Текст книги "Бодхисаттва. Китайская сказка о любви"

Глава II Пекин

С Шэнли мы помирились. Я окончила университет и нашла работу в одном частном издательстве в Пекине, где, по нашему плану, должна была ждать, пока он поступит в аспирантуру в Центральную Академию художеств. Но с тех самых пор, когда мы с Шэнли расстались в первый раз, мои видения не прекратились. Я даже не могла никому об этом рассказать. Оставалось только вздыхать, думая: «Ах, если бы доктор Юнг жил в нашу эпоху».

В следующий раз я оказалась в кресле, в кабинете Кларка, с большой глиняной кружкой с медово-мятным чаем в руке. Мой друг был так погружен в чтение, что не заметил моего появления здесь, которое даже для меня было неожиданным. «Кларк, привет!» – негромко сказала я, чтобы не испугать его, но широкие плечи Кларка вздрогнули, резким движением он поднял голову:

– Ло, это ты. Напугала меня.

– Ты выглядишь уставшим, что-то случилось.

– Нет, но работы в эти дни немало, не устал, разве что немного утомился.

– Вижу, ты совсем бледный. Может, выйдем в сад?

– Да-да, пойдем, конечно, – заторопился Кларк, только отправимся сегодня дальше, за холмы, хорошо? Хочу побродить немного. Говорят, когда совершаешь механические, ритмичные движения, свежие мысли приходят в пустой ум.

Мне хотелось спросить, над чем работает Кларк, какая мысль ему нужна, но я почувствовала, что любопытство в данный момент будет совсем неуместно.

День клонился к вечеру. Мы вышли за пределы сада и очутились на проселочной дороге, среди залитых заходящим солнцем зеленых холмов. Видимо, недавно был дождь, и дорога была еще сырой, запахи трав – очень резкими. Хотелось вобрать все в себя, ощутить окружающий нас пейзаж всеми органами чувств, чтобы убедиться, что мы, действительно, в «здесь» и в «сейчас». Пока мы шли, я быстро наклонилась, одной рукой зачерпнула немного бледного мелкого песка с дороги, а другой – сорвала еще влажную сочную траву. Понюхала их, а потом попробовала на зубок.

Кларк, с любопытством наблюдавший за моими странными действиями, рассмеявшись, спросил, что я делаю.

– Не знаю, – смущенно заулыбалась я, – просто так хочется прочувствовать все глубже, впитать в себя, а не только наблюдать глазами. Обмануть время, оно же любит количество, бежит, а мне хочется качества, хочется глубины, остроты жизни.

– Я рад, что у тебя появилось такое желание, ты порой уходишь в себя и замечаешь мира вокруг. Бежишь, летишь.

– Знаешь, недавно мне приснился интересный сон. Мы в городе. Паника. Все куда-то бегут. Я не понимаю, что происходит, но мне страшно, очень тревожно, чувствую, что тоже надо бежать. Мы переходим из дома в дом, вспоминая мирные времена. Наконец, нас все-таки поймали. Я не видела этих завоевателей, но осознавала, что песенке конец. Тогда кто-то из наших попросил злодеев оставить нас ненадолго. В большом помещении мы, оказавшись одни, сели в круг, запели «Ом», и вдруг, засветившись изнутри, поднялись и зависли в воздухе. Это было так красиво! Так удивительно! В то же время я осознала, что завоеватели нам нипочем. Мои порхающие друзья улетели, а я осталась, потому что на земле меня ждал кто-то знакомый, кого я должна была тоже спасти от этих «плохих», я тогда сказала тем, кто остался, что мы спасемся, ведь теперь я могу летать. И я летала.

Мы, оказавшись одни, сели в круг, запели «Ом», и вдруг, засветившись изнутри, поднялись и зависли в воздухе

Кларк только снисходительно улыбнулся и ничего мне не сказал. Когда дорога пошла под холм, мы почувствовали запах дыма из труб, как будто кто-то невдалеке топил печь. Кларк опередил мой вопрос: «Там через пару холмом деревня – дым идет оттуда». Новость о деревне удивила меня, я никого не встречала здесь прежде, кроме Кларка и Джефри.

Но, как часто бывает в этих странных видениях, все закончилось на самом интересном месте.

***

Так, я стала работать в Пекине.

Большой город дышит тяжело и незаметно, как усталый старик. При каждом вдохе-выдохе его грудь вздымается и опускается. В суете и шуме дня очень непросто услышать его ритмичное дыхание, почувствовать пульс. Ты перевариваешься в брюхе стонущего под землей червя метро, бежишь, как морской барашек в людских волнах, едва успевая изучать в витринах товар, который тебе готов предложить этот город.

Но ночью все меняется. Незримый мир становится ближе, а наш слух делается более чутким, как у ночной птицы. Душа города выходит на его улицы, и прохожий порой может случайно встретиться с ней.

В этом городе мне стали сниться странные сны. Наверное, это началось с тех пор, как я увидела старое здание банка на перекрестке. Я тогда сразу узнала его, вспомнила, что видела во сне задолго до этого. Без сомнений, это было именно оно. Рядом с банком располагался парк, точнее длинная аллея деревьев с изогнутыми стволами. Словно голодающее племя, они протягивали свои исковерканные руки к ночному небу. Особенно пугала стая черных воронов, обитавшая здесь. Казалось, что черные птицы повсюду преследуют меня. Я, как североамериканские индейцы, верила, что это чьи-то души. Но что им нужно от меня?

Вдоль стены, отгораживающей от мира заседавших за ней чиновников, жили бомжи. Они обычно сидели на всем своем имуществе и что-нибудь жевали. Я каждый вечер проходила мимо одного бездомного, мужчины или женщины, в темноте трудно было разглядеть, к тому же, на этом существе была странной формы шапка, больше похожая на мешок с картошкой, прячущая лицо. «Что за судьба была у этого человека? Надо будет как-нибудь подарить ему апельсинку».

Однажды напротив старого банка я заметила метрдотеля. Он стоял у светофора и указывал мне рукой, давая понять, что я должна повернуть. Конечно, любой здравомыслящий человек скажет, что он сигнализировал кому-то другому, возможно, встречал посетителей. Но я, веря в знаки Судьбы, повернула, почувствовав, что в конце улицы меня ждет что-то особенное. Я шла, размышляя о том, о сем, разглядывая шедших навстречу людей. Вдруг прямо перед собой я увидела два темных готических шпиля, взмывающих в небо. Вот, оказывается, куда я должна была прийти! Собор не подсвечивался, и его темный силуэт зловеще возвышался над небольшим кварталом. Казалось, что город спрятал его ото всех, замаскировал современными постройками, но теперь зачем-то привел меня сюда. Надпись на белой мраморной доске – «Храм Ангела Михаила, спроектированный французским архитектором и построенный в готическом стиле в 1901 году». Ворота были заперты, но, конечно, была небольшая щелка. Словно для меня, словно все было, как всегда, подстроено! Я посмотрела – в глаза стразу бросилась белая статуя ангела. «Наверное, это Архангел Михаил. Как можно таких легких и невесомых созданий как Ангелы изображать с помощью такого тяжелого материала, как мрамор?». Я смотрела в щель очень долго, никак не могла оторваться.

Неожиданно сзади я услышала низкий быстрый мужской голос: «Сегодня уже закрыто, ты приходи завтра». Полноватый мужчина стоял напротив меня и дружелюбно улыбался. «Наверное, местный сторож пришел на службу», – моментально промелькнуло у меня в голове.

– Дядя, а во сколько подойти утром?» – по-свойски обратилась я к появившемуся из темноты незнакомцу.

– В восемь приходи на утреннюю службу или в шесть на вечернюю, тогда и церковь посмотришь изнутри.

– Спасибо, тогда я пойду. – И мне пришлось удалиться, хотя так хотелось еще несколько минут полюбоваться на белую статую Ангела, возникшую из темноты также неожиданно, как только что подошедший мужчина.

Домой я шла по самой многолюдной улице, битком набитой туристами. Хотелось быть среди люди, они возвращали в безопасный и привычный мир повседневности, оттирали от меня налет мистики и тайны.

С тех пор, как я приехала в этот город, мне стали сниться странные сны, я стала чувствовать что-то еще.

***

Следующим утром я отправлялась встречать девочек из нашей университетской церкви. Они были на курсах в Пекине, а в оставшееся время собирались погулять по площади Небесного спокойствия – Тяньаньмэнь. Мы традиционно сфотографировались на фоне портрета председателя Мао, прошлись по площади, незначительно пополнив толпы многочисленных туристов. Идти в парк Бэйхай3030
  «Северное море», парк в центре Пекина.


[Закрыть] мои гостьи отказались, зато с радостью согласились отправиться в небольшую закусочную неподалеку. Всю дорогу мы говорили о Боге и религии. Я сразу смекнула, что Шэнли, обеспокоенный моим ведением Гуаньинь в метро, надоумил их поговорить со мной. История, приключившаяся со мной, показалась мне необычной, и я, по глупости, рассказала ее Шэнли.

Однажды я ехала с работы в переполненном метро. Закрыв глаза от усталости, старалась ни о чем не думать, чтобы немного отдохнуть. Только мои ресницы опустились, а разум успокоился, среди темноты я вдруг увидела золотую статую, сидящую в позе лотоса. Это же Гуаньинь! Я открыла глаза, и тут же заметила чью-то руку, державшуюся за поручень. Запястье было увешено буддийскими браслетами. Неужели это неожиданное видение возникло вдруг из-за человека, стоящего рядом?! Возможно, тонкие поля и энергетики, правда, существуют! Я заерзала, пытаясь увидеть, кто же этот человек, но рука соскользнула с поручня и скрылась меж сумок и другой поклажи «жителей» метро. Шэнли, который стал все чаще ходить в церковь, эта немного буддийская история не понравилась, и он попросил меня не выдумывать больше.

О, да! Гуаньинь в метро.

Девочки уверяли, что протестантизм – чуть ли не единственная дорога к Богу, Иисус – Бог и мост.

– А у животных и растений есть душа? – спросила я, так любившая обнимать деревья, прижимаясь щекой к их шершавым стволам. Судя по округлившимся глазам моих собеседниц, вопрос их несколько удивил.

– У деревьев нет души, хотя они и живые, – собравшись с мыслями, выпалила одна из девочек.

– Каковы отношения между человеком и природой?

– Человек управляет и заведует ей. А про то, что деревья с человеком могут общаться, в Библии не сказано. Вот так.

Имя Архангела Михаила тоже ни о ком и ни о чем им не говорило. Больше всего меня насторожило то, что они осуждали другие религии, однако их вера была сильна – и это самое главное. Оставив тему религии, за ужином мы болтали об общих знакомых и делах церкви. Напоследок я купила гостьям столицы килограмм профитролей, улыбки их стали шире даже тех, которые появились на их лицах, когда они увидели портрет председателя Мао на площади. Девочки пошли домой, чтобы отдохнуть перед поездом. Я вышла из метро одна.

На улице было удивительно хорошо: ветер, предгрозовое небо – необычное сочетание серого и розового. На душе неожиданно стало чрезвычайно свободно и легко. Купив мороженое, я бессознательно направилась в сторону места вчерашней вечерней прогулки. С моего первого посещения этого района меня тянуло к французской церкви, как магнитом. Проходя мимо находящегося на реставрации особняка в европейском стиле, я вспомнила, что мужчина из церкви упоминал о вечерней мессе.

Дверь храма оказалась открыта. Оглядев небольшой дворик, усыпанный опавшими так рано маленькими листочками, я зашла внутрь. Сев на дальнюю скамейку в конце длинного зала, я посмотрела в сторону алтаря и не поверила своим глазам. Мессу в торжественной одежде католического духовенства вел вчерашний «сторож»! «Как я его вчера назвала – «дядя»? Я дослушала проповедь и выскользнула в боковую дверь, располагавшуюся рядом с местом, где я сидела.

С тех пор я часто ходила на утренние службы в рабочие дни и на вечерние – в воскресенье.

Церковь Ангела Михаила стала для меня вторым домом. По утрам солнечные лучи проникали через разноцветные витражные окна, несмотря на это в церкви царил полумрак, только свечи у алтаря наполняли помещение теплом и светом. На деревянных лавках впереди сидели прихожане, склонив свое уже седые головы в молитве. Со стен спокойно смотрели Дева Мария и Святой Иосиф, запечатленные в виде небольших скульптур. Беря в руки маленькую синюю, уже затертую Библию, я пыталась найти молитвы ежедневной службы. Между страниц лежали изображения Иисуса и Марии, их оставляли здесь родственники умерших недавно прихожан. На оборотной стороне картинки можно было прочитать имя и годы жизни ушедших к Господу. Разыскивая содержание мессы, я слышала размеренный звук знакомых уже шагов падре. Он учил меня жить, рассказывал о жизни Иисуса и о судьбах своих прихожан.

Как-то вечером, в дождливый воскресный день, я сидела в полумраке церкви, под ее стрельчатыми куполами. После мессы мне захотелось остаться еще ненадолго. Теплый свет свечей дарил чувство дома, теплоты и покоя. Священник как всегда шел к выходу по крайнему ряду, мимо меня. Неожиданно он остановился и спросил, из какой я страны.

– Из России.

– «До свидания», – сказал он тут же со смешным акцентом, – мне нравится русский язык, и географически Россия идеальная страна – не жарко, а то тут я быстро потею, наверное, нужно худеть, – засмеялся падре. – Ты где живешь? Приходишь так рано по утрам.

– Район Хайдянь3131
  Район в Пекине, где расположена большая часть столичных университетов.


[Закрыть].

– Далеко. Работаешь или учишься? Православных собраний тут нет. Но мы ближе к православию, чем протестанты. К нам как-то приезжал православный священник. Мы так тогда встретились с тобой интересно, точно Судьба тебя привела.

– Вы меня помните? Было так темно и давно уже.

– Ну, что ты! Конечно, помню! Как-нибудь поучишь меня русскому языку.

– Хорошо.

– «Хорошо». Знаю это слово. Приходи чаще, – сказал падре Ли, прощаясь.

Я вышла из храма, а по тротуарам уже вовсю шлепал дождь. Драконообразные молнии засверкали, освещая небеса. Я шла по безлюдным мокнущим аллеям. Знакомое чувство наводнило все мое существо. Чувство нужности и значимости для кого-то. Да, у меня есть Шэнли, но он так далеко и так занят, что связь между нами тянется хрупкой паутинкой. Я вспомнила живые глаза падре, его челку ежиком и улыбку и улыбнулась.

***

Любить на расстоянии мы не умели, и без того неустойчивые отношения расшатывались все сильнее. Чем хуже дела обстояли с Шэнли, тем чаще я бывала в церкви.

По воскресеньям ходила в церковь уже и утром, и вечером. В Пекине мне было одиноко. Однажды я всю службу проплакала от того, что чувствовала себя кому-то нужной, чувствовала, что Бог любит меня, особенно фраза падре – «Иисус всегда будет с тобой» – вызывала у меня поток слез. Я благодарила Бога, что у меня появился пример для подражания: «Вот как надо относиться к людям – смотря, смотреть в глаза, уметь видеть душу, особенно ту душу, которая нуждается в тебе, которой ты послан, чтобы помочь. Как падре помогает бабулям-прихожанкам! А в тот день он заговорил со мной, видимо, от того, что заметил, что я тут обитаю каждое воскресенье, почувствовал, что меня надо подбодрить».

Я постепенно начала знакомиться с местными прихожанками – пекинскими бабушками.

– Ты иностранка?

– Да.

– Ты понимаешь, что падре говорит?

– Кое-что.

– Он говорит на пекинском диалекте. Ты из Пекина?

– Я из Шаньдуна.

– Я тоже!

В субботу утром я оставалась с милыми престарелыми христианками прибирать в церкви. Мне нравилось стирать слои пыли со скамеек, вытирать до блеска сухой тряпкой полки для книг, обтирать ручки дверей. Я чувствовала церковь, точно живое существо. Мы перебрасывались с бабулями несколькими фразами. Одна даже вознамерилась познакомить меня со своим внуком, так как «молоденькой девушке не пристало обитать в большом городе совсем одной». Странная снова собралась у меня кампания друзей.

Впрочем, как всегда.

***

На вокзале лица, лица, чемоданы, снова лица, котомки, мешки, крики. Племена во время переселения народов, вместо обычной привокзальной толпы. Студент, присев на большой коричневый чемодан, штудирует толстую книгу, нищий собирает одноразовые стаканчики из Макдональдса.

Но я не обращала внимание ни на усердного студента, ни на менее старательного нищего, ни на весь окружающий меня мир – я искала в многоликой, многоцветной, вечно движущейся куда-то толпе знакомое лицо. «Не он, не он, снова не он. Может быть, он опоздал на поезд? А то ли расписание? Или сама что-то напутала?».

Длинное синее платье, купленное недавно, разумеется, на распродаже, за шестьдесят юаней, я надела специально для него. Пока же мои наряды с любопытством разглядывали другие встречающие и выходящие из дверей вокзала. «Наверно, думают, повезло же счастливчику, которого встречает такая красавица», – тщеславно и самодовольно улыбнулась я.

– Привет, Мэй! – пелена мыслей спала от произнесенного родным голосом моего имени, я не успела опомниться, как оказалась в его объятиях.

– Что с тобой, ты такой бледный и помятый, ты в порядке?

– Тяжело переношу поезда, снова ехал без места, хорошо, что парень из нашего университета иногда разрешал посидеть на его месте. Мне нужно в уборную, ты подожди меня здесь.

Я перехватила его сумки и снова осталась одна посреди непрерывно перемещающейся толпы. Не люди, а атомы в броуновском движении.

– Здравствуйте, красавица, кого-то ждете, подвезти вас домой?

– Пойдем, – сказал мне быстро вернувшийся Шэнли, не обратив внимание на начавшего было светскую беседу молодого казанову.

Вокзал, вокзал – роковое место: встречи, расставания, не знаешь, какое из расставаний будет «навсегда», какая из встреч станет дверью в новую жизнь.

– Я купила тебе немного еды: сардельки, булочку, молоко. Будешь?

– Нет, спасибо, я голодный, но сейчас ничего не лезет в горло, немного позже. Давай забросим к тебе в гостиницу мой рюкзак, потом пообедаем вместе, хорошо? Лучше пешком пройдем, чтобы мне не стало плохо в метро. Ты мне расскажешь, как ты здесь устроилась, никто тебя не обижает, как на работе.

– Хорошо, конечно, я как раз нашла один чудесный маршрут, далековато, но мы как раз сможем пройтись. От вокзала на запад.

С главной дороги мы завернули в небольшой переулок, спрятанный под аркой крон французских тополей. Город, между тем, уже проснулся и погрузился, как бывает каждое утро, в облака пара, тянущегося от кафе и лавочек, где продавали баоцзы, доуцзян3232
  Соевое молоко.


[Закрыть] и прочие утренние вкусности.

– Мне теперь кажется, что я вернулся домой, я люблю Пекин. Если бы только ты была хоть немного осторожней, живя здесь, – сказал Шэнли, наконец, посмотрев на меня.

***

Когда человек счастлив, он попадает в другое измерение, где время бежит по-иному. Перестаешь осознавать его течение, не спрашиваешь себя, счастлив ли. Это и есть глубина живой жизни, которая от наполненности льется через край, топит все вокруг себя. Аналитические способности сводятся на нет, и, теряя разум, ты превращаешься в одно большое, четко и ясно, точно хронометр, бьющееся сердце, заменяющее все остальные органы, способное видеть, слышать и осязать.

В разговорах мы дошли до гостиницы. Не знаю, как я до сих пор была жива после таких прогулок. Мы не смотрели по сторонам, переходя дорогу, не видели прохожих, не замечали маленьких пекинских собачек, выряженных по последней моде и видящих в нас, идущих не глядя под ноги, непосредственную опасность.

– Мы сегодня должны найти другое жилье для тебя. Не могу больше думать, что к тебе в любой момент могут подселить какого-то наглого лаовая3333
  Иностранца.


[Закрыть]! – нахмурился Шэнли, когда мы поднимались по гостиничной лестнице, выложенной под старинный стиль.

– Не переживай, сейчас не сезон, я живу уже неделю совсем одна в двух комнатах на шесть человек. Просыпаюсь рано-рано. Собираясь, слушаю музыку и танцую. Там столько пространства, вот увидишь!

На рецепшене на нас косо посмотрели – китайцам нельзя было входить в некоторые места обитания европейцев, и наоборот, иностранцам не разрешалось селиться в определенных китайских гостиницах. Но мы, безразличные к мнению окружающих, не обращали внимания на вопросительные взгляды. Забросив рюкзак ко мне в комнату, мы спустились в холл, сфотографировали огромных оранжевых рыбок, по-даосски безмятежно плавающих в аквариуме, после чего отправились на поиски завтрака.

Я жила в туристическом районе старого города. Хутуны3434
  Узкие улочки в районах старого Пекина.


[Закрыть], разбегаясь и соединяясь снова, были похожи на причудливую паутину. Солнечные лучи сверху попадали в узкие переулки, освещая многочисленную утварь, которой были завалены хутуны по левую и правую сторону, делающую и без того миниатюрные переходы еще уже. Хотя для туристов все это казалась хламом, на самом деле, для кого-то ведра, велосипеды, тряпки, доски, лежавшие в закоулках в полном беспорядке, были необходимым и незаменимым в хозяйстве имуществом.

Запахи еды перемешивались в воздухе, образуя невероятный салат из ароматов. Голоса зазывал из утренних закусочных бежали вслед за запахами и сливались в один странный хор, точно новое направление в музыкальном искусстве: горячие йоу-тьхяо3535
  Палочки из теста, жаренные в масле.


[Закрыть], най-лао3636
  Блюдо, приготовленное из доуфу.


[Закрыть], бао-цзы – выкрикивали звонкие, сиплые, женские, мужские голоса.

Мы шли на запад, вдоль по улице, умело маневрируя между уже проснувшимися туристами, развозчиками еды, рикшами и небольшими полицейскими машинами.

– Смотри это кафе с традиционной кухней моей провинции! Пойдем скорее туда, может, у них есть хуэймьен3737
  Название лапши, родиной которой считается провинция Хэнань.


[Закрыть]? Сто лет не ел настоящей хэнаньской3838
  Провинция Хэнань находится в центральной части Китая.


[Закрыть] еды. В нашем маленьком городе в Шаньдуне не так легко ее отыскать.

Обаятельной и смущенной улыбкой нас встретила девушка в грязном фартуке с немного растрепанными волосами: «На улице будете сидеть или внутри? Пожалуйста, меню».

– Давай внутри, утром на улице еще немного прохладно, – предложила я, и мы прошли внутрь небольшого кафе.

– Что ты будешь на завтрак?

– Вряд ли, у них есть кофе с круасаном. – пошутила я. – Ты лучше закажи, это же твоя родная кухня.

– Тогда твое любимое хуншао доуфу3939
  Блюдо из доуфу, обжаренном в красном соусе.


[Закрыть], цзинджайгу4040
  Блюдо из грибов.


[Закрыть]!

– Я так люблю вкус тмина и кунжута! А мясо не будешь или рыбу?

– Ты же его не ешь.

Мы передали бумажку с заказом девушке и сели за деревянный столик недалеко от входа. Стены были грязные и облезлые, пахло сыростью и китайской рисовой водкой, но еда оказалась настолько вкусной, что мы забыли об обшарпанных стенах и ударяющих в нос запахах.

Человеку необходимо ощущение дома, теплой еды, общения, хорошего отношения к себе, поэтому с того дня я часто приходила в хэнаньскую закусочную, она напоминала мне об этом счастливом утре, а девушка с обаятельной улыбкой стала почти родной. Я грелась здесь в холодные темные вечера после работы, утопая в клубах дыма дешевых сигарет местных завсегдатаев, смотревших на меня с любопытством. Порой, узнав, откуда я, они часто затевали со мной разговоры про советское прошлое, про нашего Президента, которого все очень уважали и любили. Порции лапши превосходили по величине возможности моего желудка, и Шэнли договорился с молодой хозяйкой, чтобы она накладывала мне половину, а я буду платить полцены. Денег тогда у нас было совсем немного, и я лучшее любого экономиста рассчитывала затраты на каждый завтрак, ужин, обед, и ужасно радовалась, когда шеф на работе раздавал нам груши или другие фрукты.

Шэнли, посмеиваясь, смотрел, как я аккуратно перебираю палочками овощи:

– Никак ты не научишься есть куане4141
  «Куан-е», дико, с размахом.


[Закрыть]. Кушаешь, как во французском ресторане: «Гарсон, вина, гарсон, улиток!» В былые времена в большой китайской семье так можно было и с голода умереть, пока разложишь возле тарелки все двенадцать вилок, десертных и столовых ложек в правильном порядке. Надо кушать так, чтобы уши трещали, а чавкать так, чтобы повар с кухни услышал, что тебе еда понравилась.

– Ну и манеры! Как мы будем воспитывать нашего малыша Айэгуо4242
  «Ай-эгуо», «люблю Россию».


[Закрыть]?

– Ого! Ты уже имя подобрала и пол определила! Что за имя такое – Айэгуо?

– Значит, он любит Россию.

– Здравствуйте, приехали. Я возражаю, или мнение отца никого не интересует? Назовем малыша Айчжунгуо4343
  «Ай-чжунгуо», «люблю Китай».


[Закрыть].

– Тогда компромисс – пусть будет просто Айгуо4444
  «Люблю свою страну».


[Закрыть]!

Он рассмеялся так, что одна палочка упала со стола. Я улучила момент, пока он просил девушку принести другую палочку, и подложила ему в тарелку еду, жонглируя с помощью палочек кусочками доуфу и грибами.

– Кушай сама, я из-за еды даже риса не вижу. Ты совсем стала, как китаянка. Знаешь, у нас это принято считать выражением симпатии и любви: тебе ничего не говорят словами, но подкладывают в тарелку еду. Также ты можешь понять, что ты не безразлична кому-то, если он, прощаясь, просит тебя не спешить, советует больше пить теплой воды, таким образом, проявляя свою заботу о тебе.

– Да, мне это и нравится в китайской культуре. Тонкость не только в твоей любимой каллиграфии, но и в отношениях между людьми. Пустоты не только в традиционных китайских акварелях, иносказание в стихах, но и недосказанность в отношениях, едва заметная деликатная забота.

– Давай-ка больше ешь, философ.

Мы быстро справились с обедом, Шэнли достал сто юаней из тех денег, которые священник из нашего маленького городка дал нам на первое время, и расплатился за обед. Эти деньги из церкви и оказались той самой «благодарностью от Бога» за мои уроки танцев для воспитательниц детского сада.

Молодец, что подмечаешь это, видишь, как за причиной идет следствие, как цепочки звеньев защелкиваются.

Выйдя из хэнаньской закусочки, которую Олеся, без сомнения, назвала бы забегаловкой, мой спутник предложил:

– Отправимся в парк Сунь Ятсена4545
  Китайский революционер, основатель партии Гоминьдан, один из наиболее почитаемых в Китае политических деятелей.


[Закрыть], раз он недалеко, а потом пойдем по адресам, которые присмотрели. Я не уеду, пока мы не найдем тебе нормальное жилье.

– Нет-нет, давай вначале за жильем, а потом гулять.

– Мы все успеем, если не будем спешить.

– Ох уж эта китайская философия! – негодовала я.

Невероятно, как это происходит, но китайцы везде успевают, при этом никуда не торопясь. Однажды мы ехали по нашему маленькому городку на рикше с мотором, перед нами еле плелся другой старенький дедушка-рикша, самостоятельно крутивший педали. Из-за сумбурного движения, мы никак не могли вырваться вперед и, конечно, уже начали нервничать, следуя вслед за старым рикшей.

Спустя какое-то время неторопливого старичка удалось объехать. Но добравшись до пункта назначения, мы с удивлением обнаружили, что дедок умудрился нас обогнать, и уже докуривает здесь неизвестно какую по счету сигарету!

Мы прогулялись по парку с рядами могучих кипарисов и отправились на поиски жилья по адресам, записанным мной в блокноте.

Я еще совсем плохо знала город и с любопытством смотрела из окна автобуса. Особенно меня заинтересовала белая пагода, возвышавшаяся над зеленым островом, расположенным посередине небольшого озера, которое окружали ряды тоненьких ив с их длинными, прямыми, как у всех китаянок, волосами.

– Смотри, смотри скорее, как красиво! Прямо как из русской сказки: в море-окияне, на острове Буяне растет дуб, под дубом сундук. Обязательно найду это место и приеду сюда опять.

Так, случайно я увидела и пришла в свои любимые места в Пекине – церковь Ангела Михаила, в которую меня чуть ли не «затолкала» сама Судьба, и в этот самый парк Бэйхай4646
  «Северное море».


[Закрыть], который только что увидела из окна.

Случайно ли? Столько всего должно было случиться, чтобы обстоятельства сложились именно так, а не иначе.

Первая квартира располагалась где-то на отшибе города. Живчик агент с торопливой речью, весьма характерной для его профессии, провел нас на пятнадцатый этаж. Дом был новый, но все выглядело настолько заброшенным, что можно было поверить в то, что он пережил не только Вторую Мировую, но и Первую Опиумную войну4747
  Военные конфликты на территории Китая в XIX веке между западными державами и Империей Цин. Одним из главных требований западных стран было расширение торговли, в первую очередь, опиумом. Первая Опиумная война – 1839 – 1842 годов.


[Закрыть]. Комнатка в квартирке оказалась совсем крохотной. Окно наполовину задвинуто огромным шкафом, однако через оставшееся пространство вдали можно разглядеть горы. Я осталась бы здесь только ради одного вида из окна.

Мы съездили еще в несколько квартир, но все было не так: то далеко от работы, то слишком грязно, но главной причиной, как и прежде, оставалась цена. Уже под вечер я вспомнила, что видела на территории Народного Университета объявление: сдавалась не квартира, а всего одна кровать, причем, что несказанно обрадовало Шэнли, только для девушек. Я скучала по студенческой жизни и поэтому была бы рада жить недалеко от университета.

От станции метро минут десять нужно было идти вдоль разрисованного забора, наслаждаясь произведениями народного искусства, оставленными неизвестными творцами. С другой стороны дороги, напротив забора, тянулся ряд деревьев. Приходила весна, и они, все в цвету, празднично встречали нас.

Среди многочисленных маленьких магазинчиков смешанных товаров, мы нашли нужный дом и по узенькой лестнице поднялись на пятый этаж. На каждой лестничной площадке было настоящее царство разных вещей, узкие подоконник украшали горшки с цветками, по углам были расставлены небольшие столики с книгами, тазами, игрушками, термосами – все необыкновенно разное, но одновременно одинаковое, так, что было трудно отличить один этаж от другого. На перилах я заметила надпись: «Когда разбогатею, не буду жить на пятом этаже». Кто-то, наверное, ужасно запыхался, поднимаясь сюда со своим чемоданом. В бедном скитальце гораздо больше поэтики и юности, нежели в разбогатевшем былом мечтателе. Недаром в Китае говорят: «Потерпел крах по всем фронтам – пойди почитай Лао-цзы».

Дверь в нужную квартиру была приоткрыта, мы постучали. Из-за угла выглянули быстрые живые глаза, которые едва заметив меня, чуть округлились и увеличились.

– Добрый день, мы видели Ваше объявление в Народном Университете. У Вас еще остались места?

– Проходите, проходите.

Мужчина в красной майке лет пятидесяти замахал рукой, указывая на только что ловко расставленные им табуретки. На какое-то мгновение мне показалось, будто он давно нас поджидает. Только мы переступили порог, как тут же уткнулись в большую кровать. Здесь же был и телевизор, и большие комоды. Казалось странным, что квартира начинается со спальни.

– Для девушки ищете место?

– Да.

– У меня как раз осталось одно. Так рад, так рад, откуда вы к нам? Из Синьцзяна4848
  Автономный район в КНР.


[Закрыть]? Я сам с Дунбэя4949
  Северо-восток Китая.


[Закрыть]…

Так началась история жизнеописания дяди, как я в последствии стала его называть, рассказанная им самим, которую мы слушали целый час.

– Хорошо, – наконец не выдержал Шэнли. Можно, мы посмотрим комнату? Если решим остаться у вас, то нам нужно торопиться, чтобы перевезти вещи.

– Конечно, конечно, – вернулся к нам дядя из пучины своих воспоминаний, в которую он ненароком зашел, рассказывая о своей чуть ли не героической жизни.

– Вот комната девочек – моих принцесс. Они все очень хорошие, порядочные, мы живем дружно.

Дядя отворил дверь: небольшая комната с дверью на балкон, беспросветно завешенный одеждой. Вдоль стен стоят четыре двухъярусные кровати.

Восемь человек в одной комнате! Не смотря на то, что душ был один на всех, готовить было нельзя, Интернет и свет дядя отключал в двенадцать ночи, вставать рано и возвращаться поздно не разрешалось, все же было решено, что вариант идеальный, так как стоило место лишь четыреста юаней. Я немного загрустила по своей свободе, которая была у меня в гостинице. Зато как же счастлив был Шэнли! Дядя клятвенно обещал ему присматривать за мной. Заметив тень на моем лице, Шэнли пытался подбодрить меня: «По крайней мере – недалеко от работы, кровать возле окна, и не будет одиноко с девушками». Одна из них только что вошла и удивленно смотрела на нас. Мы не стали медлить и отправились за моим чемоданом.