Текст книги "Без маски"

Как выглядела работа Берта Хеллингера с клиентами в 1980-е годы, на заре существования его метода? В то время с его помощью разрешали только семейные проблемы или излечивали болезненные эмоциональные состояния, возникшие, согласно мнению Хеллингера, как следствие этих самых проблем.

Итак, клиент приходил к терапевту и формулировал свою проблему. Это могла быть любая семейная проблема или проблема в отношениях. В любом случае истоки сложностей клиента следовало искать в его родовом древе, в поведении его родителей, бабушек, сестер и братьев… А возможно, и в более ранних поколениях. Если клиент имел представление об истории своей семьи, он рассказывал все, что знает. При этом какие-то детали ему могли быть, конечно же, попросту неизвестны.

Далее начиналось самое интересное. Несколько участников собранной терапевтом группы (это были в большинстве случаев совершенно чужие клиенту люди) выбирались в качестве заместителей членов семьи клиента и расставлялись в пространстве помещения в соответствии с внутренним образом клиента. Расставлял свой внутренний образ отношений в семье только сам клиент. При этом он старался по максимуму подключить интуицию и слушать, что подсказывает ему сердце и чувства. Расставить заместителей нужно было так, чтобы расстояние между ними и направление их взгляда более или менее соответствовали тем представлениям, которые были у клиента относительно его родных. Так, если он чувствовал, что у бабушки были хорошие, добрые отношения с ее старшей дочерью и не очень хорошие – с младшей, заместительница бабушки могла быть обращена лицом в сторону заместительницы старшей дочери и отвернута от заместительницы младшей. То есть посторонние, по сути, люди начинали олицетворять (замещать) родителей, бабушек, сестер, братьев и детей клиента (при наличии таковых).

В 1980-е годы с помощью метода Хеллингера разрешали только семейные проблемы или излечивали болезненные эмоциональные состояния, возникшие, согласно его мнению, как следствие этих самых проблем.

Заместители, заняв свои места, должны были стоять спокойно, не разговаривать, не смеяться, не шутить, не обмениваться мнениями относительно происходящего. Хеллингер особо подчеркивал, что заместители должны быть того же пола, что и «оригиналы».

После того как эта своеобразная композиция была сформирована полностью, терапевт начинал спрашивать заместителей о чувствах и ощущениях, которые они испытывали, стоя в образе клиента. При этом рассказывать они будут о том, что чувствовали, как жили и как действовали их реальные прототипы! А следовательно, перед клиентом откроется доселе скрытая от него история его рода и он может получить ответы на волновавшие его вопросы – в частности, почему у него есть те или иные проблемы в эмоциональной и/или поведенческой сфере. Причем информация, которую получит клиент, может быть гораздо более объемной и неожиданной, чем все то, что до этого он знал об истории своей семьи – если вообще знал. Это классическая техника семейных расстановок, которая позже была развита так называемой четверкой «больших немцев» (доктором Гунтхардом Вебером, доктором Хантером Бомоном, Якобом Шнайдером и доктором Альбрехтом Маром) в технику системных семейных расстановок. Ее психотерапевтическая эффективность позже была подтверждена исследованием, проведенным Гунтхардом Вебером, Дианой Дрекслер и командой системных терапевтов из Гейдельберга. Но оставались вопросы, каким образом люди, впервые увидевшие человека, который рассказывает им о своих проблемах, могут внезапно «перевоплотиться» в его родственников и передать их мысли, ощущения, чувства?

Берт Хеллингер был уверен: информация, которую получают заместители, приходит к ним из так называемого поля. Это понятие сходно с коллективным бессознательным, хотя на самом деле это совершенно разные феномены. В 1981 году биолог Руперт Шелдрейк в своих работах ввел понятие «морфогенетическое поле», а Хеллингер использовал его как модель для объяснения того, что происходит в семейных расстановках. Позднее они стали называться новыми семейными расстановками, или движением духа. На сегодняшний день теория морфогенетического поля является экспериментальной и не считается полностью доказанной и научно признанной.

Это невидимое поле, с точки зрения Шелдрейка и Хеллингера, хранит информацию об истории человека, его рода, а в широком смысле – и всего человечества. Главное отличие понятия «морфогенетическое поле» от понятия «коллективное бессознательное» – в том, что, по мнению Хеллингера, это самое поле существует само по себе. Да, оно запечатлевает в себе определенную информацию. Но как именно оно это делает и каким образом расстановщик подключается к этому самому полю, разъяснялось крайне туманно. Считается, что чем ярче (или чем чаще) были те или иные духовные, эмоциональные проявления у человека, тем прочнее они запечатлевались в морфогенетическом поле и тем легче заместителям почувствовать то, что происходило с их прототипами. Например, если ваш прадедушка был человеком активным, своенравным, резким, считал своим долгом вмешиваться в дела родных и друзей – он запечатлелся в морфогенетическом поле ярче и глубже, чем его тихая и скромная супруга.

Разрабатывая теорию поля, Хеллингер постепенно менял сам формат своих расстановок. В движениях духа клиент уже не расставлял заместителей сам, не смещал на них свои внутренние образы из бессознательного. Заместителей расставлял сам Хеллингер. При этом он руководствовался тем, как он сам чувствовал поле клиента. Или заместители сами входили в поле клиента, «вчувствуясь в информацию, содержащуюся в нем». При этом они могли разговаривать, общаться, задавать друг другу вопросы (с позиции прототипов, а чаще сами по себе), двигаться в пространстве. За этим наблюдали клиент и ведущий, который в случае необходимости задавал наводящие вопросы, руководил процессом. В отличие от классических семейных расстановок, где клиент фактически и/или эмоционально узнавал в проявлениях заместителей свой образ, в этом виде работы он часто недоумевал: какое отношение происходящее имеет к нему? Но самое главное – такой способ расстановок очень часто приводил к моральной травматизации клиентов, а ведущий далеко не всегда мог оказать адекватную помощь: в первую очередь, конечно, психологическую, так как информация часто была неприятна и тяжела для восприятия. При том что достоверность этой информации в силу особенностей работы была под сомнением. Иногда бывало и так, что клиента нужно было выводить из состояния глубокого обморока.

Один из ключевых моментов системы Хеллингера заключался в убеждении: проблемы в жизни клиента часто объясняются тем, что те или иные члены его семьи ранее не прошли по какой-то причине через некий необходимый опыт. И в итоге жизнь снова и снова сталкивает членов этой семьи с подобным опытом, заставляя их страдать.

Например: несколько поколений назад мать выгнала из дома дочь, забеременевшую вне брака. Они так и не простили друг друга. И с тех пор в этом роду модель отношений «мать – дочь» приобретает болезненный, уродливый характер и может повторяться в каждом последующем поколении. Причем в центре внимания скорее всего будут младенцы, снова и снова появляющиеся вне брака и становящиеся олицетворением «греха», «распущенности», причиной ссор и разлада между членами семьи. Что же делать? Хеллингер был уверен: в процессе проживания травмирующей ситуации с помощью заместителей обида, горе и унижение представительниц рода придут к своему логическому завершению. Прототипы через заместителей попросят прощения друг у друга, проговорят все, что не смогли высказать друг другу представители семьи много лет назад. Порочный круг будет прерван, череда «незаконных» младенцев в этом роду прекратится, уступив место гармоничным семейным отношениям. Подобные ситуации Хеллингер именовал разрешением переплетений.

Конечно, большинству из нас знакомо чувство облегчения, наступающее после того, как мы помирились с кем-то после ссоры, пришли к взаимопониманию с человеком, с которым долгое время не могли найти общий язык. Методика Хеллингера давала надежду на то, что подобное возможно не только для людей, которые могут пообщаться лично здесь и сейчас, но и для представителей разных поколений, отделенных друг от друга веками. Но как показала практика, повторное проживание подобных конфликтов, а тем более попытки их переиграть посредством заместителей дают лишь временное облегчение, но потом деструктивные эмоциональные и поведенческие модели возвращаются вновь. «Рукописи не горят», – говорил Воланд в «Мастере и Маргарите». Прожитую жизнь и судьбу предков изменить невозможно, как и историю, а вот трансформировать наше отношение к это истории, к этим деструктивным моделям в роду нам вполне по силам. Но об этом позже.

Очень важно: процесс терапии не должен был превращаться в искупление греха в религиозном смысле. Проживание конфликта заместителями должно было привести не к умножению чувства вины и еще большему углублению проблемы. Цель процесса – напротив, освобождение от негатива в памяти рода.

Расскажу теперь немного о том, как судьба свела меня с Хеллингером и многими его единомышленниками, и о том, как развивалась эта методика на нашей родной российской почве.

Расстановки на российской почве

По первому образованию я радиоинженер, окончил радиотехнический факультет Московского энергетического института. В конце 1980-х годов, будучи молодым специалистом, я заинтересовался книгами о бессознательном, трансперсональной психологии[1]1
  Трансперсональная психология занимается изучением разнообразных явлений, выходящих за границы сознания индивидуума, связанных с изменением сознания, границ пространства и времени.


[Закрыть], о психоанализе – и моя судьба изменилась полностью. В конце девяностых я получил второе высшее образование как психолог (к этому времени я уже бесповоротно переметнулся от радиотехники в стан психотерапевтов). Но я в любом случае благодарен своей первой профессии и тем людям, которые меня ей обучали: привитые точными науками дотошность, внимательность и приверженность строгой методологии служат мне добрую службу и как психотерапевту. А знание теории поля хорошо помогает объяснять происходящее в расстановках и выявлять мистификации, которых в этом деле в последнее время становится все больше.

Практическая деятельность в этой сфере для меня началась с изучения дыхательных психотехник, в частности холотропного дыхания.

Слово «холотропный» можно перевести с греческого как примерно «путь к целостности». То есть холотропное дыхание – это такое, которое приводит к целостному осознанию. По мнению Станислава Грофа, основателя этого метода, определенный способ дыхания (учащенное, глубокое) способствует высвобождению образов бессознательного. В процессе холотропного дыхания очень важна завершающая часть – часть интеграции, когда «холонавт» (дышащий) рассказывает о своих ощущениях, описывает возникшие у него ассоциации и образы. Такая процедура проводится в группах и похожа на групповую психотерапию. И именно во время этих сессий я начал практиковать технику, которую позднее назвал расстановкой внутренних образов – все увиденное и прочувствованное нужно было систематизировать.

Часто бывало так, что у человека просто не хватало слов для описания того, что он пережил. И тогда я подумал, что образы, которые возникают в сознании человека, можно инсценировать или, иначе говоря, расставить в пространстве. И использовать для этого других людей, какие-то символические предметы. То есть то, что невозможно выразить словами, можно выразить через образ. Я тогда часто говорил: «Пожалуйста, расставь образ своих переживаний», «Расставь то, что ты пережил», «Расставь определенную сцену из своих внутренних переживаний». Так в наших кругах начало активно использоваться слово «расстановка». Но с Хеллингером и его методикой это еще никак не было связано.

Я уже был тогда знаком с семейной скульптурой Вирджинии Сатир – то, что мы делали на семинарах по холотропному дыханию, отчасти напоминало эту методику. Но тогда еще мы не применяли это к семье и роду, а лишь для лучшей личной и групповой интеграции переживаний и образов, возникших после сессии холотропного дыхания. Способ оказался эффективным, хорошо зарекомендовал себя, и позже я интегрировал его с семейной скульптурой Сатир. Я понял, что расставлять можно практически любые образы: не только те, которые возникают на дыхательных практиках, но и касающиеся внутрисемейных отношений. Так появился отдельный семинар «Расстановка как метод интеграции семьи».

В 1997 году я начал учиться в мюнхенском Институте интегративной семейной терапии под руководством Тобиаса фон дер Рекке – знакомое имя? В начале книги оно уже упоминалось.

В числе прочих методов мы изучали хеллингеровский «Familie Aufstellung» – причем последнее словосочетание на русский язык переводилось неоднозначно. Как только ни называли этот вид работы: психодрама, семейная скульптура, семейная реконструкция, семейный гештальт, семейная динамика и др. Проблема в том, что, как я уже сказал ранее, у слова «Aufstelling» есть более десятка вариантов перевода на русский язык, в том числе и «расстановка», но это понятие в профессиональной среде тогда не использовалось. Однако для меня «расстановки» были техниками, которые я уже применял в своей профессиональной практике. После расстановки, которую мне сделал Тобиас, я, впечатленный глубиной этого метода, решил серьезно заняться им. Но передо мной и моими коллегами встала серьезная проблема: в России тогда практически не было хороших книг по системной семейной терапии, а конкретно по расстановкам – тем более. К тому времени я уже сам был издателем (в серии «Тексты трансперсональной психологии» было издано более десятка книг) и попросил Тобиаса фон дер Рекке подобрать несколько книг, которые он считает самыми полезными и актуальными на тему системной семейной терапии и расстановок. Среди привезенных им изданий была книга «Два рода счастья», написанная Гунтхардом Вебером. Эта работа настолько меня захватила, что я загорелся идеей издать ее у нас.

Согласие Вебера было получено (а вскоре он сам по моему приглашению приехал в Россию и провел несколько успешных семинаров). Я выступил в роли издателя и основного научного редактора. Кстати, в первом издании книга Вебера «Два рода счастья» была нами названа «Кризисы любви». Почему? Потому что на тот момент, с учетом степени развития психотерапии в России, оригинальное название мало о чем говорило бы читателю. А вот «Кризисы любви» звучало более понятно и логично: даже безотносительно психотерапевтической практики всем ясно, что любое чувство – и любовь в том числе – с течением времени видоизменяется, переживает разного рода кризисы, и, соответственно, люди желают эти кризисы разрешать.

При переводе книги Вебера мы снова столкнулись со словосочетанием «Familie Aufstellung». И решили, не мудрствуя лукаво, использовать понятие «расстановка», которое мы применяли для обозначения похожих психотерапевтических процессов уже больше пяти лет. Вот так «Familie Aufstellung» окончательно стали известны в русскоязычной среде как «семейные расстановки». Пройдет несколько лет – и методика расстановок прочно укоренится в отечественной психотерапии.

В свой первый приезд в Россию Гунтхард Вебер привез мне книгу Берта Хеллингера «Порядки любви». Как выяснилось, Хеллингер тоже собирался к нам, но Вебер с моей помощью его опередил – и как сказал мне Гунтхард, Берт был бы очень рад, если бы к его приезду «Порядки любви» издали на русском языке.

Времени оставалось мало, но в итоге все сложилось удачно: мы забирали отпечатанный тираж из типографии утром того самого дня, когда Берт приехал в Москву. Он проводил семинар в зале гостиницы «Салют». Я приехал на него в качестве почетного гостя, со стопками книг.

Передо мной и моими коллегами стояла серьезная проблема: в России тогда практически не было хороших книг по системной семейной терапии, а конкретно по расстановкам – тем более.

Именно во время этого семинара в сентябре 2001 года я познакомился с Бертом Хеллингером, он поблагодарил меня за перевод и издание его книги. Впоследствии мы довольно близко общались на протяжении многих лет. Я издал десять его книг, на своих семинарах в России он обычно представлял меня как своего друга и издателя.

Наши семинары и встречи становились все более популярны, и их посещало все больше людей. В 2003 году я защитил кандидатскую диссертацию на тему семейных расстановок.

Что же касается наших взаимоотношений с Бертом Хеллингером, то к концу 2000-х годов они сошли на нет. Да и в самой системе расстановочного движения произошло то, что можно назвать расколом, – во многом благодаря самому Хеллингеру. Мне не хотелось бы, чтобы эту книгу воспринимали как попытку обвинить в чем-либо отца-основателя метода, тем более что совсем недавно – осенью 2019 года – Берт Хеллингер скончался. К тому же в ряде своих статей я уже довольно подробно рассказывал о причинах своей неприязни. Ограничусь лишь несколькими штрихами.

Моя дружба с Хеллингером начиналась тогда, когда он позиционировал себя исключительно как психотерапевт и ставил семейные расстановки на службу тем, кто в этом нуждается. Самые известные и самые популярные его книги – в том числе изданные на русском языке – достойно отражают все положительные качества, которые отличали Хеллингера-психотерапевта: это глубина, вдумчивость, высокий культурный уровень, постоянное желание улучшить то, что уже сделано. Но во второй половине 2000-х годов Хеллингер начал именовать себя «философом», а в его теоретических изысканиях и его практической деятельности появились очень тревожные моменты. Он становился все более авторитарен, все чаще высказывал симпатии к тоталитарным государственным режимам. Продвигая свои новые разработки, которые он именовал движениями духа или новыми семейными расстановками, Хеллингер подчеркивал, что вся предыдущая его деятельность нуждается в пересмотре. Созданные им организации «Hellinger Siencia» («Наука Хеллингера») и «Hellinger Sсhuelle» («Школа Хеллингера») стали все больше напоминать центры поклонения непогрешимому гуру. Многие видели причины этого в негативном влиянии второй жены Хеллингера – Софии. Но мне кажется, что дело не только в ней…

С течением времени Берт Хеллингер начал защищать идеи, которые большинство бывших его учеников и сторонников – и я в том числе – оценили как крайне опасные. Например, центром его «прикладной философии» стала следующая идея: «Нет различия между добром и злом, за всем стоит Дух (все идет от Духа (Бога))». На мой взгляд, тезис крайне деструктивный и оправдывающий в конечном счете любое насилие – особенно если оно прикрывается какой-то высокой идеей.

Вот такая история. Подчеркну: я никогда не стремился умалить заслуги Хеллингера перед психотерапевтическим сообществом и никогда не буду этого делать. Но все же, на мой взгляд, для человека, посвятившего себя помощи другим людям, ответственность за свои слова и поступки важна, как ничто другое.

Прежде чем подробно знакомить вас с методом клиент-центрированных расстановок, который практикую я сам, вернусь ненадолго в 1997 год, в мюнхенский Институт интегративной семейной терапии.

В то время я там также изучал такое направление, как «краткосрочная семейная терапия», «Solution Focused Brief Therapy» (SFBT»), авторами которой были американский психотерапевт Стив де Шазер и его супруга и коллега Инзу Ким Берг.

Об этом подходе в психотерапии стоит сказать подробнее, потому что позднее он оказал огромное влияние и на семейные расстановки, и на те самые клиент-центрированные расстановки, к которым я пришел впоследствии. Его относят к подходам, ориентированным на решение. Что это значит? Разве не все психотерапевтические методики ставят своей целью нахождение решения? В определенном смысле это так. Но заслуга Стива де Шазера и Инзу Ким Берг в том, что они сместили фокус психотерапевтического исследования с проблемы и ее причин на цели, которых необходимо достичь, а также на ресурсы, которые для этого нужно использовать. И это был принципиально новый подход в психотерапии.

Попробую объяснить подробнее. На протяжении многих лет в психотерапии господствовала следующая схема: у меня есть проблема – и мы занимаемся ею. Решение же при этом откладывается на время, пока мы пляшем вокруг проблемы как таковой. Но при этом возможное решение может быть очень слабо связано с этой самой проблемой!

Например: у некоего человека (назовем его Василием) есть проблема в отношениях с женой. Но Василий подсознательно ждет от женщин (и от жены в первую очередь) такого же отношения, которое он когда-то получал от своей мамы. Но они ему такое отношение не предоставляют – по разным причинам: не могут, не хотят, не понимают. Да и в принципе отношения «муж – жена» – это не то же самое, что «мать – сын». Понятно, что истоки проблемы нужно искать, наверное, в истории отношений Василия с его мамой или в целом в истории его семьи (вот бы развернулся здесь Зигмунд Фрейд!). Но в то же время оптимальным решением для Василия на данный момент будут не бесконечные копания в прошлом, а попытки принять любовь своей жены, ее отношение к нему в том виде, в каком оно есть. Без попыток бессознательно поставить жену на место мамы, какие бы замечательные отношения с нею у Василия ни были.

Еще один простой пример: скажем, с вами произошло какое-то неприятное событие. Ну, допустим, вы совершили какое-то упущение на работе и вас за это отчитали перед всем коллективом. Вдвойне неприятно, если это было незаслуженно – предположим, на вас свалили чью-то вину. И вот вечером вы ворочаетесь в постели и час за часом перебираете в голове мысли «Почему же я не сказал вот это…», или «Почему же я не ответил Петру Сергеевичу вот такой вот остроумной фразой…», или «Почему же со мной обошлись так несправедливо», или «Почему же я не сказал, что это поставщики виноваты…» Это – стопроцентная ориентация на проблему. А вот если вы начинаете думать «Что сделать, чтобы исправить ошибку?», «Как поступить, чтобы эта ситуация не отразилась на моей карьере?» – это уже ориентация на результат.

Таким образом, согласно теории Стива де Шазера и Инзу Ким Берг, если у меня (или у Василия, или у Петра, или у тети Маши) есть определенная проблема, то для того чтобы ее решить, вовсе не обязательно долго разбираться с ней самой. Нужно четко сформулировать для себя цель, определить желаемый результат и двигаться к нему.

Суть этой теории часто иллюстрируют следующей метафорой: человека, у которого есть проблема, представляют запертым в закрытой на замок комнате. За окном этой комнаты идет нормальная, желаемая этим человеком жизнь, но он не может туда попасть – дверь закрыта. Проблема состоит в том, что есть дверь и эта дверь закрыта на замок. Классическая психотерапия предлагает клиенту работать с проблемой, то есть ориентирует клиента на то, чтобы он изучал замок: его структуру, его устройство, историю того, как этот замок появился в этой двери, кто его туда поставил, как совершенствовался механизм замка.

А суть терапии, ориентированной на решение, заключается в том, что решение проблемы – не в замке. Оно в том, чтобы найти правильный ключ к этому замку. Ведь замок как система устроен так, что к нему всегда существует ключ. И всегда легче найти или подобрать ключ, чем сидеть и разбираться со структурой замка.

В рамках терапии, ориентированной на решение, мы, работая с клиентом, не занимаемся устройством замка, а ищем ключ. Образно говоря, мы настраиваем клиента следующим образом: «Где может находиться этот ключ?», «Кто его унес?», «Кто может помочь мне открыть запертую дверь в этой комнате?»

Много лет подряд путь психотерапевта представлялся лишь в виде путешествия в прошлое с целью докопаться до ядра проблемы в попытке изменить то положение вещей, которое не устраивает клиента (пациента). Это – ориентация на проблему. И в итоге получалось, что процесс терапии (например, психоаналитический процесс) затягивался на много месяцев или даже лет. А некоторых клиентов психоаналитики даже передают по наследству своим детям, тоже психоаналитикам. Несмотря на то что докопаться до сути проблемы – значит наполовину решить ее.

Краткосрочная терапия не делает акцента на том, что «мне нужно исследовать, откуда появилась проблема у меня, у моего отца или у моей бабушки». Да, мы признаем, что проблема есть. Мы признаем, что есть определенного рода модель, но не начинаем бесконечных раскопок в прошлом, а задаемся вопросами: «А почему я к этой модели привязан? Что я хочу получить вместо этой модели? Чем я хочу заменить, например, модель моего отца, которая для меня явно деструктивна?»

И тогда меняется суть психотерапии. Мы не тратим много времени на раскопки в прошлом, мы просто констатируем, что у нас есть проблема, и ищем пути ее решения.

Конечно же, я не хочу сказать, что подход, ориентированный на решение, требует вообще отказаться от причинно-следственной связи и не разбираться в прошлом клиента (пациента), истории его семьи, его биографии. Все это нужно и используется по-прежнему. Меняются акценты и фокус – и это сильно экономит время и силы. Краткосрочная терапия – терапия, ориентированная на решение, – разработанная американскими психотерапевтами в 1980–1990-х годах, стала принципиально новым, свежим подходом. Впоследствии при создании метода клиент-центрированных расстановок я во многом ориентировался именно на нее.