Текст книги "Легендарные герои военной разведки"

13 августа 1937 года прервалась связь с самолетом одного из первых Героев Советского Союза, легендарного летчика Сигизмунда Леваневского. Он совершал перелет из Москвы через Северный полюс в США. Поиски, организованные как в СССР, так и в США, результатов не дали.

Вместе со всей страной за судьбу пилотов волновался и никому неизвестный в ту пору механик подмосковного радиоцентра, студент-вечерник электротехнического института Борис Михалин. Но у Бориса были свои переживания. Он считал, что сам Леваневский и члены его экипажа могли уцелеть при посадке даже в таких сложнейших условиях Крайнего Севера или, в конце концов, выброситься с парашютами. Но что потом? Как дать знать о себе? Ведь у пилотов не было связи с Большой землей. «Эх, если бы у них оказалась запасная радиостанция…» – досадовал Борис. Он вынашивал давнюю мечту, создать такую станцию, написал о ней дипломный проект в институте. Михалина заметил и поддержал профессор Асеев. Он помог перейти ему на работу в радиолабораторию Наркомата обороны. И вот в апреле 1940 года образец малогабаритной, легкой коротковолновой радиостанции, обеспечивающей радиосвязь на большом расстоянии, был готов. Изготовили несколько экземпляров для испытаний. «Север» (такое наименование получила станция) успешно прошла испытания.

Однако даже в мирное время между исходными образцами и серийным производством лежит долгий и трудный путь. А тут война. Да еще было принято, по меньшей мере, странное решение – выпускать «Север» в блокадном, отрезанном от всей страны Ленинграде, на заводе Козицкого. Но приказ никто не обсуждал. Потребность в радиостанции была огромной: ее ждали разведгруппы ГРУ, спецгруппы НКВД, партизанские формирования, подпольщики.

Задача оказалась чудовищно сложной. Выражаясь нынешней лексикой, она была практически невыполнима. Но тогда в ходу были другие понятия и лексика иная: умри, но выполни. Этим правилом руководствовались и вступившие в работу военпреды – Евгений Павловский, Абрам Мотов и Николай Баусов.

«Предстояло создать, – вспоминал Павловский, – надежную для деятельности в полевых условиях на войне, ударопрочную, морозо– и жароустойчивую станцию, разработать конструкторскую и технологическую документацию, естественно, с учетом оставшегося после эвакуации станочного и измерительного оборудования, ограниченного ассортимента сырья и материалов. И все это применительно к конвейерной сборке, где работают не высокопрофессиональные монтажники, а обычные люди, порою еще вчера не державшие в руках отвертки.

Люди трудились, не уходя с завода. Они, случалось, умирали прямо на рабочих местах, гибли от артобстрелов. Приходили новые люди, но их надо было обучить сборке станций.

Все это происходило на моих глазах. Как-то я в очередной раз по производственным проблемам разговаривал с начальником цеха. Отошел на полчаса, а когда возвратился, он уже был мертв. Умер от голода».

Руководство завода старалось хоть как-то поддержать своих работников. На окраинах города, в прифронтовой полосе, с риском для жизни собирали остатки замерзшей капусты, картошки.

Да, действительно, рождение серийного «Севера» шло тяжело. Кроме голода, холода, обстрелов возникало много непредвиденных, неожиданных ситуаций, к решению которых самым активным образом подключались и военпреды. Это не входило в их прямые обязанности, но к ним непосредственно обращались люди.

В феврале 1942 года в здание, где размещалась лаборатория профессора Стрельникова, попала бомба. Погибло много сотрудников. А они занимались проблемами уменьшения веса аккумуляторных батарей для «Севера». И такие батареи значительно меньшего объема были созданы. На их сборке работали в основном женщины. Авиабомба прилетела в лабораторию как раз перед приходом туда воентехника Павловского. Ему потом показали помещение во дворе, где от пола до потолка были уложены трупы погибших.

Но здесь же, через несколько часов, в неотапливаемом промерзшем сарае, сбили длинные столы, скамейки и при свечах и коптилках опять возобновили сборку батарей. Однако работа эта была тонкая, сборщицы сидели с увеличительными окулярами на глазах, и при керосиновом и свечном освещении работать было невозможно. Тогда одна из работниц подошла к Павловскому.

– Мы не просим у вас хлеба и тепла, – сказала она. – Знаем это невозможно. Но подключите нас к электросвету, чтобы мы дали продукцию, которая вам очень нужна.

Евгений Федорович, откровенно говоря, растерялся. Где же ему взять этот электросвет? Однако женщина привела его в чувство.

– Рядом с лабораторией стоит какая-то воинская часть. Слышите, стучит бензоагрегат. Договоритесь с коллегами.

Павловский прислушался. И вправду, невдалеке за забором, стучал бензомотор.

И таких неожиданных вводных было немало. Пришлось, к примеру, Евгению Федоровичу подключиться к поимке немецких диверсантов, которые работали в Питере и наводили фашистские самолеты на важнейшие объекты городской инфраструктуры. Конечно, он не участвовал в противодиверсионных рейдах, но свой вклад в создание пеленгатора для засечки немецких агентов внес.

А случилось это так. Он сам едва не погиб от диверсантов. Явно по их наводке дальнобойная артиллерия обстреляла здание разведывательного отдела фронта на Красной улице.

Погибли сотрудники. Получил контузию и Павловский. Он потерял сознание, и его приняли за погибшего, вынесли из здания, положили вместе с умершими. Сколько он пролежал, не помнит. Собирались уже вывезти трупы и захоронить, но, к счастью, он очнулся и застонал. Его вытащили из-под трупов, оказали первую помощь. В госпиталь ехать отказался, отлежался несколько дней в местной котельной, и за работу.

Однако пока отлеживался, все время думал, какое оружие найти против этих фашистских сволочей, действовавших в блокадном городе. Как инженер-радиоразведчик понимал: надо создать УКВ-пеленгатор и установить его на самых высоких зданиях города. Иначе местонахождение вражеских диверсантов со станциями установить невозможно.

Свои соображения доложил руководству разведотдела фронта. Обратились в горком партии. Нашли полное понимание. К разработке пеленгатора привлекли научно-исследовательский институт, который располагался на Крестовском острове, потом на том же заводе Козицкого изготовили прибор. И он с большим успехом засекал вражеские радиостанции.

Справедливости ради надо признать, что бывали и вовсе тупиковые ситуации. Вот как, к примеру, история с импортной иностранной лампой. Дело в том, что рация «Север» имела три лампы: две отечественные и одну импортную. Станция конструировалась в мирное время, и проблем с приобретением иностранных ламп не было. Но где их взять в войну? Да еще в блокадном Ленинграде? Многие разработчики уехали в эвакуацию, кто-то ушел на фронт. Но без лампы нет радиостанции.

Подполковник Миронов, его сотрудники бросились на поиски. К счастью, в ополчении удалось отыскать инженера, талантливого специалиста-«ламповика». И он в короткое время создал новую лампу, меньшую по размерам, не уступающую иностранной по своим параметрам.

Возможно, инженер и не подозревал, что совершил подвиг. К сожалению, блокнот Ивана Миронова, где была записана его фамилия, сгорел при бомбежке. Так он и остался безвестным героем.

Несмотря на все трудности, в октябре 1941 года завод Козицкого выпустил 806 станций. В последующие месяцы по ряду объективных причин их выпуск снизился, а в феврале 1941 года вновь стал нарастать.

А что же наши военпреды? Первым из боевого строя вышел Евгений Павловский. Вот как он вспоминал об этом: «Поскольку я занимался не только приемкой станций, но и решением других задач, приходилось бывать во многих местах. И все это пешком. Большие расстояния для голодного человека. Предприятие «Светлана» находится около Финляндского вокзала. Оттуда надо дойти до Крестовского острова, потом до Суворовского проспекта. А сил мало. Доппитания не было.

Решили меня эвакуировать. Так в первый раз, чтобы сесть на полуторку, я не смог перейти мост. Поднялся на него и упал. Уехал только со второго захода.

Приехал в Москву, в Разведуправление. Встретил своего однокурсника Володю Афанасьева, он жил в гостинице «Балчуг». Выглядел я не очень. Володя дал мне свой ключ, сказал: «Иди, отлежись в номере». А через несколько часов он возвратился и видит – Павловский умер. Он вызвал врача. Привели меня в чувство. Оказывается, у меня голодный обморок».

Вслед за Павловским в Москву в распоряжение Разведуправления были отозваны и Баусов с Мотовым. Военпреды свою задачу выполнили. Теперь им предстояло отправиться в действующую армию. Евгений Павловский получил назначение на Брянский фронт в 347-й радиодивизион, Николай Баусов – на Южный в 469-й дивизион, Абрам Мотов на Юго-Западный фронт в 313-й дивизион.

К тому времени, когда в сентябре – октябре 1941 года Игорь Бутченко, Борис Дубович, Петр Костин, Степан Стемасов, Виктор Чайка, Петр Шмырев прибыли на фронт, служба радиоразведки Красной армии уже обрела первый боевой опыт. Во многом опыт этот был горьким и даже трагичным. И хотя сама радиоразведка накануне войны располагала данными о подготовке Германии к войне с СССР, нападение 22 июня 1941 года стало для нее внезапным. Радиодивизионы и их пеленгаторные пункты, выдвинутые близко к границе, попали под удар противника.

Практически все части радиоразведки, дислоцированные в Прибалтийском, Белорусском, Западном, Киевском особом военных округах, в первые дни, недели боев, понесли большие потери. Радиопеленгаторный пункт 394-го дивизиона подвергся артиллерийскому и пулеметному обстрелу и был уничтожен, в 480-м дивизионе, отходящем из Белостока, к июлю осталось всего двадцать пять человек личного состава, 541-й дивизион полностью потерял два подразделения, развернутые в Литве.

Значительный урон был нанесен техническому имуществу дивизионов, приемной и пеленгаторной аппаратуре. Так, к примеру, 561-й радиодивизион из-за недостатка автотранспорта был вынужден уничтожить более половины своей аппаратуры.

Это говорило о большом просчете командования: недопустимо было в условиях ожидаемого нападения фашистов выдвигать радиоразведывательные подразделения близко к государственной границе и подвергать их неоправданному риску.

Таким образом, в первый месяц войны в радиоразведке сложилась тяжелая обстановка – дивизионы, понесшие потери, следовало пополнить техникой и личным составом, а также развернуть новые боевые части. Тем не менее эта задача была выполнена. В июле радиоразведку уже вели 17 радиодивизионов и 4 отдельные радиостанции ОСНАЗ. Среди них находились и части, в которые прибыли уже названные выпускники «особого» отделения академии связи.

Не надо было иметь академического образования, чтобы понять: с началом войны условия работы радиоразведки резко изменились. Теперь приходилось действовать при постоянном перемещении войск в условиях быстроменяющейся оперативной обстановки. И потому привычные методы пеленгования, радиоперехвата оказались малоэффективными.

Основным средством в частях все еще оставалась проводная связь. Радиосвязь была налажена слабо. Ее использовали только для административных целей, но и в этих случаях она не всегда оказывалась устойчивой. Эту проблему хорошо знали и в Москве. Неспроста Генштаб издал директиву, в которой было записано: «Ни одно боевое донесение не будет считаться полученным, если оно не передано по радио. Все радиограммы принимать. О задержке докладывать. Делать отметки на радиограммах о причинах задержки».

Воентехник 1-го ранга Николай Баусов, прибыв в 469-й радиодивизион Южного фронта, узнал, что из-за нарушения радиосвязи, не имея ориентировки, в августе 1941 года попал в окружение их радиопункт.

Словом, у вновь назначенных воентехников было много работы. Тем более что все они оказались, пожалуй, на самых ответственных должностях – помощниками командиров по технической и хозяйственной части.

«Откровенно говоря, – признавался в беседе со мной Петр Спиридонович Шмырев, – техническая часть меня не пугала, а вот хозяйственная… В свои неполные двадцать два года хозяйственными вопросами я никогда не занимался. Да и в академии этому не учили. Помог мне Николай Иванович Лебедев, начальник продовольственной службы дивизиона. По возрасту он годился мне в отцы, был призван с гражданки, где до войны руководил крупнейшим гастрономом в Ленинграде. По сути, он и взвалил на себя дивизионное хозяйство».

Но не всем так повезло, как Шмыреву. У Владимира Бондаренко служба складывалась иначе. Первоначально его назначили начальником отделения особой техники в 151-ю отдельную радиостанцию ОСНАЗ.

Весной 1942 года Владимира Ивановича повысили в должности. Он стал помощником командира по технической и хозяйственной части. Летом ему присвоили воинское звание военинженера 3-го ранга, и вместо трех «кубарей» в петлицах появилась одна шпала.

В конце года в системе радиоразведки произошли серьезные организационные преобразования. Радиостанции ОСНАЗ, которые подчинялись Разведуправлению Красной армии, были переданы в систему НКВД. Изменились наименования и штатная структура частей. Так 151-я радиостанция получила название 3-го отдельного дивизиона специальной службы. Эти дивизионы входили в состав вновь развернутых полевых управлений спецслужбы фронтов. И вот тут Бондаренко получил новое повышение – помощником начальника управления по материально-техническому обеспечению. Теперь он отвечал не только за свой дивизион, но за все части и подразделения спецслужбы на Западном фронте.

«Наступила зима 1942–1943 годов, – напишет позже Владимир Иванович Бондаренко, – и я должен был обеспечить управление всем необходимым для успешной деятельности, а так же организовать работу хозяйственно-технических подразделений. Но поскольку эти подразделения пока не были укомплектованы, основную работу приходилось делать самому, что в условиях войны было трудной задачей.

Несмотря на все сложности, удалось успешно заготовить на зиму овощи, обеспечить приемные центры и служебные помещения топливом, принять и подготовить к эксплуатации автотранспорт и новую технику, укомплектовать по штату технические и хозяйственные подразделения. И когда эта работа была выполнена, я пришел к начальнику управления полковнику А. Семенову и попросил освободить меня от должности помощника по МТО».

Выслушав аргументы Бондаренко, начальник управления согласился с Владимиром Ивановичем, хотя и признался, что ему жаль отпускать такого толкового помощника. Однако Бондаренко был уверен: тыловая работа – это не его стезя. Да разве этому он учился в академии?

Впрочем, тут же возникла проблема: должность помпотеха в дивизионе уже оказалась занятой, и тогда Владимир Иванович согласился пойти начальником одного из подвижных радиоцентров. Правда, и центра еще не существовало. Его надо было сформировать, укомплектовать личным составом, а главное, профессионально подготовить.

«Обучение радиоразведчиков, – вспоминал Бондаренко, – проходило в классах и на параллельных дежурствах на разведпостах. Занятия по технике приходилось проводить самому, изучение радиосетей доверяли опытным офицерам и сержантам. По мере подготовки радиоцентру передавали боевые сети для организации перехвата. К лету 1943 года радиоцентр был готов к выполнению оперативного задания. Мы выезжали и работали при штабах армий, а иногда и фронтов.

Радиоцентр успешно выполнял боевые задания. Группа специалистов по дешифровке регулярно выдавала армиям сводки. Командующий 51-й армией наградил меня орденом Красной звезды. Удостоились наград и мои подчиненные».

Однако радиоразведка – это не только высококлассные специалисты, но и надежная техника. Ведь на вооружении радиодивизионов состояли радиоприемники, пеленгаторные станции диапазонов коротких, средних и длинных волн, переносная пеленгаторная и радиоприемная аппаратура, техника УКВ-радиоперехвата, а также аппаратура связи. Состояние и надежность работы техники имели огромное значение для выполнения поставленных задач. И поэтому обеспечение ее работоспособности было важнейшей обязанностью помпотеха дивизиона.

Настоящей головной болью в условиях войны становился дефицит радиодеталей и материалов для ремонта круглосуточно работающей аппаратуры.

Помощник командира 345-го радиодивизиона ОСНАЗ Ленинградского фронта Игорь Бутченко так рассказывал о проблемах с радиодеталями:

«В состав подчиненной мне технической части входила радиомастерская, укомплектованная грамотными, высокообразованными инженерами, призванными с «гражданки». Она успешно справлялась с возложенными на нее обязанностями, хотя сотрудникам мастерской приходилось ремонтировать аппаратуру не только на месте, но и выезжать в отдаленные пеленгаторные пункты. Детали нужны были, как воздух. И мне приходилось постоянно выезжать в довольствующие органы фронта.

Здорово помогал и Ленинград. В конце 1941 года мне довелось посетить завод «Светлана», крупнейший производитель электронной техники страны. Правда, предприятие было эвакуировано, но те специалисты, которые остались, понимали нужды фронта. По нашей просьбе они изыскали возможность и передали нам значительное количество новых электроламп и других радиодеталей. Эта помощь нам очень помогла».

Таковы были боевые будни воентехников «особого» отделения. Сохранились архивные документы, в которых дается оценка деятельности дивизионов, в период с 1 мая по 1 ноября 1942 года, где помтехами служили герои нашего очерка:

472-й дивизион (помпотех Борис Дубович) и 623-й дивизион (помпотех Петр Шмырев): «Отлично налажен перехват работы самолетных радиостанций противника на УКВ. Своевременно вскрыты сосредоточение и перегруппировка частей противника на мгинском направлении. Наряду с этим допускаются большие ошибки в пеленговании».

345-й дивизион Волховского фронта (помпотех Игорь Бутченко): «Хорошо освоено наблюдение за военно-воздушными силами на длинных и ультракоротких волнах. Хорошо вскрыты сосредоточение и перегруппировка войск на мгинском направлении и освещался ход боев в районе Синявина. Однако не достаточно налажена пеленгаторная служба».

347-й дивизион (помпотех Евгений Павловский) Брянского фронта: «Вскрыта и освещается группировка противника от Брянска до Орла. Своевременно и правильно выявлялась перегруппировка войск. Хорошо организован перехват и обработка открытых и кодированных радиограмм. Хорошо налажен перехват радиосвязи ближней разведки на УКВ, обработка этих сведений и использование их для подтверждения группировки войск».

313-й дивизион (помпотех Петр Костин, потом Абрам Мотов): «Вскрыта группировка 2-й венгерской армии. Выявлено прибытие итальянских войск на участок фронта Острогожск – Павловск. Установлено танковыми подразделениями воронежского направления в середине октября. Освещаются активные действия по данным открытого радиоперехвата».

469-й дивизион (помпотех Николай Баусов): «Вскрыта группировка немецких и румынских войск перед фронтом. Улучшено качество пеленгования. Отлично перехватываются и отрабатываются открытые и кодированные радиопередачи. Хорошо организовано наблюдение за военно-воздушными силами противника на длинных волнах».

Ко времени оформления этого документа на базе 490-го радиодивизиона Западного фронта был развернут 1-й отдельный радиополк (помпотех Виктор Чайка): «Налажена хорошая радиосвязь дивизионов с радиопунктами, которая на 80 % осуществляется на маломощной радиостанции «Север». Хорошо освоена разведка бомбардировочной авиации. Полностью выявлена радиосвязь верховного командования немецко-фашистской армии».

Радиодивизионы, в составе которых воевали выпускники «особого» отделения, принимали участие практически во всех основных битвах Великой Отечественной войны. Москву защищали 347-й, 490-й дивизионы и 151-я радиостанция ОСНАЗ, обороняли Ленинград 472-й, 623-й и 345-й дивизионы, под Сталинградом сражался 469-й дивизион, в боях на Курской дуге отличился 313-й дивизион.

Впоследствии радиоразведчики успешно действовали в операциях Красной армии, в результате которых враг был изгнан с нашей земли, а также положено начало освобождению стран Восточной и Юго-Восточной Европы.

Внесли разведчики свой вклад в победу и в завершающих операциях Великой Отечественной войны. Так, к примеру, 313-й радиодивизион, которым умело командовал подполковник Петр Костин, отличился в ходе Висло-Одерской и Берлинской операций, был удостоен орденов Красного Знамени и Богдана Хмельницкого III степени и отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего И. Сталина. Кстати говоря, Петр Трофимович Костин возглавил дивизион в начале 1942 года, дошел с ним до Берлина и вместе со своими разведчиками расписался на Рейхстаге.

Немногим выпало счастье поставить свой автограф на поверженном Рейхстаге, но каждый из них приближал победу на своем участке фронта. Случалось, не за пультом радиостанции, а с автоматом и гранатами в руках. Право же, это большая редкость, и возможно, кто-либо скажет, что не стоит о таких не характерных примерах вспоминать, но я все-таки вспомню. Ибо инженер-капитан Николай Баусов не только под авиационным и артиллерийским огнем противника обеспечивал связь, что было его главным делом, ремонтировал в полевых условиях пробитые пулями и осколками станции, обеспечивал безотказность действий радио– и телефонной аппаратуры в бою, но при необходимости брал в руки автомат.

Откровенно говоря, я бы никогда и не узнал об этих эпизодах боевой биографии Николая Ефимовича, если бы не одно обстоятельство. Собирая материал для очерка, естественно, интересовался фронтовыми наградами моих героев. У каждого из них, как правило, было несколько медалей и орден Красной Звезды. Вполне достойные награды. Но у Баусова кроме медалей оказалось два ордена Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды, и в мае 1945-го командир 25-го танкового корпуса генерал-майор Т. Фоминых представил его к ордену Красного Знамени.

«Товарищ Баусов, – писал комкор, – в боевых действиях 25-го танкового полка по уничтожению группировки фашистов восточнее Берлина, показал себя храбрым, мужественным офицером.

Умелым маневрированием радиосредств обеспечил командование корпуса надежной бесперебойной связью.

Находясь при оперативной группе штаба, тов. Баусов неоднократно вместе с радистами вступал в бой с немецкими автоматчиками.

3 мая 1945 года ночью в районе города Луккенвальде немецкие автоматчики вышли в расположение радиостанций. Товарищ Баусов организовал радистов, и в течение двух часов они вели бой с фашистами. Шестеро фашистских автоматчиков были убиты, остальные бежали с поля боя.

За проявленное мужество и отвагу в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками тов. Баусов достоин правительственной награды – ордена Красного Знамени».

И таких эпизодов в боевой биографии помощника начальника связи танкового корпуса было немало. В районе Сандомир колонна штаба столкнулась с отходящими войсками противника. Завязался ожесточенный бой. И здесь Баусов поднял связистов, отбил атаку немцев и успешно вывел радиостанции с поля боя. За это и был удостоен ордена Отечественной войны I степени.

Листаю личное дело майора Баусова, вчитываюсь в пожелтевшие от времени представления… Вот уж поистине отделение особого назначения. Те, кто давал такое название академической группе, имели в виду всего лишь их принадлежность к разведке. Оказалось все значительно глубже, и утвердилось название, практически, как имя нарицательное. Обычно группу нарицательных имен представляют термины из географии, топонимики, лингвистики, а тут – из военного дела. А ведь и вправду, если оглянуться на их судьбы, то увидишь – эти «особые» ребята стояли во главе многих новых, неизведанных дел.

В декабре 1942 года Народный комиссар внутренних дел Лаврентий Берия написал И. Сталину докладную записку. «Красная армия, – указывал он, – совершенно не занимается забивкой радиостанций противника на поле боя, несмотря на наличие к этому благоприятных условий.

НКВД считает целесообразным организовать в Красной армии специальную службу по забивке немецких радиостанций, действующих на поле боя».

Государственный Комитет Обороны поддержал предложение Берии, и такая служба была создана в Разведуправлении Генштаба. Возглавил ее подполковник Михаил Рогаткин. Впоследствии он станет генерал-майором, лауреатом Ленинской премии, будет стоять у истоков многих проектов радиоразведки. Вспоминая о нем, генерал Петр Шмырев всякий раз подчеркивал, что Рогаткин всегда был очень чувствителен ко всему новому, передовому, поддерживал это новое, защищал, внедрял в жизнь. А создание системы радиопомех в 1942–1943 годах и было то новое, которое с годами вырастет в службу радиоэлектронной борьбы. Сегодня без РЭБ не мыслит своего существования ни одна современная армия.

Подполковник Рогаткин понимал, что создавать и ставить на ноги новую службу должны люди молодые, незакомплексованные, со свежим взглядом на проблему, и в то же время достаточно опытные, знающие. Именно таким человеком и оказался Евгений Павловский, запускавший в серию в блокадном Ленинграде радиостанцию «Север», а теперь помощник командира по технической части 347-го радиодивизиона Брянского фронта.

Впрочем, Евгений Федорович отличился и здесь. Под его руководством из трофейных материалов были созданы устройства для синхронного пеленгования, и, таким образом, острейшая проблема была снята.

Рогаткин отозвал в Москву Павловского. «Да, действительно, – вспоминал Евгений Федорович, – подполковник Рогаткин занимался тогда радиопротиводействием. Он формировал специальную группу. Нужны были специалисты. Из инженерного состава Михаил Иванович призвал под свои знамена меня. Дело новое, трудное. Начали заниматься созданием системы радиопомех. А это формирование трех отдельных радиодивизионов – 130, 131 и 132-го. На вооружении дивизионов стояли автомобильные радиостанции, оборудованные приставками для создания радиопомех, радиоприемники «Вираж» и «Чайка», радиопеленгаторы «Штопор», а так же мощные железнодорожные станции радиопомех «Пчела».

Уже в феврале 1943 года дивизионы радиопомех убыли в действующую армию и были приданы Северо-Западному, Западному и Воронежскому фронтам.

В короткий срок вновь созданная служба сумела выработать принципы боевого применения своих средств, отработать тактические приемы подавления радиосвязи противника в различных звеньях управления и стала серьезным средством борьбы с врагом.

Показателем эффективности радиопомех может служить признание командующего группой войск, защищавшей Кенигсберг, генерал-полковника Ляша. В ходе допроса он говорил: «В результате ужасающей артиллерийской подготовки проводная связь в крепости была выведена из строя. Я надеялся на радиосвязь с Курляндией, с Земландской группой войск и с центральной Германией. Но эффективные действия забивочных средств русских не дали возможности использовать радиосредства для передачи радиограмм, и мои действия не могли координироваться ставкой верховного главнокомандования. Это послужило одной из причин моей капитуляции».

Что же касается Евгения Павловского, то он работал в группе Рогаткина до конца войны. День Победы встретил в Берлине, в составе войск 1-го Белорусского фронта, куда выехал накануне, чтобы обеспечить эффективное радиопротиводействие.

Следует сказать, что новое дело не испугало Евгения Федоровича и его коллег, и задание по созданию службы радиопомех было успешно выполнено. Впрочем, надо признать, что деятельность по организации системы радиопротиводействия противнику, тем не менее лежала в русле образования и профессиональных интересов Павловского. А вот бывший командир «особого» отделения майор Степан Стемасов в октябре 1943 года получил задание весьма далекое от его воинской профессии. Напомним, что до этого времени Степан Иванович воевал на Волховском фронте в должности начальника радиоотделения управления связи.

Служил он хорошо, всячески старался активизировать радиосвязь на фронте. Однако это было сделать не просто. Ведь Волховский фронт на протяжении двух лет оставался на месте, отрыва штабов от войск не существовало, и потому связь в звене фронт – армия – дивизия обеспечивалась, как правило, проводными средствами, а радио оставалось в резерве. На словах важность радиосвязи признавалась всеми, на деле же было не желание, неумение и боязнь пользоваться ею.

Стемасов, ратующий за более широкое применение радиосвязи, оказался прав. После полного окружения немцами 2-й ударной армии только радиосвязь позволяла штабу фронта получать сведения о состоянии войск и согласовывать совместные действия. Кстати говоря, Стемасов дважды вылетал в штаб генерала Власова для того, чтобы наладить радиосвязь.

«В начале июня 1942 года, – вспоминал он, – положение окруженной 2-й ударной армии ухудшилось, стала нарушаться радиосвязь. 5 июня пришлось вылететь в штаб армии во второй раз. Самолет У-2, пилотируемый лучшим летчиком эскадрильи связи Сухановым, набрал высоту 2000 метров, подошел к линии фронта и, выключив мотор, стал снижаться, планируя в район посадки. Несмотря на это, самолет все-таки был обстрелян из зенитных пулеметов.

Весь день 6 июня провел в уточнении обстановки в штабе армии. Связисты действовали в очень сложных условиях, постоянно отражая атаки противника.

Вылетая в командировку, я получил задание вывезти из штаба армии боевые донесения, оперативные и шифровальные документы, дабы исключить их попадание в руки противника. Так и было сделано. Самолет оказался загруженным до предела. Ночью мы пересекли линию фронта, и самолет приземлился на аэродром у поселка Малая Вишера».

В октябре 1943 года Стемасов был вызван в Москву. Ему вручили приказ о присвоении звания подполковника и назначении членом советской военной миссии в Лондоне. Так в жизни Степана Ивановича начался новый период – военно-дипломатический.

После подготовки и оформления документов подполковник Стемасов в феврале 1944 года вылетел по маршруту Сталинград – Баку – Тегеран – Багдад – Каир – Триполи – Гибралтар – Великобритания.

9 марта, после длительного путешествия, он прибыл в Лондон, и представился руководителю миссии вице-адмиралу Николаю Харламову. Как известно, главной задачей миссии было согласование совместных действий советских войск и армий союзников против фашистской Германии.

На Стемасова возложили обязанности соответствующие его образованию и фронтовому опыту – вопросы организации войск связи.

Военное министерство Британии проводило для членов миссии выезды на аэродромы, оборонные заводы, склады, а также приглашало на различные учения. Познакомился Степан Иванович и со своими коллегами из США. Например, с начальником связи 8-й американской воздушной армии полковником Сулливаном.