Текст книги "Под знаком небес"

При появлении Невина они подскочили и в недоумении смотрели на него несколько секунд, а затем Карий, опомнившись, поспешно поклонился, и остальные последовали его примеру. Они находились в согнутом положении несколько дольше, чем было необходимо, – видимо, для того, чтобы искупить свое первоначальное замешательство.

– Я слушаю Ваши приказания, Повелитель, – проговорил Карий голосом, полным благоговения.

– Покажи мне тело Владемира, – проговорил Невин, окидывая взглядом несколько десятков каменных саркофагов, испещренных рунами и гербами вампирских кланов.

– Сюда, Ваше Величество, – Карий с поклоном пригласил Невина следовать за ним.

Он провел его между двух рядов мраморных гробниц и остановился перед отполированной до блеска ониксовой плитой, покрытой черным бархатом, под которым угадывался человеческий силуэт. Там, где должна была быть голова, материя обрывалась вниз, отчего фигура выглядела укороченной и неестественной.

Невин подошел и коснулся пальцами холодного камня. Он был абсолютно гладким.

– Ты свободен, – бросил Невин Карию через плечо. – Можешь идти.

Смотритель поклонился и поспешил через зал обратно к своим приятелям.

Невин обошел плиту, пристально вглядываясь в очертания покрывала. Владемир из клана Майрено, один из величайших воинов Бальгона, был повержен людьми в последнем жестоком сражении. Ему отрубили голову и закопали ее неизвестно где, а сердце пронзили осиновым колом. Теперь он лежит, бесформенный и неподвижный, и нет более силы в руках, сотни лет сжимавших меч Калигорст, Дарующий Смерть.

Владемир был древним вампиром и жил достаточно долго, чтобы вместе с кровью поглотить жизненную силу тысяч людей. Поэтому его вторично умершее тело не разложилось сразу, как это обычно происходило с молодыми вампирами, а некоторое время сохранялось в целости.

Сколько слуг стали Хозяевами после его смерти? Тысяча, две, три? Кто знает? Армия Владемира была огромна, она шла, повинуясь Зову своего Господина и сметая все на своем пути.

Но не в этот раз. Многие полегли на Комариных Топях, преданные, по убеждению Невина, изгоями из клана Валерио. Четыре дня прошло с тех пор, как уцелевшие воины принесли обезглавленное тело своего предводителя в Бальгон и положили его в усыпальнице замка Брандеген.

Они рассказывали о том, кто вел армию людей и одолел Владемира, – огромном человеке, чье лицо скрывала черная маска. Некоторые считали его колдуном, другие – просто могучим воином, но все сходились во мнении, что он не был ни королем Малдонии Мироном, ни его старшим сыном Мархаком, ни кем-либо из сражавшихся прежде с воинством Бальгона.

Невин лег рядом с мертвым телом. Повернув голову, он увидел, что теперь, когда Владемир без головы, они сравнялись в росте.

Невин прикрыл глаза и подумал о том, что наступило странное время, когда боги больше не помогают своим детям, а люди не боятся тех, кто служит богам.

Когда он проснулся, в зале было тихо. Невин сел, спустил ноги на пол и прислушался. Слабо потрескивала смола на факелах и масло в светильниках. Пискнула мышь и прошуршала по холодным каменным плитам. Невин встал и пошел между гробницами к выходу. Смотритель спал, сложив на груди большие тяжелые руки, его помощники пристроились подле в различных позах. Игральные кости валялись где попало, в том числе и на полу.

«Неужели рассвет?» – подумал Невин, проходя мимо и открывая дверь. И тут он вспомнил о Мелиссе, которая ждала его, и поспешил наверх, в свои покои.

– Почему ты так долго? – спросила женщина, приподнимаясь на локте, когда он отворил дверь и вошел.

– Я заснул в Погребальном Зале, – ответил он, снимая ремень с ножнами и бросая его на пол возле кровати. – Прости.

– Скоро рассвет, – сказала она, следя за ним большими зеленоватыми глазами.

– Часа два осталось, – отозвался Невин, коснувшись пальцами стоявших на полке песочных часов, сделанных в виде двух переплетающихся змей. – Ты не спала?

– Нет, – Мелисса покачала головой. – Я ждала тебя и думала о том, что ты сказал. Про Большой Совет, – добавила она, заметив, что он ее не понял. – Ты ведь не хочешь его устраивать, верно?

– Нет, – согласился Невин, снимая толстый кожаный панцирь, покрытый крупными серебряными бляшками. – Валентин наверняка постарается всех запугать и устроить так, чтобы Вардан решил начать войну.

– А почему ты против этого? – спросила Мелисса. – Армия Бальгона все еще сильна, и рыцарям не устоять перед ней. Смерть Владемира прискорбна и неожиданна, – она запнулась, подбирая слова, – но она не означает… что нам следует сложить оружие!

– Что для нас столетие? – спросил Невин, растягиваясь на одеяле. – Всего лишь миг. А тот великан, что сокрушил Владемира, успел бы за это время умереть.

Повисла пауза. Наконец, Мелисса спросила:

– Ты боишься его? – В ее голосе прозвучало недоверие. – Но ведь он один, что он может против наших воинов, если останется без армии?

– Не знаю, – ответил Невин. – Но у меня странное предчувствие, что он не такой, как… другие.

– Надеюсь, ты не веришь в эту глупую поговорку?

– Какую?

– «Один в поле воин». Кажется, так говорят в королевстве Алых Копей, что лежит на юго-западе, у берега Холодного моря. Кто-то рассказывал мне, уже не помню когда.

Невин усмехнулся:

– Нет, я не верю в эти сказки. Но нам не нужна война. Рыцари стали сражаться иначе, они почувствовали уверенность, у них есть лидер, который нас не боится. Он сокрушил нашего полководца, и все эти видели. Армия носферату бежала. Такого позора не было еще никогда. До сих пор мы были непобедимы. Даже оборотни не могли тягаться с нами в искусстве войны. – Невин медленно покачал головой. – Мне кажется, этот человек опасен. Ты знаешь, я не боюсь никого и готов умереть во имя Служения, но рисковать Бальгоном… Не думаю, что имею на это право. Молох воздвиг его и вручил нам не только чтобы мы в нем жили, но и на хранение, как величайшую реликвию, доказательство его могущества. Нет, милая, нам не нужна эта война.

– Но не мы хотим ее, – возразила Мелисса. – Рыцари стараются выяснить, где расположен Бальгон, это они стремятся уничтожить нас. Люди не желают больше бояться, они хотят расправиться с нами, но мы сильны, и, кроме того, на нашей стороне Молох. Пускай он давно не отвечал на наши молитвы, но это не значит, что он оставил нас. По крайней мере, я не верю в это!

– Пусть так, – согласился Невин. – Но все равно, лучше бы Оракул решил, что нам делать, а не Вардан. Так мой авторитет как правителя не будет поколеблен, наоборот, я всегда смогу сказать, что действую по воле Кровавого.

– Это верно. Ты уже сообщил Эртанору, что хочешь говорить с ним?

– Да. Мы отправимся к башне завтра в первом часу.

– Молох может и не заговорить, – заметила Мелисса, помолчав. – Лично я в это не верю, но все возможно. Нужно быть готовым к любому исходу.

– Знаю, – ответил Невин. – Если Кровавый промолчит, останется только Большой Совет, и я не уверен, что меня послушают. Кланы имеют силу и свои интересы. Кроме того, у них есть право решать. Полагаю, они им воспользуются. – Невин неожиданно рассек воздух ладонью. – Неужели придется делать вид, что я придерживаюсь того же мнения, что и большинство, каким бы оно ни было?!

– Если Вардан состоится и ты увидишь, что все за войну, лучше самому внести это предложение, иначе Валентин выступит за нее и покажет, что имеет влияние на Совет. Этого нельзя допустить, особенно сейчас, когда нам всем нужен единый лидер, – проговорила Мелисса вкрадчиво.

– Да, пожалуй, ты права, – согласился Невин, подумав. – Но как угадать, чего хотят все? Пока я слышал доводы и за открытую войну с Малдонией, и против. Какая чаша весов окажется тяжелее?

– Думаю, это станет ясно после визита к Оракулу.

– Остается только ждать. Как странно, у меня впереди целая вечность, а я не могу дождаться следующей ночи. – Невин усмехнулся.

Некоторое время они лежали молча.

– Что ж, полагаю, завтра действительно будет видно, как себя вести, – Мелисса прикрыла глаза и глубоко вздохнула: – Спокойного тебе сна.

– Спокойного сна, – отозвался Невин, продолжая смотреть в потолок. – Да хранит нас Великий Молох.

* * *

На окраине древнего города, ныне превратившегося в руины, из пещеры показались два существа, напоминавшие покрытых панцирями людей. Даже их лица состояли из плотно подогнанных друг к другу пластин.

Они были одеты в длинные накидки, перехваченные ремнями, на которых висели небольшие кинжалы и средних размеров тубусы из тисненой кожи. Существа называли себя мурскулами и принадлежали к касте Искушенных, долгое время считавшейся проклятой, но в последние годы занявшей главенствующее место в обществе этой расы. Помогло же этому появление Састара Раваны, правящей особи, превратившей рассеянных по джунглям Архатлы мурскулов в армию сильных и жестоких воинов. Тогда Искушенные должны были открыть Красные Врата, древний портал, и впустить на Землю полчища демонов ракшасов и их повелителя, владыку Хаоса Эреба. Но тогда великая битва была проиграна, и мурскулам пришлось укрыться под землей и в горах. На них охотились, и многих перебили, но нескольким сотням удалось спастись.

Один из мурскулов достал из-за пазухи металлическую трубу и, приложив ее к глазам, принялся сосредоточенно подкручивать расположенные на краю прибора рифленые ободки.

– Ну что? – проговорил его спутник спустя несколько секунд. – Видишь?

– Плохо, – ответил первый мурскул, отнимая от глаз трубку. – Но она приближается.

Второй фыркнул:

– Естественно! Вот только с какой скоростью?

Его напарник задумчиво покрутил в руках трубку.

– Сделать бы такую побольше, – проговорил он.

– Не из чего! – отрезал второй мурскул, отбирая у товарища прибор. – Да и времени в обрез! – Он приложил трубку к глазам и некоторое время рассматривал ночное небо. – Еще недели две-три, – сказал он, возвращая устройство. – Мы должны успеть.

– Все зависит от Ака-Мура-Сахада, – отозвался второй мурскул, бережно убирая трубку за пазуху. – Вчера он говорил, что волшебный шар снова едва не взорвался.

– Но не взорвался же.

– Это дело случая.

– У него все получится. Ты же знаешь Ака-Мура-Сахада: он всегда жалуется, а потом оказывается, что все готово.

– Тут ты прав, – мурскул усмехнулся. – Но третьего дня шар действительно был готов взорваться. Я сам видел. По нему пошли белые прожилки, и воздух вокруг загудел так, словно пещеру наполнили тысячи взбешенных насекомых.

– Ака-Мура-Сахад тогда просто перестарался, – проговорил второй мурскул недовольно. – У него еще есть время.

– Зачем нам вообще передвигать эти скалы? – спросил его товарищ, с беспокойством оглядываясь на цепочку столовых гор, тянувшихся с запада на восток.

– Састару нужны корабли. Большие, надежные и прочные. Что может подойти лучше камня?

– Например, железо.

– Давно ли ты работал в рудниках? – В голосе мурскула прозвучал сарказм.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что мы уже давно не добываем металлы, – вздохнув, объяснил мурскул приятелю. – Кроме того, это было бы трудно скрыть от людей.

– Но три первых взрыва мы утаили, – возразил ему товарищ. – А тогда помнишь, сколько сбежалось народу?

– Да уж! Наверное, решили, что горы ожили! – мурскул коротко рассмеялся. – Но, помимо всего прочего, добыча руды требует специальных приспособлений, которых у нас нет, – добавил он. – Так что придется састару довольствоваться камнем.

– По-моему, я видел там огонек, – его напарник обеспокоенно указал в темноту.

– Где?

– Вон там, среди деревьев.

– Да, верно.

– Пора уходить.

– Ты прав. Мы видели все, что хотели.

Оба мурскула развернулись и скрылись в пещере. Через секунду вход в нее закрылся каменной плитой, практически полностью слившейся со склоном.

Глава 2
«Веселый дракон»

Ялгаад, столица Малдонии, располагался недалеко от берега Холодного Моря и был городом портовым, а потому довольно богатым. Дворцы и дома хоть и уступали по великолепию постройкам Межморья, тем не менее считались в Синешанне одними из самых замечательных.

История столицы насчитывала уже не одну сотню лет, за которые город разросся, заняв пространство между двумя полноводными реками, берущими начало в озере Зеркальное, расположенном на юго-западе от Кадрадских гор, чьи белоснежные вершины можно было увидеть уже через пять дней пути от Ялгаада.

Город пересекало множество каналов и канавок, вырытых так давно, что никто уже не помнил, для чего они служили. Теперь по их каменным набережным прогуливалась знать и наперебой предлагали свои товары лотошники. Они же заполняли площади, парки и аллеи, которых имелось в столице большое количество, но все они располагались на первом, самом высоком, ярусе, венчал который огромный и великолепный королевский дворец, внутреннее убранство которого, впрочем, отнюдь не соответствовало внешнему блеску, ибо нынешний король отличался особенной скупостью и приказал все украшения снять и спрятать в подвалах вместе с казной. Странная причуда, особенно если учесть, что последняя вовсе не нуждалась в пополнении: в Малдонии находились самые рудоносные медные шахты в Синешанне и деньги текли в страну рекой.

Второй ярус занимали дома высокопоставленных чиновников и мелкой знати, там же располагались казармы рыцарей, а также оруженосцев, конюшни, тренировочные арены, ристалища и постройки для слуг. Обычно там обитало всего несколько сотен человек, но сейчас второй ярус кишел людьми – время было военное, и рыцари могли понадобиться в любой момент.

Здесь в воздухе реяли разноцветные флаги со всевозможными гербами. Приглядевшись, можно было различить и перекрещенные секиры на поле из белых и красных клеток – символы ордена Гемаркха, чьи рыцари поклонялись богу войны, и охваченный пламенем замок на голубом с прозеленью фоне – эмблему ордена Мастрода, покровителя раздора, и более мирные изображения: оленей на желто-синем поле, герб Нотингора; стайку голубей с неоперенной стрелой внизу, символы Пархаоза. Словом, все воинские кланы, семьи и ордена Малдонии собрались в столице, составив могучую армию, готовую отразить атаку любого неприятеля.

Третий ярус занимали ремесленники. Цеха, кустарные мастерские и мелкие промыслы, а также портовые доки, пристани и пирсы – все это находилось в постоянном движении, наполняя рабочую часть города шумом, криками и всевозможными запахами.

Последний, самый нижний, ярус находился отдельно от остальных и был смещен к востоку от основной пирамиды. Здесь были кабаки, таверны, публичные дома, арены для азартных игр и скачек, а также собачьих, крысиных и прочих бегов. Маленькие театры с сомнительными репертуарами, деревянные помосты для бродячих и местных трупп, игорные дома и, как главная достопримечательность яруса, огромная тюрьма – одноэтажное здание с множеством пристроек, тянувшееся от Моста Висельников до Позорной площади, где публично наказывали преступников. Там же жил главный городской палач, занимавший небольшой особняк с островерхой крышей, утыканной башенками и шпилями с разнообразными флюгерами. Возле его дома постоянно дежурила охрана из двух-трех стражников.

На упомянутой Позорной площади имелись не только традиционные подмостки для сечения кнутами и избиения батогами, но также дыба и колесо, а если стояла хорошая погода, то главный экзекутор распоряжался вытащить из тюремных казематов железную деву и устраивал особое представление. Но случалось это обычно в летние или весенние периоды, да и то не часто, поскольку хитроумное и громоздкое приспособление боялось сырости и при первой же возможности покрывалось ржавчиной.

Но все это предназначалось только для простолюдинов. Жителей первого и второго ярусов, а также обитателей третьего казнили и наказывали на главной городской площади, для чего имелись специальные экзекуторы и особые приспособления.

Основным украшением Ялгаада, помимо перечисленных архитектурных построек, были, безусловно, многочисленные храмы, одни величественные и монументальные, другие крошечные, но столь же богато украшенные. Их жрецы и служители составляли особую прослойку населения столицы, ибо пользовались многими привилегиями и, кроме того, имели право содержать и действительно содержали многочисленную армию Храмовников, рыцарей-послушников, защищавших святыни культа.

Храмы можно было найти на всех без исключения ярусах города. Позолоченные купола и плоские крыши сверкали даже на самом нижнем, возвышаясь среди лепившихся друг к другу кабаков и домов терпимости. Впрочем, не следует думать, будто этот район считался нищенским и был городской клоакой, куда приличному человеку противно зайти. Отнюдь. Даже здесь на улицах царил относительный порядок, хотя, конечно, его нельзя было сравнить со сверкающей чистотой двух верхних ярусов. Здесь можно было увидеть и попрошаек, и бандитов, и просто шатающихся от безделья матросов, прибывших на чужестранных кораблях и получивших увольнительные на берег. Иногда проходил в сопровождении телохранителей купец или даже какой-нибудь лорд, обычно надвинув на лицо широкополую шляпу или низко опустив просторный капюшон.

За порядком следили стражники, ходившие по двое или вчетвером, в зависимости от района, в котором несли дежурство. Особенно трудным считался самый отдаленный от центра Квартал Наслаждений, известный своими многочисленными публичными домами и ежегодным карнавалом.

Такова планировка Ялгаада, столицы Малдонии. И в тот вечер, накануне которого астрологи возвестили о приближении к Земле кометы, на четвертом ярусе царило особенное оживление.

В таверне было сумрачно, пахло кислым вином и отбросами. Люди сидели за круглыми липкими столиками, а официанты бесшумно двигались по залу, поднося выпивку и закуски.

В большинстве посетителей можно было легко узнать моряков и людей ночных профессий: налетчиков, взломщиков и грабителей. Одни молча сидели в полумраке, другие свободно разговаривали между собою, а третьи, надвинув на лица просторные капюшоны, полушепотом обсуждали свои дела.

В дальнем правом углу расположился человек огромного роста с резкими, грубыми чертами лица и смоляными волосами, завязанными в длинный хвост. Его звали Хорг Ариган Дьяк, и на вид ему можно было дать лет сорок. На столе подле него лежал в дорогих ножнах меч, по рукоятке которого было видно, что цена ему – гора золотых: серебряный эфес украшал крупный ограненный рубин, а по гарде шла причудливая резьба, состоявшая из эльфийских рун и букв какого-то древнего, давно забытого языка. Тем не менее, несмотря на роскошь отделки, переплетенная медвежьей кожей рукоять ясно говорила о том, что назначение меча состояло не в том, чтобы услаждать взор, но быть удобным во время сражений. Да и сам хозяин оружия производил впечатление скорее наемника, чем щеголя, – столь разнообразным был его наряд, что едва ли кто-нибудь смог бы причислить его к армии какой-либо известной страны. О профессии его также говорили и причудливые доспехи, видневшиеся из-под темного шерстяного плаща, сделанные из черного металла и покрытые искусной насечкой.

Дьяк сидел, вытянув под столом ноги, и задумчиво глядел на стоявшую перед ним кружку, на дне которой еще оставалось немного эля. Таких кружек он выпил за вечер уже пять, но никакого опьянения не чувствовал, и если бы кто рискнул подойти и заглянуть ему в глаза, то не увидел бы в них свойственной пьяным поволоки. Взгляд Дьяка был ясен, но от него веяло холодом и какой-то непомерной отчужденностью, так что можно было бы принять его и за сумасшедшего.

На помост, установленный в глубине таверны, вышли танцовщицы в длинных грязных юбках, слишком пестрых, чтобы их можно было назвать хоть сколько-нибудь приличными. Обыкновенные проститутки, которым платит хозяин кабака за то, чтобы они поплясали перед посетителями под аккомпанемент оборванцев, едва держащихся на ногах. Потом эти девки пойдут к столикам, спрашивая разрешения присесть, и будут набиваться в постели к изголодавшимся по женской ласке морякам.

Дьяк отвернулся и жестом подозвал официанта.

– Еще две кружки пива, – сказал он тихо, когда тот подбежал и почтительно склонился, чтобы выслушать заказ. – И не тяни.

– Конечно, господин, все будет сделано тотчас же, – уверил его служка.

– Очень на это надеюсь, – процедил Дьяк. – И вытри стол, он слишком грязный, чтобы класть на него руки.

– Сию секунду, – с этими словами официант убежал, а через минуту вернулся, неся в каждой руке по кружке пива, а на плече – мокрое полотенце. Его лицо выражало готовность исполнить любое желание посетителя. Размазав грязь по столу, он пододвинул пиво поближе к Дьяку и, наклонившись к самому его уху, прошептал:

– Не желает ли господин развлечься? Наверху есть прекрасные комнаты, а наши девочки…

– Пошел вон! – перебил его Дьяк, смерив таким взглядом, что официант отшатнулся и тотчас ретировался за стойку, где сидел, скучая, хозяин кабака. Перед ним лежала большая черная кошка и щурила зеленые глаза на коптящие у потолка лампы.

Дьяк обвел глазами таверну и задержал взгляд на сидевшем за соседним столиком грузном человеке в распахнутом полушубке, из-под которого виднелась кожаная рубаха с крупными металлическими бляшками. Он был вооружен короткой железной палицей и широким изогнутым кинжалом ольтодунской работы. Поглаживая окладистую русую бороду и прищурив светлые глаза, человек степенно возражал своему тощему и подвижному собеседнику, терзавшему в руках круглую шапочку с плоским верхом и грязным синим пером. Третий из их компании сидел, откинувшись на спинку стула, и молча прихлебывал из дубовой кружки пиво. У него были длинные темные волосы с сединой на висках, широко поставленные глаза и тонкие губы.

– Вот что я тебе скажу, Паг-Данур, – протянул бородатый, ударив кончиками пальцев по краю стола. – Все эти бредни о комете – сущая ерунда! Не понимаю, почему какой-то огонек должен повлиять на нашу жизнь. Может, конечно, в каком-нибудь Орнабуле и верят в эти сказки, но меня этим не собьешь, нет! Я не собираюсь очертя голову бежать из Ольтодуна, бросать дом, добро и прятаться в грязной пещере! – он скривил брезгливую гримасу.

– А знаешь, Рал-Эка, – его собеседник положил тощие локти на стол и тряхнул давно не чесанной головой, – ты вот сейчас упомянул Орнабул и посмеялся над тем, что там, дескать, верят в предзнаменования, а ведь в Каргадане живут люди, чай, поумнее тебя. И если бы один из их колдунов сказал мне, что комета принесет несчастье, то я бы, ни секундочки не сомневаясь, поверил.

– Это потому, что ты трус! – прогудел Рал-Эка, поднося к губам кружку с элем. – Тебе бы только про конец света и говорить. А я повторяю: наши боги ничего про комету не говорили и никаких бед от нее не предсказывали.

– Так-то оно так, – нехотя согласился Паг-Данур. – Да только когда все вокруг говорят об одном, начинаешь прислушиваться, а потом постепенно и верить. Не может ведь быть такого, чтобы все ошибались, а ты был прав.

Рал-Эка фыркнул.

– Ну, ты и сказал! – воскликнул он возмущенно. – Или, может, забыл, что наши боги – истинные, а что там кому врут чужие, нас не касается? Да пусть хоть весь мир потонет в скверне лжи, лично я не дрогну, ибо моя вера – сильна!

– Ты просто паникер, Паг-Данур, – подал голос третий, убирая со лба волосы. – Где ты видишь, чтобы кто-то всерьез относился к этим предсказаниям? Конечно, о них говорят, но никто ведь не собирает вещички и не бежит, не прячется. Оглядись: люди спокойно сидят в кабаках и попивают пиво, им и дела нет ни до комет, ни до астрологов.

Дьяк отвернулся, залпом осушил одну из своих кружек и принялся набивать трубку.

В этот момент, слегка качаясь, в таверну вошел невысокий худощавый человек в сером дорожном плаще и такого же цвета широкополой шляпе. Зоркими юркими глазами, отнюдь не соответствующими его пьяным движениям, он оглядел помещение и едва заметно кивнул продолжавшему неподвижно сидеть на своем месте Дьяку, а затем направился к стойке, за которой лениво расположился хозяин «Веселого дракона» – человек грузный, широкоплечий и, видимо, довольно сильный. Его круглое лицо с широко посаженными серыми глазами обрамляла рыжая борода лопатой, доходившая ему до середины груди. От того, что одет он был в кумачовую рубаху, борода казалась огненной и словно растекалась по всему его объемному телу.

Новый посетитель сел и, аккуратно сняв с головы шляпу, положил ее на стойку. Он спросил эля и, когда получил кружку, начал пить его маленькими глотками так, словно это был чай. Время от времени он поднимал глаза и смотрел на расположившихся за столиками людей, скользя иногда взглядом по фигуре Дьяка и явно ожидая от него какого-то знака.

Наконец тот подозвал его легким движением кисти. Человек подхватил шляпу и, согнувшись в поясе, быстро подошел к Дьяку. Он уже забыл, что изображал пьяного, и Дьяк усмехнулся, видя такую неумелую маскировку.

– Позволите? – спросил человек, осторожно берясь за спинку стула. Дьяк кивнул и, когда тот сел, едва слышно спросил:

– Никто не следил?

– Нет, – человек энергично помотал головой. – Я все делал, как обычно. Можете быть уверены. И спокойны.

– Не думаю, что это довод. Если ты всегда притворяешься так же ловко, как сегодня, тебя давно уже должны были разоблачить.

– Почему это? – спросил человек слегка обиженно. Было заметно, что он растерялся.

– Потому что роль надо играть до конца, а не бежать, словно щенок, едва тебя поманят. Теперь все в таверне знают, что ты пришел только для того, чтобы встретиться со мной.

– Мне кажется, вы слишком низкого мнения о моих актерских способностях, – человек задрал подбородок. – Да будет вам известно, что я полгода играл на сцене…

– Бродячего театра, – перебил его Дьяк с усмешкой.

– Именно так, – человек удивленно поднял брови. – Откуда вы знаете?

– Ни в какую другую труппу тебя бы не взяли, – ответил Дьяк. – Но хватит о глупостях.

Он достал из-за пояса звякнувший кошелек и протянул собеседнику. Тот, несмотря на то что секунду назад надулся от обиды, сразу повеселел и принял его, ловко спрятав за пазуху.

– Получишь еще столько же, если приведешь его сегодня, – сказал Дьяк едва слышно.

– Никак не возможно, господин, – покачал головой человек, но Дьяк видел, с какой жадностью блеснули его глаза. – Только завтра ночью. Это самый ранний срок.

– Хорошо, как знаешь, – Дьяк пожал плечами. Он понимал, что, если Курад отказывается от золота, значит, именно так дела и обстоят. – Но если ты меня обманул…

Человек предупреждающе поднял руку.

– Я сам заплачу вам вдвое больше, чем вы дали мне сейчас, если не будет так, как я сказал, – проговорил он твердо.

– Ты заплатишь гораздо больше, – процедил Дьяк, – если окажется, что ты превратился из полезного человека в того, кто слишком много знает.

– Этого не случится, – заверил его Курад, залпом допивая свой эль и поднимаясь из-за стола. – Я знаю правила и ни за какие деньги не захотел бы стать помехой. Мы договорились.

Он слегка поклонился, надел шляпу, надвинув ее на глаза, и направился к выходу. Через некоторое время Дьяк подозвал официанта, бросил ему серебряную монету и, не слушая благодарностей, вышел на улицу.

Сгущались сумерки. Снег падал крупными мокрыми хлопьями, печально оседая на мощенную булыжниками улицу. Одинокий фонарь болтался под крышей «Веселого дракона», едва различимый в полумраке, похожий на крупного желтого светляка.

Дьяк отошел в тень ближайшего переулка и тихо свистнул. Через несколько секунд послышался клекот и шелест крыльев. Широкая тень промелькнула у него над головой. Дьяк вытянул руку, и на нее опустился крупный сокол с белым венчиком из перьев вокруг головы – редкий вид, выведенный специально для королевского рода Малдонии. Несколько дней назад Дьяк позаимствовал одну птицу из питомника и обучил для своих целей. Надев на шею соколу тонкий золотой браслет, он прошептал что-то и затем подбросил пернатого охотника в воздух. Тот расправил крылья и взмыл в небо. Теперь он будет высматривать Курада, а когда найдет, то последует за ним хоть на край земли. И Дьяк всегда будет знать, чем занимается этот проходимец. Конечно, деньги делают чудеса, но не стоит слепо доверять тем, кто готов продать за них собственную душу. Удовлетворенно кивнув, Дьяк вышел из тени и огляделся. Было довольно тихо, только из таверны доносились крики, смех и звуки расстроенных инструментов. Несколько одиноких прохожих торопливо проскользнули под фонарями, стараясь не попадаться никому на глаза. Несмотря на то что улицы патрулировались гвардейцами, ходить ночью было довольно опасно – грабители выходили на свой рискованный, но доходный промысел. Поэтому те, кому было что оберегать, обычно держали двух-трех телохранителей, вербуя их из наемников и прочих отчаянных ребят, которые в мирное время оказывались не у дел, а стало быть, на мели.

Дьяк поплотнее закутался в плащ и отправился знакомой дорогой в Квартал Наслаждений. Чем ближе он подходил, тем светлее и оживленней становилось вокруг: горели окна и разноцветные фонари, из домов и поминутно распахивающихся дверей слышались смех, ругань и пьяные крики. Изредка улицу перебегали полуодетые люди или переходили, пошатываясь, пьяные.

– Эй, приятель, не дашь монетку? – Какой-то пьяный оборванец, прислонившись к стене, устремил на Дьяка выцветшие глаза. Красные веки слезились, нижняя губа отвисла, обнажив ряд гнилых зубов. – Старому солдату на стаканчик вина. Проливавшему кровь за отечество, не щадившему живота своего.

– И в какой же войне ты участвовал? – поинтересовался Дьяк, останавливаясь.

– Во всех, – решительно ответил пьяный и, словно в подтверждение своих слов, изо всей силы тряхнул головой.

– А в последней? Может быть, ты слышал о битве при Комариных Топях?

– Нет, добрый человек, там я не был.

– Как ты меня назвал?

– Добрый человек, – повторил с готовностью попрошайка. – Ты ведь не откажешь бедняку в скромной милостыне? Я ведь не прошу многого. Столь блистательный господин не обеднеет, если подкинет старику пару медяков, а уж я, как водится, выпью за ваше здоровье со всем моим удовольствием.

– И в какой же компании ты научился пить? – спросил Дьяк.

– Компании? – переспросил пьяный, икнув. – Да с приятелями водился, а теперь и не знаю, где они. Кто помер, а кого сцапали стражники. Не знаю, – он развел руками. – Вроде украли они там что-то.

– Сколько тебе лет? – спросил Дьяк, вынимая из кармана монеты.

– Мне-то? Пятьдесят три года, – отозвался попрошайка с готовностью, протягивая к медякам сморщенные, красные от мороза руки. – Или около того, раньше я точно помнил, а теперь позабыл.

– Выпей хорошенько, – сказал Дьяк, пересыпая ему в ладони монеты. – Не скупись, ведь даровые деньги быстро расходятся.