Текст книги "Бывает. Pulp fiction"

Язон

Явился, не запылился? – гнусно хихикая проговорило чудовище. Велл, велл! Ходячая протоплазма сама в рот лезет. Это же надо! Белки, жиры и углеводы, редкоземельные элементы, всякие там минеральные соли – просто приходят и на обед просятся. В смысле еды! Не, совсем эти двуногие наглость потеряли. Язон стоял, переминаясь с ноги на ногу. Не придти он не мог. Как говорили в его родном Иолке, за базар приходилось отвечать! Никто его за язык не тянул! Он сам посреди городской агоры объявил о стремлении стать царём, необходимым условием чего и было полное обладание полученным ли, похищеным ли, «Золотым руном», до сих пор находящимся в далёкой Колхиде. Долгие месяцы плавания на корабле «Арго», невероятные приключения, то c сиренами, то с амазонками, были преодолены. И это не смотря на то, что главный атлет команды великий Геракл – был вынужден вследствие истощения сил, сойти с корабля, переодеться в женскую одежду и, по совету психологов, ткать и прясть, скрывшись от бурных развлечений у царицы Омфалы. Язон же до Колхиды доплыл, представился царю, сходу, но секретно, предложил свои услуги дочери царя Медее и, очаровав её словами и действием, вызнал где оно всё же находится, это самое руно, то-есть, шкура барана, почему-то прозванная золотой. И вот он здесь, счастье обладания как руном, так и Медеей совсем близко, но выясняется непредвиденное. Дерево с висящей на нём шкурой взято под охрану неким частным охранным предприятием по имени Дракон. Да ещё и говорящим речи обидные и честь доброго иолчанина порочащие. Язон поначалу отвечал тоже довольно грубо и резко. Мол, ты, червяк каченый! Да я тебе шнифты высосу, обсос! Хвост об рога обломаю. Всю жизнь на лекарства работать будешь! Однако дракон нагло заявил, что сейчас он сыт и посоветовал зайти ближе к вечеру. После чего просто свернулся в огромный клубок и тихо задремал. Язон подумал, подумал и ткнул стража сандалией в подхвостье. Это было не больно, но обидно. Дракон, буквально, взмыл в воздух. Язон отскочил на расстояние цепи, которой чудовище было прикреплено к дереву и сказал: Слышь, пацан! Ты не обижайся. Дело у меня спешное, не могу я тут вечера ждать. Да и есть чего-то хочется. Заметь, я тебя в виде люля-кебаба или сочных котлет не представляю. А чего такое протоплазма? Ты извини, не растёт у нас в Ахияве ничего подобного! Погоди спать. Слушай сюда. Вот ты Дракон. Видом ужасен и страхолюден. А как у тебя со смыслом в голове? Я это к чему? Чего ты сразу в драку —то лезешь? Мы ведь с тобой как пацаны нормальные по-сути дела сперва и перетереть можем, a уж потом друг друга на перо сажать, или друг другом закусывать. Дракон заинтересовался и стал внимательно слушать, заметив, что умные речи и слушать приятно! А Язон продолжал: Вот ты, братан, свистеть умеешь? Не каким-либо там художественным свистом, а нашим, пацанским? Дракон посмотрел на собеседника и спросил: А это как пацанским? Да просто очень. Глаза завязываешь наглухо, напрочь, что бы от силы свиста не выпали, уши пальцами затыкаешь, а свистишь ртом. Но, очень громко и по последствиям ужасно. Я свищу, так реки из берегов выходят и бабы карликов вонючих рожают, не будучи вовсе беременными! От чувств! Дракон на минуту задумался и сказал: А чего самому победителю будет? Какая награда? Выполнение желания, – не задумываясь ответствовал Язон. А проигравшему? Будет ему полная свобода идти до ближайшей пропасти и в неё с разбегу и сдуру кидаться! Дракон сказал: Согласен. Завязывай глаза и затыкай уши. Язон быстренько достал пару купленных ещё на родине беруш, активно продаваемых бродячими лапидами, вставил их в уши, завязал глаза и стал ждать. Дракон приосанился, набрал в лёгкие побольше воздуха и свистнул. В той стороне, в которую была обращена его пасть произошёл обвал в горах и сошёл грязевой сель. Дракон довольно улыбался. Язон вынул беруши, открыл глаза и, увидев последствия свиста, ужаснулся. Однако, внешне вида не подал и небрежно сообщил: Действительно свистнуто. Довольно громко. Но, результаты средние! Теперь моя очередь. Затем он аккуратно снял с себя тунику и завязал глаза дракону. Сам же дракон вальяжно разлёгся на травке, закрыл лапами уши и ждал. Язон вовсе не был среди тех слабаков, которых в соседней Спарте сразу по рождению сбрасывали с Тарпейской скалы, как не имеющих права на существование. Он поднял огромный камень и резко опустил его на голову дракона. Результаты для стража руна были самые плачевные. С криком: Караул! Хулиганы органов зрения лишают, – чудовище рвануло по склону и свалилось в глубокую пропасть. Крайне довольный собой, греческий герой снял с дерева шкуру, аккуратно её отряхнул и, поскольку подул свежий ветерок, а он использовал своё одеяние на дракона, накинул руно на плечи. Именно в таком виде и предстал перед донельзя довольной Медеей гордый сын города-государства Иолка. Кирие элейсон, – подумалось полубогу и он, обняв Медею, отправился на «Арго». Вскоре туманные берега Колхиды с её малярийными болотами остались далеко позади, а впереди его ждала несчастливая свадьба и судьба, которой не позавидовал бы ни один разумный человек! Вот только это уже совсем другая история!

Волк

Слышь, братан, – допивая очередную кружку пива, начал своё обращение к сидевшему напротив него кабану небрежно одетый волк. Где тут у вас наши тусуются? Волки! Да ты, поди, сам всё знаешь. Байкеры мы. Кожаные прикиды, банданы, клёпки металлические. Всё как у людей. Только лучше! У меня байк полетел. Не в космос, конечно. Глушитель отпал и в карбюраторе полная себе мутата. Искра, понимаешь, в колесо ушла. Переднее. А пиво хорошее здесь. «Золотая бочка.» Ничего сорт. А ты чего не пьёшь? Если проблемы, то, без базара. Ставлю. Мне тут перепали бабки от бабки одной. Во, гляди, каламбурчик вышел. Слетаю с трассы, cам в одну сторону, байк в другую. Лечу. По воздуху. Но не долго. И так приложился о дерево придорожное, что если бы не шлем, сейчас бы пиво было нечем потреблять. Ежели ты безголовый, какое пиво? Слышь, девушка! Принеси нам ещё четыре кружки, орешков солёных и рыбки. Хорошо? Так вот, братан. Мягко сползаю вниз на землю по дереву этому и лежу. Скучаю. Потому, встать не могу, в глазах креветки кровавые ползают, и старушка стоит. О, вот спасибо! Давай, братан, потребляй! Слышь! Ты, вроде, кабан был, a сейчас кенгуру зелёное. А, всё равно. Пей, пиво хорошее! Так вот. Старушка стоит, ты прикинь, маленькая

такая, горбатая, нос чуть по земле нe вьётся. Длинный и любопытный такой. И она мне говорит: Срамник, а срамник! Тебе бы делом заниматься, а ты на самобеглых колясках прохлаждаешься. Один. Да, ещё и сидишь непрочно, падаешь. А всё потому, стыда у тебя нет, и ты плюёшь на законы коллектива и общества. Зря, между прочим. Средствию твоего передвижения амба и карачун. Да и не нужны на том свете оне, a ты там быстро окажешься, ежели увлечение своё с двумя колёсами вовсе не оставишь. Усёк, охломон. А мне, по-правде сказать, не до того. Сильно приложился, да и коня моего двухколёсного жалко. Я так понял, не восстановить! Тут бабка помогает мне подняться, oткуда и сила-то в руках у старой? Я ведь, хоть и волк, по-весу хряк тот ещё. Мы с приятелем недавно пари держали. Мол, кто кого. Он из десанта пришёл. По контракту на Кавказе работал. Санитаром леса. А я во внутренних стаях в своё время обретался. Чего говоришь? Какие условия? Да простые. Выпиваем по бутылке водки, потом он ломает о свою голову кирпичи, а я о свою шею дрыны берёзовые. Ну, то-есть, я об него каменюки, а дрыны он об меня. В выигрыше тот, кто пощады запросит. Ничья была. Полежали по неделе в госпитале, и вся малина. Хорошо хоть водки при этом выпили, а то бы совсем удовольствия никакого. Девушка! Вот те нате, хрен в томате! Как же ты передвигаешься, ежели теперь русалка естум! Есть, так сказать. Вот бред-то. И опять же. Не моё это дело. Давай, милая, ещё пива и водки графинчик. Котлет каких-нибудь, салат столичный. Слышь, а чего кенгуру едят? Ба! Крокодил теперь. Сам красный, галстух белый и шляпа-канотье. Я тащусь. Ну их всех на хрен. Буду сам с собой пить и себе всё рассказывать! Два графина пожалуйста. Так вот. Бабушка эта странная предложила. Я, говорит, твой агрегат в ремонт отправлю, а ты вот давай через лес наискосок, да в забегаловку одну. Меня там все знают, а к тебе не придерёшься. Одинокий волк-байкер. Сиречь, лоун стар! Бери! И, даёт мне денег немерянно. Да карточку пластиковую ещё. Тут, – говорит, – в три раза больше. Гелды больше. Денюжков. Понял, орясина? А чего не понять. Только, – говорю, – что делать мне? В виде отработки за полученное? Ничего особенного, – слышу. Придёшь туда и спросишь кабана одиноко сидящего, где твои рокеры тусуются. Поешь, выпьешь и пойдёшь к ним спрашивать, где новый мопед купить можно. Байк? Ну, нехай он. Войди к ним в доверие, а потом я тебе новые инструкции дам. Типа, посоветую о планах дальнейших. Просёк? Я-то в угаре был от дерева того. Соображал вовсе мало. Понял, посылают меня, так мне не впервой. У меня две на это реакции. Ежели вожак со звёздами на плечах и у него больше на погонах, чем у меня, я рысью и смаху исполнять. А ежели там супостат, али гада ядовитая какая приватно посылает, в клочья рву. Мы, волки, для этого в миру существуем. Но тут третья дилемма! Старушка ни к тем, ни к другим не относится. И, с деньгами. Чисто шпиониха, падла! Да, ведь и я не пальцем делан. Притворюсь, -решил, – всё выведаю, а затем на хренов цугундер старую и намотаю. Я вообще с бабами решительный! Особенно со старыми. Это строго. Вот я и здесь. Подсел к кабану, а он в какие-то волшебные картинки ударился. Потом хренов кенгуру, сейчас крокодил. Вот ты! Тьфу! Ты кто? Утконос доисторический, гроза тёплых вод морей позднего мезозоя? Орехи крутые кокосовые и черепах мощным клювом колешь? Получи! И с этими словами волк кулаком шарахнул по голове утконоса. На мгновение погас свет. Волк лежал недалеко от дороги, в кювете. Неподалёку догорал мотоцикл.

Монолог

Здоров, Серый! Ты на марш идёшь? На какой? А ты как думаешь? Наши проводят, борцы с засилием леса пришлыми. У нас тут архары, да бараны с Востока прискакали и все траву нашу жрут, а нам-то что теперь делать? Чего говоришь? С какого перепуги мы, волки, траву беречь стали? Дело не в траве, тут принципы высокие. Коли наши зайцы едят, али козы с козлами, да лосями, то и ништяк. Так от природы положено. Они траву, мы их, все сыты. Круговорот жвачных парнокопытных в природе и организме. Да ты сам знаешь. Помнишь учителка наша, овца, про это в школе говорила? Я тут её встретил, фу-ты, ну-ты. Расфуфыренная вся. За слоном замужем. Хотел я ей по старой памяти подлянку какую устроить, посмотрел на слона и остановился. Bовремя. Один наш попробовал её за мягкое подбрюшье взять, так до сих пор по субботам родительским на кладбище навещаем. Пал чел смертью храбрых. Под слоном. Когда хоронили, что бы в гроб влез, пришлось в блин скручивать, a потом ещё и сгибать. Представляешь сюжетик? Вот так вот! Ну, так чего, придёшь на марш? Тут многие собираются. Чего? В выходняк лучше по волчицам-лиходейницам прогуляться? Зажечь круто? Отряхнуть, так сказать, прах буден с ног. Это—то верно. Но, и гордость свою надо иметь. Ты представь, братан. По нашему не маракуют ни бельмеса, расцвет дикий, справок о пригодности для питания ими в средней полосе в массе своей не имеют. Так ведь и эпидемия полыхнуть может. А нам их есть! Ты прикинь! У меня уже всё готово. Там бульдогов сторожевых подогнать могут, так мы с ними махаться не собираемся. Погрызут. А вот ежели по дороге встретим чурку какую баранешто -архаровскую, то приголубим. У меня, да и у многих – флаг снял, а в лапах дубина. Как-то даже гордость чувствуешь за отечественного производителя. Нет! Не перевелись в нашем лесу умельцы! Чего говоришь? На всех в лесу травы хватит? Ну, брат, это ты хватил. Вон гринписовцев – кенгуру спроси. Они специально из своей Австралии прибыли. Нашу природу охранять! Четко говорят, мол, скоро травы на всех не хватит. Волки, призывают, караул и геволт кричите, а то пропадёте. Без травы!

Вы! Мы с корешами за кенгуриху одну подержались, чёрти что! Костей уйма, мясо жёсткое. А какие речи вела. Думали, сладенькая будет. Хрена! Позавчера у метро присмотрели одного, явно не нашего, а оттуда. Шапка меховая шайбой, халат. Всё в цвет. Оказался самцом бухарским. Набежали всякие правозаступники, чуть нас самих не съели. Это, говорят, одно до другого не относится. Из племени уважаемого, оттуда многие вышли. Вот и среди вас есть. Один кликуху имеет Белов, Сюткин, или Плоткин, другой и вовсе от рога шафара своё самоназвание ведёт. Их есть нельзя. Для всей нашей природы дюже полезны. Чего не пьёшь, братан? Kосяк есть. Тебе набить? Без проблем. Сам знаешь, сколько в баше косяков. И цену. Tут, поймали одного, траву отобрали, деньги. Но, есть не стали. Послали на родину. Пущай ещё везёт. Ты знаешь, среди пришлых и полезные есть. Можно кое с кем закорешится, даже парды попадаются. Но это редко. Больше шакалы, коллектив мелкий и вонючий, пригодится могут иногда. Они хоть и не волки, не бараны точно. Сами кого хошь съедят. Однако, это товар штучный. А в массе – всех на клык. Не в том смысле, конечно. А можно и в том. Придёшь? Подумать решил? Ну, ну! Думай, думай. Оглянуться не успеешь, вместо леса пустыня, караганда везде с саксаулом растёт и их жрать некому. Потому нас всех съели. Пришлые. Погрызёшь тогда когти, да поздно будет. «Помни время теребя, знай любой прохожий, ты не съешь, съедят тебя, иль дадут по роже. Будь смелее, первым ешь, перед чуркой не опешь. Ты – волчара, я – волчара, поддадим пришельцам жара!» Это речёвка наша. Не очень поэтическая, но сказано сильно и верно. У меня ещё литература кое-какая есть. Потом? Хорошо! Спешишь? До встречи. Ты звони. У нас тут не скучно. Давай ноги в руки, как у нас на дорожку говорят. Будь здрав и не кашляй. Шутю! Всё!

Калики

Идут себе по свету калики перехожие. Куда их чёрт несёт, сами не ведают. Там подадут, там украдут. Всё не работать. Песни поют про страну родную привольную, yдастся, ежели, переночуют у какой-нибудь не очень брезгливой и разборчивой бабёнки, и далее. «В путь, в путь…» Жить можно. Но это летом. Зимой особо не разгуляешься. Замёрзнуть можно. И красть нечего. С полей убрано, а в хату тебя не всякий и пустит. Заразу собирать? Ага! Тогда они в скиты раскольничьи подаются. Там их к делу какому приспособят. Валенки чесать, или прясть чего. Перекантуются, и опять. По Руси-мати! «Дорогой дальнею…» Раз одна такая ватага до гор Волошских добралась. Правда, им это дело неведомо было. Идут, да идут, a тут горы. Так дальше пошли и дошли. Некуда идти. Камни одни голимые вокруг. Кричать «Аy» начали, не помогает, xерами мир окрестный полоскать тоже.

Ни еды, ни воды. Ложись и помирай! А не хочется. Приели калики все запасы, что при них были, воду всю из баклаг выпили, сидят, скучают. Самый старый уже базу подводит. Сказы сказывает про молоденьких, мол, мясо их на поросёнка похоже, и никакой беды не будет, ежели опчество решит одним пожертвовать, ради спасения всех. Господь велел людям собой жертвовать. И нет, – речёт, – у людей смерти более Богу угодной, чем смерть за други твоя. Посмотрел на отрока младшего и облизнулся почему-то! Грохот в это время раздался, из-за горы ближайшей страхолюдного вида всадник появился. Страшен зело. Шеломом чуть в небо не упирается. Коняга огромен, cкала, просто! Остановился, всмотрелся из-под руки, да голосом, обвал горный напоминающим, прогрохотал: По-здорову ли живёте, люди добрые? Дело пытаете, али от дела лытаете? Ежели, ничего срочного нет у вас, так просьбицу мою не исполните ли? Одну всего! Я самозахорониться решил. Всё тут у меня есть, как то: домовина, обручи для её скрепления, могила вырытая. Bсё по-уму. Нужна малость. Свидетели ухода моего, хоть и вполне добровольного, общим обветшанием вызванного, на миру и смерть красна! Но нужны и доставщики. Я, старый русский богатырь Святогор, не могу в могилу лечь, ежели меч свой молодому богатырю не передам. Такая уж у меня планида! А за просьб своих выполнение, на Русь вас отправлю скоропостижно, то-есть, быстро и очень. Дам золотишка на молочишко и медных денежек для безбедного проживания. Обмануть меня даже не пробуйте. Я из могилы до вас дотянусь, станете вы тогда, будучи мёртвыми, под землёй расти, a расскажет про вас писатель большой русский -Гоголь, но это в далёком будущем. Муки же сейчас примете. 3емлю грызть и расти сейчас начнёте. Вместе с умертвлением прежесточайшим! Я доступно излагаю? Усё поняли? А чего тут не понять? Соглашаться надо, и ноги делать. Слез богатырь с коня, меч отстегнул, положил его на землю, поцеловав предварительно, да в огромную яму и сверзился. А там домовина повапленная, цветом крови отливающая. Улёгся поудобнее Святогор и приказывает: Домовины крышку на меня пихай. Ну, залётные! И раз, и два… Поднатужились калики перехожие, напряглись, крышку на гроб и сбросили. Пришлась, как родная! А обручи, что рядом лежали, в могилу ту сами скатываются и домовину плотно охватывают. Мол, ежели и передумаешь Святогор-богатырушка, то хрен тебе. Ранее думать надо было. Головой! Тут конь старого богатыря на камни рассыпался, да и всю эту ямищу заполнил. Вроде, «за камнепадом, ревел камнепад.» Нет никого, а на земле меч лежит и ларчик открытый. И золото в нём, и серебро, и мелкая медная денежка! Возложили калики меч на плечи свои хилые, а тяжела была забава богатырская, ларчик прихватили, ба, а они уже возле того города Мурома, у сельца торгового Карачарова! А как сюда попали, им вовсе неведомо! По обычаю своему, решили в хату ближайшую войти, Христа ради чего попросить, а ежели лежит что плохо, то и хозяев обнести. Дело, как говорится, житейское. Bошли. Смотрят – большая богатая хата, чистая. На столе глечик обливной с молоком, рядом хлеб под рушником вышитым. Только к столу направились, тут голос: Куда? А ну, стоять! Да и голос такой, не захочешь, а в землю врастёшь, не то что встанешь. Убедительный. Смотрят, что такое? У окна мужик сидит видом зело ужасный. Плечи шире рамы оконной. Головой под притолоку. Младший калика аж струю пустил. От чувств избытка! А мужик говорит: Пошутил я, не ссы, робяты. А то убирать у нас некому. Мать с отцом старые, я сиднем сижу тридцать лет и три года. Паралик разбил в младенчестве. От стола до сортира перекатываюсь, сил ни в руках, ни в ногах нет истинных. А уж так-то хочется на воле погулять, за сирот таких как я, беспомощных, заступиться. Не дал, Бог! Так и помру никого толком не отмудохав. Тяжело мне про это думать. Не по-мужичьи это! Ведь все данные есть! И круто голову на сторону повесив, залился горючими слезьми! А потом предложил нежданно-негаданно. Садись, робяты. Молока, слава Богу, на всех хватит. Хлеб берите, вона ножик и кружки на столе есть. Тут старший из пришлецов призадумался, молока отхлебнул, а потом предложил: Есть у меня, брат, напиток заветный, который по-случаю мне достался. Завётся сей дивный продукт зело искусных производителей коньячным напитком, создан на основе перегона отходов сгнивших овощей и фруктов, c добавлением специальных веществ для придания сему питью вкуса, цвета и запаха. Тот фраер, что мне его впарил, отвечал, мол, сукой буду, ежели сей дивный состав мёртвого из гроба не поднимет. А ты вона, живой. Давай тебя поднимать будем. Вот мне интересно только, чего он с тем рыжьём сделал, которое я сам из меди произвёл. Неужто, правда, в лавку понёс. Побить ведь могли.

Запросто! Всё! Ближе мысли. Наливаю. И с этими словами вожак взял глиняную кружку на кварту размером, и, достав из своих хоруёбок флягу, налил. Пей, – послышалось в гробовом жутком молчании. «Калики затаили все дыханье, все знали атамана, как вождя…» Мужичинище взял зубами кружку и, активно выдохнув, влил содержимое в себя. Под приветствия окружающих, оравших: Пей до дна, пей до дна! Эффект превзошёл все ожидания. Рвотная судорога скрутила богатыря. Он мигом вскочил на ноги и вылетел из избы, суя два пальца в рот. Его бурно выворачивало наружу и наизнанку. Облив себя ведром колодезной воды, мужичинище на своих двоих вернулся в избу. Вот где-то так произошла история появления на Руси богатыря Ильи Муромца. Удалого добра молодца!

Бредятина

Жил да был леший, как есть, прямо с маленькой буквы. Имя у него имелось, хорошее такое, зелёное, Сильваний. Что с русского переводится словом Лесной! Жил этот экзотический поселенец средне-русской равнины вовсе не один. Всё как у людей, жена, дура-баба, лешенята, собачка Лешенька и домашний енот Филимон. И, что интересно. Время шло, природа вокруг постепенно менялась, а леший и семейство его всё в той же стадии. Или на той же? Ну, я не Копенгаген! Сам, так и пишу «сам», то есть набольший, ягоды собирал, лыко драл, под колоду убирал. Зачем он это делает, то и ему неведомо было. В питье и пище семейство не нуждалось, всё что нужно было прямо из воздуха путём прямого фотосинтеза забирали. Лешачиха Марфутя целыми днями лапти плела. Надо же было лыко в строку вставить! Детишки по лесу и избе шарились, игры, да забавы затевали. А зимними долгими вечерами при свете лучины в поставце енот Филимон учил их грамоте, счёту и основам итальянской двойной бухгалтерии. А более он и сам ничего не знал. Так что поучаться, поучатся, схватят ноги в руки, да в лес зимний белок гонять наперегонки с собачкой Лешенькой. То-то радости! Сколько лет или веков прошло, то ни нам, ни самому лесовику не ведомо было. Живёт себе в лесу, молится колесу, в чужие дела не лезет, а своих и нету в сущности. Что делать? Сколько верёвочка ни вейся, а всё перекрут не будет как у пейса! По пословице и поговорке народов Ближнего Востока. Всяких. Именно там был, ну, находился значит, одно время центр по исследованию потовых желез верблюда-дромадёра. И их влиянию на рождаемость леммингов—пеструшек в Гренландии. Дело серьёзное, суммы отпускались немалые. Дебет-кредит, аппаратура, опыты на зверях. Всё как и должно быть. Правительство одной из монархий Аравийского полуострова интересовалось, а следовательно, и финансировало научные эти изыскания. А учёные – люди особенные. Только денег им, да побольше. Чего хошь исследуют, дадут нужный результат и ответят на все вопросы. С научной точки зрения. Когда-то я, профан, обратился к приятелю – физику с вопросом, «на какой-такой чёрт меня пытались посвятить в тонкости бинома Ньютона, ежели в пределах заработной платы мне вполне хватает применения пальцев на руках?» И, как в песне: «Отвечает учёный народ, бессмысленны ваши вопросы…» А когда на вопрос, что всё же такое есть электричество, он начал мне отвечать, судорожно ероша волосы, пританцовывая и чуть ли не брызгая слюной, я, остановив его, предложил сразу перейти к нашей повестке дня. По —существу! Двум бутылкам портвейна «Кавказ!» Гадость, конечно, была редкая, но, белый. Пить вполне можно. От красного мог и родимчик приключиться! С пляской святого Витта. Так вот. Ближневосточные эти учёные доказали, что средства, позволяющие каждому из них мазать чурчхеллу на финики, получали они обоснованно. Вопрос сложный, подхода требовал широкого, сидели всем кагалом, решали и всё порешили. Да, кагалом – это в широком смысле слова. Без национальных оттенков! Надо нам создать действующий макет искомого животного, но не леминга и не верблюда! Прототип! И уже на этой стадии теории призадумались, а чего создавать-то надо? Какого хрена, то есть, типа, конечно. Я сам в такие тонкости вникнуть не могу, образование не позволяет, гуманитарий, а им пришлось это дело решать. Скоро время отчётного периода, обоснуй, куда направлялись денежные потоки, а то, ведь, и иссячь могут. Тут всё надо углубить и расширить до полного сужения! Или: «Если хочешь ты блоху подковать, но тихо, не забудь про молоток, с ним куётся лихо». Инструкция по применению ударного приспособления с элементами рекламы. Именно в это время, дождливым, серым вечером в низкую дверь института постучал некто Галоперидолов Евтихий Самуилыч. Не любящий привлекать к себе внимание обывателей, сей сын детского дома из Хорошева на Мневниках, одевался скромно, просто и ненавязчиво. В этом с ним, пожалуй, мог бы сравняться разве что ведущий «Модного приговора», отставной мэтр Васильев. Вот и сейчас. Легкая вуаль из рисовой соломки тонко подчёркивала остро заточёные мужественные черты лица. Подведённые синей тушью рыжие глаза почти скрывались за черепаховой оправой очков с обычными стёклами. Наряд дополняла туника и высокие шнурованные сапоги. Изящный зонт красного цвета завершал ансамбль. Сообщив свои данные вахтёру, прибывший потребовал встречи с учёным советом, утверждая, что имеющиеся на его руках карты дают флеш-рояль и каре тузов с джокером! Доводы убеждали, встреча немедленно состоялась. И даже в самом широком составе. Действительно! Карты имелись. После их изучения стало ясно, кто ищет, тот всегда найдёт. Открывались самые широкие возможности для экспериментов, выводов и высоких в науке достижений. Получив степень учёного консультанта, корзину орехового варенья и бочку тульских и вяземских пряников, речёный Евтихий убыл в сторону моря, а совет, следуя его секретным указаниям и прочим наработкам в области практической каббалистики и магии карт, применив вторую степень трёхуровневой безфузной диффамации, вызвал во всей плоти неизвестное науке существо по имени Сильваний. И с радостью обнаружил прямое подтверждение правильности своего, подчёркиваю это, научного подхода. При обследовании существа было установлено наличие отсутствия каких-либо природных аналогов. Привычка не есть привела учёных в восторг. На этом направлении открывались такие захватывающие дух и разум перспективы, оценить которые в трезвом уме и светлой памяти никому и никаким образом совсем не представлялось возможным. Сейчас уже даже не интересовало отсутствие потовых и прочих ненужных в науке желез, прочная одеревенелость корпуса и мышц. Забыты были пёстрые лемминги, с голоду и тоски умирали в клетках пеструшки. Но, всё хорошее имеет конец. Однажды служитель науки забыл закрыть на висячий замок клетку с испытуемым, так что тот спокойно ушёл и растворился в редких саксауловых зарослях пустыни. Инда, отыскался след Зелёного. На берегу Мёртвого моря настиг наш безжалостный мститель так подло и гадски с ним поступившего гражданина Галоперидолова. Ободрав его как липку, Сильваний отдал всё варенье и печенье местным верблюдам, а сам вернулся домой. Так что вот! Очередные лапти сплела Марфута из ободранного до нитки покрова Евтихия Самуилыча. И бросила к остальным лаптям. А про бедных зверей, верблюдов-дромадёров, да и прочих леммингов, все люди науки просто и напрочь позабыли! Всё!