших вечно жить?
 

И сама дает ответ: «Для размножения и для утех». Сама она отдаст «цвет жизни ‹…› Утехам брака и его плодам».

Батская ткачиха, воплощающая женскую похотливость и самодурство, ни в чем не похожа на Гризельду. Она перечит мужу, ругается с ним, переживает обиды и мстит за них и остается счастлива только тогда, когда ее последний и самый любимый муж отказывается от своей власти:

 
Мой муж признал, что мастерским ударом
Он побежден, и не ярился даром.
«Дражайшая и верная жена,
Теперь хозяйкой будешь ты одна.
В твоих руках и жизнь моя и кров,
Храни же честь свою, мое добро!»
 

Это, по ее словам, кладет конец ссорам и приносит в их дом безупречную гармонию.

Гризельда и Батская ткачиха – два крайних полюса в споре о замужней женщине, который тянется со Средних веков. Мужчины идеализировали беспрекословное подчинение, символом которого была Гризельда. Женщины не соответствовали этому идеалу, вызывая гнев и разочарование мужчин. Французы, создавшие такие книги, как «Книга поучения дочерям рыцаря де ла Тура» и «Пятнадцать радостей брака», англичане, написавшие «Почему бы не жениться» и «Муки женатых мужчин», распространяли мизогинистические представления на протяжении веков, пытаясь доказать, что жена хороша только в том случае, если ее регулярно бить и утверждать над ней свой авторитет.

История Марджери Кемп

Уникальный автобиографический текст, известный как «Книга Марджери Кемп», рисует совершенно иной портрет средневековой жены. Это не имеющее аналогов свидетельство о женском мистическом опыте. Марджери Кемп родилась в 1373 году в обеспеченной семье из среднего класса в городе Кингс-Линн, графство Норфолк. Двадцати лет она вышла замуж за Джона Кемпа, который был ниже ее по социальному статусу. На протяжении восьми месяцев после рождения первого из четырнадцати детей она, вероятно, страдала от послеродовой депрессии, из которой ее вывело видение Христа. С этого момента ее жизнь кардинально меняется под влиянием ее общения с Богом. Она решила рассказать об этой стороне своей жизни – надиктовать ее, поскольку сама не умела писать, – когда ей было уже шестьдесят. Несмотря на то что за ней записывал посредник, а о себе она говорила в третьем лице, ее мнение четко выражено на письме. Вот как она говорит о себе в период, который последовал за нервным срывом и спасительным видением.

И постепенно ее мысли пришли в порядок, и к ней вернулось прежнее благоразумие, и едва придя в себя, она попросила своего мужа дать ей ключи от кладовой, чтобы она могла, как и прежде, брать себе еду и питье. Прислуга, приставленная к ней, советовала мужу этого не делать ‹…› Но он относился к ней с нежностью и состраданием и потому не послушал их советов. И она взяла столько еды и питья, сколько могла осилить при своем здоровье, и вновь начала узнавать своих друзей и домашних и всех, кто приходил посмотреть и узреть в ее исцелении милость Господа[98]98
  The Book of Margery Kempe. Harmondsworth: Penguin Books, 1985. Здесь и далее цит. p. 42–47, 57–58, 60.


[Закрыть].

Автобиографию Марджери Кемп отличает от других спиритуалистических писаний этого периода то, что в ней божественные откровения переплетены с бытовыми подробностями. Благодаря этому мы можем делать выводы о том, как сама женщина смотрела на брак. Своего мужа Марджери называет нежным и чутким: он соглашается выдать ей ключи от кладовой, которыми она распоряжалась до болезни, и искренне желает ей выздоровления. Вероятно, он благоговел перед женой, поскольку она происходила из более богатой семьи, о чем сама нередко напоминала. Но строгость Марджери к мужу не могла сравниться с ее строгостью к себе самой. Она называла себя гордой и завистливой, своенравной и сварливой, считала, что все время наступает на одни и те же грабли. В первые годы брака она гордилась своим «пышным нарядом» и «до смерти завидовала соседям, если они одевались так же хорошо, как она». А затем, по ее мнению, «из чистого корыстолюбия и с тем, чтобы потешить свою гордыню, она принялась за пивоварение и была одной из лучших в этом мастерстве в городе Н. на протяжении трех или четырех лет, пока не потеряла пропасть денег».

Вслед за пивоварением она начала молоть зерно, но и это не принесло успеха. Такие превратности судьбы она интерпретировала как «кары Господа Нашего, который наказывал ее ‹…› за ее гордыню». Ее религиозность начала сказываться на всех сторонах жизни и особенно ярко проявилась в таком инциденте:

Однажды ночью, лежа в постели со своим мужем, она услышала напевный звук, такой приятный и нежный, что она почувствовала себя в Раю. Тут же она выпрыгнула из постели и сказала: «Увы мне, грешной!» Впоследствии, когда бы она ни услышала эту мелодию, она проливала очень обильные и горькие слезы и разражалась громкими рыданиями и вздохами по небесному блаженству.

Какими бы дикими ни казались ее завывания и вздохи соседям, Марджери была убеждена, что она соприкасается с высшими мирами и видит мистические откровения. Ночь, когда она услышала райскую музыку, стала поворотной точкой в ее отношении к мужу. Она пишет:

И с тех пор желание возлечь с мужем оставило ее, а долг материнства казался настолько отвратительным, что ей приятнее было бы съесть горсть навоза или напиться грязи, чем лечь с мужем, что она делала лишь из послушания.

И она сказала своему мужу: «Я не лишаю тебя своего тела, но вся любовь и привязанность, какие есть в моем сердце, обращены к Богу и ни к одному земному созданию». Но он брал то, что было его по праву, и она подчинялась, постоянно плача и скорбя. ‹…› Не раз предлагала она своему мужу жить в целомудрии и говорила, что, как доподлинно ей известно, они гневили Бога своей необузданной любовью и великим наслаждением, которое испытывали их тела, и теперь будет за лучшее им обоим согласиться, что они должны сами покарать и наказать себя, воздержавшись от плотской похоти.

Конечно, Марджери Кемп нельзя считать «среднестатистической» женщиной. Но хотя ее случай уникален, мы все же можем почерпнуть из ее истории много ценной информации – к примеру, увидеть, как слова христианских проповедников влияли на интимную жизнь супругов. В средневековом христианстве акцент был сделан на целомудрии и отрицании сексуальной жизни, что не согласовывалось не только с желаниями мужа Марджери Кемп, но и с тем, как она вела себя прежде. Обогащенная новым мистическим опытом, она начала иначе относиться к сексуальным наслаждениям. Согласно христианской доктрине, «необузданная любовь» была неугодна Богу. Одобрялся только секс с целью продолжения рода, а у Марджери детей было даже больше, чем в средней семье, так что она посчитала за лучшее вовсе прекратить сексуальную жизнь.

Ее муж, однако, пока не был готов дать обет воздержания, которого она так яростно желала. Обеспокоенная Марджери стала еще более ревностно проявлять свою веру: посещала церковь два или три раза в день, молилась весь вечер, постилась и носила власяницу. Реалистичность этому невероятному описанию придают детали, как, например, в следующем пассаже: «Она раздобыла власяницу и носила ее под одеждой так незаметно, чтобы ее муж ни за что не узнал об этом. И он пребывал в неведении, хотя она каждую ночь ложилась с ним в кровать и носила власяницу каждый день и приносила ему детей все это время». Можно лишь гадать, каким образом муж мог не заметить власяницу на своей жене, когда продолжал заниматься с ней сексом. Но мы также не должны принимать на веру все, что пишет эта женщина, считавшаяся эксцентричной даже по меркам своего времени.

Еще одним способом проявления веры было паломничество по святым местам Англии. Но Марджери не могла отправиться в путешествие «без мужнего дозволения». В этом отношении она следовала традициям и закону, которые гласили, что жена должна спрашивать разрешения у мужа всякий раз, когда покидает дом. Супруг ей не препятствовал, а иногда даже сопровождал ее. Так, во время паломничества в Йорк произошло еще одно важное событие. Супруги воздерживались на протяжении восьми недель, и когда об этом спросили мужа, он ответил, «что всякий раз, прикасаясь к ней, он испытывал такой страх, что это лишило его всякого желания». Очевидно, общение Марджери с Богом и ее упрямое желание наложить на себя обет воздержания начинали побеждать. После долгих разговоров супруги договорились о следующем: «Сэр, если позволите, вы должны оставить за мной мое желание, а свое – за собой. Пообещайте, что не появитесь у моего ложа, и я пообещаю вам, что я расплачусь со всеми долгами, прежде чем отправлюсь в Иерусалим…» Затем ее муж ответил: «Как прежде твое тело принадлежало мне, так теперь оно принадлежит Богу».

Это знаменательное событие случилось, когда Марджери было около сорока, и было скреплено клятвой воздержания перед лицом епископа Линкольнского. С этого момента начинаются паломничества Марджери, она путешествует по Святой Земле, Италии и Испании. Очевидно, у нее достаточно средств, чтобы путешествовать, и она не слишком волнуется о детях, которые либо уже достаточно выросли, либо были отданы на попечение слуг и родственников.

Хотя история Марджери Кемп выделяется на фоне историй других жен Средневековья, она не уникальна. Другие известные женщины-святые также побывали в браке[99]99
  Истории этих святых прекрасно изложены в кн.: Flinders С. L. Enduring Grace: Living Portraits of Seven Women Mystics. San Francisco: HarperSanFrancisco, 1993.


[Закрыть].

Одной из самых ранних была история Марии из Уаньи (умерла в 1213 году). Когда Марии было четырнадцать, родители в Брабанте выдали ее замуж. Но она уговорила своего мужа жить целомудренно и вместе с ней посвятить жизнь уходу за прокаженными.

Анджела из Фолиньо (1249–1309) была уважаемой женой и матерью до сорока лет. После этого она пережила обращение и провела остаток жизни в нищете и покаянии.

Святая Бригитта Шведская (1303–1373) была выдана замуж в тринадцатилетнем возрасте. Ее влиятельные родители нашли ей мужа равного положения, и у них было восемь детей. Когда в 1344 году ее муж умер, она удалилась в цистерцианский монастырь и надиктовала священнику свои откровения. В 1350‐м она отправилась в Рим и пребывала там, основав новый религиозный орден бригитток, вскоре распространившийся по всей Европе и особенно активный на родине святой, в Швеции.

Прусская визионерка Доротея из Монтау (1347–1394) вышла замуж, когда ей было шестнадцать, и родила девятерых детей, из которых лишь один дожил до взрослого возраста. Она состояла в несчастливом браке и в конце концов настояла на том, чтобы вместе с мужем дать обет целомудрия. В конце жизни она паломничала в Аахен и Рим и окончила свой жизненный путь затворницей.

Всем этим женщинам удалось убедить своих мужей вести праведный образ жизни, частью которого было воздержание и отказ от заботы о детях, поскольку в средневековом мировоззрении целибат ценился превыше брака и материнства. Марджери Кемп почти не упоминает своих детей. Для нее важнее было рассказать о своих духовных исканиях. Во время одной из паломнических поездок она посетила отшельницу, живущую в воздержании, Юлиану Нориджскую – еще одну женщину, чьи труды стали важной вехой в истории литературы. «Шесть откровений божественной любви» Юлианы стали первой книгой, написанной женщиной на английском языке, а «Книга Марджери Кемп» – вообще первой английской автобиографией.