Текст книги "Низкий вид литературы"

Иосиф

 
Зачем ты снишься мне, Иосиф,
Великий толкователь сна?
Ещё не скоро будет осень,
Уже давно прошла весна.
Не бойся гнева Фараона,
Его отчаянье страшней,
Как тяжела моя корона,
Как много зла сокрыто в ней…
И жалит кобра золотая,
И сокол грудь клюёт мою,
Реальность отступает, тая,
Не узнаю, не узнаю…
Ты знаешь, я любить не в праве,
Горит печать небытия,
Твой бог жесток, твой бог отравит
Того, кого коснулся я.
И нет прощения за это —
Твоя судьба – гореть в огне…
О, бог Кровавого Завета,
За что ты Солнце застишь мне?
 

Андрей Шитяков

Парафраза

 
Реинкарнацию свершили,
и ты вступил в свои права.
Перед грузином Джугашвили
страна склонилась, как трава.
Ты был помощник Фараона
и вещий толкователь снов.
У моего стоял ты трона,
касаясь царственных штанов.
Но наши роли поменялись,
и нынче толкователь я.
Очнись, вставай, Иосиф Сталин,
нам изобилие суля.
Опять восстали иудеи,
их бог кровав, нетерпелив.
Повсюду правят бал халдеи,
кагал, как Нил, пошёл в разлив.
И жалят баксы золотые,
и нефть народная течёт…
Страшней нашествия Батыя…
Но ты предъявишь блядям счёт.
Как в те года, в подвал Лубянки
мы их загоним… Время – вспять!
Завета Древнего подлянкам
Россию больше не распять.
И Фараона Шитякова
Иосиф встретит у Кремля.
И под счастливою подковой
воспрянет русская земля.
 

Милая Ыба

 
Задумчивость, грёзы, прострация.
В париже беспечных улыбок
Уместна до мистификации
Прелестная, милая Ыба.
 
 
Поверю не клятвам, не голосу.
Что вера? Мирок этот зыбок.
Я гладить хочу твои волосы,
Ты гостья желанная, Ыба.
 
 
Рукой ли коснёшься конфетницы,
Шепнёшь ли: «За кофе спасибо», —
Денёк этот болью засветится.
От рези нет спасу, о Ыба!
 
 
Сдави эти сны скоротечные
Застенчивой памятной глыбой.
Глаголы, предлоги, наречия —
Тебе, моя милая Ыба.
 

Феликс Коган

Пародия

 
Хочу познакомиться с Азией,
но тянет, порой, и в Европу.
Недавно окончил гимназию,
тебя отсидел, моя Опа.
 
 
Задумчивость, грезы, прострация.
Алкаю я хлесткие тропы,
и знаю, что все спекуляция,
но ты не брани меня, Опа.
 
 
Для блага твово я стараюся,
ведь в день надо три раза лопать,
и все надо мной издеваются,
от зависти, милая Опа.
 
 
Однажды беседовал с дамами,
а ты начала громко хлопать.
Я давеча пиво пил с крабами,
и ты меня выдала, Опа.
 
 
Сдавить бы тебя окаянную
и вставить в бессмертные строфы.
Люблю тебя, милка, с изъянами,
моя ненаглядная Опа.
 

Вот и всё, что есть

 
Вот и всё, что есть: этот город, похоже, вымер,
в бытие из быта выплеснут через край…
Не пеняй, что, мол, это мой неудачный выбор,
что у женщин карма – терять изначальный рай.
Ты: «грешна!», я: «счастлива!» – в общем, опять о разном!
Не сердись: Ты просто так и не рассказал,
для чего придумал сладчайший момент соблазна,
если видел (не мог не видеть!) его финал?
Если каждый шаг – предусмотрен и предугадан,
если то, что будет – по времени позади?..
Почему непокорные души Ты караешь адом,
если им тумаков хватает и по пути?..
Я не спорю: мне ли! Прости неуместный выпад.
Ты устал, наверно, от воинствующих таких…
Первородный Грех – он всегда возникает из-под
наслоений истины, правильных и благих?
Многократно пройден (так освежают память?),
присуждён судьбою (каждому – по делам)…
Если мы онлайн так легко научились «банить»,
то возможно Где-то и нам предназначен бан?
 
 
Так, с людских ладоней райских путей изгибы
и не вычеркнув даже – беспрекословно вымарав,
не грусти, что, мол, это Твой неудачный выбор:
Ты ведь сразу знал, что себе не оставишь выбора…
 

A Е Ф

Парафраза

 
Вот и всё, что тут есть: «Самиздат» наш весь вымер,
из реала я выплеснут весь в виртуал…
И Алёны стихи прочитаю на выбор,
я, погрязший в грехах, бич-инте-ллектуал.
«Первородный наш грех», – да о чём ты, Алена?
«Наслоения истины», – нам об этом ль жалеть?
А стихи – это наши, Алёна, знамёна,
даже если придётся без торжеств умереть.
Каждой строчкой Ему мы бросали свой вызов.
Да и радостно пнуть охламонов смешных…
И, возможно, что в рай нам не выдадут визы,
но и ада отточия нам не будут слышны.
Так застрянем в пути: между раем и адом,
виртуалом-реалом, между небом-землёй…
Наши строчки пройдут перед нами парадом,
наши боли затянутся смертоносной петлёй.
Его опыт, конечно, не оставил нам выбор:
И хорош или плох – тебе снится твой бан.
Пролетают ли птицы, проплывают ли рыбы,
пробегают ли звери, человек вечно пьян
от сознанья того, что всё это зачем-то
очень нужно кому-то… Но ответа-то нет.
Всё скудней и скуднее плодородия рента,
всё бледней и бледнее венценосный рассвет.
Я читаю стихи в «Самиздате» Алёны,
я ловлю её звуки среди красок зимы,
и дыханием лета я стою опалённый,
мы одни в «Самиздате», в нем сейчас только мы.
Я не слышу жужжанья пролетающих мушек,
я весь замер в сиянье твоей красоты.
Посмотри же, Алёна, в самиздатовских кущах
только ты лишь и я, только я лишь и ты.
 

«За рамой картины старинной…»

 
За рамой картины старинной
Живут лишь одни пауки.
В отсутствие плоти мушиной
Вздыхают они от тоски.
Картина проста и знакома:
Вот поле – и рвом окружен,
В нем высится рыцарский замок
И белый, как облако он.
Кто прячется там, зачарован —
Колдун или рыцарь с мечом?
Ну, разве, скажи не печально,
Вздыхать неизвестно о чем.
 

Екатерина Александрова

Парафраза

 
За толстой стеной Самиздата
живёт охлократов семья.
Увидят они демократа
и дружно плюются с ранья.
В отсутствии плоти скотины
ДАЁШЬ либеральную плоть!
Мы видим картины путины:
поймать, допросить, заколоть.
До боли знакома картина…
И катится, катится ком.
Ах, Катенька… Екатерина,
врагов всех добьёт Избирком,
и будешь, увы, беспричинно
вздыхать неизвестно о ком.
 

«Живёшь, не думая о внешнем…»

 
Живёшь, не думая о внешнем
(в иной – незримой – красоте),
а время кисточкой неспешной
картину правит на холсте…
Казалось бы – какая малость! —
ведь кисть у времени легка!
Но тень обид, болезнь, усталость —
за каждой ширмою мазка…
о как же я была бы рада
сменить, уняв страстей накал,
правдивость фотоаппарата
на лесть неискренних зеркал!..
 

A Е Ф

Парафраза

 
Порой, встречаешь поэтессу
в кругу неискренних зеркал…
И всюду – льстивые повесы
ей дружно пишут мадригал.
И словно осы вьются, вьются…
А если дева хороша —
они о ножки её трутся,
всем тельцем пламенно дрожа.
А если девушка невзрачна?
Ей тоже лесть перепадёт.
Ведь красота неоднозначна,
а мёд халявный – тоже мёд.
И око фотоаппарата,
его правдивый объектив
давным-давно пора, ребята,
сдать навсегда в немой архив.
 

Вечернее итоговое

 
Дело – сделано.
Женщина – трахнута.
Можно выпить с устатку пивка.
 
 
Ах, какие сегодня
Над Лахтою
Романтические облака!..
 

Владимир Николаев

Парафраза

 
Дело – сделано.
Водка – выжрана.
Можно трахнуть кого-нибудь.
 
 
Сперма спиртом
любви разжижена.
Полон музыки млечный путь.
 

«Пыль на кустах заиндевелая…»

 
Пыль на кустах заиндевелая,
да неба серого лоскут.
Куда ты скачешь, лошадь белая?
Нас в этом городе не ждут.
В нем люди с праздничными лицами
не привечают чужаков
и убивают, как в милиции,
не оставляя синяков.
 

Из сборника «СЛОБОДА»

Ю. Рудис

Пародия

 
– «Тенёта»11
  «Тенёта» – литературный конкурс в Интернете, проводимый Делицыным. Были мнения, что тексты, представленные в «Тенётах», плагиатили.


[Закрыть] не Собес Вам, батенька,
а строгий беспристрастный суд.
– Куда ты скачешь, конь пархатенький?
Тебя там жидодеры ждут.
И там приспешники Делицына
разденут жертву догола.
Домой пойдешь, как из милиции,
почти в чем мама родила.
 

«Угольным дымом пахнет закат…»

 
Угольным дымом пахнет закат.
Вечным экстримом : ты виноват!
Ты необуздан, ты нехорош!
Стал нам обузой ломаный грош
Проклятой клятвы, бывшей любви.
Мысли распятой не уловил
Ни об измене, ни о беде!
В угольной пене лёд по воде.
 

Николаев Владимир

(выбранные места, по мнению автора)

«Жарко. Рассохлись глины…»

 
Жарко. Рассохлись глины.
Сник паутины тюль.
Лето до пуповины
Расшнуровал июль.
 
 
Спутались ини-яни:
Что пустоту толочь.
Влажною от желаний
Падает навзничь ночь.
 

Николаев Владимир

(выбранные места, по мнению автора)

Парафраза

 
Смрадом и дымом взвился в зенит
вечным экстримом день трансвестит.
Ини и яни спутались враз.
Лезет по пьяни ночь педераст.
До пуповины расшнуровал,
тянет скотина на сеновал.
Клятвы проклятой не превозмочь,
словно распятый, падаю в ночь
тайных желаний, пенной любви,
без обожаний не уловить
влажного тела… Мысль о беде…
Тающим мелом – лёд по воде…
 

Мне б оглянуться

 
Не то, чтобы пойти назад,
Мне б оглянуться…
Нельзя вернуться, говорят,
Нельзя вернуться…
Не потому, что путь далек
И сборы долги,
А просто шевелит песок
Другая Волга,
И, уклоняясь от воды
И пенных кружев,
Другие тянутся следы
По краю суши…
 

Егорыч

Пародия

 
Я написал немало строк,
остановиться б…
И оглянуться… Видит бог —
я, словно птица,
клюю мыслишки наугад,
из тривиальных…
Но дамы лестью наградят:
«КАК ГЕНИАЛЬНО!»
Да вот банальности, увы,
живут недолго…
И на песке мои следы
смывает Волга.
Другой Егорыч и пиит
вам тронет души,
и пенных кружев горький стыд
меня задушит.
 

Баллада о любви

 
Любовь, дочь стихий, порождение ветра и пены,
Томилась меж водных валов от начала веков,
Но как-то, должно быть, дурачась, бежала из плена,
Достигнув, откуда-то взявшихся, вдруг, берегов…
 
 
Погода ль в тот день, средь зимы повернула на лето,
Достала ли качка иль что-нибудь, качке подстать?..
Слепые семь нянек, семь волн шли за нею по следу,
Ударили в берег и схлынули – нет, не достать!
 
 
А та пронеслась невидимкой по горному склону,
По голым полям, где еще ничего не росло
И, видимо, что-то задев, изменила законы,
Когда на крутом повороте ее занесло.
 
 
Лишь атом запнулся за атом, но лопнули путы
И тяжко вздохнула Земля, вырываясь из сна…
Никто ее стон не услышал, но в эту минуту,
Впервые, всему вопреки, наступила весна!
 

Раф Амаль

Пародия

 
Раф Аймалетдинов – сын ветра, стихии и пены
томился меж водных валов от начало веков.
Но раз Аполлон Рафу дал вдруг по попе коленом,
и Раф побежал и достиг как-то вдруг берегов.
 
 
Погода ль в тот день, средь зимы повернула на лето,
достало ли «Эхо Москвы» или что-то подстать?
Но Раф почему-то решил, что пора быть поэтом,
и стал вдруг стихи между делом зачем-то кропать.
 
 
Стихи понеслись невидимкой по горному склону,
по голым полям, где ещё ничего не росло.
Проникли в печёнки, в сердца… Пошатнулись законы…
Но вдруг на крутом повороте стихи занесло.
 
 
И слово запнулось за слово… НО лопнули путы!
И автор вздохнул, победив стихотворный маразм.
Никто его стон не услышал, но в ту же минуту
ВПЕРВЫЕ наш Раф испытал небывалый оргазм.
 

Поэт в России

 
Бандит в России больше, чем поэт!
Бандит здоров, силен, авторитетен,
Широк в кости, накачен и нает,
Чего совсем не скажешь о поэте!
 
 
Бандит в России больше, чем в чести!
Всегда в трудах – откатывает, пилит!
Да он один способен унести,
Чего и сто поэтов не осилят!
 
 
Бандит в России больше, чем бандит!
Он – наше все! Он альфа и омега!
Он царь и бог, что неусыпно бдит,
Готовый, равно, к бою и к побегу.
 
 
Поэт в России вечно в дураках!
Кого будить твоя способна лира?
Россия спит и носит на руках
Чугунный крест под песню о сортирах…
 

Раф Амаль

Пародия

 
Бандит в России – не поэт.
Поэт в России – не бандит.
А Раф здоров, силён, нает,
и за обоими, мля, бдит.
Не смей, бандит, писать стихи.
Поэт, не смей пилить, стрелять…
Бандит, замаливай грехи,
гони всех в бога душу мать.
Бандит, ты больше, чем бандит!
Поэт, ты больше, чем дурак,
бандитом будешь ты побит,
но он тебе, поэт, не враг.
Пусть для него любой сортир —
то место, где пора мочить.
А для тебя, поэт, весь мир —
то место, где бал правит КИЧ.
И вас пора перемешать:
бандопоэт, поэтобанд…
Амаль вас будет крышевать,
он азиатский Хан и Гранд.
Чугунный крест сорвёт Амаль.
Россия вспрянет ото сна,
и самиздатская скрижаль
увековечит имена.
 

В защиту поэта Михаила Гарцева от модерации и наемных убийц

 
Наплевав ему в харизму,
Невзлюбили молодца
За любовь к патриотизму
И нездешний тип лица…
 
 
Где ж ты, суд – не СИшный, правый?
Где ж вы, судьи, гой еси?
Где ж ты, авторское право?
Нету правды на Руси!
 
 
Топчут русского поэта,
Бьют майорским сапогом!
Не смолчит поэт на это!
Так ответит – огого!..
 
 
Так приложит, елы-палы!
Так культяпнет, что держись!
Пропадайте его баллы!
Улетай с обрыва жизнь!
 
 
Если что его задело,
Наш Исакыч не смолчит!
Делай киллер свое дело,
Делай черное в ночи!
 
 
Вейся вороном, падлюка!
Бей не в бровь, а сразу в глаз!
На кого ты поднял руку,
Понимаешь, п*дорас?!
 
 
Понимаешь… Эх, служивый!
Против правды – кто ты есть?!
Ведь поэты тем и живы,
Что чисты, честны, не лживы
И имеют Ум и Честь!
 

Раф Амаль

Пародия

 
Посмотрел на сё татарин,
ну, Амаль – антисемит.
И сказал:
«Хамите, твари,
Миша – признанный артист.
 
 
Модераторы, майоры
и другая шелупонь…
Модеральником и шпорой
Мишу Гарцева не тронь.
 
 
Нет честнее и добрее
корефана моего,
хоть приличного еврея
не встречал я до него.
 
 
Всё встречались недотёпы,
спекулянты и рвачи,
но скажу я вам без трёпа —
это лучшие врачи…
 
 
А какие адвокаты,
шахматистов лучше нет…
Шли все мимо моей хаты,
но забрёл один поэт.
 
 
И узнав поэта Мишу,
я проникся всей душой.
Я теперь для Миши – крыша.
У меня кулак большой.
 
 
Засажу его в майорский
разжиревший афедрон.
Черен мой хоть не сапёрский,
но майора ждёт урон.
 
 
Модератор, слушай, душка,
лучше Мишу не тревожь,
а не то достану пушку…
Пробежит по тельцу дрожь.
 
 
Залупаться на поэта
никому теперь не дам.
Всем принять как данность это!»
Подпись: Раф Амаль Ван Дам.
 

Осень поэзии

 
Помнишь, дымкой горьковатой
пахли дворики Москвы,
шаркал дядька бородатый
инструментом для листвы.
 
 
Нынче дворник помоложе,
обновлён московский стиль:
пахнет выхлопом и, боже,
лист в мешках везут в утиль.
 
 
Неудачную поэму
жёг поэт – и нет как нет.
Грустно… но давно не в тему:
всё проглотит интернет.
 

П. Б.

Пародия

 
Жил-был мальчик Бородавкин,
нарушал грамматик строй.
Бородатый дворник травкой
угощал его порой.
 
 
Нынче стал он сирый, старый,
вечно шаркает башмак.
Интернет ли, листья, бары…
Погрустнел Петюнин зрак.
 
 
Всё не в тему: травку ль косит,
пьёт ли божью он росу…
То поэзии не осень,
то, Петь, климакс на носу.
 

Плащ

 
Мой плащ, пошитый просто, без затей,
Мне служит на износ. Четыре года
Я прячусь под него от непогоды,
Спасаясь от ветров и от дождей.
 
 
Я проносил под ним бурдюк с вином
В наш гарнизон для дружеской пирушки,
В нем кутались прелестные подружки:
Он был для нас и ложем, и столом.
 
 
На нем не счесть отметин и рубцов.
Все залатать по силам мне едва ли!
Удары, что меня не доставали,
Ему секли изнанку и лицо.
 
 
Сменить давно пора его… Хотя
Я медлю по причине очень важной:
Его полы коснулась ты однажды…
Зонтом… Случайно… Мимо проходя…
 

Егорыч

Пародия

 
А помнишь, Егорыч, как пьянствовал сутки,
и зэков дразнил бурдюками с вином,
потом к вертухаям водил проституток,
плащом прикрываясь: и ночью, и днём.
 
 
Ленивые шельмы твои вертухаи —
кровать поленились поставить для дам,
и вы на плаще: ели, дрались, бухали,
и совокуплялись… Какой стыд и срам.
 
 
Изнанка плаща вся забрызгана спермой,
рубцы на лице у тебя и плаща…
Мамаша солдата истреплет все нервы,
читая стишки полкового хлыща.
 
 
И в этом плаще подкатился ты к Музе,
и Муза тебе отвечала плевком.
Не долго ты помнил об этом конфузе,
плевок стал казаться манящим кивком.
 

Ложбинка

Ю. Л.

 
«Мне не дает покоя эта спинка,
Телячьи влажно тыкаюсь в тепло…
Слетает сон. Табак – на кухне. Рассвело.
И вновь, к тебе нырнув под одеяльце
Не разбудив, подушечками пальцев,
Крылом летучей мыши пробегусь
Вниз по ложбинке… И внезапно пробужусь.
Унявши пульс ночной прохладой леса,
В палатку тихой сапой, мелким бесом
К ложбинке подползаю, словно уж…
О боже, снова сон! В холодный душ?!
 

П. Б.

Пародия

 
Мечтает Петя о такой ложбинке.
где мог бы притаиться и залечь,
как только возле этого мужчинки
вновь раздается гарцевская речь.
 
 
Он по-телячьи тыкается в спинку
своим шершавым влажным язычком,
и повторяет часто под сурдинку:
«Кручусь волчком-с! Клянусь очком-с! Стою рачком-с!»
 
 
А спинка эта – спинка дяди Вовы.
Вов в «Самиздате»: хочешь? – жопой ешь.
И Петя крутится промеж них бестолково,
и тычет каждому в ложбинку свою плешь.
 
 
То тихой сапой, словно назначенка,
то мелким бесом караулит за углом…
Егорыч, Блик, покойный Резниченко…
Но каждый раз Петюню ждет облом.
 
 
Унявши пульс прохладной дланью рока,
сатирам Гарцева он кажет кулачок…
 
 
От мелких вов тебе не будет прока,
тебе помог бы Путин, дурачок.
 

Мне снится

 
Вновь снится конь на заливных лугах,
Но не скакун ухоженный и гладкий,
А упряжью потёртая в боках
Усталая крестьянская лошадка…
Судьба сигнал мне подает, храня?
Увы, я не силён в науке сонной…
Нет, видно, потревожили меня
Дедов моих умерших хромосомы.
Заметил я, когда живу не так,
Когда в душе не достигаю лада,
Мне деды посылают этот знак —
Буланого конька с печальным взглядом.
 

Егорыч

Пародия

 
Мне снится на болотистых прудах —
хромой пегас, погрязший в чёрной жиже.
А я, Егорыч, – в праведных трудах
к нему ползущий…
Ближе, ближе, ближе…
Но отползает животина от меня,
моля весь свет с отчаяньем во взгляде:
«Пошто Егорыч мучает коня,
и караулит, спрятавшись в засаде?
Неужто виноваты в том дедЫ
иль дЕды, их шальные хромосомы?
Вот Гарцев пьёт, но от его езды
в восторге все: от йогов до масонов.
Приди, пиит, приди, пришпорь меня,
ускачем от Егорыча скорее…
Настанет праздник в жизни у коня,
пусть даже – с алкоголиком евреем».
Теперь я думаю: что это был за знак?
Порылся в сонниках ночной порой, бессонной,
и понял, наконец-то, в чём форшмак:
не в хромосомах дело, а в масонах.
 

«За камнем камень ложит Мастер…»

 
За камнем камень ложит Мастер,
И безошибочна рука,
В Его тяжелой длани власти
Легка проворность мастерка.
 
 
Глядит заказчик с умиленьем,
Он верит – славный будет дом,
И мыслит в сердце, с упоеньем,
Как заживёт счастливо в нем.
 
 
Он грезит радостью и счастьем,
Он строит планы без конца,
И отметает все ненастья
Как сказки деда-праотца.
 
 
И будет дом готов ко сроку,
Хозяин замурован в нём,
И на последнем камне – сбоку,
Две даты с маленьким крестом.
 

А. Шадов

Пародия

 
Свободный мастер строит дом,
какая сложная шарада,
но Шадов задался вопросом:
«Хороший дом, не из соплей.
 
 
Да он не нашенский притом,
ну, я ему – не будь я Шадов —
ошпарю морду купоросом,
ишь, строить на моей земле».
 
 
И Шадову уж невтерпеж,
он кочергой в мозгу шурует.
Так слов рождается отрава,
и плачут дети за стеной.
 
 
Но ты поэта не убьешь
и в склеп его не замуруешь,
когда к нему приходит слава,
виски окрасив сединой.
 

«…»

 
…
Но камень мёртв, его извивы,
Запечатлели смрад и хлад,
Хоть, может быть, и прихотливы,
Но жизни следа не таят.
 
 
Язычник глуп и беден счастьем,
А беден – потому, что глуп,
И не в его плешивой власти
Перешагнуть несчастья труп.
 
 
Есть справедливость в этой сценке,
Но справедливость высших мер,
Что мерит всё в своей оценке
Великой мерой Горних Сфер.
 
 
Даётся каждому надежда,
И власть искать и выбирать,
И каждый путь найдёт не прежде,
Чем сможет выбрать, и сказать:
 
 
«На том стою, и жить иначе
И не могу, и не хочу,
Пусть будет путь в тоске и плаче —
Я за желанье заплачу!»
 
 
И платит каждый полной мерой,
И что желает – то берёт,
И каждый жив своей лишь верой,
И вер иных душа неймёт!
 

А. Шадов

Парафраза

 
Неймет душа моя той веры,
что я желаю и хочу…
Мне говорит:
«Твои химеры
тебе, дурак, не по плечу».
 
 
Мой мозг уж мертв, его извивы
несут в себе один лишь мрак,
хотя к еде не прихотливы,
но вспомнят женщин, прут в кабак.
 
 
И я иду в тоске и плаче,
и я могу, и я хочу,
и только так, и не иначе,
но никогда, блин, не плачу.
 
 
Есть справедливость в разных ценах,
но справедливость высших сфер
она, естественно, бесценна…
И я тому, друзья, пример.
 
 
Я атеист или язычник,
я беден, потому что глуп…
Мое плешивое обличье
напоминает дамам труп.
 
 
Блажены нищие,
и дамы
прощают недостатки те,
когда я их веду к дивану
в своей ужасной красоте.
 

Я возьму тебя ласковым мальчиком

 
Я намажу тебя пряной страстью,
чтобы пресным ты не был и скучным.
По тебе языком буду странствовать.
Разминать как ириску тягучую.
 
 
Жаром губ трону дрожь твоих пальчиков.
Изогну тебя гибкой пружиною.
 
 
Я возьму тебя ласковым мальчиком,
а верну ненасытным мужчиною.
 

Хилина Кайзер

Парафраза

 
Словно осы на сладкие пряники,
обалдев от заморских конфеточек,
как слетелись сюда все охальники,
позабыв и про жен, и про деточек.
 
 
Тут один старичок, щечки в ямочках,
а туда же – на ручки к ней просится:
«Я возю тебя ласовой мамоцкой,
до цего зе мне этого хоцеца».
 
 
Ах, Хилина, прошу не по чину,
но твои целовал бы я пальчики.
Ты возьми меня мрачным мужчиною,
а верни лучше ласковым мальчиком.
 

Срываю голос

 
Порою Вешней
Подброшу разум
К порогу бездны.
Отдамся чувствам,
Сорву одежды.
 
 
Порою Вешней
Я не услышу
твой голос нежный.
В плену безбожьем
Сдираю кожу.
 
 
Порою Вешней
Все будет в прошлом,
Останусь нищей.
В огне сердечном
Сжигаю письма.
 
 
Порою Вешней
Несутся мысли
Аллюром в пропасть!
С проклятьем в горле
Срываю голос…
 

Хельга Лу

Пародия

 
Порою Вешней
решила чётко —
я поэтесса.
Да я и внешне
почти красотка,
дитя Гермеса.
 
 
Порою Вешней
найду опору
средь патриотов.
Покайся, грешник.
Бить вашу свору —
моя работа.
 
 
Порою Вешней
сдираю кожу,
сжигаю письма.
Мой ангел здешний
страдает тоже
и смотрит кисло.
 
 
Порою Вешней
несусь аллюром
на смех паяца.
Верхом иль пешей
проткну шампуром…
НЕ НАДОРВАТЬСЯ Б…
 

Постмодернизм

 
Мелькая красками Моне,
года летели.
На неразрушенной стене
гадали тени.
Лежала Родина, – жива, —
где яд былинок.
Пустыня – серая молва;
и я был инок.
Пусть тело бредило. Не шоу.
Тона пастели.
Пустели комнаты. Вошёл.
Теперь они полупустели.
Мы собирали puzzle из тел,
года свистели.
Я разделил с тобой постель…
на две полупостели.
Рука откинута. Стилет
лежал близ тела.
Бордовым вымытый паркет.
Струна блестела.
Чернела ночь, кипя в смоле,
белело тело…
«Свеча горела на столе,
свеча горела».
 

Сергей Панарин

Пародия

 
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Панарин бросил: «Бармалей,
желаю тела!
 
 
Постмодернизма образец —
«Проглоттер Харри».
Возможно, даже и венец,
умойте хари.
 
 
И я сложу свой лучший puzzle
назло семитам.
И этот Гарцев, как шлимазл,
уйдёт побитым.
 
 
Шлимазл погряз, он shit, он shit!
Сноси свинарник!
И я не анти, не семит,
я – титулярник!
 
 
Фекалей гарцевских полно.
Аналы дрищут.
И я погряз, погряз давно
в нерусской пище
 
 
Импрессии, имажинизм…
Гоген, ван-гоги…
Упёрся я в постмодернизм
уже двурогий.
 
 
И вот кладу свою пастель
в пустой постели,
рожая чудо пастораль
назло Емелям.
 
 
Опущена полупостель,
иль опустела…
Я из Рязани свиристель
желаю тела.
 
 
Чернеет ночь, смола кипит,
бордовый parking…
А этот shit, shit, shit пиит
fucked, fucked and fucking».