Текст книги "Чтоб знали! Избранное (сборник)"

Бывший матросик Ник пригласил меня к себе в дом на обед. Я жил в Америке всего лишь месяц, и глаза мои постоянно находились в широко раскрытом состоянии. Матросик недавно демобилизовался и жил в крохотном домике, который показался мне хоромами. Я ещё плохо понимал разговорную речь и сам изъяснялся через пень-колоду. Но я точно понял, что к нам присоединится его знакомая девушка, о которой он говорил с причмокиванием.

Она приехала на своей машине и вошла в домик. Яркая, выше меня и матросика на голову, с длинными ногами и волосами. Решили отправиться за продуктами в магазин. Сели и поехали вместе. Они о чём-то тараторили, а я сидел сзади и смотрел в её шею, проглядывавшую иногда сквозь волосы, когда она поворачивала голову.

Приехали. Ошарашенный изобилием еды, я иногда отвлекался от девушки на кое-какие товары, но быстро возвращал своё внимание к ней. Ник купил пакетик чего-то и спросил, ел ли я «Твинкис». Чего я, конечно же, нет. Он разорвал обёртку и дал мне что-то вроде мягкого эклерчика. Вкуснота этого изделия на мгновенье опять отвлекла меня от Джейн. Так её звали. Вспомнил.

С полными мешками еды мы быстро вернулись в дом. Джейн поставила пластинку Боза Сгагза под названием нечто «Шёлковое»[12]12
  См.: Scaggs Boz. Silk Degrees (1976).


[Закрыть]. И стала танцевать, излучая стройные бёдра и ноги. Музыка женских сфер.

Ник возился на кухне, поглядывая на Джейн с восхищением и причмокивая мне за её спиной. Я попытался пристроиться к ней в танце, но у меня ничего не получилось – она держалась, вернее танцевала, независимо. Она танцевала одна, плывя в музыке и отдаваясь тому, кто был в её мечтах. Когда песня кончилась, Джейн пошла на кухню и стала быстро и ловко резать овощи, постепенно оттесняя Ника. Он подошёл ко мне и шёпотом поделился своим восторгом – вот наконец они договорились вместе пообедать. Он также поведал мне, что у неё есть парень, который якобы ею пренебрегает. Я тотчас зашёлся злобой (про себя) – такой девкой пренебречь! Сволочь. Да я б не знаю, что сейчас сделал, чтобы поиметь её. С момента приезда в Штаты у меня не было бабы. Я бросался на каждую, которая улыбалась мне, а улыбались практически все, если наши взгляды встречались, пока я не понял, что улыбка здесь – лишь знак вежливости, а не согласия.

На плите уже что-то призывно дымилось, и Ник снова пошёл на кухню к Джейн. Теперь что-то должно было вариться, нужно было ждать, и Джейн снова вышла на середину комнаты. Танцевать. Она заново поставила пластинку Сгагза. И я опять пускал слюни, поспешно сглатывая их. Наконец обед сварился. И мы сели за стол. И съели обед – сложно сочинённое мясо.

Покрутившись вокруг грязных тарелок, Джейн пошла звонить по телефону. Ник заговорщически объяснил, что она звонит своему парню. Я слышал её интонации, не понимая, о чём она говорит. Но я точно слышал слёзы в её голосе, я слышал мольбу. Потом раздалось радостное восклицание. Она повесила трубку и стала собираться – он позвал её наконец. И она застремилась к нему. Было завидно, конечно, но больше всего меня поразило другое – на хуя Ник затеял с ней этот унизительно невинный обед? Какого пениса встречаться с бабой, которая в открытую ебётся с другим, а на тебя ей откровенно наплевать, что по-американски называется: «она с тобой дружит»? Кормить её обедом, виться вокруг неё. Ублажать. Нет, слишком жирно. А Сгагз пел: «Вот кэн ай сэй?» Ник же чувствовал себя счастливым, будто он выеб её раз десять, похлопывал себя по ляжкам и победно посмеивался. Я, может быть, и сильнее поприставал бы к Джейн, но сдерживало меня то, что она как бы мечта Ника, и я чувствовал, что встревать не следует.

Когда Джейн уехала, Ник предложил показать мне злачные места. Я сразу согласился, и мы сбросили грязные тарелки в раковину.

Он привёз меня в даунтаун. Было холодно, и на улицах – пусто. Мы долго ездили, стараясь отыскать бесплатное место для стоянки. Наконец мы запарковали машину в каком-то тёмном закутке, и Ник повёл меня по улицам. Над одним из домов сияла голая неоновая баба. Мы вошли и сели за столик. Я всё ждал, что к нам начнут подходить женщины. Но вокруг были только мужчины. Бар был тёмный, а на сцене ходила женщина под музыку – опять пел Боз Сгагз. А по-русски его бы, наверно, звали Бозя Закс. У женщины была голая грудь, но бёдра содержались в трусиках. И явно не намеревались выйти наружу. Официантка в нижнем белье приняла у Ника заказ на два пива. Мне не хотелось пить, мне не хотелось смотреть на женщину, мне хотелось иметь живую пизду перед собой, которую можно нюхать, лизать, в которую можно погружаться хуем, пальцами, носом.

Меня это раздражало прежде всего потому, что я умышленно избегал всяких «холостых» возбуждений. Приятели-эмигранты тащили меня в порнокинотеатры, но я не желал идти, не имея бабы, на которую мог бы излить своё возбуждение. Сначала баба, а потом порнография. А тут он меня всё-таки затащил на зрелище, которое шло вне установленной мной очерёдности.

К нам попыталась подсесть девица, от которой я бы не отказался. В тот момент я бы ни от какой не отказался. Разборчивость означает сытость.

Я не знал, что делать, но Ник сказал ей что-то, и она отвалила. Он пояснил, что она просила купить ей выпить, а это является только началом траты больших денег, которых у него нет, а у меня и подавно. Я слушал Боза Сгагза и представлял Джейн, с кем-то вовсю уже колыхающуюся.

Мы тянули пиво, стараясь не опустошать стаканы слишком быстро. На сцене менялись гологрудые бабы, имитирующие нимфоманию.

– А чего они штаны не снимут и ног не разведут? – спросил я Ника. Он буйно расхохотался, будто я рассказал самый остроумный анекдот, когда-либо им слышанный. Но так как он ещё и покраснел, то я понял, что хохочет он от смущения.

– В нашем городе закон такой – не разрешается при всех штаны снимать, только лифчики.

– Ну, а сколько стоит бабу купить? Без штанов?

Он опять расхохотался и сказал, что у него денег нет и что коль я хочу, то надо посмотреть в «Жёлтые страницы» телефонной книги в раздел под названием «Эскорт-сервис». «Посмотрел в раздел и бабу раздел», – скаламбурилось автоматически.

Я допил своё пиво и поблагодарил Ника. Мне не терпелось заняться делом. Ник нехотя поднялся, ибо официантка в нижнем белье сразу подбежала к нашему столику, предлагая пополнить мой стакан. Покупать мне ещё пиво за пять долларов Ник себе позволить не мог, поэтому он стоя допил своё пиво, прощальным взглядом окидывая очередные груди, которые были подвижны, как шарики ртути, и которые так же невозможно было взять в горсть.

Ник отвёз меня в мою квартиру, пустую, но с кроватью. Я раскрыл «Жёлтые страницы» и отыскал раздел «Эскорт-сервис». Там было только три телефона под следующими названиями: «Страстные ноги», «Сладкие игрушки» и «Мечта». Дрожащей рукой я набрал первый номер. Включился ответчик и попросил оставить мой телефон. Я не оставил. Второй номер оказался отключён, и о новом подсоединении не сообщалось. Третий номер сработал.

– Добрый вечер. Чем могу быть вам полезен? – спросил у меня вкрадчивый мужской голос.

Я замялся от удивления, что голос не женский. Голос повторил свой вопрос.

– Это эскорт-сервис? – на всякий случай спросил я.

– Да, – сказал голос и пришёл мне на помощь. – Вы хотите познакомиться с женщиной?

– Да. Хочу.

– В какой гостинице вы остановились?

– Я не в гостинице, я дома.

– Наши услуги – пятьдесят долларов за час.

– А что это за услуги?

– Об этом вам надо договориться с девушкой. Какую вы хотите?

– Я хочу молодую, высокую, стройную, нежную.

– У нас есть такие девушки. Специально рекомендую вам Сузи. Если вы дадите мне свой телефон, она вам сразу перезвонит.

Я продиктовал телефон. Через минуту мне позвонила Сузи с приятным и опять же вкрадчивым голосом. Она спросила, что я хочу с ней делать. Я не знал, как это объяснить по-английски красноречиво, и мне пришлось воспользоваться недвусмысленным словом «фак». Сузи меня прекрасно поняла и, записав адрес, сказала, что приедет в течение часа. Я отложил пятьдесят долларов из тех денег, что заработал за неделю, помогая маляру красить стены и потолки.

Через час в дверь постучали. Я лежал на кровати и слушал на своём транзисторе вездесущего Боза Сгагза. Я подошёл к двери и посмотрел в глазок. На плохо освещённой площадке я увидел женщину, искажённую увеличивающими силами глазка. Когда я открыл дверь, я не поверил своим глазам и решил больше не полагаться на глазок: передо мной стояла Джейн, а за ней громоздился громила. Он не увидел её широко распахнувшиеся глаза, так как стоял за её спиной, а удивление на моём лице он, по-видимому, отнёс на свой счёт. Убедившись, что я не представляю опасности, он сказал, что будет ждать её в машине, повернулся и стал спускаться по лестнице. Я узнал мужской голос, с которым я вёл переговоры. Я сделал шаг назад, Джейн вошла, и я закрыл дверь. На ней было облегающее пальто, и её длинные волосы были забраны в узел на затылке.

– Ну, что, старый знакомый? – спросила она иронично, осилив своё удивление.

– Да, – подтвердил я.

Она прислушалась к музыке, струящейся из транзистора, и мне показалось, что она снова начнёт молча и одиноко танцевать посреди моей комнаты.

– Выключи! – резко сказала она.

Я повиновался и заткнул рот Бозу Сгагзу.

– Только имей в виду, Нику – ни слова. А то мой друг тебе покажет. Сколько у тебя есть денег на развлечение? – сказала Джейн, обводя глазами мою пустую комнату с кроватью.

– У меня только сорок долларов, – сказал я, оставив десятку для торговли.

– Ты что, охуел? – спросила она. – Тебе ведь было сказано, что за час – пятьдесят долларов.

– А мне целый час не нужен, – сказал я, постепенно приходя в себя. Сказал и взял её за зад.

Джейн сбросила мою руку и по-деловому предложила:

– Слушай, никакой ебли за пятьдесят быть не может. Мне деньги надо зарабатывать, ты думаешь, я могу прожить на секретарские гроши? Я тебе отсосу за сорок. По знакомству. Я с других за это меньше ста не беру.

В дверь громко постучали.

– Это мой друг, – сказала Джейн-Сузи, подбежала к двери и приоткрыла её.

Я увидел мощную фигуру её дружка.

– Не волнуйся, милый, я буду через пять минут. Жди меня в машине, – услышал я её сладкий голос.

– Ну, давай деньги, – сказала она мне нетерпеливо.

Я решил не торговаться за вид услуг, вытащил из кармана сорок долларов и расстегнул ширинку.

Женщина встала на колени и умело принялась за дело. До оргазма я лишь успел подумать, что матросик и я – оба потратили деньги, чтобы её накормить. Но я знал, что мы так и не смогли её насытить. Ни её, ни себя.

Любовь считала себя женщиной необыкновенной, и все мужчины, которые имели счастье с ней общаться, полностью разделяли её мнение. Если ей нравился мужчина, а понравиться ей было не так уж и трудно, то она после минутного разговора с ним, а иногда и без всяких предисловий говорила: «Давай ебаться!»

В России мужчины сразу ухватывались за это предложение и за саму Любовь обеими руками, и она опорожняла партнеров до последней капли. Она делила мужчин на тех, кто в жизни хочет только ебаться, и на тех, кто хочет не только ебаться. Но как те, так и другие всегда жаждали встретиться с ней снова и просили её дать номер телефона. Она давала им неверный номер и побыстрее сматывалась. Уж так получалось, что в большинстве случаев ей не хотелось видеть этих мужчин по второму разу. А если хотелось, то она звонила им сама, по телефону, который те ей диктовали всегда совершенно правильно.

В передовой же Америке наступательное предложение Любови заставляло мужчин пятиться. И дело было не в плохом произношении Любы, ибо слово «фак» она сразу научилась произносить без акцента. Дело было в психологии американцев, чрезвычайно напоминающей Любе женскую. Стоило ей изъясниться, как американцы начинали мямлить чисто женский текст: «Нам нужно сначала лучше познакомиться», «Я должен сначала полюбить» и даже: «Я с первого свиданья любовью не занимаюсь». Бедная Любовь стала терять уверенность в себе, а это пострашнее, чем терять красоту, чего она боялась больше всего на свете.

Однажды в школе английского языка, где училась Любовь, устроили вечер, на который пришли спонсоры. Она сразу почувствовала на себе горячий взгляд черноволосого красавца лет сорока. Любовь спикировала глазами в область хуя и своим особым зрением определила параметры. У каждого ученика и спонсора на груди была нацеплена бумажка с именем. Красавца звали Джон. По телу Любы прокатилась сладкая волна, и ей безумно захотелось Джона. Но подойти к нему она не решалась из-за своего плохого английского. Тут он сам заговорил с ней: «Как давно вы приехали?», «Что у вас за профессия?». И прочие вопросы, ответы на которые Люба уже заучила. На ней было надето элегантное платье и не менее элегантные туфли. Люба чувствовала, что выглядит прекрасно. Её глаза, горящие нескрываемой страстью, делали её до неприличия очаровательной. Приложив все свои англоязычные усилия, она сказала Джону:

– Джон, мы взрослые люди. Зачем нам играть в игры? Давай ебаться!

– Что вы сказали? – отшатнулся Джон и оглянулся, не слышал ли кто. Никого рядом не было, все были увлечены своими разговорами. Да и Люба была не дура, она сказала заветное слово полушёпотом.

– Я хочу вас ебать! – гордо повторила Любовь.

– Давайте выйдем на улицу, – предложил Джон, и они вышли в разгулявшуюся весну.

– Вы же меня совсем не знаете, – укоризненно сказал Джон по пути.

– А мне не надо ничего о вас знать.

– Вы первая женщина, которая так разговаривает со мной.

– Да, я необычная женщина, – сказала Люба и добавила: – И очень красивая женщина!

– Вы обворожительны! – не смел перечить Джон. – Только нельзя же так сразу, мы должны сначала лучше узнать друг друга.

– Вы женаты?

– Нет. А вы замужем?

– Нет, конечно. Послушайте, Джон. Мы же взрослые люди, ну, зачем нам притворяться? Ведь так редко случается, когда мужчина и женщина сразу хотят друг друга.

– Знаете, – предложил Джон, – вот моя машина. Хотите, поедем в ресторан, поужинаем?

– Нет, я сыта, спасибо. Я хочу с вами спать.

– Тогда давайте покатаемся вокруг озера, – заключил Джон, не обращая внимания на более заманчивое предложение Любы.

Перед ними стояла машина с открытым верхом. По эмблеме – кружок с тремя лучиками внутри – Люба узнала, что это «мерседес». Джон распахнул перед ней дверцу, дождался, пока Люба уселась, и аккуратно закрыл. Если бы он пожелал, то Люба отдалась бы ему прямо на улице, не садясь в машину. Давно она так не хотела мужчину.

Когда они подъехали к озеру, уже стемнело. Люба положила руку ему на колено и увидела, как в нужном месте у него топорщатся брюки. Джон и Любовь взялись за поцелуи. Джон засовывал ей в рот язык, и она радостно пыталась его проглотить, не жуя. Потом она отвечала ему тем же.

– Давай выйдем из машины, – предложил Джон.

Люба радостно повиновалась, она бы выполнила любое его желание. При первой встрече она испытывала тем большее удовольствие, чем сильнее было наслаждение, испытанное от неё мужчиной.

Джон посадил её на капот и стал ласкать грудь, восхищаясь попутно остальными частями её тела. Он гладил Любовь поверх колготок, но не пытался их снять или залезть в них рукой. Люба не настаивала на его руке внутри, потому как знала, что некоторые мужчины испытывают отвращение от прикосновения рукой к мокрой пизде. Она соскочила с капота. И встала перед Джоном на колени. Перед разрывающейся молнией на ширинке.

– Я хочу тебя поцеловать, – сказала Любовь.

Вместо того чтобы извлечь наружу свой наружный половой орган, Джон тоже опустился на колени и подставил ей свои губы.

Люба не могла поверить в происходящее. Впервые мужчина, желающий её, а в этом у неё не было сомнений, не хотел проникать ни в одно из её отверстий.

– Что с тобой? Может, ты болен? – заботливо, без всякого раздражения в голосе спросила Люба.

– Я здоров, и я не гомосексуалист, – сказал Джон, поднимаясь с колен. – Но я не могу так сразу броситься на женщину. Я джентльмен. А у тебя есть мужчина?

– Сейчас нет.

– Ты что, всем тоже так сразу предлагала?

– Нет, не сразу. Но я же хочу, чтобы у нас всё было честно, – старалась уйти Люба от его изысканий прецедентов. – Ты же хочешь меня, правда?

– Да, очень хочу, – сознался Джон.

– И я тебя ужасно хочу. Почему же ты меня обнимаешь и целуешь, а ебать не хочешь?

– Мы ещё с тобой будем заниматься этим много раз. У нас будет замечательная любовь. Но я ещё не готов для романа. Давай поедем.

И тут, конечно, Любовь сделала ошибку, за которую потом корила себя. Надо было быстро расстегнуть ему ширинку, засунуть туда руку, вытащить член – и в рот. Уж тут бы он никуда не делся. Но она согласилась сесть в машину, и он повёз её домой, не к себе, как она надеялась, а к ней. Только теперь Люба поняла, что находится в совершенно другой стране, где магазины переполнены товарами, а мужчины – предрассудками.

Пока они ехали, Джон ласково наставлял Любу, что нельзя так быстро и бездумно заводить отношения. Люба перебила его и спросила, когда же он хочет встретиться. Договорились на послезавтра. Джон дал ей свою визитную карточку и подтвердил, что Люба прекрасна.

Две ночи Люба представляла себе каждую деталь их будущей встречи, как она наконец берёт его хуй в рот, как мужчина в неё послушно кончает. Джон, вспоминала Люба, прервал один из поцелуев вопросом, как она предохраняется. На что она сказала, что никак, – знает, мол, опасные дни. «Может быть, это его напугало?» – анализировала Любовь.

Две ночи она почти не спала, утешая себя пальцем и дилдо, который ей прислал по почте бывший россиянский любовник, осевший в другом городе; у этого любовника не хватало денег, а скорее всего желания прилететь к Любе и выебать её, как она ему неоднократно предлагала по телефону. Он прислал ей своего наместника, и Люба им усердно пользовалась.

За час до назначенной встречи Джон позвонил и сказал, что у него будут заняты ближайшие три месяца и сегодня встретиться с ней он не сможет, но что он обязательно будет Любе звонить и чтобы она тоже обязательно звонила ему. Люба сказала как можно спокойнее, что ему она звонить не будет, а он, когда передумает, может ей позвонить.

Любовь никогда не падала духом. Она твёрдо знала, даже не делая подсчётов, что мужиков на земле – как рыб в океане. И эта мысль неизменно утешала её при всех немногочисленных неудачах с мужчинами, случавшихся у нее. Однако в Америке эти неудачи следовали впритирку друг за другом, густо.

«Увы, его только зовут Скотт, – подумала Любовь, когда за ним закрылась дверь, – а от животного у него даже запаха не осталось».

А дело было так. Познакомились они в магазине. Она пыталась изъясниться с продавщицей, а он помог.

– Какой у вас милый акцент, вы из Франции? – совершенно искренне спросил Скотт, демонстрируя тем самым полное отсутствие лингвистического чутья, но являя собой весьма крупного мужчину.

– Я из России, – радостно ответила Люба, ибо это был американский мужик.

Люба достала бы языком до его соска, но подступиться к нему было нелегко из-за выпирающего живота. От этого Скотт понравился Любе ещё сильнее. «У него должен быть большой хуй», – подумала Любовь и не ошиблась. Но прежде чем убедиться в правильности своего предположения, ей ещё пришлось потрудиться.

Скотт предложил выпить кофе, и они зашли в кафе.

– Хотите попить кофе у меня дома? – спросила Люба Скотта.

Слово «ебаться» она решила оставить на закуску. Но тот, к сожалению, куда-то торопился, и, посидев с полчаса в кафе, они договорились встретиться следующим вечером. Люба утешала себя тем, что хотя бы попрактикуется с ним в английском. Она разработала фантастический план для упрощения английского языка до такой степени, чтобы он стал почти русским. Происходить это должно было приблизительно так: она начнёт разговаривать со Скоттом и вставит русское слово. Американец спросит, что оно означает. Она даст английский перевод этого слова, не говоря, что это русское слово, а утверждая, что оно английское, просто этот синоним Скотту неизвестен. Тот в разговоре с другими американцами употребит это русское слово, которое ему представили как английское, и на естественный вопрос, что оно означает, объяснит вопрошающим его смысл. Те по невежеству начнут его использовать в разговоре. А она тем временем использует больше и больше русских слов, давая их перевод и называя их английскими, и, будь она уважаемой интеллектуалкой, все подхватили бы эти слова, чтобы заимствовать их из её почитаемой речи. Таким образом, всё большее количество русских слов внедрится в английский, и в конце концов английский станет понятен русскому человеку.

На следующий день Скотт поднялся к ней в квартиру, держа в руках букетик гвоздик. Когда Люба благодарственно уткнула в них нос, она не почувствовала никакого запаха. Он хотел повезти её куда-то развлекаться. «Ох уж эти мне американские мужики!» – вздохнула про себя Люба.

И тут она произнесла свою вещую фразу. Скотт сделал вопросительную гримасу, и Люба с готовностью повторила своё заклинание. Скотт привлёк-таки Любовь к себе, а она расстегнула-таки ему ширинку. Пошли поцелуи, и в итоге любовники оказались голые в постели. Член у Скотта стоял хорошо, поэтому Люба положила мужчину на спину и взобралась на него. Направив пальцами его кончик в нужную точку, она одним движением утопила его в себе, сказав себе: «Наконец-то». Но тут она почувствовала, что хуй уходит из-под неё. Скотт снял с себя Любу, встал с кровати и начал натягивать на стоящий хуй трусы.

– Что случилось? – совершенно ошеломлённая произнесла Люба.

– Всё слишком быстро происходит. Я ещё не готов для серьёзных отношений.

– А я и не хочу серьёзных отношений с тобой, я хочу ебаться! – в отчаянии воскликнула Люба.

– Ты прости, что так получилось. Ты мне действительно нравишься, – сказал уже в дверях Скотт и ушёл.

Люба сидела голая на кровати, не зная, что и подумать. Почему-то первой реакцией было обвинить себя. Но в чём? В том, что она опять была честной? Но с другой стороны, она не могла себе представить, что на свете может существовать мужчина, который, войдя в неё, да ещё в первый раз, не захочет в неё кончить. Она вообще не представляла, что такие мужчины существуют на этом, пусть Новом, свете. Она знала, что существуют импотенты, которые ей ещё не попадались, но такое?..

Ей стало страшно – неужели большинство американцев живут с женоподобной психикой?

Россия стала восходить в её мечтах землёй обетованной. Но лишь одной своей яркой стороной – обилием сексуально энергичных мужчин. Грузины были неиссякаемым и самым надёжным, хоть и не самым приятным, горячим источником. По слухам, подобным источником в Америке ей представлялись негры. Но она их боялась. Боялась их преступности, их наркотиков, их СПИДа.

Но сломалась Люба на негре-малолетке, он ей показался, по крайней мере, чистым и приличным. Это произошло опять же в каком-то магазине. Пока магазины были для неё самым завлекательным местом и предоставляли наиболее доступный живой контакт с американцами. Негритянский юноша вывозил продукты в тележке к машинам покупателей.

– Сколько тебе лет? – спросила Люба прежде всего.

– Восемнадцать, – сказал курчавый, как Пушкин, мальчик.

«Ну, тут уж должно быть наверняка», – подумала Люба, давно уже оглядев его с ног до головы поэтическим взглядом.

На груди мальчика висела этикетка без цены, но с именем «Билл». Люба сказала, что у неё нет машины и что она сама докатит тележку до дома, который напротив магазина. Но ей нужно помочь передвинуть мебель, и если Билл хочет заработать, то он может заскочить после работы ей помочь. Деньги его сразу соблазнили. Но ещё более влекла Билла белая женщина. Смена кончалась через два часа. У Любы было достаточно времени, чтобы принять душ, подкраситься и одеть халатик на голое, огнедышащее тело. Пришёл Билл и спросил: «Что двигать, мэм?»

Он старательно отводил глаза от её распахивающегося халатика. Любовь решила не пугать его своей сакраментальной фразой «Давай ебаться!», а повела его в спальню, где она нарочно отодвинула кровать от стенки и оставила посреди комнаты.

– Подвинь её к стене, – попросила она.

Билл нагнулся, взялся за кровать, а Люба зашла сзади и упёрлась лобком в его выпятившийся зад. Билл одним движением придвинул к стене кровать, но боялся повернуться. Люба завела спереди свою руку, расстегнула ему ширинку и засунула внутрь все пальцы. Хуй сопротивления не оказал, ибо был вялый. Люба развернула Билла лицом и толкнула его на кровать. Он упал на спину, а Люба – на него и впилась в его нижнюю губу, так как она одна полностью заполнила Любин рот. Руки Билла ожили и стали мять Любу. Любовь стаскивала с него джинсы. Он приподнял зад, как приподнимала она свой, когда ею руководили мужчины.

– Сними кроссовки, – скомандовала Люба, и Билл снял их дрожащими руками. Носки его пахли не потом, как ожидала Люба, а сладким дезодорантом. Член всё ещё не был готов к трудам праведным, но его чёрный цвет завораживал Любовь и распалял. Она поглотила знакомую форму и стала её обрабатывать. И здесь запах был не мужским, а фруктово-ягодным. Она уже привыкла к благообразности запахов в Америке: «Если резко запахло клубникой, значит – поблизости туалет», – научилась узнавать она. Любовь, конечно, не жаждала российской нечистоплотности или грязи, но мужского запаха ей определённо хотелось. А член всё не твердел и не рос.

«Чуждый чарам чёрный член…», – продекламировала про себя Любовь. Билл лежал и глубоко дышал, держась руками за её голову. Усилия Любы привели к неизбежному извержению семени из по-прежнему мягкого хуя. Люба от удивления раскрыла рот, и семя вылилось на живот Билла.

И такого с ней ещё не бывало! Билл смущённо сел на кровати, вытер живот простынёй и молча стал натягивать трусы. Люба не стала его останавливать. Билл подошёл к дверям и промямлил: «Спасибо, мэм. До свиданья». Это была его первая белая женщина.

Тут Любу действительно охватила паника. Что же это за мужики в Америке?

Любовь вспомнила, как она устраивала себе частые командировки. Ехала она всегда в двухместном купе. С каким трепетом и предвосхищением она ждала появления попутчика. Им, как правило, оказывался мужчина, и часто весьма интересный. И если ей не везло в одну сторону, то уж обязательно везло в обратную.

Другим любимым ею способом обретать любовников было ловить такси на улице, а ещё лучше частную машину. Если она видела в ней привлекательного шофёра, она садилась и давала свой адрес. Когда они подъезжали к её дому, она предлагала шофёру ебаться. Каждый, кому это предлагалось, радостно следовал за ней в её роскошную квартиру и уходил не раньше времени, а лишь когда Любовь указывала на дверь. Однажды вечером её прихватили прямо на улице двое парней, затащили в парадняк и стали угрожать ножом, чтобы она побыстрее обнажилась.

– Пойдёмте ко мне домой, я вам дам так сладко, а что здесь на батарее корячиться?

– Обманешь! – не поверили своему счастью насильники.

И, решив, кто куда, использовали её одновременно с двух сторон, поставив на колени. Любови было жалко новых колготок, которые она надела первый раз и которые сразу разодрались на коленях.

«Мужчина встаёт на колени в мольбе, а женщина в готовности эту мольбу исполнить», – так она думала, удовлетворяя их и всё-таки испытывая некоторое удовольствие, несмотря на страх. Когда они кончили и оставили её одну, Люба вышла из парадного, только теперь ощутив стоявший там запах мочи. Она словила такси и заспешила домой отмываться. Ей было противно прежде всего потому, что парни ей не поверили и не захотели устроиться не спеша, по-человечески. Но даже об этом приключении она теперь вспоминала с трепетом.

– Если б ты знал, какие мужики в России грязные. Я их как к себе приведу, прежде всего под душ, – делилась воспоминаниями Любовь с Владом, её первым любовником-соотечественником, который вполне американизировался, по меньшей мере в своих запахах.

Влад жил в Америке уже более десяти лет. Американки обрыдли ему своей феминистичностью, закомплексованностью и обыкновенной глупостью. Кроме того, ему хотелось в постели болтать с женщиной по-русски. Посему он через знакомых узнавал о приезде очередной гостьи или эмигрантки и знакомился с ней. Его американский опыт, скромные деньги, представлявшиеся огромными для наивных россиянок, машина, казавшаяся им роскошной, производили неизгладимое впечатление на вновь прибывших. Влад продавал машины, был в этом весьма успешен, а потому магазин ежегодно предоставлял ему в пользование новую модель. Влад был мягок в обхождении и многозначителен в разговорах. Он любил производить впечатление богача и человека, вхожего в бог весть какие высшие общества. Это ему легко удавалось только с ошалелыми от первых американских впечатлений россиянками. Он мог показать свою чековую книжку, от которой женщина просто отпадала, хотя бы потому, что раньше никогда не видела чековой книжки. Но на этом Влад не останавливался и указывал:

– Видишь, в каком банке я держу деньги?

Женщина робко прочитывала по-английски: «Фёрст Банк».

– Точно, – подтверждал Влад, – Первый банк. А в Первом банке не открывают счёт кому попало, на то он и Первый.

Женщина мгновенно проникалась к нему почтением. Влад любил свежих россиянок за чистоту. Не то что СПИДа, а обыкновенного триппера можно не опасаться, каждая перед отъездом проверяется вовсю у врачей, чтобы ехать здоровой. И поначалу им спать не с кем. Вот он и лишает их американской девственности.

Любовь делала постоянные усилия, чтобы не брать в любовники эмигрантов. Она избегала эмигрантских вечеринок, русскоязычных гостей, устремляясь только на американцев. Пыль, которую Влад хотел пустить в глаза, Любовь легко сдула. Но неудачи с американцами и воспоминания о родных мужиках настроили её на соглашательский лад, и тут Влад пригласил Любовь в бар. Когда они подняли бокалы, Влад спросил:

– За что пить будем?

– За еблю! – предложила Любовь.

Влад от удивления раскрыл рот и, чтобы оправдать этот жест, влил в рот содержимое бокала. Затем он полез через стол с поцелуем, который Люба приняла на язык.

Они быстро свернули вступительную часть и поехали к Владу домой. Там свершилось совокупление, по которому Любовь так тосковала. Но по пути Влад приобщил её к новому для неё. Русские женщины не развращены в России обилием частных машин, и поэтому большинство не делало минет в машине, как американские женщины, занимавшиеся этим со школьной скамьи. Поэтому русскую женщину можно приятно удивить новизной, дав ей сосать хуй во время движения. Это придаёт её ощущениям американский колорит, до которого они так жадны в первое время.