Текст книги "Джим Пуговка и машинист Лукас"

Глава пятая,
в которой заканчивается путешествие, а Джим видит прозрачные деревья

Путешествие проходило без особых приключений. К счастью, погода стояла хорошая. Дул легкий бриз, и корабль спокойно продвигался вперед.

– Хотел бы я знать, – сказал однажды задумчиво Джим, – куда мы, собственно говоря, плывем.

– Сам не знаю, – честно признался Лукас, – посмотрим, куда нас занесет.

Пока они плыли, вокруг корабля кружились стайки летучих рыб, и друзьям очень нравилось наблюдать за ними. Летучие рыбы оказались большими озорницами. Они все время норовили прошмыгнуть у Джима прямо над головой, а то затевали с ним игру в догонялки. Правда, ему ни разу не удалось поймать ни одной рыбки, ведь они такие шустрые, хотя Джим старался изо всех сил – так старался, что пару раз даже свалился в воду. К счастью, он умел хорошо плавать – научился еще в Медландии, когда был совсем маленьким. И всякий раз, когда Лукас выуживал промокшего до нитки Джима и сажал его для просушки на крышу кабины машиниста, летучие рыбы высовывались все, как одна, из воды и широко раскрывали свои рты, так что казалось, будто они беззвучно смеются, ведь по-другому они не умеют, всем известно, что рыбы немые.

Когда путешественникам хотелось есть, они просто собирали морские груши и огурцы с коралловых деревьев. Эти коралловые деревья бывают, кстати сказать, такими высокими, что достают до самой поверхности моря. Морские фрукты очень питательны, в них много витаминов, к тому же они такие сочные, что прекрасно утоляют жажду, – во всяком случае, наши друзья от отсутствия пресной воды не страдали (морскую воду ведь пить нельзя, потому что в ней много соли).

Днем они обычно рассказывали друг другу всякие истории, или насвистывали песенки, или играли в какие-нибудь игры – Лукас предусмотрительно прихватил с собою целую коробку с играми, чтобы веселее было коротать время в долгом путешествии.

Ночью же, когда нужно было укладываться спать, друзья осторожно отодвигали крышку тендера, которую они обыкновенно держали закрытой, и ныряли через отверстие для подачи угля прямо в кабину. Лукас изнутри водружал крышку тендера на место. Затем они залезали под теплые одеяла и устраивались поудобнее. Конечно, в этой каюте было тесновато, но зато очень уютно, особенно когда снаружи хлюпающие волны с легким шумом разбивались о толстые бока Кристи, который, покачиваясь, как большая люлька, уверенно шел вперед.

Однажды – точнее сказать, на третий день четвертой недели их путешествия – Джим проснулся необычайно рано. Ему показалось, будто бы он ощутил явный толчок.

«Что бы это значило? – подумал он. – И отчего это Кристи не качается, а стоит на месте?»

Поскольку Лукас спал непробудным сном, Джим решил сам посмотреть, в чем там дело. Стараясь не потревожить друга, он осторожно вылез из-под одеяла, встал на цыпочки и выглянул в окошко.

В розоватых предрассветных сумерках его взору открылся невиданный пейзаж, удивительно мягкий и красивый. Никогда ничего подобного он еще не видел, даже на картинках.

– Нет, – сказал он, помолчав некоторое время, – это не может быть правдой. Наверное, мне все это снится.

Джим юркнул под одеяло, закрыл глаза, собираясь досмотреть чудесный сон до конца. Но с закрытыми глазами он ровным счетом ничего не видел. Значит, наверное, это не сон. Он снова поднялся и выглянул в окошко – пейзаж был на месте.

Там стояли фантастические деревья и цветы самых причудливых форм и красок, но, что удивительно, все они казались прозрачными, будто бы сделанными из цветного стекла. Прямо перед окошком, в которое смотрел Джим, высилось гигантское старое дерево с таким толстенным стволом, что его едва ли обхватили бы трое взрослых мужчин. Но сквозь него все было видно, как будто здесь стояло не дерево, а аквариум. Само дерево было нежно-фиолетового цвета, и потому все, что находилось за ним, тоже казалось нежно-фиолетовым.

Над полями и лугами клубился легкий туман, тут и там виднелись извилистые речушки, через которые были переброшены изящные узкие мостики из настоящего фарфора. У некоторых мостов было сделано что-то вроде крыши, по краям которой висело множество серебряных колокольчиков, весело поблескивавших в первых лучах утренней зари. На многих деревьях и цветах тоже висели серебряные колокольчики, которые при малейшем порыве ветра издавали нежнейшие звуки, сливавшиеся в совершенно неземную многоголосую мелодию. Над цветами порхали огромные бабочки с переливчатыми крылышками, а крошечные пташки с длинными изогнутыми клювами бесшумно перелетали от цветка к цветку, собирая мед и росу. Эти птички были не больше шмеля. Они называются колибри и считаются самыми маленькими птицами на земле. У них такое красивое оперение, что кажется, будто оно сделано из чистого золота и драгоценных камней.

А вдалеке, у самого горизонта, возвышались громадные горы, уходившие своими вершинами куда-то за облака. Горы эти были раскрашены в красно-белую полоску. С такого расстояния они напоминали чудесную обложку гигантского альбома для рисования, принадлежащего какому-нибудь великанышу школьного возраста.

Джим прямо глаз не мог отвести от всей этой красоты, он все смотрел и смотрел и от изумления даже рот раскрыл.

– Н-да, – услышал он вдруг голос Лукаса, – видок у тебя, прямо скажем… Ты что там, ворон считаешь? Кстати, доброе утро, Джим, – сказал Лукас, отчаянно зевая спросонья.

– Ой, Лукас, – отозвался Джим, даже не поворачивая головы в сторону своего приятеля – настолько он был заворожен открывшейся ему картиной. – Тут такое… все прозрачное, и… и… и…

– Ну и что, что прозрачное? – спросил Лукас и снова зевнул. – Вода, насколько мне известно, всегда прозрачная. Честно говоря, мне уже поднадоело целыми днями пялиться на эту воду. Хотелось бы уже чего-нибудь новенького.

– При чем здесь вода?! – От волнения Джим почти кричал. – Я имею в виду деревья.

– Деревья? – вяло переспросил Лукас и как следует потянулся, так что вокруг все затрещало. – Ты, наверное, еще не проснулся, Джим. На море не растут деревья, малыш, и уж тем более прозрачные.

– Какое море! – Джим уже кричал во весь голос, терпению его приходил конец. – Я вижу сушу, и деревья, и цветы, и горы… – Тут он схватил Лукаса за руку и попытался его поднять.

– Ну что там еще такое? – пробурчал Лукас, нехотя поднимаясь с постели.

А когда он наконец выглянул в окошко, то увидел собственными глазами сказочную картину, которая поразила его настолько, что он даже потерял дар речи. Прошло немало времени, пока он сумел выдавить из себя:

– Черт побери! – и снова замолчал. Увиденное потрясло его.

– Интересно, что это за страна? – первым заговорил Джим.

– Такие странные деревья… – в задумчивости бормотал Лукас, – и все эти серебряные колокольчики, и эти изогнутые узкие мостики из фарфора… – Но тут его вдруг осенило: – Да это же Китай! Давай-ка, Джим, вылезай, помоги мне вытащить Кристи на берег.

Они выбрались наружу и с некоторым усилием вытолкнули паровозик на сушу. Справившись с этой задачей, они спокойно позавтракали, истребив все запасы морских огурцов. Затем Лукас набил свою трубку и раскурил ее.

– И куда мы теперь поедем? – полюбопытствовал Джим.

– Лучше всего, наверное, – размышлял Лукас, – сразу же поехать в Пекин – кажется, так называется столица Китая. Посмотрим, может быть, нам удастся побеседовать с его величеством императором.

– А зачем он тебе понадобился? – удивленно спросил Джим.

– Да хочу спросить, не нужен ли ему паровоз и два машиниста. Вдруг он как раз ищет что-нибудь в этом роде? Понимаешь? Страна-то, кажется, вполне ничего.

Они тут же принялись за работу, чтобы снова переделать Кристи из морского транспорта в сухопутный. Сначала они сняли мачту с парусом, потом раздраили двери, соскоблив тщательнейшим образом всю смолу и вытащив всю паклю. Затем они залили котел водой, а в тендер загрузили сушняк, который в большом количестве валялся на берегу.

Покончив с этим, они разложили костер под самым котлом. Оказалось, что ветки у прозрачных деревьев горят так же хорошо, как и у обыкновенных. Когда вода в котле закипела, они отправились в путь. Кристи чувствовал себя теперь гораздо увереннее, чем на море, – все-таки вода не его стихия.

Вскоре они добрались до широкой дороги, по которой так удобно было катить вперед. Дорога шла все прямо и прямо, и слава богу, что на пути им не попадались фарфоровые мостики.

Так они ехали и ехали, никуда не сворачивая, и правильно делали, ведь широкая дорога вела прямо в Пекин, столицу Китая.

Сначала они видели только полосатые горы на горизонте, но приблизительно через пять с половиной часов езды Джим, сидевший на крыше локомотива, чтобы лучше было обозревать окрестности, вдруг приметил вдалеке нечто, напоминавшее гигантский палаточный лагерь, состоявший из бесчисленного множества громадных палаток. И все эти палатки сверкали на солнце, как будто они были сделаны из чистого железа.

Джим тут же сообщил Лукасу о своем открытии, и Лукас объяснил ему, что это золотые крыши Пекина.

– Стало быть, мы на правильном пути, – добавил он.

И вот не прошло и получаса, как друзья уже прибыли в столицу Китая – город Пекин.

Глава шестая,
в которой толстая желтая рожа чинит всякие препятствия

Пекин оказался очень густонаселенным городом, и населен он был исключительно китайцами. От невообразимой сутолоки и суеты, царивших на улицах Пекина, Джиму, никогда в жизни не видевшему такого столпотворения, сделалось прямо-таки дурно.

У всех китайцев были узкие глаза-щелочки, на головах – большие шляпы, из-под которых выглядывали волосы, заплетенные в косицы. Они крепко держались за руки, причем не как попало, а строго по росту – китаец повыше держал за руку китайца поменьше, а тот в свою очередь прицеплялся к еще более мелкому китайцу и так далее и так далее, до самого последнего китайца, который был уже совсем крошечный – величиной с горошину. Держал ли тот кого-нибудь за руку, за неимением лупы сказать было трудно.

Вся улица была запружена народом – это китайцы гуляли со своими детьми (у них всегда очень много детей, а у детей, в свою очередь, тоже много детей, поэтому у них в одной семье получается сразу много-много поколений – три, четыре, пять, шесть и так далее). Казалось, будто все вокруг кишмя кишело людьми, которые беспорядочно сновали туда-сюда и при этом отчаянно жестикулировали. При виде такой кучи-малы у Джима прямо голова пошла кругом и в глазах зарябило.

Кроме тьмы-тьмущей китайцев, в Пекине было еще несметное количество домов, а каждый дом имел много-премного этажей, и у каждого этажа была сделана своя собственная золоченая крыша с такими обвислыми краями, которые на конце загибались кверху.

На каждом окошке висел пестрый флажок или фонарик, а на всех боковых улочках были натянуты бельевые веревки: сотни веревок тянулись с одной стороны улицы на другую – это чтобы сушить белье. Ведь китайцы – очень чистоплотный народ. Ни один уважающий себя китаец не наденет грязную одежду, даже самый крошечный китаец, тот, что величиной с горошину, каждый божий день стирает свои вещички и вешает их на тонюсенькую веревочку, толщиной в обыкновенную нитку.

Кристи пришлось изрядно попотеть, чтобы протиснуться сквозь толпу и никого не подавить. По тому, как он пыхтел, видно было, что ему это стоит невероятных усилий. Боясь, что кто-нибудь все-таки угодит под колеса, Кристи беспрестанно сигналил, расчищая себе путь среди шныряющих туда-сюда китайцев и их детей. Казалось, еще немножко – и он просто сломается от напряжения.

Но вот наконец друзья добрались до главной площади, где как раз и находился императорский дворец. Лукас потянул за рычаг, Кристи остановился и, облегченно вздохнув, выпустил пар. Китайцы от страха прыснули в разные стороны. Они ни разу в жизни не видели паровозов и приняли Кристи за огнедышащее чудовище, которое хочет их всех изжарить себе на завтрак.

Лукас неторопливо раскурил свою трубочку и сказал:

– Ну, Джим, пошли! Посмотрим, дома ли китайский император.

Они слезли с паровоза и отправились ко дворцу.

К воротам императорского дворца вела серебряная лестница из девяноста девяти ступенек, а сами ворота, высотой в десять метров и шириной в шесть с половиной метров, были сделаны из очень ценного эбенового дерева. Это такая особая порода древесины – она черная-пречерная, как уголь, как смоль и как вороново крыло, вместе взятые. На всем белом свете осталось только двести центнеров и семь граммов этой породы. Вот какая она редкая. И не меньше половины всех запасов эбенового дерева ушло на эти самые императорские ворота.

У ворот была приделана табличка из слоновой кости, а на ней – надпись золотыми буквами:

КИТАЙСКИЙ ИМПЕРАТОР

Под табличкой – звонок с кнопкой из чистейшего бриллианта.

– Черт побери! – сказал Лукас, не найдя от удивления других слов. Джим молча взирал на всю эту роскошь, не в силах оторвать глаз от такой красоты.

Лукас позвонил в звонок, и тут же в эбеновых воротах распахнулось маленькое окошечко и показалась толстая желтая физиономия, которая с любезной улыбкой уставилась на пришельцев. Наверное, эта толстая физиономия прикреплялась к такому же толстому туловищу, но его не было видно из-за дверей.

– Что вам угодно, достопочтенные господа? – тонюсеньким голосом пропищала толстая желтая физиономия.

– Мы машинисты, приехали из-за рубежа вместе с нашим локомотивом, – отвечал Лукас, – и нам бы очень хотелось, если это возможно, побеседовать с китайским императором.

– А по какому поводу вам нужен наш достопочтенный император? – полюбопытствовала голова, снисходительно улыбаясь.

– Мы объясним это в личной беседе с императором, – ответил на это Лукас.

– К сожалению, это совершенно невозможно, многоуважаемый машинист восхитительнейшего локомотива, – прошелестела физиономия, расплываясь в еще более любезной улыбке, – совсем-совсем невозможно побеседовать с нашим достопочтенным императором. Если только, конечно, у вас нет приглашения. У вас есть приглашение? – спросила странная голова без тела.

– Нет, – озадачился таким вопросом Лукас. – А на что оно нам? Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, толстая голова заявила:

– Прошу искреннейше простить меня, мелкого червя, недостойного ваших высокочтимых взоров, но в таком случае я не вправе вас впустить. Император занят.

– Но может быть, за весь день у него все-таки найдется минуточка и для нас? – снова спросил Лукас, проявляя некоторую настойчивость.

– Весьма сожалею, – ответила физиономия со сладчайшей улыбкой, – но у нашего императора не бывает свободных минуточек. Мое почтение, господа! – С этими словами голова с треском захлопнула окошечко.

– Черт подери! – процедил Лукас сквозь зубы, и друзья побрели вниз по серебряной лестнице в девяносто девять ступенек.

– Знаешь, – сказал Джим, – у меня такое чувство, что император смог бы выкроить для нас минуточку, просто этот толстый привратник не хочет нас впускать.

– Похоже на то, – пробурчал сердито Лукас.

– Что же нам теперь делать? – спросил Джим.

– Давай-ка погуляем по городу, посмотрим, что тут и как, – предложил Лукас, к которому снова вернулось хорошее расположение духа. Он никогда не мог долго сердиться.

Они пересекли площадь, на которой собралось великое множество народу. Отойдя на почтительное расстояние, китайцы с большим интересом разглядывали паровоз. Кристи чувствовал себя крайне неловко и от смущения даже потупил фары. Когда наконец появился Лукас и дружески похлопал его, Кристи облегченно вздохнул.

– Слушай, Кристи, – сказал Лукас, – мы тут с Джимом пойдем погуляем, а ты останешься здесь, ладно?

Кристи ничего не оставалось делать, как снова вздохнуть.

– Мы недолго, – попытался утешить его Джим.

На этом они попрощались с Кристи и отправились гулять по городу.

Несколько часов подряд друзья бродили по всяким разным узким переулкам-закоулкам, по пестрым широким улицам и площадям и смотрели во все глаза по сторонам – столько здесь было всего диковинного и удивительного. Вот взять хотя бы чистильщиков ушей. Чистильщики ушей у них – вроде наших чистильщиков обуви. Они тоже сидят на улицах, перед каждым стоит стул. Хочешь почистить уши – пожалуйста, садись на стул, и твои уши будут сверкать как новенькие. Только китайцы обходятся с ушами не так, как мы: мокрой тряпкой пыль смахнул, спичечкой поковырял, раз-два – и готово! Нет, у них это целая процедура. У каждого чистильщика ушей есть специальный столик с серебряной столешницей, а на ней разложено бесчисленное множество каких-то крошечных ложечек, кисточек, палочек, щеточек, тампончиков, плошечек, чашечек и так далее. И все это им нужно для работы.

Китайцев хлебом не корми, дай уши почистить. И делают они это не только из аккуратности, но и потому, что им очень нравится сам процесс: ведь так приятно, когда мастер легонько щекочет тебя, пошкрябывая твое ухо.

А еще там были, например, волососчеты, которые могли любому сосчитать, сколько у него волос на голове. Потому что в Китае это очень важно, сколько у тебя волос. У всякого порядочного волососчета имелись такие малюсенькие золотые щипчики, которыми он мог легко подцепить каждую волосинку. Сосчитает сто штук, соберет их в пучок, подвяжет ленточкой и давай дальше считать, и так до тех пор, пока уж и головы не будет видно из-за бантиков. А рядом непременно сидит подмастерье, который пересчитывает все пучки и складывает их вместе. Конечно, на такое дело обыкновенно уходит много часов. Но бывает, конечно, что хватает и нескольких минут, ведь и в Китае попадаются люди, у которых на голове всего-то две-три волосины или и того меньше.

Много еще всякой всячины увидели друзья на улицах Пекина. Одни только фокусники чего стоили! Особенно их поразил тот фокусник, который на глазах у всех из маленького семечка вырастил крошечное деревце, а на деревце сидели настоящие птички, которые весело щебетали; на ветках висели миниатюрные фрукты, напоминавшие жемчужины, и их можно было попробовать – вкуснотища необыкновенная!

Еще они видели жонглеров, которые жонглировали не простыми мячами или шарами, а своими маленькими детьми. И эти отважные крохи, кувыркаясь в воздухе, умудрялись еще играть на маленьких дудочках!

А магазины, магазинчики, лавки, лавчонки и прочее – чего там только не продавалось! Ни у одного человека не хватит воображения, чтобы представить себе все это, если он сам ни разу не бывал в Китае. Только чтобы перечислить те фрукты, тончайшие ткани, посуду, игрушки, утварь, от которых прямо-таки ломились все прилавки, понадобится в десять раз больше страниц, чем в этой книжке.

Или вот еще одна чудесная вещь – резьба по слоновой кости. Среди резчиков по кости попадаются иногда совсем уж глубокие старцы – лет под сто или больше, – и, представьте себе, за всю свою долгую жизнь они успевают сделать только одну-единственную вещь. Но зато какую! Таким произведениям просто цены нет. Ну а поскольку они такие дорогие, что их все равно никто купить не может, то мастера их дарят тому, кого они считают достойным такого подарка. Некоторые из них, например, вырезали из слоновой кости шарик величиною с мяч. И вся поверхность этого шарика состояла из прекраснейших картин, но не нарисованных, а вырезанных, причем настолько искусно, что казалось, будто это тончайшее кружево, а не твердая слоновая кость.

Если заглянуть внутрь такого шарика, то можно увидеть, как сквозь ажурное плетение первого слоя проглядывает второй шарик, тоже весь резной. А в нем – еще шарик и так далее и так далее до самой середины, где лежал последний крошечный шарик. Самое удивительное, что все это сделано из одного цельного куска, а не из разных. Вырезав первый слой, мастер приступал к следующему, просовывая в образовавшиеся отверстия свои инструменты – всякие пилочки, ножички и так далее.

Работать они начинали прямо, можно сказать, с пеленок, когда еще сами были не больше горошины, и продолжали всю жизнь, пока не превращались в дряхлых седовласых старцев. И вся их жизнь отражалась в этих ажурных картинах, как в таинственной книге с чудесными иллюстрациями.

В Китае резчики по слоновой кости пользовались всегда огромным уважением, и люди называли их почтительно: великий мастер слоновой кости.

Глава седьмая,
в которой Кристи приходится играть в карусель, а друзья знакомятся с маленьким китайчонком

Целый день друзья бродили по городу. Солнце уже склонялось к горизонту, и золотые крыши поблескивали в его лучах.

Начинало смеркаться, и китайцы зажгли свои фонарики, которые весело светились всеми цветами радуги. Эти фонарики китайцы подвешивали на такие длинные палки вроде удочек и ходили с ними по улицам. У больших китайцев были большие удочки, у маленьких – маленькие. Некоторые крохи выглядели просто как светлячки.

За всеми этими чудесами друзья забыли, что с утра у них во рту и маковой росинки не было.

– Вот так так! – рассмеялся Лукас. – Сейчас что-нибудь придумаем. Пойдем-ка в какое-нибудь кафе и закажем себе настоящий ужин!

– По рукам, – согласился Джим. – А кстати, у тебя есть китайские деньги?

«Черт побери, – ругнулся про себя Лукас и задумчиво почесал за ухом. – Об этом я как-то не подумал».

– Ну ладно, есть деньги, нет денег, но без еды человек не может. Стало быть, надо как-нибудь выкручиваться, – сказал Лукас и погрузился в размышления.

Джим терпеливо ждал. Тут Лукаса осенило.

– Придумал! Если у нас нет денег, то их можно заработать.

– Отличная идея, – поддержал его Джим, – но как?

– Очень просто, – объяснил Лукас, – мы пойдем сейчас к Кристофу на площадь и будем катать китайцев – за плату, конечно: один круг – десять ли.

Друзья поспешили на площадь, где по-прежнему вокруг Кристофа на почтительном расстоянии стояла толпа зевак. Теперь они все держали в руках фонарики.

Лукас и Джим с трудом протиснулись сквозь толпу и забрались на локомотив. Зрители оживились – они явно ждали чего-то необычного.

– Внимание, внимание! – громким голосом сказал Лукас, обращаясь к собравшимся. – Достопочтенная публика! Мы приехали издалека и, вероятно, скоро покинем вашу страну. Не упустите этой единственной возможности покататься на локомотиве. Только сегодня и только для вас – всего десять ли за целый круг! Только десять ли, и вы объедете на паровозе всю эту гигантскую площадь!

Люди зашептались, зашушукались, но никто не сдвинулся с места. Лукас продолжал усердно зазывать публику:

– Подходите, не стесняйтесь! Локомотив не кусается! Не бойтесь! Смелее, вперед!

Толпа с благоговейным почтением взирала на Лукаса и Джима, но никто не отваживался выйти первым.

– Боятся, – тихонько проговорил Лукас. – Попробуй-ка теперь ты, – сказал он, обращаясь к Джиму.

Джим набрал побольше воздуха и закричал что было мочи:

– Ребята, давайте кататься! Послушайте меня, не пожалеете – это так здорово! Катание на паровозе – самое веселое занятие в мире, веселее, чем на карусели! Внимание, внимание! Через десять минут мы отправляемся. Просьба занять места. Подходите! Десять ли за круг! Только десять ли!

Но все было без толку – никто даже не шелохнулся.

– Не хотят, – прошептал Джим упавшим голосом.

– Давай сделаем кружочек – может, клюнут, – решил Лукас.

Друзья забрались в кабину машиниста и двинулись по кругу, но это произвело совершенно обратный эффект. Перепуганная насмерть публика кинулась врассыпную, и через секунду на площади не осталось ни единой души, будто всех ветром сдуло.

– Ничего не вышло, – сказал Джим, тяжело вздохнув, когда они наконец остановились.

– Стало быть, надо придумать что-нибудь получше, – пробурчал себе под нос Лукас.

Они вылезли из кабины, сели рядком прямо на мостовую и стали ломать головы, что бы такое еще изобрести. Но дело подвигалось туго, так как в животах у них отчаянно урчало, и от этого ничего хорошего на ум не приходило. В конце концов Джим не выдержал:

– Ничего мы не придумаем. Если б мы хоть кого-нибудь тут знали, хоть какого-нибудь китайца, он бы нам мог посоветовать, что делать. – Голос Джима звучал очень жалобно.

– Конечно посоветовал бы! – раздался вдруг чей-то тонюсенький голосок. – Чем могу быть вам полезен?

Лукас и Джим стали удивленно озираться по сторонам, пока наконец не заметили внизу крошечного китайчонка: он был такой маленький, что запросто мог бы уместиться на ладошке. Его голова, например, была не больше, чем шарик для пинг-понга. И хотя китайцы все не очень-то крупные, этому смельчаку еще явно не хватало роста, чтобы считаться взрослым. «Он, наверное, из третьего, а может, и четвертого поколения в семье – в общем, малявочка», – подумали друзья, глядя на крошечного китайчонка, который в этот момент снял свою миниатюрную шляпу и склонился в глубочайшем поклоне, так что вместо его лица приятели видели теперь только черную косицу, торчавшую кверху.

– Позвольте представиться, высокочтимые чужеземцы, – сказал он, – Пинг Понг. Я к вашим услугам.

Лукас вынул трубку изо рта и тоже поклонился, стараясь сохранять очень серьезное выражение лица.

– Меня зовут машинист Лукас, – представился он. Теперь настала очередь Джима.

– Меня зовут Джим Пуговка, – сказал он, почтительно кланяясь новому знакомому.

Когда церемония знакомства завершилась, Пинг Понг снова поклонился и сказал:

– Я слышал, как урчат ваши животы. Для меня было бы высочайшей честью накормить вас, друзья. Подождите меня здесь минуточку!

И он помчался со всех ног ко дворцу. Он бежал с такой скоростью, что казалось, будто это катится маленькое колесико.

Когда он исчез в темноте, ошарашенные друзья посмотрели друг на друга с недоумением.

– Интересно, чем все это кончится, – сказал Джим.

– Поживем – увидим, – ответил Лукас и принялся выбивать свою трубку.

Вскоре показался Пинг Понг, взгромоздивший на голову какой-то гигантский тюк, под тяжестью которого бедняга едва передвигал ноги. Оказалось, что он притащил маленький столик, покрытый лаком (не больше обыкновенного подноса). Столик Пинг Понг поставил рядом с паровозом, а вокруг стола разложил подушки размером с почтовую марку.

– Прошу садиться! – сказал Пинг Понг, широким жестом приглашая своих гостей занять места на подушечках.

Друзья постарались кое-как умоститься на крошечных «сиденьях». Нельзя сказать, что им было очень удобно, но ничего не поделаешь– им не хотелось быть невежливыми по отношению к Пинг Понгу, который и так носился как угорелый между дворцом и площадью. Он притащил, например, чудесный маленький фонарик, на котором была нарисована веселая рожица. Потом он сгонял за палочкой-удочкой для него и ловко вставил ее в колесо паровоза, так что получилось очень красиво – вокруг темным-темно, а у них над столом уютно светит огонек.

– Ну вот, – пропищал Пинг Понг, с явным удовлетворением оглядывая свою работу. – Что же позволите мне предложить вам на ужин, высокочтимые чужеземцы?

– Хороший вопрос, – с некоторой заминкой ответил Лукас, явно не знавший, что и сказать на это. – А что у вас, собственно говоря, есть?

Радушный хозяин принялся старательно перечислять те кушанья, которые он мог доставить к столу своих гостей:

– Могу вам предложить столетние яйца с нежнейшим салатом из беличьих ушек. Или, может быть, желаете засахаренных дождевых червей в сметане? Очень рекомендую пюре из древесной коры с тертой лошадиной подковой. А может, вам больше по вкусу осиное гнездо со змеиной шкурой в уксусе и масле? Или вы предпочли бы муравьиные клецки с пикантным соусом из улиточной слизи? А вот еще можно попробовать печеные стрекозиные яйца в меду или нежнейших шелковичных червей с отварными ежовыми колючками. Или вы остановитесь на хрустящих ножках кузнечика с салатом из внутренностей божьих коровок?

Совершенно ошалевшие от такого меню, друзья только недоуменно переглядывались, пока наконец Лукас не осмелился прервать сей бесконечный список.

– Милый Пинг Понг, – сказал он, – это все, наверное, изысканнейшие деликатесы. Но, знаешь, мы ведь совсем недавно в вашей стране, и нам надо еще немножко привыкнуть к вашей пище. Нет ли у вас чего-нибудь простенького?

– Конечно, конечно, – живо откликнулся Пинг Понг. – Вот, например, конские яблоки, обвалянные в сухарях, тушенные в слоновьих сливках.

– Ой, спасибо, не надо, – вмешался тут Джим. – Нет ли у вас нормальной, настоящей еды?

– Нормальной, настоящей еды? – в растерянности переспросил Пинг Понг. Но через секунду лицо его озарилось счастливой улыбкой. – О, я понял! – закричал он. – Вы хотите что-нибудь вроде мышиных хвостов или пудинга из лягушачьей икры. Это самое нормальное из того, что мне известно.

Джима даже передернуло при мысли о мышиных хвостах и пудинге из лягушачьей икры.

– Нет, нет, только не это, – сказал он. – Не найдется ли у вас просто какого-нибудь бутербродика?

– Какого-нибудь чего? – переспросил Пинг Понг.

– Бутербродика, – повторил Джим.

– Нет, никогда даже о таком и не слышал, – ответил растерянно Пинг Понг.

– А может быть, жареной картошечки с яичницей? – поинтересовался Лукас.

– Нет, и это кушанье мне не известно, – ответил Пинг Понг.

– Или вот еще бывает жаркое из свинины, – продолжал Лукас, у которого уже слюнки текли от таких слов.

Теперь настал черед Пинг Понга ужаснуться – при упоминании жаркого из свинины его прямо передернуло, и он уставился на друзей с неподдельным изумлением.

– Простите, высокочтимые чужеземцы, что я так отреагировал на ваши слова, – пропищал малыш, – но неужели вы действительно можете такое есть?

– Можем, можем, еще как! – закричали друзья в один голос.

На некоторое время вся компания погрузилась в глубочайшие размышления, пока наконец Лукаса не осенило.

– Ребята, идея! – закричал он радостно. – Мы ведь в Китае, а в Китае должен быть рис.

– Рис? – озадачился Пинг Понг. – Самый обыкновенный рис?

– Самый обыкновенный, – подтвердил Лукас.

– Знаю, знаю, – завопил Пинг Понг вне себя от счастья, – я принесу вам королевский рис! Сейчас, я мигом, одна нога тут, другая там.

И он собрался уж было лететь, как Лукас удержал его на полдороге, ухватив за рукав.

– Только прошу тебя, Пинг Понг, – сказал он, – если можно, без всяких там жуков и жареных шнурков.

Пинг Понг клятвенно пообещал учесть пожелание гостей и растворился во тьме.

Через некоторое время он появился снова, торжественно неся две малюсенькие плошки величиною с наперсток.

Друзья недоуменно переглянулись и подумали про себя: пожалуй, маловато будет для двух голодных машинистов. Но вслух ничего не сказали, ведь в гостях нехорошо капризничать.

Тут Пинг Понг снова куда-то умчался и скоро вернулся с двумя другими плошками. И так он сновал туда-сюда, пока наконец весь стол не был уставлен посудой, и из всех этих чашечек, плошечек, горшочков пахло чертовски аппетитно. Перед каждым из гостей Пинг Понг положил по две тоненькие палочки, напоминавшие карандаши.