Текст книги "Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича"

• Уровень неорганизованного коллективного поведения. Сюда относятся различные ритуалы, нравы, обычаи, привычки, мода и иные регулярные проявления жизнедеятельности вне пределов социальных организаций[522]522
  См.: Idem. Problèmes de la sociologie générale… P. 162.


[Закрыть]. Они спонтанно складываются и постоянно повторяются в процессе социальной жизнедеятельности, но находятся с социальными моделями в сложной, диалектической взаимосвязи: зачастую эти два уровня входят в конфликт (например, конфликт между правовыми нормами, предписывающими определенное поведение, закрепляющими за лицом правовой статус и указывающими процессуальные способы его реализации, и юридической практикой, наполняющей нормы иным содержанием, чем формально провозглашаемое).

• Уровень структуры социальных ролей лежит в основании неорганизованного коллективного поведения. Социальные роли содержат образцы возможного поведения в рамках той или иной социальной общности, которыми пользуются индивиды или группы индивидов для достижения социальных целей[523]523
  Гурвич следует разработкам современной ему американской социологии (Морено, Мид, Парсонс и др.), с которой он обстоятельно познакомился за время проживания в США в годы Второй мировой войны. В то же время он критикует положения отдельных концепций, выстраивая на этой критике здание собственной социологической теории. Так, Гурвич считает, что ошибкой Я. Л. Морено было использование категории «роль» только применительно к индивидам и недооценка значимости ролевых установок в поведении социальных групп; наоборот, Т. Парсонс, по его мнению, применял данную категорию слишком расширительно – к тем явлениям, к которым ролевые установки относиться не могут; наконец, Г. Мид необоснованно сводил социальную действительность к взаимодействию ролей и индивидов и т. п. (подробнее см.: Bosserman Ph. Dialectical Sociology: An Analysis of the Sociology of Georges Gurvitch. Boston: Extending Horizons, 1968. Р. 119 ff).


[Закрыть]. В рамках различных социальных организаций происходят постоянные ролевые конфликты между индивидами, группами, коллективами; возможно совпадение двух или более ролей в одном субъекте, что приводит к конфликтам в самом человеке (например, роли судьи, родителя, члена той или иной этнической, религиозной, корпоративной общности могут по-разному ориентировать человека в конкретной жизненной ситуации и спровоцировать внутриролевой конфликт)[524]524
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 80–85.


[Закрыть].

• Уровень коллективных настроений охватывает собою сферу индивидуальной и коллективной психологии, где зарождаются и развиваются определенные типы поведения, образуются символы, знаки, нормы. Коллективные настроения складываются в результате воздействия событий глобального масштаба, таких как войны, революции, кризисы и т. п., под влиянием которых в коллективной психологии образуются социальные конфигурации, или гештальты. Эти гештальты формируют менталитет, предпочтения и тенденции коллективной психологии, образуют те сферы, где проявляются социальные символы, принимаются или отвергаются определенные ценности[525]525
  См. Idem. Problèmes de la sociologie générale… Р. 164.


[Закрыть]. Коллективные настроения побуждают индивидов и коллективы действовать в определенном направлении, принимать на себя роли, руководствоваться символами, ценностями.

• Находящиеся на следующем уровне социальные символы выражают знаковую информацию, содержащую «призыв» к участию в общественной жизни. Они связывают различные уровни социальной действительности, заполняют собой разрывы между сферами и элементами общественной жизни. Социальные символы существуют одновременно в разных сферах: интеллектуальной, мистической, эмоциональной и т. п., и передают заложенное в них содержание участникам общественных отношений. Гурвич не считает социальные символы основой коммуникации; они являются лишь способами передачи и хранения информации, но не первичным ее источником, который мыслитель находит в более глубинных слоях. По мнению ученого, подтверждением этого тезиса служит пример конфликта интерпретации символов, в том числе и языковых, говорящий о неадекватности передачи символами тех значений, которые имеют более глубокие основы.

• На уровне коллективного творчества находит выражение свобода как основной принцип социального развития. Гурвич утверждает, что не всегда признаком коллективного, социального является их предсказуемость, регулярность[526]526
  См. Idem. Problèmes de la sociologie générale… Р. 167.


[Закрыть]. Существуют периоды социальной жизни, когда вследствие революций, войн, катаклизмов исчезают старые социальные структуры, а новые только зарождаются: общество не организовано и не структурировано. В такие периоды креативное коллективное поведение начинает играть ключевую роль, постепенно упорядочивает социальную жизнь, образует социальные структуры.

• Составляющие еще один уровень коллективные идеи и ценности лежат в основании всех вышеназванных уровней социальной действительности. Здесь Гурвич исходит из веберовской предпосылки наличия смысла в различных проявлениях общественной жизни и из тезиса Дюркгейма о структурирующей роли коллективного сознания. Религиозные обряды, юридические процедуры и т. п. не являются чем-то случайным, бессодержательным – за ними исследователь интуитивно угадывает некий смысл, воспринимает ценности и идеи[527]527
  См.: Gurvitch G. The Spectrum of Social Time. Р. 6.


[Закрыть]. Идеи и ценности на время как бы задерживают спонтанный процесс социального творчества, служат противовесом неопределенности предыдущего уровня[528]528
  См.: Idem. Problèmes de la sociologie générale… Р. 168.


[Закрыть].

• Уровень коллективного сознания в классификации Гурвича является последним из уровней социальной действительности, без которого другие уровни не могли бы существовать. Это – непосредственное, сопряженное во времени и спонтанное переживание единства всеми членами социального целого. Интенсивность проявлений коллективного сознания дифференцируется в зависимости от социально-исторической ситуации; индикатор такой интенсивности мыслитель видит в степени открытости сознаний. Таковы, например, высшие проявления национального единства, когда под влиянием общей опасности или осознания общей победы люди переживают события вместе без посредства каких-либо символов, знаков.

Мыслитель исходит из гипотезы о связанности всех этих уровней, что, в свою очередь, предполагает диалектическую связь коллективного и индивидуального начал социальной жизни. Это означает, что и социум и индивид являются равноположными и взаимно интегрированными субъектами коммуникации, между которыми нет никакой иерархической зависимости. В этом, как было показано выше, и заключается одна из основных идей социальной философии Гурвича – имманентность социума и индивида и соответственно индивидуального и коллективного сознаний. Ключ к ее пониманию находится в феноменологии (Э. Гуссерля и М. Шелера) и русском интуитивизме (Н. О. Лосского и С. Л. Франка): ученый пытался сформулировать некую промежуточную социально-психологическую концепцию. После отказа от идеи такого синтеза[529]529
  Об этой эволюции взглядов мыслителя см. в его дневнике: Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde // L’Homme et la Société. 1966. No. 1. Р. 10 et suiv., перевод которого приводится в Приложении.


[Закрыть], он создает диалектическую модель знания (см. выше), в основе которой лежат идеи А. Бергсона. В этой модели основной акцент делается на открытости сознаний, их свободной коммуникации на индивидуальном и коллективном уровнях.

Иначе говоря, суть данной идеи состоит в том, что индивид не является замкнутым субъектом знания и общения; его автономность всегда относительна, так как он одновременно с существованием на собственно индивидуальном уровне, участвует и в коллективном бытии, структурным элементом которого является[530]530
  В этом плане взгляды мыслителя во многом совпадают с идеями Н. О. Лосского, высказанными в работе «Мир как органическое целое», хотя Гурвич и не приемлет религиозного аспекта философской теории своего соотечественника.


[Закрыть]. Поэтому понять механизм взаимопонимания индивидов в общественной практике, их одинакового восприятия ценностей, символов, социального взаимодействия можно лишь при обосновании концепции «открытого сознания»[531]531
  Здесь Гурвич следует концепции имманентного присутствия коллективного разума в сознании индивидов (Э. Дюркгейм), дополняя ее теорией интенциональности знания (Э. Гуссерль) (см. подробнее: Gurvitch G. Les tendances actuelles de la philosophie allemande. Paris, 1930. Р. 43–45).


[Закрыть]. Теория «полной автономности» индивидуального сознания, несмотря на ее кажущуюся очевидность, не может быть положена в основу социологического анализа[532]532
  Гурвич пишет, что «нет никаких научных оснований приписывать индивидам (les Mois) или в их взаимоотношениях друг с другом (les Autruis) исключительную способность к таким психологическим переживаниям, которые не могли бы приписываться социальным группам» (Gurvitch G. Problèmes de la sociologie générale… Р. 169). Индивидуальные, межличностные и коллективные психические состояния, являются ничем иным, как тремя составляющими единства духовной жизни общества (Ibid).


[Закрыть]; интенциональность сознания подразумевает его открытость для «взаимопроникновения других сознаний». Пользуясь принципом взаимодополняемости перспектив, Гурвич утверждает, что, в сущности, различие между коллективным и индивидуальным сознаниями не реальное, а виртуальное и эти два вида сознания «взаимно имманентно присутствуют друг в друге»[533]533
  Gurvitch G. Essais de sociologie. Р. 126. В данном утверждении, высказанном мыслителем в 1938 г., заметно влияние феноменологии; в дальнейшем Гурвич выдвигает концепцию тотальности социального бытия, согласно которой единство бытия более не конструируется в процессе взаимодействия, а дается как факт в интуитивном единстве коллективного сознания (см.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 21 et suiv.).


[Закрыть]. Неправильное формулирование соотношения коллективного и индивидуального не только и не столько составляет теоретическую ошибку, сколько несет в себе опасность человеческой свободе (путем ли подчинения индивида обществу, как в фашизме и сталинизме, или путем растворения общества в индивиде и его воле – технократия, капитализм). Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что именно для разрешения проблемы противопоставления индивид/общество мыслитель и задумал первоначально свою диалектическую концепцию.

Социальные классы выступают в социологической концепции Гурвича как еще один критерий типологизации форм общения. Следуя марксистской традиции рассмотрения социальной жизни через призму классовой борьбы, мыслитель вносит существенные ньюансы в эту проблематику. Во-первых, классы для Гурвича не есть нечто вечное и неизменное в социальной жизни. Появившись при формировании капиталистического общества, по мере его развития классы эволюционируют и принимают различные формы, в том числе объединяясь между собой либо, наоборот, давая начало новым классам (в качестве примера Гурвич приводил зарождающуюся «касту» технобюрократии). Во-вторых, классовая борьба является вторичным, а не первичным фактором в существовании социальных классов. Это существование заключается в самоструктурации не только и не столько по отношению к другим классам, сколько по отношению к глобальным обществам.

Пытаясь интегрировать классовую теорию в свою макросоциологическую концепцию, обособив социальные классы от глобальных обществ, ученый выделяет и подробно описывает шесть сущностных признаков социальных классов: 1) сверхфункциональность как возможность осуществлять любые формы практической деятельности, что отделяет классы от однофункциональных и многофункциональных групп (в том числе и от политических партий, задачи которых всегда функционально ограничены); 2) ориентация на конфронтацию с другими социальными классами, что не исключает возможности частичного перехода одного класса в другой; 3) сопротивление проникновению идеологии глобального общества, поскольку с подчинением такой идеологии социальный класс утрачивает свою специфику сверхфункциональности и становится одной из многофункциональных групп; 4) тенденция к интенсивной структурации; 5) отсутствие официально признаваемого деления на классы (что имеет место в сословиях, кастах и т. п.) и соответственно динамичность, подвижность границ между ними; 6) возможность существования класса вне зависимости от фактического единства в процессе выполнения отдельных функций: интеграция индивида с социальным классом, или причисление к нему, может, если воспользоваться термином Гурвича, быть «дистанционной», т. е. не привязанной к конкретной социальной среде и ситуации[534]534
  См.: Gurvitch G. Le concept des classes sociales. Paris: CDU, 1958. Р.116–129.


[Закрыть]. В то же время единство социального класса как формы социабельности задано существованием единого классового сознания, которое включает в себя систему знаков, символов, идеологических постулатов, поведенческих стереотипов, идеалов, норм, ценностей. В свою очередь, это классовое сознание и сознание коллективное диалектически взаимодополняют друг друга.

Само коллективное сознание представляет собой систему взаимоотношений между многочисленными «Я», «Ты», «Мы». Разные степени взаимопроникновения сознаний индивидов и коллективов дают разные формы выражения внутренних смыслов коммуникации и создают разные типы социальных структур: масса (masse), общность (communauté), соборность (communion). Чем больше степень слияния индивидуальных сознаний, тем меньше воздействие коллективной психологии на индивидов, и наоборот. При наибольшей степени слияния и взаимопритяжения в ощущении единства «Мы» индивид исключается из сферы коллективного или индивидуального принуждения[535]535
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 1. Р. 145–165.


[Закрыть]. Степень подобного слияния зависит от множества переменных: так, слияние на уровне соборности возникает при глубоком единении индивидов под влиянием общего чувства опасности или общей радости, и когда они пережиты, соборность обычно переходит в общность или массу. Эти различные формы социабельности будут изучены ниже применительно к правовой классификации Гурвича.

Если оценивать типологическую концепцию Гурвича, то необходимо признать некоторую ее искусственность, надуманность, отсутствие четких критериев, на что указывали многие исследователи[536]536
  См.: Bossermann Ph. Dialectical Sociology: An Analysis of the Sociology of Georges Gurvitch. Р. 275.


[Закрыть]. Концепция не содержала готового рецепта работы с «социальным» материалом; ее основным предназначением было дать представление о формах социального деления, с тем чтобы применительно к конкретным ситуациям исследователь мог сформулировать свою модель социальной среды, данной ему в качестве рабочего материала. С этим связаны как преимущества, так и недостатки концепции в методологическом плане. Будучи противопоставлена классической научной парадигме, типология Гурвича оказывалась всего лишь «концептуальными рамками» для конкретного социального анализа и не несла в себе никакого конкретного социального содержания (за исключением типологии глобальных обществ, которую Гурвич развил уже в переизданиях своей центральной работы о призвании социологии в ответ на критику в формализме). Однако в этом была и сильная сторона концепции мыслителя, которая давала возможность избавиться от «мумифицированных» концепций и схем, постоянно приспосабливаясь к динамике социальной жизни, вместо того чтобы подгонять эту динамику под концептуальные схемы.

Следуя методу «от противного», Гурвич подходит к формулированию принципов социальных наук через критику существующих воззрений. Первым по значимости объектом критики были для мыслителя тенденции современного социального знания к исключительно фактологическим исследованиям, «квантофрения», если воспользоваться термином П. А. Сорокина. Критика социологического позитивизма сводилась у Гурвича к следующим положениям. Для того чтобы найти факты, нужно сначала поставить вопрос об этих фактах или, иными словами, «сконструировать поле исследования». А после сбора фактических данных их нужно заново интегрировать в проблемное поле исследования, иначе они останутся просто вырванными из контекста фрагментами действительности. Более того, работа с фактами предполагает их обобщение, что немыслимо без наличия у исследователя определенной научной парадигмы и определенного философского мировоззрения[537]537
  См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Paris, 1969. Vol. 2. P. 485–486.


[Закрыть]. Позитивизм пренебрегает этими фактами, что приводит к рассмотрению социологии лишь в ракурсе потребностей практики, из которой не всегда можно вывести логику собственно теоретического исследования. В таком случае логика исследования легко подменяется логикой администрирования, когда наука встает на службу технобюрократии (основная опасность, которую Гурвич видел в современном ему послевоенном обществе). Именно этим, с одной стороны, мыслитель был склонен объяснять очевидные в социальных науках тенденции к формализации научного знания – к примеру, «квантофрению» и «тестоманию» в социологии или нормативизм в правоведении. И именно этим, с другой стороны, объясняется его яростная полемика против приверженцев точных методов в социальных науках. Соответственно позиции этих ученых оказывались противоположными позиции Гурвича не только в плане теоретическом, но и в плане идеологическом.

Среди путей выхода из «кризиса», в котором, по мнению мыслителя, находилась современная социология, Гурвич указывал на отказ от односторонней трактовки категории необходимости, имеющей в науках гуманитарных совершенно иной смысл, чем в точных; на необходимость целостного анализа социальных институтов и процессов, соединения анализа внутренней осмысленности поведения и внешних его форм; на преодоление самоизоляции отдельных гуманитарных дисциплин друг от друга; на использование в научном исследовании свободной от догматизма диалектической методологии; на создание общей интегральной теории, способной синтезировать и дать целостное объяснение отдельным фактам и результатам отдельных социальных наук[538]538
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Paris, 1969. Vol. 2. P. 467–472.


[Закрыть].

Хотя мыслитель и предостерегал от любого отождествления социологической позиции с той или иной философской доктриной, но, как видно уже из вышесказанного, он делал в этом отношении исключение для своей собственной диалектической концепции, которую считал «порогом познания» как для социологии, правоведения и других социальных наук, так и для философии. Задача этой диалектики в истолковании Гурвича – «расчищать познанию путь от догм и предрассудков»[539]539
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Paris, 1969. Vol. 2. P. 489.


[Закрыть]. Указанную задачу диалектическое знание могло выполнить, следуя некоторым важнейшим принципам социального исследования. Эти принципы, или, как называл их мыслитель, «правила объяснения», составляли смыслообразующее звено всей социологической теории Гурвича, «венчали ее здание»[540]540
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Paris, 1969. Vol. 2. 472.


[Закрыть]. Здесь также бросается в глаза метод «от противного», который характерен для социологической системы мыслителя. К данным правилам относятся следующие[541]541
  Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Paris, 1969. Vol. 2. P. 472–477.


[Закрыть]:

1. Диалектика частного и общего, с помощью которой можно найти золотую середину между холизмом и инивидуализмом, – эти крайности ученый отвергал по причине их односторонности. Любое, даже самое незначительное, социальное явление интегрировано в тотальное социальное явление, которое, соответственно, представляет основной объект исследования. Но, соглашаясь в данном пункте с М. Моссом, Гурвич указывает на необходимость дополнить социологический анализ изучением отдельных социальных явлений в их частностях, изучением так называемых частично тотальных социальных явлений (к примеру, классовое сознание в структуре общественного сознания).

2. Диалектика социального явления в его динамике и структуре. Если структура любого явления есть наиболее стабильный, длительный и неизменный его элемент, то это не значит, что можно понять сущность социального явления, проанализировав только его структуру. Признавая, несмотря на некоторые колебания, в отличие от своего коллеги П. А. Сорокина, важность структурного анализа в социологии, Гурвич, в противовес Парсонсу и Леви-Стросу, утверждает, что большую и самую значимую часть социального бытия составляет не его структура, а его динамика, которая неизбежно опережает в развитии структуру и вызывает, в свою очередь, изменения последней. Саму социальную структуру Гурвич определяет как постоянно изменяющуюся систему равновесия между множеством иерархических порядков в рамках тотальных социальных явлений макросоциологического уровня, для которых структура – всего лишь более или менее подходящая аналогия; равновесие между уровнями социальной действительности, проявлениями социабельности, системами общественной регламентации, психическими явлениями, моделями, системой разделения труда и, в определенных случаях, между функциональными группами, социальными классами, организациями; это равновесие различных иерархических порядков скрепляется моделями, символами, знаками, социальными ролями и привычками, ценностями и идеями[542]542
  См.: Gurvitch G. La sociologie differentielle // Traité de sociologie / G. Gurvitch (éd.). Vol. 1. 1958. Р. 212.


[Закрыть].

3. Любое революционное изменение в социальной жизни имеет свою основу в конфликте между малоподвижной социальной структурой и опережающей ее социальной динамикой (данный принцип следует из предыдущего). Самым характерным примером этого принципа служит соотношение позитивного государственного права (фиксирующего сложившуюся в обществе структуру прав и обязанностей) и права социального (которое представляет собой правовую жизнь в ее динамике). Принимая, таким образом, тезис Маркса о революции как о конфликте фактически данной социабельности (производственных сил) и форм ее структурации в обществе (производственных отношений), Гурвич утверждает плюралистичность и многонаправленность социальной жизни, что, вопреки Марксу, не дает возможности для выведения превосходства одного из социальных явлений (экономики) над другими или для выведения каких-либо законов социального развития.

4. Невозможность формулирования закономерностей. Признавая важность конфликтов при изучении социума, Гурвич критикует Маркса и не соглашается с выведением общих закономерностей социальной жизни (борьба классов и т. п.), объясняющих социальную динамику в целом. Объяснение должно строиться на анализе развития каждого отдельно взятого социального явления и на их интеграции в единую познавателную модель.

5. Многоуровневость социальной действительности. Изучение социума и его секторов на основе данного принципа является важным элементом социальной теории. При этом ни один из уровней не может рассматриваться как господствующий над другими. Поэтому, признавая вслед за Дюркгеймом коллективное сознание самым глубинным уровнем, Гурвич, в отличие от французского мыслителя, указывал на невозможность использования данного уровня для дедуктивного выведения из него принципов других уровней. Отсюда же он формулирует требование равнозначности и взаимодополняемости научных дисциплин, изучающих разные уровни социального бытия (психологии, социологии, экономики, географии и т. п.).

6. Признание существования взаимопересекающихся рядов причинности в объяснении социальных процессов. Не соглашаясь с Контом в том, что призвание социологии – устанавливать общие законы причинно-следственной связи между социальными явлениями, Гурвич указывает на существование отдельных рядов причинности в разных социальных классах, группах, в разных исторических обществах. Эти ряды причинности зачастую вступают в конфликт между собой, что дает возможность для дисконтинуальности (прерывистости развития отдельных явлений) социальной динамики и, следовательно, для проявления человеческой свободы.

7. Целесообразность и необходимость казуального объяснения динамики социальных явлений (через категории причинности). Отстаивая этот принцип, Гурвич возражает тем социологам и историкам (Зиммель, Лефевр), которые, по существу, отрицали возможность такого объяснения. Единственным ограничением здесь является отказ от категорий закономерности и социальных законов – эти категории естественных наук полностью искажают процессы социальной динамики.

8. Признание равнозначности социальных явлений: одни и те же явления могут быть одновременно и причиной, и следствием по отношению к другим. Поэтому система каузального объяснения социальной динамики в данном случае не может быть применена. Для понимания этих явлений мыслитель предлагал процедуру непосредственной интеграции социальных явлений в тотальное социальное явление.

9. Научная основа для применения категории причинности в социологии – наличие более или менее обширного исторического материала. Частично соглашаясь с Броделем, Гурвич признает, что история имеет большие возможности для объяснения социума и его процессов, чем социология, ограниченная типологизацией социальных явлений. Вместе с тем мыслитель критикует ту форму методологии истории, которая представлялась ему только способом реконструкции прошедших событий в терминах современной эпохи.

Другим важным методологическим инструментом социальных исследований являлась диалектическая модель восприятия социальной действительности. Уже в самом названии этой модели – «диалектическая», «гиперэмпирическая», «сверхрелятивистская» – априорно содержался вызов господствующим научным концепциям, которые мыслитель обвинял в статизме, приводящем к «кристаллизации» и «мумификации» познаний об обществе. Чтобы иметь представление об этой концепции, как уверял ее автор, необходимо отказаться от традиционного, классического восприятия знания как системы непротиворечивых положений об окружающей действительности и системы неизменных логических категорий, с помощью которых описывается эта действительность.

Параметры нашего знания о действительности заданы ею самой. Но речь здесь должна идти не о натурализме, предполагающем прямую обусловленность знания биологическими условиями существования познающего индивида, с одной стороны, и прямое действие биологических и иных естественно-научных законов в сфере познания. Гурвич исходит из концепции многоуровневости бытия, каждый из уровней которого предполагает особые условия и особые концептуальные рамки познания. Законы биологии и естественных наук на самом деле могут найти свое применение в познании социальной действительности, но только на первом, морфологическом уровне. Каждый последующий, более высокий, уровень предполагает другие концептуальные рамки. Так, на уровне знаковой коммуникации применимы методы лингвистики, на уровне коллективной ментальности – методы социальной психологии, на уровне символов и ценностей – методы феноменологического анализа и т. п. Задача диалектики как метода социологии заключается в том, чтобы разработать принципы примирения и координации разных концептуальных рамок социального знания, обобщить результаты этого знания и сделать на основании этих данных те или иные выводы по рассматриваемой проблеме применительно к конкретным социально-историческим условиям.

Другим важным аспектом оказывается динамичность концептуальных рамок. Если на морфологическом уровне они остаются более или менее неизменными на протяжении длительного времени, то на более высоких уровнях происходят постоянные изменения, порой приобретающие характер «революционных», «вулканических» (в своей социологической доктрине зрелого периода Гурвич остается верен той революционной риторике, которая была усвоена им еще в молодости). Такие изменения ведут за собой и изменения концептуальных рамок познания: мыслитель решительно выступал против «абсолютизации» категорий знания и считал, что задачей социального знания является не «объективное» отражение социальной действительности, а следование за ее диалектическим развитием, «схватывание» моментов этого развития и приспосабливание категорий знания к происходящим изменениям. В этом коренились причины расхождения более поздней социологической теории ученого с принципами феноменологической философии Гуссерля – в последней Гурвичу менее всего близка была концепция «трансцендентального субъекта» в том виде, в котором она сформулирована в работах Гуссерля начала XX в.

Еще одна (связанная с вышесказанным) тонкость концепции социального знания, по Гурвичу, заключается в том, что знание не есть свойство познающего субъекта – это форма взаимодействия субъекта с социальной действительностью. Мыслитель, следуя положениям идеал-реалистической философии Н. О. Лосского, представляет данное взаимодействие в категориях имманентности, где субъект имманентен социуму (как объекту исследования), а знание соответственно оказывается имманентным бытию. Исходя из этого можно понять рассужения Гурвича об относительности противопоставления субъекта и объекта познания, которое составляет основу его классической научной парадигмы[543]543
  Отдавая дань важности научного проекта Гурвича, известный английский социолог Дж. Ритцер говорит о важности его творчества для нахождения «нового баланса между дилеммами макро/микросоциологического и субъективного/объективного» (Ritzer G. Explorations in Social Theory: From Metatheorizing to Rationalization. L.: SAGE Publications, 2001. P. 87).


[Закрыть]. Применительно к рассматриваемой концепции в терминах этой парадигмы речь идет не о познании (как о структурировании бытия сообразно категориям мысли), а о «схватывании» (в смысле первого этапа феноменологического опыта) элементов действительности. В этом плане концепция Гурвича действительно имеет много общего с методом феноменологической редукции (см. выше), отличаясь от нее главным образом акцентами на динамизме и релятивизме[544]544
  Термин «релятивизм» Гурвич употребляет только в смысле принципа социального знания, а отнюдь не в его обычном значении – категории этики, подразумевающей отсутствие абсолютных ценностей человеческого бытия. В этической теории мыслитель был как раз сторонником существования таких ценностей.


[Закрыть] познания.

Задачей социального знания на уровне координации концептуальных рамок является разработка принципов «примирения» разных парадигм, методов и приемов, свойственных каждой из вовлеченных в круг социального знания общественных наук (гуманитарных). Поэтому Гурвич придавал своей диалектике не столько научно-познавательную, сколько критическую направленность и видел ее задачу в «разрушении застывших концепций во имя постоянно обновляющегося опыта»[545]545
  Gurvitch G. Objet et méthode de la sociologie // Traité de sociologie / G. Gurvitch (éd.). Vol. 1. Р. 19.


[Закрыть], дедогматизации науки, ее очищении, освобождающем познание от «мумифицированных» концепций, застывших схем и неподвижного опыта[546]546
  Gurvitch G. Objet et méthode de la sociologie // Traité de sociologie / G. Gurvitch (éd.). Vol. 1. Р. 155–156.


[Закрыть]. В то же время эта диалектика не имела целью создание некоей «метатеории»[547]547
  И поэтому нельзя согласиться с Дж. Ритцером, который считает, что Гурвич создал «метатеоретическую концепцию социального знания» (Ritzer G. Explorations in Social Theory: From Metatheorizing to Rationalization. P. 88).


[Закрыть], способной вобрать в себя и обобщить отдельные гуманитарные науки и их методы – соответствующие диалектические принципы подразумевали лишь «примирение», согласование, координацию разных отраслей социального знания без их смешения.

Диалектика Гурвича включает в себя способ видения и описания тотальных социальных явлений в процессе их образования, структуризации, реструктуризации и дезинтеграции. Такие процессы мыслятся в контексте социального движения как спонтанные и неравномерные, несопоставимые друг с другом. Это, однако, не исключает единого диалектического подхода к их описанию, основанного на ряде методологических принципов (procédés opératoires), к которым, собственно, и сводится диалектика Гурвича[548]548
  Gurvitch G. Problèmes de la sociologie générale… Р. 169–170. См. также: Calori R. Learning from Diversity // International Revue of Sociology. 2003. No. 3. P. 598–599.


[Закрыть]. Это принципы комплементарности (complémentarité), взаимной импликации (implication mutuelle), двузначности (ambiguité), поляризации (polarisation), взаимодополняемости перспектив (réciprocité de perspectives), которые конкретизируют друг друга.

Принцип комплементарности заключается в признании разнокачественного, разноуровневого характера социальной действительности, что открывает возможность для сосуществования различных социологических теорий, сопоставимости разных методологических подходов, неоднозначно объясняющих социальные процессы. Эта неоднозначность задается самой социальной действительностью, в рамках которой отдельные элементы могут созидаться и развиваться, только создавая и стимулируя развитие противоположных им элементов (здесь Гурвич приводит пример социальных классов). Такие теории могут содержать противоположные, взаимоисключающие утверждения, что свидетельствует не о ложности той или иной теории, а о сложности, противоречивости социальных явлений, невозможности дать им исчерпывающую научную характеристику. Из этого принципа следует, что противоречие между социологическими гипотезами и теориями – только кажущееся, на самом деле они дополняют друг друга в процессе научного познания[549]549
  Характерна в этом смысле критика немецкой исследовательницы В. Пэлике, считающей правовую доктрину Гурвича проявлением «крайнего субъективного идеализма с иррационалистическим оттенком» и одновременно формой объективного идеализма (Pälike W. Spätbürgerliche Ideologie und Rechtssoziologie (zur marxistische-leninistischen Analyse philosophischer Aspekten der Rechtssoziologie bei M. Weber, Th. Geigerund G. Gurvitch). S. 116). Очевидно, что с позиций классической научной парадигмы, к которой относится и марксистское учение о праве, концепция Гурвича предстает как соединяющая в себе элементы разнородных подходов и, следовательно, как эклектичная. Однако в рамках предлагаемой Гурвичем диалектической парадигмы, в аспекте рассматриваемого принципа комплементарности оказывается возможным синтез двух подходов к изучению права, который казался бы эклектичным с точки зрения классической научной парадигмы.


[Закрыть]. Встречающиеся в общественной жизни и в познании антиномии и парадоксы также не являются чем-то застывшим, непреодолимым: сама социальная действительность содержит противоположные качества, которые объяснимы лишь в совокупности.

Принцип взаимной импликации означает утверждение, что социальные явления и уровни социальной действительности не есть закрытые и самодовлеющие системы – они взаимодействуют между собой; и такое взаимодействие есть условие их существования и предпосылка их научного объяснения. Этим принципом мыслитель подчеркивает основное положение своей теории: каждое социальное явление должно объясняться не на уровне абстрактного теоретизирования о первоначалах общественной жизни, а через сложность и многообразие самой социальной действительности в ее конкретных проявлениях, исходя из культурно-исторических, морфологических и иных предпосылок. Вместе с тем это означает, что определенные элементы социального бытия, кажущиеся противоположными друг другу, в действительности составляют единое целое.

Принцип двузначности является раскрытием принципа комплементарности применительно к социальным явлениям, которые зачастую содержат взаимоисключающие качества (стабильность и динамизм обществ и государств, стихийность и организованность социальных групп, сознательное и бессознательное начала человеческой психики и т. п.): гармония этих качеств становится условием существования таких явлений. Данная диалектическая перспектива, заставляющая вспомнить про психологическую теорию Л. И. Петражицкого, означает наличие в общественной жизни процессов, находящихся под воздействием двух взаимо-противоречащих тенденций: притягивание и отталкивание, социальная борьба и социальное единство.