Текст книги "Духовные проповеди и рассуждения"

О сокровеннейшей глубине

Один учитель говорит: «Бог стал человеком; оттого весь человеческий род вознесен и прославлен. Мы можем воистину радоваться тому, что Христос, наш брат, Своей Собственной силой возвысился над всеми сонмами ангелов и воссел одесную Отца». Этот учитель сказал хорошо. Но, по правде сказать, я не придаю его словам особенного значения. Что мне из того, что у меня богатый брат, когда я сам беден? Что мне из того, что у меня мудрый брат, когда я сам глупец? Я говорю нечто другое и более убедительное: Бог не только стал человеком, Он принял на себя человеческую природу.

Обыкновенно мудрецы говорят, что все люди равны по своей человеческой природе. А я утверждаю, что все доброе, чем обладали все святые, и Мария, Матерь Божия, и Христос по Своему человечеству, – все это мое достояние в этой же природе.

Теперь вы можете спросить меня: если уже в этой природе я обладаю всем тем, что Христос мог бы дать мне по Своему человечеству, отчего мы так высоко ставим Христа и почитаем Его Господом и Богом? Да оттого, что Он был вестником от Бога к нам и принес нам наше блаженство; но блаженство, которое Он принес нам, было [именно] наше. Эта природа бьет ключом там, где Отец рождает в сокровенной глубине Своего Сына. Природа же эта проста и едина. И если с ней и связано нечто проглядывающее сквозь нее, то это «ничто».

Далее я говорю о другом и более трудном. Кто пребывает в наготе и чистоте этой природы, тот должен преодолеть личное настолько, чтобы делать равное добро тому человеку, который находится по ту сторону моря и которого он никогда не видел в лицо, как и тому, кто рядом с ним и кто его заветный друг. Пока ты желаешь добра для себя более, чем для человека, которого ты никогда не видел, ты поистине не прав и ты ни на один малый миг не заглянул в эту простую глубину. Быть может, ты и видел истину в бледном мысленном отображении ее, как бы в подобии, но ты никогда не обладал чем-то лучшим, чем такая истина.

Для этого ты должен быть чист сердцем. А лишь то сердце чисто, которое все созданное превратило в «ничто». И ты должен наконец освободиться от «ничто».

Часто спорят о том, что так горит в аду. Все учителя обыкновенно говорят, что сжигаемо своеволие. Но я утверждаю: в аду горит «ничто». Вот сравнение: возьми горящий уголь и положи его на мою руку. Если бы я сказал: уголь жжет мою руку, то я был бы несправедлив к нему. Если я должен определить, что, собственно, меня жжет, то это делает «ничто». Ибо в угле есть нечто, чего нет в моей руке. Если бы рука обладала всем тем, чем обладает и что дает уголь, она была бы огненной природы. И даже если бросили бы на мою руку весь огонь, который когда-либо горел, он не причинил бы мне боли. Поэтому я утверждаю, что Бог и все те, кто пребывает в блаженном созерцании Его, имеют нечто, чего не имеют отлученные от Бога. И именно это «ничто» учит пребывающие в аду души больше, чем своеволие или какой-либо огонь. Я говорю правду: насколько ты захвачен этим «ничто», настолько ты несовершенен. Поэтому, если вы хотите стать совершенными, освободитесь от всякого «ничто»!

«Бог послал в мир своего Единородного Сына». Вы не должны относить эти слова к внешнему миру, поскольку Он ел с нами и пил, – вы должны относить их к миру внутреннему.

Как истинно то, что Отец в Своей простой Божественной Природе рождает Сына, так истинно и то, что Он рождает Его в сокровеннейшем месте духа. И это – внутренний мир. Здесь Божия глубина – моя глубина. И моя глубина – Божия глубина. Здесь я пребываю вне моего, как и Бог пребывает вне Своего.

Для того, кто хоть на мгновение заглянул в эту глубину, тысяча фунтов червонного золота не больше поддельного гроша. Из этой сокровеннейшей глубины ты должен творить все, что творишь без всякого «зачем».

Я решительно утверждаю, что, пока ты делаешь что-нибудь ради Царствия Небесного, ради Бога или ради твоего вечного блаженства, то есть ради чего-нибудь внешнего, ты воистину не прав. Конечно, и это можно получить, но это не самое лучшее. Ибо воистину, если ты думаешь, что скорее достигнешь Бога через углубление, благоговение, расплывчатые чувства и особую сноровку, чем, находясь в поле у костра или в хлеву, ты не делаешь ничего иного, как если бы ты взял Бога, обернул вокруг Его головы плащ и сунул бы Его себе под лавку.

Ибо тот, кто каким-либо образом ищет Бога, схватывает образ, но Бог, сокрытый за этим образом, от него ускользает. Лишь тот, кто не ищет Бога в образе, обладает Им таким, каков Он есть Сам в Себе, и Он – сама жизнь.

Если бы кто-нибудь тысячу лет вопрошал жизнь: зачем ты живешь? – и она ответила бы ему каким-нибудь образом, то не сказала бы она ничего иного, кроме: живу, чтобы жить. И это оттого, что жизнь живет своей собственной глубиной, бьет из себя самой. Поэтому она живет без всякого «почему» и живит себя самое. И если бы кто-нибудь спросил правдивого человека, такого, который действует из своей собственной глубины: зачем ты делаешь свое дело? – и если бы он отвечал правильным образом, то не сказал бы ничего иного, кроме: делаю, потому что делаю.

Где кончается тварь, там начинается Бог. И Бог не желает от тебя ничего, кроме того, чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом. Малейший образ твари, который ты создаешь в себе, так же велик, как Бог. Почему? Потому что он отнимает у тебя целого Бога. Ибо в то мгновение, когда этот образ входит в тебя, Бог со всем божеством Своим должен удалиться. Но когда этот образ уходит, является Бог. Бог так сильно желает, чтобы ты вышел из себя самого (поскольку ты тварь), словно все Его блаженство зависит от этого. Ах, милый человек, случится ли для тебя какая-либо беда, если ты предоставишь Богу быть в тебе Богом?

Выйди же ради Бога из самого себя, чтобы ради тебя Бог сделал то же самое. Когда выйдете оба, то, что останется, будет нечто единое и простое. В этом едином Отец рождает Сына в глубочайшем Своем источнике. Там расцветает Святой Дух, и там в Боге возникает воля, которая принадлежит душе. До тех пор, пока эта воля пребывает непричастной твари и всему созданному, – она свободна. Христос говорит: никто не восходит на небеса, кроме Сошедшего с небес.

Все вещи созданы из «ничто». Поэтому настоящий источник их – «ничто». Насколько эта благородная воля обращается к твари, настолько она погружается с ней в «ничто».

И вот вопрос: настолько ли погружается эта воля, что она никогда не сможет больше возвратиться? Мудрецы обычно говорят, что она никогда не возвращается, поскольку она ушла вместе со временем.

Но я говорю: если воля эта, на один миг хотя бы покинув себя и все созданное, обратится к своему первоисточнику, она восстанет в истинной свободе и будет свободной; и в одно это мгновение все потерянное время возвратится вновь.

Люди часто говорят мне: «Помолись за меня», и я думаю: зачем вы выходите из себя; зачем не остаетесь в самих себе и не черпаете из своего собственного сокровища? В вас самих заключена вся истина по существу своему.

Дай Бог, чтобы мы поистине оставались внутри, в сущности, и владели бы правдой в истинном блаженстве без различия и посредников! Аминь.

Об исхождении Духа и возвращении его

Не бойтесь тех, что хотят умертвить ваше тело, ибо души они убить не могут. Потому не могут, что не может убить дух духа; дух духу может лишь даровать жизнь. Убийцы, которые хотят вас убить, – это кровь и плоть, и только так один человек умирает от другого.

Благороднейшее, что есть в человеке, – это кровь, когда она желает добра. Но и горчайшее, что есть в человеке, – это кровь, когда в ней воля ко злу.

Если кровь побеждает плоть, человек терпелив, кроток и целомудрен и в нем собраны все добродетели. Если же побеждает плоть, человек высокомерен, зол, нечист и в нем собраны все пороки.

Теперь слушайте: я хочу сказать вам нечто, чего еще никогда не говорил. Когда Бог создал небо, землю и всякую тварь, Он никак не действовал. Ему не с чем было действовать, и в Нем не было действия. Тогда Он сказал: «Мы сотворим Наше подобие». Создавать не сложно – это делается когда и где угодно. Когда я что-нибудь делаю, то делаю это сам в себе и из себя самого и отпечатлеваю там свой собственный образ.

«Мы сотворим подобие»: не Ты, Отец, и не Ты, Сын, и не Ты, Дух Святой, но Мы в совете Святой Троицы – Мы сотворим подобие.

Итак, когда Бог создавал человека, Он творил Свое творческое, Свое вечносущее, присущее Ему дело. И было оно велико, ибо это была душа.

Душа была делом Божиим. Природа Бога, Его сущность и Его божество состоит в том, что он должен действовать в душе. И благословен, благословен будь Он за это! Оттого, что Сам Он действует в душе, любит Бог Свое дело. Его дело – это наша любовь. И любовь наша – Бог. В ней Бог любит Себя Самого, и Свою природу, и Свою сущность, и Свое Божество. Любовью же, которой Бог любит Себя, любит Он все создания. Не как создания любит Он их, но как Бога. Любовью, которой Бог любит Себя, любит Он весь мир.

Вновь я хочу сказать то, чего еще никогда не говорил. Бог наслаждается Самим Собой в этом деле, как наслаждается Он всеми созданиями: но не как созданиями, а как Богом. С отрадой, с которой Он наслаждается Самим Собой, наслаждается Он всем миром. «Бог услаждается Собой в вещах». И Солнце изливает свое светлое сияние на все созданное, и то, на что падают его лучи, вбирает оно в себя, но все же не теряет от этого своего света! Я беру сосуд с водой, и кладу в него зеркало, и ставлю его под солнечные лучи. Тогда Солнце излучается не только из своего диска, но и со дна сосуда: но все же не убывает от этого. Отражение в зеркале принадлежит Солнцу, оно – само Солнце. И все же оно есть только то, что оно есть. Совершенно так же и Бог.

Своей природой, сущностью и божеством Он – в душе, и все же Он – не душа. Отражение души принадлежит Богу и есть Бог: но от этого душа не перестает быть тем, что она есть.

Все творения стремятся к своему высшему совершенству. Все они стремятся от жизни к сущности и все переносятся в мой разум, дабы стать разумными. И я – единый – возвращаю все создания Богу. Пусть же каждый подумает о том, что он делает.

Внемлите, прошу вас, ради вечной правды и моей души. Я хочу сказать никогда доселе не сказанное. Бог и Божество не схожи, как небо и земля. Но прежде всего: внутренний и внешний человек различны так, как небо и земля. Правда, Бог на тысячу миль выше, но и Бог становится и преходит.

Но вот я снова возвращаюсь к внутреннему и внешнему человеку. Я вижу лилии в поле, и их светлое сияние, и их цвет, и их листья. Но их запаха я не вижу. Почему? Потому что их запах во мне. Как и то, что я говорю, во мне, и я выговариваю это из себя наружу. Мой внешний человек воспринимает создания как создания. Но мой внутренний человек воспринимает их не как создания, а как дары Божии. Внутреннейший же мой человек принимает их даже не как дары Божии, но как извечно свое! Ибо даже Бог становится и преходит.

Становится Бог там, где все создания высказывают Его. Когда я был еще в основании, в глубине Божества, в течении и в источнике его, никто не спрашивал меня, куда я стремлюсь или что я делаю: там не было никого, кто бы мог меня спросить. Лишь когда я изошел, все создания возвестили мне Бога. Если бы меня спросили: брат Экхарт, когда вы вышли из дому? Я был сию минуту в нем. О Боге вещают все создания. Но почему они не говорят о Божестве?

Все, что в Божестве, – едино, и о том говорить нельзя. Бог действует так или иначе, Божество же не действует. Нет для него действия, и никогда не обратилось оно к нему. Бог и Божество различаются как дело и недеяние. Когда я возвращаюсь в Бога, я ничего не создаю из себя; и устье мое прекраснее моего истока. Ибо вот я, единый, возношу все создания из их разума в мой, дабы и они стали во мне единством.

И когда я возвращаюсь в глубину и основание Божества, в течение и источник его, никто не спрашивает меня, откуда я и где я был. Никто не ощутил моего отсутствия. И это значит: Бог преходит.

Благо тому, кто понял эту проповедь! Если бы здесь не было ни одного человека, я должен был бы произнести ее этой церковной кружке.

Найдутся жалкие люди, которые вернутся домой и скажут: я сяду на свое место, буду есть свой хлеб и служить Богу. Я говорю: воистину эти люди должны оставаться в заблуждении, и они никогда не смогут достичь того, что дается другим, которые следуют за Богом в Его нищете и обнаженности! Аминь.

О страдании

Один учитель говорит: «О, щедрый Бог, как хорошо мне будет, если моя любовь принесет тебе плоды!»

Господь говорит каждой любящей душе: Я был ради вас человеком, если вы не станете ради Меня богами, то будете ко Мне несправедливы. Моей Божественной Природой обитал Я в вашей человеческой природе, так что никто не знал Моей божественной власти и Меня видели странствующим, как всякого другого человека. Так и вы должны скрыть вашу человеческую природу в Моей Божественной Природе, дабы никто не узнал в вас вашей человеческой слабости и ваша жизнь стала бы божественной настолько, что не признавали бы в вас ничего, кроме Бога.

А это не произойдет, если мы станем говорить сладкие слова и совершать духовные ужимки и пребудем в духе святости. Это не произойдет, если слава о нас разнесется далеко и мы будем любимы, как друзья Божии, или если мы будем так избалованы Богом и изнежены, что нам покажется, будто Бог забыл все создания, кроме нас одних, и мы вообразим себе, что все, чего мы ни пожелаем, сейчас же случится. Нет, это не так! Не этого требует от нас Бог. Нет, не так это!

Он хочет, чтобы мы оставались свободными; чтобы нас не трогало, если, с целью лишить нас доброго имени, о нас говорят, будто мы лживые и неправдивые люди и тому подобное; и не только если о нас дурно говорят, но и дурно против нас поступают и отнимают у нас поддержку, в которой мы нуждаемся из-за наших жизненных потребностей, и вредят нам не только в вещах божественных, но вредят и нашему телу, так что мы заболеваем или подвергаемся тяжелому телесному страданию. И не должно нас трогать, если, когда мы желаем во всех наших делах лучшего, что только можно вообразить, люди будут обращать это в самое дурное, что только они могут придумать; и если мы будем терпеть это не только от людей, но и от Бога, когда Он отнимает у нас утешение Своего присутствия и как бы воздвигает стену между Собой и нами, и, когда мы прибегаем к Нему в наших скорбях за утешением и помощью, Он словно бы закрывает глаза и не желает ни видеть, ни слышать нас и оставляет нас одних в нужде и борьбе, как был оставлен однажды Своим Отцом Христос. Вот тогда-то и должны мы укрываться в Его Божественной Природе и в нашей неутешности стоять непоколебимо на том, чтобы не помогать себе ничем другим, кроме слов: «Отче, да будет воля Твоя надо мной».

Бог – это существо, которое можно лучше всего познать через «ничто». Спросят: «Как через „ничто“?» Отвечу: отказываясь от всяких средств, и не только отказываясь от мира и приобретая добродетель, но и добродетель я должен оставить, если хочу познать Бога без всяких посредников. Не то чтобы я должен был отказаться от добродетели, но добродетель должна, по существу своему, обитать во мне, я же должен стать выше добродетели. Когда человеческая мысль не причастна больше никакой вещи, она впервые касается Бога.

Один языческий мудрец говорит, что природа не имеет власти над природой. Поэтому Бог не может быть познан никакой тварью. Если же Он должен быть познан, то только в свете, который выше природы.

Мудрецы спрашивают: отчего так происходит, что Бог, поднимая душу превыше ее самой и превыше всякой твари и возвращая ее к Себе, не поднимает ввысь и тело, чтобы оно не нуждалось ни в чем земном?

Один учитель, кажется св. Августин, отвечает на это, говоря: «Когда душа достигает соединения с Богом, только тогда впервые тело обретает то совершенство, при котором оно может наслаждаться всеми вещами во славу Божию. Ибо ради человека проистекли все создания, и то, чем разумно может наслаждаться тело, не есть падение для души, но возвышение ее достоинства. Ибо тварь не может найти более благородного пути, чтобы вернуться к своему источнику, чем верного человека, который позволяет своей душе на миг поднять его до воссоединения с Богом».

Ибо нет тогда преграды между Богом и душою; и поскольку душа следует за Богом в пустыню Божества, постольку тело следует за возлюбленным Христом в пустыню добровольной бедности; и как душа соединена с Божеством, так соединено тело с действием истинной добродетели во Христе. И Отец небесный может сказать: «Это Сын Мой возлюбленный, в котором к Себе Мое благоволение», ибо Бог не только в душе родил Своего Единородного Сына, но и душу саму родил Своему Единородному Сыну.

Воистину из самой глубины сердца! Какое страдание может быть для тебя слишком горьким и жестоким, человек, если ты видишь, что Тот, который был в образе Бога, в свете Своей вечности, в сиянии святых и который был рожден прежде луча и всякого естества Божия, приходит в тюрьму и в тиски твоей загрязненной природы, которая настолько нечиста, что все вещи, какими бы чистыми они ни приближались к ней, становятся в ней нечистыми и зловонными, – и все же Он захотел ради тебя погрузиться в нее?

Существует ли что-нибудь, что не сладко было бы тебе претерпеть, если ты перечтешь все горести твоего Господа и Бога и вспомнишь все горе и позор, упавшие на Него?

Какой позор и поругание терпел Он от князей, и рыцарей, и злых рабов, и от тех, что проходили взад и вперед по дороге перед крестом?

Поистине сколь велико Его великое, невинное милосердие и Его подлинная любовь, которая нигде не являлась мне с такой совершенной подлинностью, как здесь, где сила любви вырвалась из Его сердца!

Поэтому создай себе узел из всяческих страданий твоего Господа и Бога, и пусть он пребудет всегда между грудей твоих. Взгляни на Его добродетели и рассмотри их. Как усердно думал Он о твоем спасении во всех Своих делах!

Смотри, чтобы той же платой заплатить Ему за Его постыдную, позорную смерть и страдальческую природу, которой Он мучился безвинно за твою вину, словно бы то была Его собственная вина, как Он Сам и говорит в Пророках о Своем страдании: «Смотрите, это претерпеваю Я ради Моей вины». О плоде же своих дел говорит Он так: «Смотрите, этим богатством должны вы обладать в награду за дела ваши» – и называет наши грехи Своими грехами, а Свои дела нашими делами, ибо Он исправил наши грехи, как будто бы Он Сам их совершил, и мы имеем награду за Его дела, как будто бы мы их сделали.

И это должно сделать ничтожной нашу тяготу, ибо добрый рыцарь не жалуется на свои раны, когда он созерцает короля, который ранен вместе с ним. Господь предлагает нам напиток, который сперва испил Сам.

Он не посылает нам ничего такого, чего бы Сам прежде не сделал или не выстрадал. Поэтому мы должны питать большую любовь к страданию, ибо Бог ничего иного и не делал, пока был на земле, лишь страдал! Дай Бог, чтобы мы преобразили и потеряли нашу человеческую природу и все наши слабости в Божественной Природе, – да так, чтобы нельзя было в нас найти ничего, кроме чистого Бога! Аминь.

О единстве вещей

Подобные вещи любят друг друга и соединяются, несхожие избегают друг друга и ненавидят.

Нет ничего более несхожего, говорит один учитель, чем небо и земля. Почувствовала земля в глубине своего естества, что она чужда небу и несхожа с ним. Потому бежала она от неба в места нижайшие и лежит там неподвижно и тихо, чтобы не приблизиться к нему. И узнало небо в глубочайшем естестве своем, что земля удалилась от него и заняла нижайшие места. Поэтому оно неудержимо изливается плодородием своим в земное царство; и мудрецы желали бы, чтобы широкое и далекое небо не оставляло для себя ничего, ни даже кусочка, равного острию иглы. Ибо небо, пробуждая плодородие в царстве земли, всецело возрождает себя.

То же самое скажу я и о человеке, который стал «ничем» перед собой, перед Богом и перед всеми творениями; он занял нижайшие места, и в него должен всецело излиться Бог, – или Бог не Бог!

Клянусь вечной правдой Господа: Бог должен излиться всей Своей силою в каждого человека, дошедшего до глубин. Излиться всецело, так чтобы ни в жизни Своей, ни в сущности Своей, ни в естестве Своем, ни даже в самой Божественности Своей не сохранить для Себя ничего; но, принося щедрый плод, всецело излиться в человека, отдавшегося Богу и избравшего нижайшие места.

Когда я сегодня шел сюда, то думал, как бы сделать мне проповедь понятной для вас, – и придумал пример: тот, кто сможет понять его, постигнет подлинный смысл и сущность всего моего учения.

Пример этот касается моего глаза и дерева. Открываю ли, закрываю ли я его – он все тот же глаз. И у дерева ничего не отнимается и ничто не прибавляется, когда на него смотрят. Слушайте: предположим, что мой глаз покоится в себе как нечто единое, пребывающее само в себе, и только в момент зрения открывается и устремляется на дерево. И дерево и глаз остаются тем, чем они были, однако в деятельности зрения они становятся одним и тем же до такой степени, что можно было бы сказать: глаз есть дерево, а дерево – глаз. Если бы дерево было полностью лишено вещества и представляло собой нечто чисто духовное, подобно деятельности зрения моего глаза, можно было бы с полным правом утверждать, что в деятельности зрения дерево и мой глаз стали одним существом.

И если это верно относительно мира вещественного, то насколько же более верно относительно духовного мира. Вам следует принять во внимание, что между моим глазом и глазом барана, находящегося по ту сторону моря, барана, которого я никогда не видел, гораздо больше общего, чем между моим глазом и моим ухом, хотя эти последние принадлежат одному и тому же существу. Происходит это потому, что глаз барана и мой глаз имеют одну и ту же задачу. Вот почему я и приписываю им большую степень единства – а именно единство действия, – чем глазу и уху, которые в своей деятельности не имеют ничего общего.

Я говорил не раз также о свете души, несотворенном и несотворимом. Я всегда стараюсь коснуться этого света в проповеди. Ибо он воспринимает Бога непосредственно, без всяких покровов, таким, каков есть Он Сам в Себе. Этот свет воспринимает Его в действии внутреннего богорождения!

И я могу утверждать поистине, что этот свет имеет больше единства с Богом, чем с какой-либо из сил души, хотя с последними он – по своей принадлежности к одному и тому же существу – все-таки является одним. Ибо несомненно, что в недрах моей души, взятой как одно существо, свет этот не занимает более высокого места, чем всякая другая чувственная способность: слух, или зрение, или иная сила, способная страдать от голода, жажды, холода и зноя. Это происходит потому, что существо есть нечто простое и цельное.

Поэтому если рассматривать силы души в одном существе, то они равны и все стоят одинаково высоко; если же рассматривать их действия, то одна гораздо благороднее и выше другой. Вот почему я и говорю: пусть человек отвратится от себя самого и от всего сотворенного. Насколько тебе удастся это, настолько достигнешь ты единства и блаженства в той искре души, которой никогда не касалось ни время, ни пространство. Эта искра сопротивляется всем творениям и хочет только Бога, чистого, каков Он есть Сам в Себе. Она не удовлетворится ни Отцом, ни Сыном, ни Святым Духом, ни всеми Тремя Лицами, покуда каждое пребывает в Своем существе. Да! Я утверждаю: мало этому свету даже того, чтобы Божественная Природа, творческая и плодородная, рождалась в нем.

И вот что кажется еще более удивительным: я утверждаю, что свет этот не довольствуется и простой, в покое пребывающей Божественной Сущностью, которая не дарует ничего и не принимает даров: он хочет знать, откуда эта Сущность, он хочет в самую глубину, единую, в тихую пустыню, куда никогда не проникало ничего обособленного, ни Отец, ни Сын, ни Дух Святой; в глубине глубин, где всякий был бы чужаком, – лишь там доволен этот свет, и там он больше у себя, чем в себе самом.

Ибо глубина эта – одна безраздельная тишина, которая неподвижно покоится в себе самой. И этим покоем движимы все вещи.

От нее получают свою жизнь все живущие, живые разумом, погруженные в себя. Да поможет нам Бог, чтобы жили мы в этом смысле разумно! Аминь.