Текст книги "За стеклом [Коламбия-роуд]"

6

Пришло время внести ясность. Во-первых, у меня нет привычки прыгать в постель к мужчине, – особенно если я собираюсь поселиться с ним в одном доме. Другое дело – если вдруг захочется приключений. Черт, но ведь случайная интрижка все равно, наверное, не протянет дольше суток. А вот когда речь идет о серьезных отношениях… Мне не нужен Павлов с его советами, чтобы понять, что в таком деле спешить не стоит. Уж больно велик риск нарваться на крупные неприятности, да и вообще слишком многое ставится под угрозу. Мое «во-вторых» как раз о Павлове: я хочу кое-что объяснить, но не про его сексуальные заморочки, а про наши с ним отношения. Весь этот вздор насчет дивана. Типа того, что брат не позволит мне уснуть вне поля его зрения. Я ужасно люблю Павлова как брата; но сейчас он, скорее, принял на себя роль чрезмерно заботливого отца. В этом-то и заключается наша с ним общая проблема. О наших родителях имеет смысл говорить только в прошедшем времени, и после их исчезновения из нашей жизни Павлов, как бы это выразиться… перенапрягся. Все это время я старалась не забывать, что его забота и опека проистекают лишь из того, что мы с ним остались вдвоем на всем белом свете. Держа это в уме, я вышла на кухню сразу после того, как Фрэнк Картье наконец оставил нас в покое. Новый день мне пришлось начать с поговорки.

– Нет худа без добра, – завела я. – По крайней мере, здесь ты сможешь приглядывать за мной. Правда же, я не хотела тебя расстраивать. Жаль, что все так вышло, но я рада, что мы снова вместе, Павлов. Обещаю: я горы сверну, чтобы приспособиться. Из нас еще получится счастливое семейство, вот увидишь.

Брат стоял, повернувшись ко мне спиной. Казалось, он не замечает моего присутствия, не говоря уже о протянутой ему оливковой ветви. «Отлично, – подумала я. – Попробуем другой подход».

– Слим говорит, что вы уже довольно давно снимаете этот дом. – Я глубоко вздохнула, надеясь немного рассеять тучи. – Теперь-то я поняла, отчего ты никогда не предлагал мне пожить с вами.

Павлов не двинулся с места. Опустив плечи и низко склонив голову, он бормотал что-то себе под нос, словно ради меня и оборачиваться не стоило.

– Так нельзя поступать со мной, – донеслось до меня.

– Как поступать? – переспросила я, потихоньку заводясь. – Не пойму, в чем, собственно, дело? – Назревал скандал, и я чувствовала, что должна отстоять свою позицию.

– Возмутительно! – была его следующая реплика. – Это игра не по правилам.

– Я не могу постоянно извиняться, – ответила я. – и не собираюсь делать вид, будто храню невинность, чтобы ты и дальше мог трястись надо мною. Павлов, да я, наверное, занималась в своей жизни такими вещами, какие ты мог видеть только в Интернете!

Никакой реакции. Даже волоски на шее не встали дыбом. Поддавшись наитию, я выпалила:

– Однажды я делала это с двумя партнерами сразу. Что ты на это скажешь?

Это его уязвило; во всяком случае, мне так показалось. Павлов обернулся, бледный и напряженный, и лишь тогда я заметила письмо, зажатое в его руке.

– Что я должен сказать? – спросил он с отсутствующим видом, и тут я сообразила, что братец не слышал ни единого моего слова.

– Да так, – поспешно сказала я, – забудь, что я вообще открывала рот.

Павлов опять уставился на письмо.

– Как они могли так поступить со мной?

– Что случилось?

– Это уведомление от редактора. Мой гонорар сокращен вдвое.

– Вдвое? Ничего себе! Но почему он это сделал?

– Вынужден. Журнал сейчас обновляется, и расходы приходится урезать.

– Увольняйся, – посоветовала я. – Уйди оттуда с высоко поднятой головой.

– И куда же я пойду? В очередь за пособием?

– Будешь вести колонку в другом месте. Делов-то!

– Циско, я слишком стар.

– Да тебе же всего тридцать!

– И я даю советы девочкам, которые как минимум вдвое меня младше. Ни один другой журнал не захочет меня взять. Читателям стоит только бросить на меня взгляд, и они подумают: «Да ну на фиг, с тем же успехом спрошу у отца!»

– Ну что ты, – возразила я, но уже без прежней убежденности в голосе.

– Именно так. На этой работе надо гореть ярко, тихо истлеть не выйдет.

– Брось, Пав. Ты, наверное, все принимаешь слишком близко к сердцу?

Он протянул мне письмо с подколотым к бумаге макетом странички советов из следующего номера.

– Взгляни только на фотографию, – сказал он. – Естественно, когда я только начал, моя рожа публиковалась крупным планом, но каждый год делается новый снимок, и всякий раз я мельчаю в своей рамке. Все больше компьютерной ретуши. Я давным-давно перестал узнавать собственные зубы.

Вот это улыбка, тут он был прав.

– Что с того? – сказала я в надежде поднять Павлову настроение. – Оранжевая рубашка отлично смотрится на белом фоне.

– Это не довод, – возразил он. – Циско, мое лицо уже некуда дальше уменьшать. Ты что, не понимаешь, о чем я толкую? Они не могут скрыть того факта, что я старею. Еще один шаг назад, и я выйду из фотостудии на улицу.

В кухню проскользнул Слим. На мои плечи опустились две ладони, макушку прижало поцелуем. Я могла чувствовать себя принцессой.

– В чем дело?

– Павлову урезали зарплату.

– Вот бедняга! – посочувствовал Слим. – Не повезло парню!

– Да уж, но он не хочет увольняться.

– Куда же он пойдет, в его-то возрасте?

– Ох, только не начинай все заново, – вздохнула я. – Тридцать – еще не вечер для ведущего странички советов читателям.

– Еще какой вечер, для подросткового-то журнала, – простонал Павлов.

– А как насчет женских месячных? – спросил мой новый бойфренд. Насупясь, я обернулась за разъяснением. Прочистив горло, Слим попробовал построить фразу иначе: – Я имел в виду те ежемесячники, которые у нас издаются для дам.

Покачав головой, Павлов признался, что для них еще слишком молод.

– Чтобы устроиться работать в подобное издание, нужны благородная седина, нелепый галстук бабочкой и комплекция портового грузчика.

– Ушам своим не верю, – сказала я. – Ты слишком стар для одних читателей, но слишком молод для других.

– Пусть посидит пока в чистилище для журнальных советчиков: – Слим изучал фотографию моего брата. – И что же ты теперь будешь делать?

– Соглашусь с урезанной зарплатой. Постараюсь выкроить на оплату жилья.

– Предоставь это мне, – быстро сказал Слим. – Пусть оплата тебя не беспокоит. С деньгами, которые обещают мне дружки на бирже, я, наверное, в любое время смогу купить этот дом.

Мой брат кисло усмехнулся. Наверное, подумал: «Хорошо бы увидеть лицо Картье, когда Слим подкатит к нему с этаким предложением». Я легонько сжала брату локоть.

– Все будет хорошо. Я оплачу свою долю из временного заработка. Кроме того, я великолепно умею готовить из дешевых продуктов. Мы будем сыты, по крайней мере, до тех пор, пока нам не надоедят пироги с тунцом.

Вернув Павлову письмо с макетом, Слим тоже попытался поднять ему настроение.

– Я наговорил тебе всякой ерунды про рубашку. – Он бросил на друга взгляд исподлобья. – Я ошибался. Ты отлично здесь выглядишь.

Сверившись с фото, Павлов смял письмо в кулаке.

– Я похож здесь на фрукт, – выдавил он и тут же попросил позволения удалиться.

Мы молча смотрели, как он направляется к лестнице. И лишь после того как мой брат защелкнул за собой задвижку, Слим повернулся ко мне:

– Что ты ему тут наговорила?

– Когда?

– Про двух партнеров сразу, – осклабился он совсем по-волчьи.

– Ты подслушивал?

– Отнюдь нет. Дело в том, что молодые люди улавливают определенные фразы на расстоянии в тысячу шагов.

– Как это?

Слим пожал плечами.

– Врожденный интерес к чужой сексуальной жизни, наверное. Стоит девушке упомянуть, что она занималась этим с несколькими партнерами одновременно, и мы сразу вострим уши.

– К Павлову это не относится.

– Из всякого правила есть свои исключения. Ну, и как там все было?

– Что?

– Сама знаешь. В каком составе? Парень-девушка-парень? Две девушки, один счастливчик? Все трое – девушки?

– Это мое личное дело, – надменно парировала я, тем не менее наслаждаясь разговором. – Ты и сам наверняка не говоришь о себе всей правды.

Мгновение поразмыслив, Слим признал поражение:

– Какими были бы наши отношения без этих маленьких секретов, а?

– Именно, – согласилась я, присаживаясь за кухонный стол.

Слим выдернул из кармана спортивных брюк собственный конверт и распотрошил его.

– От дельцов с биржи, – сообщил он мне. Заняв стул напротив, он развернул письмо. – Хоть кто-то из нас не бедствует.

Я наблюдала, как его глаза пробежали по странице и застыли как вкопанные в самом низу. Похоже, Слиму никак не удавалось расшифровать подпись.

– Может, поделишься новостями? – наконец спросила я.

Слим поднял голову. Лицо у него было бледное и напряженное, совсем как у Павлова, и я испытала дежа вю: утренние события пошли по второму кругу.

– Они не могут поступить со мной так, – едва слышно выдохнул он. – Ведь правда?

7

Стало быть, я – нечто вроде неразменного пенни, который вечно возвращается в карман, даже вопреки желанию владельца, и несет с собою одни неприятности. Раз, другой, а там, глядишь, и всю дальнейшую жизнь, – такое у меня сложилось впечатление. Павлов нашел убежище в своей комнате и предавался там невеселым размышлениям – скорее о собственных бедах, чем о страдающих от безнадежной любви подростках. Слим тем временем продолжал уверять, будто во всем этом нет и не было моей вины. Нет, меня никак нельзя винить в том, что у брата начались нелады с колонкой, как и в том, что его самого выплюнул деловой мир.

– Бывает, цены на акции взлетают до небес, – повторял он, – а потом на бирже случается кризис, и они падают.

– В твоем случае они упали камнем, – заметила я. – Слим, да эта компания даже не успела подержаться на плаву, прежде чем пойти на дно. Куда и утащила за собою твой веб-сайт.

– Слыхала выражение «Никогда не верь хиппи»? Я скажу иначе: никогда не верь парням в деловых костюмах… особенно если пиджак висит на манекене.

– Да где же у них мозги? Неужели они и впрямь воображали, что могут нажиться на тебе, тогда как их собственный бизнес кубарем катился к банкротству?

– Отчаянный жест. Наверное, хотели спастись. Теперь уже не важно. Очередной несчастный случай в Сети, не более того.

– Рано опускать руки. Ты еще оправишься от удара.

– Посмотри в лицо фактам. Я всего лишь заядлый сетевик, полный бездарь в смысле коммерции.

– Скорее ты – сетевой энтузиаст, – поправила я его.

– «Заядлый сетевик» звучит романтичнее, – возразил мне Слим. – «Канава сточная, где отражается луна…» Это про меня.

Мы лежали в постели, уставясь в потолок, который служил своего рода холстом для возникавших перед нашим отстраненным взором видений. Не скажу за Слима, но я изо всех сил старалась не воображать, как выглядит переработанный, изжеванный на макулатуру миллион фунтов. Заманчивые предложения о долевом участии обернулись крахом – поскольку теперь, обанкротились все, кому предназначались барыши. Компания, погубившая бизнес Слима, и сама разлетелась на клочки. Должна признать, Слим держался хорошо. Если бы мой собственный веб-сайт всосала виртуальная канализация, я бы переколотила мерзавцам все окна. Я имею в виду все те окна, за которыми сидит самый главный из всех дельцов. Переколотила бы, вволю наплакавшись сначала, да и потом тоже. Слим же держался молодцом. Он воспринял это как передачу хода в игре: шанс отвлечься, расслабиться, передать инициативу сопернику. Пожалуй, следовало бы поддержать его, постараться сделать так, чтобы его самолюбие не страдало, тем более что я и правда чувствовала вину. И ничего не могла с собою поделать: с какой бы стороны я ни пыталась взглянуть на ситуацию, мое появление в этом доме точно совпадало с моментом, когда благополучие обоих жильцов упаковало вещички и отправилось по другому адресу. Я повернула голову на подушке, чтобы еще раз повторить: «Прости меня, Слим». Я уже потеряла счет собственным извинениям с тех пор, как Картье застукал нас в одной постели, но мне это очень помогало, когда, просыпаясь по утрам, я встречала взгляд Слима.

– Циско, да прекрати же наконец извиняться, – ответил он на этот раз. – Не выдумывай, ты никого не сглазила. Ты не принесла в этот дом несчастье. Здесь нет проклятых. Просто такое иногда случается, и в такие минуты жизнь начинает казаться невыносимой. Но это все временно.

Его голос звучал на фоне щебета стекавших по оконному стеклу ручейков. Дождь не прекращался с того дня, как я впервые вошла под сень этого дома. Если погода и менялась, то лишь к худшему. Я вздохнула – глубоко и тяжко.

– Интуиция подсказывает мне, что ты окажешься во всех отношениях мужчиной моей мечты, – произнесла я затем, – но я сделаю какую-нибудь глупость, и наша жизнь тут же рассыплется, как карточный домик. Такое уж у меня везение.

Бросив на меня косой взгляд, Слим вновь воззрился в потолок.

– Оптимизм – вот что я особенно ценю в женщинах.

– В таком случае что ты нашел во мне?

Помолчав, Слим высвободил руки из-под головы и стащил с запястья браслет, сплетенный из цветных шнурков, обожженных в месте крепления.

– Ну-ка, примерь, – сказал он.

– Что это?

– Амулет – браслет, приносящий удачу. Он у меня уже многие годы. Я привез его из Таиланда.

Не то же самое, что купить в дорогом универмаге, но дело не в этом. В определенном смысле эта вещица была бесценной.

– Не возьму, – сказала я, возвращая Слиму улыбку. Слим в ответ перекатился на бок, убеждая меня продеть руку в браслет. – Скорее всего на моей руке он порвется еще до ланча.

– Я лежу в постели с девушкой, сердце которой тикает мне в унисон, – был ответ, – и ей, черт возьми, нужен я, а вовсе не мои деньги. Это ли не везение? Так что все, что произошло, я воспринимаю лишь как ничтожно малую плату за это счастье.

Я перекатилась поближе к Слиму, прижалась головой к его щеке и разочарованно застонала, когда вдруг сработал встроенный в мои часы таймер и раздался голос синоптика. Он возвестил о приближении теплого облачного фронта если не сегодня, то уж наверняка завтра. Ничего не поделаешь – пора вставать. Придется отправиться на работу, усесться за стойку приема посетителей и начать пополнение прохудившейся казны. В качестве основного добытчика наличных в доме я должна была сейчас работать, работать и еще раз работать. Общение с девушками, ступившими на первую ступеньку лестницы, ведущей к звездам, – не самое прибыльное занятие, но это, по крайней мере, придавало мне отваги следовать за ними по пятам.

– Уже несколько дней ты работаешь допоздна, – сказал Слим, наблюдавший, как я влезаю в одежду. – Мне тебя недостает.

Он лежал, вытянувшись на простыне, и его лодыжки свешивались с кровати, отчего могло показаться, что в данный момент Слиму более всего недостает бирки на пальце ноги.

– А ты уже решил, чем сегодня займешься? – спросила я, выпрямляя лямки платья.

– «Глобальным переворотом», скорее всего.

– Нет, серьезно.

Слим пришел в замешательство, словно не уловив соли в собственной шутке, вслед за чем сообщил, что так называется стратегическая игра, в которую играют в Сети. Игра, надо сказать, не слишком нравственная.

– Особенно если играешь за русских, – внезапно оживился он, усевшись в кровати. – Приняв их сторону, начинаешь с меньшими финансами, но зато в твоем распоряжении оказываются отборнейшие негодяи. В том числе и женщины, которые не остановятся ни перед чем.

Пока Слим читал мне свою восторженную лекцию, я задумчиво расчесывала волосы. Вот к какому выводу я пришла: женщина и впрямь может стать богиней, если только сумеет совместить в себе повариху на кухне, шлюху в спальне и достойную противницу в схватке на джойстиках. Секс и игровые приставки – вот о чем теперь мечтают мужчины. Честно говоря, ни разу еще не видела Слима таким возбужденным. Во всяком случае с тех пор, как лопнул его интернет-пузырь. Я могла просчитаться, полагая, что крушение надежд послужит ему хорошей встряской, но для себя решила, что обязательно верну в этот дом солнце. Что бы там ни говорили метеорологи.

– Хочешь, сыграем? – с надеждой в голосе спросил Слим.

– Давай сперва разберемся с арендной платой, – улыбнулась я.

8

Тем же вечером, памятуя об опасности зацепить и порвать подаренный Слимом браслет, я вернулась домой, нагруженная подарками: ничего серьезного, скорее безделушки с блошиного рынка, чем обновки из бутика на Бонд-стрит. Несмотря на все мои сверхурочные старания, больших денег работа в модельном агентстве не приносила. По-моему, даже курьеры на велосипедах прикарманивали больше моего: всякий раз, когда они вбегали внутрь через двойные двери агентства, стоило лишь поднять голову, чтобы увериться – эти парни действительно при деньгах. Хоть я и сидела на месте, а не носилась по улицам, но работала временно, что означало, что я нахожусь на самой нижней ступени профессиональной лестницы. Понятное дело, и подарки соответствовали жалкому заработку. С моими ограниченными доходами я остановила выбор на игрушках для взрослых. Приятный сюрприз для Слима (будем надеяться) и милый сувенир Павлову. Оставалось только молиться, чтобы эти мои знаки внимания помогли вернуть в дом хоть немного света.

Уже выйдя из метро и ругая бесконечную морось, я решила, что тоже заслуживаю небольшого подарка. Было темно. И мокро. И ветрено. Мне хотелось поскорее попасть домой, но если я собиралась считать это жилище своим домом, то оно явно нуждалось в женском уюте. Свернув на Коламбия-роуд, где закрылись уже все лотки за исключением одного, я решила ограничиться пока цветами. Даже если продавцу сперва захочется выяснить мое настроение.

– Ищете букет? – цветочник уже заманивал меня под свой навес. – Или, может, хотите купить растение, несущее радость?

Я смотрела на этого темнокожего громилу в пуховике и не могла понять, к чему такая таинственность. Лоток был подсвечен несколькими фонариками, вывешенными над задником, и лишь цепочка китайской гирлянды отмечала край навеса. Эффект необычный и слегка устрашающий, поскольку яркая подсветка не только не позволяла разглядеть выставленный товар, но и превращала самого продавца в темный силуэт.

– Растение, несущее радость, пожалуй. Будет здорово, если оно продержится у меня хоть месяц.

Продавец расцвел, словно я дала единственно верный ответ. Я заслонилась от света, поднеся к брови сложенную ладонь, но не увидела ничего, кроме букетов, расставленных в ведрах на полках. Здесь не было ни бегоний, ни фиалок, – никаких вообще растений, хотя бы отдаленно напоминающих те, что растут в горшках.

– Травка сейчас просто отличная, – заметил продавец, сгибаясь над прилавком. Фигура как у артиллерийского снаряда, подумалось мне; снаряд с брюшком и улыбкой шириною в милю. – Первосортное дерьмо, снимает стресс как рукой.

– А?

– Хотите сначала попробовать?

Я растерялась и была окончательно сбита с толку, когда цветочник расстегнул висящую на поясе сумку и принялся рыться в ней, гремя монетами. Я осторожно высказалась в том смысле, что денег у меня не много. Продавец цветов оторвал взгляд от сумки.

– Расскажи обо мне друзьям и сможешь заплатить позже, если тебя это устроит.

– Прошу прощения?

Он оперся костяшками пальцев о прилавок и приблизил ко мне лицо.

– Милая, похоже, ты девочка честная, но, если я собираюсь отпускать тебе товар в кредит, мне нужно знать, выиграет ли от этого мой бизнес. Понятно, что я хочу сказать?

– Не совсем, – созналась я. – Мне просто нужны какие-нибудь петунии или что-то вроде того. Я не собиралась брать весь товар оптом.

Продавец вновь выпрямился во весь рост, глаза его сузились, а рука застегнула молнию на пуховике до первого из подбородков.

– Ты ведь знаешь, что я тут продаю, верно?

– Наверное, я не ошибусь, предположив, что цветы?

– Угу, – медленно выдохнул он. – И это тоже. Как раз в это время дождевая капля отыскала дорогу к одной из лампочек, раздалось резкое шипение. Вздрогнув, я отшатнулась от прилавка, подальше от нависающей над ним фигуры с наждаком щетины и странными намеками.

– Я живу на этой улице. – Я решила просто пятиться, пока меня не скроет ночной мрак. – Пожалуй, лучше попробую поискать цветок утром, когда рынок снова откроется.

– Ты живешь на Коламбия-роуд? – ахнул продавец. – Чего ж ты сразу не сказала, что местная? – Откуда ни возьмись, через прилавок перелетел большой букет роз в красивой обертке. Я выбросила вперед руки (защитный рефлекс), и в них очутилась дюжина ярко-красных бутонов на длинных черенках.

– Где же ты обосновалась? Должно быть, новенькая, раньше я что-то тебя не видел, а я тут каждого знаю. – По лицу продавца скользнуло озабоченное выражение. – Лопнуть мне на этом месте, ты ведь не племянница Зверя, я надеюсь?

Немного оторопев от натиска, я не без труда сообразила, что речь идет о номере дома, и ответила:

– Нет, всего лишь соседка.

– Так ты живешь со Слим-Джимом и этим парнем в подтяжках? Который то и дело исчезает, чтобы напудрить себе нос?

– Это Павлов, – кивнула я, уже крепче прижимая букет к себе. – Он мой брат.

– Вы родственники? Иди ты! А я всегда считал Павлова единственным отпрыском в семье.

– Он не особо распространяется обо мне. И уж во всяком случае, не в мужской компании.

– Еще бы. Если сестра – этакая штучка…

Оставалось решить, расценивать ли это как комплимент. Рассудив, что продавец явно отбросил настороженность, я решила, что «штучка» в его устах – похвала. Тем не менее мне нужно было срочно найти приличную вазу для цветов. Еще шаг, я выбралась из-под навеса и, уже оказавшись под дождем, смекнула, что розы представляют собой шикарный и достаточно дорогой подарок.

– Сколько я должна?

Он отмахнулся от вопроса, как от мухи.

– Нисколько. Подарок на новоселье.

– Спасибо, – сказала я уже с улыбкой. – Кстати, меня зовут Циско.

– От слова «цыпочка»?

– Нет, – сказала я, немного смутившись. – От слова «Сан-Франциско». Мой отец очень любил этот сериал.

– «Улицы Сан-Франциско»? – переспросил он, решив выяснить все до конца, и, когда я кивнула в ответ, странно прищелкнул пальцами. – У твоего старика был вкус.

– Честно говоря, мое настоящее имя – Фран, но папа решил, что Циско звучит лучше. Имя, подходящее для путешественницы.

– Так оно и есть, – согласился цветочник. – Я уже понял: за тобой нужен глаз да глаз.

Рассмеявшись, я напомнила ему, что мне пора домой.

– Ну, беги, – последовало напутствие. – И если понадобится что-нибудь, только разыщи меня.

– А кого спрашивать? – обернулась я, уже выйдя из пятна света, отбрасываемого прилавком. – Я ведь не знаю твоего имени.

– Еще узнаешь, – подмигнул цветочник, и голова его при этом дернулась. – Тут меня каждая собака знает.