Текст книги "Вольные упражнения (сборник)"

Михаил Андросов
Вольные упражнения
(сборник)

От автора
(вступительное слово к повести «Вольные упражнения»)

Дорогой читатель! Предлагаемая вашему вниманию повесть «Вольные упражнения» написана по мотивам известного художественного фильма «Куколка», созданного на киноконцерне «Мосфильм» в 1988 году, и является дальнейшим развитием сюжета этой истории. Однако я постарался построить повествование таким образом, чтобы человеку, который не смотрел эту кинокартину, было легко вникнуть в суть сюжета и у него не возникло ощущение, что он пытается прочесть вторую часть произведения, не представляя, что происходило в первой.

Если напомнить о сюжете фильма «Куколка», в нём речь идёт о девушке-гимнастке, которая добилась высоких спортивных достижений, став чемпионкой мира, но, получив травму позвоночника, вынуждена была выйти из состава сборной страны и прекратить дальнейшие занятия спортивной гимнастикой. Татьяне (а именно так звали главную героиню) пришлось вернуться в небольшой провинциальный город, в котором она родилась, и приступить к обучению в обычной общеобразовательной школе. Состояние стресса, в котором она находилась после ухода из большого спорта, и неумение ориентироваться в чуждом для неё мире порождали один конфликт за другим как со сверстниками так и преподавателями школы. К тому же у девушки был характер лидера, и она всячески старалась завоевать внимание и признание своих одноклассников, стремясь быть во всём всегда первой. Финал фильма трагичный: после очередной неудачной авантюры Таня приходит в обычный школьный спортивный зал и в состоянии аффекта старается выполнить на гимнастическом бревне сложные элементы чемпионатной программы. В результате она падает со снаряда и ломает позвоночник.

Сюжет повести «Вольные упражнения» начинается с финальной сцены фильма и рассказывает о том, что произошло с Таней дальше. Сюжет повести является авторской трактовкой, но основан он на ряде реальных фактов.

По своему замыслу «Вольные упражнения» перекликаются с известной «Повестью о настоящем человеке» Б. Полевого.

Литературные произведения, в которых главной ценностью является человеческая жизнь, очень нужны в сегодняшнем обществе. Также в современной литературе мало внимания уделяется спортивной тематике. Найти художественные произведения о людях, посвятивших себя и свою жизнь спорту в книжных магазинах очень трудно. А о таком красивом и сложном виде спорта, как спортивная гимнастика, особенно.

Создавая повесть «Вольные упражнения», я старался сохранить чистоту жанра, присущую фильму «Куколка», и придать сюжету максимальную реалистичность.

Действие повести разворачивается во времена Советского Союза в конце 80-х годов двадцатого века. Тогда не было ещё привычных каждому мобильных телефонов, mp3-плееров и компьютеров, а самый обычный аудиоплеер был для любого советского школьника пределом мечтаний. Не говоря уже о таком достижении технического прогресса, как кассетный видеомагнитофон, приобрести который в магазине в то время было практически нереально.

Однако сами сюжеты как повести, так и фильма «Куколка», сама драма, само столкновение характеров, конфликт между персонажами оказались неподвластны ни времени, ни государственному строю. И нет никакой уверенности в том, что нечто подобное не произойдёт сегодня.

Надеюсь, что повесть «Вольные упражнения» станет интересна не только спортсменам и людям, не равнодушным к спортивной гимнастике, но и более широкому кругу читателей – как молодому, так и более старшим поколениям. Всем, кто ценит дружбу, людскую поддержку и взаимопонимание.

В завершение своего вступительного слова мне хотелось бы выразить искреннюю признательность людям, которые своими советами и консультациями помогли мне при создании повести: Директору ГОУ ДОД СДЮШОР по спортивной гимнастике Л. Латыниной, мастеру спорта СССР, тренеру высшей категории, О. Г. Коркач, тренеру по спортивной гимнастике А. Е. Минченкову, заведующему отделением травматологии и ортопедии больницы скорой медицинской помощи В. Н. Махоткину, учителю высшей категории М. А. Андросовой. Благодарю также члена Союза кинематографистов России, сценариста И. В. Агеева за разрешение использовать киносценарий «Неспортивная история» – литературную основу художественного фильма «Куколка». Также в книгу вошли два остросюжетных рассказа, продолжающих спортивную тематику, «Масс-старт» и «Золотой боксёр», основанные на реальных событиях.

М. Андросов (апрель) 2011 г.

Вольные упражнения
повесть
по мотивам художественного фильма «Куколка»

Первый тайм мы уже отыграли,

И одно лишь сумели понять:

Чтоб тебя на Земле не теряли,

Постарайся себя не терять!

Н. Добронравов

Упражнение первое

Потолок больничной палаты с потёртой побелкой и пожелтевшими от времени пятнами. И ещё трещина, которая тоненькой стрункой бежит по потолку, огибает угол, спускается по стене и теряется где-то среди бледно-зелёного кафеля. Вот и всё, что могла видеть Таня.

Она лежала неподвижно на жёсткой ортопедической койке. Её спину плотно охватывал массивный корсет, исключающий любую возможность хоть как-то повернуться и лечь на бок. Боль, казалось, не затихала ни на минуту: монотонная тупая боль. Она расползалась от позвоночника по спине во все стороны, переходила в голову и периодически пульсировала в затылке.

Единственное, что Таня была в состоянии делать, это немного шевелить руками и поворачивать на подушке голову. Но даже эти несложные движения давались ей с немалым трудом. Пальцы на руках словно налились свинцом и повиновались очень неохотно и вяло. Голова начинала кружиться при малейшей попытке повернуть или приподнять её. К горлу подступала тошнота.

А ноги… с ними всё было значительно хуже. Таня не чувствовала своих ног. Она даже не могла понять: есть ли у неё ноги вообще. Ниже поясницы начиналась пустота. Зияющая чёрная пропасть. И это, пожалуй, было самое страшное в её незавидном состоянии.

Сколько она так лежала в больничной палате, Таня тоже не могла сказать. Может, неделю, может, и две, а возможно, и больше. Поначалу, придя в сознание после операции, она ещё пыталась считать дни. А смену дня и ночи Таня ощущала лишь по тусклому дневному свету, попадающему сквозь занавески на потолок, либо включенной в палате электрической лампе. Вот и вся разница. Но потом и это чередование солнечного и искусственного света как-то смазалось. Сон, явь – всё превратилось в одно сплошное бдение без чувств, без сил, без эмоций. Состояние вечного полусна: балансирование на грани реальности и воспалённых, переполненных кошмарами сновидений. И ещё боль: неутихающая боль, которая, казалось, окончательно взяла верх не только над телом, но над всем существом Тани, пронзив каждый капилляр, каждую клеточку, каждую частичку.

Периодически перед глазами проплывали лица врачей. Они склонялись над Таней, прислоняли к её лицу, груди, ногам какие-то непонятные аппараты, делали уколы, ставили капельницы, растирали и массировали её тело, что-то, по всей видимости, делали с её ногами.

– Чувствуешь, я сейчас твою ногу поворачиваю? – доносился до слуха Тани вопрос.

Лишь едва заметный отрицательный поворот головы свидетельствовал о том, что Таня ничего не чувствует.

– А сейчас? Разве ты не ощущаешь, как я тебя уколол?

Вновь отрицательный ответ.

Таня даже не поворачивала головы в сторону врача, который совершал это действие. Взгляд её по-прежнему был устремлён в потолок. Зачем ей говорить что-то? Если бы она смогла почувствовать, что происходило сейчас с её ногами – она дала бы понять. А так… она не ощущала ровным счётом ничего.

– Ладно, – вновь звучал голос врача. – Завтра продолжим массаж. Нельзя допустить, чтобы началась атрофия.

Иногда Тане казалось, что она видит лицо своей мамы Натальи Евгеньевны с покрасневшими от слёз глазами. До неё долетали отрывки фраз, всхлипывания, стоны. Сон это был или всё происходило на самом деле, она не могла сказать. Да она даже не пыталась говорить что-либо. Губы её высохли, и начинало казаться, что сомкнулись они навсегда.

Она не реагировала и тогда, когда дрожащий голос мамы вопрошал её: «Танечка, доченька моя родная, ну как ты? Как ты себя чувствуешь? Что у тебя болит? Танечка, может, тебе принести что-нибудь завтра?»

Зачем эти вопросы и зачем отвечать на них, когда и так всё видно. И приносить тоже ничего не надо. Да и приходить тоже, в общем-то, не нужно. Зачем приходить? Чтобы смотреть на её переломанное тело? Что станет оттого, что кто-то будет приходить? Облегчение от этого явно не наступит. Пусть лучше все перестанут приставать со своими дурацкими вопросами о том, где у неё болит и что она чувствует в ногах. Болит у неё везде, а ног она не чувствует. Неужели непонятно? Однако каждый день повторялось одно и то же: всё те же вопросы, те же процедуры, те же лица перед глазами.

Когда изредка, подобно солнечным вспышкам, наступала ясность в сознании, в памяти Тани тотчас вставал тот злополучный день, те последние часы, после которых она оказалась здесь, в больничной палате. И тогда её бледное исхудавшее личико искажалось гримасой боли, но не физической, а более страшной боли – идущей из самой глубины души. И от этой боли лекарства уже не существовало. Заглушить её нельзя было никакими медикаментами, никакими уколами.

Всё получилось до невозможности нелепо и банально. Картинки того апрельского дня перелистывались в голове Тани подобно кадрам из знакомого с детства кинофильма.

В тот злополучный день началось всё ещё ранним утром, когда перед уроками несколько ребят из девятого «б» прямо перед окнами класса повесили на ветку дерева две разбитые куклы. На одну из них была наклеена фотография молодой классной руководительницы Елены Михайловны, а на другой кукле красовался портрет одноклассника Алексея Панова. За ним к тому времени уже устойчиво закрепилась репутация любимчика и даже любовника учительницы. Хотя точно никто в классе этого утверждать не мог.

Началась история отношений классной руководительницы и ученика давно, ещё до того момента, когда Таня появилась в школе. Судя по слухам, Елена Михайловна по собственной инициативе взяла Алексея Панова на поруки. За серьёзную хулиганскую выходку Панов чуть не попал тогда под уголовную ответственность. Многие тогда отвернулись от него, а классная руководительница, наоборот, помогла. Своим поручительством она сумела отмазать Алексея от милиции. Всему классу она объяснила, что мальчишка просто оступился, попал под воздействие дурной компании и больше ничего подобного не совершит. С тех пор и пошло заметное каждому ученику девятого «б» сближение молодой учительницы и Панова. Одновременно с этим Алексей как-то начал отдаляться от коллектива класса, взирая на других ребят свысока. Ещё бы, ему теперь явно сходили с рук опоздания и прочие оплошности, за которые любому другому ученику грозило бы как минимум дисциплинарное взыскание.

Так продолжалось уже несколько месяцев. Алексей Панов был молчалив и замкнут. В своём классе он больше походил на чужака, которого мало интересовала жизнь товарищей. Но Алексей от этого особенно не унывал. Всеми своими мыслями и секретами он делился с молодой классной руководительницей.

Они общались почти на каждой перемене, и после уроков их часто видели вместе.

Елена Михайловна была достаточно демократичным педагогом. Она редко когда повышала голос на учеников, напротив, старалась общаться с ребятами, как с товарищами, улыбалась, когда на уроке кто – то из учеников от пускал во всеуслышание очередную шутку, а иногда старалась шутить в ответ сама. Класс она воспринимала как единую большую и, как ей самой казалось, дружную семью.

Урок свой Елена Михайловна всегда спрашивала строго, но справедливо. А новый материал старалась объяснять как можно доступнее и всегда готова была повторить объяснение, если кто-то что-то не понял. Не удивительно поэтому, что успеваемость в классе по алгебре и геометрии – предметам, которые она вела – была высокой. За это её неоднократно хвалили на педагогических и партийных собраниях. Всё-таки это было первое классное руководство и первый опыт у Елены Михайловны. Представители администрации школы ценили её как молодого перспективного педагога.

Когда в начале весны, вскоре после восьмого марта, в классе появилась новенькая: стройная девчушка небольшого по сравнению со своими сверстницами роста, светленькими волосами длинною чуть ниже плеч и большими выразительными зелёными глазами, Таня Серебрякова, никто из класса не обратил на неё поначалу особого внимания. Вполне рядовой случай: в классе появился кто-то новый или, наоборот, кто-то выбыл. Но когда за вуч школы Валентина Николаевна, серьёзная женщина почтенного возраста, на первом же уроке представила Таню классу, ребята поняли, что эта девочка – весьма заметная и известная личность, во всяком случае, в спортивных кругах. Оказалось, что при своём юном возрасте и хрупком телосложении она уже была мастером спорта международного класса по спортивной гимнастике. И более того, Таня носила гордое звание чемпионки мира. Одноклассники восприняли тогда Танино появление в коллективе весьма неординарно и даже в чём-то скептически, но факт был налицо: новеньких учеников с таким статусом в девятом «б», да и во всей школе № 2 прежде не было.

Каким образом такая известная спортсменка появилась в самой обычной общеобразовательной советской школе в небольшом провинциальном городке, для многих учеников осталось загадкой. Сама Таня на эту тему не говорила, а Валентина Николаевна лишь кратко пояснила, что Серебрякова долгое время воспитывалась в одной из известнейших спортивных школ Москвы, а сейчас вернулась сюда, в свой родной город, который покинула почти десять лет назад.

Столь же необычным, как звание Тани, оказалось и её поведение. Она с первого дня занятий встала в явную оппозицию к классной руководительнице Елене Михайловне. Единственная из всего класса она наотрез отказалась носить общепринятую школьную форму и демонстративно начала ходить на занятия либо в модных джинсах, либо в брюках. Елена Михайловна, возмущённая таким поведением, неоднократно пыталась призвать Серебрякову к порядку, но это лишь служило поводом для возникновения новых ссор и скандалов со своенравной ученицей.

Неожиданно на стороне Тани выступила Валентина Николаевна. Она провела с классной руководительницей разъяснительную беседу, после чего та была вынуждена разрешить Тане ходить на занятия в свободной форме в качестве исключения. Причина для этого нашлась достаточно весомая: Таня как профессиональная спортсменка должна была несколько раз в день выполнять гимнастические упражнения для поддержания своей спортивной формы, а в форме для посещения учебных занятий – юбке и пиджачке делать их было просто нереально. Сложно было понять, правда ли Серебряковой требовалось выполнять в школе такие упражнения или она всё это выдумала, чтобы склонить Валентину Николаевну на свою сторону, но Елене Михайловне пришлось последовать совету завуча. Всё-таки профессиональный опыт Валентины Николаевны был гораздо больше. Кто знает, возможно, она и права.

Елена Михайловна была бы рада, если бы на этом конфликт с новенькой ученицей оказался исчерпанным.

Но с каждым днём конфликт лишь продолжал нарастать. Поводов для этого находилось всё больше, и Елена Михайловна постепенно начала понимать, что Тане неуютно в новом коллективе. Слишком чужеродной оказалась для неё среда, в которую она попала. У девочки был характер лидера. Возможно, долгое её нахождение в спортивных кругах сыграло в этом свою роль. Таня всячески пыталась выделиться в общей массе класса и сама старалась выбирать себе друзей, кто ей был интересен. И всё бы ничего, но даже авторитет учителя, как выяснилось, для неё не играл никакой роли. Таня могла, поднявшись со своего места, прямо во время урока высказать свою точку зрения и начать её отстаивать, даже если она шла вразрез с мнением педагога.

Вскоре ситуация усугубилась ещё одним обстоятельством: Серебрякова явно оказалась неравнодушна к Алексею Панову и, видя, что между ним и классной руководительницей установилась прочная связь, всеми способами стремилась разорвать её. Однако Панов не сдавался. Он откровенно игнорировал знаки внимания, которые старалась оказывать ему Таня. Доверительные отношения, которые были у него с классной руководительницей, привлекали Алексея куда больше, чем дружба со столь своенравной, хоть и симпатичной чемпионкой мира.

Понимая, что все её старания разбиваются вдрызг о бетонную стену, которой отгородился от неё Панов, Танины безответные чувства со временем переросли в желание отомстить. Она даже стала вести тесную дружбу с двумя проблемными ребятами класса. Ими оказались отъявленный циник и хулиган Шурик Пятнов, который в классе больше был известен как Пятиэтажный, и недотёпа-двоечник, тоже хулиганистый парень, Федя Халиков по кличке Халява. И Халиков, и Пятнов питали устойчивое отвращение к Алексею Панову и при любой возможности старались ему напакостить.

Поначалу дружбу с Таней завёл Федя Халиков, а немногим позже к их компании присоединился и Пятнов. Без всякого сомнения, этих ребят привлекал отчаянный, в чём-то даже мальчишеский характер Тани Серебряковой и её необычная позиция по отношению к классной руководительнице. Никто в классе ещё не решался высказывать своё мнение об учительнице прямо ей в лицо, да ещё и при всех. А когда человек начинает открыто выступать против устоявшихся в классе порядков, к нему сами собой начинают тянуть ся те, кого эти порядки тоже не устраивают, но явно противостоять им они не решаются. Такими несогласными и оказались Халиков и Пятнов, поэтому дружба с Таней у них потихоньку крепла.

Напряжённость от противостояния ученицы и учительницы с каждым днём возрастала всё больше, и ребята в классе уже начали чувствовать, что пружина эта в какой-то момент сорвётся, да так, что мало никому не покажется.

Шутка с двумя повешенными на суку куклами оказалась, пожалуй, самой злой выходкой. Идея эта принадлежала, конечно же, Серебряковой, а вот исполнителями уже явились Пятнов и Халиков. Приду мать что – то подобное сами они явно бы не догадались.

При виде этого безобразия Алексей Панов, не обращая внимания на громкий смех одноклассников, которые столпились у окна, постарался выскочить из класса, чтобы сорвать кукол с дерева. Однако путь ему преградил Пятиэтажный. Завалив Панова на парту, он заломил ему руку и вновь повёл к окну.

– Ну зачем же так нервничать? – процедил он. – Это всё-таки творчество. Наслаждайся просмотром!

Он практически вжал лицо Панова в оконное стекло. Ребята вокруг засмеялись ещё сильнее.

– А похож, однако, – изрёк кто-то.

Панов попытался вырваться из рук Пятиэтажного, но у него ничего не вышло.

– Шурик, отпусти его! – внезапно сквозь смех и гогот ребят прорвался отчётливый Танин голос.

– Зачем это тебе нужно? – искренне удивился Пятиэтажный. – Пусть смотрит! Ему полезно!

– Я говорю, отпусти! – твёрдо повторила Таня.

– Ну, как хочешь.

Пятиэтажный выпустил руку Панова. Тот вновь попытался выбежать из класса, но теперь на его дороге стояла Серебрякова. Взгляды их встретились: решительный, целеустремлённый и немножко дикий взгляд Тани и спокойный и холодный взгляд Панова. Никто из одноклассников не мог выдержать Таниного взгляда, даже учителя непроизвольно отводили глаза в сторону. Столь не похож он был на взгляд обычной шестнадцатилетней девочки. Скорее, её глаза были как взгляд загнанного, но не затравленного волчонка, готового сойтись в смертельной схватке со сворой собак. И было понятно, что схватка будет до последней капли крови. Человек с таким взглядом, если поставит перед собою цель, то добьётся её любыми способами.

Не выдержал взгляда Тани и Панов. Он повернул голову.

– Серебрякова, зачем ты это сделала? – голос Панова звучал уверенно. Нет, он не был сломлен и запуган столь жестокой выход кой. Он просто хотел понять, зачем Тане это нужно.

– Ты сам знаешь, – ответила Серебрякова.

И в этот момент в классе появилась Елена Михайловна.

Ребята, толкая друг друга и спотыкаясь о стулья, кинулись рассаживаться по своим местам.

– Ну всё, Серебрякова, готовься к отплытию, – сквозь зубы процедил Панов.

Таня ещё какое-то время стояла по центру класса, потом не спеша села за свою парту.

Елена Михайловна решительным шагом подошла к окну.

– Какой ужас, – прошептала она и схватилась за голову.

Класс безмолвствовал. Все ученики до единого си дели, боясь пошевелиться, и ждали, что сейчас скажет классная руководительница.

Елена Михайловна долго стояла, глядя в окно, а потом повернулась к классу и вместо банального вопроса: «Кто это сделал?» – совершенно неожиданно начала рассказывать ребятам про свою молодость, свои школьные годы, свою самую первую любовь к молодому и талантливому учителю физики, который пришёл тогда преподавать в их школу. Она словно забыла о том, что должна вести очередной урок или как минимум разобраться с тем хулиганом, который прицепил на дерево этих кукол. Елена Михайловна продолжала свой рассказ о том, как трепетало её сердце, когда учитель подходил к её парте. Как путались в голове её мысли, когда он спрашивал у неё урок, о том, как она переживала и не находила себе места, когда он внезапно заболел. Как она решилась однажды на необдуманный, отчаянный поступок: написать ему письмо, признаться в своих чувствах. Закончилась эта история первой любви весьма прозаично: беседой в кабинете директора с родителями совсем юной тогда ещё Лены.

Мягкий тихий голос Елены Михайловны плыл над головами ребят и окутывал их, подобно утреннему туману. Слова учительницы вовсе не были назидательными. Она просто рассказывала классу историю своей молодости так, словно перед нею сидела сейчас её лучшая подруга, от которой у Елены Михайловны не было секретов. Может быть, именно из-за такой доверительности ученики затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово классной руководительницы. Даже развалившийся на задней парте Шурик Пятиэтажный умолк и смотрел на учительницу.

– Мне тогда было столько же лет, сколько вам сейчас, – добавила она. – Вскоре после того разговора в кабинете директора учитель физики был переведён преподавать в другие классы, и встречались мы с ним очень редко. Лишь иногда между уроками в коридорах я видела его, и он со мною тогда вежливо и официально здоровался. А я чувствовала, будто что-то умерло внутри меня после той беседы. Или что-то должно было родиться – и не родилось. Хочу признаться, что с тех пор я никогда больше так не любила. Ни один человек не вызвал более во мне таких чувств, как тот учитель физики. Всё, что случалось со мною потом: и скоротечные романы в институте, и неудачный, непродолжительный брак – всё мне казалось каким-то искусственным, а любовные чувства – лишь жалкой пародией.

Ученики сидели, потрясённые искренним рассказом учительницы. Они даже забыли о куклах, которые всё ещё висели на ветке перед окном и ударялись друг о дружку, покачиваясь от небольшого ветерка. Десятки глаз были устремлены сейчас на Елену Михайловну.

– Для чего я вам всё это рассказываю? Вы сейчас молоды, активны, и я хочу лишь предупредить вас, что подобное может приключиться с каждым. Поэтому подумайте: если вы сегодня решитесь поломать чью-то судьбу, то знайте, что кто-то может завтра поломать вашу. В этой жизни всё взаимосвязано, и если вы кому-то всё же решитесь сделать больно, то вы сами этим дадите действие такому закону, – голос учительницы дрожал и временами срывался, но её слова проникали в душу каждого, кто сидел в эту минуту в классе.

В какой-то момент Тане стало не по себе. Всё, что говорила сейчас Елена Михайловна, имело к ней самое прямое отношение. Не в силах больше слушать слова классной руководительницы, Таня выхватила из своей сумки аудиоплеер, надела наушники, включила музыку. Только когда заиграли знакомые ритмичные аккорды зарубежной рок-группы, заглушая голос учительницы, она смогла отвлечься от дурных мыслей.

Этот жест Серебряковой оказался вызывающим. Противостояние её и классной руководительницы достигло-таки апогея.

Закончив свой рассказ, Елена Михайловна попросила Таню немедленно выключить магнитофон и положить его на с тол. Учительнице пришлось три раза повторить свою просьбу, прежде чем Таня услышала её и, выключив плеер, небрежно кинула его перед собой на парту.

Елена Михайловна молча забрала аппарат и положила его в ящик стола.

– Можете отдыхать, – произнесла она, обращаясь ко всем. – Урока сегодня не будет.

Дверь в коридор за Еленой Михайловной закрылась.

Ребята остались сидеть на своих местах, не шевелясь. Неожиданный рассказ учительницы для многих стал откровением. Если бы классная руководительница накричала на них, вызвала бы виновников к доске, потребовала бы дневники – это произвело бы меньший эффект. Обычная воспитательная мера. Но такое поведение учительницы оставалось необъяснимым, а потому глубоко поразило душу каждого ученика.

Лишь спустя несколько минут загремели стулья, и ребята потихоньку начали покидать класс. Они выходили в коридор робко, по одному, оглядываясь по сторонам, словно совершали что-то непозволитель ное.

Таня осталась в классе одна. Дождавшись, когда последний ученик скроется за дверью, она подошла к учительскому столу и раскрыла ящик. Какой-то момент она смотрела на свой плеер, потом выхватила его из ящика и с размаху ударила им об угол стола. Пластмасса затрещала. Таня отломила от плеера крышку, выхватила кассету и очередным ударом разломила её на две половинки. Магнитная лента кольцами посыпалась на пол.

Подхватив обломки плеера, Таня кинула его в мусорное ведро под раковиной.

Тут неожиданно в классе появился Халиков. Видимо, он забыл что-то на своей парте.

– Ты зачем это, Тань! – вытаращив глаза, воскликнул он, видя, как Серебрякова заталкивает ногой обломки плеера на дно ведра. – Зачем ты его сломала?!

– Халява, молчи об этом, – сквозь зубы бросила Таня. – Никто не должен этого знать! Слышишь?! Никто!

Она оттолкнула Халикова от двери и выбежала в коридор.

Халиков ещё несколько минут, словно зачумлённый, смотрел на ведро.

«Вот так раз: дорогостоящую японскую вещь – и разбить, – думал он. – Лучше бы мне отдала. И что теперь Елена Михайловна скажет?»

Конечно, не заметить пропажу Елена Михайловна не могла.

– Таня, зачем ты взяла плеер у меня из стола? – прозвучал её вопрос, когда девятый «б» вновь собрался в классе по окончании других уроков.

– А почему вы решили, что это я? – слова Серебряковой звучали, как вызов. По её внешнему виду сразу становилось понятно: никакого плеера из учительского стола она не забирала.

– Разве это не ты?

– Обыщите! – Таня вывалила на парту содержимое своей сумки. Учебники и тетради полетели на пол. Плеера среди них, конечно же, не было.

– Кто взял плеер из моего стола? – этот вопрос Елены Михайловны теперь был обращен ко всему классу.

Ученики упорно молчали.

Затянувшееся молчание неожиданно нарушил Пятиэтажный.

– Есть тут у нас один любитель по чужим сумкам лазить! – воскликнул он, вскакивая со своего места. – Вот сейчас мы его и проверим.

Он подбежал к Панову.

– Пятнов, не смей! – крикнула на него Елена Михайловна. – Немедленно вернись на место!

Однако Пятиэтажный откровенно проигнорировал её требование.

– Ну-ка, покажи свою сумочку! – ехидно процедил он, склонившись над Пановым.

– Попробуй взять, – ответил тот, ухватившись за свою сумку.

– А ты попробуй удержать! – крикнул ему в лицо Пятнов и, неожиданно ударив Панова в лоб, вырвал сумку из его рук.

Похоже, план Серебряковой сработал. Она поставила сво ей задачей разорвать-таки эту порочную связь между молодой учительницей и взятым ею на поруки учеником. А заодно ей хотелось отомстить Панову. Его холодные слова, произнесённые тогда, двумя неделями раньше, вечером в подъезде: «Ну и что!», которые прозвучали в ответ на отчаянное Танино признание: «Я же люблю тебя!», – так и врезались стальной иглой в её память. Может, место и время для подобных объяснений оказалось не слишком удачным, но это же не повод, чтобы отвечать столь грубым и откровенным отказом. А Таня не привыкла, чтобы ей отказывали в столь однозначной форме. Желание отомстить зрело в ней все последующие дни, пока не представился удобный случай выставить любимчика учительницы подлецом.

Пятиэтажный со своей прямолинейностью вписался в коварный план Тани как нельзя лучше, хотя он и не был посвящён в него. Теперь, оттеснив Панова к стене, Пятиэтажный активно потрошил его сумку, расшвыривая во все стороны учебники и не обращая внимания на крики Елены Михайловны.

– Ничего нет! Даже странно, – выдавил из себя неестественное удивление Пятнов. – На, забери свои шмотки и не плачь!

Он кинул сумку перед Пановым на стол.

В это время дежурная по классу обнаружила в мусорном ведре остатки плеера, и на стол классной руководительницы легли кусочки пластмассы и кучка магнитной ленты.

– Вот этот плеер, – растерянно произнесла она.

Ребята в классе хором ахнули.

– Кто это сделал? – не скрывая недоумения, спросила Елена Михайловна. Действие совершившего этот поступок ученика не поддавалось никакому разумному объяснению.

А Панова в этот миг словно подменили. В последнее время тихий, спокойный и малословный, он, казалось, не был способен на явную агрессию. Но теперь глаза Алексея налились кровью, и он ринулся прямо через парты в сторону Халикова.

– Ведь ты знаешь, Халява, кто это сделал! – проревел он. – Ты всё знаешь! Колись, гад!

Далее в классе всё смешалось: визг девчонок, крики учительницы, матерная ругань ребят и потасовка. Панов всё-таки пробился сквозь заслон Пятиэтажного и теперь изо всех сил тряс Халяву за лацканы пиджака, словно пытаясь вытряхнуть его из школьной формы.

– Я ничего не знаю! – раздавался истошный крик Халявы. – Шурик, спаси!

Но его слова не оказывали на Панова никакого действия. Он только ещё активнее тряс Халикова за пиджак, периодически награждая его пощёчинами.

Пятиэтажный прыгнул на Панова и буквально повис на нём, пытаясь освободить Халяву.

– Кажется, уже пора вызывать милицию! – выкрикнула Таня и исподлобья глянула на Елену Михайловну. – Ну что же вы медлите?! Или вы считаете, что Панову действительно всё можно?!

Елена Михайловна молчала. Она даже не взглянула на Серебрякову. С нескрываемым испугом она смотрела сейчас на трёх ребят, которые сцепились в углу класса.

В какой-то момент Халикову удалось вырваться из рук Панова, пока тот в очередной раз пытался отбиться от навалившегося на него Пятиэтажного.

Не медля более, Халиков бросился бежать прочь из класса.