Текст книги "Ночи дождей и звезд"

Глава 5

Ресторан дал Томасу номер полицейского участка. Когда Шейн услышал, что тот собирается звонить в полицию, до Фионы донесся его смех.

– Пустая трата времени, Томас. Она ни за что не выдвинет обвинения, а если и выдвинет, так это же дела семейные. Именно так они и скажут. Хуже того: это конфликт иностранных граждан, так что не рассчитывай, что они станут в это лезть. – Он потянулся еще за одним бокалом вина.

Оба официанта взглянули на Томаса, словно в поисках совета. Позволять ли Шейну пить или лучше отобрать у него спиртное?

Но Томас лишь слабо кивнул. Чем больше выпьет Шейн, тем хуже он будет выглядеть, когда Йоргис, брат Андреаса, прибудет во всем разобраться.

Он отошел в заднюю комнату, чтобы позвонить вдали от лишних ушей. Стоило ему представиться, как полицейский немедленно его вспомнил:

– Вы же один из тех щедрых людей, сделавших большое пожертвование семье Маноса!

– На самом деле это был ваш брат: он не взял с нас денег за еду.

Брату Андреаса это показалось вполне очевидным.

– Он сказал, что вы друзья.

– И мы гордимся дружбой с ним, но, сэр, у нас тут проблема…

Томас объяснил все Йоргису, который сразу понял ситуацию. На удивление, обошлось почти без бюрократии. Затем Томас тихо попросил официантов отвести Шейна в заднюю комнату и запереть его. Шейн даже не стал сопротивляться.

– Это пустая трата времени, вы зря гоняете полицию, поверьте, вы пожалеете, когда они придут и уйдут ни с чем! Всезнайка Томас вчера так и блеял, что ему не дают общаться с сыном. Да с тобой и кот не стал бы разговаривать, у тебя нет стиля.

– Зато у тебя есть, стиль сжатого кулака называется, – ответил Томас.

– Отличная шутка, правда отличная.

– Здесь не любят тех, кто избивает женщин, и скоро ты это поймешь.

– Да я выйду отсюда, а эта крошка будет виснуть у меня на шее; так всегда происходит, так будет и теперь! – Он выглядел дерзко и уверенно.

Томас почувствовал, как горький гнев подступает к горлу; вдруг он понял, что его ладонь сжалась в кулак, хоть он и не собирался лезть в драку. Видя это, Шейн засмеялся:

– Только не говори, что наконец-то решил вести себя как мужчина.

Но гнев Томаса схлынул, едва проявившись. Он снова взял себя в руки.

– Оставьте ему вина, я заплачу, – кивнул он официантам и присел рядом с Фионой, по заплаканному лицу которой было видно, что она все еще в шоке. – Все будет хорошо, – сказал он, поглаживая ее руку.

– Нет, не будет, – произнесла она с ужасающей уверенностью.

– Ты ведь знаешь, человек способен выдержать все. Именно поэтому мы до сих пор населяем эту планету, а не вымерли давным-давно.

Больше он ничего не сказал до самого приезда полицейского фургона. Они слушали, как волны разбиваются о камни под рестораном. Лицо Фионы казалось печальным и опустевшим, но Томас знал, что он поддерживает ее, дает ей опору, просто сидя рядом.

Прибывший Йоргис объявил Шейну, что нападение видели три независимых свидетеля, поэтому его запрут в полицейском участке на двадцать четыре часа.

– Но она не возражала. – Голос Шейна теперь звучал нервно, невнятно. – Спросите ее. Я люблю ее, мы с ней вместе, у нас, возможно, даже будет ребенок, правда, Фиона? Скажи им.

Фиона по-прежнему была не в себе.

– Это не важно, – объяснил Йоргис. – Жалоба поступила не от нее, и не имеет значения, что она скажет.

Затем он надел на Шейна наручники и затолкал его в полицейский фургон.

Фургон уехал с первыми лучами солнца, когда люди уже начали стекаться сюда за ланчем. Официанты вздохнули с облегчением. Им, юным и неопытным, здорово помотали нервы: вся эта драка, приезд полиции, арест; но теперь порядок был восстановлен, и ресторан мог продолжить работу. Тяжелое выдалось утро.

До той минуты Фиона все так и молчала, но теперь начала плакать.

– Мне сейчас так не хватает друзей, Томас, – сказала она.

– Я твой друг.

– Да, я знаю, но я имела в виду скорее подругу, например Барбару; та всегда говорила мне, что делать, давала советы.

– Хочешь, позвоним ей? У меня в квартире есть телефон, – предложил он.

– Все уже не так, как раньше. Слишком много воды утекло; сколько раз она предлагала помощь, а я не слушала. Она просто не могла понять, насколько все изменилось. И как много всего произошло.

– Я знаю, вам пришлось бы многое обсудить, – посочувствовал он.

– Я могла бы поговорить с Эльзой, но мы не знаем, где она, да и захочется ли ей выслушивать мои жалобы, – грустно сказала Фиона, вытирая глаза салфеткой.

– Мы могли бы узнать, где она. Утром я видел, как она садилась в такси с Дэвидом. Не знаю, куда они направлялись. Но почему бы нам не поесть, чтобы слегка взбодриться?

– Говоришь прямо как моя мать, – слабо улыбнулась она.

– Из меня вообще недурная мамаша, – ответил он. – Когда ты немного придешь в себя, мы пойдем прогуляемся и поспрашиваем таксистов. Они точно не пропустили бы такую, как Эльза.

– Честно, не хотелось бы проявлять слабину.

– Она очень добрая и отзывчивая… Если кто и может поддержать, так это она, – заверил ее Томас.

– Ты так думаешь?

– Да. О, и еще кое-что, Фиона?

– Что?

– Он сказал, ты, возможно, беременна. Это правда?

– Он так сказал? Я даже не поняла. – На ее лице снова появилась жалкая тень надежды.

– Он явно хотел этим прикрыться.

– Я думала, эта новость его обрадует.

– Нет. Не хочу казаться жестоким, но непохоже, чтобы он был рад. Выходит, это правда?

– Может быть. – Голос ее звучал мрачно.

– Съедим омлет, а потом поищем таксистов. Если те не запомнили Эльзу, то они явно недостойны называться мужчинами.

Он был прав. Светловолосую немку и субтильного очкарика помнили все. Оказалось, тот таксист, который довез их до Калатриады, прекрасно на этом заработал.

– Едем туда, – сказал Томас, предлагая ошалевшему таксисту заработать еще столько же.

Дорога между холмами могла похвастаться своей извилистостью. В деревне под названием Калатриада друзья легко отыскали Эльзу и Дэвида. Вся Калатриада, казалось, состояла из большой площади и окружавших ее кафе да сувенирных магазинчиков, так что трудно было не заметить светлые волосы Эльзы, склонившейся над керамическими тарелками в небольшой лавочке. Объяснять их приезд не требовалось – было и так ясно, что Фиона и Томас здесь не случайно. И Эльза запаниковала.

– Меня кто-нибудь ищет? – поспешно спросила она, послав им дикий, напуганный взгляд.

Томас мигом взял быка за рога:

– В некотором смысле, Эльза. Мы надеялись, что ты поговоришь с Фионой. Понимаешь, она немного расстроена.

– Это видно, – кивнул Дэвид, разглядывая ярко-красный отпечаток на щеке Фионы.

– Еще чуть-чуть, и ей сломали бы нос, – мрачно сказал Томас.

– Ну конечно, давай поговорим. – Эльза коснулась руки Фионы. – Прости, я сперва решила, что неприятности у меня; хотя, вообще-то, так оно и есть, поэтому мы с Дэвидом задержимся здесь на денек.

– Задержитесь? Здесь? – изумились Фиона и Томас.

– Верно, здесь так здорово, не правда ли? Вон там, на другой стороне площади, стоит чудесный маленький отель. Мы сняли пару комнат. Фиона может переночевать со мной, а мальчики пускай займут другую комнату. Что скажете, вам это удобно?

Эльза вновь уверенно заулыбалась, и эта идея – провести этот внезапный мини-отпуск в крохотной греческой деревушке, случайно предложенной Дэвидом, – вдруг показалась всем четверым вполне здравой, несмотря на то что еще вчера они не знали друг друга. Все согласились, что это и впрямь очень удобно.

Вчера, ровно сутки назад, они были едва знакомы. Сегодня они уже делили эту жизнь друг с другом. Их беседа протекала легко, будто они с детства росли и дружили в одном дворе, а не прибыли из четырех разных стран.

Атмосфера была не такой, как прошлым вечером, когда их выбили из колеи и морская авария, и разговоры по телефону с родными. Вчера, пока они говорили по душам, на ясном небе разгорались звезды, но сегодня вечером, напротив, собирался шторм.

Семью, владевшую маленьким отелем, похоже, совсем не удивило столь неожиданное появление разношерстной компании без багажа. Их постояльцы казались приятными, беззаботными людьми, пусть немного взволнованными, но они ведь прибыли из Айя-Анны, где вчера произошла страшная трагедия. Возможно, они знали кого-то с той яхты.

Управляла отелем женщина по имени Ирини, на вид очень усталая и сгорбленная. Она приготовила для них полотенца и кусок мыла. Ее улыбка была теплой, но вымученной: на ней лежали и уборка, и готовка, а между тем в углу за настольной игрой восседали трое мужчин, и ни один не спешил ей помогать.

– Похоже, за права женщин в этом доме еще бороться и бороться, – прошептала Эльза Фионе, когда они поднялись в свой номер.

– А стоило бы начать с моих прав, Эльза, – смиренно произнесла Фиона. – Чтобы увидеть перед собой жертву, достаточно просто взглянуть на меня.

Лицо Эльзы наполнилось сочувствием.

– Поспи немного, – предложила она. – После пары часов сна все кажется не таким уж страшным.

– Но мне нужно рассказать тебе о нем и о том, почему он так поступил, – начала Фиона.

– Нет, тебе нужно не это. Тебе просто хочется услышать, что твое желание вернуться к нему совершенно правильное и что он не хотел тебя бить.

Фиона распахнула глаза шире.

– Может, так оно и есть, но не будем об этом сейчас, – продолжала Эльза. – Ты слишком устала и перенервничала, чтобы хоть кого-то слушать. Отдыхай. Поговорим позже, у нас полно времени.

– А ты?

– А я посижу здесь, посмотрю на горы, – ответила Эльза.

К своему изумлению, Фиона почувствовала, как ее веки тяжелеют. Вскоре ее дыхание стало глубже.

Эльза сидела в маленьком плетеном кресле и смотрела, как тени опускаются на долину.

Этим вечером шел дождь, застилая собой звездное покрывало.

– Ты играешь в шахматы, Томас? – спросил Дэвид.

– Да, но плохо, – признался Томас.

– Я тоже, однако у меня тут карманный шахматный набор, не хочешь сыграть? Обещаю многого не ждать.

Томаса, судя по его виду, что-то беспокоило, но говорить об этом начистоту он не хотел. К счастью, подвернулись шахматы.

Они переставили столик к окну, и к тому моменту, когда на мир опустились ночные тени и начался ливень, игра уже шла вовсю.

Ирини постучалась в оба номера.

Из-за слишком сильного дождя ужин на улице отменяется, сказала она, но постояльцы могут остаться в отеле и поесть у окна с видом на площадь. Обсуждать огромный синяк, который начал проступать на лице Фионы, хозяйка не стала.

Их компания прошла к столу, накрытому сине-желтой клетчатой скатертью. Старички в углу по-прежнему играли в нарды, стуча фишками и кубиками, ну а гости принялись за кебабы и салат, с гордостью выставленные Ирини.

– Ореа, поли́, поли кала́! – сказал Дэвид. – Замечательно, очень, очень хорошо!

Усталое лицо Ирини озарила широкая улыбка. Ей, должно быть, всего сорок, а то и меньше, подумала Эльза. Жизни как таковой у нее не было, но рядом с ней хотя бы были люди, которых она знала и любила, а вдобавок теперь еще и четверо постояльцев нахваливали ее простую еду, уверяя, что все очень вкусно.

Когда-то Эльзе казалось, будто ей ведомо все на свете. Она бы Ирини тоже рассказала, как правильно жить. Но теперь от ее уверенности не осталось и следа. Вдруг этой женщине и впрямь жилось счастливо в этой славной деревушке в окружении моря и гор. Один из игроков в нарды вполне мог быть ее мужем, другой – ее отцом. И, судя по детским вещам на бельевой веревке, у Ирини могла быть семья, могли быть дети, которые знали здесь всех жителей.

Напрашивался вывод: оставаться здесь для нее было лучше, чем искать ярких красок в каком-нибудь Чикаго, как это сделал сын Андреаса.

Эльза вздохнула. До чего проще было бы, будь все однозначно. Прежняя Эльза посоветовала бы Фионе повнимательнее взглянуть на Шейна и осознать, что он никогда не полюбит ни ее, ни, наверное, вообще кого-либо. И что Фионе стоит рассмотреть вопрос беременности от Шейна со всех возможных сторон, пока еще не поздно, пускай женщины и не должны советовать друг другу аборт. Однако сейчас Эльза вообще не знала, как поступить.

Тут она поняла, что витает в облаках, и вновь сосредоточилась на застольной беседе. В конце концов, она ехала сюда проветрить голову, а не сидеть в замешательстве и задумчивости, как сидела несколько недель назад в своей квартире, прежде чем купить билет до Афин.

Нельзя было позволять вниманию притупиться и отвлечься.

– Очень она оригинальная, эта Вонни, – рассказывал Томас о своей хозяйке. – Похоже, она живет здесь уже много лет, о себе никогда не рассказывает, но на греческом говорит, как на родном. Она упомянула, что хорошо знает Калатриаду, раз в несколько недель она ездит сюда за керамикой, которую потом продает в своей сувенирной лавке.

– Андреас рассказывал, что она ирландка, – отметила Фиона. – Я как раз сегодня ее вспоминала… Ну, знаете, раз она осела здесь, может, и у меня есть шансы. – Ее маленькое бледное лицо выглядело очень грустным.

– Как думаете, она ездит сюда одна или с кем-то? – Эльза решила вернуть обсуждение в нужное русло, пока Фиона не навоображала какую-то утопию, где они с Шейном заживут одной семьей среди лиловых греческих гор.

Томас не знал ответа на ее вопрос. Хотя Вонни кажется открытой и дружелюбной, с ней трудно говорить по душам, признался он.

Дэвид вспомнил, как заглянул в сувенирную лавку Вонни и перекинулся с ней парой слов. Он еще тогда подумал, что у нее недурная коллекция; ей явно приходилось выдерживать непростой баланс закупок между всяческим барахлом для туристов и действительно стоящими вещами.

– Мне нравится в ней то, что она не одержима зарабатыванием денег, хотя нельзя сказать, что они ей не нужны, – сказал Дэвид.

– Да уж, похоже, на жизнь ей едва хватает, – согласился Томас. – Она обучает детишек английскому, а спит в какой-то сараюшке на заднем дворе, чтобы освободить мне комнату для съема.

– Сколько ей лет? – спросила Эльза.

– Пятьдесят-шестьдесят, – предположил Дэвид.

– Сорок-пятьдесят, – одновременно произнес Томас.

Вся компания рассмеялась.

– Вот так и наряжайся для мужчин, – ухмыльнулась Эльза.

– Нет, Вонни не из того теста, на ней вечно одна и та же футболка плюс цветастая юбка и сандалии. Уверен, она и косметикой никогда не пользовалась. – Томас задумался. – Вот странно, почему-то мне от этого спокойнее.

Казалось, мысли унесли его далеко-далеко, словно ему вспомнилась некая женщина, которая любила наряжаться и постоянно красилась.

– Раз тебе спокойнее, значит ты запал на эту женщину не пойми какого возраста? – поддразнила его Эльза.

– И близко нет, но персона она любопытная. Я звонил ей вчера перед ужином на случай, если она увидит темные окна моей комнаты и решит, что я пропал.

– Как заботливо с твоей стороны, – удивилась Фиона.

Шейну и в голову не пришло бы ничего подобного.

– Она передала, что здесь мы такси точно не поймаем, так что нужно будет сесть на автобус, он отправляется с площади каждые два часа. А я ответил, что мы, вероятно, приедем на похороны, только не знаем, будет ли это кстати. Но, по словам Вонни, местные оценят такое внимание. Вы как, согласны?

– Я согласен, – кивнул Дэвид.

– Я тоже, мне еще нужно будет зайти в полицейский участок, поговорить с Шейном. – Фионе явно не терпелось. – Теперь, когда у него было время все обдумать, ему, наверное, так плохо и стыдно.

Они упорно избегали ее взгляда. Из всех насчет возвращения пока что не высказалась только Эльза.

– Эльза? – мягко спросил Томас.

– А я бы, знаете, осталась здесь на пару дней. Мы могли бы снова встретиться позже. – Понимая, что ей нужно как-то объясниться, Эльза поколебалась, затем все-таки решилась: – Знаю, это немного странно, но я стараюсь избегать кое-кого, и, пока он не уедет, мне лучше затаиться. – Она окинула взглядом их непонимающие лица. – Звучит глупо, но так обстоят дела. Я сбежала из Германии, бросила друзей, бросила любимую, денежную работу… лишь бы избавиться от него. Глупо было бы столкнуться с ним снова в таком крошечном месте, как Айя-Анна.

– Ты так уверена, что он там? – осторожно переспросил Томас.

– Примчаться сломя голову – это вполне в его духе. Он же весь такой заботливый. Вот почему я укатила сюда с Дэвидом. – Эльза с благодарностью взглянула на Дэвида.

– Мы все могли бы заставить его держаться подальше. – Дэвид усиленно продолжал строить из себя ее героя.

– Или мы могли бы сказать Йоргису, в смысле, брату Андреаса… А тот бы припугнул твоего парня, если он вздумает досаждать тебе или преследовать, – успокаивал ее Томас.

Эльза переводила взгляд с одного на другого:

– Нет, дело не в том, что я его якобы боюсь. Я себя боюсь, как бы не вернуться к нему. Ведь иначе все это, все мое путешествие потеряет всякий смысл. – У Эльзы, крутой и уверенной в себе, дрожали губы.

Все были в недоумении.

– Эльза, я бы осталась с тобой, – начала Фиона, – но мне нужно в полицейский участок проведать Шейна.

– Это просто твоя прихоть, Фиона, а не реальная необходимость, – покачала головой Эльза.

– Ну, ты ведь должна понимать, что я люблю его. – Фиону явно задело ее замечание. – Серьезно, Эльза. Ты ведь тоже влюблена в своего парня, иначе ты бы не боялась встречи с ним.

Отношения между девушками могли обостриться в любой момент, так что Томас вмешался:

– День был долгий… Предлагаю встретиться здесь за завтраком в восемь утра. Потом те из нас, кто захочет поехать, могут сесть на девятичасовой автобус. Годится?

Хоть его голос и звучал мягко, годы работы со студентами научили его, как сделать авторитетное лицо.

Признав его правоту, компания начала расходиться.

– Минутку, – сказала Эльза. – Фиона, ты прости меня, я повела себя грубо. Конечно же, у тебя есть полное право пойти и повидать любимого мужчину. И еще мне очень жаль, что я поставила свои хотелки выше чужого горя. Разумеется, я поеду с вами на похороны и буду рада, если мои добрые друзья защитят меня. – Она разглядывала их поочередно, и при этом глаза ее блестели так, словно за улыбкой она прятала желание разрыдаться.

Глава 6

Шейн сидел в камере предварительного заключения в глубине полицейского участка, подпирая голову руками. До смерти хотелось холодного пивка, но этот неотесанный греческий коп, братец назойливого Андреаса, вряд ли согласится сгонять за спиртным.

И где носило Фиону? Шейн думал, она прибежит почти сразу. Он мог бы послать ее в рыбный бар возле гавани за тремя холодными банками. Конечно, ему придется долго извиняться, каяться, рассказывать, как она вывалила на него столько всего, что он просто не мог сдержать эмоций.

Он ударил в дверь тарелкой, на которой лежал черствый хлеб.

– Да? – Йоргис отодвинул перегородку и заглянул внутрь камеры.

– Моя девушка. Она наверняка приходила сюда, а вы ее отослали, так? Вам это с рук не сойдет, вы же понимаете, что люди, содержащиеся под стражей, имеют право видеться с семьей и родственниками.

– Так ведь никто не приходил, – пожал плечами Йоргис.

– Бред!

– Не было никого. – И Йоргис развернулся, чтобы уйти.

– Послушайте… Я прошу прощения, я не говорю, что не верю вам, просто… Видите ли, мы с моей девушкой очень важны друг для друга, и я думал… – Его голос затих.

– А вчера мне не показалось, будто она для вас важна, – ответил Йоргис.

– Ничего вы не понимаете. Между нами такая страсть, что нам время от времени свойственны такие вот вспышки.

– Энда́кси, – ответил Йоргис.

– Что это значит?

– Это значит «ладно», или «о’кей», или «как скажете».

Йоргис снова двинулся прочь.

– Где она?! – заорал Шейн.

– Слышал, вчера она уехала из Айя-Анны, – бросил Йоргис через плечо.

– Я вам не верю!

– Думайте что хотите. Мне сказали, что она взяла такси и уехала.

Шейн сидел в недоумении. Это не могло быть правдой. Фиона в жизни не уехала бы без него.

– Калимэ́ра сас, Йоргис, ты какой-то встревоженный. – Поприветствовав его, Вонни прислонилась к стене полицейского участка.

– Что ж, на похоронах толпятся телеоператоры, станция забита транспортными следователями и страховщиками, на мне висит одиннадцать разных отчетов, да прибавь еще этого щенка за решеткой, с которым я вообще не знаю, что делать.

– Парень, который избил свою ирландскую подружку? – переспросила Вонни (все-то в этой деревне она знала).

– Да. Вот бы он был в сотне миль отсюда…

– Ну, так и отправь его куда подальше.

– Что?

– Много лет назад так делали в Ирландии: если какой-то отброс доставлял неприятности, судье или надзирателям было проще посадить его на почтовое судно до Англии, чтобы не решать вопрос самим.

Йоргис недоверчиво улыбнулся.

– Нет, нехорошо, конечно, поступать так с англичанами, ссылая к ним всяких пакостников, – продолжала Вонни, – но мы думали: Англия побольше нас, как-нибудь справится.

– Ясно…

– Предположим, ты посадишь его на одиннадцатичасовой паром до Афин. Серьезно, Йоргис, всем будет легче, если сплавишь его до похорон.

– Да и Афины – достаточно большой город, там тоже как-нибудь справятся. – Йоргис задумчиво погладил свою щеку.

Загорелое морщинистое лицо Вонни расплылось в широкой улыбке.

– Точно, Йоргис. Афины – большой город, – согласилась она.

– Вы не можете приказать мне убраться с этого острова, – сказал Шейн.

– Хотите – верьте, хотите – нет. Сейчас с вами некогда разбираться. Мы подержим вас в камере до следующей недели, заведем уголовное дело, может и до тюрьмы дойти. Это один вариант. Другой вариант: мы бесплатно подбросим вас до Афин. Выбирайте. Даю десять минут.

– А как же мои вещи? – возмутился Шейн.

– Один из моих парней повезет вас как раз мимо дома Элени. Когда соберетесь, вас доставят на паром к десяти тридцати.

– Я не готов никуда ехать!

– Как хотите, – сказал Йоргис и повернулся, чтобы выйти из камеры.

– Нет, постойте-ка, вернитесь! Я, наверное, все же поеду.

Йоргис проводил его до полицейского фургона. Шейн с угрюмым видом забрался в кузов.

– Чертовски странно в этой стране ведутся дела, – пробурчал он.

В доме Элени обнаружилось, что все вещи Фионы по-прежнему на своих местах.

– Я думал, вы сказали всем, что она ушла.

Фиона собиралась вернуться тем же днем, объяснила Элени на греческом. Молодой полицейский смекнул, что ее ответ лучше не переводить. Его босс хотел, чтобы этот юный деспот поднялся на борт парома, уходящего в одиннадцать, и исчез из-под его юрисдикции. Не стоило откладывать ответственный момент, только чтобы дождаться эту дурочку, да и Шейн в любом случае не особо расспрашивал о ней.

Полицейский наблюдал, как Шейн складывает свою одежду в сумку. Затем, даже не предложив Элени денег за постой и не попрощавшись, он вернулся в полицейский фургон и отбыл.

Автобус из Калатриады медленно катил в сторону Айя-Анны, минуя деревушки на холмах.

Салон без конца наводняли и покидали старушки в черном, приветствуя других пассажиров; некоторые везли овощи, похоже, для рынка, а одна женщина зашла в автобус с двумя несушками. Какой-то молодой парнишка играл на бузуки.

Один раз автобус встал у придорожного святилища, украшенного статуей Богородицы. Святилище было обложено цветочными букетами.

– Это потрясающе, – сказал Томас. – Все это будто бы организовано центральными властями.

– Ага, или Греческим туристическим советом, – согласилась Эльза.

Помимо этого разговаривали мало. Вся компания погрузилась в тревожные мысли по поводу грядущего дня.

Эльза гадала, каковы шансы, что Дитер и его съемочная группа объявятся в этой крошечной деревне, где она рассчитывала спастись.

Фиона надеялась, что Шейн теперь чувствует себя гораздо спокойнее. Возможно, ей удастся убедить этого милого старика Андреаса замолвить словечко за Шейна, чтобы его пустили на похороны.

Томас думал, как ему попросить Вонни занять свободную спальню в ее собственной квартире вместо того кошмарного сарая. Он не собирался чересчур давить на нее, просто хотел воззвать к здравому смыслу.

Дэвид разглядывал детей, которые махали рукой уезжающему автобусу. Хотел бы он иметь братьев и сестер, чтобы те разделили с ним бремя наследования. Будь у него брат с дипломом бухгалтера, сестра, изучавшая юриспруденцию, и еще один брат, без академического образования, зато с желанием встроиться в отцовский бизнес прямо с шестнадцати лет и разобраться в этом досконально, тогда он, Дэвид, волен был бы поехать, например, в Калатриаду и обучиться гончарному ремеслу.

Вздыхая, он любовался холмами, засеянными оливковыми рощами. Но чувство вины не покидало его. Вчера вечером Фиона упомянула концепцию католической вины. Знала бы она, что такое чувство вины евреев!

Вонни давала детям уроки английского в большой комнате за сувенирной лавкой. Она предложила обучить их церковному гимну, чтобы те спели его на похоронах. Это могло бы стать небольшим утешением для англоговорящих родственников погибших, которые прибывали к месту трагедии на паромах все последние тридцать шесть часов. Как знать, может, она даже найдет стихи на немецком. Она обязательно разузнает.

Все нашли эту идею замечательной.

А еще это помогало детям развеяться, ненадолго отвлечься от горюющих семей. Соседи были благодарны Вонни – она помогала им многие годы, с тех пор как еще молодой девушкой приехала в Айя-Анну. Вместе с ними она повзрослела, научилась говорить на их языке, взялась опекать их детей, встречала вместе с ними радости и горести. И теперь многие из них уже даже не помнили, для чего она вообще переехала сюда.

Поднявшись в квартиру по выбеленным ступенькам и войдя внутрь, Томас замер, не веря своим глазам.

Он слышал, как детские голоса выводят: «Господь – Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…»[4]4
  Пс. 22: 1 (Псалом Давида).


[Закрыть]

Он так давно не был в церкви. Возможно, с отцовских похорон. Именно тогда он в последний раз слышал этот псалом. Он застыл, пораженный, залитый солнечным светом. Похороны обещали быть еще печальнее, чем он думал.

Андреас и его брат Йоргис стояли возле парома.

Шейн ни на кого не смотрел.

– Есть что-нибудь, что вы хотели бы сделать перед отплытием? – спросил Андреас.

– Например? Воспеть ваше легендарное греческое гостеприимство? – усмехнулся Шейн.

– Например, написать своей девушке, – отрезал Андреас.

– У меня с собой ни бумаги, ни ручки.

– У меня есть, – предложил ему и то и другое Андреас.

– И что мне написать? Что вы и ваш братец-полицай вышвырнули меня? Думаю, такое ее не сильно обрадует. – Шейн выглядел очень воинственно.

– Возможно, для нее будет важно узнать, что вы целы и невредимы… И что вы свяжетесь с ней, как только обустроитесь.

– Она и так это знает.

– Может быть, хоть пару слов черкнуть? – настаивал старик, по-прежнему держа бумагу и ручку.

– О, бога ради! – И Шейн отвернулся.

С парома прозвучал гудок, сигнализируя, что судно готово к отплытию. Молодой полицейский завел Шейна на палубу и вернулся к Андреасу и Йоргису.

– Хорошо, что он не стал ей писать, – сказал он.

– Может, и так, – согласился Андреас. – В долгосрочной перспективе – хорошо. Но в краткосрочной это разобьет ее бедное сердечко.

Дэвид и Фиона сопроводили Эльзу обратно до ее квартиры.

– Смотрите, вокруг никого, – сказал Дэвид.

И правда. На улицах, до этого переполненных прессой и всяческими бюрократами, не стало ни души.

– Я бы побыла с вами подольше, мне просто нужно проверить, как там Шейн, – извинилась Фиона и отправилась вверх по холму к полицейскому участку.

Из гавани донесся гудок одиннадцатичасового парома до Афин. В полдень ожидалось прибытие другого парома с еще большим количеством людей, желающих попасть на похороны.

– Эльза, хочешь, я останусь? – спросил Дэвид.

– Только на пять минуточек, чтобы я не сбежала снова, – засмеялась она.

– Не сбежишь. – Он похлопал ее по руке.

– Надеюсь, нет, Дэвид. Скажи, ты когда-нибудь в своей жизни влюблялся как одержимый, просто до одури?

– Нет. Я вообще ни разу не влюблялся.

– Уверена, это не так.

– Увы. Не то, чем стоило бы гордиться в двадцать восемь лет.

Дэвид заметно оправдывался.

– Так мы ровесники! – с удивлением воскликнула Эльза.

– Ты распорядилась своей юностью явно лучше меня, – улыбнулся он.

– Если бы ты знал меня, ты бы так не говорил. Я бы обошлась без этой любви. Может, у меня получится вспомнить, какой я была до всего этого. Такую возможность я ни на что не променяю. – Она смотрела вдаль.

Дэвид мечтал найти правильные слова. Он был рад возможности сказать что-то дельное, заставить эту грустную девушку улыбнуться. Знал бы он хоть какую-нибудь шутку или смешную историю, чтобы поднять ей настроение… Он долго ломал себе голову, но на ум шли только шутки про гольф, которые так любит его отец.

– Эльза, ты играешь в гольф? – внезапно спросил он.

Та опешила:

– Немного. Что, задумался о гольфе?

– Нет-нет, сам я не играю, просто хочется тебя немного подбодрить, вот и вспоминаю анекдоты про гольф.

Ее это растрогало.

– Тогда рассказывай.

Еще подумав, Дэвид вроде как нашел нужный анекдот. Он был про парня, чья жена умерла на поле для гольфа. Когда друзья принялись ему сочувствовать, тот сказал: «Да нет, все не так плохо, только тяжело было таскать ее от лунки к лунке».

Эльза уставилась на него, ожидая окончания шутки.

– Боюсь, это все, – опечалился Дэвид. – Понимаешь, гольфисты настолько увлеченные ребята… что он скорее таскал бы ее труп по полю, чем прервал игру… – Он осекся, ужасаясь самому себе. – Слушай, извини, Эльза, сегодня ведь похороны, а я тут с глупыми анекдотами… Вот дурак!

– Нет, ты не дурак. – Она протянула ладонь и погладила его по голове. – Ты очень милый и добрый, и я так рада, что ты здесь. Не хочешь вместе приготовить ланч?

– Или я мог бы пригласить тебя на омлет триа-авга… Грекам нравится, когда его заказывают… То есть когда просят именно три яйца. – Казалось, эта идея его воодушевила.

– Я бы предпочла не высовывать носа, Дэвид, если не возражаешь. Здесь мне намного безопаснее. Можем поесть на террасе и разглядывать всех так, чтобы нас не замечали. Ты не против?

– Конечно нет, я с удовольствием! – И он с радостью направился к холодильнику Эльзы за сыром фета и помидорами.

– Здравствуйте, могу ли я поговорить с начальником полиции?

Йоргис устало поднялся.

Он увидел перед собой Фиону, в синем хлопковом платьице, с вязаной белой сумкой через плечо. Волосы, падающие ей на лицо, не могли скрыть синяка. Она выглядела хрупкой, не способной справиться ни с одним ударом судьбы.

– Проходи, кириа[5]5
  Госпожа (греч.).


[Закрыть], присаживайся. – Он предложил ей стул.

– Видите ли, прошлой ночью сюда прибыл мой друг, – начала она так, словно Йоргис заправлял не тюрьмой Айя-Анны, а элитным отелем с бесплатными завтраками.

Йоргис высвободил руки. Она так беспокоилась за этого парня, так отчаянно готова была простить ему содеянное? И как только свиньям, вроде Шейна, удавалось влюблять в себя таких хороших девушек? А теперь ему, Йоргису, придется сообщить ей, что час назад Шейн отбыл на пароме и даже не обернулся. Было трудно подобрать нужные слова.