Текст книги "500"

Затем я заметил, как Уокер с интересом разглядывает через зал красивую студенточку лет двадцати. Когда нас попросили сделать последний заказ, предупредив, что бар закрывается, я спросил Эрика, какие его дальнейшие планы. С медлительностью, свойственной жителям Миссисипи, он проговорил:

– А теперь я собираюсь стрёмно оттянуться, – и двинулся за ней.

Уж не знаю – да и не хочу знать, – что это в его устах означало. Впрочем, догадки у меня были вполне приличные.

Это был первый раз, когда он расслабился в моем обществе, и с тех пор такое случалось все чаще. Я с трудом разбирал чудовищную смесь жаргонных, бранных, креольских и каких-то совершенно диких словечек, которыми он изъяснялся, – но, может, это и к лучшему. Главный смысл этой тарабарщины я все же понимал. Некоторый шок я испытал, когда дошло до грубого обращения с женщинами, – все же кое-что папаша и мне сумел передать. Половина из того, что говорил Уокер, будто расшатывало элементарные законы природы и человеческой анатомии. Но, если не считать всего того, что выплескивалось из него где-нибудь в раздевалке, в целом Эрик был славный парень, с которым можно приятно провести время, и выгодно выделялся из всех знакомых мне завсегдатаев столичных коктейльных вечеринок.

В этот вечер, у Чипа, Уокер, по обыкновению, преображался просто на глазах. Немного поразглагольствовав насчет огромных возможностей своей партии на середине срока полномочий, он понизил голос до шепота, обвел глазами комнату и спросил меня, не желаю ли я «окунуться в тайну». Заметив, что в пределах слышимости оказалась очаровательная молодая женщина, он с любезной улыбкой повернулся к ней и вовлек ее в совершенно невинную беседу, сравнивая достоинства образования в Йеле и в Брауне.

– Я замолвлю за вас словечко, – кивнул он, после чего, приведя собеседницу в дикий ужас, завершил разговор такими тонкостями любовно-половой темы, о которых я здесь, пожалуй, умолчу. Впрочем, Уокеру казалось, что говорит он гораздо тише, чем это было на самом деле. Глуша стакан за стаканом, он стремительно пьянел.

Подловив меня на пути в ванную, Маркус тихо проронил:

– Что бы ни было, держись сегодня с Уокером.

– Зачем? – не понял я. – Что происходит?

– Будет лучше, если ты побудешь с ним. Уж ты мне поверь.

Все как всегда: старшие у Дэвиса напускают загадочного тумана. Я не знал, что конкретно нам нужно от Уокера, кроме того, что мужик метит в политические тяжеловесы и надо узнать его получше. Мне довелось краем уха услышать пару намеков, явно для меня не предназначенных, да кое-какие детали я чуть ли не клещами вытянул из Маркуса.

В общем, был у нас клиент, один хлыщ то ли из Боснии, то ли из Косово – я никогда не мог толком разобраться в этих адских дырах, истерзанных войнами девяностых, – который хотел провести несколько поправок в готовящийся законопроект по международным отношениям, чтобы то ли удешевить для себя экспорт, то ли что-то в этом роде. Еще одна крохотная лазейка, которую никто и не заметит. Фокус был в том, чтобы подождать, пока Белый дом и сенат выпустят свои варианты законопроекта, а согласительный комитет увяжет их в единое целое. Для Капитолийского холма это вполне обычный финт ушами, и в прокуренных кулуарах у какой-нибудь легенды политики всегда услышишь нечто похожее. Уокер был почти утвержденным новым членом Комитета по международным отношениям, так что имело смысл привлечь его на свою сторону.

Совершенно типичное дело – мы чуть ли не каждую неделю такое обтяпывали у Дэвиса. Но вот чего я никак не мог понять: почему о нем так тихарились, будто это какая-то государственная тайна? Никогда на моей памяти ни с одним делом в фирме так не темнили.

Однако я был всего-навсего солдат и потому подчинился начальнику и остался с Уокером. Теперь у Эрика был тяжелый сосредоточенный взгляд человека, достигшего высшей точки опьянения. Мне совсем не нравилось то, в какое русло все это заходит, и если б не работа, я бы давно оттуда слинял. Мой приятель-конгрессмен вопиюще нарушал главную заповедь вашингтонской ночной жизни: никогда не развлекайся на вечеринках.

Уокер что-то пробормотал, тяжело глядя в пространство.

– Что? – переспросил я.

– У тебя нормально… ну… с Тиной?

Я не мог припомнить, кто такая эта Тина, – вокруг Уокера всегда вертелась пестрая толпа, – но мне вовсе не хотелось выводить друга из его пьяно-благодушного спокойствия. И уж чего-чего, а никаких проблем у меня ни с какой Тиной не было, и потому я честно мотнул головой:

– Ну разумеется, – и потянул Уокера в пустую гостиную; он пытался нашарить в кармане ключи – скверный знак.

Гостиная оказалась вполне подходящим для него местом, хотя у входа и топтались несколько человек, проявляя любопытство. А еще я увидел Маркуса, который деликатно отметился передо мной, болтая с двумя скуластыми козлобородыми парнями. Я на минутку оставил Эрика и поспешил к шефу. Я надеялся прояснить свое нынешнее поручение, рассчитывая просто посадить Уокера в тачку и отправить домой. А потому метнулся узнать, какое приключение уготовил мне Маркус на сегодня.

– Майкл Форд, – проговорил тот, – позвольте представить вас двум дорогим друзьям «Группы Дэвиса».

Это был условный знак. Просто «друзья» означали третьестепенных клиентов (из списка «В»). «Близкие друзья» – клиентов из списка «Б». «Дорогие друзья», соответственно, относились к первостепенным клиентам. Так что эти ребята пользовались приоритетом.

– Это Мирослав Гуцина и Александер Льребов, – отрекомендовал Маркус. – Они из торгового представительства Сербии.

Эти торговые советники, несомненно, были весьма интересной парочкой. Мирослав оторвал зубами кусок недожаренного бифштекса на кростини, затем подал мне руку.

– Приятно познакомиться, – пожал я протянутую ладонь.

Затем обменялся приветствием с Александером – словно поздоровался со шлакоблоком.

– Позвольте мне на секунду похитить Маркуса, – сказал я.

Тот извинился, и мы отошли в сторонку.

– Что это за спектакль тут с Уокером? – спросил я.

Он посмотрел на меня таким невинным и ничего не понимающим взглядом, что я лишь тягостно вздохнул.

– Следи, чтобы ему было хорошо, – выдавил он наконец. – И запомни: «Группа Дэвиса» не спускает с тебя глаз.

Проклятье! Эти балканцы, надо думать, и финансировали обольщение конгрессмена Уокера, и именно из-за них я и оказался нынче в дурацком положении.

Уокер уже обеспокоенно махал мне рукой, готовый к выходу. Я вернулся к нему.

– Это твой там новый «кадиллак CTS»? – спросил я Эрика.

– О да, – осклабился он.

– И ты готов мне доверить эту лапочку?

Я знал, это куда лучше, чем оказаться заложником пьяного в стельку южанина с непомерным гонором и ключами от машины, – по крайней мере, не имея хорошей защиты.

– Да уж прямо и не знаю…

– Пойдем.

Он повел плечами и, мгновение подержав на ладони ключи, отдал мне их без малейших колебаний. Я даже слегка удивился.

– Пойдем, мужик. К едрене фене это сборище гёрлскаутов. Я знаю местечко, где о нас неплохо позаботятся.

Звучало это не очень-то заманчиво, ассоциируясь у меня с публичным домом. До меня дошло, что ключи он так легко мне отдал вовсе не из соображений общественной безопасности, а потому, что и впрямь хотел закатиться со мной куда-нибудь еще.

Ну и хорошо – потому что Маркус с сербами вызвали у меня неясный страх. И потому, что я всего лишь послушная мелкая сошка и, выполняя распоряжение Маркуса, обязан сопровождать Уокера.

Уже тогда у меня было стойкое предчувствие, что эпизод с Уокером хорошо не кончится и что нынешней ночью я огребу себе еще одну, особую проблему. А заключалась она в солидном бугае, что присматривал сейчас за Уокером и мной из коридора, который весь вечер не спускал с меня глаз и явно был недоволен тем, что я собираюсь прошвырнуться по ночному городу в компании с тем еще кобелем.

А почему, спросите, меня это так беспокоило? Дело в том, что этот бугай был не кто иной, как Лоуренс Кларк… Ой, простите, сэр Лоуренс Кларк, председатель PMG – мощнейшего фонда с капиталом едва ли не в тридцать миллиардов долларов. Но самое главное – это был отец Энни и к тому же бывший игрок национальной сборной Англии по регби. Сама Энни сейчас обитала у меня – чтобы не кататься каждый вечер к черту на рога, на свою квартиру в Гловер-парке. И если вспомнить, как легко мы с Энни сошлись, то невольно, сами собой напрашивались подозрения: может, где-то меня поджидает коварная ловушка?

Первой такой ловушкой как раз и оказался Лоуренс Кларк. Я готов был сквозь землю провалиться, лишь бы он не видел, как я направляюсь в компании с Уокером в какой-нибудь бордель. Кларк метал в меня яростные взгляды, Уокер настойчиво тянул к выходу, а Маркус стоял тихонько в стороне, наблюдая мои корчи в попытках выбрать из двух зол меньшее.

Глава пятая

К тому времени как я встретился с сэром Ларри, я уже не был тем задирой из низов, как раньше. Как бы ни корячила тебя когда-то прежняя несладкая жизнь, в какой-то момент (а для меня такой момент настал, когда я приобрел домик с двумя комнатами и выложил оставшееся на швейцарские часы от Дэниела Рота) все это кажется уже смешным. Оставив на память несколько обрывков моего пестрого прошлого – чисто для полноты характера, – я легко расстался с давней горечью и обидами.

Жил сэр Кларк в Хант-кантри – всего в получасе или в сорока минутах езды от того места в Северной Виргинии, где я вырос. Я и не представлял, что так недалеко от тех просторов, где я провел лучшие моменты юности – когда я чудными солнечными днями в лесочке за придорожным лабазом целовался взасос, впивая сладость «Джусси-фрут», или предавал огню разный мелкий мусор, или играл с пистолетом папочки Риччи Иануцци, – существует настоящий рай для вашингтонских богатеев.

Между Миддлбургом и подножием гор Блу-Ридж тянутся зеленые покатые холмы. Земля поделена на огромные участки и буквально испещрена причудливыми, сверхдорогими для проживания городками, бюджет которых всецело зависит от того, на сколько растрясутся заезжие леди на ланч и милые безделушки. В целом там царит англофилия высшей масти: светская жизнь вращается вокруг охот на лис по субботам и таверн с названиями типа «Олд Бул энд Буш», где непременно чем-то занимался Джордж Вашингтон или кто-то еще. В таком городке и выросла Энни. И однажды, когда мы уже несколько месяцев были вместе, она вывезла меня в отцовское имение.

Если бы я мог позволить себе хоть малую толику такого роскошества! Две с половиной тысячи акров вдоль реки Джеймс. Колониальный (он же георгианский) особняк 1790-х годов на восемь комнат. Винный погреб на шесть тысяч бутылок. Конюшня с двумя десятками стойл. Бассейны какие хочешь – и закрытые, и на открытом воздухе, – и теннисный корт, и поле для регби, и разные стрельбища – причем отдельно для пальбы по тарелочкам, – и автодром, и площадка для софтбола с дагаутом[30]30
  Дагаут — скамейка под навесом на краю бейсбольного (софтбольного) поля, где во время матча находятся отдыхающие, запасные игроки и тренер.


[Закрыть], табло и местами для зрителей (и правда, какой смысл гонять по заднему двору мяч, если у тебя нет хотя бы шестидесяти мест для зрителей?). Продолжать можно бесконечно.

Подружка Энни по работе, Джен, однажды погостила у нее с неделю и потом, брызгая слюной, живописала имение Кларков самыми яркими красками, так что я морально был готов к визиту. Джен трещала без умолку, какой крутой папочка у Энни, какой он потрясающий кулинар, что пьет он только вина гран-крю, которые поступают из собственных виноградников сэра Ларри в Ксанаду, и так далее.

Подъездная дорога тянулась с полмили. Напротив дома я выбрался из своего облупленного джипа – и тут же увидел шесть черных с рыжими подпалинами доберманов, со всех лап мчавшихся прямо на нас через огромный газон. Судя по открывающимся пастям, они еще и лаяли, но звук до нас не доносился. Псы, конечно, и сами по себе наводили ужас, но самая жуть была в том, что ты видел эти лоснящиеся, мускулистые, разевающие пасти торпеды и ничего при этом не слышал. Это наводило на мысль, что, может, я сильно торможу или что, может, они до меня добрались и я уже на том свете.

– Фу! – рявкнул властный голос.

Псы немедленно остановились и уселись в пяти шагах от меня, пожирая меня глазами, так что я уже начал чувствовать себя большой аппетитной мясной косточкой. Некогда молниеносный полузащитник английской национальной сборной, Лоуренс Кларк оказался высоким – больше шести футов роста – мужчиной с песочными волосами и несходящим загаром. Свой дворянский титул он выслужил победами в регби и благотворительной деятельностью. Нынче на Кларке был комбинезон, словно пошитый из стеганых пледов, а в руках – нечто похожее на свернутый трубочкой обрезок ковра.

– Решил вот малость позаниматься с суками, – сказал он, и я заметил в его руке еще и плеть.

Он чмокнул Энни в щеку, окинул взглядом мой джип, после чего протянул мне руку. И долгую минуту он словно меня оценивал, отчего мне стало совсем не по себе.

– Что ж, добро пожаловать, – выдавил он заученную улыбку.

Горничная с дворецким помогли нам выгрузить багаж и проводили к спальням: сперва к комнате Энни, затем уже – в противоположном конце длинного крыла дома – к моей.

– Сэр Лоуренс распорядился, что ночевать вы будете здесь.

Что ж, ваше поручение выполнено, сэр Ларри! Хотя что-то мне подсказывает, что запирать свой амбар вам уже несколько поздно.

Из окна я понаблюдал, как отец Энни занимается с псами на лужайке. Он все таскал в руке эту скрученную штуковину и, выкрикивая команды, стегал плетью доберманов, которые яростно вцеплялись в рулон зубами, раздирая его в клочья.

Я не стал ждать финала, который сэр Ларри с радостью уготовил бы и мне.

Во время обеда, когда мы втроем сидели у торца длинного стола на двадцать персон, я попытался затеять беседу о винах.

– О-о! – восхитился я, пригубив из бокала. – Две тысячи шестой был весьма удачный год для бордо. – И кивнул на стоявшую между нами на столе бутылку «Мутон-Ротшильда». Мне казалось, это вполне приемлемая тема для застольной болтовни.

– Я предполагал, что мы найдем согласие в чем-то, – он смерил меня взглядом, – доступном нам обоим. – И, улыбнувшись одними губами, посвятил все свое внимание цветной капусте на тарелке.

От сэра Ларри у меня определенно начал мороз подирать по коже. Это был совсем не тот классный мужик, которого так смачно описывала Джен. Хотя, подозреваю, с этим старым английским волком вполне возможно провести «изумительнейшие деньки», если ты не наглый выскочка, приударивший за его дочкой.

А может, мне все это примерещилось. На самом деле трудно что-либо произнести с британским акцентом в столь же изысканной манере, как у сэра Лоуренса, чтобы это не звучало надменно-снисходительно.

Энни моих сомнений не развеяла. Когда я поздним вечером отправился к себе в комнату – всю отделанную красными и зелеными полосами, с антикварными изображениями травли медведей и семью полками, уставленными жуткими старинными куклами, – она постучалась в мою дверь. Утешившись взаимными ласками, мы уснули в объятиях друг друга – и так же, в обнимку, проснулись.

Я, конечно, не в претензии, но утром получилась весьма неловкая ситуация, когда, продрав сонные глаза, мы обнаружили в дверях сэра Лоуренса с доберманом, перед которым валялся какой-то жалкий зверек.

– Хотел известить вас, что завтрак готов, – сказал мистер Кларк.

– Ага, спасибо, папочка!

Она села в постели, потянув с собой одеяло и невольно приоткрыв на обозрение мои голые ноги. Пижамы, которые мы было надели вечером, лежали грудой на полу. Энни решила, что должна как-то поправить ситуацию, и спросила:

– А Санденс снаряжен?

Я так решил, что речь идет о лошади.

– Да, – ответил папаша, взглядом буравя меня насквозь.

До полудня мы с Энни болтались по имению – немножко покатались, немножко постреляли. Я оказался асом в стрельбе по глиняным голубям, но упал с лошади, так что мы сошлись на ничьей.

Когда мы с Энни уже собрались возвращаться в Ди-Си, я оказался ненадолго наедине с ее отцом: девушка побежала в дом проститься с горничной.

Лоуренс положил мне руку на плечо и сказал с такой интонацией, будто я полный тормоз и не в состоянии уразуметь то, что он давал мне понять на протяжении всего уик-энда:

– Не знаю, что за игру ты там затеял, но не думаю, что ты достаточно хорош для нее. Хотя, похоже, она сейчас тобой сильно увлечена. Так что… – Он поморщился, точно силился проглотить какую-то невероятную гадость. – Если ты ее обидишь… Малейший промах – и будь уверен, я выслежу тебя и сотру в порошок.

– Я всё! – крикнула Энни.

Едва она выскочила на парадное крыльцо, его тон мгновенно поменялся.

– Это ведь разумно? – обратился он ко мне, натянув ради Энни радостную физиономию.

– С небольшим перегибом, конечно, но суть я, думаю, уловил.

Мы отбыли, и когда мой верный джип катился по бесконечной подъездной дороге, Энни повернулась ко мне с вопросом:

– И о чем вы говорили, когда остались вдвоем?

Я заметил невдалеке на поле дворняжку, которая, лежа на животе, сосредоточенно обгрызала голову чучелу.

– Об охоте, – ответил я.

– Ну и хорошо, – ободряюще похлопала она меня ладошкой по ноге. – Иногда папа делает защитную стойку, но, думаю, со временем он к тебе оттает.

Глава шестая

Как бы ни пытался я изображать своего в высшем обществе, во мне все равно еще сидел прежний оборванец с его маленькой гордыней. И знаете, что я решил в тот вечер у Чипа? Я решил просто забить на сэра Лоуренса Кларка. С этим господином все равно было гиблое дело. Он пас меня с самого начала, и я уже нашел пару вариантов, как избавиться от его назойливого внимания. Я многозначительно подмигнул ему через комнату и ушел с вечеринки вместе с Уокером.

Единственный человек, которому я действительно был сильно обязан, – это Дэвис. И обязан я был ему всем: и новым жизненным стартом, и денежной работой, и уютным домом, и возможностью видеться с Энни. И я сделаю все, что ни велит мне «Группа Дэвиса». Если буду осмотрителен и благоразумен, то смогу составить Уокеру компанию в его сомнительных полуночных забавах и при этом не изменить Энни. В конце концов, это была работа, вполне официальное задание. Так, по крайней мере, я себе мысленно говорил, когда Уокер бормотал что-то бессвязное насчет Тины.

«Тебя ждать?» – прислала мне Энни эсэмэску.

«Буду очень поздно. Работаю. Уж извини. Скучаю!» – набрал я в ответ. Формально так оно и было.

Уокер вогнал в навигатор своего «кадиллака» пункт назначения, и я тронулся в путь. Ехали мы в молчании – если не считать периодического пощелкивания оттого, что Уокер грыз ногти, и бодрого женского голоса, который четко и с расстановкой выдавал: «Следуйте по Висконсин-авеню две и одну десятую мили».

Думаю, мы оказались в штате Мэриленд. Мы съехали с автострады возле череды прилепившихся друг к другу торговых складов и места для новой застройки под названием «Фоксвуд Чейз». Это был один из тех расчищенных бульдозерами участков леса, где дома возводились предельно быстро, где не осталось ни дерева, ни даже куста, и новые строения окружали единственный оставшийся от былой природы водоем, ныне походивший скорее на щебеночный карьер. Я видел пустые дома и пустые участки перед ними, что было совсем не редкостью в пригородах Ди-Си: сколько застройщиков потерпели крах, сколько домов попало под отказ в заселении. Город-призрак.

Жизнерадостный голос навигатора тем временем направил меня в проезд с воротами в конце. Уокер отклонился от пассажирского сиденья и помахал рукой перед маленькой видеокамерой на воротах. Дескать: «Сезам, откройся!» Мы подкатили к претенциозному мак-особняку[31]31
  McMansion – в США презрительное название однотипных домов, строящихся на месте бедных кварталов или на незаселенной территории. Обычно это большие особняки, по цене доступные наиболее обеспеченным представителям среднего класса.


[Закрыть]: колонны, трехъярусный вестибюль, спиралевидные кустарники – в общем, все по полной программе.

Дверь открыл молодой парень с комплекцией бодибилдера, весом не меньше ста двадцати кило – и притом с совершенно детским лицом с ямочками. На амбале была модная нынче майка-алкоголичка и бейсбольная кепка с эмблемой «Кливленд Индианс», ухарски сдвинутая набекрень. С Уокером они поздоровались как братаны – сперва столкнулись кулаками, а затем стукнули ими друг друга по спине. В меня же парень вперился нехорошим взглядом, весь напрягшись.

– Все нормально, Сквик, – успокоил его Уокер. – Ручаюсь.

После этого ямочки вернулись на место, словно показывая, что можно проходить.

Пожалуй, как и многие люди, я был жертвой предубеждений по поводу публичных домов. Я представлял себе этакий викторианский особняк в Новом Орлеане, элегантную, с остатками давнишней красоты мадам и множество всякой выпивки.

И чем больше я об этом думал, тем больше уверялся, что попал именно туда: обширное, чуть ли не на четыреста квадратных метров, белое помещение почти без мебели – только черные кожаные диваны да шестидесятидюймовая плазменная панель. Я ожидал, что окажусь в каком-то баре, где тусуется много народу, или в каком-нибудь стрип-клубе, где я мог бы сесть спокойненько в уголке и приглядывать за Уокером, сам при этом не делая ничего такого, за что бы впоследствии себя возненавидел. Но это оказалось заведение VIP-класса, и спрятаться тут было попросту негде. Мне ничего не оставалось, как занять место на диване.

Тут же у меня появилась соседка по дивану и, сразу вторгшись в мое личное пространство, представилась:

– Меня зовут Наташа. Я из Раши.

– Очень оригинально!

– Спасибочки!

И что мне делать с этой Наташей? У нее был фальшивый бриллиант «а ля Монро» – пирсинг на верхней губе, призванный навевать сходство с прелестной черточкой Мэрилин. У девицы вообще чересчур много было блесток – как в макияже, так и в том наряде, что я с большим преувеличением назвал бы платьем. Она сразу стала вести себя довольно развязно, но я не очень-то за себя опасался. Я мог бы, конечно, устроить сцену, разругаться с ней в хлам, но это был вовсе не тот случай, когда мне стоило разыгрывать комедию с лосем и белкой[32]32
  Имеется в виду мультсериал «Приключения Рокки и Буллвинкля» (1960–1964), в котором белке-летяге Рокки и лосю Буллвинклю противостоят шпионы Борис Баденов и Наташа Фаталь. В 2000 г. вышел и полнометражный фильм, сочетающий игру живых актеров с анимацией.


[Закрыть]. Неважно, что сказал мне Маркус, – я сам должен установить границу дозволенного.

К Уокеру между тем подкатилась молоденькая кореянка с маленькими хвостиками на голове, имени которой я не уловил. Она очень напоминала японскую мультяшную кошечку, и я даже мысленно прозвал ее «Хэлло, Китти». Обе девчонки явно лишь недавно прибыли в Штаты – только с корабля, так сказать, – от них еще несло чемоданами и коробками. В плане испорченности Китти было до Наташи не доплюнуть. Она казалась очень даже симпатичной девчушкой с простодушным личиком. К счастью, мне досталась девица, внушавшая лишь омерзение, ни малейшего соблазна! И когда соседка по дивану прохаживалась двумя пальцами левой руки по моему бедру, я изображал крепость, надежно закрытую от ее поползновений, и был уверен, что вполне могу справиться с этакой напастью, не пострадав ни телом, ни душой.

Так что я мог бы и успокоиться – если б не сидевший на кухне худосочный малый лет двадцати. Он не обращал никакого внимания на то, что происходило в гостиной (интерьер дома имел открытый план, благодатный и для обзора, и для эха). С мертвенным взглядом парень возвышался на табурете у кухонного островка, всецело поглощенный своим сотовым телефоном. Пальцами одной руки он безостановочно давил кнопки, другой же расковыривал на щеках угри. Всякий раз, как я старался не глядеть на этого парня, мобильник его в очередной раз что-то выдавал, и пацан оглашал весь дом визгливым, девчоночьим хихиканьем, от которого у меня волосы вставали дыбом. Хоть этот хлюпик и весил не больше пятидесяти килограммов, страху он наводил куда больше, нежели верзила Сквик.

Наташина рука между тем уже шарила по мне, как осьминог. Психический парень загигикал опять. Едва я подумал, что ничего жутче в своей жизни не встречал, Сквик прошел к стереосистеме и включил CD-проигрыватель. Из большущих колонок запиликали струнные. Я сразу узнал старый альбом Дасти Спрингфилд «Дасти в Мемфисе» – ее «Всего капельку любви»[33]33
  «Just a Little Loving» – первая песня с альбома британской певицы Дасти Спрингфилд «Dusty in Memphis» (1969).


[Закрыть].

Каким-то непостижимым образом ее музыка придала всему происходящему в этом доме дух ночного кошмара. Именно! Я свихнулся. Съехал с катушек! И мало того что теперь мне грозила потеря лицензии (я, кстати, еще в феврале сдал экзамен в адвокатуру штата Виргиния) или измена моей Энни – вопрос в том, как я мог такое выкинуть, не закончив свою работу с Уокером, на которого потратил столько времени и сил.

Я хотел было подняться, чтобы уйти, как заметил, что Уокер и Сквик переглядываются, ведя какой-то безмолвный разговор. Верзила кивнул и протянул руку к лакированной коробке на боковом столике. У меня возникло нехорошее предчувствие насчет ее содержимого.

Сколь сильно я был удручен своим попаданием, говорит тот факт, что, когда Сквик извлек из коробки стеклянный бонг, я почувствовал неизъяснимое облегчение. Я уже много лет не курил травку, но сразу узнал эту стекляху, едва ее вынули из коробки. На радостях я чуть не кинулся обнимать эту чертову Наташу. Никакие они не проститутки – самые простые наркоманки!

Я даже хотел позабавить этим казусом своих новых знакомых в «Фоксвуд Чейзе». Возможно, когда-нибудь я и Энни расскажу, в какую историю влип. Обхохочешься! Она-то вообще выпадет в осадок, услышав, как конгрессмен Уокер привел меня в наркопритон, чтобы покурить немножко травки, а я чуть с ума не трюхнулся, решив, будто он затащил меня в бордель! Черт, я, может, и не прочь был бы хорошенько затянуться разок после такой-то передряги.

– Не желаешь пустить тучку? – спросил меня Сквик.

– Нет, благодарю, – отозвался я.

Тем не менее Сквик посмотрел на меня, точно на страждущего наркомана, и набил-таки трубку. Прежде я никогда не слышал оборота «пустить тучку» – это не мой, так сказать, профиль, – но как-то не придал этому особого значения.

Вспыхнула бутановая зажигалка, тихо звякнула приспособленная к трубке стеклянная чаша. И лишь когда он сам затянулся своей хренотенью и мои ноздри щекотнул слабый сладковатый запах, напоминающий пену для ванной, я сообразил, что это совсем не та старая добрая американская ганджа, что мы, бывало, покуривали в колледже.

Мне не хотелось нервировать Сквика – особенно теперь, когда его легкие до краев были заполнены неизвестной мне дурью. Поэтому я как бы невзначай бросил:

– О, так это…

– Тина, – подсказал Уокер.

– Ну да, Тина.

– Айс! – малопонятно выдал Сквик.

Может, это крэк?[34]34
  Крэк — кристаллическая форма кокаина, полученная искусственным путем.


[Закрыть] Я что, угодил в кокаиновый притон?

– А, ну да. Кок.

– Нет, не кок. Это Тина. Кристалл![35]35
  Сленговые названия метамфетамина, получаемого после перекристаллизации амфетамина. Новое вещество напоминает кристаллы льда или осколки стекла. Отсюда и сленговые названия: «лед», «айс», «кварц», «стекло». «Тина» происходит от слова «сикстин» – «одна шестнадцатая унции».


[Закрыть]

Наташа хихикнула над моими языковыми трудностями, которые, пожалуй, и впрямь могли кого угодно позабавить. Значит… кристаллический мет. Ага! Я испытал такое торжество, будто победил в игре в «Улику», – теперь я безошибочно выяснил, что мои новые знакомцы и впрямь не курят кокаин.

О мете я кое-что знал еще с флотских времен, где не такое уж и малое число идиотов – в основном из трюмных крыс, мотористов, – хоть когда-то, но прикладывались к метамфетамину. От этого наркотика «приятель» съеживается так, будто ты булькнулся в воды Северной Атлантики, но при этом ты становишься просто невероятно сексуально озабоченным. Парадоксальная ситуация, сплошь и рядом приводящая ко всевозможным проблемам, которых мне уж точно не хотелось хлебнуть.

Наташа, затянувшись, выпустила облачко дыма и пробежала по мне глазами, точно за обедом по шведскому столу. Сквик, Китти и Уокер между тем уже куда-то сдернули (как я заметил, мужчины перед этим приняли по какой-то пилюльке), оставив меня наедине с прелестью из Страны Советов, которая, проделывая отвлекающие маневры головой, смогла-таки успешно одолеть мою защиту и уже двигалась на ощупь в верном направлении. Я еле успел оттащить ее руку, пока она не ухватила ценнейшие мои фрагменты.

Физиономия у нее была совершенно убитая, хотя девчонку и лихорадило от действия наркотика.

– Послушай, – сказал я ей, – ты извини. Ты очень симпатичная. Но я не тот парень, что тебе нужен. Мне надо идти.

И тогда Наташа – благослови ее Господь! – подалась назад и произнесла милым, невинным голоском:

– Я тебя понимаю!

– Вот и хорошо. Правда, ничего личного. Просто мне необходимо уйти.

– Понимаю! Ты педик. Я сейчас все улажу.

– Нет-нет-нет-нет! – подскочил я.

Она бросила психическому парню на кухне несколько слов – на слух скорее по-польски, нежели по-русски, – потом выкрикнула то же самое, но погромче, чтобы привлечь его внимание. Он был сильно недоволен, что его отдернули от мобильника, но все же раздраженно затопал вверх по лестнице. Едва взглянув на него, можно было уверенно сказать, что он обкололся метом.

Я проверил телефон – пришла эсэмэска от Энни: «Милый, глаза закрываются. Спок. ночи! Обними, когда вернешься».

У меня и так было чувство, будто я ударил ей в спину, а теперь словно еще и нож провернул.

Быстро пройдя в переднюю, я остановился у лестницы и крикнул парню вслед:

– Мне только надо сказать Эрику, что я ухожу.

С минуту я подождал, раскачиваясь с носка на пятку и периодически посылая Наташе напряженную улыбку абсолютного идиота.

Наконец наверху лестницы показался психический и поманил меня рукой. Второй этаж был отделан куда беднее, нежели первый. Хлюпик препроводил меня в конец длиннющего коридора и завел в небольшую комнатку с раздвижными дверями с обеих сторон – как разделительный отсек между апартаментами отеля.

– Жди здесь, – буркнул психический и снова исчез.

Прошла минута, другая. Я подумал было дать деру, но, чтобы осчастливить Маркуса – он же велел мне как штык торчать при Уокере! – решил, что все же должен отметиться напоследок у конгрессмена из Миссисипи. Я был уже на пределе терпения.

Наконец передо мной предстал Сквик – это чудище с ребячьей физиономией – в банном халате и с раскрасневшимися щеками.

– Мне нужен Эрик на пару слов, – сказал я. – Или, может, вы бы ему передали…

Сквик кивком указал на двери, потом раздвинул их пошире.

– Привет, Эрик, – бодро начал я, узнав Уокера…

И потерял дар речи. Мой приятель-конгрессмен выкручивался в такой изощренной вакханалии, что черлидинг отдыхает.

На миг я повернулся, зыркнув в соседнюю комнату: там дяденька в летах, который мне в этом доме еще не попадался, жарко обнимался с двумя дамами. Я уперся взглядом в стену, точно парализованный, призывая свою плоть держаться под контролем, когда услышал голос Уокера:

– О, Майк! Присоединяйся!

Сквик сбросил халат… Уж не знаю, что там за пилюльки они приняли, дабы избавиться от побочного эффекта мета.

– Наташа передала, ты хотел меня.

Я рванулся было к двери, которая спасла бы меня от этой напасти. Но Сквик заступил мне путь:

– Так в чем проблема?

Я уставился в потолок и пошел по кругу, рассчитывая сбоку подобраться к выходу.

– Эрик уже за все расплатился.

Сквик двинулся ко мне, точно неотвратимая армия зомби. Когда дело касалось вечеринки или карточной игры, я никогда позорно не ретировался, но тут готов был бежать со всех ног.