Текст книги "Чтоб знали! Избранное (сборник)"

– Так и будешь весь день валяться? – спросила жена, входя в комнату. – Я ведь из-за тебя тоже на работу не пошла.

– Я спать хочу, – сказал Герой, по-прежнему глядя на деревья.

– После смерти выспишься, – ответила жена. Она хотела сказать что-то ещё, но закричал сын, и жена выбежала из комнаты.

Он смотрел на деревья и думал о том, как безразличен он людям и как люди безразличны ему. Вот они рождаются, проходят все стадии жизни, и для тебя это представляется таким естественным, и чувства этих людей не трогают тебя. Когда же они умирают, ты просто переводишь взгляд на других, ещё молодых, и жизнь для наблюдателя продолжается непрерывно. Но когда-то поймёшь, что ты не наблюдатель, а участник, а значит, смерть придёт и к тебе и кто-то другой так же легко переведёт свой взгляд с тебя на кого-то другого. И никто не поймёт предсмертных чувств твоих, пока не умрёт сам, но будет уже поздно и для него, и подавно – для тебя. Так, непониманием друг друга, люди ограждены от преждевременного знания смерти.

Героя стало клонить в сон, и он обрадовался этому мягкому, но властному ощущению. Он заснул ранним вечером и не слышал ни шума телевизора, ни плача сына, ни крика жены. Он лишь чувствовал растущую глубину покоя, который заполнял его.

Утром жена обнаружила, что тело Героя холодно. Вызванный врач констатировал смерть. Жена, напуганная и растерявшаяся, плакала без всхлипываний и мучилась кощунственным чувством облегчения, которое она опознала среди своих ощущений горя, ужаса и беспомощности. Приехала тёща и, бегло взглянув на нелюбимого зятя, увезла внука к себе. Когда на вопрос мальчика: «Что случилось с папой?» тёща ответила: «Он умер», – мальчик ринулся к телефону.

– Ты кому звонишь? – удивилась тёща.

– Я хочу попрощаться с папой, – сказал сын.

Его огромные мускулы прельщали женщин.

Зная об этом, Нар всегда ходил напрягаясь, чтобы мышцы выступали рельефнее. Он никогда не держал руки, что называется, «по швам», а присгибал их в локтях, выпячивая грудную мускулатуру. Это влекло за собой и поднятие плеч, которые хоть и были от природы покаты, но, обросшие мышцами, казались широкими. Постоянное напряжение так вошло у него в привычку, что даже во сне он поигрывал бицепсами.

В семнадцать лет он уехал из маленького городка в столицу, поступил в институт и взялся за изучение наук с настырностью и усидчивостью провинциала. Но не меньше усилий он посвящал спорту. Увидев однажды фотографию знаменитого культуриста, Нар раздобыл журналы и книги по культуризму, и стены в его комнате быстро украсились фотографиями, но не женских, а мужских тел, состоявших из гипертрофированных сгустков мышц, за взращивание которых культуристы получали международные призы.

Чем больше мышц появлялось на теле Нара, тем больше он проникался к нему любовью. Особенно ценил он своё тело за способность привлекать внимание женщин. Правда, это удавалось не со всеми. Вернее, внимание обращали практически все, но то тёплое внимание, которое так легко переходит в нежность, доставалось ему не всегда. Некоторые девушки иронически смотрели на его топорщащийся на мышцах пиджак и спрашивали:

– Ты что, туда вату подкладываешь?

– Можешь потрогать – всё настоящее, – серьёзно отвечал Нар.

– Как-нибудь в другой раз, – говорили девушки, предпочитая верить ему на слово.

На одной из первых студенческих вечеринок некая любознательная девушка попросила его показать ей мышцы воочию. Она провела Нара в другую комнату, где никого не было, и попросила его раздеться до пояса. Пока он аккуратно укладывал пиджак и рубашку на стул, девушка успела раздеться полностью, бросив одежду на пол, так что, когда он повернулся к ней, ему предстало зрелище, которое он увидел впервые в жизни.

– Какая у тебя большая грудь, как у женщины, – воскликнула она и поцеловала его в сосок.

Он рефлекторно напряг мышцу, и грудь подпрыгнула. Девушка рассмеялась и поцеловала его в губы.

Несмотря на то, что мозг его норовил отключиться и предоставить телу свободу, всё-таки Нар успел связать два факта: начальный интерес девушки к его атлетической фигуре и получаемое наслаждение. И впоследствии Нар замечал, что все любовные испытания, которым он подвергал своё тело, происходили по одной и той же схеме: женщина, восхитившись его телом, предлагала своё. Усвоив эту закономерность, Нар стремился, чтобы она срабатывала как можно чаще.

Лето он старался проводить на пляже, даже если дни были пасмурные. Он ходил вдоль берега, заговаривая с девушками. Иногда он играл в волейбол, но из-за обилия мышц движения Нара оказывались скованными и недостаточно быстрыми, так что некоторые худощавые игроки, которых он про себя называл «бегунами», играли живей его. Поэтому, сделав несколько ударов, чтобы продемонстрировать мускулатуру в движении, он выходил из круга, будто бы разочаровавшись в квалификации остальных. Зимой Нар с бравым видом выходил во двор натираться снегом и старался никому не показать вида, что ему холодно. Он также ходил на реку, где в определённом месте плавали «моржи». С каменным лицом он окунался в большую прорубь и отталкивал от себя льдины. Вокруг собиралась толпа зрителей, постукивающая ногу об ногу от мороза, и Нар вылавливал из неё восторженные взгляды. Ничего удивительного, что зимой Нар обыкновенно ходил простуженный.

Однако, к его величайшему сожалению, большую часть времени приходилось носить одежду, и, уж коль одежда скрывала его мускулатуру, он старался перенести на одежду ту функцию привлечения внимания, которую выполняло бы тело, будь оно обнажено. Посему цвета он выбирал в гамме от ярко-зелёного до оранжевого, а фасоны изобиловали выточками, хлястиками, кармашками, окантовками и прочими ухищрениями. Увидев Нара в очередном наряде, один из приятелей сказал ему:

– Уж ты бы лучше разделся, был бы хоть вид попристойнее.

А когда ему кто-нибудь говорил в лоб, что он одевается безвкусно, Нар требовал логических доказательств, которых, конечно, ни у кого не находилось, и он чувствовал себя победителем.

Иногда, разглядывая своё тело, Нар вспоминал, что он должен когда-то умереть и что столько трудов, положенных на выращивание таких красивых мышц, пропадут бесследно вместе с самими мышцами. В ужасе отшатнувшись от этой мысли, Нар запихивал её в тёмный угол сознания и направлялся на тренировку. Проходя по улице мимо витрин магазинов, он смотрел на своё отражение и радовался, что ещё молод и ему предстоит долгая жизнь с таким красивым и сильным телом.

Как-то он увидел объявление о приёме в студию пантомимы. Нар записался в тот же день и с радостью купил себе униформу мимов – чёрное трико. На первом занятии правый рукав лопнул по шву, когда он резко согнул руку. Но одна из студенток вызвалась зашить его. Когда через несколько дней они оказались в постели, девушка поведала ему о своих опасениях забеременеть и наотрез отказалась принимать всерьёз противозачаточное средство, которое он стал было напяливать неумелыми пальцами. В качестве компромисса девушка повернулась к нему спиной.

Поначалу Нар был шокирован, так как у него возникли ассоциации с педерастией, но потом желание взяло верх, и он с грехом пополам от него избавился. Нар чувствовал, что девушка ожидает от него какого-то компромисса, чтобы получить ту долю ощущений, которые по законам природы причитались и ей, но, оказавшись в удовлетворённом состоянии, он уже не хотел о ней думать и любовался мышцами своего брюшного пресса. Девушка с нежностью рассматривала тело Нар а, послужившее ей объектом эстетического восхищения, которого у неё хватило лишь на ещё одну встречу.

Отзанимавшись мимическим искусством около месяца, Нар решил продемонстрировать приятелям свои успехи. Он не поленился переодеться в чёрное трико и объявил название номера – «Хищная птица». То, что он пытался изобразить, перегибаясь в талии и оттопыривая руки назад, более походило на упражнение для косых мышц спины. Некоторые зрители высказали мнение, что если уж это птица, то никак не хищная, а скорее всего домашняя, под названием «индюк». И действительно, в том, как он пыжился, определённое подобие наблюдалось, но его он легко достигал и вовсе без всяких занятий, о чём ему без обиняков поведала благодарная аудитория. После этого дебюта Нар прекратил свои занятия в студии пантомимы.

Все растущая любовь Нара к собственному телу постоянно вызывала у его знакомых желание над ним подтрунивать, и Нар воспринимал это стоически. Однако многих он просто раздражал, и, когда, бывало, ему говорили грубости, он, вместо того чтобы ответить тем же или просто прекратить с этим человеком общаться, начинал «выяснять отношения» и добросовестно удивлялся: «Ну, что я тебе сделал?», – так что на него махали рукой и отходили в сторону.

Несколько раз, когда назревала драка из-за совсем уж невыносимых оскорблений, Нар раздувал мышцы и сверкал глазами в направлении обидчика, чем ему удавалось устрашить противника и заставить его совершить примирительные действия, за которые Нар охотно хватался.

Как-то раз он шёл по улице с девушкой и проходящий мимо парень толкнул его. Нар остановил его за рукав и потребовал извинения. Тот послушно остановился, будто прикидывая, извиниться или нет, и вдруг сильно ударил Нара в лицо. Нар на секунду потерял сознание, но удержался на ногах. Придя в себя, он увидел, что парень бежит, быстро удаляясь. Нар бросился за ним, но очень скоро почувствовал, что парня ему не догнать – Нар бегал медленно, да тот уже и скрылся из виду. Нар вернулся к плачущей от испуга девушке, крови на лице не было, а боль быстро прошла. Девушка в этот вечер была очень ласкова, а Нар вслух негодовал на «подлеца», внимательно изучая своё неповреждённое лицо в зеркальце её пудреницы.

Приходя «качаться» в спортивный зал, Нар приносил с собой литр молока в картонном пакете, который он ставил рядом со штангой и выпивал за время тренировки. В каком-то журнале он вычитал, что именно таким способом резко ускоряется рост мышц. В один из дней в зале проходила тренировка волейболисток, и к нему часто забегали девушки забрать залетевший мяч, так как в то время Нар самозабвенно выжимал штангу. Одна из девушек, забирая мяч, спросила его, зачем он пьёт молоко. Нар объяснил, а она глупо захихикала. Вскоре у волейболисток начался перерыв, и они расселись неподалеку от Нара. Он же старался не обращать на них внимания, будучи уверен, что большинство девушек наблюдает за ним. Поотжимав штангу, он принимался попивать молоко очень маленькими и медленными глотками – так было указано в журнале. В то же время он как бы невзначай поворачивался к девушкам разными сторонами своего тела. Та, что подбегала за мячом, спросила его издали, давно ли он занимается культуризмом. Нар ответил ей, напрягая голос, чтобы она, да и все остальные, услышали его.

– А правда ли, что культуристы бреют тело?

– Да, это необходимо для соревнований, – подтвердил Нар, вспоминая, что ему пора подбрить грудь и под мышками.

– И сколько вы молока выпиваете? – спросила любознательная девушка.

– Один литр за тренировку, – с готовностью ответил Нар и, чтобы поддержать разговор, добавил, сделав очередной глоточек: – Ну и молоко теперь делают – настоящая вода.

Все девушки вдруг покатились от хохота. Оказалось, что, когда Нар отлучался в туалет, девушки выпили почти всё молоко и налили вместо него воду, а Нар, вернувшись, продолжал её пить, ничего не подозревая. Когда девушки рассказали ему об этой шутке, Нар снисходительно посмеялся вместе с ними, хотя на душе у него было неприятно – впервые над ним смеялось столько женщин и именно тогда, когда он был во всеоружии, то есть с обнажённым телом.

Этот случай увеличил его копящуюся неудовлетворённость женщинами. Вообще говоря, больше всего ему нравилась завязка отношений, которая состояла в восхищении его телом. Однако связь быстро утомляла Нар а, потому что женщинам приходилось потакать, вынуждая себя на ответное восхищение. Впрочем, и женщины почему-то быстро охладевали к нему. Кроме того, тренировки и занятия в институте отнимали у Нара много энергии, и чем рельефнее становились мускулы и глубже знания по предметам, тем реже просыпался у него интерес к женскому телу. Потому он стал воспринимать как назойливый укор постоянную готовность женского тела к совокуплению, о которой некоторые женщины осмеливались ему намекать. Самое большое удовольствие он получал, когда женщина делала ему массаж, так как он знал, что в это время она любуется его телом. А во время объятий ему всегда казалось, что женщине безразлично, он это или кто-либо другой – ведь чем крепче объятия, тем меньше она может видеть его тело. Нар также опасался, что продолжительное движение бёдрами, которого от него так жадно ждали женщины, приводит к непропорциональному развитию мышц, опоясывающих талию, и таким образом нарушается силуэт его фигуры. Поэтому он предпочитал посадить женщину на себя, чтобы его тело было всегда ей видно, да и двигаться ему тогда почти не приходилось.

С одной девушкой он встречался около года и даже продумывал возможность женитьбы. Но однажды она упомянула, что у неё было воспаление придатков, и Нар насторожился и стал её подробно расспрашивать, как долго длилась болезнь, как девушку лечили и лежала ли она в больнице.

– Что ты так забеспокоился? – удивилась она. – Ведь всё давно прошло.

– Но я читал, что женщина может стать от этого стерильной, – пояснил Нар. Иногда ему нравилось представлять себе будущего сына, с восхищением смотрящего на своего сильного отца. И чем больше он об этом думал, тем яснее он понимал, что не может поставить на карту свою жизнь так легкомысленно – если девушка не сможет забеременеть, придётся разводиться и ломать всю жизнь.

Но встречаться с этой девушкой он продолжал, так как жила она рядом, что было очень удобно. Наступил день её рождения, и Нар подарил ей очень красивую открытку. Преподносил он её в конверте, да так церемонно и торжественно сдобрил её столькими витиеватыми пожеланиями, что девушка вынуждена была его прервать.

Нар допытывался у неё весь вечер, почему у неё такое плохое настроение, а когда на следующий день он ей позвонил, она сказала, что больше не хочет его видеть.

– Почему? – искренне удивился Нар. – Может быть, я сделал что-нибудь не так, ты скажи мне.

Но она не пожелала ничего объяснять и попросила больше ей не звонить. Сначала он решил пойти к ней и потребовать объяснений, но потом подумал, что это не гордо, и сел писать обстоятельное письмо, где на пяти страницах логически доказывал, как важно им оставаться вместе. «Уж если это письмо её не убедит, то я не намерен больше унижаться», – сказал он себе, очень точно предчувствуя, что она ему не ответит.

Самой большой статьёй расхода в бюджете Нара была еда.

Тучные мышцы нужно было содержать – они нуждались в хорошем и обильном питании. Желудок его неохотно принимал рубленое мясо и настоятельно требовал грудинку, филейные и прочие мясные части. Фрукты вызывали у него особое вожделение. Если перед ним ставили вазу с фруктами, он не мог остановиться, пока не съедал всё. Поэтому в гостях он себя вёл демонстративно непринуждённо, будто бы и все вокруг обладают таким же аппетитом. На предложение поесть он соглашался тотчас, но всегда добавлял: «Только, пожалуйста, чуть-чуть». В ожидании супа он выбирал самый большой кусок хлеба, который он тщательно намазывал жирным слоем масла, так что поверхность хлеба не просвечивала, затем он укрывал этот слой несколькими кусками колбасы или мяса – сыра он не любил, считая его малокалорийным. Потом Нар милостиво принимал тарелку супа, соглашался на добавку, досконально очищал тарелку со вторым и был готов к десерту. Шоколад он хоть и любил, но старался много не есть, опасаясь испортить зубы. Так как безостановочно есть фрукты ему было неудобно, Нар вставал из-за стола и, разговаривая с тем или другим, старался проходить мимо вазы с фруктами и как бы невзначай брать то яблоко, то грушу, то ещё что-то. Благодаря таким пищеварительным способностям, мышцы Нара прямо рвались из-под тонкой плёнки кожи, которая кое-где напоминала даже не плёнку, а сеть, накинутую поверх мускулов кровеносными сосудами.

В одни из летних каникул Нар поехал отдыхать на взморье со своим другом. Все дни они проводили на пляже, где старались познакомиться с каждой миловидной девушкой. Наметив очередную разомлевшую на солнце жертву, Нар возглавлял атаку. Его друг был чуть позади, а Нар, потрясая мышцами, произносил, заслоняя собой солнце, что-нибудь глубокомысленное официальным басом:

– Надеюсь, мы вам не помешаем, если расположимся поблизости от вашей очаровательной спины.

Каждый раз его друг внутренне морщился от фальшивости такого вступления, тем более когда девушка откликалась с явной иронией, и заговаривал сам, спасая положение. Его собственное тело выглядело щупленьким на фоне Нара, но он мог разговаривать с любой девушкой так легко, будто знает её с раннего детства. Нар никак не мог понять, почему девушки часто отдавали предпочтение его другу, и, чувствуя себя задетым, старался не подавать вида и до упора расправлял плечи.

Раз в день они ели в ресторане и договаривались для удобства платить одному за двоих по очереди раз в день. Так получалось, что когда платил Нар, он съедал в два раза больше, чем друг, а когда была очередь платить другу – больше в три раза. Друг заметил, но ему было неудобно заводить об этом разговор. Нечто аналогичное происходило и с едой, которую они готовили дома, так как расходы они договорились делить пополам.

Как-то вечером, готовясь отправиться на прогулку, Нар сидел у зеркала и, жестоко расправившись с незваным прыщом, залеплял образовавшуюся воронку некоей мазью. К нему подошёл друг и попросил дать этой мази, так как у него треснула кожа между пальцами ног от ежедневного пребывания на пляже. Нар, не отрываясь от зеркала, сказал:

– Не могу, это очень дорогая мазь, которую я с трудом достал. Я её использую только для лица.

– Ну и дерьмо же ты, – потрясённо протянул друг.

– Ты думай, что говоришь, – грозно обернулся к нему Нар, держа двумя пальцами тюбик с мазью.

До самого отъезда друг с ним больше не разговаривал, хоть Нар и обращался к нему несколько раз с фразами типа: «Не понимаю, что ты сердишься на меня», пока друг не пояснил, что знать его больше не желает. После такого откровения Нар тоже самолюбиво замолчал.

Вместо дружбы Нар чувствовал вокруг себя что-то другое. После тренировок, моясь в душе, Нар часто замечал восхищённые взгляды мужчин, и он отгонял смущение, неизвестно почему появлявшееся. Однажды в раздевалке, когда он тщательно вытирался после душа, с ним заговорил мужчина. Спина у него была густо волосата, а грудь совсем безволосая. Нар замечал его и раньше, так как они обычно тренировались в одно и то же время. Нар обращал внимание, что тот пристально наблюдает за ним во время тренировок, и воспринимал это как естественное восхищение любителя профессиональной мускулатурой. И действительно, мужчина стал хвалить его телесные достижения и похлопал Нара по плечу. Потом его рука скользнула на талию, и затем он коснулся ягодиц Нара и выразительно посмотрел ему в глаза. Тут Нара осенила догадка об истинной подоплёке восхищения, и он резко отшатнулся от мужчины. И когда тот протянул руку опять, Нар изо всех сил оттолкнул его, и мужчина ударился спиной о шкафчик.

– Проваливай! – с угрозой в голосе, но не чувствуя злобы, крикнул Нар.

– Дурак ты, дурак! – примирительно сказал мужчина и, держась рукой за ушибленное место, отошёл к своему шкафчику в другом конце раздевалки. Нар поспешно оделся и в смятении вышел на улицу. Шагая, он думал, что, наверно, и раньше то, что он воспринимал как дружеское мужское восхищение его тренированным телом, было далеко не дружеским. Он вспоминал, как несколько раз в душевой мужчины заговаривали с ним, восхищаясь его телом, и в их глазах был уж слишком яркий огонёк. Раз какой-то мужчина похлопал его по заду, но это было как бы в шутку – мол, даже здесь у тебя столько мышц, – и Нар, хотевший было уже рассердиться, вмиг успокоился от общученного прикосновения.

Нар у вспомнились и насмешки приятелей по поводу его походки. Он старался выработать у себя мужественную походку, однако шутники утверждали, что он виляет задом, как женщина. Нар прохаживался перед зеркалом, и то, что другим представлялось вилянием, Нар называл чёткой работой ягодичных мышц. И теперь, идя по улице, он пытался представить себя со стороны, но и не намеревался менять походку, а лишь силился определить, глядя на прохожих, кому из них его походка может показаться соблазнительной. Эти мысли казались ему неприличными, но он вразумлял свою смущённую совесть тем, что он не может отвечать за чувства посторонних людей, если его тело настолько красиво.

Нар постоянно возвращался в мыслях к случаю в раздевалке и вынужден был признаться себе, что отвращения он не испытывал, а только рефлекторный страх. Более того, ему пришлось по вкусу это агрессивное восхищение его телом, которое никогда не исходило от женщин. В женском восхищении он всегда чувствовал излишнюю нежность и скрытую корысть, которая заключалась в желании получить ответное восхищение. Женское же тело восхищало его постольку, поскольку оно оказывалось приспособленным сопрягаться с его телом. Последнее время он часто ловил себя на мысли, что женское тело всё сильнее ощущалось им как чуждое. Он сравнивал его со своим телом, и своё ему нравилось значительно больше, поэтому, когда он неожиданно для себя вдруг представил себе тело того мужчины, оно ему показалось более близким, потому что более походило на его собственное.

Нар уже два месяца не встречался с женщинами, так как интенсивно готовился к ответственным соревнованиям. Он был твёрдо убеждён, что половые сношения наносят вред спортивной форме. Замеряя сантиметром свою талию, грудную клетку, икры, шею, он с радостью убеждался, что размеры приближаются к идеальным, выведенным в специальных таблицах. Видя на тренировках своего агрессивного почитателя, Нар его демонстративно не замечал, а тот лишь улыбался, но не подходил и не заговаривал.

На соревнованиях Нар занял четвёртое место, что, вообще говоря, было неплохо, но оно не принесло тех аплодисментов и наград, которыми были одарены первые три призёра. Поэтому Нар был не в духе. Самое обидное было то, что его не вызвали на сцену при объявлении победителей и он не получил поцелуя и цветов, которые дарили хорошенькие девушки. Погружённый в эти невесёлые мысли, Нар не заметил, как к нему кто-то подошёл. И только когда он почувствовал чью-то руку на своём плече, он резко обернулся. Перед ним стоял его мужчина.

– Чего надо? – грубо сказал Нар и напряг мышцы.

– Они засудили тебя, – с пылким вдохновением сказал мужчина. – Я был в зале и всё видел. Первое место должно было быть твоим. Ни у кого нет прекрасней тела, чем у тебя.

Нар невольно почувствовал горячую приятность этих слов и привычно бросил взгляд на своё отражение в зеркале, висевшем на стене напротив. «Ничего страшного, если я поговорю с ним немножко», – подумал Нар и произнёс вслух:

– Я тоже был уверен в первом месте. У меня идеальные параметры.

– Вот именно, идеальные, – подхватил тот. – Послушай, я давно хотел предложить сфотографировать тебя. Я – профессиональный фотограф, и у меня дома маленькая студия. Я считаю, что тебе нужно послать свои фотографии в несколько журналов. Только через прессу ты сможешь получить настоящее признание.

Сердце Нара забилось быстрей обычного. «Признание» – какое точное слово. Его идеальная мускулатура заслуживает всеобщего признания. Нар представил себе, как люди раскрывают журнал, смотрят на его огромные мышцы и загораются безысходной завистью и непреодолимым восторгом.

– Хочешь, я сделаю несколько пробных фотографий? – услышал Нар.

– Когда? – вырвалось у него.

– Да хоть сейчас.

Нар подумал, что это первый раз в жизни, когда он ощущает такой настойчивый интерес по отношению к себе, и это было так сладко. «Наверно, женщины испытывали то же, когда я уговаривал их», – подумал он.

И хотя он знал, что предложение сфотографироваться не безгрешно, Нар пытался отогнать это знание железной палкой логики, говоря себе, что если тот будет приставать, то он свернёт его в бараний рог.

– Хорошо, но только недолго, – согласился Нар и снова вспомнил, что так часто отвечали ему женщины, которых он зазывал к себе домой. Мужчина не обманул – его квартира представляла собой нагромождение фотоаппаратуры, среди которой стоял большой диван, единственный предмет, который указывал, что это жильё. Фотограф вытащил откуда-то бутылку, но Нар отказался пить. Нара всё время не отпускала мысль, что он находится в положении женщины, и ему нравилось, что за ним ухаживают, обхаживают, прельщают.

Фотограф развернул большой экран, включил яркие лампы и сказал Нару, чтоб он разделся. Нар послушно снял тренировочный костюм, кеды и остался в трусиках. Фотограф, у которого оказались очень длинные и ловкие пальцы, оценивающе посмотрел на Нара, и пальцы его, охватившие и поглотившие в себе камеру, замерли на мгновенье.

– Снимай всё. Слышал про «обнажённую натуру»?

– Слышал, – сказал Нар и, подумав: «А почему бы и нет», снял трусы.

Впервые он чувствовал такое острое смущение перед мужчиной, и уши у него покраснели.

– Иди сюда, – позвал его фотограф, и в голосе его прозвучала нежность.

Он расположил Нара перед экраном, найдя неопровержимый предлог для лёгких прикосновений к его телу, и нырял под кусок чёрного бархата, накинутого на камеру, оставляя на поверхности свои пальцы, прикасающиеся к различным её частям. Нар вставал в различные позы, а фотограф щёлкал затвором.

– Ну, пожалуй, хватит на сегодня, – сказал фотограф, и яркий свет потух.

Нар почувствовал себя неловко в наступившем полумраке и направился к своей одежде. Но мужчина оказался рядом с ним и, обняв Нара за талию, молящим голосом произнёс: «Дай мне дотронуться до твоего божественного тела. Пожалуйста, не уходи. Я сделаю из тебя знаменитость – все будут мечтать посмотреть на тебя. Ты будешь богат и знаменит, а я буду охранять и лелеять твою красоту».

Нар живо нарисовал в своём воображении картину своей жизни в богатстве и знаменитости, чувствуя телом не руки мужчины, а каждый его палец в отдельности. Нар понял, что он никогда бы себе не простил, если бы упустил такую возможность, и постарался расслабиться.

Через час Нар, встревоженный и разочарованный, шёл домой. Встревожен он был болью, которую ему причинил мужчина, и боль эта не проходила. Нар взял такси, но и сидя он чувствовал боль. Страх охватывал его, что телу его нанесён непоправимый ущерб, телу, на красоте и здоровье которого строится вся его жизнь. Нар хотел было поехать в больницу, но стыд удержал его, и он решил подождать до утра.

А разочарован он был равнодушием мужчины к его телу, которое наступило сразу после утоления желания. Нар чувствовал себя обманутым, ведь он на какое-то время поверил, что нашёл человека, который по-настоящему восхитился красотой его тела.

Наутро боль почти прошла. Нар твёрдо решил больше никогда не встречаться с фотографом. Три дня он из предосторожности не ходил тренироваться, ожидая, чтобы боль прошла совершенно. Когда он пришёл в спортивный зал, он сразу увидел фотографа. Во время тренировки они оставались в разных концах зала, и тот не подходил к Нару, будто чувствуя себя виноватым. В раздевалке он появился перед Наром с длинным рулоном в руках.

– Это тебе, – сказал он. – Твоя фотография, на всю стену. Потрясающе получилось. У меня дома остались другие фотографии, если хочешь, зайдём.

Нар взял рулон:

– Спасибо за фото, но больше ничего подобного не повторится, – сказал он и подумал, что эту фотографию он честно заработал. Фотограф почему-то не стал настаивать и лишь смотрел на походку удаляющегося Нара.

Придя домой, Нар развернул рулон на полу. По углам он разложил книги, чтоб фотография не сворачивалась, и его взору открылось идеальное тело. Игра светотени на мышцах была сделана так умело, что они выглядели ещё больше и рельефнее, чем на самом деле. Нар поднял фотографию с пола и прикрепил её к стенке. «Надо будет сделать красивую раму», – подумал он, отойдя к противоположной стене и не в силах оторвать восхищённого взгляда. Он изучал каждый участок своего тела на фотографии и не находил ни малейшего изъяна. Он был запечатлён с очень серьёзным выражением лица, которое у него всегда появлялось, лишь стоило ему напрячь мышцы рук или брюшного пресса. Нар считал, что это выражение придаёт лицу вид красивого благородства. Его руки на фотографии были согнуты в локтях и подняты на уровень плеч, одна нога чуть выставлена вперёд – классическая поза культуриста – и единственное, что было необычно: он был не по-спортивному голый. Остановив взгляд на своём детородном органе, Нар вдруг подумал, что и он так же красив, как остальные части его тела. Думая об этом, он почувствовал растущее вожделение к себе. Его рука инстинктивно потянулась к брюкам и расстегнула их. Так, не сводя глаз со своей фотографии, Нар привёл себя к наслаждению, которое потрясло его своей силой. То, что он испытывал к женщинам, не шло ни в какое сравнение. И что больше всего его обрадовало – это восхищение, которое не перестала вызывать у него фотография после его облегчённого вздоха. Ему показалось, что восхищение даже упрочилось. Через несколько минут его желание возродилось вновь, чего тоже не бывало с ним раньше – обыкновенно ему требовалось на это около часа. Нар ликовал, глядя на своё огромное изображение, и то отождествлял его с собой, то видел в нём сказочного полубога. Только теперь он понял, что кроется под словом «любовь». Она наполняла всю его душу великой радостью просветления, которое понималось его телом как нескончаемая страсть. Пожирая глазами своё изображение и пытаясь уже в какой раз выплеснуть свой восторг, Нар вдруг почувствовал острую боль в груди и, не успев даже испугаться за своё тело, рухнул на пол.

Когда обнаружили его тело и непристойную причину его смерти, было решено похоронить Нара как можно быстрее и без шума. Быть может, из-за такого решения на похоронах, кроме несчастных родителей, прилетевших из своего городка, было лишь два официальных представителя из института. Когда на следующий день после похорон родители пришли, чтобы посадить на могиле цветы, они, к своему изумлению, обнаружили, что на ней уже цветёт одинокий белый цветок на длинном стебле.