Текст книги "Греко-персидские войны"

Когда тираны были изгнаны, Аристагор распорядился, чтобы каждый город выбрал себе стратега, после чего сел на корабль и отправился в Спарту. Как когда-то и царь Крез, мятежник решил заключить союз с самыми лучшими воинами в Элладе. Однако он не учел одного – если с царем Лидии спартанцев связывали дружеские отношения, то Аристагор для них был никто и звали его никак.

Спарта стояла особняком среди всех греческих полисов. Она была не только самым сильным в военном отношении государством в Элладе, но обладала самой большой территорией и самыми богатыми ресурсами. Чему в немалой степени способствовало завоевание Мессении в VII в. до н. э. Огромную роль играло и то, что именно Спарта стояла во главе Пелопоннесского союза, охватывающего большинство полисов полуострова.

Внутреннее устройство Спарты тоже отличалось оригинальностью. В городе сохранилась царская власть, причем царей было два – один из династии Агиадов, другой из династии Эврипонтидов. Несмотря на то, что предком у тех и у других был легендарный Аристодем, цари нередко открыто враждовали друг с другом, что имело негативные последствия для государства. Власть Агиадов и Эврипонтидов была сильно ограничена законодательно. В мирное время они занимались судебными делами и религиозными мероприятиями, а во время войны командовали армией. Вся власть в Спарте была сосредоточена в руках совета старейшин, который назывался герусия. В состав совета входило тридцать человек, в том числе и цари. Именно на заседаниях совета решались все важнейшие вопросы, касающиеся внешней политики и внутренних дел в государстве. Роль народного собрания, называющегося апелла, была невелика, оно в основном утверждало решения, принятые герусией.

Особое положение занимала в Спарте коллегия эфоров из пяти человек. Созданная как надзорный орган, эта коллегия со временем сосредоточила в своих руках огромную власть и превратилась в высшую контрольно-административную инстанцию Спарты. Эфоры не только следили за внутренним состоянием государства, но и получили право контролировать деятельность царей. Причем не только в мирное время, но и во время войны, когда за неумелое руководство войсками они могли отстранить царя от командования армией. Эфоры избирались сроком на один год.

Население в Лакедемоне[33]33
  Лакедемон – официальное название Спарты. Спартанцев также называли лакедемонянами.


[Закрыть] делилось на три класса – полноправные граждане, неполноправные, но лично свободные периэки и порабощенные илоты. В отличие от собственно спартанцев, которые были заняты исключительно военным делом и не могли покидать Лакедемон, периэки могли заниматься ремеслами и свободно передвигаться по Пелопоннесу. В политической жизни страны они не принимали никакого участия, зато в армии играли большую роль, принимая участие во всех походах лакедемонян. Что же касается илотов, то в отличие от обыкновенных рабов, они имели больше самостоятельности, хотя и находились в собственности государства. Как и земля, которую илоты обрабатывали.

Для граждан Спарты смыслом жизни была подготовка к войне и сама война, на что была направлена вся система воспитания молодежи: «На всей земле для одних лишь спартанцев война оказывалась отдыхом от подготовки к ней» (Plut. Lycurg. 22). По большому счету, Спарта напоминала военный лагерь. Ее граждане настолько кичились своей доблестью, что даже отказывались возвести крепостные стены вокруг города, утверждая, что лучшей защитой от врагов является их храбрость. «Лишь тот город не лишен укреплений, который окружен мужами, а не кирпичами» (Plut. Lycurg. 19), – говорил знаменитый спартанский законодатель Ликург. Вот таких людей и хотел просить о помощи Аристагор.

В Спарте нежданного просителя встретили неприветливо. Но спартанский царь Клеомен I, из династии Агиадов, о котором Геродот сказал, что он был «не умен и сумасброден» (Herod. V, 42), согласился принять авантюриста. Характеристика Клеомена, данная «отцом истории», явно тенденциозная, поскольку отражает официальную точку зрения спартанцев. На самом деле Клеомен был личностью яркой и харизматической, опытным военачальником и ловким политиком. Но при этом он явно не вписывался в те жесткие рамки, в которые законы Спарты ставили своих царей. Что в дальнейшем и привело Клеомена к конфликту с правящей спартанской элитой.

На встречу с царем Аристагор притащил медную доску, на которой была вырезана карта Ойкумены, и стал рассказывать Клеомену сказки о том, насколько слабы персы и какую богатую добычу спартанцы могут взять в Азии. Царь внимательно слушал пространную речь гостя, следил за тем, как тот показывает на карте упоминаемые города и местности, а затем заявил: «Любезный милетянин, откладываю ответ тебе на третий день» (Herod. V, 49).

По истечении трех дней Клеомен и Аристагор снова встретились. Спартанец задал просителю только один вопрос – сколько дней пути от эгейского побережья до столицы персидского царя. И Аристагор, лживый и поднаторевший в интригах человек, которому ничего не стоило обмануть ближнего своего, допустил последнюю, роковую ошибку. Неизвестно почему, но в этот раз он сказал правду. Когда Клеомен узнал, что маршрут движения войск растянется на три месяца, то взмахом руки остановил разговорчивого гостя и сказал: «Любезный милетянин, уходи из Спарты до солнечного заката: предложение твое совершенно невыполнимо, если ты желаешь, чтобы лакедемоняне отошли от моря на три месяца пути» (Herod. V, 50).

Но Аристагор сдаваться не собирался и решил исправить свою ошибку. Прихватив оливковую ветвь, он вошел в дом Клеомена и стал разыгрывать роль просителя. Царь нахмурился, но не посмел прогнать из дома человека, умоляющего о защите. Аристагор же не стал тратить время на хождения вокруг да около, а сразу взял быка за рога и предложил царю десять талантов[34]34
  Талант использовался как счетно-денежная единица и единица массы. В денежной категории вес таланта в Древней Греции периодически варьировался, но никогда не превышал 30?кг. В эпоху Александра Македонского вес аттического таланта составлял 25, 902?кг серебра. Талант был равен 60 минам, мина насчитывала 100 драхм. Один талант золота был равен 10 талантам серебра.


[Закрыть] золота за то, чтобы он организовал поход в Малую Азию. Клеомен ответил молчанием. Аристагор предложил двадцать. Царь молчал. На предложение тридцати талантов Клеомен снова отмолчался. Когда же сумма взятки достигла пятидесяти талантов, девятилетняя царская дочь Горго, присутствующая при разговоре, громко воскликнула: «Иноземец подкупит тебя, отец, если ты не уйдешь отсюда» (Herod. V, 51). Клеомен спохватился и выставил Аристагора за дверь. Так ничего не добившись, горе-дипломат покинул Спарту.

Однако настойчивости правителя Милета можно было позавидовать. Он прямиком отправился в Афины, где совсем недавно изгнали тирана Гиппия и провозгласили демократию. Гиппий нашел убежище в Сардах у Артафрена и всячески наговаривал сатрапу на афинян, надеясь, что тот склонит своего брата Дария к войне с Афинами. Изгнанник хотел вернуться домой при помощи персидских войск. То, что он будет ставленником Ахеменидов, Гипия не смущало. Узнав о кознях соотечественника, афиняне отправили в Сарды послов, которые посоветовали Артафрену не слушать Гиппия. Но было уже поздно. Сатрап заявил, что если афиняне хотят спокойно жить, то пусть принимают изгнанника назад. Граждане Афин наотрез отказались подчиниться воле персов и в случае необходимости решили воевать против Дария. Такой расклад внушал Аристагору шансы на успех, поскольку он хотел в Афинах позиционировать себя как человек, который освободил малоазийских эллинов не только от тирании местных правителей, но и от власти персов. Изображая из себя непреклонного борца против Дария и его сатрапов, авантюрист хотел заработать на этом политический капитал.

Выступая перед собранием афинян, Аристагор был в родной стихии. Это спартанцы любят говорить кратко, а граждане Афин знают толк в красноречии. Милетянин превзошел сам себя, подробно рассказав о несметных богатствах Азии и слабости армии Дария. Договорился даже до того, «что персы не употребляют ни щитов, ни копий и что их легко одолеть» (Herod. V, 97). Глупость сказал несусветную, но афиняне в нее поверили! Когда же Аристагор заявил о том, что Милет является афинской колонией, а потому негоже метрополии оставлять его в беде, афинское собрание постановило оказать малоазийским эллинам военную помощь. Быстро снарядили 20 пентеконтер и под командованием стратега Меланфия отправили к берегам Анатолии.

Не надо думать, что афиняне пожадничали и выделили для ведения боевых действий всего два десятка кораблей. Дело в том, что военный флот Афин в это время насчитывал от 48 до 70 судов. Поэтому говорить о том, что афиняне оказали малоазийским эллинам несущественную помощь, не приходится. Отослав практически половину наличного флота к побережью Малой Азии, граждане Афин обозначили всю серьезность своих намерений.

Как заметил Геродот, «эти-то корабли и положили начало бедам как для эллинов, так и для варваров» (V, 97).

2. Сарды в огне. 498 г. до н. э

По прибытии в Милет Аристагор объявил согражданам о том, что Афины решили поддержать эолийцев и ионийцев в борьбе с персами. Начало боевых действий он отложил до тех пор, пока не придет обещанная помощь, а пока стал действовать исходя из сложившейся обстановки. Посланники Аристагора пришли во Фригию, где проживали переселенные Мегабизом в Азию пеоны, и от имени правителя Милета предложили им воспользоваться удобным моментом и возвратиться на родину. Если пеоны сумеют добраться до моря, то эллины на кораблях доставят их домой.

Большая часть пеонов с радостью откликнулась на это предложение и покинула Фригию. Об этом узнал Артафрен и отправил в погоню за уходившими на запад пеонами отряд кавалерии. Сатрап рассчитывал, что вместе с женами и детьми мятежники далеко не уйдут. Но было уже поздно. Когда всадники Артафрена достигли побережья Эгейского моря, беглецы успели скрыться на Хиосе. Персидский военачальник без кораблей не мог попасть на остров, флот ионических греков уже не подчинялся царю Дарию. Однако и отступать просто так командующий возможным не посчитал и отправил на Хиос доверенного человека, передавшего пеонам приказ вернуться во Фригию. Но для людей, почувствовавших себя свободными, грозные слова перса были лишь пустым сотрясением воздуха. Вскоре хиосские корабли перевезли пеонов на остров Лесбос, а лесбосцы доставили их в город Дориск, расположенный около устья реки Гебр. Оттуда пеоны отправились по домам. Своими действиями Аристогор просто навредил Дарию, поскольку никаких стратегических последствий для дальнейшего хода восстания бегство пеонов из Фригии не имело.

Главные события развернулись тогда, когда на помощь малоазийским эллинам прибыл афинский флот. Вместе с афинянами прибыли пять боевых кораблей под командованием стратега Евалкида из Эретрии, города на острове Эгина. Эретрийцев и милетян связывали давние дружеские отношения. В свое время Милет оказал поддержку Эретрии в войне против Самоса и городов Халкидики, и теперь уже эретрийцы пришли друзьям на помощь. На военном совете стратеги и военачальники эллинов решили не отсиживаться по городам в ожидании персидского вторжения, а нанести удар первыми. Главной целью атаки были выбраны Сарды.

Это было разумно. Во-первых, столица Лидии была первоклассной крепостью, и в случае ее захвата эллины отодвигали войну от границ Ионической Греции и Эолиды. Персам было опасно идти на Милет и другие города, оставляя в тылу неприступные Сарды. Во-вторых, если мятежникам будет сопутствовать успех, то появлялся шанс поднять на восстание лидийцев. И в-третьих, в Сардах правил брат Дария Артафрен, которого можно было попытаться взять в плен. В этом случае сатрап мог стать разменной монетой в переговорах с царем. В целом план эллинов был хорош, но вот его исполнение оставляло желать лучшего. Хотя изначально ничего не предвещало неудачи.

Аристогор критически относился к своим талантам военачальника и потому уступил главное командование младшему брату Харопину и стратегу Гермофанту. Что само по себе было очень хорошо. После этого объединенный эллинский флот прибыл в Эфес. Город наполнился тысячами воинов, на улицах и площадях толпились гоплиты в бронзовых и льняных панцирях, а моряки заполонили порт. Стратеги снова собрались на совет и пришли к выводу, что на Сарды лучше идти не по новой дороге, построенной персами, а вдоль реки Каистр[35]35
  Река Каистр – современный Малый Мендерес в Турции.


[Закрыть]. В этом случае появлялся шанс застать Артафрена врасплох. Взяв проводниками местных жителей, эллины выступили в поход. Греческая армия промаршировала на восток, затем резко свернула на север, перевалила через Тмол и вышла к Сардам.

Для персов это было полной неожиданностью. Артафрен мирно дремал после обеда в своих покоях, когда прибежавший начальник гарнизона доложил, что к городу приближается вражеская армия. У сатрапа сон как рукой сняло, и через секунду он был на ногах. Ударив в медное било, Артафрен вызвал слуг, повелев принести оружие и доспехи. Пока его снаряжали на битву, сатрап отдавал распоряжения подчиненным военачальникам. Понимая, что времени для организации обороны на главной городской стене у него нет, Артафрен отдал приказ всем персам собраться на акрополе. Его гораздо легче защищать из-за выгодного местоположения, да и сам периметр укреплений был гораздо меньше. Пусть персидские воины не берут с собой ничего, кроме оружия, все убытки им возместят после сражения.

Сатрап вышел из дворца и поднялся на башню у ворот. В лучах солнца ярко блестели пластины его чешуйчатого панциря, порывы ветра трепали за плечами пурпурный плащ. Огромная равнина была перед царским братом как на ладони, и по приближающимся тучам пыли Артафрен определил местоположение греческой армии. Подобно гигантской приливной волне она накатывалась на Сарды. На улицах города творилось столпотворение, толпы людей устремились к акрополю. Сатрап видел, что еще не все персы добрались до крепости, однако выбора у него не было, и он распорядился закрыть ворота. В любом другом случае появлялся реальный шанс, что их не сумеют закрыть вообще. Тяжелые створы захлопнулись, наглухо отрезав акрополь от остального мира.

Эллины с ходу прорвались в Сарды. Нескончаемым потоком гоплиты вливались в город и разбегались по улицам и площадям, продвигаясь к акрополю. Стоявшие на стенах персидские лучники открыли стрельбу по эллинам, однако гоплиты подняли над головами большие круглые щиты и подошли к воротам. Сверху бросали копья и дротики, швыряли тяжелые камни, но греки продолжали наращивать натиск. Створы гудели от ударов бревен и топоров, и Артафрен, опасаясь прорыва, распорядился завалить ворота изнутри. Тем временем гоплиты притащили из города деревянные лестницы, приставили к надвратной стене и полезли на укрепления. По приказу сатрапа под бронзовыми котлами с маслом и водой разожгли огонь, однако один Ахурамазда ведал, когда они закипят.

Артафрен понимал, что акрополь совершенно не готов к обороне, что и шансов на успешный исход противостояния с греками немного. Однако спасение пришло совершенно с неожиданной стороны. Поднимающаяся над городом тонкая струйка черного дыма сначала не привлекла внимания сатрапа. Но дым становился все гуще, быстро затягивал бирюзовое небо, и вскоре первые языки пламени стали подниматься над городскими строениями. Кто-то из эллинов запалил дом, и пожар стал стремительно распространяться по Сардам. Практически все дома в городе, включая даже каменные, были крыты камышом, который весело занимался огнем. Пламя быстро перекидывалось с одного строения на другое, и вскоре пожар охватил весь город.

Лидийцы и оставшиеся в городе персы, спасаясь от огня, бросились на берег Пактола и рыночную площадь, а следом за ними устремилась тяжелая пехота греков. Горожане поняли, что бежать дальше некуда. Персидские воины и лидийцы вытащили из ножен мечи, натянули луки и вступили в бой с эллинами. Яростная битва закипела среди дыма и огня.

Артафрен стоял на башне акрополя и смотрел на погибающий город. У подножия скалы бушевало море огня, нестерпимый жар поднимался вверх, от едкого дыма задыхались на стенах лучники. Небо скрылось за черной пеленой, рев пожара заглушал грохот битвы и крики умирающих людей. А затем что-то случилось. Эллины попятились от крепостных ворот, отступили от стен, закинули за спину круглые щиты и стали спускаться с горы в город. Персы не верили своим глазам, глядя на отступающих врагов. Греки не только уходили от акрополя, они вообще покидали Сарды. Не желая продолжать бой на рыночной площади и берегу Пактола, гоплиты побежали к городским воротам, чтобы не сгореть заживо. За городом, на равнине, собиралось эллинское войско. С почерневшими лицами, в закопченных доспехах и обгорелыми гребнями на шлемах, греческое воинство представляло странное зрелище. До самой темноты стратеги собирали выходивших из пылающего города пехотинцев, а когда ночь опустилась на землю, повели войска обратно к морю.

За спиной уходивших греков пылали Сарды, огненный столб поднимался до самого неба. Эллины даже не сумели разграбить город, поскольку пожар лишил их этой возможности.

Наутро Артафрен со скалы обозрел огромное черное пепелище, в которое превратилась столица Лидии, и отправил гонца к брату с просьбой о помощи и подробным рассказом о случившемся.

* * *

Когда Дарий узнал о сожжении Сард, то пришел в бешенство. Обычно спокойный и уравновешенный человек, не подверженный припадкам беспричинной ярости, в этот раз он не выдержал. Выслушав донесение гонца, царь только спросил, кто такие афиняне. Удовлетворив свое любопытство, он взял у телохранителя лук, натянул тетиву и пустил стрелу в небо со словами: «Да исполнится, Зевс, мщение мое над афинянами!» (Herod. V, 105). После этого Дарий успокоился и приказал своему слуге три раза перед обедом повторять: «Владыка! Помни афинян!» (Herod. V, 105).

Затем настал час Гистиея. Дарий призвал его к себе и вкратце рассказал о восстании в Ионии и о том, что произошло в Сардах. Попенял за родственника. На это бывший тиран ответил, что если бы он стоял во главе Милета, то никто не решился бы выступить против персов. Он так и сказал царю: «Пойми, как неразумно ты поступил, переместив меня от моря внутрь страны. Очевидно, ионяне вследствие того, что я удалился с глаз их, учинили то, к чему давно уже были склонны; если бы я был в Ионии, не поднялся бы ни один город» (Herod. V, 106).

Дальнейшие действия Дария предсказать было нетрудно: царь отправил Гистиея в Ионическую Грецию призывать соотечественников к повиновению. Милетянин в буквальном смысле слова одурел от счастья, перестал здраво соображать и пообещал не снимать хитона до тех пор, пока не завоюет для Дария Сардинию. Зачем он это сказал, непонятно. Царь только усмехнулся и приказал ему возвращаться в Сузы, когда все закончится.

Тем временем боевые действия в Малой Азии продолжались. Разгромив Сарды, эллины стали отступать к Эфесу, полагая, что на этом все и закончится. Но персидские сатрапы уже среагировали на вторжение, быстро собрали армию и выступили на помощь Артафрену. Во главе войск стояли зять Дария Даврис, командующий персидскими войсками в регионе Отан, и сатрап Гимей. В Сардах врага уже не было, и тогда они кинулись в погоню за греческой армией. Противники встретились у Эфеса. У греков был шанс избежать боя и укрыться за городскими укреплениями, но стратеги решили дать сражение. И потерпели неудачу. Множество эллинов погибло, большие потери понес и командный состав. В частности, был убит стратег эретрийцев Евалкид.

После такого неожиданного поражения объединенное греческое войско распалось, ионийцы и эолийцы просто разошлись по домам. Соответствующей была и реакция афинян, погрузившихся на корабли и уплывших в Афины. Никакие заклинания Аристагора не смогли убедить афинских военачальников остаться, они прямо заявили, что помогать малоазийским эллинам больше не будут. Очевидно, стратеги на себе ощутили разницу между словами Аристагора в Афинах и тем, что происходит в Анатолии на самом деле.

Но ионийцы и эолийцы не собирались сдаваться на милость победителей, борьба еще только начиналась. Малоазийские греки прекрасно понимали, что Дарий их восстание трактует как государственную измену, а за сожжение Сард спросит по всей строгости закона. Столицу Лидии захватить не удалось, внезапно вспыхнувший пожар помешал довести дело до конца. А нелепое поражение под Эфесом окончательно спутало все планы восставших. Тем не менее эллины неожиданно перешли в наступление. Их флот появился в Пропотинде, был захвачен Византий и ряд других городов региона. После сожжения Сард на сторону восставших перешла большая часть жителей Карии, а также город Кавн[36]36
  Кавн – современный город Дальян в Турции. Его руины находятся на противоположном от города берегу одноименной реки.


[Закрыть], расположенный на границе с Ликией.