Текст книги "Призрачный театр"
Автор книги: Мэт Осман
Жанр: Зарубежные приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Меня зовут Карвер. И разговор окончен. Бери шесть пенсов и будь благодарен за то, что тебе удавалось обманывать нас последние два года.
Как ни странно, но последней каплей для нее стало слово «нас», а не «обманывать». Она выбила монету из руки дворецкого, постаравшись не смотреть, куда она полетела, и гордо удалилась.
Выйдя из особняка, она едва не искрила от ярости. Только что закончились петушиные бои, и на улицу изверглись толпы зрителей, накачанных деньгами, страстями кровопролитного зрелища и выпивкой. Они практически заблокировали уличное движение, бурно обсуждая и вспоминая самые захватывающие моменты прошедших боев. Противный как жаба тип, взмокший от пота, показал какой-то птичий смертельный удар своим приятелям и, размахавшись руками, случайно залепил пощечину Шэй.
– Эй, задирая петуха, следи за своими крыльями, – крикнула она, ударив его по плечу.
Он резко развернулся, руки его компаньонов тут же легли на рукоятки ножей. Оглядев ее сверху донизу, тип явно решил не связываться с такой мелюзгой. Вытащив серый носовой платок, он вытер им лоб. И отвернувшись от нее, молча пошел дальше. Шэй вновь охватила злость. Чудовищность вырытой для нее денежной ямы вытеснила из ее головы все остальное. Цепляясь саднящими кончиками пальцев за острые выбоины в каменной кладке, она забралась на садовую стену. Легко перепрыгнув со стены, она ухватилась за карниз, а затем, раскачавшись, дотянулась до противоположного свеса крыши. Напряженно изогнувшись, она выскочила на нее и, не глядя ни вниз, ни назад, нацелившись на луну, точно лунатик наяву, бросилась бежать.
Час спустя, взмокнув от пота и дрожа мелкой дрожью, она лежала в полумраке под клеткой Деваны. Она бежала с лихорадочной беспечностью, бросаясь на крыши, словно их покрывали перины. Получая ссадины и синяки, спотыкаясь и оступаясь, делая пируэты, цепляясь, карабкаясь и поскальзываясь, так что руки ее стали похожи на кроваво-черные сажные перчатки, она в итоге вернулась на крышу Элтем-хауса. Ее невыносимо терзала мысль о том, что дворецкий теперь думает, будто все дело в деньгах; она заботилась бы о Деване, даже если бы ей самой пришлось платить за уход.
Девана перебралась на край насеста и терпеливо смотрела на Шэй. Знаток повреждений, птица с собственническим интересом осматривала ее раны.
Голос ее отца оставался такой же частью этой крыши, как и черепица. Из памяти всплыл вопрос, заданный им много лет назад:
– Как, по-твоему, Шэй, сокол узнает добычу? – его толстые пальцы с любовью прижимались к оперению шеи Деваны, вызывая девичий трепет.
– Наверное, по размеру. Или, может, по облику и окраске?
– Все, что она видит, – это страх, – покачав головой, возразил он. – Все, что убегает, – является добычей.
– Итак, кто же я? – спросила она птицу. И она поняла все, что нужно, по беглому поверхностному взгляду Деваны. Натренированный взгляд отметил биение пульса и прочность костей. Она почувствовала в воздухе запах крови и пота на лбу. Шэй рассмеялась.
– Ну как, похожа на добычу? – Птица почесала перья внизу живота, а Шэй тем временем упаковала в мешок колпачок, опутенки и перчатки. Между ними протянулась незримая связь, подумала Шэй. Выросшие двумя лишенными матерей существами, они хотели видеть только друг друга, несмотря на документы на собственность лорда Элтема или, может быть, именно из-за них. В последний раз глянув на потемневший, как вино, горизонт, Шэй отвязала Девану и выгнала птицу на крышу. Потом заперла клетку медным ключиком и со свистом перебралась на другую сторону особняка.
Она скорее почувствовала, чем увидела полет Деваны. Шелест оперения и яркий взмах снежного крыла. Скользящий к небу ангел. Послав в небеса воздушный поцелуй, Шэй направилась на запад к театру. По крайней мере одна из них обрела свободу.
11
Она не стала утруждать себя, входя в театр через двери, а просто, согнувшись, нырнула в открытое окно и прошла к лестнице по галерее. Днем зал выглядел серо и однообразно; спускаясь все ниже, она достигла дортуара. Узнаваемый запах жилища мальчиков проникал даже за дверь: пот, и эль, и что-то еще, менее приятное для обоняния. Изнутри не доносилось ни звука, и она решила, что спальня пуста, однако, открыв дверь, увидела бо́льшую часть труппы полуодетой. Напряженная, как на церковной службе, тишина; к ней повернулись лишь головы. Только Трасселл встал с постели. Поднеся палец к губам, он повел ее за угол. В лучах дневного света его лицо казалось на редкость серьезным. – Сегодня надо блюсти тишину, вчера вечером они давали частное представление.
– И Бесподобный? – спросила Шэй.
– Он с Пикманом и Пейви.
Она часто видела и Пикмана, и Пейви. Бледные, робкие мальчики, тонкие, как змейки. Им не давали ролей со словами, и в спектаклях они лишь уныло топтались на заднем плане в дешевых костюмах.
А что играли? «Клеопатру?»
– Опущенные глаза Трасселла послужили своего рода предупреждением.
– Частные маскарады, как правило, более… импровизированные. – Он впервые посмотрел ей в глаза. – Действие разворачивается скорее… гмм… под руководством зрителей.
Она добралась до спальной кельи Бесподобного. Его кровать драпировалась со всех сторон выцветшим турецким ковром. Она отодвинула полог в сторону и забралась к нему. Местами ковер так сильно протерся, что пропускал пестрый, мшистый свет, отчего Бесподобный выглядел упавшей, поросшей лишайником статуей. Только пульсирующая на шее жилка свидетельствовала, что он жив. Его грим совершенно размазался: от глаз до подбородка тянулись черные полосы разводов, а в углу рта запеклась кровь. Подойдя ближе, Шэй обвила его руками. Ковер приглушал любые внешние щумы.
Они долго лежали рядом, а потом Шэй начала говорить. Из нее с горечью изливалась история Деваны и дворецкого и все сегодняшние события, и она не заботилась о том, что мальчики снаружи могут услышать ее. Потребовалось полчаса, чтобы рассказать всю историю, и, когда она закончила и вытерла глаза простыней, Бесподобный по-прежнему даже не шевельнулся. Может, он все-таки спал. Она принимала его неподвижность за внимание, но его дыхание оставалось поверхностным и ровным. Но ей было все равно: рассказывая о Деване, она вновь исполнилась гневом. Она поправила ему выбившуюся прядь, когда его грудная клетка вдруг поднялась и опала от ее прикосновения.
Хотя, когда он внезапно заговорил, его голос звучал совсем не сонно.
– Они хотят отнять у нас все, как бы мало мы ни имели.
Кивнув, она погладила его по голове. Кровь под ее ногтями могла быть как ее, так и его.
Повернувшись, он взглянул на нее. Его губы заметно побледнели.
– Мало того, что у них больше, чем у нас. Гораздо больше, чем у нас. Они хотят, чтобы у нас ничего не осталось, – его руки зарылись в волосах, а затем нырнули под простыню. К ребрам, бедрам, рубцам шрамов.
– Они грабят нас снова и снова, и сами же презирают нас за нашу нищету.
Его глаза оставались тусклыми, как вода в затянутом ряской пруду.
– Прошлой ночью или, наверное, ближе к утру нас с Пикманом нарядили, черт их побери, как Елену Прекрасную и Клитемнестру, хотя никто из этих жирных извращенцев даже не знал эти имена. Нажравшись коньяка и лебединого мяса, они принялись указывать нам, как и что надо играть, – его рука слегка коснулась синяка на скуле. Он начал говорить с развязной господской медлительностью: «Сначала ты делаешь так, а потом он делает эдак. И затем вы все трое вместе». – На его запястьях остались розовые, как десны, следы, на которые Шэй старалась не смотреть.
– Ты знала, что Эванс забирает себе все деньги от оплаты частных представлений? Господа могут расщедриться на вознаграждение в случае «необычайного представления», но в противном случае мы всего лишь одно из блюд на их пиршестве.
Их дыхание достигло своего рода общего ритма. Он поднес руки к ее лицу.
– Знаешь, что они не могут у нас отнять? Наши голоса.
– Вот представь такое, – немного помедлив, добавил он, – черный корабль с черными разодранными в клочья парусами круто кренится под ветром, – он откинул ее волосы назад так, что их пряди пошли волнами, – звезды, отражаясь в воде, танцуют в окружающих корабль волнах. Под палубой в трюме сжалась в углу чулана девочка, так крепко держа ракушку, что видно, как ее края порезали ей кожу, – он сжал ее кулак, – и она поет что-то себе под нос, почти беззвучно, видно лишь, как шевелятся ее губы, хотя корабль пуст, как свежевыкопанная могила. И вдруг она замирает, прислушиваясь…
Из дортуара доносился лишь тихий шорох движений.
– Прислушиваясь к чему? – спросила Шэй.
– Не знаю, – помолчав, признался Бесподобный, – к чему-то. Но ты представила ее?
Шэй представила. И все еще представляла ее.
– Конечно.
– И ее одежду?
– Да.
– Опиши мне ее.
– Для нее они выглядят слишком по-детски, – начала она, закрыв глаза, – как наряд куклы. Со множеством лишних оборок и пряжек. А подол платья опален огнем.
– А какие у нее волосы?
– Обрезаны ножом. Неровно, зигзагами, затейливыми, как готическая вязь соборов.
– И вот нос корабля, – продолжил он, улыбнувшись, – рассекает волны, их брызги изгибаются как шлейф новобрачной? Видишь их?
– Да-да-да!
– Я сотворил эти образы. Прямо сейчас. Мы сотворили их нашими мыслями, нашими голосами. Мы создали их из пустоты.
Он разжег трубку, затянулся и привлек Шэй к себе. Коснувшись ее губ, он выдохнул. Шэй позволила влажному дыму наполнить ее.
– Мы создали образы и послали их глубже, чем этот дым. Прямо… к… нашим… сердцам! – Его голос казался подавленным самой этой идеей. – Черный корабль. Живая девочка. Безбрежное море. А Эванс не смог бы ничего создать, даже потратив десять тысяч фунтов, – затянувшись еще разок, он уверенно, словно изрекал неоспоримый факт, заключил: – Нам нужен наш собственный театр. Свободный театр, сотворенный из слов. В том мире мы сможем дышать…
Ее ладони прижались к его костлявым ягодицам, а их общее дыхание пахло табаком. Услышав в последних словах подразумеваемый вопрос, она прошептала, коснувшись губами его ушной раковины:
– Я за…
Он поцеловал ее в лоб и вновь продолжил уже своим сценическим голосом:
– Девочка на корабле смахивает капли крови с платья, а затем начинает петь, поднимаясь по лестнице. Мелодия меняется в ритме ее шагов.
И Шэй услышала ту мелодию: «Ля-ля-бум-ля-ля-бум-ля…»
12
Шэй проснулась за ковром в узкой кровати вместе со спящим Бесподобным, в загустевшем от их пота воздухе. Приподнявшись на локте, она прислушалась к театральной версии утреннего хора – звукам пробуждения шестнадцати мальчиков. Она уже различала индивидуальные песни. Тише всего звучал карандаш Трасселла, к нему присоединялось учащенное дыхание Клифтона, занимавшегося зарядкой. Чуть громче журчали голоса Пикмана и Пейви, они пересказывали друг другу свои сны. Обычные, повседневные звуки места, уже казавшегося ей домом. Шэй знала мальчиков Блэкфрайерса всего лишь две недели, но они относились к ней с особой пылкостью сирот. Кем она стала для этих мальчиков с городской грязью под каждым ногтем и в каждом шве их потрепанной одежды? Она ведь была не совсем мальчиком, но и не совсем девочкой. Они обращались к ней, как к одной из них: старшие парни называли ее «мальчиком» или «парнем», а младшие даже – «сэром». Они заказывали для нее тот же эль, обсуждали с ней одних и тех же шлюх и обязательно включали ее в любые поддразнивания, затрагивающие недостатки роста или мускульной силы. А когда, в праздные часы между дневными и вечерними представлениями, они разглядывали обнаженные фигуры, нарисованные углем Трасселла, то ей предоставляли ту же самую четверть часа для уединения в занавешенной задней комнате. Но она все-таки отличалась от них. Каждый из тех четырнадцати дней, что она провела в театре, приносил ей новую роль. Она передавала новости и сообщения и хранила трагически крошечные секреты. Каждая запущенная боль подростков попадала ей в ухо, хотя она мало чем могла помочь. Она вытирала слезы и носы, игнорировала эрекцию и неизменно учила с ними тексты ролей, так что в итоге уже суфлировала без сценария. Некоторые мальчики приставали к ней с письмами родным, прося доставить, скопировать или даже написать их, и она понимала, что под их обыденным словами крылись глубокие раны: «У меня есть роль в пять строк в “Купидоне и Психее”, поэтому, наверное, я все еще нужен здесь», или «Ждет ли меня снежная сосна? Пожалуйста, ответьте, хотя я знаю, что вы заняты, ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста». Безнадежные, детские жалобы, которыми – Шэй знала – они ни за что не поделятся с другими мальчиками. Слишком молодая, чтобы заменить им мать, но слишком умная и опытная для сестры, она стала для них, как поняла в порыве трепетного волнения, другом, вернее подругой. Такое понятие было ново для нее. Даже само слово звучало экзотично: как несущаяся по ветру птица джунглей. Друг, подруга. Там, на занавешенной койке, она практиковалась в произношении этих слов, пока не почувствовала, как они пообтерлись, став привычными: «Мой друг Трасселл». «Вы знаете мою подругу Алюэтту?» «Ах, это подарок одного моего друга».
Из-под покрывала донесся хрипловатый голос Бесподобного:
– Ты помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?
Проникнув рукой под простыню в теплое лежбище, Шэй погладила его локоть. По видимой ею части руки тянулась гирлянда синяков.
– Конечно помню.
Так и не высунув голову из-под покрывал, он как-то по-взрослому пожал ей руку.
– Хорошо, тогда сегодня мы сходим к Бланку, поищем костюмы. А завтра начнем сочинять.
Через час эта парочка сидела на старой пристани под сенью позеленевших бортов корабля, накрепко пришвартованного к берегу.
– Что с ним случилось? – спросила Шэй.
Корабль выглядел поврежденным и покрытым бурой коркой водорослей. Планшири[11]11
Планширь – деревянный или металлический брус, установленный по верхнему краю корабельного борта. (Прим. ред.)
[Закрыть] позеленели, а в воздухе развевались грязные лохмотья порванных парусов. Он кренился в сторону реки, словно отвергал свое пребывание на суше.
Бесподобный протянул руку и погладил борт корабля.
– Эта старушка родилась под несчастливой звездой, она сменила множество амплуа – в том числе военного корабля, углевоза и парома, – но когда его команда вытащила Бланка из воды и продала как ловца жемчуга, он служил для перевозки рабов. Правда, это продолжалось недолго – потом одной английской экспедиции, посланной на поиски редких растений и животных для королевы, понадобился неприметный корабль для отправки своих находок домой. Угадай, кого они выбрали? – Он погладил борт корабля, как будто это был домашний питомец. – Бланк тоже отправился в обратный путь, но англичане, должно быть, подхватили там не только животных, и, как только они вышли в открытое море, экипаж начал дохнуть как мухи. Когда корабль наконец приполз в Лондон, он назывался «Альбатрос», шестеро выживших членов экипажа сгрудились на смотровой площадке мачты, и Бланк среди них. Существует множество различных юридических претензий на владение «Альбатросом», так что пока суд не разберется с ними, Бланк продолжает жить здесь. Вместе со всеми теми редкими растениями, что дико разрослись повсюду. Он клянется, что где-то там в трюме еще бродит и ягуар, но это может быть просто байкой, чтобы отпугнуть воров.
Он свистнул, подойдя к трапу, где сидел моряк, вырезая какой-то узор на куске плавника. Непринужденный и в то же время ловкий способ иметь при себе нож, не выглядя при этом угрожающе, и Шэй на случай усвоила это знание. Моряк не посмотрел наверх, но спросил:
– И кто там лезет на борт?
Бесподобный прислонился к перилам.
– Так, четыре часа в таверне выпивал за мой счет и не помнишь моего имени? Я слышал, что моряки не самые умные, но…
Мужчина по-прежнему не поднимал глаза, но в его голосе прозвучал легкий смешок.
– Ну да, только того парня звали лорд Бесподобный, как он мне сказал. А через день я завалился в театр Блэкфрайерс, и там он уже называл себя Фаустусом. А в следующий раз изображал девицу, как я слышал. У меня строгие инструкции: не пускать больше двух человек. А с вами может набраться и сотня.
– Сегодня только я и мой друг, – рассмеялся Бесподобный.
Моряк задумчиво глянул на них.
– Ну, кажется, все по-честному. Бланк торчит на своей мачте. Он не спускался весь день.
Скорчив рожу, Бесподобный повел Шэй на борт. Палуба накренилась под ужасным углом, и все вокруг захватила растительность. Виноградные лозы вырывались из люков и, карабкаясь на свободу по планширям, буйно изливались во все стороны. Цветущие лианы обвивали пушечные жерла и канатные бухты; гниющая спасательная шлюпка отяжелела от желтых, размером с тарелку, цветов. Шэй прошла по ковру из мха и травы, мягко-кочковатому, как на старых могилах. Все выглядело экзотическим и незнакомым. Пальмы прорастали плотными оранжевыми пиками, а под скособоченным деревом догнивала куча фруктов.
– Как же это они успели так дико разрастись? – спросила она.
– Пока стояли на карантине, – пояснил Бесподобный, – команда высыпала семена и вытащила наверх деревья. Они сожрали, что смогли, и грозились сжечь все остальное, если их не выпустят на свободу.
Шэй глянула на мачту. Вьющиеся растения обвивались вокруг подгнивающих столбов, и даже паруса потяжелели от лишайников.
– Бланк! Дружище! – крикнул Бесподобный, встав у основания мачты, – мы притопали навестить вас. Спускайтесь.
– Нет, сами поднимайтесь, – уверенно откликнулся далекий голос.
– Бланк! Старина! Нас здесь двое, а вы там один. Вам явно самому разумнее спуститься.
Ответа не последовало. Шэй глянула на корму корабля. Горизонт закрыли дождевые облака. Бесподобный чертыхнулся.
– Похоже, нам придется карабкаться. – Он подошел к поросшей мхом веревочной лестнице. – Проклятие… вот уж дурацкое местечко… для жизни.
Когда они поднялись выше крыш, он притих и его дыхание участилось. Над ними темнела смотровая площадка, так называемое «воронье гнездо». Ее расширили голыми досками, которые свисали по бокам, а подъем на последние несколько футов усложнился тем, что веревочная лестница перед входом на площадку отклонялась назад. В какой-то момент Шэй осознала, что висит над палубой, видя над собой только облака.
Она влезла за Бесподобным в крошечную каморку, где брезентовые стены изобиловали яркими цветами. Бланк сидел на пятачке, залитом солнечным светом. Он носил треуголку и странный сюртук с расходящимися хвостами: слишком шикарный для такого места. Блестящие медные пуговицы звякнули, когда он, подавшись вперед, протянул руку Бесподобному.
– Ну, привет, сухопутный бродяга, – изрек он.
– Привет-привет, морской бродяга, – еще отдуваясь после подъема, ответил Бесподобный, – а это Шэй.
Даже стоя на коленях, Шэй умудрилась сделать поклон. Что-то в тенорке Бланка выбило ее из колеи: словно служанку в столовой.
Он с улыбкой поклонился в ответ.
– Грязные коленки, но хорошие манеры, ты заметно лучше обычной шпаны лорда Бесподобного. Я видел тебя за сценой в театре, верно? Надеюсь, Алюэтта опекает тебя. – Он говорил точно и весомо, каждое слово как камень, брошенный в пруд. Она кивнула, заметив также, что он пристально глянул на ее татуировку и боковые пряди волос. В своем морском наряде в окружении экзотических растений Бланк больше бросался в глаза, чем она. Она опустила голову и услышала лишь как он, довольно вздохнув, прошептал:
– В самом деле, редкая птица.
Она не успела ответить на похвалу, поскольку Бесподобный тут же принялся расхаживать и болтать. Он, должно быть, совсем не спал, потому что со вчерашнего дня уточнил и расширил свои планы. Он поведал Бланку об уличном театре с импровизированными представлениями в тавернах и заброшенных помещениях, где публика будет настолько вовлечена в действие, что невозможно будет отличить актеров от зрителей. Эта каморка не ограничивала воображение Бесподобного, и по мере описания его планы менялись и ширились, прорастая на каждом шагу побегами новых идей. Позволив потоку слов обтекать ее, Шэй присмотрелась к антуражу «вороньего гнезда». Оно было головокружительно вытянуто вверх, а снаружи драпировалось плотной тканью кремового оттенка. На трех стенах имелись вышивки неведомых в Англии оттенков с подробным изображением тропического острова. Сапфировые волны ласкали ониксовые берега, а с изумрудных фруктовых деревьев свисали плоды гранатовой и рубиновой окраски. Канареечно-алмазное солнце согревало аквамариновое небо. На волнах голосов и покачивания судна Шэй почувствовала себя птицей, разглядывающей сказочный остров. Ее так увлекли детали, что она не заметила, как стихли голоса Бесподобного и Бланка. Сам Бланк снисходительно наблюдал за ней.
– Можно? – спросил он, похлопав ее по плечу. Шэй кивнула, не зная, на что она согласилась. Подойдя ближе, Бланк коснулся ее локтей и бедер. Затем он повернул ее боком, как монету. Холодные пальцы обвили шею.
– Нам нужны костюмы, – пояснил Бесподобный, заметив ее смущение, – а Бланк дьявольски искусно орудует иголкой с ниткой. Мастер в изготовлении одежды и татуировок. Да еще трубит мастерски. Умеет ходить под парусами, нырять и плавать. Слава богу, он совсем никудышный актер, иначе мы никогда не смогли бы подружиться.
С каждым прикосновением Бланк делал свои замеры, поворачивая ее так и эдак, а Шэй не могла избавиться от ощущения, что он буквально раздевал ее взглядом. Через некотороые время принялся что-то шить, не глядя на свое рукоделие.
– Подойди, Шэй, присядь рядом со мной, – предложил он, – понравился тебе мой дом?
– Понравился, – не задумываясь, призналась она. – Высокий. Кажется, что он летит, верно?
Повсюду виднелись груды остатков театрального реквизита. В одном углу под картонной луной, прибитой к наполовину расписанной мачте, скопилась стопка дымовых шашек Алюэтты, упакованных в соломенные циновки. Сверху на нее злобно пялился огромный алый воздушный змей, запускавшийся с крыши театра перед спектаклем «Битва Святого Георгия с драконом». В углу висели разнообразные костюмы: сценические наряды, принесенные сюда для ремонта или чистки. Поглаживая пальцами каждый из них по очереди, Шэй наслаждалась текстурой кружев и шелка, тканей, к которым она даже не прикасалась до прихода в Блэкфрайерс. Какой-то месяц назад она воспринимала все эти костюмы просто и отстраненно – как красивые вещи, – но после дней, проведенных с Бесподобным, все, к чему она прикасалась, превращалось в забавные истории. Каждый наряд представлял собой мир в миниатюре. Согласно нынешнему сценарию, твидовый костюм носил принарядившийся для приезда в город сквайр, его дополняли борода, сапоги и впечатляющий гульфик. Она натянула на себя куртку. Размер вполне подошел ей, и Шэй тут же почувствовала, как из нее начала выпирать плоть персонажа, задиристая и упрямая; она вздернула подбородок и забила копытом, изображая норовистую лошадь. Черное шелковое платье и вуаль будут отлично смотреться на Бесподобном; подчеркнут его красивые глаза. Какая героиня могла носить такое черное платье? Вдова, но явно не скорбящая. Разные роли начали разворачиваться перед ее мысленным взором: смешной курносый простак, заявившийся в Лондон на петушиные бои, мечтая продемонстрировать свои последние обновки и завоевания на любовном поприще.
Петушиные бои. Она задумалась над одной идеей.
– Бланк, а можно одолжить на денек эти два костюма? – спросила она, вмешавшись в их быстрый дружеский разговор.
Бесподобный насторожился тут же, как почуявшая след собака. Бланк сдержал улыбку.
Она натянула чулки и пристроила на место гульфик. Заметив на ограде патронташ, она перебросила его через плечо. Дымовые шашки, казалось, просто созданы для установки в гнезда этого патронташа. Бесподобный удивленно приподнял бровь.
– Просто для показухи, – пояснила она. – Почему бы для разнообразия не попугать народ?
Но задуманная сцена разворачивалась перед ней, подобно сценарию, и она достаточно хорошо знала, что некоторые истории обретали собственную движущую силу. Где-то в ее голове дымовые шашки нашептывали ей, что они тоже должны сыграть свою роль. Она накинула вуаль на голову Бесподобного и, понизив голос, сказала:
– Пошевеливайся, милочка! Я беру тебя с собой.
13
Они являли собой странную парочку, коренастый воинственного вида сквайр и стройная вдова, но любое предубеждение каретных кучеров при виде их синяков и патронташа заглушалось видом солидного кошеля. Учитывая дорожные заторы на улицах южного берега реки, пешком они дошли бы быстрее, но Шэй хотелось, чтобы их прибытие выглядело шикарно. Они проползли по улицам Саутуарка, и из всех дверей доносились громкие возгласы: крики, смех, сопровождаемые гомоном домашних животных. Из-за скорого начала петушиных боев вся улица двигалась с черепашьей скоростью, но Шэй заставила кучера довезти их до самого входа в Круглую башню, тормозя движение в обоих направлениях. Благодаря толстому твидовому костюму и смешному гульфику ей уже вполне удалось войти в свою роль. Она помогла Бесподобному спуститься на землю – промельк тонких лодыжек, карминных губ под вуалью, – даже движения его рук стали более мягкими и изящными, чем обычно. Она окинула взглядом небо, Девана как раз парила над берегом по ветру, поджав лапы, готовая к тому, что заблудшая добыча выдаст себя. Добрый знак: Шэй слегка коснулась полей шляпы.
Войдя в башню, они сразу почувствовали царящее там настроение. Страх. Животный страх. Запахи дерьма, крови и пота и чего-то еще: едкий металлический привкус. Страх пронизывал весь зал. Она сосредоточилась на публике, а не на бойцовских петухах, но взгляд невольно выхватывал фрагменты боя. Справа от нее красными вспышками мелькали яростные задиристые столкновения. Вздымались бесполезные крылья. И гвалт толпы здесь отличался редкостным разнообразием: тихие стоны, смех и сдавленное дыхание, унылые и разочарованные возгласы перемежались с победным карканьем. Звуки сливались, уподобляясь реву водяного колеса, угрожавшему захватить и утопить ее. Она потрясенно застыла, и Бесподобный незаметно сжал ее руку.
– Ты справишься, – прошептал он. – Помни, тобой владеет не страх, а гнев.
Духота спертого воздуха действовала угнетающе. Окровавленные перья падали, как снег, дополняемый плевками и пивным дыханием завывающей толпы. В первом ряду торчали только юные подмастерья с потными ладонями и сжатыми кулаками, которые стойко, как солдаты, терпели долетавшие до них брызги крови. Господа располагались выше, на втором ярусе. Она узнала Гилмора. Его петухи считались лучшими в Лондоне, и она как раз надеялась, что он будет здесь. Она склонилась к Бесподобному.
– Он здесь. Я так и знала. Как ты думаешь, где они держат птиц перед боем?
Бесподобный обвел взглядом зал.
– Вон там сбоку виднеется дверца. Но я не уверен, что нас даже в таком виде туда пустят, – он вытащил из складок юбки кошель, – держи реквизиторские деньги, только не давай ему толком разглядеть их, пусть прельстится увесистостью нашего кожаного мешочка, – он перебросил его с руки на руку, – скажи… скажи, что твоя дама захотела бойцовского петуха и готова заплатить, сколько бы он ни стоил. Если повезет, выйдешь отсюда с ним под мышкой.
Не дав ей ничего возразить, он подтолкнул ее в толпу, и они прошли через скопление зрителей в затишье между боями. Скамьи превратились в истоптанные ступени. Доски стали скользкими от влаги. Гилмор сидел в компании своих подручных. Его губы влажно поблескивали, он выглядел суровым и напряженным и то и дело вытирал руки о штаны.
Шэй мысленно подготовилась к мужскому разговору. Ей вспомнилась сонная скука голоса джентльмена, пристававшего к ней на пристани.
– Гилмор. Даме нужен боевой петушок, а мне сказали, что именно вы владеете лучшими драчунами, – небрежный тон показывал, как мало ее заботит, торгует ли Гилмор своими птицами.
Он не сводил глаз с арены. К его верхней губе пристал красный завиток перышка, дрожавший при каждом вздохе.
– Приходите в лавку, как все остальные. Мои парни подберут то, что ей надо.
– Дама хочет одну из этих птичек. Кровь бросилась в голову, если вы понимаете, о чем я. Она звякнула перед ним кошелем, и его взгляд в первый раз скользнул по ним. Гилмор непроизвольно оценивал их одежду, манеру речи, прикидывая, можно ли ждать от них неприятностей.
– Видишь моего человека у дверцы внизу? Скажи ему, чтобы показал вам принца Тройнованта. Но учти, это будет стоить вам гинеи. Он убийца, настоящий зверюга, – не отводя взгляда от площадки петушиного боя, он обхватил запястье Бесподобного, – коли уж даме так нравятся убийцы, то я могу сделать ей одолжение.
Из первого ряда раздались крики, и Шэй пристально взглянула на дрожащее перо на губе Гилмора. Внизу на ринг выбросили двух петухов.
– А теперь проваливайте, – буркнул Гилмор, – я занят.
Они прошли через два яруса ревущих зрителей к пыльному и плохо освещенному сектору зала. Сутулившийся у дверцы парень наблюдал за поединком.
– Ваш главный продает нам принца Тройнованта, – грубо произнесла Шэй, – покажите-ка его поживей.
Продолжая искоса следить за боем, он открыл дверь и замаячил у входа. В петушином загоне царило еще большее возбуждение, чем на арене. Кубы поставленных друг на друга клеток являли собой шаткую пирамиду, и запертые в них петухи без оглядки клевали своих соседей. Взмахи крыльев взбивали промозглый воздух. Шэй подумала, что ее сейчас стошнит.
– Вот он, – сказал парень, протащив по земле одну из клеток.
Шэй пришлось отвести взгляд от грубых, ржавых шрамов, оставшихся после удаления бородки и гребешка. Эту обтекаемую, изящную птицу покрывали порезы и шрамы, и всем своим обликом она напоминала оперенный нож. На лапах торчали длинные, как металлические шипы, серебряные шпоры.
– Злобный маленький ублюдок. Красивые всегда такие, верно? – Он игриво подтолкнул Шэй локтем.
– Еще раз так со мной заговоришь, – вновь изобразив господскую манеру, лениво пригрозила Шэй, – и я запорю тебя, прогнав под плеткой отсюда до самой реки. Подожди снаружи.
Парень не выглядел особенно пристыженным, но быстро ретировался к двери. Открыв ее, он подмигнул Бесподобному, пробурчав:
– Развлекайтесь, мисс.
Когда дверь за ним закрылась, Бесподобный откинул свою вуаль.
– Бог знает, что он подумал о том, чем мы намерены здесь заняться. Каков план? Вручить реквизиторскую гинею парню и уйти отсюда с этим «Прынцем» под мышкой?
Птица с надеждой пялилась на них из своей клетки. Шэй изо всех сил пыталась сдерживать гнев.
– Со всеми, – прошептала она.
– Что-о?
– Нужно выпустить их всех.
– Как же, интересно? – Бесподобный покачал головой. – Если мы появимся с ними в зале, нас, черт побери, растерзают на месте.
Рев и топот из-за двери так сотрясли стены загона, что в консолях постукивали свечи. Шэй оглядела помещение.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?