Текст книги "Чтоб знали! Избранное (сборник)"

– Я не хочу туда ехать. Отвези меня домой, – твёрдо заявила Сэнди.

И тут Грег, словно почуял, каким способом нужно уговорить Сэнди. Он обнял её за плечо, притянул нежно к себе и, не спуская глаз с дороги, поцеловал её в голову.

– Ты знаешь, мне ведь очень хорошо с тобой, – сказал он.

Сэнди вздрогнула – ещё никто так нежно не целовал её и не говорил таких слов – на глаза навернулись слёзы. Она вытащила платок из кармана и промокнула глаза.

– Ну почему мы не можем побыть где-нибудь вдвоём хотя бы час? – всхлипнула Сэнди, размякая.

– Обязательно побудем, детка, но сегодня давай уж поедем на вечеринку. Тебе понравится, вот увидишь.

– Но ты обещаешь, что мы побудем потом вдвоём?

– Обещаю, детка, – сказал Грег и положил руку ей на ляжку.

Сэнди было не по себе – она очень редко бывала на вечеринках, и это были вечеринки либо с родственниками, либо со старыми, еще школьными знакомыми. А тут – все незнакомые, да ещё голые. Впрочем, чужая, да ещё мужская нагота её не смущала – она стыдилась своей наготы, своего толстого тела, вернее, её удручал факт, что мужчины не интересуются ее телом, а само по себе тело – что ж, ей было в нём вполне удобно.

Они подъехали к большому двухэтажному дому. Окна были зашторены. Идя по дорожке к дому, Сэнди чуть не подвернула ногу из-за своих каблуков. Она рассердилась, сняла туфли и понесла их в руке. Дверь была не заперта, и Грег вошёл в дом, а за ним и Сэнди. Со второго этажа доносилась музыка. К ним навстречу уже спускался по лестнице хозяин дома. Это был высокий стройный парень в очках и с пренебрежительной ухмылкой на губах. Две вертикальные морщины ставили его рот в скобки.

– Привет, Грег, как зовут твою красавицу?

Сэнди в первый момент оскорбилась, а потом уговорила себя, что, может быть, она ему понравилась и он назвал её красавицей серьёзно – есть же мужчины, которые обожают толстых женщин.

– Это Сэнди, – вяло представил её Грег.

– А я Джордж, – сказал хозяин, всё ещё возвышаясь над ней на ступеньках лестницы. – Добро пожаловать во Дворец Наслаждений. Поднимайтесь наверх, там уже все собрались и смотрят видео.

Сэнди стала подниматься, и лестница под ней заскрипела.

– Поднимайся быстрей, – сказал ей вслед Джордж, – а то лестница может обвалиться.

Сэнди приняла эту шутку всерьёз, заторопилась и услышала, как Грег и Джордж засмеялись. Сэнди поднялась на второй этаж и посмотрела вниз, почему Грег задержался. Она увидела, что Грег отсчитывает Джорджу деньги, а тот что-то говорит ему. Она прислушалась.

– …всех ребят распугает. Мы же договаривались – только смазливых девочек.

– Вкусы разные бывают, – пытался отшутиться Грег.

– Послушай, здесь идиотов нет. В следующий раз с такой вовсе не приходи.

– Ладно, ладно, – примирительно согласился Грег, и они стали подниматься наверх.

Сэнди стояла с колотящимся сердцем, делая вид, что она ничего не слышала. По сути говоря, она ничего нового не услышала, просто судьба почему-то старалась лишить её приятных иллюзий.

– Не стесняйся, входи, – сказал Джордж, открывая перед Сэнди дверь, за которой слышалась музыка и стоны.

Сэнди очутилась в комнате, где у дальней стены стоял видеомагнитофон с большим экраном. На экране в самом разгаре происходило совокупление. Сэнди всего два раза была в порнокинотеатре, куда её водили случайные мужчины, не осмеливаясь сразу вести в постель. Последний раз это было года два назад, поэтому Сэнди уставилась на экран, чувствуя быстрое появление готовности принять участие в подобном действе.

Наконец она заметила слева и справа от себя пять-шесть пар, сидящих на ковре. Все были стройные – это сразу бросилось Сэнди в глаза. Большинство были раздеты, а полураздетые не отставали от них в активности. Кое-кто поднял на вошедших голову, но сразу вернулся к прерванным занятиям. Грег быстро разделся, сложив вещи в углу, и кивнул ободряюще Сэнди. Одна пара разомкнулась и вышла в дверь, ведущую в другую комнату. Сэнди щёлкнула замком лифчика, и её груди выплеснулись на простор. С раздеванием же она решила повременить, пока в этом не появится необходимость. Грег сказал, что он сейчас вернётся, и вышел. «Наверно, в туалет», – подумала Сэнди. Она полулежала у стены и смотрела, как пары менялись партнёрами, объединялись в живописные группы. Сэнди хотела подойти поближе, надеясь, что ей предложат присоединиться, но у неё не хватало духа сделать первый шаг. Вернулась пара, которая выходила из комнаты. Мужчина прошёл мимо Сэнди, даже не взглянув на неё, и объединился с другой парой, а его партнёрша стала целовать женщину, над которой трудился мускулистый молодой человек. Сэнди заворожённо смотрела на зрелище перед собой и чувствовала, как в ней горит нутро. Она заметила, что Грег вошёл в комнату с какой-то женщиной, держа руку на её заду. «Он никогда так не держал меня», – ревниво подумала Сэнди и огляделась в надежде увидеть незанятого мужчину. Один мужчина как раз отделился от скопления тел и направился к Сэнди. А Грег тем временем поблескивал лысиной, вызывая чьи-то стоны. Мужчина уселся рядом с ней на ковёр. «Привет», – без воодушевления сказал он. Сэнди молчала, напрягаясь от его равнодушия к ней. Но с какой жадностью она бы бросилась на него, если бы он хоть к ней прикоснулся – он был копией фотографий из «Плэйгёрл».

– Красивая картинка, не правда ли? – сказал он, указывая на композицию, которую создали две пары посередине комнаты. Ему просто хотелось поговорить.

– Ничего, – выдавила из себя Сэнди.

– Нет, я с вами не согласен, я считаю, что очень даже чего, – с ироническим глубокомыслием произнёс он и добавил: – Надо им помочь.

Он поднялся и гармонично вписался в группу.

«Даже не захотел до меня дотронуться», – подумала Сэнди, и слёзы потекли у неё по лицу, размывая результаты часового труда перед зеркалом.

Сэнди чувствовала, будто её оскорбили, надругались над ней. Она подумала, что, наверно, подобное чувство испытывает изнасилованная женщина. От этой мысли она всхлипнула и, застёгивая на спине лифчик, услышала, как треснуло её платье по шву. Сэнди нащупала свои туфли и быстро спустилась по скрипящей лестнице.

Никто не заметил её ухода, и последнее, что она услышала, выходя из дома, – это торжествующий стон какой-то женщины, добившейся своего. На улице было совсем темно.

И вдруг она ясно вспомнила картину «Лукреция». Она видела её в музее, когда ещё в школе их водили на экскурсию. И опять вспыхнула непостижимость причины самоубийства. Сэнди часто представляла, что её насилуют, и эта фантазия удручала её только тем, что не может сбыться. Сэнди шла по улице, испытывая полную безнадёжность. Даже мысль о завтрашней почте не приносила ей никакого успокоения, так как она ощутила отвращение к Грегу, а он теперь неразрывно связывался с мыслями о почте. Сэнди испугалась, что её отрадные надежды на почту больше не будут с нею. А почтовая надежда была прекрасна тем, что, будучи разрушенной, она мгновенно восстанавливалась. Происходило ежедневное возрождение надежды, и это было удобно, так как оно обуславливалось не усилиями со стороны Сэнди, а всего лишь почтовым ритмом. Теперь вторжение Грега в безличную почтовую поставку ставило под угрозу автоматизм возрождения надежды.

Сэнди пыталась остановить машину, но никто не останавливался. Всё-таки одна машина замедлила скорость, но сидевший в машине мужчина разглядел её и проехал мимо, не останавливаясь. Сэнди опять заплакала.

Наконец какая-то машина остановилась. На переднем сиденье рядом с водителем сидела красивая девушка.

– Вам куда? – перегибаясь через девушку, спросил мужчина, который был ей под стать.

Сэнди назвала адрес. «Спят вместе», – сразу подумала она, заметив, как мужчина уверенно держал руку на колене своей спутницы.

– Садитесь, нам по пути, – сказал он и открыл ей изнутри заднюю дверцу.

Сэнди сидела и смотрела на ухоженные волосы мужчины и вдруг чётко вспомнила баночку с таблетками для сна, которые часто принимала мать. И Сэнди оказалась перед решением, принятым помимо её воли. Конечно же, этой баночки должно хватить. Так легко покончить с этим толстым телом. У Сэнди просто появилось желание избавиться от бесполезной плоти, и страха смерти не было, только острое любопытство. Думая об этом, Сэнди удивлялась, что умудряется отвечать на вежливые вопросы парочки впереди, но что это никак не отвлекает её от всё более глубокого погружения в бездну принятого решения.

Сэнди подсказала мужчине несколько последних поворотов, что оставались до её дома. Было поздно, но в гостиной и в спальне матери горел свет. Обыкновенно мать всегда тушила свет на ночь, экономя каждый цент. Сэнди подумала о ней с неприязнью – своим бодрствованием мать может помешать. Входная дверь оказалась незапертой. Войдя в гостиную, Сэнди замерла, поражённая увиденным – за столом сидела мать, одетая в один из костюмов отца, в отцовской шляпе и в галстуке, повязанном вокруг голой шеи. Мать сидела неподвижно и смотрела перед собой. На лице кривилась улыбка.

– Мама, что с тобой? – выкрикнула Сэнди.

Мать не шелохнулась и не отвела взгляда от того, что ей так приглянулось.

Сэнди осторожно подошла к ней и потрясла за плечо. Тело матери было напряжено и стойко сопротивлялось руке Сэнди.

Сэнди бросилась к телефону, стала набирать номер полиции 911, набрала 9 и стала искать на циферблате 11. Она никак не могла понять, почему она не может найти эту цифру. Потом она вспомнила, что надо позвонить оператору. Разъединила, дождалась гудка и набрала 0. Обычные несколько секунд задержки перед соединением оказались невыносимыми, и она снова разъединила и неожиданно для себя набрала с ходу 911. А мать всё не шевелилась. Сэнди с трудом объяснила, что это не ранение, не сердечный припадок и не удушье, и не кровотечение. «Что же это?» – спросили в трубке.

– Она сошла с ума! – крикнула Сэнди и разрыдалась.

Полицейский вбежал в дом, за ним санитары. Они попытались говорить с матерью, но быстро поняли, что тут не до разговоров. Поднять её со стула на ноги не удалось, так как она словно окаменела в сидячем положении. Когда санитары брали её на руки, шляпа упала с её головы, покатилась к ногам Сэнди и улеглась у её ног, как собака. Мать вынесли на улицу, где стоял медицинский фургон с распахнутыми дверьми и полицейская машина.

– Вы можете поехать с нами в больницу, – предложил полицейский.

Сэнди отрицательно покачала головой.

– Тогда вам позвонят из больницы, чтобы выяснить анкетные данные, страховку, ну, и всё остальное.

Сэнди кивнула.

– Всё будет хорошо. Вы не расстраивайтесь, – сказал полицейский и вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.

Машины отъехали от дома, и наступила резкая тишина.

Вдруг громко включился холодильник, и Сэнди вздрогнула от неожиданности. Это вернуло ей чувство голода. Она открыла холодильник и засунула что-то в рот. Сэнди жевала и вспоминала мать, которая всегда была так далека от неё, что ей казалось, будто отсутствие матери длилось всю жизнь.

Сэнди заглянула в комнату матери – на кровати лежала одежда отца. «По этому адресу ничего хорошего не может случиться, – подумала она. – Сюда приходит только безразличие и равнодушие мира».

Она стала ходить по маленькой гостиной, так как не могла сидеть от волнения. Машинально, как это она всегда делала, Сэнди подошла к почтовой щели и проверила, не застряло ли там чего. Её пальцы ощутили бумагу. Сэнди схватила её и вытащила конверт. Он был адресован ей, но почерк был незнакомый и обратного адреса не было. Она судорожно вскрыла конверт. Но в конверте ничего не оказалось, он был пустым.

Э. С.

Первое, что почувствовал Кен, сходя с трапа самолёта в бомбейском аэропорту, – это запах дерьма. Взлётное поле было обнесено колючей проволокой, вплотную к которой подступали лачуги, а вернее, развалины лачуг, слепленные из ржавых листов железа, обломков дерева и невесть из чего ещё. Эти поселения кишели людьми, и для их запахов колючая проволока не являлась преградой.

Индийские таможенники и чиновники эмиграционной службы стояли надменные, как магараджи, снисходительно взирая на толпу пассажиров. Кен затосковал по вежливым улыбкам на лицах. Он вспомнил, как Натали не хотела больше ехать за границу после того, как побывала за океаном.

Все люди – чужие, а там они ещё и чуждые, – объяснила она ему.

Чиновник с грозным, но тусклым лицом долго изучал паспорт Кена. Наконец он решился – ляпнул печать и поставил в ней загогулину. Не глядя на Кена, он протянул ему паспорт и качнул отрицательно головой.

– В чём дело? – спросил Кен.

Чиновник поднял на него свои пустые глаза, опять отрицательно покачал головой и нехотя произнёс:

– Идите на таможенный досмотр.

Впоследствии Кен узнал, что в знак согласия в Индии не кивают, а покачивают головой из стороны в сторону.

Таможенник сладострастно копался в огромном чемодане молодой индианки. Следующим был Кен. Вокруг бегали и кричали обильные дети индийских пассажиров, мешавшие Кену спать в самолёте. Родители время от времени делали заведомо безуспешные попытки приструнить их. Индианка старалась запихнуть свои яркие тряпки в чемодан, а Кен засмотрелся на смуглую талию, которую сари оставляло открытой. Таможенник окликнул Кена и попросил раскрыть чемодан. Кен очнулся и щёлкнул замками. Таможенник погрузил руки в нутро чемодана и остался удовлетворённым. Он отметил документ и качнул головой. На этот раз Кен решил не задавать лишних вопросов и направился к выходу.

Автоматические двери нехотя расползлись, и Кен отшатнулся – шумящая черноволосая толпа индийцев жаждала всосать в себя всё выпускаемое аэропортом. Толпа состояла из говорливых людей, которые высматривали своих знакомых среди выходящих, а также из очень или не очень грязных подростков и взрослых: одни были шофёрами такси, а другие – носильщиками, профессионалами или любителями. И те и другие хватали пассажиров за руки, привлекая к себе внимание в ажиотаже конкуренции, пытались завладеть чемоданами.

Кен сам донёс чемодан до длинной вереницы такси. Шофёры призывно махали ему руками, а он старался выбрать среди машин ту, которая бы не развалилась по дороге – все они были «фиаты» одной и той же древней модели.

Наконец он сделал выбор, но не по машине, а по шофёру, лицо которого показалось Кену симпатичным.

Узкие улицы были настолько грязны и многолюдны, что казалось, по ним невозможно ехать.

Но навстречу неслись такие же развалюхи-»фиаты», беспрерывно сигналя неповоротливой толпе. Многие машины ехали по стороне встречного движения, и, когда лобовое столкновение было почти неминуемо, они лихо отворачивали и чудом разъезжались. Проделывая такие трюки, шофёр Кена сидел без всякого напряжения и лишь усердно жал на гудок. Кен решил внести предложение изготовлять сигналы в индийских машинах постоянно включёнными, чтобы, лишь изредка нажимая их, можно было бы прекращать гудение. Он усмехнулся этой мысли, но на душе у него было невесело.

После третьего расставания с Натали, которое, как он окончательно для себя решил, должно было быть последним, Кен принял предложение одной крупной компании и стал менеджером по торговле с азиатскими странами. Работа эта была связана с частыми командировками, и это больше всего привлекало Кена возможностью быть подальше от Натали, чтобы опять не поддаться соблазну её преданной любви. Впрочем, преданной её любовь можно было бы назвать с оговоркой – помимо Кена она любила наркотики. Эту любовь Натали по возможности скрывала от Кена, но он об этом знал, ревновал и даже использовал это как предлог для окончательного разрыва. Вот уже год, как они не виделись, и это был самый тяжёлый год для Кена – он всё ждал, что со дня на день он перевалит через пик и станет легче. Но легче не становилось.

Гостиница оказалась вполне приличной по сравнению с улицей. Дверь такси заискивающе открыл длинный индиец в высокой чалме с павлиньими перьями. Бой подхватил чемодан, и вскоре Кен осматривал большую, но неуютную комнату с гудящим кондиционером. По сравнению с жаром улицы в комнате стоял мороз. Кен покрутил регулятор температуры, но быстро обнаружил, что он не работает. Оставалось только выключить кондиционер. Однако через полчаса стало невыносимо душно. Кен распахнул окно, и в комнату ворвался шум людей и машин. Пришлось закрыть окно и снова включить усердный кондиционер. Кен позвонил администратору, и тот обещал немедленно прислать техника.

День приезда предназначался для отдыха от смещения времени, и первая деловая встреча была назначена на завтра. Кен принял душ, задёрнул шторами назойливое солнце и лёг в кровать. Ему снилась Натали. С тех пор, как они расстались, она постоянно присутствовала в его сновидениях. Раньше ему сны снились редко, и, когда Натали, постоянно видевшая сны и придававшая им большое значение, рассказывала их Кену, он подтрунивал над ней. «Важно не то, что тебе снится, а какие ощущения ты при этом испытываешь», – серьёзно объясняла Натали. Тогда Кен приписывал курению её нескончаемые сновидения, но теперь он будто бы перенял от неё эту способность еженощно видеть сны. Странным было не то, что он видел сны, а то, что он помнил их в течение дня, а часто и по нескольку дней. На этот раз ему снился их первый разрыв. Натали стояла у окна полураздетая, только линия раздела проходила не горизонтально по талии, а вертикально, оставляя открытой одну грудь и одно бедро, как у Ричарда Линднера[11]11
  Ричард Линднер – немецкий художник, с 1941 г. работавший в США. Его изображения женщин впечатляют резкой оригинальностью.


[Закрыть]. Кен ещё успел удивиться, как же одежда держится на одной вертикальной половине и не сваливается. Кен произнёс давно задуманную фразу, что им пора расстаться, так как их отношения исчерпали себя. «Исчерпали себя», – несколько раз повторило эхо, и Кену стало неловко от бессмысленности этой фразы. Тогда, в прошлом, произнесённая твёрдым голосом, эта фраза казалась ему очень точной и значительной. «Почему?» – с ужасом в глазах спросила Натали, и по её лицу потекли слёзы. Она не всхлипывала, и черты её лица не исказились в плаче – то же застывшее выражение ужаса и обильные слёзы, которые она не пыталась вытереть. И тут Кену стало сниться, что и он заплакал от душераздирающей жалости. Но он твёрдо помнил во сне, что наяву у него не было слёз и что он тогда сам удивлялся окостенелости своей души. Но теперь, во сне, он чувствовал такую радость облегчения от слёз, что он бросился к Натали, встал на колени перед её лоном и уткнулся в него мокрым носом. Он проснулся от урчания, которое он услышал в её животе, но оказалось, что кто-то стучит в дверь.

Это был техник, пришедший чинить кондиционер. Кен посмотрел на часы и увидел, что проспал два часа.

В номере по-прежнему стоял холод. «Высокоскоростной сервис», – зло ухмыльнулся Кен и лёг в кровать, наблюдая, как техник ковыряется в регуляторе. Кен уснул опять, а когда проснулся, техник уже ушёл, но было по-прежнему холодно. Он позвонил в ресторан и заказал лёгкую закуску. Официант откликнулся гораздо быстрее – в комнате пряно запахло едой.

– Послушай-ка, – сказал Кен, – ты можешь достать мне девочку?

– Кого? – переспросил официант.

– Женщину, – пояснил Кен.

– О сэр, это очень тяжело, – заулыбавшись, вступил в торговлю служитель отеля.

– Я тебе хорошо заплачу, – пообещал Кен.

– Семьсот рупий, – хватил официант.

– О’кей, только она должна быть красивой и стройной.

– Да, она киноактриса, очень красивая, – зауверял он, видно кляня себя, что так мало запросил.

– И это на ночь.

– Да, да, сэр.

– И в семьсот рупий входят твои чаевые, – сказал Кен твёрдым голосом, как о деле решённом.

– О’кей, – согласился официант и попросил в задаток половину.

– Нет, получишь всё через неё, когда она придёт.

– Хорошо, – легко согласился официант.

Договорились, что она должна появиться в течение часа.

Единственным эффективным средством против мыслей от Натали были другие женщины. Но все они, как болеутоляющее, действовали лишь временно.

«Киноактриса, – усмехнулся Кен, – небось снялась раз в любительском порнофильме. Но цены явно доступные. Что ж, здесь гораздо легче быть, что называется, финансово независимым». Кен называл независимостью наличие таких денег, которые позволяют покупать желаемых женщин, но и не наносить этим ущерб своему бюджету.

Кен стоял у окна и смотрел вниз на подъезжающие к отелю такси. Но одинокие женщины из них не выходили. Кен пытался представить, как снимается сари – нужно ухватиться за край, перекинутый через плечо, и потянуть, и женщина начнёт вращаться вокруг своей оси, разматываясь, словно кокон.

Проезжая утром среди толпы, Кен видел огромное количество статных, красивых индианок с голыми пупками, глазеющими на прохожих. Многие женщины несли на головах различные грузы: кувшины, узлы, а на стройках даже корзины с камнями. И казалось, чем тяжелее груз, тем изящнее он делает несущую его. «Если их помыть, – прикидывал Кен, – прилично одеть и наложить чуть косметики, то каждая из них сошла бы за кинозвезду. Так что официант, быть может, и не солгал».

Час уже давно прошёл, и Кен заметил, что думает о том, что делает сейчас Натали. Эта мысль всегда приходила ему в голову, когда он ждал чего-то, а теперь, на другом конце Земли, вопрос этот казался возмутительно неразрешимым. Фантазия услужливо представила ему Натали, сцепившуюся с мужчиной, и он потянулся за телефонной книгой.

В телефонной книге не оказалось ни массажных заведений, ни эскорта. Отсутствие саун не удивило Кена, принимая во внимание местные климатические условия. Но отсутствие прочих услуг было дурным знаком государственного невежества. Оставались таксисты – люди, наиболее осведомленные о достопримечательностях своего города.

Раздражённый своей первой деловой неудачей в Индии, Кен спустился в холл. Швейцар распахнул перед ним дверь в тёмную улицу. На почтительном расстоянии от входа толпился люд, в основном состоящий из поджидающих шофёров такси. Обыкновенные странники жизни не допускались в оазис гостиницы. Кен отказался от предложения швейцара подать такси и пошёл по улице вдоль стены отеля. Улица вползала на холм, и по ней ехали велорикши, привставая на педалях и виляя задами. Сбоку, на той части улицы, которую едва ли можно было назвать тротуаром, сидели и лежали люди. Улица была их домом. Кен почувствовал, как кто-то сзади дотронулся до его руки. Он оглянулся. Это была красивая девчонка лет пятнадцати с грязным, но упитанным малышом на руках. Она произнесла что-то на своём языке и мимически продублировала, поднеся сложенные щепотью пальцы ко рту. Кен дал ей монету, и девчонка с младенцем пропали в темноте улицы. «Переход греховности зачатия в святость материнства. Переход этот полнится беременностью, которая поначалу, невидимая для посторонних, оправдывает грех только для забеременевшей, а потом, становясь очевидной, вызывает оправдание и в глазах окружающих, ибо она – доказательство подступающего материнства. Что же касается незаконнорожденных… Теперь общество побезразличело к внебрачным детям и не пытается отнимать радость материнства, как бывало». И тут Кен подумал о Натали, которая сделала от него три аборта. Совесть Кена всегда давала о себе знать при этой мысли, и он в какой уж раз старался уговорить себя, что он практически не виноват. Натали не желала принимать таблетки, так как была убеждена, что они очень вредят здоровью. Механические средства она отвергала, так как считала их либо опасными, либо уничтожающими значительную часть ощущений, которыми она не хотела жертвовать, несмотря на то, что Кен великодушно соглашался жертвовать своими. Она считала дни, и ей это казалось надёжным. Первый раз Натали забеременела, потому что она ощутила с Кеном такое яркое наслаждение, что решила отдаться на волю судьбы. Кен, не ведая об этом решении, несколько раз осведомлялся, не хочет ли она, чтобы он предохранялся, но она просила его не волноваться об этом. Кен решил, что она знает, что делает. Но вскоре Натали поведала ему, что у неё задержка, и, когда она призналась, что никак не предохранялась, Кен спросил:

– Почему?

– Потому, что я люблю, – сказала она, не глядя на него.

Это был первый раз, когда она ему сказала это слово. Кен подумал, что она хочет его разжалобить этим и получить согласие на ребёнка. Но Натали читала его мысли. Посмотрев Кену в глаза, она сказала:

– Я знаю, что ты не хочешь от меня ребёнка, не волнуйся – я сделаю аборт.

Кену стало неловко от её прозорливости, и он лишь сказал, что возьмёт все расходы на себя.

– Хорошо, – согласилась она. – Деньги – это по твоей специальности.

С тех пор она стала считать дни и продержалась полгода, пока не сбилась со счёта. В третий раз они были настолько пьяны, что были неспособны к каким-либо вычислениям. Они вдвоём встречали Новый год в доме Кена, настроение у обоих было тусклое в точном предчувствии близкой разлуки, и они выпили бутылку шампанского, бутылку коньяка, а потом ещё чего-то. За первые два раза Кен признавал свою вину наполовину. Но что-то у него внутри не принимало этой логики. Когда он вспоминал её провалившееся лицо, с которым она вышла от гинеколога, Кену становилось не по себе. Он и сейчас чётко слышал её стон от боли – анестезия почему-то не подействовала, и возникли эти страшные звуки. Кен сидел в приёмной и клялся себе, что теперь-то уж он обязательно расстанется с Натали – это единственное, что он может сделать, чтоб не быть причиной её боли впредь. И жутко было ему, слыша Натали, замечать, что боль вызывает стон, так похожий на стон наслаждения.

Кен высматривал таксиста поприличнее, но все они были чрезвычайно похожи друг на друга – чёрные жирные волосы, смуглые лица мелких мошенников и грязная одежда. «Один чёрт», – подумал Кен и подошёл к тому, что стоял поближе. Тот жевал какую-то жвачку, и зубы у него были покрыты чёрным налётом.

– Куда ехать, сэр? – подался к нему таксист.

– Ты можешь достать мне красивую девочку? – поинтересовался Кен.

Шофёр заулыбался и, с трудом подбирая английские слова, сказал, что для этого нужно куда-то ехать, где много женщин, там Кен выберет ту, что понравится, и её можно будет привезти обратно в отель.

– Сколько времени туда ехать? – спросил Кен.

– Двадцать минут, – пообещал таксист.

«Значит, все сорок», – прикинул Кен.

– Послушай-ка, я не хочу никуда ехать, ты привези девушку сюда.

Тут Кен заметил, что другие таксисты обступают их и обмениваются мнениями на своём тарабарском наречии. Шофёр стал что-то обсуждать со своими коллегами. Кену начинала надоедать вся эта кутерьма.

– Так что, можешь привезти сюда девушку или нет? – прервал их Кен.

Таксист повернулся к Кену, как раз закончив совещаться.

– О’кей, четыреста рупий.

– На сколько времени?

– На всю ночь, – заулыбался таксист.

«Работают только по полной программе», – подумал Кен и сказал вслух своё заклинание:

– Только она должна быть стройной и красивой.

– Да, сэр, очень красивая, – заверил таксист.

Договорились, что через полчаса он позвонит Кену в номер, чтобы Кен вышел и принял товар, так как одинокие индийские женщины не допускаются в отель.

Кен вернулся в номер и не раздеваясь лёг в постель. Надежду он запрятал поглубже, зная, что всю свою силу она израсходует на саму себя, чтобы оставаться прекрасной. Он не заметил, как заснул, и обнаружил это, услышав резкий телефонный звонок. Таксист оповещал, что он ждёт внизу. Кен, полусонный, спустился в холл, но там никого, кроме служителей отеля, не было. Он вышел на улицу и увидел таксиста, манящего его рукой. Женщиной и не пахло. Таксист двинулся к своей машине, стоявшей рядом, продолжая делать зазывные жесты. Кен подошёл и увидел девушку, сидящую в машине. В темноте трудно было разглядеть её, но одно было ясно, что она не красавица.

– О’кей? – с надеждой спросил таксист.

– О’кей, о’кей, – сказал Кен устало и подумал, что доступность в какой-то мере восполняет недостаток красоты.

Таксист что-то резко сказал девушке, и она резво вылезла из машины. Она была одета в белое сари, полновата, с гроздью белых цветков, воткнутой в конечно же чёрные волосы, собранные на затылке в узел.

Кен взял её под руку, но это выглядело неуклюже, и он, обняв её за талию, подтолкнул ко входу в отель. На свету Кен увидел, что она держит свои губы в улыбке. Ад министр атор окинул девушку всезнающим взглядом и окликнул Кена. Кен подошёл к нему и узнал, что по правилам он должен заплатить сто рупий за привод гостьи. Кен не стал спорить и расписался в ведомости в знак согласия. Девушка ждала его у лифта, не поднимая глаз от пола. Оказавшись с ней в лифте, Кен наконец взглянул на неё в упор. Запах цветка в её волосах напоминал запах жасмина. Она по-прежнему услужливо улыбалась. «Зубы белые и ровные», – удовлетворённо отметил Кен. Он спросил её имя – она пожала плечами и произнесла что-то нечленораздельное. Кен понял, что она не знает ни слова по-английски. Тогда он ткнул себя пальцем в грудь и сказал: «Кен». Её тёмные глаза просветлели пониманием, и она ткнула себя в большую грудь и произнесла своё имя, которое Кен тотчас забыл. «Да и зачем мне оно?» – подумал Кен. Лифт остановился, и Кену показалось, что двери не открывались целую вечность. Наконец они разъехались, и Кен, взяв девушку за руку, заспешил к своему номеру. Закрыв дверь на замок, он не медля стал раздеваться и через несколько секунд стоял голый перед всё улыбающейся девушкой. Ей было лет семнадцать. Кен требовательно потянул за край сари, и девушка стала его распелёнывать. Под ним оказался несвежий лифчик.

Груди были крупные, но некрасивые. Трусиков на ней не было, и лобок её был почти что лысым. Нет, он не был выбрит. Видно, не хватало мужских гормонов. Кен вспомнил лобок у Натали, который представлял из себя наиправильнейший треугольник, состоящий из густых тёмных волос – прямо как в учебнике по анатомии. Кен хотел было сполоснуть девушку в ванне, но потом нетерпение взяло своё, и он подтолкнул её к кровати. Однако нетерпение не лишило его предосторожности – уж очень непрофессионально грязной выглядела девушка. Кену показалось, что её кожа не только тёмная, но и нечистая. Поэтому он решил развернуться к её наиболее безопасному месту и, чтоб вывести её из нерешительности, подал ей пример. Через минуту она размякла и ответила Кену взаимностью. Кен был разочарован полным отсутствием у неё запаха. Сильный и полный достоинства запах Натали служил ему образцом, которого не могла достичь ни одна из его последующих женщин. Эта же избирательно следила за чистотой своего тела, уделяя всё внимание «рабочей» его части и небрежно относясь ко всему остальному, и всё тех же гормонов не хватало, чтобы поддерживать запах на ощутимом уровне даже при идеальной чистоте. В мыслях об этом Кен радостно высвободил свою жизнеутверждающую жидкость. Индианка отпрянула, села на кровати и стала отплёвываться с таким остервенением, будто это был яд кобры. «Такое пренебрежение основами любви недопустимо, когда тебе за неё платят», – возмутился Кен и, поднявшись с кровати, швырнул индианке лифчик, показывая, чтобы она убиралась. Девушка виновато улыбнулась, и Кену стало жаль её. Он протянул ей денежную бумажку местного производства. Она уже нацепила лифчик и, сложив бумажку, запихала её меж грудей. Ещё не вполне понимая сложившуюся ситуацию, она была явно удивлена скорым окончанием дела. Она вопросительно посмотрела на Кена и, сложив ладони вместе, поместила их под ухо и склонила набок голову, показывая, что она не прочь предаться сну. «Наглая баба, – разозлился Кен, – вместо бардака норовит устроить ночлежку». Нет, она его явно не вдохновляла.