Текст книги "Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича"

Если говорить о влиянии другого немецкого социолога – Г. Зиммеля, то Гурвич принимает его исходный посыл – рассматривать личность не как отдельно взятого индивида (т. е. не в плане механистического мировоззрения), а как сверхиндивидуальное начало, основные черты которого закладываются в процессе социального взаимодействия[331]331
  См.: Зиммель Г. Социальная дифференциация // Зиммель Г. Избранное. М.: Юрист, 1996. Т. 2.


[Закрыть]. Разделяя идею немецкого ученого о том, что социальные явления (институты, отношения, социальные формы) образуются благодаря взаимодействию социальных акторов, Гурвич критикует Зиммеля за индивидуалистический подход (акцент на индивидуальных действиях и стратегиях акторов) к изучению общества, в котором не остается места для анализа связи между социальными взаимодействиями и их социальным контекстом[332]332
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 38, 138, 235.


[Закрыть]. Он считает теорию Зиммеля «редукционистской», сводящей всю сложную систему социальных явлений к «простой взаимозависимости», а общество – «к простой сумме частей, которая не дает ничего большего, чем каждая из частей»[333]333
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 236.


[Закрыть].

В рамках таких теорий не находится места для рассмотрения общества как целостного явления. А именно такой, холистский подход составлял основную предпосылку развития идей Гурвича того периода, которая хотя и не позволяла ему принять принципы Зиммеля, в то же время не исключала возможные заимствования в вопросах исследования социального взаимодействия. Целостность социальной жизни у Зиммеля, подмечает Гурвич, остается «заданной в субъективном воображении» разрозненных участников социального взаимодействия; вместе они предстают как «мир взаимодействующих субстанций», единство которого не выходит за рамки их индивидуальных сознаний[334]334
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 242–243. По этому вопросу см. также полемику Гурвича с Л. фон Визе: Gurvitch G. Réponse à une critique… Р. 94– 104. Сходные положения развивал и другой социолог права, современник Гурвича Теодор Гейгер (Geiger Th. Die Gruppe und die Kategorien Gemeinschaft und Gesellschaft // Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitique. 1927. Bd. 58. S. 338–340). Ряд современных правоведов тоже рассматривают единство правовой системы как спонтанно возникающее единство всей правовой коммуникации в обществе, несводимое ни к отдельно взятым индивидам, ни к их действиям, ни к результатам таких действий, в том числе к правовым нормам и установлениям (см.: Поляков А. В. Общая теория права… С. 611–624; Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt a. M., 1991. S. 16 usw.).


[Закрыть]. Другим объектом критики послужила теория социальных форм, которые в концепции Зиммеля имеют значение скорее «форм приличия, светского общения», но не форм социабельности в том виде, в каком этот термин понимал сам Гурвич. «Нет ничего общего между концепцией Зиммеля и моей концепцией… Мои формы социабельности являются микросоциологическими типами тотальных социальных явлений, заполненными материальным содержанием. Никакого отношения эти формы к формам светскости у Зиммеля не имеют»[335]335
  Рукопись текста из курса лекции по истории социологии XIX–XX вв. Лекция от 29 марта 1957 г. // Фонд Г. Гурвича в Архивах Высшей школы социальных наук.


[Закрыть]. Сама же концепция социологического формализма в послевоенной социологической концепции Гурвича рассматривается в качестве «чрезвычайно опасной и в то же время соблазняющей своей простотой»[336]336
  Рукопись текста из курса лекции по основным проблемам современной социологии. Лекция от 12 декабря 1958 г. // Фонд Г. Гурвича в Архивах Высшей школы социальных наук.


[Закрыть] и необоснованно смешивающей совершенно разные концепции формы, сформулированные Аристотелем и Кантом[337]337
  См.: Gurvitch G. Réponse à une critique… Р. 103.


[Закрыть]. Видение общества для Гурвича невозможно сквозь призму форм социального взаимодействия без изучения их конкретного содержания – идея, которая, заметим, не была чуждой и концепции Зиммеля. Однако в борьбе за чистоту социологической терминологии Гурвич не желает следовать тонкостям социальной теории немецкого социолога и создает свою «идеал-реалистическую» модель социума.

Вместе с тем типологический подход, игравший важнейшую роль в социологии Гурвича зрелого периода, отличен от социологического формализма Зиммеля и в некоторой степени от типологизма Вебера. Для Гурвича не существует принципиального различия между формой и содержанием социального бытия – это аспекты тотального социального явления, которое может быть объяснено только при условии целостного анализа данных аспектов. Симптоматично, что Гурвич в своих поздних работах предпочитал термин «проявление» (manifestation) термину «форма» (forme, которую Гурвич интерпретировал как логический инструмент, но никак не как отдельную реалию)[338]338
  См.: Gurvitch G. Problèmes de la sociologie générale // Traité de sociologie / G. Gurvitch (éd.). Vol. 1. Paris: PUF, 1958. Р. 205–215; Idem. Déterminismes sociaux et liberté humaine. Р. 99–101.


[Закрыть] из-за того, что ранее его социологию необоснованно, как он считал, критиковали за формализм[339]339
  См. об этом: Erard M. Une sociologie pluraliste // Les perspectives de la sociologie contemporaine: Hommage a Georges Gurvitch. Paris: PUF, 1966. Р. 396–397.


[Закрыть]. Если говорить о различиях в типологических подходах Гурвича и Вебера, то речь может идти не о принципиальном противоречии, а о разнице в расстановке акцентов при типологизации: Вебер ориентирован на философию культуры, а Гурвич – на социально-психологические формы социального единства.

Но в 1930-х годах политические убеждения мыслителя заставили его в еще более радикальной форме пересмотреть свои социологические воззрения в пользу отказа от заимствований и аналогий с немецкой социальной мыслью. Вот как он характеризовал немецкую социологию в 1937 г.: «История немецкой социологии в XX в. не может быть полностью отделена от истории политических идеалов, которые были в моде у немцев в эту эпоху. Доминирующим идеалом было целое – единство, отделенное от своих частей, приносимых ему в жертву. Индивид, человеческая личность лишались здесь всяческой ценности либо наделялись ценностью, гораздо меньшей по сравнению с ценностью целого. Это целое, которому все приносилось в жертву (община, Gemeinschaft), могло иметь инстинктивную или мистическую основу, но оно всегда доминировало и превосходило входящих в нее членов… что приводило к формированию антииндивидуалистической и антирационалистической социологии, которая, несомненно, использовалась в национал-социалистической доктрине и которая, сознательно или бессознательно, подготавливала почву для этой доктрины»[340]340
  Gurvitch G. Les principaux répresentants de la sociologie allemande au XXème siècle // Gurvitch G. Ecrits allemands. Paris: L’Harmattan, 2006. Vol. 3. P. 15–16.


[Закрыть]. Вывод, сделанный Гурвичем уже в послевоенную эпоху, был неутешителен для немецкой социологии: «В Германии, за исключением работ М. Вебера, ряда идей М. Шелера и радикального формализма Л. фон Визе, социология стала полностью спекулятивной и сознательно вдохновляется тоталитарной идеологией»[341]341
  Idem. La vocation actuelle de la sociologie // Cahiers Internationaux de Sociologie. 1946. No. 1. Р. 5.


[Закрыть].

Учитывая такую позицию мыслителя, нет ничего удивительного в том, что он отказывается от наработок немецкой философии и противопоставляет, пусть и несколько искусственно, свою концепцию идеям социологического формализма (Г. Зиммель, Л. фон Визе, Ф. Тённис). Хотя даже при этом странным выглядит отказ от теорий тех мыслителей, научные позиции которых были близки к позиции, занимаемой Гурвичем (О. фон Гирке, О. Эрлих, М. Вебер, М. Шелер). Можно констатировать, что влияние идей указанных представителей немецкой философии права и социальной философии наиболее сильно сказалось на концепции юридического опыта Гурвича, которая в 1920-х годах находилась только в зачаточном состоянии. Вынеся из революционного опыта 1917 г. идею социального права, мыслитель приступил к ее методологическому обоснованию уже в Германии, где влияния феноменологической философии в значительной степени задали формат его представлений о структуре правовой действительности. Синтез этих представлений с новым типологическим подходом в социологии позволил мыслителю уже к концу 1930-х годов разработать принципы новой социолого-правовой теории, в основе которой лежали типология форм правового общения, редуктивный анализ форм правового поведения и исследование трансцендентных оснований правового идеала[342]342
  Эта теория впервые была сформулирована в работе: Gurvitch G. Eléments de sociologie juridique. Paris: Aubier d. Montagne, 1940.


[Закрыть].

Интересуясь преимущественно гегельянством и марксизмом в лицейские годы, Гурвич по поступлении в университет наряду с теориями немецких мыслителей активно изучает и творчество французских философов. Влияния этих мыслителей, ориентированных на изучение социально-исторических процессов, дополняли влияния традиционно метафизически ориентированной немецкой философии, хотя и оказывались первоначально в несколько подчиненном положении. В первую очередь речь идет о влияниях Сен-Симона и Прудона, которых Гурвич считал наряду с Марксом мыслителями, заложившими основы социологии[343]343
  Несколько иную схему предлагает канадский исследователь Ф. Сен-Луи, указывая в качестве непосредственных предшественников социологической концепции Гурвича таких мыслителей, как Кондорсе, Конт, Дюркгейм и Бергсон (см.: Saint-Louis F. Georges Gurvitch et la société autogestionnaire. Р. 51). Если эта цепочка и верна применительно к влияниям французской социальной философии (хотя философии Кондорсе Гурвич никогда особого внимания не уделял), то в ней не учитываются влияния немецкой и русской философии.


[Закрыть]. Естественно, что основы концепций этих мыслителей, «непосредственных предшественников социологии права»[344]344
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2.


[Закрыть], были тщательно изучены молодым ученым, который критически оценил их вклад в «философию свободы»[345]345
  Gurvitch G. Les fondateurs français de la sociologie contemporaine. Saint-Simon et P.-J. Proudhon. Paris: CDU, 1955. P. 45–50. Немецкий социолог Р. Кёниг упоминает, что в личных беседах Гурвич, безусловно, считал Сен-Симона основоположником социологии (König R. Autobiographische Schriften. Bd. 18. Opladen, 1999. S. 368).


[Закрыть].

Важнейшими принципами социологии Сен-Симона, привлекшими внимание Гурвича и интегрированными им позднее в свою социальную теорию, стали тезисы о самовоспроизводстве общества, о наличии в нем уровней материальной и духовной действительности, о разделении общества на антагонистические группы[346]346
  Gurvitch G. Les fondateurs français de la sociologie contemporaine. Saint-Simon et P.-J. Proudhon. P. 42 et suiv.


[Закрыть]. Но, наверное, наиболее очевидным свидетельством влияния идей Сен-Симона является центральная мысль его социологии, охарактеризованная Гурвичем как «постоянное преодоление созданных социальных структур»[347]347
  Gurvitch G. Avant-propos // Saint-Simon C. H. de. La physiologie sociale. (Euvres choisies par Georges Gurvitch. Paris: PUF, 1965. P. 11.


[Закрыть], – мысль, положенная в основу социологии Гурвича. Вместе с тем творческое наследие Сен-Симона могло стать только отправной точкой для построения социально-правовой концепции, но никак не базой. Этой базой стало учение П.-Ж. Прудона, увлечение которым пришлось как раз на годы революции 1917 г. и в котором Гурвич находил объяснение разворачивающихся перед глазами событий и прогноз их дальнейшего развития[348]348
  Интересно, что в 1965 г. на конференции по философии Прудона Гурвич в своем выступлении подчеркнул значение идей Прудона как для революции 1917 г. в России, так и для его личного интеллектуального формирования. Основной идеей революции было создание советов как формы рабочего самоуправления (см.: Gurvitch G. Proudhon et Marx // L’actualité de Proudhon. P. 96–97), и потому отказ большевиков от советов как независимого социального института знаменовал, по мнению ученого, отказ от идеи революции (Ibid.). См. также: Gurvitch G. L’effondrement d’un mythe politique: Joseph Staline… P. 5 et suiv.


[Закрыть]. Теория Прудона, предполагающая имманентность социума социальным акторам, социальный плюрализм, негативную диалектику, непредсказуемость социального развития, самосозидание человека в творческом процессе, давала ответ на научные искания молодого Гурвича[349]349
  Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… Р. 6.


[Закрыть].

Среди основных идей Прудона Гурвич отмечает стремление найти компромисс между коллективизмом и индивидуализмом, объяснить право как основу индивидуальной и коллективной свободы, сформулировать идею «экономического права» и «юридической организации общества», противопоставленной организации государственной и уравновешивающей публичную власть в обществе. Эти идеи созвучны положениям этической системы Гурвича, сформулированным позднее в диссертациях о социальном праве[350]350
  См. работы Гурвича: «L’idée du droit social» и «Le temps présent et l’idée du droit social».


[Закрыть]. У Прудона Гурвич находит трактовку диалектики как «синтезирующей интуиции», идею социальной организации на началах автономии[351]351
  См.: Гурвич Г. Д. Прудон и современность // Современные записки. 1927. № 30. С. 354 и след.


[Закрыть], считая систему французского философа «первым синтезом социализма и идеи права»[352]352
  Gurvitch G. L’idée du droit social. Р. 282.


[Закрыть]. Влияние Прудона на социальную концепцию Гурвича было столь сильным, что для французских исследователей творчество Гурвича ассоциируется прежде всего с Прудоном и с прудонизмом[353]353
  См.: Ansart Р. Les sociologies contemporaines. Р. 12 et suiv.


[Закрыть]. Хотя этот подход к пониманию идей Гурвича страдает односторонностью[354]354
  Говоря о влиянии концепции Прудона на формирование его взглядов, Гурвич подчеркивает, что если он и «был последователем Прудона, то только в начале своей карьеры» (Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… P. 6).


[Закрыть], поскольку не принимаются во внимание имевшие место влияния со стороны русских и немецких мыслителей, он дает все же правильное представление об одном из наиболее важных источников мысли Гурвича.

Вот как говорит об этом влиянии сам Гурвич в автобиографическом очерке: «Позитивная доктрина Прудона оказала на меня значительное влияние. Меня привлекали его представление о природе социального как немыслимого вне социальных акторов ни в качестве высшего существа, ни в качестве внешнего по отношению к ним объекта; его принципиальный социальный плюрализм, направленный на уравновешение различных групп; его негативная диалектика; демонстрация им относительности любых прогнозов социального развития; его теория творческой активности человека, которая опровергает представления о предопределенном прогрессе»[355]355
  Говоря о влиянии концепции Прудона на формирование его взглядов, Гурвич подчеркивает, что если он и «был последователем Прудона, то только в начале своей карьеры» (Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… P. 6).


[Закрыть].

Если попытаться критически оценить это признание, то к наиболее значимым параллелям между идеями двух мыслителей можно прежде всего причислить концепцию правового социализма, предполагающего возможность перестроения общества не за счет социальной революции, а через создание новых правовых институтов, «уравновешивающих» общество и личность. Здесь нужно отметить и концепцию федералистской собственности, которую Гурвич заимствовал у Прудона, идею диалектики, идеал-реалистический подход к обществу. Сходными были также представления двух мыслителей о роли права в общественной жизни и в деле социальных преобразований (именно развитие «экономического» (Прудон), или «социального» (Гурвич), права должно было привести к построению социалистического строя). В немалой степени воззрения Прудона повлияли и на формирование представлений Гурвича о социализме: критикуя позиции своих оппонентов, он часто использует аргументацию французского мыслителя. Особенно это касается марксистской концепции социализма, в критике которой Гурвич следует Прудону[356]356
  В этот период молодой ученый предпринимает «решительную атаку против марксизма с целью его преодоления» (Balandier G. Histoire d’autres. Paris, 1977. P. 247). Однако в более поздних работах Гурвич находил свой политический идеал в синтезе социалистических идей Прудона и Маркса. Сильной стороной Прудона было понимание центрального значения свободы для развития общества и тезис о необходимости децентрализации общественной жизни, тогда как заслугой Маркса был четкий анализ экономических противоречий существующего общества и анализ исторических перспектив его развития (см.: Gurvitch G. Pour le centenaire de la mort de P.-J. Proudhon. Proudhon et Marx: une confrontation. P. 7–16).


[Закрыть].

Социально-философская мысль П. Прудона стала тем источником, в котором молодой Гурвич находил теоретическое обоснование не только непосредственному опыту революционных событий в России, но и своим формирующимся научным принципам – признанию свободы как сущностного условия общественной жизни в противовес детерминизму марксистской и гегелевской философии, утверждению этического вектора социального развития, возможности переустройства общества на принципах федерализма (участию всех социальных групп в управлении обществом). Становление в революционной России новых правовых институтов, таких как рабочее представительство в рамках заводских советов, попытки установления коллективной собственности в аграрной политике эсеров и, главное, полное разрушение старой системы права и спонтанное создание новой на основах «революционного правосознания» и без главенствующего участия государства, казалось, подкрепляли тезисы Прудона о возможности переустройства общества через автономное развитие независимых от государства социальных организаций[357]357
  Вероятно, именно поэтому молодой Гурвич в годы революции бросает чтение трудов Маркса, которые не находят своего практического обоснования в происходящих событиях и служат только идеологическим прикрытием действий большевиков. Интерес ученого в те годы был направлен не на пророчества марксизма, а на «внутреннюю динамику социальных форм самого общества» (Duvignaud J. Georges Gurvitch // Anthologie des sociologues français contemporains / J. Duvignaud (éd.). Paris, 1970. P. 38). За это В. В. Ульрих упрекает своего молодого друга, который «увлекался чтением Прудона, Штирнера и современных русских поэтов Блока и Маяковского, вместо того чтобы продолжать комментировать труды Маркса» (Duvignaud J. Entretien avec Georges Gurvitch. P. 24–25).


[Закрыть].

Вслед за Прудоном считая свободу сущностной характеристикой общения, мыслитель полагал, что свобода не абсолютна в том смысле, что она не возникает из ничего, она укоренена в реальном жизненном мире и с этой точки зрения относительна, обусловлена социальным целым[358]358
  См.: Gurvitch G. Déterminismes sociaux et liberté humaine. Р. 68–81.


[Закрыть]. Поэтому тезисы обоих мыслителей о свободе как абсолютном условии социальной жизни означают не «негативный аспект» свободы как независимости от внешних условий, а «позитивность» свободы как потенциальной возможности личности изменять социальные условия, преодолевать их за счет ситуативности и спонтанности развития форм общения[359]359
  См.: Idem. Problèmes de la sociologie générale… Р. 153 et suiv. В этом смысле идеи Гурвича лежат в одной плоскости не только со взглядами Прудона, но и с идеями М. Вебера, Н. Лумана и других мыслителей, предполагавших действие селективных механизмов в человеческой истории (как системы различных форм общения, приводящих в исторической перспективе к социальным изменениям) и выступавших против разного рода исторических детерминизмов.


[Закрыть]. В отличие от Руссо с его политической доктриной Гурвич в годы своей молодости не посвятил отдельной работы концепции Прудона; исследования Гурвича о французском мыслителе были опубликованы только во второй половине 1920-х годов на русском и немецком языках[360]360
  См.: Idem. Proudhon und die Gegenwart // Archiv far Rechts– und Wirtschaftsphilosophie. 1929. Bd. 21. S. 537–562; Гурвич Г. Д. Прудон и современность. С. 344–379. Первоначально был написан русский текст с примерно идентичным содержанием, из которого следует, что импульсом, побудившим Гурвича написать работу о Прудоне, стали статьи Б. П. Вышеславцева, где тот подверг критике социализм как принцип социального движения (см.: Вышеславцев Б. П. Парадоксы коммунизма // Путь. 1926. № 3. С. 110–119; Он же. Два пути социального развития // Путь. 1929. № 4. С. 127–138).


[Закрыть], но их содержание указывает на многолетние размышления автора о месте и значении идей Прудона в истории политической мысли. Можно также отметить, что вышедшие из круга Гурвича ученые (Ж. Дювиньо, П. Ансар, Ж. Баландье) «унаследовали» от своего наставника интерес к социальной концепции Прудона[361]361
  См.: Saint-Louis F. Georges Gurvitch et la société autogestionnaire. Р. 76–77. Хотя мы не можем согласиться с мнением этого автора о том, что по существу идеи Прудона были несовместимы с теориями Гурвича или Баландье, поскольку Прудон выстраивал концепцию общества вокруг идеи справедливости, тогда как указанные мыслители были сторонниками релятивизма – идеи постоянного изменения социальных ценностей и структур (Ibid. P. 82). Социальный релятивизм в данном смысле не противоречил идее существования абсолютных ценностей, что, в частности, Гурвич пытался продемонстрировать в работах по философии права (см. прежде всего: Gurvitch G. L’idée du droit social) и в небольшом эссе по этике (Гурвич Г. Д. Этика и религия).


[Закрыть].

Исследования социальной природы права привели Гурвича к собственно социологической проблематике. Обретшая теоретическое и методологическое обоснование в трудах Тарда и Дюркгейма, социология заменила абстрактную социальную философию, предлагая конкретное знание об обществе. Поэтому Гурвич, ставя перед собой задачу проанализировать право как социальное явление, не мог обойти стороной разработки данной научной дисциплины, в которой мыслителя более всего привлекала ориентация на реальные социальные процессы и факты. В этом смысле конец 1920-х годов стал переломным этапом в формировании правового учения Гурвича. Причина тому – критическое переосмысление ученым своей теории в свете положений новейших тенденций феноменологической философии, о чем было сказано выше, а также проект интеграции положений французской социологической теории в развиваемую им теорию социального права. В своем дневнике Гурвич признает решающее значение влияний таких французских социологов, как Люсьен Леви-Брюль, Морис Хальбвакс и Марсель Мосс, с которыми он установил личный контакт и имел «долгие и незабываемые дискуссии»[362]362
  Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… Р. 7. В частности, мыслитель указывает на значение социологии знания Л. Леви-Брюля, теории социальных тотальностей М. Мосса и концепцию социального времени М. Хальбвакса (Ibid.).


[Закрыть].

Немаловажен и другой набор факторов: с одной стороны, оппозиция немецкой социологии, которая с приходом фашистов к власти в Германии стала приобретать все более выраженную националистическую окраску (в работах оставшихся в Германии ученых), с другой – желание Гурвича закрепиться в научных кругах Франции, где в сфере социальных наук доминировали представители школы Дюркгейма: М. Мосс, М. Хальбвакс, С. Бугле и др.[363]363
  См. об этом: Papilloud C., Rol C. Rapport éditorial // Gurvitch G. Ecrits allemands. Vol. 3. P. 94 et suiv.


[Закрыть] Поддержка этих выдающихся мыслителей имела большое значение для интеграции молодого ученого во французскую научную среду: с их помощью Гурвич получает возможность публиковаться в ведущих социологических и философских изданиях Франции, занимает первые научные посты в учебных заведениях[364]364
  Для русского эмигранта в Европе это было огромным достижением. С некоторой завистью Максим Лазерсон замечает в письме от 23 марта 1936 г., что он «душевно рад профессуре Георгия Давидовича. Наконец-то хоть он из всех беженцев нашего круга прилично устроился и сможет хорошо жить от науки. Немногим это счастье теперь дано!» (письмо М. Я. Лазерсона П. Л. Леону от 23 марта 1936 г. // Фонд Г. Гурвича в Архивах Высшей школы социальных наук). Хотя, как ни парадоксально, через год Гурвич писал Б. В. Яковенко, что «с момента устройства в Страсбурге, [он] не вылеза[ет] из долгов» (письмо Г. Д. Гурвича Б. В. Яковенко от 22 августа 1937 г. // Коллекция Б. и Д. Яковенко). Позднее, в 1955 г., другой «удачливый эмигрант» Питирим Сорокин также поздравлял своего коллегу по Петроградскому университету с «тем исключительным достижением, которое означает для иностранца занятие кафедры Дюркгейма и должностей декана и президента французского социологического института» (письмо П. А. Сорокина Г. Д. Гурвичу от 1 марта 1955 г. // Pitirim Sorokin’s Papers. Saskatchewan University Library).


[Закрыть]. Позиция Гурвича как преемника Мосса и Хальбвакса в университетах Бордо и Страсбурга в 1930-е годы и соответственно ориентация читаемых им курсов лекций еще более стимулировали мыслителя к интеграции воззрений вышедших из школы Дюркгейма мыслителей в свою социальную теорию, что не замедлило сказаться в опубликованных в 1938 г. «Социологических очерках»[365]365
  Gurvitch G. Essais de sociologie. Paris, 1938. Среди других работ Гурвича в связи с этим можно отметить написанную в 1939 г. статью о Люсьене Леви-Брюле в «Русских записках» (Гурвич Г. Д. Интеллектуальное наследие Л. Леви-Брюля // Русские записки. 1939. № 18). Середину 1930-х годов исследователи считают переходом Гурвича от правовой проблематики к проблематике социологической. Так, Ж. Дювиньо указывает на публикацию в 1935 г. работы Гурвича «Remarques sur la classification des formes de la sociabilité» (Archives de Philosophie du Droit et de Sociologie Juridique. 1935. Vol. 3–4. P. 43–91) как на водораздел между «юридическим» и «социологическим» периодами его творчества (см.: Duvignaud J. Anthologie des sociologues français contemporains. P. 38). Соглашаясь с такой общепринятой классификацией, отметим, что Гурвич сохранил интерес к проблемам права и в дальнейшем, о чем свидетельствуют его многочисленные публикации.


[Закрыть].

В этой работе Гурвич уже четко обозначает свои социологические «ориентиры»: теорию коллективного сознания Э. Дюркгейма, учение о социальном взаимодействии и его формах Л. фон Визе и методологическое разграничение общины и общности Ф. Тённиса. Гурвич кладет в основу создаваемой им концепции общества эти три основных положения – они так или иначе присутствуют в позднейших работах мыслителя, хотя каждое из них он впоследствии критически переосмысливает[366]366
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. Р. 9 et suiv.


[Закрыть]. Отметим, что изначально Гурвич принимал идею, но не критерии указанного разделения по Тённису[367]367
  См.: Idem. Essais de sociologie. Р. 59 et suiv. Вместе с тем мыслитель принимает предложенное Тённисом деление с существенными оговорками, указывая на то, что термин Ф. Тённиса «общность» не соответствует тому смыслу, который Гурвич вкладывал в него; он предлагал переводить этот термин на немецкий как «Gemeinsamkeit» в противоположность «Gemeinschaft» Тённиса (см.: Gurvitch G. Morale théorique et science des moeurs. Paris, 1961. 3 éd. P. 103).


[Закрыть]; применительно же к классификации Л. фон Визе он соблюдал известную методологическую дистанцию[368]368
  Хотя его социлогическая модель многоуровневости общества во многом обязана своим происхождением теории фон Визе, на что справедливо обращает вимание Э. Тириакян (см.: Tiryakian E. A. Existential Phenomenology and the Sociological Tradition // American Sociological Review. 1965. No. 30. P. 677; Idem. Gurvitch et Parsons: Maître et Maître d’Ecole // Sociologia Internationalis. 1990. No. 28. Р. 22). Правовая социология Гурвича также развивалась не без влияния реляционистской и типологической теории фон Визе (см.: Timasheff N. S. Gurvitch G. Eléments de sociologie juridique // The American Journal of Sociology. 1940. No. 46. P. 396).


[Закрыть], указывая на отсутствие социально-психологического анализа в теории немецкого социолога[369]369
  См.: Gurvitch G. Réponse à une critique: Lettre ouverte au Professeur Léopld von Wiese… P. 102. В этом аспекте мыслитель считал теорию фон Визе «антиисторичной, догматичной и рационалистической» (Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 244).


[Закрыть]. Сформулированная фон Визе реляционистская концепция «ограничивает предмет социологии изучением чистых форм межличностных отношений и устраняет из социологического исследования все духовное и культурное содержание этих отношений»[370]370
  Gurvitch G. Sociology of Law. N.Y.: Philosophical Labrary, 1942. P. 18.


[Закрыть].

Мыслитель делает существенные оговорки и применительно к теории Дюркгейма, с принципами которой «он никогда не стеснялся высказать свое несогласие»[371]371
  Lévi-Strauss C. La sociologie française // Gurvitch G, Moore W. La Sociologie au XXème siècle. Paris, 1947. Vol. 2. P. 540.


[Закрыть]. В концепции коллективного сознания, сформулированной Дюркгеймом, Гурвич находит методологическую базу для дальнейших философско-правовых построений, которые все больше основываются на «тотальном» видении социальной действительности, характерном для Дюркгейма и его школы. Эта действительность мыслится Гурвичем как данная прежде всего в коллективной психологии, в феномене «открытого общения сознаний», который является условием правового общения. Вместе с тем концепция самого Дюркгейма, у которого Гурвич заимствует соответствующую терминологию, подвергается критике за метафизический уклон, за стремление видеть в коллективном сознании некую метафизическую данность, что сближает концепцию Дюркгейма с концепцией «трансцендентального субъекта» Гуссерля, категорически неприемлемой Гурвичем. Не принимает мыслитель и представление Дюркгейма о коллективном сознании как об общей для каждого общества форме психических переживаний; по мнению Гурвича, в обществе существует множество таких форм (в рамках разных групп, классов и т. п.) и, следовательно, множество коллективных сознаний[372]372
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. Р. 9.


[Закрыть].

Вслед за Дюркгеймом[373]373
  В отличие от Дюркгейма Гурвич не предполагал возможности сведения разнообразных явлений общественной жизни к собственно социальным и описания таких явлений с помощью сугубо социологической терминологии. Он критически оценивает попытки Дюркгейма обосновать социологию как единственную социальную науку с соответствующими подразделами, «гиперспиритуализм» социологической теории Дюркгейма с вытекающими отсюда морализацией и юридизацией общественной жизни, теорию единства коллективного сознания Дюркгейма (см.: Гурвич Г. Д. Социология права. С. 640–652).


[Закрыть] Гурвич полагает, что существуют различные уровни, различные измерения действительности: общество и социальная жизнь образуют особую действительность, которая не может быть сведена к какой-либо из своих частей или к их сумме[374]374
  См.: Gurvitch G. Problèmes de la sociologie générale… Р. 157.


[Закрыть]. Но в отличие от Дюркгейма Гурвич считает, что социальные явления не могут рассматриваться ни как совокупность образующих их элементов (индивидов, норм, ценностей, моделей поведения и т. п.), ни даже как однородные явления: каждое из них является единым структурированным целым[375]375
  См.: Gurvitch G. Problèmes de la sociologie générale…


[Закрыть], имеющим свою собственную форму существования, своеобразные статические и динамические качества, логику и способы становления. Закономерности развития тотальных социальных явлений не могут переноситься на развитие других, пускай и схожих, но существующих в иных социально-исторических условиях явлений. Гурвич исходит из того, что взаимодействие тотальных социальных явлений всегда динамично и диалектично, поэтому и границы между различными явлениями всегда относительны, а их содержание изменчиво.

Теории Гурвича и Дюркгейма расходятся и по ряду других принципов. Холистская (или «трансценденталистская», в терминах Гурвича) концепция общества Дюркгейма не позволила ему, по мнению мыслителя, понять сущность и содержание конкретных социальных процессов[376]376
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 108 et suiv.


[Закрыть]. Гурвич констатирует, что микросоциология права совершенно отсутствует в концепции французского социолога, что тот не видит зарождения права в процессе конкретного общения и поэтому не способен выйти за пределы социальной метафизики, трактуя право как символ социальной солидарности в смысле метафизического принципа социального общения. Что касается разграничения права и морали по характеру санкций, Гурвич возражает, что сам термин «санкция» у Дюркгейма имеет несколько значений (мера организованного принуждения и форма общественного осуждения поступков, спонтанная коллективная реакция и коллективное внушение ценностей), а право по большей части возникает и развивается спонтанно, вовсе не предполагая наличия санкций (в первом значении этого термина) за нарушение[377]377
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 196.


[Закрыть].

В этической теории Дюркгейма Гурвич находит те же слабости и недостатки, считая ее «наполовину социологической, наполовину метафизической»[378]378
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 176.


[Закрыть]. Лежащее в основе этой теории предположение о том, что сущность социальной жизни заключается в обеспечении солидарности (высшей ценности общества), является эссенциалистским и, по мнению Гурвича, представляет собой одну из форм «метаморали», характерной для классической философии идеализма. Тезис Дюркгейма о том, что этичным является все то, что направлено на поддержание социальной солидарности, и, следовательно, что солидарность органическая качественно превосходит солидарность механическую, являются попросту ценностными суждениями, а общество предстает в теории французского социолога как «субстанция, аналогичная Духу в философии Гегеля»[379]379
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 181. Что приводит к обожествлению Дюркгеймом общества, аналогичному обожествлению Гегелем государства в его эволюции (Ibid. P. 54).


[Закрыть]. Если вспомнить о том решительном отторжении гегелевской философии, которое Гурвич поставил одним из своих научных принципов еще в юности, то становится понятной и причина упорных возражений против социологической теории Дюркгейма, хотя, по большому счету, речь шла только о расхождении в терминологии и о согласии относительно принципа – понимания общества как целостной социально-психической системы.

Дальнейшая критика Гурвича основывается на тех же положениях, что и его критика метафизики Гегеля: отрицание заранее заданной иерархии ценностей, теоретическая несостоятельность интеллектуализма в вопросах свободы воли[380]380
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 185–191.


[Закрыть]. Наряду с этими пунктами, Гурвич формулирует и ряд новых: отрицание морализующего значения социальной практики и обычая (у Дюркгейма это выглядело как апология стабильности обычая и практики, более способствующей солидарности)[381]381
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 183–184.


[Закрыть], критика сведения морали к нормам; на это Гурвич возражает, что большая часть социальной жизни состоит из фактов, имеющих моральное значение, но нормативными предписаниями не являющихся (любовь матери к ребенку, религиозная вера и т. п.). Кроме того, в первобытных обществах нормы в том смысле, который вкладывал сам Гурвич в это понятие («движение к идеалу через преодоление фактических обстоятельств»[382]382
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 191.


[Закрыть]), не существовало[383]383
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 191–194.


[Закрыть].

Далее, искусственным мыслителю представляется конструирование многоуровневой концепции социальной действительности в теории Дюркгейма (в своей теории Гурвич насчитывает пять уровней – базовый, институциональный, символический, ценностный и коллективное сознание)[384]384
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 3–4.


[Закрыть], поскольку Дюркгейм был склонен выделять только два уровня (механический и органический либо иные соответствующие дилеммы). Критикуя за многозначность понятие «институт», развитое Дюркгеймом и его учениками[385]385
  В нем Гурвич находил одновременно форму социальной организации, способ неорганизованного коллективного поведения (обряды и т. п.), систему знаков и моделей поведения, спонтанно возникающие стереотипы поведения (мода и т. п.) (Ibid. P. 6).


[Закрыть], Гурвич не замечает, что, по сути, его собственная концепция нормативных фактов сталкивается с той же многозначностью, а сам термин «нормативный факт» представляет собой лишь несколько расширенное толкование термина «институт» у Дюркгейма и в некоторой степени у Ориу[386]386
  В ходе разработки своего правового учения Гурвич последовательно пытается дистанцироваться от юридического объективизма Дюркгейма, Дюги и Ориу, хотя в начале признает значимость идей этих мыслителей (наряду с идеями Гирке и Прудона) для формирования его концепции социального права (см.: Gurvitch G. L’idée du droit social. Р. 710).


[Закрыть].

Институциональную теорию Мориса Ориу можно обозначить как одно из основных влияний французской философско-правовой мысли на формирование доктрины Гурвича[387]387
  См.: Bastide R. La sociologie de Georges Gurvitch… Р. 71.


[Закрыть]. Расположенные в разных идеологических плоскостях (теория Ориу опиралась на принципы неотомистской философии и, в конечном счете, на идеалистическую философию Платона, которые Гурвич решительно критиковал)[388]388
  Именно попытка выведения теории института из априорно заданной идеи послужила основным мотивом критики Гурвичем этой теории М. Ориу (см.: Gurvitch G. L’idee du droit social. P. 649 et suiv.). К положительным сторонам концепции Ориу Гурвич относит поиск идеальной основы права в фактическом, эмпирическом материале правовой жизни (Gurvitch G. L’idée du droit social. P. 664) – поиск, который не привел французского мыслителя к синтезу фактического и нормативного, права позитивного и права идеального. Считая такой синтез основной задачей правоведения (Ibid. P. 657), Гурвич упрекает Ориу в уклоне в сторону юснатурализма и идеализации права, ставшем следствием не столько исходных методологических посылок французского правоведа, сколько эволюции его мысли к неотомизму в последний период творчества (см.: Gurvitch G. Les idées mattresses de Maurice Hauriou // Archives de Philosophie du Droit et de Sociologie Juridique. 1931. Vol. 1–2).


[Закрыть], воззрения этих мыслителей оказались связанными общим интересом к концепции А. Бергсона. Именно на этой почве Гурвич считает возможным заимствовать и интегрировать в свою теорию (с известными оговорками) учение Ориу об институте как о динамически заданной идее, осуществление которой в форме правил, учреждений, норм всегда вторично по отношению к тому замыслу, который вкладывали учредители института. По мысли М. Ориу, этот замысел продолжает существовать и после создания института как эмпирически заданной реалии, он по-прежнему оказывает влияние и определяет пути развития данного института.

Нужно признать, что в оценке и интерпретации идей Дюркгейма Гурвич проявляет свойственную ему тенденцию к адаптации и использованию идей других мыслителей для обоснования собственной концепции. Так, соглашаясь с множественностью значений термина «коллективное сознание» у Дюркгейма[389]389
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 15–50.


[Закрыть], ученый не преминул найти в творчестве Дюркгейма не характерную для французского мыслителя трактовку коллективного сознания как сферы трансцендентных идей и логических форм, а индивидуального сознания – как сферы разрозненных психических переживаний[390]390
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 50–52.


[Закрыть]. Отметим, что в более ранних трудах Гурвич высоко оценивал концепцию органической солидарности французского социолога, в которой находил «задатки для осуществления идеала равновесия между целым и индивидами и для коллективного гарантирования прав и свобод индивида»[391]391
  Ср., например: Gurvitch G. Les principaux répresentants de la sociologie allemande au XXème siècle… P. 45.


[Закрыть].

Субъективизм и трансцендентализм, в которых Гурвич в своих поздних работах упрекал французского социолога[392]392
  См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 10–13.


[Закрыть], во многом преувеличены, так как бергсоновская концепция открытого сознания, даже в интерпретации Гурвича, не означала полной открытости и в той или иной мере оставляла каждому сознанию автономию по отношению к воздействию извне. Дюркгейм, напротив, был одним из немногих философов, которые находили возможным отстаивать существование разноуровневых форм психической жизни (коллективной и индивидуальной). В конечном счете, основной формальный упрек Дюркгейму заключался в неиспользовании тех диалектических методов, которые Гурвич разработал для уяснения форм коммуникации в значительной мере открытых друг другу сознаний (в форме «Я», «Мы» или «отношения к Другому»), – методов взаимодополняемости перспектив и взаимной импликации[393]393
  См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 23, 58.


[Закрыть]. Отсутствие анализа форм коммуникации послужило поводом для еще одного безосновательного упрека в адрес Дюркгейма – в отсутствии концепции межличностной психологии[394]394
  См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 28. Несколько дальше Гурвич все же признает, что межличностная психология была предметом анализа Дюркгейма, но тот ошибочно ограничил этот анализ изучением только тех символов и знаков, которые опосредуют межличностное общение и образуют новую реальность, отличную от реальности собственно психологических переживаний (Ibid. P. 37–39), тогда как, по мнению Гурвича, основной акцент в таком анализе должен уделяться изучению степеней взаимоприникновения сознаний и сопутствующих этому факторов (Ibid. P. 29–30).


[Закрыть]. Эти недостатки концепции французского социолога Гурвич предполагал преодолеть путем введения в социальную теорию своеобразно понимаемых принципов философии А. Бергсона, особенно принципа открытости сознаний и единства жизненного порыва.

Если в первые годы эмиграции мыслитель ориентируется преимущественно на изучение немецкой философии, то после 1925 г. эволюция мысли Гурвича более тесным образом связана с французской философской мыслью. Причина этого как в переезде Гурвича в Париж и начале французской научной карьеры, так и в определенной внутренней логике его интеллектуального становления. Как видно из дневника ученого, абстрактное мышление, характерное для немецкой философской мысли, все чаще находило себе противовес в конкретных социологических и философских разработках французских исследователей, в частности А. Бергсона. Этот «единственный гениальный философ нашего времени»[395]395
  См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 203.


[Закрыть] был для Гурвича одной из наиболее значимых фигур современной философии; он немало сделал для «освобождения человеческого мышления от догм и предрассудков»[396]396
  См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 203.


[Закрыть].

Гурвич подчеркивает, что Бергсон вводит в оборот новый подход – призыв к «прямому контакту с объектами» и к преодолению субъективизма и идеализма. Эти принципы бергсоновской философии были особенно близки Гурвичу, чье философское мировоззрение сформировалось в рамках русского философского дискурса, с его ориентацией на онтологизм и на идеал-реализм[397]397
  См.: Antonov M. Georges Gurvitch et l’influence russe // Anamnèse. 2005. No. 1; Idem. Les influences russes sur la formation intellectuelle de Georges Gurvitch; Antonov M., Berthold E. Sources russes de la pensée de Georges Gurvitch: Ecrits de jeunesse dans les Annales contemporaines (1924–1931) // Cahiers Internationaux de Sociologie. 2006. No. 121.


[Закрыть]. Гурвич особенно ценил в идеях французского мыслителя критику классической научной парадигмы, виной которой была «замена истинного опыта, рождающегося от прямого контакта человеческого духа с непосредственными данными, на искусственно переработанный, сортированный и конструированный опыт»[398]398
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 204.


[Закрыть].

В концепции Бергсона Гурвич находит искомый синтез трансперсонализма Фихте и феноменологической редукции Гуссерля: коллективное сознание оказывается раскрытием человеческой свободы через творческое единство в потоке бытия, где каждый момент развития спонтанен и непредсказуем. Эта идея встречается во всех произведениях Гурвича, особенно в посвященных разработке диалектической методологии, которую мыслитель также стремится представить в качестве принципа человеческой свободы[399]399
  В этом смысле показательно само название одной из основных философских работ Гурвича, опубликованной в 1955 г., – «Социальные закономерности и человеческая свобода» («Déterminismes sociaux et liberté humaine»), в которой мыслитель проводил различие между разными формами свободы: свободой выбора, свободой творчества и др.


[Закрыть]. Другим принципом философии Бергсона, послужившим одной из основ гносеологии Гурвича, является учение о непосредственном опыте как о спонтанном «схватывании» сущности социальных явлений в процессе социального творчества. Этот принцип трансформируется Гурвичем в учение о значении юридического опыта как способа коллективного познания и творения права.

Основной заслугой французского мыслителя Гурвич считал расширение понятия «опыт» за счет интуиции и коллективных восприятий. Поэтому значение формулирования и обоснования Бергсоном таких противопоставлений, как пространство и длительность, разум и интуиция, жизненный порыв и механическое движение, состояло не в абсолютизировании этих антиномий (позиция, которую Гурвич считал неверной и в этом смысле жестко критиковал Канта), а в нахождении промежуточных этапов между указанными противопоставлениями[400]400
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 204.


[Закрыть].

Используя категорию «тотального социального явления» (phénomène social total), которая обозначает социальные факты в их действии, в процессе постоянного изменения и обновления[401]401
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. P. 17.


[Закрыть], Гурвич развивает ее в духе концепции А. Бергсона[402]402
  На близость концепций Гурвича и Бергсона указывает и Д. И. Луковская: Луковская Д. И. Социологическое направление во французской теории права. Л., 1972. С. 98. Характеризуя социологию Гурвича, К. Леви-Строс отмечает, что в ней сходятся два направления: с одной стороны, интуитивизм Бергсона и феноменология Гуссерля, с другой – детализированная методология анализа эмпирических фактов; поэтому у Гурвича теория и практика взаимодополняются и взаимодействуют в выработке единой познавательной модели (см.: Levy-Strauss C. French Sociology // Twentieth Century Sociology / G. Gurvitch, W. Moore (eds). N.Y, 1945. Р. 532). О влиянии на Гурвича концепций Дюркгейма, Петражицкого, Бергсона, Джеймса и Гуссерля также говорит и М. Лазерсон (см.: Laserson M. Russian Sociology // Ibid. Р. 675). Вместе с тем Р. Паунд находит сходство правовой концепции Гурвича с традициями исторической школы правоведения в Германии (см.: Pound R. Sociology of Law // Ibid. Р. 319).


[Закрыть], принимая присущие этой концепции интуитивизм и витализм и вводя в научный оборот новое, производное понятие «тотальных психических явлений»[403]403
  Gurvitch G. Note sur le concept de phénomènes psychiques totaux // Traité de sociologie / G Gurvitch (éd.). Vol. 2. Paris: PUF, 1960.


[Закрыть]. Как и Бергсон, Гурвич подчеркивает, что социальное единство основано не на индивидуальных психических переживаниях, а на коммуникативных смысловых структурах социальной системы[404]404
  Gurvitch G. Note sur le concept de phénomènes psychiques totaux // Traité de sociologie / G Gurvitch (éd.). Vol. 2. Paris: PUF, 1960. Р. 336 et suiv.


[Закрыть].

Идею тотальности, по мысли Гурвича, очень удачно дополняло учение Бергсона о «глубинном Я» человека как способе его причастности к коллективной творческой активности, как форме интуитивного духовного единства, о диалектическом единстве «поверхностного Мы» (организованность) и «глубинного Мы» (спонтанность). В этом аспекте противопоставление индивида и общества – только мысленная конструкция, упрощающая положение вещей; на самом деле социальная жизнь представляет собой коллективное интуитивное устремление, на уровне индивидуальных сознаний распадающееся на отдельные фрагменты[405]405
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 205–206.


[Закрыть]. Соединение индивидуального и коллективного усилия происходило благодаря существованию промежуточной области непосредственного интегрального опыта. Эта область в теории Бергсона давала объяснение феномену творческой активности, которая не была связана заранее сконструированными нормами и императивами и сама формировала их в потоке непосредственного переживания[406]406
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 211.


[Закрыть]. Поэтому основной идеей философии французского мыслителя была идея свободы как «преодоления необходимости и выбора».