Текст книги "Джим Пуговка и машинист Лукас"

Михаэль Энде
Джим Пуговка и машинист Лукас

Глава первая,
в которой начинается наша история

А начинается она в стране Медландии, где жил-поживал себе один славный машинист по имени Лукас. Страна Медландия была очень маленькой. Можно даже сказать, очень-очень-очень маленькой, если сравнить ее, например, с Германией, или Африкой, или Китаем. Зато если сравнить ее с обыкновенной квартирой, то она, пожалуй, будет чуть больше.

Посередине страны возвышалась гора, занимавшая почти всю территорию, а вокруг этой горы, у которой было целых две макушки – одна повыше, другая пониже, – вились дороги и дорожки с крошечными мостами и туннелями. Кроме того, через всю страну тянулись рельсы – для них даже проделали специальные туннели в горе, чтобы можно было проехать насквозь и быстро добраться до любой точки Медландии.

Само собой разумеется, кроме дорог, туннелей и мостов, в Медландии были еще и дома, вернее, их было два. Один просто дом, другой – дом с магазинчиком. У подножия горы примостилось крошечное здание железнодорожной станции, где как раз и жил машинист Лукас. А наверху, на горе, ровно между двумя вершинами стоял королевский дворец.

В общем, в маленькой Медландии помещалось не так уж мало всякого разного, но больше, пожалуй, уже ничего бы не влезло. Главное, здесь нужно было быть очень осмотрительным, а то зазеваешься, ненароком проскочишь государственную границу и тогда уж точно промочишь себе ноги, ведь Медландия, кроме всего прочего, была не просто страной, а страной-островом. Остров лежал посреди бескрайнего океана, и потому здесь ни на минуту не смолкал шум морского прибоя. Большие и маленькие волны с грохотом разбивались о границы этого крошечного государства. Впрочем, иногда море успокаивалось, и тогда оно становилось гладким, как зеркало, так что ночью в нем отражалась луна, а днем – солнце. Необыкновенно красивое зрелище и даже немножко торжественное! В такие дни машинист Лукас любил посидеть на бережку и полюбоваться всей этой красотой. Почему, собственно говоря, Медландия называлась Медландией, а не как-нибудь иначе, не знала ни одна душа. Но наверняка этим когда-нибудь займутся ученые и все как следует выяснят.

Теперь вы представляете себе, как выглядела страна, в которой жил машинист Лукас со своим локомотивом по имени Кристоф, или Кристи, как называл его ласково Лукас. Локомотив этот был очень хороший, правда немножко толстый, но зато с настоящим тендером для воды и топлива, который, как и положено порядочному паровозу старого образца, помещался в самой машине, а не болтался где-то там сзади – без такого новшества Кристоф, слава богу, прекрасно обходился.

Тут пытливый читатель, конечно, вправе задать вопрос: а зачем, спрашивается, такой маленькой стране нужен паровоз? Видите ли, всякому машинисту нужен паровоз, иначе чем он, по-вашему, должен управлять? Лифтом, что ли? Но тогда он назывался бы лифтистом! А настоящий машинист хочет быть только машинистом, и никем другим. Да к тому же в Медландии не было никакого лифта.

Если говорить о внешности машиниста Лукаса (которого, кстати сказать, нисколько не волновало, нужен ли кому-то там его паровоз или нет), то его можно было бы назвать настоящим крепышом – небольшого роста, кряжистый, круглолицый, он чем-то напоминал упругий резиновый мячик. На голове у него всегда красовалась фуражка, а сам он ходил в неизменном рабочем комбинезоне. Глаза у него были голубыми – такими же голубыми, как небо над Медландией в ясную погоду. Но зато лицо и руки были чернее черного – это от масла и сажи. И хотя он мылся каждый день специальным машинистским мылом, ничего не помогало: чернота прямо въелась ему в кожу, ведь Лукас работал машинистом уже много-много лет, а от такой работы, хочешь не хочешь, все равно будешь ходить чумазым как трубочист. Когда он смеялся – а он это делал довольно часто, – то видны были его ослепительно-белые зубы, такие крепкие, что он запросто мог расколоть любой самый крепкий орешек. А еще он носил в левом ухе маленькое золотое колечко и курил короткую толстую трубку.

При своем небольшом росте Лукас был настоящим силачом. Ему ничего не стоило, например, завязать бантиком какую-нибудь здоровенную железяку. Никто и не подозревал, что он такой сильный, потому что сам он любил жить со всеми в мире и согласии и ему еще ни разу в жизни не приходилось демонстрировать свои скрытые способности – просто нужды не было.

А еще Лукас был настоящим художником и непревзойденным мастером. Мастером по художественным плевкам. Он так метко плевался, что мог с одного раза затушить горящую спичку с расстояния в три с половиной метра. Но это для него были игрушки, потому что он умел делать кое-что и получше, и вряд ли сыщется на всем белом свете человек, который сумеет сделать то же самое с такой легкостью и изяществом, – нет, никто не сравнится с ним в исполнении двойной петли (это такой особый плевок, который в полете вырисовывает виртуозную петлю).

Целыми днями Лукас колесил по острову: сядет на свой паровозик и ездит туда-сюда по извилистым рельсам – с одного конца острова на другой, через все пять туннелей, а потом обратно, и так с утра до вечера – все чин чином, и никаких тебе происшествий или там приключений. Кристофу было явно по душе такое занятие – бодро катил он по замысловатым путям, сопя и пыхтя от удовольствия. Ему было так хорошо, что иногда от избытка чувств он принимался упоенно посвистывать. Тогда к нему присоединялся Лукас, и они весело катили и свистели на два голоса. Особенно здорово это получалось в туннелях, ведь там такое замечательное эхо.

Лукас и Кристоф были, конечно же, не единственными обитателями Медландии. Кроме них, здесь жил, например, медландский король, который правил всей страной. Он занимал тот самый дворец, что стоял на горе между двумя вершинами. Короля звали Альфонс Без Четверти Двенадцатый – потому что он родился без четверти двенадцать. Он был неплохим правителем. Во всяком случае, никто о нем не мог сказать ничего худого, как, впрочем, и хорошего, да и что можно сказать о короле, который, как правило, сидит у себя во дворце в красном плюшевом халате и в клетчатых шлепанцах и болтает по телефону? Для этого он велел установить себе специальный королевский аппарат – очень большой и весь из золота.

У Альфонса Без Четверти Двенадцатого было двое подданных – это не считая Лукаса, который не мог быть настоящим подданным, так как и без того был завален работой.

Первого подданного звали господин Пиджакер. Он очень любил гулять. На прогулку он всегда выходил в черном котелке и еще непременно брал с собою зонтик, которым, впрочем, пользовался крайне редко. Чаще всего он просто носил его под мышкой. Жил господин Пиджакер в самом обыкновенном доме. Никаких определенных занятий у него не было. Он просто гулял и просто жил. Он-то и был как раз настоящим подданным, ведь настоящий подданный только и существует для того, чтобы им управляли, а это, собственно говоря, и составляло основное занятие господина Пиджакера. Иногда, правда, он еще раскрывал свой зонтик – но это случалось редко, только когда шел дождь. Больше о господине Пиджакере вроде как и рассказывать нечего.

Вторым подданным, точнее, подданной была дама (заметим сразу – очень и очень милая). По своей комплекции она чем-то напоминала Кристофа: кругленькая, упитанная, настоящая толстушка-пампушка, хотя, пожалуй, не такая толстая, как паровоз Кристоф.

У нее были симпатичные щечки-яблочки, и звали ее госпожа Каакс. С двумя «а». Видимо, кто-то из ее предков стал под старость туг на ухо, вот и прозвали его люди Каакс – оттого, что он, наверное, по сто раз на дню переспрашивал: «Ка-ак? Ка-ак?» Так и осталось за ним это прозвище.

Госпожа Каакс жила в доме, в котором размещался маленький магазинчик. Здесь можно было купить все, что душе угодно: жвачку, газеты, шнурки, молоко, стельки, масло, шпинат, садовые ножницы, сахар, соль, батарейки, точилки, кошельки, путеводители для туристов, универсальный клей – короче говоря, все.

Путеводители, правда, большим спросом не пользовались. Да оно и понятно: туристов в Медландии, прямо скажем, не густо, точнее – ни одного. Покупал путеводители только господин Пиджакер, да и то не регулярно, а так, время от времени, и не потому, что они были ему особо нужны, просто он хотел сделать что-нибудь приятное госпоже Каакс, с которой любил поболтать о том о сем.

Да, кстати, чуть не забыл еще одну важную деталь. Король показывался народу только по праздникам, ведь все остальное время он был страшно занят: править страной – дело нешуточное. Но по праздникам он обычно подходил к окну – это происходило всегда ровно без четверти двенадцать – и приветливо махал рукой своим подданным. Ликующие подданные в ответ на это начинали бросать в воздух шляпы, а Лукас просил Кристофа немножко посвистеть. Потом обыкновенно всем раздавали ванильное мороженое, а по особо торжественным дням – земляничное. Мороженое король заказывал у госпожи Каакс, так как она была большой мастерицей по этой части.

Да, что ни говори, а хорошо жилось в Медландии! И все бы так и шло себе дальше, если бы однажды не…

Вот тут-то и начинается наконец наша история.

Глава вторая,
в которой появляется таинственная посылка

Однажды в Медландскую гавань зашел почтовый корабль. Не успел он причалить, как на берег уже спрыгнул почтальон с большой посылкой под мышкой.

– Нет ли у вас здесь госпожи Зуппер, или Зубпер, или что-то в этом роде? – спросил он, придав своему лицу очень-очень строгое выражение (дело, мол, серьезное и ответственное), хотя обычно он привозил почту с совершенно нормальным выражением лица.

Лукас поглядел на Кристофа, Кристоф поглядел на подданных, подданные поглядели друг на друга, и даже король выглянул из окна, несмотря на то что никакого праздника не намечалось и время еще было совершенно неподходящее – до без четверти двенадцать оставалось, как минимум, два часа.

– Достопочтенный письмоносец, – сказал король с плохо скрываемой досадой, – вот уже много лет вы привозите нам почту. Вы хорошо знаете меня, равно как и всех моих подданных, и вдруг сегодня, ни с того ни с сего, вы спрашиваете, не живет ли здесь какая-то никому не известная госпожа Зубпер, или как там ее еще?

– Но, ваше величество, – решился возразить почтальон, – взгляните сами на адрес! – С этими словами он быстро взобрался на гору и протянул королю посылку прямо в окошко. На посылке было написано:

Король внимательно прочитал адрес, потом достал очки и прочитал его еще раз. Но что с очками, что без очков – результат был один, вернее, никакого результата. Совершенно обескураженный король смотрел то на посылку, то на подданных.

– Действительно, – произнес он наконец, обращаясь к своему народу, терпеливо ожидавшему его мудрого решения, – как это ни странно, здесь так и написано, черным по белому.

– А что написано? – спросил Лукас.

Король снова нацепил на нос очки и очень важно изрек:

– Сейчас я оглашу текст адреса, дабы мои подданные не пребывали более в неведении относительно содержания последнего.

И он, с трудом разбирая каракули, стал читать то, что было написано на посылке.

– Ну и адрес. Ерунда какая-то, – заметил господин Пиджакер, когда король наконец добрался до конца.

– Вот-вот, – торопливо подхватил почтальон, – ведь тут ничего не поймешь из-за ошибок. Нам, почтальонам, с такими посланиями одна морока. Хоть бы еще знать, кто его отправил!

Король повертел в руках посылку в надежде хоть где-нибудь в уголке обнаружить обратный адрес.

– Здесь стоит только большая цифра тринадцать, – сказал он и снова растерянно посмотрел на почтальона и своих подданных.

– Весьма странно, – послышался снова голос господина Пиджакера.

– Как бы там ни было, – король вдруг снова обрел уверенность в себе, – странно или не странно, а если тут написана какая-то «етлантеа», то это может быть только Медландия, и больше ничего, – решительно заявил он. – Следовательно, теперь осталось найти среди нас указанную госпожу Супер, или Зупер, или Зубпер, не знаю, как ее правильно величать. – Довольный собою, король снял очки, достал платочек и утер пот со лба.

– Да, но ведь на нашем острове нет никакого третьего этажа, – вмешалась тут госпожа Каакс.

– Что верно, то верно, – согласился король.

– Да и Старой улицы у нас тоже нет, – добавил господин Пиджакер.

– К сожалению, и это верно, – со вздохом сказал приунывший король.

– А ведь и дома под номером сто тридцать три у нас вроде как тоже нет, – вставил Лукас и сдвинул, озадаченный, фуражку на затылок. – Уж кто-кто, а я бы точно знал, если бы у нас водился такой дом, ведь недаром я объездил наш остров вдоль и поперек.

– Весьма странно! – пробормотал в растерянности король и задумчиво покачал головой. И вслед за ним все подданные дружно покачали головами и сказали: «Весьма странно!»

– А может быть, это просто ошибка, – осенило вдруг Лукаса.

Но король возразил ему на это:

– Вполне возможно, что это и ошибка, но вполне возможно, и нет. Если это не ошибка, то, следовательно, у меня есть еще один подданный, о котором я ровным счетом ничегошеньки не знаю! С ума сойти можно!

С этими словами король бросился к телефону, и принялся названивать во все концы, и болтал целых три часа без передышки – видимо, чтобы не сойти с ума.

А подданные тем временем, посовещавшись с почтальоном, решили все вместе тщательнейшим образом обследовать остров – вдруг и впрямь в каком-нибудь укромном уголке удастся обнаружить загадочную госпожу Зубпер? Лукас подогнал свой паровозик, и вся компания отправилась на поиски. На каждом углу они делали остановки – сначала Кристоф давал громкий свисток, после чего пассажиры разбредались кто куда, оглашая все вокруг истошными криками:

– Госпожа Зуууууууубпееееер! Вам посыыыыыылкаааааа!

Но никто не откликался.

– Ну ладно, – сказал наконец почтальон, – у меня больше нет времени искать госпожу Зубпер, или как там ее еще. Сделаем так: я просто оставлю вам посылку. Может, эта самая госпожа Зубпер и отыщется. Через неделю я к вам наведаюсь, и если за это время адресат не будет обнаружен, то я заберу посылку обратно. – С этими словами почтальон быстро взбежал по трапу – и был таков.

Да, в затруднительном положении оказались жители Медландии. Что же делать со злополучной посылкой? Долго думали и гадали они, но так ничего и не придумали. Тут из окошка королевского дворца снова выглянул Альфонс Без Четверти Двенадцатый и сделал следующее заявление:

– Тщательно проанализировав сложившуюся ситуацию и посовещавшись с кем надо по телефону, я пришел к следующим выводам: судя по всему, госпожа Зубпер, или как там ее еще, является женщиной. А в нашей стране, насколько мне это известно, есть только одна женщина – госпожа Каакс. Стало быть, ей и предназначена посылка. Во всяком случае, как бы там ни было, вот мое последнее слово: повелеваю открыть посылку, а там посмотрим, что с нею делать.

Подданные были весьма довольны столь мудрым королевским решением, и госпожа Каакс, не откладывая дела в долгий ящик, тут же приступила к выполнению высочайшего указа.

Она развязала веревку, развернула бумагу, которой была обернута посылка. Под бумагой оказалась довольно большая коробка с дырками – так обычно продырявливают спичечные коробки, когда засовывают в них божьих коровок. Госпожа Каакс сняла крышку с коробки и обнаружила внутри еще одну коробку, только чуть поменьше. В ней тоже были проделаны дырки. Со всех сторон кто-то аккуратно проложил ее опилками и соломой, видимо для того, чтобы она не бултыхалась при перевозке. Наверное, там внутри что-то хрупкое – может, стекло или, скажем, радио. Но тогда зачем же дырки? Недолго думая госпожа Каакс сняла со второй коробки крышку и увидела – снова коробку, и снова с дырками. Эта была совсем уж небольшой – как из-под обуви. Когда же госпожа Каакс открыла и эту коробку, то в ней обнаружился – представьте себе! – крошечный негритенок. Он с интересом смотрел на всех своими большими блестящими глазами. Выглядел он весьма довольным – еще бы, в темной коробке-то сидеть не слишком уютно.

– Мальчик! – воскликнули хором ошарашенные жители Медландии. – Какой черненький!

– По всей вероятности, это маленький негр, – заметил господин Пиджакер с умным видом и замолчал.

– Действительно, – сказал король, водружая на нос очки. – Очень странно, очень странно!

Потом он снова снял очки. Лукас до сих пор не проронил ни звука, но лицо его выражало крайнюю озабоченность.

– Никогда в жизни еще не видел такого свинства, – заговорил он наконец, и голос его при этом звучал очень сердито. – Запихать такую кроху в коробку! А если бы мы не открыли посылку? Что тогда? Ну, пусть только попадется мне тот, кто это сделал, – я задам ему такую трепку, что вовек не забудет, клянусь своим паровозом!

От грозного рыка Лукаса кроха разревелся. Ведь он был еще совсем маленьким и ничего не понимал. Наверное, он подумал, что Лукас ругается на него. Да еще, может быть, подействовала черная физиономия Лукаса – малыш-то не знал, что у него самого черная мордашка.

Госпожа Каакс подхватила ребенка и попыталась его успокоить. Лукас стоял поодаль с очень растерянным видом – он и не думал, что может так напугать мальчика.

А госпожа Каакс была на седьмом небе от счастья, ведь она давно уже мечтала о таком вот маленьком мальчике, которому бы она шила курточки и штанишки. А шила она, надо сказать, мастерски. И ничего, что малыш оказался таким черненьким, это даже очень мило, ему так пойдет розовый цвет – розовый цвет она любила больше всего.

– Как же нам называть его? – неожиданно спросил король. – Ребенку все-таки положено иметь имя.

И он был прав. Все принялись напряженно думать. Первым заговорил Лукас:

– Я бы назвал его Джимом. Мне кажется, это очень подходящее имя для мальчика. – Он приблизился к малышу и сказал: – Ну, Джим, будем друзьями? – При этом он постарался, чтобы его голос звучал как можно мягче, – ему совершенно не хотелось еще раз напугать негритенка.

Малыш сразу же протянул к Лукасу свои тоненькие ручонки с розовыми ладошками, которые казались совсем крошечными по сравнению с ручищами Лукаса, измазанными сажей.

– Здравствуй, здравствуй, Джим, – поприветствовал Лукас малыша, осторожно пожимая доверчиво протянутую ему ручку.

В ответ на это Джим рассмеялся. С этого дня они стали друзьями.

Прошла неделя, и снова в Медландию прибыл почтовый корабль. Завидев его еще издалека, госпожа Каакс выбежала на берег и стала кричать почтальону, что ему, мол, не нужно причаливать. Все в порядке. Посылка предназначалась ей. Просто фамилия была написана неразборчиво. Все то время, пока она объяснялась с почтальоном, сердце ее отчаянно билось – казалось, что оно вот-вот выскочит из груди, ведь она так боялась, что почтальон отнимет у нее ребенка. А ей ни за что на свете не хотелось расставаться с Джимом – так она успела уже к нему привязаться.

– Ну и хорошо, значит, все в порядке. До свидания, госпожа Каакс, – только и сказал на это почтальон, и тут же корабль поплыл себе дальше.

Госпожа Каакс облегченно вздохнула и бросилась домой. Там она подхватила Джима и принялась на радостях кружиться с ним по всему дому. В какую-то минуту, правда, она вдруг подумала: а ведь на самом-то деле Джим – чужой ребенок, и, наверное, она поступила не слишком хорошо, оставив его у себя. От этой мысли вся радость госпожи Каакс тут же улетучилась – ее начала мучить совесть. И это чувство не покидало ее, видимо, и потом, когда Джим уже стал побольше: не раз бывало так, что она вдруг откладывала в сторону какую-нибудь начатую работу, и сидела, словно застыв, с очень серьезным выражением лица, и только все глядела с тревогой на Джима. «Кто же все-таки его мама?..» – думала она.

– Хочешь не хочешь, а придется, наверное, сказать ему всю правду, – вздыхала она всякий раз, когда разговаривала по душам с королем, или с Лукасом, или с господином Пиджакером. Те в ответ неизменно кивали головами, соглашаясь с нею, – мол, действительно, давно пора объяснить все Джиму. Но госпожа Каакс никак не могла решиться и только откладывала и откладывала это важное дело.

Она, конечно, не думала и не гадала, что недалек тот день, когда Джим сам все узнает, и произойдет это помимо ее воли – тайна откроется Джиму совершенно удивительным и загадочным образом.

Ну вот, теперь население Медландии составляли один король, один машинист, один локомотив и два с четвертью подданных, ведь Джим еще был слишком маленьким, чтобы считаться целым подданным, он мог пока сойти только за четвертушку.

Но шли годы, Джим рос и скоро превратился в настоящего мальчишку-сорванца, который проказничал и бедокурил, немало досаждая тем самым господину Пиджакеру. А еще он не любил мыться – как, впрочем, и все мальчики его возраста. Он никак не мог взять в толк, зачем ему мыться, если у него черная кожа и все равно не видно, какая у него шея – грязная или чистая. Госпожа Каакс почему-то придерживалась другого мнения, и Джиму волей-неволей приходилось ей подчиняться.

Госпожа Каакс очень гордилась своим Джимом, хотя он доставлял ей немало хлопот и у нее всегда находился повод для беспокойства – этим она ничуть не отличалась от всех прочих мам. Она беспокоилась о нем даже и безо всякого повода или расстраивалась по всякому пустяку. Ну, скажем, возьмет Джим зубную пасту и, вместо того чтобы чистить ею зубы, съест ее (она ему очень нравилась на вкус), а госпожа Каакс уже огорчается.

Вместе с тем в некоторых случаях Джим оказывался просто незаменим. Вот, например, зайдет в лавку король, или Лукас, или господин Пиджакер, а госпожа Каакс в этот момент занята по хозяйству – Джим всех обслужит, и госпоже Каакс не нужно беспокоиться.

Лучшим другом Джима был Лукас. Они понимали друг друга с полуслова. Может быть, оттого, что Лукас ходил таким же черным, как Джим. Частенько Лукас брал Джима с собою покататься на паровозике и по дороге все показывал и рассказывал ему. Иногда Лукас даже разрешал Джиму немножко поуправлять паровозом.

Джим мечтал тоже когда-нибудь стать машинистом, так как эта профессия очень подходила к его цвету кожи. Но для этого ему, как минимум, нужно было обзавестись собственным локомотивом. А локомотив, как известно, не так-то просто достать, особенно в Медландии.

Ну вот, теперь вам известно самое главное о Джиме, осталось только рассказать, как он получил свое прозвище. Дело в том, что у Джима очень часто продырявливались брюки, причем все время на одном и том же месте. Сотни раз госпожа Каакс чинила эту злополучную дыру, но хватало ее заплаток ненадолго: не успеешь оглянуться, как на том самом месте, где только что была аккуратная заплатка, уже красуется здоровенная дырища. Джим, конечно же, изо всех сил старался вести себя крайне осмотрительно и осторожно. Но ведь бывает нужно, например, быстро залезть на дерево или съехать на попе с высоченной горы – и вот тебе, пожалуйста, уже опять дыра.

Надоело госпоже Каакс латать ему штаны, и придумала она, как выйти из затруднительного положения: она взяла лоскуток, подшила его с изнанки к краешку дыры, посадила на этот лоскуток пуговку, а края дыры аккуратненько подрубила, так что получилась как бы петелька. Теперь, вместо того чтобы продирать штаны, Джиму нужно было только расстегнуть пуговку – и дыра на месте, застегнешь пуговку– и штопать не надо.

Вот с этого самого дня все жители Медландии стали называть Джима Пуговкой.