Текст книги "Собрание сочинений в шести томах. Т. 6. Наука и просветительство"

Напряжен, как струя, переливаемая из пустого в порожнее.

Наслаждение Риторика, упорядочив общее, позволила наслаждаться индивидуальным, все равно как культура в XVII веке, победив природу, позволила наслаждаться горными и морскими пейзажами.

Наука Естественные науки существуют, чтобы человечество не погибло от голода, гуманитарные – чтобы не погибло от самоистребления. «Об одном прошу: выбирай профессию в базисе, а не в надстройке», – сказал отец моему ровеснику-десятикласснику.

Наука (ее границы). Я представляю, что такое вещь в себе: меня что-то бьет, то под дых, то по затылку, а я могу только отмечать и рассчитывать ожидание ударов, чтобы съежиться или уклониться. Я умная марионетка, я стараюсь, чтобы дерганья моих нитей не были неожиданны, и неважно, какой мировой порядок ими кукловодит. Но очень уж много нитей, и все тянут в разные стороны. Впрочем, быть марионеткой и думать, откуда твои нити, внутренние и внешние, – лучше, чем делать вид, что их нет.

Национальность Немцам у А. Дурова особенно нравились свиньи, французам козел и собаки, испанцам кошки и крысы, итальянцам петухи («Ист. вестник», 1893).

Начальство «Воздухом дышали потому, что начальство, снисходя к слабости нашей, отпускало в атмосферу достаточное количество кислорода» (Н. Любимов о Каткове).

Наш «Нет у нас ни либералов, ни консерваторов, а есть одна деревенская попадья, которая на вопрос, чего ты егозишь в Божьем доме, отвечает: это не Божий дом, а наша с батюшкой церковь».

Не «Если бы вы знали, как трудно написать хорошую трагедию», – говорил трагик. «Зато знаю, как легко совсем не писать трагедий», – говорил критик.

Не За разделом стихов неопубликованных должен следовать раздел стихов ненаписанных. Кажется, осуществил это только А. Кондратов (ср. ненаписанный рассказ Дельвига). Я сказал С. Ав. «Мое лучшее сочинение – это ненаписанная рецензия на мой ненаписанный сборник стихов, продуманная, с цитатами и всем, что положено». Он заволновался: «Миша, ее непременно нужно написать!» – но я решил, что это ее только испортит: нарушит чистоту жанра.

Не с кем О малом говорить незачем, а о большом не с кем.

 
«Спать есть с кем, просыпаться не с кем».
 

Нет Личность определяется не тем, что в тебе есть, а тем, чего в тебе нет: ты ее проявляешь, не делая того-то и того-то. Этому и учил Сократа демоний.

Не совсем Ренан говорил: люди идут на муку только за то, в чем не совсем уверены.

Несомненно «Это несомненно, потому что недоказуемо», – было сказано на Цветаевских чтениях в докладе «Цветаева и Достоевский» – в том, где говорилось: «внутренний свет М. Ц. можно увидеть через сезамы»; «звено между ними Блок, но на этом не останавливаюсь, ибо это уведет за пределы не только темы» и «между ними есть и словесные совпадения, например: „мне совершенно все равно“».

Несомненно Ходасевич жаловался Гершензону на научное одиночество: «Гофман – очень уж пушкинист-налетчик; а Котляревский – ужасно видный мужчина, и все для него несомненно» (И. Сурат).

Нравственность – это чтобы знать, что такое хорошо и что такое плохо, и не задумываться, для кого хорошо и для кого плохо.

Нравственность По черновикам видно: Пастернак ведет слово, Мандельштама ведет слово, Цветаева сочетает то и другое: прозаическими наметками указывает направление, но идет в этом направлении по-мандельштамовски, слушаясь слова. Черновики Б. П. нравственней, чем черновики О. М., потому что временного себя он правит с точки зрения постоянного себя: много раз у него пробивается тема «больной весны», но он всегда ее вычеркивал (И. Ю. Подгаецкая).

Nevermore На дверях у Сергеева-Ценского было написано: «Писатель Сергеев-Ценский не бывает дома никогда» (восп. В. Смиренского, РГАЛИ).

Nevermore Стихотворение Мореаса под таким заглавием начиналось:

 
Le gaz pleure dans la brume,
Le gaz pleure, tel un oeil…
 

а по-русски:

 
Плачет газ в ночном тумане,
Плачет газ, как плачет глаз…
 

По всему опыту теории и практики перевода должно казаться, что русский текст – оригинальный, а французский – переводной.

«Нива» Я предложил студентам задать мне стихотворение для импровизированного анализа, предложили «В горнице моей светло…» Рубцова. Пришлось отказаться: такие простые стихи были труднее для разбора, чем даже Фетовская «Хандра». Рубцов копировал стиль стихов «Родника» и «Нивы» за 1900 год, и копировал так безукоризненно, что это придавало им идеальную законченность: перенеси на страницу старой «России» – не выделится ни знаком. Собрание сочинений Жуковского состоит из переводов из европейских поэтов, собрание Рубцова – из переводов из русских поэтов.

«О» Когда в 1952 году появилась статья «О романе В. Гроссмана…», Твардовский сказал: «Если „о“, то добра не жди».

Обоняние Охота Ротшильда: с утра таскают по лесу оленью шкуру, а днем с собаками охотятся на запах без зверя (Гонкуры, 24 дек. 1884 г.). Вспомнил бы это Розанов!

Осязание Восп. Н. Петрова: в октябре 1917 года в Смольном первое ощущение – идешь не по плитам, а, как по листьям, по мягкому слою окурков и обрывков; второе – не найти комнату, потому что ни одного номера на дверях не видать вплотную за махорочным дымом.

Оборона необходимая Первая русская книга о ней называлась: «Незаменимая саморасправа» (Кони).

Образ автора Лукреций написал страстную поэму во славу Эпикура и эпикурейства. Эпикур и эпикурейцы считали идеалом тихую неприметность и душевный покой. Видимо, Лукреция следует представлять себе скромным и добропорядочным человеком, в уютном садике на мягком ложе неспешным пером набрасывающим пламенные строки. Но почему-то никто этого не хочет. А НН отказывается верить в единственный достоверный портрет Петрарки – кругленького, мешковатого и похожего на пингвина.

Обращение «мужчина!», «женщина!» почему-то слышится на улицах только в устах женщин: мужчины обходятся без них. Что, если ответить: «Женщина…» – звучало бы это бранью?

Я вошел в издательство «Наука». Новопоставленный вахтер окликнул: «Молодой человек!» Я подошел, снял шапку, показываю седину и лысину: «А я не такой уж молодой». Он, по-человечески понятливо: «Ну а как называть? гражданин? так не в милиции же!»

Обустроить «Любезный почитатель!.. Пишите, я оботвечу все вопросы», – писал Северянин Шершеневичу.

Общее Утверждая лишь общеизвестное и пересказывая лишь общедоступное.

Общее А с Аверинцевым при всех несходствах («теплой компании не составишь») объединяет то, что одинаково слышали стихи: мне не претило его чтение Мандельштама, ему – мое из Кузмина и Окуджавы.

Одиночество «Позиция Цветаевой – публичное одиночество: оставшись без публики, она не могла жить» (Саакянц, с. 489). «Воинствующее одиночество» Маяковского, читающего «Облако…» в Куоккале, вспоминала Л. Чуковская.

Одиночество «Самомнение – спутник одиночества» (Платон, письмо 4) – любимая сентенция Плутарха.

«Ни истории, ни родни. Наконец мы совсем одни» – приснившаяся строчка. К чему бы это?

«Однобой бывает хуже разнобоя» (Д. С. Лихачев).

Однофамильцы Музыку на стихи Маяковского писали композиторы В. Белый и В. Блок.

Олигархи в наших газетах – это совсем не то, что «олигархи» в греческой древности. Там это были хозяева политической жизни, а у нас – хозяева экономической жизни, просто капиталисты. От экономической власти до политической им бывает очень далеко. Так что ни Платон, ни Аристотель за наших олигархов не в ответе.

Ономастика В Ленинграде была улица А. Прокофьева, к юбилею ее переименовали в улицу С. Есенина. (Так Хармс каждый день давал новое имя знакомой собаке, и гулявшая с нею домработница важно говорила знакомым: «Сегодня нас зовут Бранденбургский концерт!») А в Калинине есть улица Набережная Иртыша – узкая, кривая и сухая.

Ономастика Город Мышкин близ Углича выродился в населенный пункт Мышкино; группа энтузиастов устроила в городе мышиный музей – куклы и «все о мышах» – и спасла город (слышано в «Мире культуры»).

Опечатка Машинистки в «Диогене Лаэртском» вместо «стихи Гесиода» упорно печатали «стихи Господа».

Определеныш «Не думайте, что я какой-то определеныш, что я знаю больше, чем вы» (С. Дурылин; кажется, в письмах к В. Звягинцевой).

Орфография старая: в переводе Мея из Гюго: «Спросили они: как на быстрых челнах… – Гребите, – оне отвечали». При переводе на новую орфографию диалог обессмысливается; так, обессмысленным, кажется, его и поют в романсе Рахманинова.

Орфография Святополк-Мирский в «Русской лирике» 1923 года печатал петербургских поэтов по старой орфографии, а московских по новой.

Относительность Если бы у нас не было Лермонтова, мы восхищались бы Бенедиктовым; и мы гнушались бы Лермонтовым, если бы у нас был НН, которого у нас не случилось. (Ср. Бы.) «Конечно, по сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; однако ежели кто видел Пирятин!..»

Охрана Общество охранки памятников старины.

Оценочность в филологии – лишь следствие ограниченности нашего сознания, которое неспособно вместить все и поэтому выделяет самое себе близкое. Не надо возводить нашу слабость в добродетель.

Очень Ф. А. Петровский любил пример на избыточность гиперболы: «Я вас люблю» и «Я вас очень люблю» – что сильнее? У кого был хлестаковский стиль, так это у Цветаевой: 40 000 курьеров на каждой странице особенно заметны в прозе («Русские песни – все! – поют о винограде…»). Хорошо, что мне это пришло в голову после цветаевской конференции, а не до: разорвали бы. (Так и Ахматова говорила Л. Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что „облаков гряда“ встречается у Пушкина десятки раз», – это неверно, см. Пушкинский словарь.)

Американская аспирантка писала диссертацию «Отношение к Лескову в современной русской культуре», читала журналы «Молодая гвардия» и «Наш современник» и огорчалась, не находя ничего разумного. Я сказал: и не найдете. Лесков умудрился совместить несовместимое: быть одновременно и моралистом, и эстетом. Но моралистом он был не русского интеллигентского или православного образца, а протестантского или толстовского. И эстетом был не барского, леонтьевского образца, а трудового, в герои брал не молельщиков, а богомазов, и орудие свое, русский язык, любил так, что Лев Толстой ему говорил: «Слишком!» Таким сочетанием он и добился того, что оказался ни для кого неприемлем, и если какая-то литературная партия хочет взять его в союзники, то вынуждена для этого обрубать ему три четверти собрания сочинений, а при такой операции трудно ожидать разумного. Нынче в моде соборность, а у него соборно только уничтожают чудаков-праведников. Интеллигенции положено выяснять отношения с народом, а Лесков заявлял: «Я сам народ», – и вместо проблемных романов писал случаи из жизни. В XVIII веке, когда предромантики пошли по народную душу, им навстречу вышел Роберт Бернс, сказал: «Я сам народ», – и стал им не диктовать, а досочинять народные песни: «почему я не имею на это права?» Сопоставление это так меня позабавило, что дальше я уже не рассуждал.

Парнас Майков – потомственно беломраморный и возвышенно уютный. «А у Майкова Муза – высокопревосходительная», – говорил Фет, написавший «Пятьдесят лебедей…».

Паскаль У С. Кржижановского: «Учитель, проповедовать ли мне смертность души или бессмертие?» – «А вы тщеславны?» – «Да». – «Проповедуйте бессмертие». – ? – «Если ошибетесь – не узнаете; а если станете проповедовать смертность и, не дай Бог, ошибетесь, – ведь это сознание вам всю вечность отравит».

Партия. Когда в 1958 году вышла «Память» Слуцкого, я сказал: как-то отнесется критика? Г. Ратгауз ответил: пригонит к стандарту, процитирует «Как меня принимали в партию» и поставит в ряд. Так и случилось, кроме одного: за сорок лет критики именно «Как меня принимали в партию» («…где лгать нельзя и трусом быть нельзя») не цитировалось почти ни разу и не включалось в переиздания вовсе ни разу. («Был один случай», – сказал мне Болдырев, но точно не вспомнил.) Для меня это была самая меткая пощечина, которую партия дала самой себе.

Первочтение – тренировка на забывание ненужного, перечтение – на вспоминание нужного. Самед Вургун говорил: «Предпочитаю вольные переводы точным, потому что точные нравятся, когда я читаю их в первый раз, и противны уже со второго». «Joyce cannot be read – he can only be reread» (J. Frank).

Перевод «Я попробовал заставить Шекспира работать на меня, но не вышло», – сказал Пастернак И. Берлину. Пастернак в стихах этих лет искал неслыханной простоты, а привычную потребность в шероховатом стиле удовлетворял переводами, где на фоне обычной переводческой гладкости это было особенно ощутимо. Так и Ф. Сологуб в 1910‐е годы раздваивался на инертные стихи-спустя-рукава и на футуристические переводы Рембо.

Перевод А. Г. на кандидатской защите сказала: я полагала, что диссертацию о Хармсе можно писать немного по-хармсовски. (Статей о Деррида, написанных по-дерридиански, мы видели уже очень много.) Это все равно, что – по доктору Кульбину – не переводить стихи с языка на язык (в данном случае научный), а переписывать русскими буквами.

Перевод – «это не фотография, а портрет оригинала». Это напоминает, как Хлебников говорил И. Е. Репину: «Меня уже писал Давид Бурлюк. В виде треугольника. Но получилось, кажется, не очень похоже». Я сделал экспериментальную серию сокращенных переводов лирики верлибрами. Теперь я знаю, на что они похожи: вот на такие треугольники.

Перевод Переводчики – скоросшиватели времени. Был международный круглый стол переводчиков: все жаловались на авторов, знающих язык переводчика и тем сковывающих его свободу. Как будто заговор авторов против мировой культуры.

Перевод «Переводить так, как писал бы автор, если бы писал по-русски». Когда писал? при Карамзине? при Решетникове? при нас? Да он вовсе бы не писал этого, если бы писал при нас! Задача перевода не в том, чтобы дать по-русски то, чего не было по-русски, а в том, чтобы показать, почему этого и не могло быть по-русски.

У. Оден

ВОЛЬТЕР В ФЕРНЕЕ 1515
  В настоящем издании см. также т. V, с. 243–244.– Прим. ред.


[Закрыть]

 
Он счастлив. Он обходит свои места.
Часовщик у окошка поднимает на него взгляд
И опять опускает к часам. Возле новой больницы столяр
Притрагивается к шляпе. Садовник пришел сказать:
Посаженные им деревья принялись хорошо.
Альпы сверкают. Лето. И он велик.
Далеко в Париже, там, где его враги
Злословят, какой он гадкий, в высоком кресле сидит
Слепая старуха и ждет смерти и писем. А он
Напишет: «Жизнь – выше всего». Но так ли? Да, так. Борьба
Против несправедливости и против лжи
Стоила свеч. И сад стоил свеч. Возделывайте свой сад.
Лаской, нападкой, насмешкой – он был умнее всех.
Он был вожаком мальчишек в священной войне
Против зажиревших взрослых: как мальчишка хитер,
Он умел, когда надо, смиренно пойти
На двусмысленный ответ или спасительный обман
И ждал своего часа, терпеливый, как мужик.
Даламбер сомневался, а он нет: час придет.
Сильным врагом был только Паскаль; а все
Остальные – уже травленые крысы. Но забот
Еще много, а надеяться можно лишь на себя.
Дидро – глуп, но делал все, что мог.
А Руссо завопит и ничего не сможет: он это знал.
Ночь заставляет его думать о женщинах. Чувственность —
Лучший из учителей: Паскаль был дурак.
Как Эмилия любила астрономию и постель.
А Пимпетта его хотела как скандала. Хорошо!
Он отплакал свое о Иерусалиме. В конце концов,
Кто не любит наслаждения – всегда неправ.
Как часовой на посту, он не спит. Ночь пропитана злом:
Погромы, землетрясения, казни. Скоро он умрет,
А над Европой сумасшедшие матери стоят у котлов,
Чтобы бросить в них младенцев. Только его стихи,
Может быть, их удержат. Надо работать. В выси
Нежалующиеся звезды вели свою светлую песнь.
 

Перпетуум-мобиле Работа головы не останавливается даже в нерабочие паузы: засыпая, я слышу свои мысли от слова до слова и при всей их быстроте успеваю быть ими крайне недоволен.

Петля Кончил заказанную статью – будто в петле повисел.

Пирог Все мои душевные проблемы в конечном счете сводятся к желанию и съесть пирог, и в руках его иметь («вот он съеден, и что теперь?»). Но, кажется, к этому сводятся и все проблемы всех проблемствующих?

«Плакаться в бронежилетку», – сказала Н.

Пламень «Жители юга, избалованные расточительною природою, более ленивы, но пламенны». «Немки кофею пьют мало и не крепкий, по причине пламенных воодушевлений к нежностям» (Терещенко. Быт рус. народа).

Платон Продавали первый том Монтеня отдельно от второго, в котором был общий комментарий к обоим. «Вот платоновский человек, расколотый на половинки, – сказала Н., – теперь будут браки по объявлению между владельцами томов».

Погода . Я шел по Арбатской площади – ровное-ровное серое небо, черная, без снега земля, промытый прозрачный воздух, все ясно и отчетливо. И вдруг показалось, что вот она, моя погода, мы с нею созданы друг для друга и ждали этой встречи всю жизнь, и как жалко, что это счастье мимолетнее всякого другого. На обратном пути небо уже расслоилось волокнами, и все разрушилось.

Подгонка под ответ – таков механизм функционирования культуры. Нам задано: Шекспир, Рембрандт, Бах – великие художники; и нам предложено: извольте каждый обосновать почему. Кто выполнит это подробнее и оригинальнее, тот и культурнее. Нужно быть Львом Толстым, чтобы сказать: «Да может быть, ваш Шекспир – плохой писатель!» (собственно, очень многие думают, что Шекспир – порядочная скука, но стесняются об этом говорить). И нужно быть полу-Толстым, чтобы внушить: «А ведь Вермеер – художник не хуже Рембрандта!» Почему полу-? Потому что открытия новых ценностей в прошлом, кажется, происходят чаще, чем закрытия старых. В античности уже не осталось места, свободного от ценностей, и только такой полубог, как Виламовиц, мог мимоходом бросить: «Эта эпиграмма плоха». Как писал Э. Паунд, «издали все – крупнее, независимо от качества». Принятие готовой религии – это ведь тоже все равно как подгонка своего религиозного чувства под заданный ответ.

Я защищал кандидатскую диссертацию в 1962 году («Федр и Бабрий»; секретарь ученого совета упорно делал ударение «Бабри́й»). Получил две трети голосов – в обрез: одним меньше, и не прошел бы («Вы везунчик», – сказала потом Л. Вольперт). Это было по совести: вторая защищаемая диссертация была на тему «Труд в поэзии Маяковского», из провинции, и написанная так, как должны были писаться такие диссертации. Любому члену совета должно было быть ясно: если одна из этих двух диссертаций – наука, то другая – не наука. А дальше каждый делал выбор по своему искреннему разумению.

Подлежащее В газете, к 10-летию Чернобыля: «К нам ко всем отношение – как к радиоактивной пыли: не замечают, не замечают, а потом оказывается, что ты подлежишь захоронению».

Подлинность Речь в защиту ее произнес С. Аверинцев, а я, будучи, как и он, переводчиком и античником (античную архитектуру мы знаем по развалинам, скульптуру по копиям, а живопись по описаниям), долго этому удивлялся. Радиозаписи чтений Качалова случайно стерлись, но их сымитировал К. В. Вахтеров, актер, брат Марии Васильевны, жены моего шефа Ф. А. Петровского, переводчицы; их-то мы и слышим.

Подразделение Хочется сказать «по поколениям не подразделяюсь», как Гиппиус говорила: «по половому признаку не подразделяюсь».

Подтекст «При Низами, чтобы стать поэтом, нужно было знать на память 40 000 строк классиков и 20 000 строк современников». И еще, оказывается, знать наизусть 10 000 строк и забыть их. Чтобы они порождали подтекст.

Подтекст 5-стопный анапест «Девятьсот пятого года» Пастернака – не от застывшего стиха «Разрыва», как я думал раньше, а от романса С. Сафонова: «Это было давно… я не помню, когда это было…/ Пронеслись, как виденья, и канули в вечность года. / Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло…» и т. д.

Подтекст Вот и достигнут логический предел: Л. Ф. Кацис объявляет подтекстом «Неизвестного солдата» словарь Даля («De visu», 1994, № 5).

Подтекст Самый совершенный образец использования подтекста – анекдот о еврее, который сокращал текст телеграммы (или вывески) до нуля.

Поздравление А. И. Доватуру: «Вам 80 лет, но мы знаем, что Вам больше, потому что наука наша долго жила на таком положении, в каком и ныне солдатам засчитывается месяц за год. А мы, знающие мифографов с их генеалогиями и хронологиями, где иное десятилетие идет за год, а иной год за десятилетие…» и т. д. Телеграмма: «В Ваши Платоновы годы желаем Вам Аргантониевых лет».

Пол «Ахматова успела из дамы стать женщиной, а из женщины человеком», а Г. Иванов, этот манекенщик русской поэзии, все еще… (С. Парнок, 1922 г.).

Поликратово счастье, или «Какая с этого хлеба лебеда будет».

 
Поликратов перстень
Очень любил Поликрата.
Когда Поликрат его бросил в море,
Он хотел обидеться,
Но решил, что любовь – превыше,
Залез в рыбу
И вернулся к Поликрату на перст.
Когда Поликрата распяли,
След его теряется.
Потом он был в музее у Августа
И казался посредственной работы.
Так об этом сказано у Плиния.
 

Кл. Лемминг

Польза Бог послал бы нам второй потоп, когда бы увидел пользу от первого (Шамфор).

«Понаслушались», – объяснил ямщик, погонявший лошадей: «Ой вы, Вольтеры мои!» (Вяземский).

Понимание Белинский через сто лет не понимал Ломоносова и говорил, что у нас нет литературы; мы через сто лет не понимаем Толстого, но уверяем, что у нас есть литература, да еще какая!

Понимание Психиатр по подростковым самоубийствам говорила: труднее всего ей найти взаимопонимание с учителями, с милиционерами – легче.

Детское воспоминание. Долгий серый асфальтовый двор, я что-то спрашиваю, бабушка тянет меня за руку и раздраженно говорит: «Земля же круглая…»; я не решаюсь переспрашивать и только откладываю в памяти: нужно проверить. И другой случай. Бабушка переливает молоко из бидона в банку, молоко течет мимо, на корявый изрезанный стол, вкопанный у террасы. Я думаю: зачем? Замечает, спохватывается, начинает убиваться. Я говорю: «А я думал, ты делаешь опыт, насколько размякает доска от молока». Меня сильно изругали. Но уверенность, что мир – правильный и только нужно его понять, осталась непоколебленной.

«Понятное – это не только то, что уже понято» (Брехт). «Раньше писатели старались быть понятными, теперь – быть понятыми».

Поперек Фет в Италии завешивал окна кареты, чтобы не смотреть на всем нравящиеся виды.

«Пораженец рода человеческого» называл Шпенглера Т. Манн.

Порядок Николай I посетил Оуэна в Нью-Ленарке и выразил удовлетворение порядком; а вот лондонский парламент ему совсем не понравился.

Пост Цзи Юнь говорил: поститься – это все равно что не брать взяток по вторникам и четвергам.

Постмодернизм «Что такое постмодернизм?» – «Продукция последних лет, в которой еще не успели разобраться». – «А постмодернисты говорят, что они – новая культура, потому что раньше старое и новое противопоставлялось, а теперь они сосуществуют». – «Это они выдают ущербность за достоинство: когда название начинается с „пост“, это уже противопоставление». – «И что у них нет больше риторики». – «Мысли без риторики так же неизложимы, как слова без грамматики: самая яркая индивидуальность не станет сочинять себе язык из небывалых слов».

Постмодернизм Фомичев говорит, что в новом академическом Пушкине непристойности все равно будут заменяться черточками. Почему? – потому что очень уж много их наплыло в современную литературу. Вот постмодернизм – другое дело: он воспринимает Пушкина на фоне Юза Алешковского.

В. П. Зубов писал Ф. А. Петровскому письма от лица помещицы Коробочки и других лиц. В них он, например, спрашивал: «Как печатать такие слова, как „ни фаллоса“? не набирать ли их латинскими буквами, а объяснять в примечаниях, вместе с „Эос“ и „гиатусом“?»

Постмодернистам Конфуций бы сказал: вы ищете что-то за текстом («то, что сделало возможным текст»), – а то, что в тексте, вы уже поняли?

Потребительское отношение к человеку у М. Цветаевой: зажечь им себя и выбросить, как спичку.

Потребности От каждого по способностям, каждому по потребностям. А если моя потребность – в том, чтобы мною восхищались за то, к чему я не имею способностей? Ср. профессию «читатель амфибрахиев» в «Сказке о тройке» Стругацких.

Почти «Почти гений» стало почти термином применительно к Андрею Белому.

Поэзия по Салтыкову-Щедрину: «Вольным пенкоснимателем может быть всякий, кто способен непредосудительным образом излагать смутность наполняющих его чувств».

Поэзия Есенин с извозчиком: «А кого из поэтов знаешь?» – «Пушкина». – «А из живых?» – «Мы только чугунных» (Мариенгоф).

Поэзия Александр Вознесенский (наст. фамилия Бродский), автор «Черного солнца», после революции работал в кино. Случайно встретив, его подозвал Маяковский: «Ну, Вознесенский, почитайте ваши стихи!» – «Зачем, Вл. Вл., вы ведь поэзию не любите?» – «Поэзию не люблю, а стихи люблю» (РГАЛИ).

Поэт «М. Шелер был на диете, но забыл роль философа и на банкете ел как поэт; через два месяца он умер» (Л. Шестов).

Правда Когда не знаешь, что сказать, – говори правду. Я очень часто не знаю, что сказать.

Правда «Я боюсь Бога, когда лгу, и вас, когда говорю правду», – сказал Ахнаф халифу Муавие.

Правда У Станиславского и Немировича «одно было общее – обоим никогда нельзя было до конца сказать правду» (Виленкин). Знаменитый разговор между ними в Славянском базаре кончился репликами: «…нужно будет говорить правду в глаза». – «Нет!» – ? – «Я не могу, когда мне говорят правду в глаза». В своих воспоминаниях Немирович замечает: «Никто другой не сказал бы этого вслух».

Примечания Мне позвонил Витковский (дело очень редкое). Саркастически: «„Литературку“ читали?» – «Нет». – «Ну почитайте, там Кружков хвалит Катулла в переводе Гаспарова». Через час звонит Кружков, растерянным голосом извиняется; я говорю: «Мне-то что, а вот что вы скажете Шервинскому?» О. Б. Кушлина ничуть не удивилась: «Люди теперь читают не стихи, а примечания». Мне стало обидно за стихи.

Прямота И. П. Архаров, встретя в старости друга юности: «Скажи мне, друг любезный, так ли я тебе гадок, как ты мне?» (Вяземский). Подтекст горюхинского «да и вы, батюшка, как подурнели».

Право на существование – а то еще бывает обязанность существования, с отношением к этому как к обязанности – с отвращением.

Православие современное. «Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане» (Ключевский. Письма).

Православие «Я неверующий», – сказал я. «Но православный неверующий?» – забеспокоился старый Ш. И услышав «да», успокоился.

Православие «Я прочитал Катехизис», – с гордостью сказал знакомый моего сына. «Это что, Евангелие?» – спросил товарищ. «Нет, это вроде методического пособия», – ответил тот. У Лескова персонаж говорит: «Так как катехизис Филарета я уже читал и, следственно, в Бога не верил…»

Предлоги По аналогии с свободой-от и свободой-для, вероятно, можно говорить о совести-для (диктующей выбор) и совести-от (отягчающей его последствия)? А по аналогии с забытой свободой-в – о совести-в, знающей свои пределы, такие же узкие, как у свободы? («Тоска о том, что у тебя нет совести, – это и есть совесть», – сказала Т. В.)

Препинание Кокошкин, переводчик «Мизантропа», служит при Мерзлякове восклицательным знаком, говорил Воейков.

«Преподавание – это сочетание неприятного с бесполезным», – говорила Л. Я. Гинзбург.

Преподавание Отношение к нему погубило Галилея. В Падуе его охранила бы Венеция; но он так тяготился университетским преподаванием, что принял приглашение в придворные ученые к тосканскому герцогу и там попался.

Притча Был рыцарь с пружиною вместо сердца, совершал подвиги, спас короля, убил дракона, освободил красавицу, обвенчался – прекрасная была пружина, а потом, в ранах и лаврах, приходит к тому часовщику: «Да не люблю я ни вдов, ни сирот, ни гроба Господня, ни прекрасной Вероники, это все твоя пружина, осточертело: вынь!» (В. Жаботинский. Пятеро).

«Это он о самом себе, – сказал Омри Ронен, – писатель по призванию, а заставил себя всю жизнь заниматься политикой!»

Пропаганда Были в войске два товарища, язычник и христианин, второй все старался об обращении первого, довел его до богохульств, тут конь понес его и убил, и друг горько плакал о его погибшей душе. Но Христос явился ему и сказал: не плачь, он в раю, он стремился ко мне вседневно и всечасно, а ты ему только мешал своими уговорами (источника не помню).

Пропаганда Сталинградский приказ Сталина немцы разбрасывали с самолетов как листовки, чтобы вызвать в нашей армии панику («Лит. газета», сент. 1987). А японские пропагандистские фильмы показывали такие ужасы войны, что казались американцам антивоенными.

Пропаганда Книга А. Камерона о Клавдиане начиналась приблизительно так: «Опыт нашего века заставляет нас пересмотреть наше отношение к историческим источникам: сто лет назад мы считали, что никакая пропаганда не могла выдать поражение за победу, теперь же…»

Перед выборами говорили: «Если придут коммунисты, то будет гражданская война, а если Жириновский, то будет третья мировая». На самом деле Жириновский не так страшен, как многие думают: скорее, он демагог и пустослов, и движет им не программа, а личное тщеславие. Но когда так много измученного народа готовы пойти навстречу любым демагогическим обещаниям, это страшно и опасно. Я не экономист, я не знаю, как спасать Россию; но я филолог, мое дело – слово, я понимаю, как важно говорить с людьми на понятном им языке, и мне больно видеть, что этого никто, кроме Жириновского, не умеет. Старой, сталинской технике пропаганды разучились, а новой, демократической не научились.

Просвещение В XVII веке в Готе, самой просвещенной в Германии, принцессам мыли головы через субботу в 4 часа, а раз в месяц принималась ванна. У Кампанеллы в Городе Солнца будут менять белье не реже раза в месяц.

Проституция процвела в Петербурге после освобождения крестьян, с закрытием помещичьих гаремов (Скабичевский).

Психологический расчет Психолог Бромфенбреннер два года был в СССР, написал книгу «Два мира – два детства» и, чтобы ее перевели, слова написал хорошие, а в таблицах дал данные настоящие. Оправдалось: таблиц никто не читал.

Психология В. Сапогов разослал всем письма: «будет конференция по Северянину, шлите тезисы». Все отказались: «никогда не занимались»; разослал вторично: «будет конференция, ваша тема такая-то, шлите тезисы» – все прислали. Легче признаться, что ничего не знаешь о Северянине, чем усомниться, что лучше всех знаешь тему «Северянин и (скажем) Пастернак».

Псоглавцы «Монголы посылали разведчиков на север, безбородых чукчей приняли за сплошных женщин, а чтобы объяснить детей, предположили, что они от ездовых собак: сильный половой диморфизм, только и всего», – предположила Е. Р.

Пушкин Ахматова стилизовала Пушкина под свою жизнь, Цветаева – под свое творчество.