Текст книги "Assassin’s Creed. Валгалла: Сага о Гейрмунне"

– Что это за постройка? – спросил Гейрмунн.

– Гробница, – ответил Одмар.

Гейрмунн еще раз присмотрелся к хижине.

– Разве саксы собирают мертвецов в деревянные гробницы?

– Это живые мертвецы, – пояснил Одмар.

Устрицы в животе Гейрмунна вдруг стали холодными и тяжелыми.

– Хаугбуи, что ли?

– Сходи проверь, – заулыбался Одмар.

Остальные молчали и ждали, как поведет себя Гейрмунн. Ему вновь стало тревожно. Одмар несомненно его разыгрывал. Вот только безобиден ли розыгрыш командира? А вдруг он задумал навредить странному норвежцу? Поколебавшись, Гейрмунн решил удовлетворить собственное любопытство, не имевшее ничего общего с задумкой Одмара. Встав, Гейрмунн покинул освещенный круг и пошел в темноту, к круглой хижине. Еще на полпути он почувствовал резкий запах мочи и испражнений. Это несколько погасило его страх. Браги рассказывал истории о мертвецах, но те никогда не мочились и не гадили.

Подобравшись к хижине, Гейрмунн понял, что запах идет из окошка. Похоже, его обманули: это не гробница, а тюрьма. Гейрмунн подошел к окошку сбоку, встал на цыпочки и вытянул шею, намереваясь заглянуть внутрь. Там что-то захлюпало. Мелькнуло бледное лицо со всклокоченными волосами и следом из окошка что-то выплеснулось. Гейрмунн пригнулся, чудом не попав под каскад мочи и испражнений.

Датчане у костра покатывались со смеху. Гейрмунн побагровел. Поначалу он ругал себя за собственную дурость, но постепенно заулыбался сам, отдавая должное розыгрышу датчан. Однако человек в хижине не смеялся и вряд ли улыбался. Он выкрикивал проклятия на языке саксов. К своему удивлению, Гейрмунн понимал почти все слова.

– Убирайся прочь, языческий дьявол! – кричал сакс.

Гейрмунн посмотрел на изрядную кучу дерьма и лужу мочи. А ведь у этого безумца может быть припасено еще. Подумав так, Гейрмунн решил больше не заглядывать внутрь.

На саксе была одежда священника, хотя и грязная. Спутанные волосы и борода почти закрывали лицо. Увидев Гейрмунна, он высунулся из окна и завыл, шевеля растрескавшимися губами. Гейрмунн отошел еще дальше.

– Оставь его! – крикнул продолжавший хохотать Одмар и махнул Гейрмунну, чтобы возвращался к огню.

Гейрмунн еще раз взглянул на странную хижину без двери и вернулся в развалины храма. Датчане поддразнивали его, довольные неожиданным развлечением. Гейрмунн поднял руки, признавая, что его здорово разыграли.

– А ты проворен, норвежец, – похвалил его Одмар. – Некоторые мои ребята после разговоров с этим мертвецом были вынуждены отмываться в реке.

– Почему ты говоришь, что он мертв? – спросил Гейрмунн.

– Я же сказал: это его гробница.

Гейрмунн нахмурился, так и не поняв смысла. Тогда Одмар похлопал Фасти по плечу:

– Расскажи ему.

Прежде чем начать, молодой датчанин откашлялся.

– Некоторые христианские священники уходят в такие хижины, чтобы молиться своему богу. Потом они замуровывают себя изнутри. Потом другой священник молится за того, кто в хижине, и объявляет его мертвым.

– Священники добровольно идут в эти хижины?

Фасти кивнул.

– А потом они выходят?

– Нет. Их бог это запрещает.

Одмар засмеялся:

– Когда мы поджигаем их гробницы, некоторые выходят.

Может, и другие сгоревшие постройки были такими же хижинами, как уцелевшая?

– Почему вы его пощадили? – спросил Гейрмунн.

– Хотел убедиться, действительно ли он мертв, – ответил Одмар. – Никто из людей не может умереть дважды.

– А священники, чьи тела я видел на реке? Они умерли дважды? – спросил Гейрмунн.

– Они вылезли из гробниц, – сказал Одмар. – Может, у христиан тоже есть заклинания. Вышел наружу – и силу потерял. Хаугбуи и драугра можно убить.

Он наклонился к Гейрмунну и, указывая на одинокую хижину, добавил:

– Сидит там без пищи и воды. Если умрет, значит прежде он не был мертвым, и никакой силы в их молитвах нет.

Темноту вокруг острова наполняло кваканье лягушек и звон комариных туч. Заглянув в глаза Одмара, Гейрмунн увидел страх и ненависть.

– Чем провинились эти священники? – спросил Гейрмунн.

Одмар не понял вопроса.

– Ты сказал, твой отряд остался здесь, чтобы сделать их послушными. Что они сделали?

– Отказались отдать нам свое серебро.

– Нет у них серебра, – возразил кто-то из датчан, сидевший по другую сторону костра. – Мы сюда пришли, чтобы…

– У всех священников есть серебро! – закричал Одмар.

– Только не у этих мертвых священников, – глядя в землю, возразил Фасти.

Взбешенный Одмар вскочил на ноги:

– Никак появились желающие поспорить со мною? – Он выхватил бородовидный топор и медленно обвел лезвием круг соратников. – Говорите! Решим все споры между нами здесь и сейчас.

Никто не ответил, и Одмар снова сел. Разговор о священниках угас сам собой. Воины разбрелись и устроились на ночлег, завернувшись в плащи. Гейрмунн тоже лег. Он сознавал, что спать среди незнакомцев рискованно. Но если бы датчане хотели его смерти, убили бы раньше, едва он появился. Им бы и устриц больше досталось. У них хватало времени, чтобы расправиться с ним. Но он по-прежнему жив. Гейрмунн лег ближе к огню, наслаждаясь его теплом.

Он быстро уснул, но среди ночи его разбудил протяжный вой. Гейрмунн лежал в темноте, ощущая холод в затылке. Кто это выл? Зверь, человек или нечисть, обитающая в болотах? Однако вой не показался ему кровожадным. Скорее страдальческим, полным боли. Возможно, это выл священник в хижине. После этого Гейрмунну было уже не уснуть. Может, мертвец умер по-настоящему?

Никто из спящих датчан даже не шевельнулся. Гейрмунн тихо встал и так же тихо выбрался наружу, держа путь к хижине. Подойдя к ней, он встал возле окошка, вслушиваясь.

Он услышал шепот на непонятном языке. Как и в первый раз, Гейрмунна охватил ужас. Должно быть, священник произносил магическое заклятие. Но чем дольше он вслушивался, тем меньше шепот священника был похож на заклинание и тем больше напоминал молитву христианскому богу.

Значит, сакс был жив. Во всяком случае, не мертвее, чем вечером, когда он «угостил» Гейрмунна нечистотами. Удовлетворенный, Гейрмунн отошел, но задел рукавом грубую стену хижины, выдав себя.

Шепот священника прекратился.

– Есть здесь кто-то? – спросил он на саксонском языке, понятном Гейрмунну.

Голос у сакса был хриплым и слабым.

– Да, есть, – негромко ответил Гейрмунн. – Но я не причиню тебе вреда.

Священник усмехнулся, однако то был болезненный смех безумного, обреченного человека.

– Лучше бы ты причинил мне вред. Положил бы конец моим страданиям. Оборвал бы мою бренную жизнь, как прежде ты оборвал жизни моих братьев.

– Я этого не делал, – сказал Гейрмунн. – Я не из этих датчан.

– Не из этих? Тогда с кем ты? Речь у тебя не саксонская.

– Я с… – Гейрмунн помедлил, – другими датчанами.

Священник опять засмеялся:

– У дьявола много обличий, в чем я уверен, но ни одно не служит Богу.

Гейрмунн покосился на датский лагерь – не слышит ли кто их разговор. Оттуда доносился разноголосый храп.

– Скажи, священник, ты живой или нет?

– Какой странный вопрос. Я же с тобой говорю. Мог бы мертвец разговаривать?

– Я спрашиваю, потому что эти датчане мне так говорили. Мол, когда ты вошел в свою хижину, другой священник молился за тебя как за покойника.

– А-а. Это языческое понимание. – Священник застонал. Гейрмунн услышал шелест одежды. Сакс снова заговорил, уже стоя возле окна. – Когда я стал затворником, мое тело не умерло. Уйдя в затвор, я отринул внешний мир, отринул все почести и богатства. Это сродни смерти.

Гейрмунн покачал головой. У священников, добровольно отказывавшихся от богатства и почестей, было нечего красть. У них не водилось серебра. Одмару было достаточно их спросить, и они бы ему сказали.

– Значит, ты можешь по-настоящему умереть в этой хижине.

– Да, могу, – вздохнул священник. – Я надеюсь, что вскоре так и случится. Я просил Бога избавить меня от этой пытки, но покамест Он сохраняет мне жизнь. Наверное, для какой-то надобности, о которой я не знаю.

– А почему ты сам не оборвешь свою жизнь?

– Это грех против Бога, которому я молюсь.

– Получается, выйти отсюда ты не можешь и оборвать свою жизнь тоже? Твой бог тебя позорит.

– Каким образом?

– Он отказывает тебе в праве встретить свою судьбу так, как выберешь ты.

– Это языческое понимание.

Загадка оказалась проще, чем думал Гейрмунн. Он бы ни за что не молился такому богу. Но ему стало жаль священника, загнавшего себя в эту тюрьму.

– А твой бог позволяет брать воду от язычника?

– Да, – после некоторого молчания ответил священник. Внутри снова что-то зашуршало. Из окна высунулась рука с простой деревянной чашей. – Другие дьяволы накажут тебя за это?

Гейрмунн молча взял чашу, но за водой пошел не к мосткам. Он прошел краем сожженного огорода и спустился к реке с противоположного конца острова, где в воде не плавали трупы священников. Кустарники ежевики царапали ему руки. Найдя спуск к воде, он наполнил чашу. Чуть западнее Гейрмунн заметил темные силуэты и сразу понял: это лодки, на которых приплыли датчане. «Надеюсь, вода здесь чистая», – подумал он, глядя на чашу.

Вернувшись к хижине, он подал чашу в окошко, потом слушал, как священник жадно пьет.

– Благословляю тебя, язычник.

– Ты меня благословляешь? Или твой бог?

– Я попросил моего Бога благословить тебя, – со вздохом ответил священник.

Гейрмунн пожал плечами:

– Я принимаю благословения и дары от любого бога. И от любого кузнеца.

Священник рассмеялся сквозь зубы.

– Мне нельзя было принимать от тебя воду. Это лишь отсрочит мою смерть. Но вода была как бальзам. Возможно, тебя послал Бог.

– Ошибаешься, священник. Никакой бог меня не посылал. Я здесь по собственному выбору.

– Тогда я благодарен, что твой выбор оказался проявлением доброты, – сказал священник. – Меня зовут Тортред. А тебя?

– Гейрмунн.

– Рад встрече с тобой, Гейрмунн. Теперь я хочу помолиться, а потом уснуть. Но прежде я должен кое-что тебе сказать. – Тортред подошел к самому окошку. Гейрмунн едва различал в темноте его лицо и глаза. – Думаю, ты для этих датчан чужак. Они способны убить тебя по ничтожному поводу.

Гейрмунн с ним согласился:

– Я тоже кое-что тебе скажу. Если твой бог хочет, чтобы ты мучился в своей хижине и умер с голоду, совсем один, когда бы ты мог жить и делать ему приношения… тогда твой бог – глупец.

Тортред не спорил. Он лишь улыбнулся, склонил голову и ушел в темноту хижины.

Гейрмунн смотрел на развалины храма, думая об Одмаре и датчанах. Решив не возвращаться к месту их ночлега, он вновь спустился к реке тем же путем, каким ходил за водой для священника. Оттуда он по берегу подобрался к лодкам.

Взять любую не составляло труда. Гейрмунн быстро отвязал ближайшую и уже собрался отчалить, когда за спиной послышались шаги. Сюда кто-то шел. Должно быть, караульный, посланный сторожить лодки. Темнота не позволяла разглядеть, кто это.

– Что ты тут делаешь? – послышался знакомый голос.

Фасти.

– Да вот, смотрю, веревка хлипкая.

Гейрмунн вытащил нож, стараясь, чтобы Фасти не увидел. Если датчанин его не убьет, это сделает Одмар или другие. Нужно действовать быстро.

– Решил завязать потуже, – добавил Гейрмунн, выигрывая время.

– Врешь. – Фасти стоял в шаге от него. – Ты пытался украсть лодку.

Фасти набрал воздуха, чтобы закричать и поднять тревогу, однако Гейрмунн его опередил, бросившись на датчанина и всадив нож в горло по самую рукоятку.

Фасти схватил Гейрмунна за руки. Белки выпученных глаз были видны даже в темноте. В горле Фасти булькало и клокотало. Рука Гейрмунна стала теплой и мокрой от хлещущей крови. Он опустил Фасти на землю, потом вырвал из горла нож. Гейрмунн дрожал всем телом. У него колотилось сердце. Он вернулся к лодкам, сознавая, что должен отплыть как можно дальше. Одмар не из тех людей, кто оставит подобное оскорбление безнаказанным. Командир устроит яростную погоню, а здешние места ему хорошо знакомы. Проще всего было бы изрубить лодки, сделав непригодными к плаванию. Но своего топора у Гейрмунна не было, а красть оружие умирающего он не хотел. К тому же стук топора наверняка разбудит датчан.

Фасти вяло дергался в траве. Гейрмунн обошел все лодки, забрал из них весла и сложил в ту, на которой собирался отплыть. Без весел Одмар не много нагребет против течения. Гейрмунн оттолкнул лодку и быстро прыгнул в нее.

10

Течение реки не было сильным, но управляться в одиночку с крупной, тяжелой саксонской лодкой, рассчитанной на трех гребцов, оказалось не так-то просто. Пока Гейрмунн пробирался к носовой банке, таща за собой два весла; пока их прилаживал, река успела отнести его назад.

Желая плыть быстрее, Гейрмунн сел лицом к корме. Он смотрел на остров, где умирал или уже умер Фасти, напрягал слух, думая, что услышит крики датчан, и пытался заметить в колючих кустах признаки движения. Но возле лодок Одмара по-прежнему было тихо. Вскоре остров скрылся за очередным поворотом, и по обе стороны реки вновь потянулись болотистые низменности.

Только теперь Гейрмунн решился временно оставить весла и отмыть руки и нож от крови. Покидая Ругаланн, он ожидал, что первым убитым им человеком будет сакс, а не датчанин, и произойдет это на поле боя, а не среди сумрачных болот. Но так ли велика разница? Три Прядильщицы определяли продолжительность жизни каждого человека. Стало быть, Фасти достиг предела отмеренного ему земного существования. Если бы он не пал от руки Гейрмунна, его жизнь оборвалась бы иным способом. Важна не сама смерть Фасти, а вопрос: нужно ли было Гейрмунну его убивать? Если бы Гейрмунн мог избежать убийства, он бы не стал убивать датчанина. Подумав еще немного, он пришел к выводу: если судьба избирает его своим орудием, он всегда будет поступать по чести.

Слева в камышах что-то прошуршало и исчезло, едва Гейрмунн повернулся в ту сторону. Ему показалось, будто он мельком видел бледное женское лицо. Может, это речной ветте – дух, обитающий в реках? Гейрмунну не хотелось, чтобы дух ошибочно принял его за датчанина, испоганившего воду трупами убитых саксов. Но он мог предложить ветте только серебро. Гейрмунн бросил марку серебра в воду, вздрогнул и еще усерднее налег на весла, торопясь поскорее удалиться от этого места.

Ночь над болотами сменилась утром. Вдалеке появилось неяркое солнце. Как и вчера, окрестности тонули в тумане. Вскоре после восхода солнца река, по которой плыл Гейрмунн, слилась с другой, более широкой. А еще через какое-то время он приплыл во второй город.

Этот был крупнее Анкарига, но тоже пострадал от пожаров. Правда, его сожгли раньше. Наверное, это и был Мидсхемстед, о котором говорил Фасти, – город с каменным храмом. Плывя дальше, Гейрмунн увидел, что в городе сожжены не все здания и перебиты не все жители. За деревьями виднелись круглые хижины. На берегу было довольно людно. Кто стирал белье, кто набирал воду в кувшины и корыта, а кто плавал на лодках. Люди смотрели вслед Гейрмунну без всякого любопытства. В их глаза стояла пустота. Незнакомец на лодке не вызывал у них ни интереса, ни страха.

Вскоре Гейрмунн подплыл к деревянному причалу, построенному тем же способом, что и дамба в Анкариге. Судя по всему, сюда приставали лодки торговцев и путников, приезжавших в город или в христианский храм. Гейрмунн решил ненадолго остановиться, чтобы купить пропитание – если у местных жителей есть что продать, – а также разузнать о пути на Редингум. Он привязал лодку и сунул руку под тунику, убедившись, что браслет Вёлунда на месте.

От пристани шла разбитая дорога. Пройдя сквозь заросли ольхи и ивняка, Гейрмунн попал на широкий луг. Над лугом возвышались развалины каменного храма. Крыша сгорела и обвалилась, но закопченные стены уцелели и по-прежнему тянулись к небу, покоясь на тяжелом фундаменте храма.

Близ арочного входа Гейрмунн увидел нечто вроде лагеря. Одежда людей подсказывала: это священники. Их было пятеро. Еще трое саксов были похожи на воинов. Кроме них, Гейрмунн заметил белокурого мальчишку-подростка. Один священник с молотком и зубилом трудился над большим куском белого камня. Он ритмично ударял по зубилу, отчего по лугу разносился резкий, пронзительный звон. Гейрмунн находился далеко от работающего и потому не видел, что тот высекает.

Заметив Гейрмунна, кто-то из священников поднял тревогу. Другой вышел ему навстречу. По бокам шли саксы, вооруженные дубинами. Подойдя к Гейрмунну, священник зачем-то поднял руки, показывая, что они пусты. Он сердито тряс головой.

– Нет, нет, нет, – повторял священник. – Вы забрали все серебро. Забрали съестные припасы. Вы убили аббата и всех монахов, кроме нас и этого послушника. Чего еще ты хочешь, датчанин?

– Я не датчанин, – возразил Гейрмунн.

– Чего ты хочешь? – уже громче спросил священник.

– Во-первых, я бы хотел купить еды и эля.

Священник замер с открытым ртом.

– Ты бы хотел… – Он удивленно заморгал, потом закричал: – Оглянись вокруг, датчанин! Посмотри, что натворили твои соплеменники! И теперь ты хочешь у нас покупать, рассчитываешь на наше гостеприимство? Мы ничего тебе не продадим.

– Вам нечего продать? – спросил Гейрмунн. – Или вы не хотите продавать мне?

– Ответ на твои вопросы один и тот же. Ты – язычник и дьявол. Тебя здесь не примут. Возвращайся туда, откуда пришел.

Гейрмунн проголодался. Ему хотелось пить. Руки устали от гребли.

– Как вижу, ты многое потерял, – сказал он. – Но можешь потерять еще больше, если не обуздаешь свой язык.

Саксонские воины, окружавшие священника, гневно посмотрели на Гейрмунна. Он пожалел, что вооружен лишь ножом.

– Я пришел к вам с миром. Покупать, а не отбирать. Когда одного из вашей породы мучила жажда, я принес ему воды.

– И слышать не желаю. – Священник ткнул пальцем в Гейрмунна. – Единственная вода, которую ты можешь от меня получить, – это вода крещения. – Он помолчал. – Да, именно так. – Священник оглядел лагерь и кивнул себе. – Если ты отвергнешь языческих богов и станешь христианином здесь и сейчас, мы с радостью поделимся тем, что имеем.

Гейрмунн не знал, искренне ли священник предлагал ему такую сделку, или сказал, рассчитывая на его отказ. Вместо ответа Гейрмунн засмеялся и спросил:

– Что тот священник высекает из камня?

Говорящий с Гейрмунном выпрямился во весь рост.

– Образ Христа и Его последователей.

Гейрмунн посмотрел на сгоревший храм.

– Почему он решил так странно почитать Христа? Ваш бог не уберег ни храма, ни священников. Зачем мне молиться такому богу?

Лицо священника побагровело.

– Нас мало, но мы сумеем убить одного безоружного датчанина и тем самым свершим божье дело.

Гейрмунн сомневался, что кто-то из здешних священников сможет его убить, а вот воины попытаются. Если ему не желают ничего продавать, глупо здесь задерживаться. Вдруг Одмар раздобыл весла и устроил погоню? Гейрмунн наклонил голову, шагнул назад и поднял руки:

– Успокойся, священник. Незачем дальше проливать кровь.

Священник стоял молча. Чувствовалось, он не собирался удерживать Гейрмунна силой. Поэтому Гейрмунн покинул луг той же дорогой. Еще до подхода к реке он услышал, что кто-то его нагоняет, и резко обернулся, приготовившись к бою. Но это был один из священников, держащий в руке кусок хлеба.

– Хлеб твердый как камень, – сказал священник. – Но если хочешь, бери. Я даже не стану требовать, чтобы ты превратился в христианина.

Гейрмунн всматривался в заросли, напрягая слух, но ничего не увидел и не услышал. Тогда он подошел к священнику и взял хлеб, и впрямь напоминающий камень. Такой хлеб придется хорошенько вымочить в воде и только потом жевать.

– Почему ты дал мне его?

– Мой Бог велит кормить голодных.

– А мои боги – нет. Но – спасибо.

– А ты не датчанин, – сказал священник. – Ты из Финляндии? Из Бьярмаланда?

– Моя мать родом с Бьярмаланда.

Удивленный познаниями священника, Гейрмунн присмотрелся к нему. Тот был невысокого роста, с короткими каштановыми волосами, гладкими щеками и носом, похожим на лезвие топора.

– Откуда ты знаешь про Бьярмаланд? – спросил Гейрмунн.

– Как и многие, я читал о нем. Черты твоего лица совпадают с описанием тамошнего народа. Но в тебе есть что-то и от финна.

– Я не финн. Я родился на Ругаланне.

– Северный Путь? – Священник помрачнел. – Как говорят, не датчанин, но не менее свирепый.

– Даже более, – улыбнулся Гейрмунн.

– Меня зовут Иоанн.

У франков это было распространенное имя. Гейрмунну вспомнились торговцы из южных земель. Чертами лица и манерами они напоминали этого священника.

– Значит, ты не сакс, – заключил Гейрмунн.

– Я сакс. Но я происхожу из Франкии и потому называюсь старым саксом. А как тебя зовут?

– Гейрмунн.

– Добро пожаловать в Мидсхемстед, Гейрмунн из Ругаланна.

– Радушием здесь не пахнет, – сказал Гейрмунн. – Даже ваш бог покинул это место.

Иоанн чуть наклонил голову и, хотя ничего не произнес ответ, улыбнулся, будто наслаждаясь не столько звучанием сказанного, сколько пробуя слова на вкус.

– На лугу ты говорил, что, во-первых, пришел купить еды. А что еще привело тебя сюда?

– Хочу узнать, как добраться до места, называемого Редингумом.

– До Уэссекса? – Иоанн нахмурился. – Отсюда до него около сотни миль.

– Ты знаешь путь туда?

– Знаю. Если проплыть на запад еще миль пять, ты попадешь в… – Иоанн умолк, затем обернулся в сторону луга. – Обожди меня здесь. Я скоро вернусь.

Выпалив эти слова, священник скрылся за деревьями.

Гейрмунн ошеломленно смотрел ему вслед. От старого сакса Иоанна не веяло угрозой, однако Гейрмунн не отличался терпением по отношению к христианам, даже дружественно настроенным. Дожидаться священника он не собирался.

Через какое-то время, когда Гейрмунн уже стоял в краденой лодке, собираясь отчалить, из-за деревьев на пристань выскочил Иоанн. Теперь он держал в руках кожаный мешок с пожитками. Он издали крикнул и помахал Гейрмунну. Вскоре сапоги священника уже стучали по доскам пристани.

– Я же просил меня обождать, – напомнил Иоанн, запыхавшись после бега. – Мне нужно в том направлении. Я отправлюсь с тобой и покажу дорогу.

Предложение удивило Гейрмунна.

– И они тебя отпустили? – спросил он, кивнув в сторону храма.

– Отпустили? – морща лоб, переспросил Иоанн. – Так они не считали меня своим. Я же не монах.

– А кто такой монах?

– Эти люди в аббатстве называются монахами. Те же священники, но они живут и молятся вместе. И так до самой смерти.

Значит, убитые священники в Анкариге тоже были монахами.

– Тогда кто ты? – спросил Гейрмунн.

– Священник, который странствует с места на место, идет туда, куда его посылает Бог.

– И куда твой бог тебя посылает?

– Часто случается так: только придя в какое-то место, я понимаю, что меня туда послали. – Иоанн закинул мешок в лодку. – Но сейчас я уверен: Бог посылает меня отправиться с тобой.

Едва оказавшись в болотах, Гейрмунн пожелал лодку и проводника. Нынче его желание исполнилось. Наверное, это сделал не бог священника, а судьба.

– Забирайся, – сказал Гейрмунн.

Иоанн наклонил голову в знак благодарности, прыгнул в лодку и споткнулся, пытаясь устроиться на средней банке.

– У твоей лодки слишком много весел.

– Без весел в лодке никакого толку, – заметил Гейрмунн, отталкиваясь от пристани.

– И то верно. – Иоанн снова наклонил голову. – Пять дней назад большой отряд датчан отплыл из Мидсхемстеда. – Он посмотрел на сложенные весла Одмара. – Интересно, добрались ли они куда-то.

– Будем надеяться, что нет, – ответил Гейрмунн, делая первый взмах веслами.

– Позволь спросить, а ты откуда приплыл утром?

– Из Анкарига.

– Святое место. Как тамошние монахи?

– По большей части как и здешние, – ответил Гейрмунн. – Всех поубивали, кроме одного затворника в хижине. Его имя Тортред.

– Тортред? Слыхал о нем. Праведный человек. Вроде у него был брат Танкред. И сестра была, Това. Ты видел кого-нибудь из них?

– Других священников я не видел, – ответил Гейрмунн. Ему вспомнилось мелькнувшее женское лицо. Если это и была сестра Тортреда, он напрасно потратил серебро. – Когда я уходил, Тортред был жив, но вряд ли он долго протянет.

– Он и есть тот священник, которого мучила жажда?

– Да.

Лодка плыла по середине широкой реки. Туман рассеялся, и солнце, поднимаясь все выше, начало припекать Гейрмунну лоб.

– Дурак этот Тортред. Вылез бы из своей хижины и стал вольным священником, как ты.

– Датчане-завоеватели сродни наступлению ночи зла, – вздохнул Иоанн. – Но в темноте горят свечи и, как могут, отгоняют ее своим светом.

Гейрмунн не понимал, кого Иоанн сравнил со свечой: Тортреда, себя самого или его. Спрашивать он не стал, задав более насущный вопрос:

– Ты говорил про какое-то место в пяти милях. Что там находится?

– Ах да. – Иоанн махнул рукой, указывая вперед. – Римляне называли это место Дуробриве. Там когда-то была крепость и городок внутри ее стен. Но сейчас крепости уже нет. Большую часть ее камней растащили для строительства монастыря в Мидсхемстеде.

– А нам туда зачем?

– Затем, что римляне строили еще и дороги, по которым теперь передвигаются датчане. Через Дуробриве проходит Эрнинга-страта – главный римский тракт. Идя на юг, ты достигнешь Редингума.

– Понял. Спасибо.

Иоанн посмотрел на небо. В отличие от неба над болотами, здешнее было голубее и прозрачнее. Продолжая махать веслами, Гейрмунн заметил, что местность к северу и югу от реки становится все суше. Болота сменились лесами и пустошами.

– Наверное, это я должен тебя благодарить, – сказал священник.

– Почему?

– За возможность путешествовать с тобой.

Услышанное ошеломило Гейрмунна. Он даже перестал грести.

– Я в Англии недавно, но мне кажется странным, чтобы священник искал себе в попутчики язычника.

– Это правда. Страна меняется. Когда датчане наводнили Нортумбрию, я поспешил покинуть те места. Я направился в Восточную Англию, но и ее успели завоевать. Боюсь, следующей падет Мерсия, и тогда останется один Уэссекс. Сдается мне, что наступит такой день, когда священник, не желающий странствовать с язычником, будет вынужден странствовать один. Но не с каждым язычником я бы пустился в путь, – добавил Иоанн, склоняя голову набок.

– Только с тем, у кого нет меча, – усмехнулся Гейрмунн.

– Подожди-ка. – Иоанн принялся рыться в мешке. – Думаю, тебе это пригодится больше, чем мне.

Иоанн вытащил кожаные ножны, в которых лежал сакс – оружие, слишком длинное для ножа и слишком короткое для меча. Деревянная рукоятка оканчивалась простой железной головкой.

– Это, конечно, не франкская сталь, но режет неплохо.

Чем больше времени Гейрмунн проводил в обществе священника, тем меньше понимал этого человека, подозревая, что Иоанн не в ладах с рассудком.

– Ты отдаешь оружие своему врагу?

– Я и не подумал, что ты мой враг. – Иоанн положил ножны на колени. – Саксы и датчане могут враждовать, но это не значит, что Иоанн и Гейрмунн тоже должны быть недругами. Я никого не считаю врагом.

Эти слова изумили Гейрмунна. На вид Иоанн казался намного моложе Хьёра, но говорил с мудростью старика.

– Ты напоминаешь мне одного скальда по имени Браги Боддасон, – признался Гейрмунн.

– Он был твоим другом?

Гейрмунн не решился бы применить это слово к Браги, но и противоречий оно не вызывало.

– Можно сказать и так.

– А как этот Браги Боддасон посоветовал бы поступить тебе сейчас?

Гейрмунн сделал несколько взмахов веслами, обдумывая ответ.

– Он бы напомнил мне, что своего меча у меня нет, а ты предлагаешь годное оружие. Еще бы он назвал тебя дураком, но не таким, который желает мне зла.

– По большей части я соглашусь. Бери мой подарок.

С южного берега из травы вылетел небольшой ястреб и, прежде чем набрать высоту, пронзительно крикнул на плывущих. Гейрмунн позавидовал птице, чье острое зрение позволяло видеть на далекие расстояния.

– Если уж ты собрался путешествовать со мной, знай: я намереваюсь воевать с саксами.

– Может, по меркам Гейрмунна из Ругаланна я и дурак, но я так и подумал. Поэтому не собираюсь идти с тобой до самого Редингума. К югу отсюда, в двух днях пути, в местечке Ройсия будет перекресток. Оттуда ты двинешься по Икнильдской дороге на Уэссекс. Я пойду дальше на юг, в Лундевик.

– Это Лунданаборг? Что ждет тебя там?

– Надеюсь, мне подвернется корабль, и я уплыву домой, в Саксонию. Если, конечно, у бога нет замысла отправить меня в другое место.

– Доберешься – узнаешь.

– Обычно так и происходит, – сказал Иоанн.

Река успела сделать несколько широких петель, поворачивая то назад, то снова вперед, прежде чем Гейрмунн увидел Дуробриве. Священник был прав, говоря о здешнем запустении. Высота некогда внушительных крепостных стен настолько уменьшилась, что они не удержали бы и овец на пастбище. Но когда Гейрмунн миновал последний изгиб реки и пристал к южному берегу, он увидел уцелевший римский мост. И то помощь путникам – не нужно ломать голову, как перебраться на другой берег. Лодку они с Иоанном затащили поглубже в камыши и спрятали там, а сами выбрались наверх.

В тени моста сделали краткий привал. Гейрмунн сжевал часть хлеба, отданного Иоанном, потом привязал к поясу подаренный сакс. Иоанн закинул мешок на плечо, и они вышли на дорогу.

По правую руку дорога пересекала мост и далее вела на север, к Йорвику. Так говорил Иоанн. В южном направлении дорога проходила под одинокой белой, словно кость, аркой – вероятно, здесь когда-то были городские ворота – и тянулась через покинутый город, рассекая его надвое.

– Ты когда-нибудь видел плоды трудов римлян? – спросил Иоанн, когда они подошли к развалинам города.

– Нет, – тихо ответил Гейрмунн.

В городе не сохранилось ни одного целого здания, но сквозь кусты и деревья, вновь занявшие эти места, виднелись остатки стен и мощные фундаменты. Очертания фундаментов были похожи на огромные руны, повествующие о прошлом на неизвестном Гейрмунну языке. Некоторые строения размерами превосходили усадьбу Хьёра. Их поддерживали каменные колонны толщиной с дубовый ствол. Город занимал не менее пятидесяти акров, а Иоанн считал его маленьким. Даже дорога, по которой они шли, была не похожа на те, по которым ходил и ездил Гейрмунн. Он прикинул ее ширину: саженей шесть. Дорогу покрыли битым камнем, плотно его утрамбовав, и было у нее две неглубокие колеи. Шагая по городу, Гейрмунн все время ощущал незримое присутствие строителей, отчего старался ступать полегче и говорить потише, боясь потревожить мертвецов, и ныне обитавших здесь.

До южного конца города было почти полмили, и когда позади остались руины ворот, Гейрмунн облегченно вздохнул. Город давил на него, внушая ужас. Гейрмунн радовался, что выбрался на открытое пространство.

– Если бы ты, как и я, побывал в Риме, это место показалось бы тебе жалким городишком, – сказал Иоанн, оглядываясь назад.

Гейрмунн хотел назвать его вруном, однако Иоанн не казался ему склонным ко лжи.

– Нечистое это место.

– Ты считаешь, что мертвые могут причинить вред?