Текст книги "Assassin’s Creed. Валгалла: Сага о Гейрмунне"

8

Первые два дня флот плыл по спокойному морю, а на третий с севера нежданно-негаданно налетела буря. Воющие ветры и свирепые волны раскидали в разные стороны корабли Гутрума, вынуждая каждый в одиночку бороться за выживание корабля и команды. Поражение в этой битве означало смерть. Чтобы у «Волнолюбца» не сорвало парус, Рек приказал его снять. Каждый воин должен был отсидеть свою тысячу взмахов на веслах.

Гейрмунн греб, затем брал ведро и вычерпывал воду, после чего снова садился на весла. И так – пока руки и ноги не превратились в подобие мокрого, ни на что не годного камыша. Ветер швырял в лицо дождевые струи вперемешку с волнами, мешая видеть. Плотная облачность не позволяла определить время, а сама буря казалась бесконечной. Вскоре Гейрмунн погрузился в ритм весельных взмахов и уже не знал, сколько часов или дней прошло с начала этого ада.

«Волнолюбец» был сделан на совесть. Корабль имел высокую осадку, будь то на гребне волны или в самой ее низине, где темно, как ночью, пока тебя снова не вынесет на поверхность. Но случались мгновенья, когда волны изгибали корабль, и его нос с ахтерштевнем начинали смотреть в разные стороны. От этих изгибов лопалась обшивка и внутрь хлестала вода. Узнав, что Стейнольфур плавал по морю и кое-что смыслил в кораблях, Гутрум поручил ему заделывать пробоины просмоленной шерстью. Шальги помогал Стейнольфуру. Вскоре парень так навострился, что Стейнольфур целиком перепоручил ему это дело, а сам вернулся к веслам и вычерпыванию воды. Но противостоять морской стихии было бесполезно: едва Шальги затыкал одну пробоину, рядом появлялись две новые.

Гейрмунн вместе с Гутрумом вычерпывали воду, когда к ним подошел Рек и закричал:

– Эгир и Ран хотят нас потопить! Они желают нашей смерти!

– Плюнь на них! – засмеялся Гутрум. – С нами Один!

– Захочет ли Один спасать корабль, на котором плывет исчадие ада? – спросил Рек, глядя на Гейрмунна.

Казалось, вопрос поменял направление ветра. Гейрмунн видел, как сомнение сделало пробоину в обшивке мужества Гутрума, и эта трещина мгновенно прошла по всем воинам на корабле.

– Послушайте! Мы принесем Адскую Шкуру в жертву Эгиру! – заявил Рек. – Пусть йотунн его забирает.

– Нет! – Бросив весло, Стейнольфур по качающейся палубе поспешил на выручку Гейрмунну. – Вначале тебе придется убить меня. Клянусь, я заберу с собою и твоих датчан! И начну с труса! – добавил Стейнольфур, указав на Река.

К ним подбежали Эскил и Шальги. Гейрмунну не требовалось быть прорицателем, чтобы знать, чем это кончится.

– Брат, прекрати! – крикнул Эскил.

– Нет! – Рек выпучил глаза. – Здесь я отдаю приказы! – крикнул он, ударяя себя в грудь.

– А я думаю, здесь приказы отдает ярл! – возразил Стейнольфур, однако Гейрмунн прекрасно понимал, что датчане заодно с Реком.

Гутрум посмотрел на Гейрмунна. Вода стекала со лба ярла. Гейрмунн понял, как надо поступить. Ярл боялся бури и не хотел настраивать против себя людей. Он не станет перечить капитану. Если начнется потасовка, Стейнольфур и Шальги погибнут, пусть даже и сумеют убить нескольких датчан. Тех было в десять раз больше. В этот миг Гейрмунн решил, что должен предотвратить побоище единственным возможным способом.

– Прощай, мой друг, – сказал он и прыгнул за борт.

Море тут же сжало его ледяной хваткой, но вскоре он погрузился под воду, и стало тихо. Буря вернулась через мгновение, когда он вынырнул на поверхность. Стейнольфур выкрикивал его имя и тянулся к нему, перегнувшись через борт. Если бы не Эскил, он бы сам прыгнул в воду, чтобы спасти Гейрмунна.

Быстрое течение относило Гейрмунна от корабля. В какой-то миг он едва не схватился за весло, подчинившись инстинкту выживания, но тут же себя одернул. Еще через мгновение весло и сам корабль уже были вне досягаемости.

Совсем не такую судьбу представлял себе Гейрмунн, покидая отцовскую усадьбу.

Но это была его судьба.

Корабль Гутрума еще не успел скрыться из виду, когда тяжесть доспехов и намокшей одежды потянули Гейрмунна вниз. Он наглотался морской воды, проникшей в ноздри. Он кашлял и отплевывался, но сил бороться с морем не было. Но даже если бы и были, какая разница? Никто не вправе оспаривать решение трех Прядильщиц.

«Если судьба нашла тебя, смело выходи ей навстречу. Это единственно правильный шаг».

На него снизошло спокойствие. Приятие предначертанного. Гейрмунн вытащил нож – единственное оружие, с которым воину надлежит встретить смерть. Он перестал сопротивляться, сделал последний вдох и отдался на волю морской стихии. Его потянуло вниз, вниз, вниз, в темноту и бесконечную бездну водного Гиннунгагапа. Туда, где нет волн, куда не проникает буря. Там Эгир холодной железной хваткой сокрушает всех, будь то норвежец, датчанин или сакс.

Гейрмунн задерживал дыхание. Его бездумное тело по-прежнему цеплялось за жизнь. Но вскоре у него не будет выбора. Морская толща давила на голову, набиваясь в уши. Жжение в легких вскоре разошлось по всему телу. Каждый мускул и сустав жаждали воздуха. Когда Гейрмунн открыл глаза, в ледяной тьме он увидел плавающие вокруг искры, похожие на угли Муспельхейма.

Одна искра оставалась неподвижной. Это зернышко света под ним становилось все ярче и крупнее. Должно быть, Ран явилась посмотреть, как он тонет, и потребовать приношения. Гейрмунн закрыл глаза, однако свет не исчезал, оставаясь достаточно ярким и окрашивая все в красные тона. Он дрожал от гула, сотрясавшего кости. Когда удерживать дыхание стало невмоготу, Гейрмунн открыл рот и впустил в себя море. Лед и соль холодным огнем обожгли легкие. Он старался не сопротивляться, однако руки и ноги не слушались. Гейрмунн затрясся всем телом перед морским богом. Свет усилился и теперь обжигал, ослеплял и, словно раскаленный прут, проникал из разума в мысли, пока в мозгу Гейрмунна не осталось ничего.

Свет исчез. Какое-то время Гейрмунн ничего не видел. Снова открыв глаза, он обнаружил, что лежит посреди огромной усадьбы, крыша и стены которой уходили в темноту и не позволяли судить о размерах. Кажется, он был здесь один. У Гейрмунна болело все тело, словно вода не оставила живого места. Гейрмунн медленно сел, вспоминая предшествующие события. Только что он тонул, погружаясь на дно, однако сейчас его одежда была не промокшей насквозь, а лишь влажной. Нож непонятным образом вернулся в ножны на поясе.

Кровать, на которой лежал Гейрмунн, была стальная, с углублениями, соразмерно его телу. Таких кроватей он никогда не видел и не слышал об их существовании. Зачем неведомому кузнецу понадобилось тратить столько хорошего металла на сущую безделицу? Стены и пол вокруг кровати были высечены из цельной скалы и отполированы до блеска. Гейрмунну показалось, что зал, куда он попал, замурован где-то в недрах горы. Должно быть, он угодил в жилище бога или йотунна.

Гейрмунн решил, что умер, но оказался не на Валгалле. Рядом – никого из воинов. Ноздри не улавливали запаха пиршественного угощения, а уши – звуков боя. Гейрмунн сознавал: то, как он сражался и погиб с одним лишь ножом в руке, вряд ли понравится Одину. А может, эти сумрачные чертоги принадлежали богине Хель? Судя по царившему холоду, здесь обитали мертвые. Но в таком случае почему на всем громадном пространстве нет никого, кроме него? Если же усадьба не принадлежала ни Одину, ни Хель, значит он попал во владения богини Ран. Однако здешние стены противоречили сказаниям о ее коралловых пещерах. Теряясь в догадках, куда же он попал, Гейрмунн решил отправиться на поиски хозяина.

Встав с металлической кровати, Гейрмунн с удивлением почувствовал, что стоит на достаточно твердых ногах. Боль и слабость в теле ослабевали. Правда, он всегда думал, что мертвые не чувствуют боли. Должно быть, эти ощущения – остатки воспоминаний о смерти.

Вглядевшись в сумрачную даль, Гейрмунн заметил очертания прохода и двинулся туда. Подойдя ближе, он увидел остроконечную арку высотою в три человеческих роста – причем намного выше среднего – и шириною чуть больше его вытянутых в стороны рук. За аркой тянулся длинный проход, в конце которого мерцал яркий свет.

Миновав часть прохода, Гейрмунн увидел, что полированный камень закончился. Дальше стены и потолок были сделаны не то из хрусталя, не то из стекла. По мнению Гейрмунна, только бог мог позволить себе израсходовать такое количество драгоценного материала для облицовки прохода и придать ему столь совершенный вид. Восхищаясь искусным ремеслом, Гейрмунн убедился, что стены прозрачны, а то, что он вначале принял за темные пятна внутри стекла, находится снаружи. Он вернулся на середину прохода, задрал голову и снова открыл рот в изумлении.

Он стоял под водой. Под морской толщей. Ран забрала его в свой мир. Значит, он по-прежнему жив.

За прозрачной стеной простиралась черная бездна, в которой мелькали огромные, едва различимые тени. На морском дне виднелись очертания каменных столбов или обломков древесных стволов. И где-то в этой бездне таился змей Ёрмунганд, дожидаясь пробуждения и поднятия из глубин.

– Да хранит меня Тор, – прошептал Гейрмунн, но его шепот гулким эхом отразился от стен.

Он оторвался от созерцания бездны и вновь посмотрел на яркий свет, мерцавший в конце прохода. Теперь Гейрмунн шел туда с некоторой опаской. Ведь он не утонул, а значит, по-прежнему может умереть. Меч остался на корабле Гутрума. Бронзовый нож, подаренный Браги, – единственное его оружие. Добравшись до конца прохода, Гейрмунн вытащил нож и заглянул во второе помещение.

По размерам оно уступало первому, но было сделано из такого же камня. Стены и пол украшали затейливые узоры с вкраплениями серебряной инкрустации. Возле одной стены стоял алтарь, окруженный покровом света, который раскачивался, словно шпалера на ветру. За световым покровом, на алтаре, лежал золотой браслет. Он блестел, призывая Гейрмунна подойти ближе. Гейрмунн вошел, но остановился в нескольких шагах от алтаря, опасаясь дотронуться до сокровища неведомого бога.

– Если хочешь, возьми его.

Гейрмунн испуганно вскрикнул и обернулся.

Этот громкий, сильный голос, казалось, исходил отовсюду. Озираясь в поисках источника, Гейрмунн заметил в углу человека. Тот был выше его на целых два локтя. От незнакомца исходило неяркое свечение, похожее на свет луны. Он был одет в тунику из тонкого полотна или шелка, поверх которой блестел металлический нагрудник. Голову украшал серебряный шлем. Гейрмунн не сомневался, что перед ним – бог, но кланяться не торопился. Вначале надо узнать, какой это бог.

– Ты Эгир? – спросил Гейрмунн.

– Я известен под многими именами, но ты можешь звать меня Вёлундом.

Гейрмунн слышал сказания о человеке по имени Вёлунд. Тот не был богом, но общался с богами и королями, поскольку был на редкость искусным и даровитым кузнецом, а сделанные им вещи вызывали всеобщую зависть.

– Что это за место? – задал новый вопрос Гейрмунн, по-прежнему сжимая нож в руке.

– Мой дом. Моя кузница, – ответил Вёлунд.

– Так мы сейчас под толщей моря? – глядя в потолок, спросил Гейрмунн.

– Да. В далекие времена почти все северные земли были покрыты ледяными горами. Тогда это место находилось на суше. Твои предки охотились здесь на могучих туров и собирали пропитание в лесах. Потом лед стал таять, а море – подниматься. Леса и моя кузница оказались под водой, а твои предки переселились на новые земли.

Ледяные горы и потопы существовали только в сказаниях. Бури – отца Бора и деда Одина – извлекла из инея корова Аудумла, когда отступали льды Нифльхейма. Потомки Бури убили йотунна Имира и из его трупа построили мир.

– Как я здесь оказался? – спросил Гейрмунн.

– Ты тонул, и я тебя позвал, – объяснил Вёлунд.

Он подошел ближе. Гейрмунн заметил, что смотрит сквозь кузнеца и видит стену у того за спиной. Его пробрал холод.

Гейрмунн поднял нож и попятился, бормоча:

– Ты не человек.

– Да, я – не человек, – согласился Вёлунд.

– Ты живой?

– Был когда-то.

– Если ты не живой, тогда кто ты?

– Считай меня воспоминанием, – подумав, ответил кузнец.

– Чьим воспоминанием?

– Богов.

Гейрмунн почувствовал, что теряет ясность рассудка. Жив ли он на самом деле? Где находится? Не сон ли все это?

– Я живой? – спросил он.

– Да, ты живой.

– Почему?

– Хочешь знать, почему ты живой?

– Нет. Почему ты меня спас? В бурях тонет много кораблей. Их команды гибнут и идут ко дну. – Гейрмунн огляделся по сторонам. – Похоже, я – единственный, кого ты позвал в свою усадьбу. Вот я и спрашиваю: почему ты спас только меня?

– Теперь я понял твой вопрос. – Вёлунд повернулся к алтарю. – Этот браслет – часть ответа.

Гейрмунн не опустил руку с бронзовым ножом, но снова обратил внимание на алтарь и браслет. Ничего подобного он еще не видел. Браслет состоял из семи частей. Каждую украшала своя руна, и каждая, как показалось Гейрмунну, изнутри светилась своим светом.

– У этого браслета есть имя, – сказал Вёлунд. – Твои предки называли его Хнитудр.

– Мои предки? – переспросил Гейрмунн, шагнув к алтарю.

– Да. – Вёлунд махнул рукой, и световой покров, окружавший браслет, исчез. – Как я уже говорил, в тебе течет кровь твоих предков, – что жили здесь, пока это место не погрузилось под воду. Ты мне знаком. И другой твой предок был мне знаком, когда он тонул и я схожим образом его спас.

У Гейрмунна был лишь один предок, который едва не утонул.

– Ты говоришь о Хьёрлейфе? Это мой прадед по отцовской линии.

Вёлунд кивнул.

– Но в таком случае… Ты – морской человек. Он поймал тебя в сеть.

– Едва ли он сумел поймать меня в сеть.

– Ты же морской человек из сказания о Хьёрлейфе? Ты предсказал ему судьбу.

– Я предсказал наиболее вероятную из множества его судеб.

Гейрмунн опустил нож:

– Как это понимать? У каждого из нас только одна судьба, и ее не избежать.

– Судьба – всего лишь слово, обозначающее результат выбора и его последствия. Вот последствий действительно не избежать, когда выбор уже сделан. Каждое действие встречает противодействие. Скажи, ты веришь в неизбежность выбора?

– Нет. Я всегда могу выбирать, как мне встретиться с судьбой.

– Можешь ли? – улыбнулся Вёлунд. – Мог бы ты выбрать остаться на суше и не пытаться пересечь море?

Гейрмунн задумался:

– Нет. Это было делом чести. Я поклялся следовать за Гутрумом.

– А когда ты давал клятву, у тебя был выбор?

– Нет, потому что по-другому я никак не мог.

Гейрмунн знал: не принеси он клятвы, Гутрум не взял бы его на корабль, а если бы его не взяли на корабль, ему пришлось бы и дальше томиться в отцовской усадьбе в Авальсснесе. Каждый сделанный им выбор заключал в себе только один путь, но этот путь определялся предыдущим выбором, а предыдущий выбор – выбором, сделанным ранее. Выбирать по-другому… это сделало бы Гейрмунна другим человеком, не таким, как сейчас. Но каждый его выбор отнюдь не был неизбежным. У него имелись и другие возможности. Только осуществить их было бы труднее.

– Последствие – это закон, – продолжал Вёлунд. – Выбор запечатлен у тебя в крови, благодаря чему я вижу то, что ждет тебя впереди.

– Для кузнеца ты очень мудр, – сказал Гейрмунн. – И что же ты видишь в моем будущем?

– Предательство и поражение. – Вёлунд говорил так, словно перечислял доход от скудного урожая. – Ты сдашься врагу, но не будешь знать, кто твой враг.

Гейрмунн нахмурился:

– Ты путаешь меня с отцом и старшим братом. Я никогда не сдамся врагу.

– Ты уже сдался морю.

Гейрмунн собрался возразить, однако понял, что не может, отчего рассердился на кузнеца. Да, он сдался морю, но это не означало, что сдастся врагу, каким бы тот ни был.

– Наверное, ты не настолько мудр, как я думал.

– Я говорю правду. – Лицо Вёлунда под серебряным шлемом оставалось спокойным. – Я не ощущаю необходимости убеждать тебя в своих словах.

Внимание Гейрмунна вернулось к браслету.

– Почему его назвали Хнитудром? Что с ним связано?

– Он так назван, поскольку является частью судьбы каждого, кто его носит. Браслет – это закон. Выбор, взять его или нет, принадлежит тебе.

Браслет воспринимался Гейрмунном как приманка в силке. Предначертано ли ему судьбой взять этот браслет или отказаться? Но даже если у него и был выбор, кто откажется от красивой вещицы, изготовленной кузнецом Вёлундом?

Гейрмунн вложил бронзовый нож в ножны и подошел к алтарю, где лежал Хнитудр, сверкая и ожидая его выбора. Однако Гейрмунн все отчетливее понимал: у него нет выбора. Он не откажется от предложения. Браслет был наградой, достойной конунга, и если его предки назвали поделку Вёлунда Хнитудром, право обладать браслетом принадлежит ему с самого рождения.

Гейрмунн потянулся за браслетом. Едва рука коснулась золотой поверхности, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, а его разум мгновенно сгорел, превратившись в пепел.

9

Очнувшись, Гейрмунн обнаружил, что лежит, утыкаясь лицом и животом в ил. Поблизости плескалась вода, и кричали крачки. Поначалу он решил, будто снова очутился в Рибе. Может, он вовсе не покидал берега, а буря, прыжок за борт и встреча с Вёлундом ему привиделись. Открыв глаза, Гейрмунн убедился, что он – не на Ютландии. Куда его занесло – неизвестно.

Кряхтя, он поднялся на ноги. Одежда насквозь промокла. Правая рука что-то сжимала. Взглянув на нее, он увидел Хнитудр. Значит, подводная усадьба ему не привиделась. Должно быть, Вёлунд или иная сила перенесли его в незнакомое место, где он сейчас и стоял.

К северу и югу от него тянулась илистая низина, во многом похожая на побережье в Рибе. Однако море омывало его не с западной стороны, а с восточной. Стало быть, его выбросило на английский берег. К западу, за бесконечной низиной, Гейрмунн увидел край болота. Похоже, его занесло в болотистые места Восточной Англии. Если так, он оказался на землях, завоеванных датчанами, но намного севернее Лундунаборга и реки Темзы, куда Берси направил флот.

Все корабли, уцелевшие в буре, поплыли туда, предоставив Гейрмунну самостоятельно добираться до Редингума, где корабли Берси должны были встретиться с армией Хальфдана. Он помнил, что Берси намеревался войти в Темзу и плыть на запад. Значит, Редингум лежал где-то на юго-западе. Гейрмунн не представлял, сколько продлится его путешествие, но проделать этот путь придется, хотя бы для воссоединения со Стейнольфуром и Шальги. Оба поплыли в Англию, потому что принесли ему клятву верности. Гейрмунн вспомнил лицо Стейнольфура, когда тот силился вытащить его из воды, и болезненно поморщился.

Он снова посмотрел на браслет, золото которого не только отражало солнечный свет, но и светилось само. Нет, такую вещицу нужно спрятать. Выставлять браслет напоказ – значит притягивать грабителей, которые могут встретиться на пути. И не столь важно, ограбит ли его сакс, норвежец или датчанин. Бронзовый нож – не ахти какая защита. Гейрмунн засунул браслет под тунику, ближе к поясу. Там подарок Вёлунда никто не увидит. Затем он зашагал по низине, держа путь на юго-запад.

Английский воздух был теплым и влажным. Сапоги Гейрмунна вязли в приливной низине. Некоторые лужи и протоки оказывались довольно мелкими, и он переходил их вброд. Иные выглядели глубокими и опасными. Чтобы обогнуть их, Гейрмунну приходилось тратить больше времени и усилий. А ведь болота наверняка еще хуже. От датчан он кое-что слышал о трясинах. Путь сквозь болотистые пространства может занять не один день, и это если знаешь обходы и проходы, а он не знал. Надо искать средство передвижения более быстрое, чем собственные ноги. Или – проводника из местных, кто покажет ему самый безопасный путь.

Подойдя к границе болота, Гейрмунн увидел в камышах просвет. До него было недалеко, нужно лишь взять севернее. Скорее всего, он наткнулся на устье реки, текущей по низине навстречу морю. Река обязательно приведет его к какой-нибудь деревне или городу, где он попытается купить лодку. В сумке Гейрмунна еще оставались марки серебра.

Он пошел в сторону устья. Река оказалась широкой и лениво текущей. Зато ее берег позволял, не увязая в болоте, двигаться в нужном направлении.

Чем дальше заходил Гейрмунн в эту болотистую местность, тем тяжелее становился воздух. Над головой вились тучи кусачих мух. Куда ни глянь – сплошь высокая трава, камыши, чахлые осины и низкорослые кустарники, растущие среди лабиринта солоноватой воды. И все это окутывала тонкая пелена тумана, который никогда не рассеивался и не поднимался. Гейрмунну постоянно хотелось пить, но утолять жажду он решался лишь из ручьев, впадавших в реку, считая их воду самой пресной и чистой. Увы, даже там вода отдавала торфом.

Солнце постепенно перекатилось в западную часть неба и стало неспешно опускаться, а Гейрмунн все больше задумывался, где он заночует, если до заката не встретит человеческое жилье. Кресало с кремнем уцелели и по-прежнему лежали в сумке, а вот трутовик после купания в морской стихии превратился в бесполезный комок. Чтобы в этом убедиться, Гейрмунну не требовалось лезть в сумку. Впрочем, и дрова были не лучше. Попадавшийся сушняк было бы правильнее назвать «мокряком». Такие стволы и сучья вряд ли загорятся. Желудок требовал раздобыть пропитание. Но Гейрмунна больше заботила одежда, так и не высохшая за день. Если он не отыщет сухой трутовик, его ожидает очень холодная ночь.

Под вечер туман рассеялся, но Гейрмунну по-прежнему было трудно оценить, много ли он успел пройти. Этому мешали изгибы реки и болотистая суша. Расстояние, пройденное по прямой дороге, среди болот возрастало вдвое, если не больше. Попытки отмахиваться от мух и комаров ничего не давали. Он расчесывал места укусов, понимая: если застрянет на одном месте, крылатые твари высосут из него всю кровь.

Гейрмунна удивляло, что до сих пор он не столкнулся с людьми, будь то саксы или датчане. Однако местность не выглядела необитаемой, и он не ощущал себя первопроходцем. Казалось, окрестные болота затихли и затаились подобно дичи, почуявшей опасность.

И только когда солнце коснулось верхушек зарослей осинника на горизонте, ноздри Гейрмунна впервые уловили запах дыма. Но дым не был свежим и пах не костром, а пожаром. В этом месте река расширилась. Ее вода была черной от пепла. В воздухе распространялось зловоние смерти. Вскоре Гейрмунн наткнулся на первый труп, плававший в камышах: распухший, посиневший, густо облепленный мухами. Это был мужчина. Из-под длинной одежды торчали опухшие ноги. Такую одежду носили христианские прорицатели и священники. Его убили мечом или топором, раскроив череп.

Вскоре ему попался второй труп, затем третий и еще несколько. И все – мужчины в одеждах священников. Всех убивали жестоким образом, калеча и расчленяя тела. Гейрмунну встречались части тел. В одном месте на него смотрела отрубленная голова совсем молодого парня, который был не старше Шальги.

Такую смерть Гейрмунн видел впервые. Там, где он жил, люди умирали от старости, болезней или несчастных случаев. О смертях на войне и во время набегов он только слышал. И хотя, покинув отцовскую усадьбу, он был готов убивать саксов, сам еще никого не убил и не стал свидетелем столь жестокого убийства.

От жуткого зрелища, тягостных мыслей и зловония его чуть не вырвало. Борясь с тошнотой, Гейрмунн едва не потерял бдительность и не выдал себя. Близость живых людей он почувствовал раньше, чем услышал голоса. Его выручил инстинкт. Гейрмунн замер и вслушался.

Судя по манере речи, это были датчане. Расстояние не позволяло разобрать слова. Гейрмунн опустился на мокрую землю и пополз, не зная, чего ожидать от этой встречи. Вскоре он заметил островок, поросший деревьями и окруженный рекой и болотами. Оттуда доносилась датская речь.

Остров соединялся с берегом и болотом деревянными мостками. Других способов подобраться к датчанам не было. Значит, прежде чем встретиться с ними, ему придется выдать свое присутствие.

За спиной Гейрмунна, в камышах, что-то зашуршало. Обернувшись, он увидел датчанина, шедшего со стороны болот с корзиной. Датчанин был молод, но несколько старше Гейрмунна. Его золотистые волосы были собраны на макушке и заплетены в косу. Увидев Гейрмунна, датчанин бросил корзину и схватился за топор, но вскоре опомнился, заметив, что появившийся незнакомец вооружен лишь ножом.

– Ты не сакс, – сказал датчанин.

– Я из Ругаланна, – покачав головой, ответил Гейрмунн.

– Норвежец? – Датчанин сощурился. – Что-то ты не похож на норвежца. Да и на датчанина тоже.

– Я норвежец, – вздохнул Гейрмунн. – Принес клятву верности ярлу Гутруму.

Норвежец стал озираться по сторонам, рассчитывая увидеть спутников Гейрмунна.

– Я один, – успокоил его Гейрмунн. – Сильно проголодался. Мне найдется место у вашего костра?

Датчанин кивнул, отойдя на шаг.

– Конечно. Идем. Ты понесешь корзину. Я тащил ее издалека. Руки отваливаются.

Лезвием топора он указал на корзину.

Гейрмунн медлил. Такую корзину нужно нести обеими руками. Значит, придется убрать нож и поставить себя в уязвимое положение. Наверняка парень все это обдумал.

– Меня зовут Фасти, – представился датчанин.

– А я Гейрмунн.

– Я отведу тебя к Одмару, – сказал Фасти. – Это командир нашего отряда.

Солнце опустилось еще ниже. Болото погружалось в сумерки. Выбор у Гейрмунна был невелик. Он решил, что лучше довериться датчанам, чем ночевать одному и на холоде. Если же датчане не заслуживают доверия, пойдет он с Фасти или нет, они в любом случае будут представлять для него угрозу, поскольку знают, что он где-то поблизости.

Гейрмунн кивнул датчанину, убрал нож и нагнулся за корзиной. В ней лежало несколько десятков устриц в шероховатых раковинах. Некоторые пузырились по краям. Когда Гейрмунн поднимал корзину, раковины бились друг о друга и скрипели. Ноша и в самом деле оказалась тяжелой.

Фасти указал на проход в траве, намекая, что Гейрмунн пойдет первым. Гейрмунну такая затея не понравилась. Неизвестно, что взбредет на ум парню, вооруженному топором.

– Иди ты первым, – сказал он Фасти.

Теперь уже Фасти медлил.

– Я сейчас безоружен, – сказал Гейрмунн, поднимая корзину. – Вряд ли я закидаю тебя устрицами. Я бы нашел им более удачное применение.

Датчанин улыбнулся:

– Это правда. Лучше их съесть.

Он зашагал к проходу. Гейрмунн двинулся следом.

Проход окончился лестницей из каменных плит. По ней они спустились к мосткам, которые Гейрмунн видел издали. Те оказались длиннее, чем он представлял. Идти было удобно, как по твердой земле. Под ногами не ощущалось пустоты, как на мосту или пристани. Обернувшись, Фасти увидел, что Гейрмунна заинтересовала особенность мостков.

– Саксы вбили в дно реки высокие столбы, – пояснил он. – Поставили тесно, как стрелы в колчане. Мостки проложены по верхушкам столбов. – Он топнул сапогом, показывая их крепость. – Как видишь, прочные. А столбы поставлены так, чтобы вода могла свободно течь.

– Умно придумано.

– Саксы умом не обделены, это верно. Но датчане сильнее, – заявил Фасти, вскидывая руку с топором.

Сойдя с мостков, Гейрмунн оказался на острове, густо поросшем деревьями и колючими кустарниками. Фасти повел его через заросли ежевики к тропке. Тропка поднималась по склону пологого холма. Достигнув вершины, Гейрмунн увидел большое поле, где всю растительность уничтожили люди. Посередине стоял обугленный остов здания. Его сожгли сравнительно недавно, поскольку развалины еще дымились.

– Что тут было? – спросил Гейрмунн.

– У саксов это место зовется Анкариг. Тут у них стоял христианский храм. Небольшой. Деревянный. – Фасти указал на запад. – А вверх по реке есть другое место – Мидсхемстед. Там тоже есть храм, но намного больше этого и каменный.

От огня пострадало еще несколько строений. Случайно или намеренно – оставалось только гадать. Пожар не пощадил и огорода. Лавируя между черными обломками и грудами пепла, Фасти добрался до развалин храма. Войдя следом, Гейрмунн увидел датчан, рассевшихся вокруг костра на фундаменте храма. Их была дюжина, если не больше. Все повернулись в сторону Гейрмунна, но внимательнее всех на него смотрел коренастый темноволосый воин с тревожными морщинами на лбу и бородовидным топором у пояса.

– Фасти, а это кто? – спросил коренастый.

– Меня зовут Гейрмунн Хьёрлейф.

– Я тебя не спрашиваю, – оборвал его воин.

– А мне чужие языки не нужны. Свой есть. Ты и есть Одмар?

Коренастый свирепо покосился на Фасти:

– Ну я.

– Я нашел его на берегу реки, – пояснил Фасти, переминаясь с ноги на ногу. – Называет себя норвежцем.

– Никакой он не норвежец, – фыркнул Одмар. – Гирвас он. Болотный сакс.

– Я родом из Ругаланна, – возразил Гейрмунн и опустил тяжелую корзину на землю. Раковины устриц заклацали. – Я отплыл из Ютландии, из Рибе, с флотилией Берси.

– Да ну? – Одмар огляделся по сторонам. – И где же он? Где корабли Берси.

– Скорее всего, в Лундунаборге, куда он собирался. Меня во время бури смыло за борт и выбросило в здешних краях.

– Должно быть, тебе повезло, или у тебя бог в покровителях. А может, ты просто врешь. – Одмар покосился на корзину. – Это наши устрицы?

– Они, – ответил Гейрмунн.

– Вываливай на угли, – распорядился Одмар.

Гейрмунн хоть и не сразу, но подчинился, опрокинув содержимое корзины на угли близ кромки пламени. Раковины тут же начали посвистывать и попискивать. Датчане потянулись за ними. От кипящего сока створки раковин лопались. Улыбающиеся воины жадно глотали сок, затем ножами выковыривали устричное мясо. Гейрмунн стоял, пока Одмар не махнул ему, разрешая присоединиться к остальным. Рот командира был набит очередной устрицей.

Первая же раковина обожгла Гейрмунну язык соком со вкусом морской воды. Зато мясо оказалось жирным и вкусным. За считаные мгновенья все устрицы были съедены. Гейрмунну удалось вытащить шесть. Съев их, он бросил створки раковин в общую кучу.

– Я целый день их собирал, – заявил Фасти, глядя на остатки добычи.

– Не хнычь, – сказал Одмар, вытирая рукавом рот и бороду. – Завтра наберешь новых.

Несколько датчан засмеялись. Одмар снова повернулся к Гейрмунну:

– Как ни крути, не похож ты на норвежца.

– Я с рождения не похож на норвежца, – ответил Гейрмунн. – Думаешь, ты первым это заметил?

Это вызвало новый всплеск смеха. Теперь засмеялся и Одмар.

– Садись, норвежец, с нами. Дым и запах пожарища отгоняют докучливых комаров.

– Спасибо, Одмар.

Гейрмунн сел к огню. Голода он больше не ощущал. Недавняя тревожность тоже поуменьшилась.

– Как вижу, твой меч остался на корабле, – сказал Одмар. Он оглядел своих воинов. – Мы – люди Уббы. Фасти ему родня. Мы находились в Хагелисдуне. Там Убба убил Эдмунда – короля этих болотных саксов. Нынче он движется на Мерсию. А мы остались в этих болотах, чтобы местные людишки не баловали.

Гейрмунну вспомнились трупы на реке. Неужели священники могли как-то сопротивляться датчанам? Он снова обвел взглядом окрестности сожженного храма и вдруг заметил строение, уцелевшее в пожаре: круглую хижину из палок и глины, стоящую близ бывшего огорода. То была единственная тень в сумерках, сгустившихся над болотом. Двери у хижины не было. Только узкое окошко. Одно это выделяло ее среди других построек. Хижина легко могла бы сгореть, однако не сгорела. Значит, ее намеренно не тронули.