Текст книги "Под знаком небес"

На этот раз Дьяка волновал один трактат, который он заметил неделю назад в одной книжной лавке и купил на всякий случай, но еще не открывал. Книга в синей обложке с золотыми тиснеными буквами нашлась под ворохом пергамента.

На обложке красовалось пышное заглавие: «Ученый труд о природе, смысле и периодичности явления небесных тел, именуемых кометами, составленный Иохар-Далмейром Ольтодунским в год 1255 по летоисчислению Синешанны».

«Значит, лет пятьдесят назад, – быстро прикинул Дьяк, сбрасывая с кресла огарки и усаживаясь поближе к камину. – Посмотрим, из-за чего вокруг этих комет разгорелись такие страсти».

Россина с приятной улыбкой пригласила молодого и в высшей степени элегантно одетого человека в гостиную. От него пахло дорогими духами, светлые волнистые волосы были аккуратно причесаны, на холеных пальцах поблескивали два кольца: одно с крупным бриллиантом, другое с голубым сапфиром.

Правильные черты лица, большие ясные глаза, прямой нос с небольшой горбинкой, тонкая улыбка светского человека на розовых, как раковина, губах. Россина невольно залюбовалась посетителем, когда он усаживался в кресле, свободно положив руки на подлокотники и скрестив ноги.

– Господин прибыл в паланкине? – спросила она, занимая место напротив.

– Отнюдь нет, почему вы так решили? – молодой человек слегка поднял тонко очерченные брови.

– На улице мороз, а вы вошли без плаща, – пояснила Россина.

– Мне не было холодно, – ответил посетитель, осматривая убранство комнаты. – Вижу, ваше заведение процветает, – заметил он, устремляя на нее светло-голубые глаза, к которым очень шел его жемчужного цвета кафтан, расшитый серебряной нитью.

– Да, мой дом – один из самых приличных в квартале, – ответила Россина с достоинством.

– В городе, – заявил молодой человек уверенно. – Не скромничайте, прошу вас. Мои друзья уверяли, что ваше заведение не сравнится ни с одним другим. А они знают в этом толк, поверьте.

Россина улыбнулась, показывая, что оценила шутку.

– Они рекомендовали мне ваш дом и, даже более того, одну девушку, – продолжал гость. – Говорят, она разборчива, но я надеюсь ей понравиться.

– Без сомнения, вы ее очаруете, господин. И, конечно, столь состоятельному вельможе, как вы, пять лун не покажутся высокой ценой.

– Называйте меня Эйгер-Шар. Я придерживаюсь того мнения, что хорошие вещи должны стоить дорого. Вот деньги, – посетитель вынул из-за пазухи кошель и отсчитал необходимую сумму.

– Вы из Ольтодуна? – спросила Россина, пряча монеты в складках платья.

– Почему вы так решили?

– Там очень распространены двойные имена.

– Вот как? Не знал. Но я не оттуда.

– Так о какой девушке идет речь? – напомнила Россина.

– Кажется, ее зовут Адая.

– О, у вас и ваших друзей прекрасный вкус, господин Эйгер. А могу я узнать их имена?

– Я поражен! – молодой человек отшатнулся, словно в испуге. – Мне казалось, о подобных вещах в приличных домах не спрашивают.

– Простите! – Россина смутилась. – Разумеется, вы правы. Я не имела в виду…

– Довольно, – посетитель остановил ее движением руки. – Я вас прощаю. – Он встал. – Итак, она сейчас свободна?

– Конечно, я немедленно провожу вас.

– Буду чрезвычайно признателен.

– Следуйте за мной, господин Эйгер.

Почти бесшумно ступая по коридору с подсвечником в руках, Россина думала о том, как приятно, что ее заведение посещают столь благовоспитанные люди, как этот иностранец или герцог Дьяк. Ничего удивительного, что они предпочитают Адаю – такая милая и славная девушка. Интересно, кто же мог порекомендовать ее этому очаровательному господину? Россина перебрала в уме несколько имен.

Жаль, что она спросила, от кого он узнал про Адаю, ему это не понравилось. Вдруг он больше не придет?

И все же странно, что ему совсем не холодно. Конечно, он мог приехать с севера, но едва ли там намного холоднее, чем в Малдонии. А что, если он просто не хотел признаваться, что воспользовался паланкином? Кто их знает, этих чужеземцев. Эта мысль удовлетворила Россину, и когда она отворяла дверь в комнату Адаи, то была почти спокойна.

– Милая, к тебе пришли, – сказала она негромко. – Прошу вас, господин.

– Эйгер, – напомнил молодой человек. – Я не стесняюсь своего имени.

Он вошел в маленькую, освещенную единственной масляной лампой комнату и плотно притворил за собой дверь. Девушка сидела на кровати, одетая в открытое розовое платье, и раскладывала на одеяле карты.

– Вижу, вы заняты? – сказал посетитель с улыбкой. – А мне сказали, что вы сможете меня принять.

– Ну что вы, господин, – смутившись, девушка сбросила карты на пол. – И называйте меня просто Адая. Говорить мне «вы» будет слишком много чести.

– Не стоило, – заметил Эйгер, показывая на карты. – Кто знает, может быть, там выходило что-нибудь интересное.

– Погадаю потом. Господин желает вина? – Девушка сняла с маленького столика газовую накидку, и на нем оказались две бутылки и сладости.

– Нет, я не люблю… этого, – отказался Эйгер, подходя и присаживаясь на край кровати. – Ты действительно очень красивая, – заметил он, окинув Адаю взглядом. – У меня есть для тебя подарок.

– Вот как? – девушка заинтересованно взглянула в устремленные на нее голубые глаза. Такие глубокие и… красивые.

– Смотри, – Эйгер сунул руку за пазуху и извлек оттуда что-то маленькое, сверкающее при свете лампы темно-желтым и зеленым.

– Ой, какая прелесть! – не удержалась девушка, увидев на его ладони фигурку жука размером не больше миндального ореха, но выполненную с чрезвычайным искусством: можно было разглядеть каждую прожилку на золотых щитках, прикрывающих крылья, тоненькие усики, членистые ножки, фасеточные глаза, которыми служили цельные изумруды.

– Это не все, – сказал Эйгер и прикоснулся кончиками пальцев к выпуклой спине насекомого.

Тотчас же драгоценность ожила и, перебирая ножками, шевеля длинными усами, поползла по его руке.

– Возьми его, не бойся, – предложил Эйгер, протягивая жука Адае.

Она послушно подставила ладонь, и насекомое переползло к ней.

– Это тебе, – сказал Эйгер, наблюдая за ней с тонкой улыбкой.

– Правда? – Адая взглянула на него с недоверием. – Но ведь это… должно быть, очень дорогой подарок?

– Чрезвычайно, – подтвердил Эйгер. – Но ты его стоишь. Не возражай, – он легко коснулся указательным пальцем ее губ, словно запечатывая их.

– Ой! – Адая вздрогнула и уронила жука на одеяло. Насекомое упало на спину и зажужжало, перебирая в воздухе лапками.

– Что случилось? – спросил Эйгер.

– Он меня укусил, – ответила девушка, рассматривая ладонь. – Даже кровь есть.

– Мне очень жаль, – сказал Эйгер.

Адая взглянула на него и попыталась улыбнуться, но перед глазами вдруг поплыл туман, в ушах застучало, а свет масляной лампы стал таким ярким…

– Что?.. – пролепетала она, теряя сознание.

Эйгер проследил за тем, как она мягко упала на подушки, затем поднялся, подошел к двери, прислушался и, убедившись, что за ней никого нет, вернулся к постели.

– Сюда, – приказал он, протягивая руку.

Уже успевший перевернуться жук поднял щитки, расправил крылья и с тихим жужжанием взлетел. Покружив пару секунд вокруг Эйгера, он опустился на рукав и пополз вверх, ловко цепляясь за складки невидимыми коготками.

Эйгер расстегнул кафтан и вынул из-за пояса тонкий стилет длиной около восьми дюймов.

– Пора тебе послужить нам, – сказал он, становясь на кровать коленями и переворачивая девушку на живот. – Надеюсь, в тебе достаточно крови, чтобы пережить это.

Аккуратно расстегнув платье, он провел рукой по обнаженной спине, нащупывая нужные жилы и мышцы.

– Думаю, здесь, – пробормотал он, приставляя лезвие стилета к белоснежной коже и делая уверенным движением глубокий надрез. – Тебе понравится эта девочка, – сказал он, взглянув на жука, подобно броши примостившегося на его плече.

Кровь полилась по спине, заливая платье и постель. Эйгер зажал рану и, аккуратно сняв насекомое двумя пальцами, положил его на разрез. Жук зашевелился, задвигал усами и, как только Эйгер убрал руку от раны и отпустил его, сунул голову в кровь, рванулся вперед, быстро исчезая в теле девушки.

– Аккуратно, – велел Эйгер, – не повреди ее.

Через несколько секунд жук скрылся полностью, и Эйгер несколько раз провел по ране ладонью. Она быстро затянулась, рубец разгладился, и кожа приобрела свой обычный оттенок.

– Дело сделано, – пробормотал Эйгер и, поднявшись с постели, огляделся. «Конечно, останется кровь, но это не страшно. Скажу, что она пошла у меня носом, а девушка потеряла сознание при ее виде. Такое случается», – решил он.

Затем Эйгер отворил дверь и выскользнул в коридор.

* * *

На дне ущелья клубился молочно-белый туман, из которого время от времени вырывались струи газа. На склонах виднелись небольшие пещеры – словно ласточкины гнезда. Из них тянулись вниз толстые кишки из серого эластичного материала.

На высоте двух сотен футов над туманом неподвижно висела каменная плита, неровно вырубленная по краям и снизу, но ровная сверху. На дне у нее были установлены четыре металлических цилиндра, из которых вертикально вырывалось ослепительное пламя. Оно заставляло туман клубиться, и в его завихрениях можно было различить неясный силуэт какой-то конструкции, напоминавшей платформу, стоящую на гигантской треноге.

В центре платформы располагалась металлическая полусфера, вход в которую был открыт. По обе стороны от него стояли вооруженные экрахеммами мурскулы. Внутри же имелось углубление, над которым в воздухе висело призрачное изображение звездного неба и летящей под углом кометы: за белой точкой тянулся длинный хвост, от которого отлетали частицы льда, образуя тонкую светящуюся дугу, что делало небесное тело похожим на анкас погонщика слонов.

Перед голограммой стоял Кулхугара. Его тело сплошь состояло из костяных пластин, защищавших его не хуже скафандра. На первый взгляд казалось, что мурскул внимательно наблюдает за кометой, но на самом деле он рассматривал колонки символов, висевшие справа от нее.

– Чудесно! – прошептал он на языке своей расы. – Просто замечательно.

– Ну что? – Голос вошедшего мурскула заставил его обернуться. – Как наши дела? – Ака-Мура-Сахад кивнул в сторону голограммы.

Изобретатель был одет в плотную длинную одежду, покрытую пятнами химических веществ и ожогов – следы экспериментов по созданию двигателя, который позволил управляться с обломками скал. Ака-Мурад-Сахад сделал его, руководствуясь чертежами и материалами, оставшимися от древней Архатлы – тем, что удалось спасти и укрыть в пещерах. На это он потратил почти полтора года упорной работы и несколько раз едва не погиб. Сейчас он занимался тем, что пытался усовершенствовать Золотые корабли, заставив их двигаться быстрее.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Кулхугара. – Разве ты не должен быть на испытаниях?

– Мне тоже полагается отдых, – Ака-Мурад-Сахад подошел ближе и пробежал глазами столбики символов рядом с изображением кометы. – Ого! Это то, о чем я думаю?

– Похоже на то. – Кулхугара коснулся голограммы и легким движением заставил часть нее увеличиться. – Видишь, это данные, которые идут на наш приемник.

– Послание Эреба! – проговорил Ака-Мурад-Сахад с благоговением.

– Точно, – кивнул Кулхугара. – Скоро мы восстановим прежний порядок. – Легким прикосновением он свернул голограмму. – А теперь прости, мне нужно работать.

В это время от одной из стен ущелья с низким гулом отвалился кусок горной породы и пополз по склону вниз. Но на полдороге затормозил и начал медленно принимать горизонтальное положение. На его «дне» виднелись цилиндры, из которых с разной интенсивностью вырывалось белое пламя. Цилиндры поворачивались, заставляя обломок менять угол, пока он не завис над клубившимся в ущелье туманом.

На той стороне, что стала верхом, можно было разглядеть три фигурки мурскулов, один из которых стоял чуть впереди. Таким образом группа образовывала равнобедренный треугольник. В руках у каждого были экрахеммы, и мурскулы совершали ими повторяющиеся движения. Затем жесты впередистоящего изменились, и через несколько секунд обломок поплыл вперед – к тому месту, где в воздухе висела каменная платформа.

На склонах началось движение: из пещер выходили мурскулы с металлическими ранцами за спиной и бросались вниз. Они пролетали футов двадцать, а затем начинали планировать и постепенно взмывали к обломку скалы, хватались за выступы и повисали на них точно огромные насекомые. Они доставали экрахеммы и принимались постукивать ими по камню, выбивая определенный ритм. Через некоторое время часть породы отслаивалась и падала на дно ущелья, исчезая в тумане. Мурскулов становилось все больше, так что вскоре транспортируемая к платформе гора оказалась густо покрытой их копошащейся массой. Они «обтесывали» ее, придавая форму плоского параллелограмма. Особенно усердно мурскулы обрабатывали ту сторону, которая была ближе к платформе. Вниз сыпались срезанные скалы. Иногда отрывался довольно внушительный кусок, так что находящимся поблизости мурскулам приходилось взлетать.

Наконец, обломок оказался почти вплотную к платформе. Он завис, едва заметно подрагивая. Вырывавшееся из цилиндров пламя разгоняло туман над треногой конструкцией внизу. Управлявшие горой мурскулы опустили экрахеммы и собрались в центре, что-то обсуждая. Их товарищи, экипированные ранцами, продолжали обрабатывать скалу, придавая ей форму, схожую с формой платформы.

Из пещеры побольше других вылетел овальный металлический предмет диаметром около десяти футов в поперечнике и двенадцати в длину. Передняя часть у него была открытой, и внутри виднелся мурскул, управляющий аппаратом при помощи двух экрахемм. Он направил «корабль» к платформе и аккуратно посадил его поблизости от трех мурскулов. Они уже поджидали его. В боковой стенке эллипсоида открылось прямоугольное отверстие – это сидевший внутри мурскул отодвинул дверь. Он спустил наклонную доску с набитыми на нее на манер лестницы рейками (больше походившую на корабельный трап), и трое его сородичей поднялись в аппарат.

Когда он оторвался от скалы и направился обратно к пещере, часть мурскулов перебралась с пригнанного обломка на платформу. При помощи экрахемм они вычленили из армирующей решетки несколько тысяч нитей и сплели их в канаты, перекинутые от одной горы к другой – словно собирались взять обломок на абордаж. Единым ментальным усилием они очень медленно и аккуратно подтянули обломок к платформе и, когда две скалы столкнулись, бросились скреплять их друг с другом.

От удара с обеих гор посыпались тонны камней, их края стали неровными, и мурскулам пришлось вновь «обтесывать» их, перелетая при помощи ранцев с одного уступа на другой.

Объединенные платформы, парящие в воздухе, представляли собой зрелище поистине грандиозное. Казалось, кусок Земли оторвался от планеты и взмыл наперекор всем законам мироздания. Но для мурскулов это было привычным зрелищем и каждодневной работой, которая только началась: им предстояло поднять в небо и соединить еще не одну гору.

Кулхугара вышел наружу и остановился на краю платформы, наблюдая за работой мурскулов. Ака-Мурад-Сахад последовал за ним.

– Не отмахивайся от меня, – проговорил он насмешливо. – Я знаю, почему ты хочешь избавиться от моего общества.

Кулхугара раздраженно дернул плечом.

– Ты заблуждаешься, – сказал он. – Твое присутствие…

– Тебе неприятно, – перебил его изобретатель. – Но дело не во мне, а в машинах, которые я создаю. Они пугают тебя.

– Меня ничего не пугает, – проговорил Кулхугара сухо. – Запомни это.

– Возможно, я неточно выразился. Но признай, что все это, – Ака-Мурад-Сахад широким жестом обвел платформу и летающих мурскулов, – нарушает привычный тебе порядок вещей.

– Раньше у нас были экрахеммы, – сказал Кулхугара, немного помолчав, – а теперь мы летаем на Золотых кораблях и ворочаем скалы.

Ака-Мурад-Сахад кивнул.

– Об этом я и говорю, – сказал он. – Ты не можешь принять то новое, что появилось в нашей жизни и невольно винишь в этом меня. Но то, что я делаю, все эти вещи, которые позволяют нам выжить, – это наследие наших предков. И ты легко в этом убедишься, если обратишься к своей предковой памяти.

– Думаешь, я этого не делал?

– Тогда в чем дело?

Кулхугара покачал головой:

– Ни в чем. Все отлично.

– Машины – это власть. Они делают нас сильнее. У людей есть катапульты, баллисты, требучеты и прочие примитивные приспособления. А у нас – Золотые корабли, левитационные ранцы и двигатели, позволяющие поднимать в воздух скалы. Чем больше машин мы возродим, тем сильнее мы будем. С каждой новой вещью возрастает вероятность нашей победы, разве не так?

– Ты совершенно прав. Умом я это понимаю.

– Но не сердцем?

– Нет.

– Со временем твои взгляды изменятся.

– Возможно.

Кулхугара слышал, как изобретатель отошел, но не обернулся. Он наблюдал за работами. Они должны быть закончены вовремя – такова его задача, и он выполнит ее, несмотря ни на что. Ради Нибиру. Во имя Эреба.

Глава 5
Турнир

С самого вечера жители Бальгона устремились на турнир, который должен был определить, кто станет во главе новой армии Города Мертвых.

Ранее было объявлено, что состязание, назначенное Варданом, произойдет между искуснейшими рыцарями-Хозяевами в присутствии самого князя Невина арра Грингфельда, так что вечером накануне той ночи, на которую был назначен турнир, бесчисленное множество вампиров и рабов устремилось к месту проведения состязания. Всем хотелось присутствовать при столь выдающемся событии, несмотря на то что его слава немного меркла ввиду недавнего божественного Откровения, явленного Молохом Эртанору в присутствии всех знатнейших представителей вампирских родов.

Выбрано место турнира было также на Большом Совете: биться решили на горном плато, расположенном в полумиле от Бальгона. Широкая и ровная площадка, обнесенная каменной стеной, с трех сторон обрывалась глубокими ущельями, на дне которых бурлили, скрытые вечным туманом, потоки Каллады – реки, берущей начало в верховьях Кадрад. В нее иногда сбрасывали провинившихся рабов и проигравших гладиаторов. Но на этот раз Колизею Смерти предстояло стать ареной для еще одного исторического для Бальгона события: битвы за должность Военного Предводителя, которая освободилась после гибели Владемира арра Майрено.

Для въезда бойцов на арену в противоположных стенах ристалища были сделаны решетчатые ворота, достаточно широкие, чтобы четверо всадников могли проехать в ряд. У каждых ворот стояло по восемь трубачей, одетых в серые и красные ливреи (цвета ныне правящего клана Грингфельд), расшитые серебром, с эмблемой черного нетопыря на спинах. Все они были рабами и потому имели на запястьях особые клейма, служившие паролем при прохождении через ворота Бальгона и скрытые длинными рукавами.

Перед южными воротами стояли четыре высоких шатра. Средний был предоставлен Бориславу из клана Майрено. Рядом с его шатром по правую сторону был расположен шатер Веденея арра Лергус, а по левую – Горимира из клана Владислава. Четвертый шатер принадлежал Дамиру арра Ванхорну, командиру гарнизона Бальгона. Этих рыцарей выбрали всеобщим голосованием как наиболее достойных претендентов на звание военного предводителя.

За северными воротами арены помещались палатки, предназначенные для вампиров, которые захотели бы оспорить эти кандидатуры и сами попытать счастья на ристалище.

Рядом расположились кузнецы и оружейники, готовые в любую минуту оказать рыцарям соответствующие услуги. Их окружали подмастерья, суетившиеся вокруг мехов, горнов и прочих приспособлений, которые должны были быть готовы к работе в любой момент.

Невин заметил, что среди рыцарей не было Валентина. Не видел он его и среди зрителей. Тем не менее Невин не сомневался, что председатель Вардана не упустит шанса занять должность Военного Предводителя.

Вдоль ограды амфитеатром были устроены галереи, увешанные тяжелыми драпировками и устланные пушистыми коврами, на которых были разбросаны небольшие подушки, чтобы женщины и высокопоставленные носферату могли здесь расположиться с возможно большими удобствами. Узкое пространство между этими галереями и оградой было предоставлено слугам. Что же касается рабов, то они должны были размещаться на дерновых скамьях, устроенных на вырубленных в склонах ближайших гор ступенях.

В середине восточной галереи, как раз напротив центра арены, было сделано возвышение, где под алым балдахином с княжеским гербом стояло высокое кресло вроде трона. Вокруг этой почетной ложи толпились пажи, оруженосцы, стража в богатой одежде, и по всему было видно, что она предназначалась для Невина, его жены и их свиты.

Постепенно галереи наполнились Хозяевами и Слугами. Их длинные темные мантии составляли приятный контраст с более светлыми и веселыми нарядами женщин, которых здесь было лишь немногим меньше, чем мужчин. Любой из них можно было дать на вид не больше девятнадцати-двадцати лет, в то время как возраст самой младшей насчитывал сто восемьдесят четыре года. Нет нужды говорить, что все они были прекрасны и выглядели здоровыми и цветущими даже в ночных сумерках.

Нижние галереи и проходы вскоре оказались битком набиты жителями Бальгона, включая слуг и рабов.

Вскоре общее внимание было привлечено появлением на арене Невина, Мелиссы и их многочисленной свиты, состоявшей в основном из телохранителей, приближенных и Прародителей кланов. В числе последних были Ванхорн, Майрено и Лергус. Мех и золото обильно украшали их одежды, из-под которых виднелись тонкие кольчуги, носившие скорее декоративный характер и указывающие на принадлежность этих носферату к высшему в Бальгоне, рыцарскому, сословию. Не отставал от них и придворный шут. Мейстер сверкал золотом и пурпуром, похожий на клубок драгоценных тканей, грубо намотанных друг на друга. На его голове красовалась круглая шапочка с плоским верхом, украшенная огромным количеством длинных белых перьев, из-за чего карлик походил издалека еще и на кадку с экзотическими цветами. Кроме того, он прицепил к поясу короткий меч в дорогих ножнах, только что не волочившихся по земле. Мейстер прибыл в Колизей на низкорослом пони, покрытом попоной с огромными кистями.

Окруженный своими приближенными, Невин выехал на арену верхом на прекрасном коне вороной масти, рядом с ним на белоснежной лошади ехала Мелисса в багровом с золотым шитьем платье. На князе был великолепный темно-зеленый костюм, а на голове – шапка, отороченная лисьим мехом, из-под которой на плечи ниспадали длинные белые волосы. Зрители встретили его восторженными возгласами и рукоплесканиями, а герольды сыграли положенный при появлении княжеской четы приветственный гимн.

Невин с Мелиссой поднялись в ложу и сели в свои кресла. Мейстер, демонстративно растолкав всех локтями, пробрался вперед и уселся у ног своего господина. Остальные не спешили: вначале вокруг Невина и его жены расположились телохранители, образовав некое подобие живого кольца. Они подчинялись только князю Бальгона и своему командиру и, не раздумывая, убили бы любого, кто заступил бы внутрь круга. Любого, исключая уже примостившегося возле трона Мейстра, разумеется: шут был слишком мал, слаб и убог, чтобы представлять опасность, кроме того, воспринимался скорее как игрушка, которая не способна причинить вред владельцу. Тем не менее пара телохранителей не спускала с него глаз, так что, если бы карлику вздумалось испытать их бдительность, он бы мигом пожалел об этом.

Когда свита собралась, Невин подал двум герольдам в красных ливреях знак объявить правила турнира, которые были таковы: пять выбранных голосованием рыцарей вызывают на бой всех желающих. Каждый рыцарь, решивший участвовать в турнире, имеет право выбрать себе любого противника, для чего должен прислать тому официальный вызов.

После того как каждый участник турнира сразится пять раз, Невин должен будет объявить, кто из них стал победителем, и прикажет выдать ему маршальский жезл из чистого золота, увенчанный крупным рубином и усыпанный бриллиантами. Также новый полководец Бальгона получит меч своего предшественника, Владемира из клана Майрено, Калигорст, Дарующий Смерть, прославленный в боях и столетиях.

Герольды закончили чтение правил возгласом: «Да восславится Великий Молох, и да выберет он достойнейшего из своих слуг!» – считалось, что все важные решения князя так или иначе отражают негласную волю Кровавого Бога. В ответ на это со всех галерей посыпался дождь золотых монет, символизирующий благоволение Молоха к предстоящему состязанию. Рабы присоединяли к нему свои радостные крики, в то время как трубачи оглашали воздух воинственными звуками длинных горнов, обернутых белыми и красными полотнами.

Когда наконец шум утих, герольды покинули арену, заняв свои места у подножия трона Невина. Одни лишь Смотрители в полном боевом вооружении верхом на закованных в пластинчатые панцири вороных конях неподвижно, словно статуи, стояли у обоих ворот арены. В их обязанности входило следить за порядком проведения турнира и вмешиваться в случае грубого нарушения правил. Все они принадлежали к клану Лергуса.

В отличие от человеческих турниров, на которых бились в основном тупыми копьями, вампиры сражались настоящими, заканчивающимися стальными наконечниками. Единственное условие – древко не должно быть сделано из осины, несущей смерть любому носферату. Так что правил было немного, и в основном они сводились к тому, что запрещалось пытаться убить противника, то есть, например, отрубить ему голову. Тем не менее все участники турнира носили традиционные для вампиров панцири со стальными воротниками – на всякий случай.

К этому времени палатки у северного входа заполнились вампирами, желавшими принять участие в состязании, и их рабами. Здесь царили кутерьма и возбуждение, смешанное с предвкушением боя. Мастера подгоняли латы, сбрую и оружие, рыцари молили Молоха о победе и приносили ему жертвы. Вокруг палаток колыхалось целое море разноцветных плюмажей, сверкающих шлемов и длинных копий, украшенных узкими флажками, которые, колеблясь на ветру, придавали картине вид охваченного огнем воинства.

Наконец, восемь рабов открыли ворота, и первая четверка рыцарей въехала на арену. Все они были вооружены мечами, топорами и булавами, притороченными к седлам. Вампиры не пользовались помощью оруженосцев и поэтому держали все оружие при себе. Кроме того, это позволяло сэкономить время при необходимости перевооружиться.

Они заранее выслали вызовы своим будущим противникам и теперь дожидались их появления, обмениваясь приветствиями с публикой. Через несколько минут из палаток показались рыцари, чье право бороться за звание военного предводителя решили оспорить первые претенденты. Они въехали на арену под предводительством Дамира арра Ванхорна, и каждый встал напротив того вампира, с которым ему предстояло сразиться. Противники обменялись приветственными возгласами и жестами, и затем в Колизее наступила тишина: все замерли в ожидании начала боя.

Герольды протрубили сигнал, и противники ринулись друг на друга. Арена нарочно была сделана достаточно длинной, чтобы лошади успели хорошенько разогнаться, и схватка была более зрелищной. Столкновение закованных в тяжелые доспехи рыцарей и впрямь было грандиозно: с грохотом и лязгом противники Дамира, Веденея и Горимира свалились с лошадей на землю, сбитые мощными и точными ударами. Противник Борислава направил копье в шлем своего соперника, но опытный воин легко уклонился, отведя нацеленное в него древко своим оружием, и ударом в щит сбросил врага с лошади.

Когда смолкли крики зрителей и сигналы герольдов, возвещавшие окончание первой схватки, победители под рукоплескание трибун возвратились в свои шатры, а побежденные, поймав лошадей, удалились с арены.

После этого последовало еще пять состязаний, и в каждом из них четверка под предводительством Дамира арра Ванхорна одерживала верх над своими противниками. Вампиры внимательно следили за ходом турнира и даже делали ставки – в основном просто чтобы развлечься. Все ждали решающего поединка.

Наконец, после того как герольды в очередной раз протрубили сигнал окончания состязания и побежденные рыцари покинули арену, появился одинокий всадник.

Все сразу узнали Валентина арра Владислава. На нем был стальной панцирь с богатой золотой насечкой; на щите красовался переломанный когтистой рукой меч, а надпись гласила: «Встреча со мной – смерть!» Ехал он на превосходном вороном коне.

Проезжая вдоль галерей, он изящным движением склонил копье, приветствуя Невина и Мелиссу. В ближайшее время должен был показаться его противник, и зрители гадали, кому Валентин послал вызов.

Когда на арену выехал Дамир арра Ванхорн, по трибунам пронесся возглас удивления. Все были удивлены дерзостью Валентина, решившего начать с самого грозного противника.

Председатель Вардана кивнул сопернику в знак приветствия и отсалютовал копьем трибунам. Дамир ответил ему тем же. На щите у него была эмблема клана: боевой топор, обагренный кровью. Высокопоставленные Слуги, так же как и Хозяева, могли иметь собственные эмблемы, особенно если они отличились в сражениях.

Когда противники закончили обмен приветствиями, герольды подняли трубы и возвестили начало схватки. Рыцари пришпорили лошадей и ринулись друг на друга. Их копья с треском разлетелись, кони взвились на дыбы и попятились назад. Дамир с трудом справился со своим скакуном, заставив его опуститься и едва удержавшись в седле, в то время как лошадь Валентина послушалась седока почти сразу – жеребцы клана Владислава славились даже в Бальгоне, так же как их тренеры.

Противники поворотили коней и, разъехавшись, взяли у рабов новые копья.

Дав лошадям отдохнуть несколько минут, герольды дали сигнал к бою. Как только резкие звуки горнов пронзили воздух, противники помчались навстречу друг другу и сшиблись с такой быстротой и силой, что, казалось, воцарившаяся за миг до этого напряженная тишина лопнула подобно медной литавре – столь велика была сила сошедшихся на поединок бойцов.

На этот раз Дамир метил в голову своего противника. Удар должен был выбить того из седла. Разгадав его маневр, Валентин чуть пригнулся и направил свое копье в корпус соперника. Его острие со скрежетом уперлось в панцирь Дамира, и древко разлетелось на десяток щепок. Вампир покачнулся в седле и тяжело рухнул на землю. Лошадь испугалась и потащила его по арене. Изловчившись, Дамир выхватил короткий кинжал и, согнувшись пополам, перерезал стременной ремень.

Освободившись, он вскочил на ноги и выхватил тонкий двуручный меч. Валентин соскочил с коня и также обнажил хищно сверкнувший в лунном свете клинок. Это нарушало правила турнира, и распорядители, пришпорив коней, встали между соперниками, чтобы остановить их. Скрестив обмотанные праздничными лентами копья, распорядители заставили Дамира и Валентина покинуть арену. Их уход сопровождался рукоплесканиями зрителей и их разочарованными возгласами – они предпочли бы досмотреть поединок до конца.