Текст книги "Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев"

– Я бы перевёл как «не выполнив какого-то условия», – ответил Мстислав Мануйлович. – Не знаю, почему меня отослали. Но чего-то во мне нет… и в вас тоже. Наверное, того, чего не было в Канте и что есть в Лимонове. А может быть наоборот: нам не хватает любви к Ним. Так или иначе мы не подходим.

– Мы? – не понял рыжий.

– Вас ведь тоже не взяли Туда. Хотя могли бы. Вы же их заинтересовали. Вас не убили. Даже не удалили. Лё’шем’акча гав’виали цабрим Джо фо’гу’ман.

– Вот именно что «как бы по-доброму», – сказал Джо.

– Кстати, удачный перевод. Вы не безнадёжны, – признал старик.

– А как бы вы перевели кемаль круа? – вспомнил Джо.

– Гм… Пристойного перевода на русский мне в голову не приходит. Но я филолог, а вы намерены у меня учиться. Так что… Хуячь бля!

Старик сказал это негромко, но Джо дёрнулся, а идущая мимо старушка вздрогнула и обернулась.

– Вот примерно с такой интонацией это надо говорить, – добавил Мануйлович. – Теперь понимаете?

– То есть как в бою, – задумчиво протянул Джо. – Интересно, кем был придуман мат. И зачем.

– Ничего интересного… Ну, всё. Раз уж такое дело – идёмте, что ли. Зигга цабалъ’царак! – скомандовал он таксе.

Проционус Команданте Зигер вскочил на все четыре лапы и вытянул шею.

– Вот ему, – заметил Сурин, неласково смотря на любимого пса, – я, пожалуй, сумел кое-что преподать.

Девятый ключик,
галантный

Читать или непосредственно перед 47 главой Первого тома, или же сразу после неё.

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Сочинение Бибианы Бомбильи дю Шарио «О достоинствах шлеи…» восходит ко времени, которое в Эквестрии называют «эпохой красных копыт». Под этим обычно подразумевают последние годы правления Ананя Бамбины-Жозефины Второй, с их сентиментально-гривуазным колоритом, лишь слегка прикрытым всеобщим лицемерием. Эпоха породила и соответствующую ей литературу; творчество же Бибианы не только примыкает к корпусу текстов эпохи, но и оттеняет, а то и контрастирует с ним – и тематически, и стилистически.

О самой авторке известно следующее. Согласно Розовой Книге, Бибиана Бомбилья дю Шарио была второй дочерью высокопородной эпплджек Раджи-Баваль Минжи из рода дю Шарио, от её брата, жеребца Соуси-Сью. В Розовой Книге сказано, что дочь родилась «после коммутации озера Сирбонида», но никаких достоверных сведений об этом событии не сохранилось, так что дату рождения Бибианы установить не представляется возможным. Во всяком случае, это произошло до коронации А. Б.-Ж. II, но не позже Первой Северной войны.

Грациозность взрослой Бибианы была около 180 – для тех времён превосходный результат. Она входила в Пуси-Раут, в котором примыкала к группировке Оляпки Взвизгиной-Задериножки, но в решающие моменты держалась за хвост Верховной. Это делало её положение шатким в обоих лагерях, однако в нём были и определённые преимущества. Так, в мемуарах известной интриганки Чезарии Боровицкой упоминается личное награждение Бибианы декоративным наколенником с розовым бантом и другие знаки внимания Верховной Обаятельницы.

Что касается литературы, то первые опыты дю Шарио были в основном эпистолярными. Тем не менее она выпустила сборник стихов и эпиграмм «Солёные каштаны», пользовавшийся некоторым успехом, а также политический памфлет «Трава у дома», посвящённый проблеме личных выпасов. Идеи памфлета были заимствованы из речей Взвизгиной-Задериножки, хотя литературная обработка придала им больше убедительности. Стоит отметить, что закон о выпасах был в конце концов принят – и что декоративный наколенник дю Шарио получила сразу после его принятия. Современницы – например, та же Чезария – усматривали в этом попытку Верховной вбить небольшой клинышек между Оляпкой и её сторонницами; однако для самой Бибианы это был успех.

В конце концов Бибиана была представлена к Полированному Стремени за сына Мартина, знаменитого производителя, четырежды удостоенного звания «Рекордсмен породы» на конкурсе Чистая Линия. Увы, к тому времени отношения между дю Шарио и Верховной были непоправимо испорчены. Поэтому Верховная под разными предлогами задерживала награждение, пока не удалила Бибиану от двора. Уже в изгнании дю Шарио родила сына Амура, тоже известного производителя, чьи гены присутствуют в линии самой Мимими Первой. К сожалению, природа обделила Бибиану Бомбилью дочерями: в своей ветви семейства она оказалась последним звеном. Нынешние дю Шарио происходят либо от её двоюродной сестры Бибианы, Данаши Синдереллы Резистанс, либо от её тётки Сюиты «Тыгдым-Тыгдым» дю Шарио-Багатель.

Причины этого удаления слишком хорошо известны. Пребывание Бибианы в полусвете было отмечено не столько политическими интригами и литературными экзерсисами, сколько многочисленными скандалами, связанными с бурной личной жизнью. Венцом и завершением её, если можно так выразиться, интимной карьеры стала связь с совсем ещё юной, но уже ставшей предметом всеобщего вожделения красавицей Вах Вах Пэрсик, которую удостоила своим вниманием сама Верховная. Дальнейшее достаточно подробно освещено в исторической литературе. Что касается дю Шарио, она была вынуждена покинуть полусвет и удалиться в своё поместье. Последние двенадцать лет жизни она прожила вне публичного пространства, удовлетворяясь, по её собственным словам, «обществом самой себя и немногочисленных подруг».

Обстоятельства её смерти доподлинно неизвестны. Однако, судя по более чем прозрачным намёкам в воспоминаниях современниц, причиной стал алкоголизм и зеркальная болезнь в запущенной стадии.

Тем не менее Бибиана Бомбилья вошла в историю эквестрийской литературы именно благодаря этому вынужденному уединению, в котором и расцвёл её литературный талант – неглубокий, но яркий. Именно в этот период она написала такие сочинения, как роман «Мариула, или Дебютантка в сетях полусвета», философский диалог «Сейрис, сиречь Цепь рассуждений о целебных свойствах сенных дрожжей и иных любопытных предметах», неоконченный трактат «О грешноватости», а также ряд небольших текстов, в основном посвящённых нравам.

Разумеется, по условиям того времени ни одно из этих сочинений не могло быть опубликовано – во всяком случае без цензурных вмешательств. Это категорически не устраивало авторку. При этом Бибиана охотно делилась рукописями своих книг. Они распространялись в списках, наряду с сочинениями таких писательниц, как Санди Таймс или Фауна Дефлоранс, существенно обгоняя их по популярности. Стоит заметить, что экземпляры сочинений Бибианы были обнаружены даже в личной библиотеке А. Б.-Ж. II.

Часть сочинений Бибианы дю Шарио была опубликована при Вах Вах Пэрсик, которая, как известно, дозволила к печати практически всю неблагословенную литературу прошлых эпох, а к своей старинной подруге и наставнице относилась, судя по всему, особенным образом. К сожалению, тексты печатались по копиям, сохранившимся в семействе Обновленских – чью уникальную коллекцию книжных раритетов иногда именуют «поняшьим Сундуком Мертвеца», подчёркивая значимость этого собрания для культуры Эквестрии. Увы, именно сочинениям Бибианы Бомбильи не повезло: они были представлены в собрании Обновленских весьма выборочно и в не самом исправном виде. В частности, в корпус переписки попало несколько апокрифических писем крайне непристойного и оскорбительного содержания (в одном из них даже приводилась якобы подлинная дата рождения Верховной!). Сейчас подложность этих писем считается доказанной; однако Верховная приказала остановить дальнейшие публикации до выяснения всех обстоятельств. Этот запрет, отменённый только при Мимими Первой, привёл к тому, что весьма значимая часть текстов дю Шарио так и осталась вне научного и культурного обихода.

Это относится и к обсуждаемому здесь опусу – с которым Вах Вах Пэрсик была, несомненно, знакома и который, возможно, повлиял на некоторые административные решения, ей принятые.

Увы: именно этому сочинению не повезло особенно. Оригинал его до сих пор не обнаружен; не существует и сколько-нибудь достоверных копий всего опуса.

Первой публикацией можно считать текст, помещённый в XVII Эквестрийском Историческом Вестнике от июля 302 года. Он печатался со списка Обновленских и содержал лакуны, также в нём полностью отсутствовали авторские примечания. К сожалению, эта публикация до сих пор остаётся единственной.

Мы публикуем текст эссе по списку, недавно обнаруженному в личном архиве семейства Крыжелобзасских. На сегодняшний момент он является самым полным из всех известных. В частности, в нём имеются авторские примечания, а также разделы «О случной шлее» и «Об украшении шлеи», отсутствовавшие в списке Обновленских.

Копия списка была предоставлена нам в числе прочих документов, полученных от эквестрийской стороны в рамках программы по культурному обмену. Мы выражаем благодарность Департаменту культурного сотрудничества Эквестрии и лично Верховной Обаятельнице Мимими Софт-Пауэр Второй за этот дар и надеемся на дальнейшее плодотворное взаимодействие.

Несколько слов о самой публикации. Мы воспроизводим сохранившуюся часть текста полностью, вместе с примечаниями авторки, которые отмечены звёздочками. Отдельно идут примечания публикатора, которые отмечены цифрами и находятся в конце текста.

Квощ Лещора, альбатрос,

заместитель научного редактора журнала

«История и современность» (Директория)

О шлее вообще

В руководствах по этикету обыкновенно отмечается, что из пяти видов классического убранства наиболее сложным в ношении и при этом самым уязвимым для недоброжелательной критики является шлея. В тех же источниках содержатся предостережения для юных особ относительно уместности шлеи в тех или иных ситуациях. Обыкновенно все советы сводятся к тому, что юной, неопытной кобылке и вовсе не следует пытаться украшать себя шлеёй, во избежание дурной молвы. В лучшем случае даётся несколько случайных, противоречивых указаний, старательно обходящих самую суть дела.

Как правило, истинные причины подобного отношения к этому элементу убранства деликатно оставляются без освещения, хотя они общеизвестны. Увы и ах! – известны уже и за пределами Эквестрии. Желающие могут убедиться в этом, открыв какой-нибудь иллюстрированный журнальчик непристойного содержания – хотя бы из тех, что в изобилии издаются ныне в Хемуле или иных подобных местах, в коих и благопристойность, и безнравственность равно на посылках у чистогана. Пролистав подобный журнальчик, – ну конечно же, с интересом только лишь познавательным, – вы, вероятно, среди прочих соблазнительных картинок обнаружите и поняш в откровенных позах, а то и в пикантных ситуациях. И что же? Я больше чем уверена, что вы не увидите ни на одной из героинь даже узды, не говоря об иных украшениях. Действительно, трудно ведь ожидать, что в подобном издании вам покажут поняшу в попоне. Но весьма вероятно, что на ней будет шлея.

Что же представляет из себя сей пререкаемый и соблазнительный предмет туалета? О, всего лишь длинный ремень или полоса из нескольких слоёв прочной ткани, кругообразно охватывающие корпус от груди до её естественной противоположности. Этот ремень, обыкновенно именуемый ободочным, удерживается системой иных ремней, прикреплённых к нему и перекидываемых через спину поняши. Обыкновенно используются шейный и откосный ремни, также дозволяется носить шлею и с третьим, спинным ремнём. Откосный ремень может иметь продолжение и затягиваться понизу живота. Сверху конструкция соединяется жёстким ремнём-нахребетником. Основным декоративным элементом является именно шлея в собственном смысле, то есть ободочный ремень, украшаемый разнообразными способами. Вот, собственно, и всё; казалось бы, к чему столько уводящих вдаль недоговорок?

Что ж, мы откроем и вполне осветим сию mysteres de la nature. Но прежде подсластим ханжам этот хапок небольшим историческим экскурсом.

Как и все части нашего классического убранства, шлея восходит к прадревним временам, когда наши далёкие предки получили из рук Людей драгоценный и прекрасный дар цивилизации – одежду. Мы, поняши, по праву гордимся тем, что тела наших пращурок обряжались, умащались ароматами и украшались драгоценностями ещё в те времена, когда прародители ныне гордых родов и семейств голыми бегали по лесам, а то и произрастали в них. Однако же не стоит забывать и о практическом предназначении сих одеяний. Так, шлея появилась как средство удержания на конской шее хомута при спуске с горы или при резкой остановке, когда инерция повозки толкает хомут вперёд, как бы сдирая его с шеи. Аналогичную по задачам конструкцию мы используем при запряжке першеронов, потаскунчиков или иного электората, используемого для поездок, в особенности по пересечённой местности. В ней имеется подобие – а точнее, вариант – ободочного ремня, обычно опускаемого ниже седалищных бугров, дабы не затруднять движение при спусках. Никакой зрелищной или другой задачи этот ремень не несёт вовсе.

То же самое можно сказать и о тренировочных шлейках, используемых в детских садах для отработки аллюров у малышни. Несмотря на их популярность среди любительниц незрелых плодов (выразимся так, чтобы не оскорблять ничью стыдливость), цель их весьма практична и как нельзя более далека от фантомов развращённого воображения. Состоит она в постановке правильного аллюра путём ограничения возвратного движения задних ног юной поняши – или, как говорят берейторки, «для подведения ножек под корпус». Разумеется, это ограничение весьма условно и никоим образом не подобно тому сладостному плену, в коем мы все временами так нуждаемся. Впрочем, ниже мы вполне осветим и этот вопрос; дайте только время.

Итак, обратимся же к нашему классическому убору – парадной шлее. Первое, что мы замечаем в нём – это положение откосного ремня. В отличие от чисто технических крепёжных ремней в упряжи электората и в детской упряжи, у нас он располагается более прихотливо. А именно – согласно требованиям этикета и канонам портновского искусства, он должен проходить близь или через естественную впадину у бугра крыла подвздошной кости (именуемого у портных и модельерок маклоком). Обычно этот ремень резко отличается по цвету от родной масти поняши и чаще всего совпадает с цветом шлеи. Иными словами, откосный ремень и шлея вместе выделяют и чётко очерчивают некую часть тела пони, которая и является главнейшим нашим украшением – а отнюдь не бубенцы или драгоценности.

И не просто выделяет, о нет. Сама шлея, приподнятая им на должную высоту, оказывает на наше тело совершенно особенное действие, которое можно назвать беспокоящим, а можно – будоражащим. Что особенно важно, будоражит оно не только шлееносицу, но и окружающих.

Но прервусь, ибо уже слышу насмешливое ржанье. Вы скажете мне, что все эти тайны и секреты поведала вам в своё время мать, а вы уже успели поговорить о том же предмете со своей дочерью. И, верно, это так! Уж если даже хемульские торговцы непристойностями знают сей secret de Polichinelle, то стоило ли ломиться в запертые ворота, когда рядом приоткрыта калитка, в которую все благополучно проходят в свой черёд, по мере взросления?

Однако ж должно же это быть когда-то declarer en public! Ибо, не открыв цели, невозможно обсуждать и средства. И ежели в сочинениях о ношении попоны цели сего одеяния обозначены самым недвусмысленным образом – защита от холода, впитывание пота и сокрытие дефектов фигуры, – то сочинения о шлее представляют сборники советов, не связанных общей идеей, а, напротив, её скрывающие и выдвигающие вперёд разные второстепенные моменты".

О нет, я отнюдь не намерена выступать в манере упомянутых выше журнальчиков, то есть срывать все покровы и бесстыдно выставлять на свет то, чему естественнее и приличнее пребывать в уютном полумраке. Но не в полной же темноте; мрак порождает забвение, в том числе и забвение тех самых приличий, кои он якобы охраняет. Внесём же в эту тьму светильник разума.

О подлинных причинах ношения шлеи

Я уже упоминала о том обстоятельстве, что шлея выделяет и подчёркивает некую часть поняшьего тела. Формально это относится не только к той части, о каковой пойдёт речь ниже, но и к другим – например, к груди, которую шлея чётко очерчивает, зрительно отделяя от стана. Не обходятся без украшения и бока, кои в последнее время всё чаще называют фланками. И всё же я имела в виду не это. Что же? – Ничего такого, чем не обладала бы самая порядочная, самая благовоспитанная пони. Нечто необходимое и в то же время излишнее; то, что, стыдясь, выставляют напоказ; то, что не принято замечать, но что первым бросается в глаза. Я могла бы продолжать и дальше, но, боюсь, не все мои читательницы будут столь же усидчивы. Поэтому подтвержу их опасения, дабы они превратились в полную уверенность: о да, я разумела то, что

* Это касается даже наилучших творений кисти и стилуса. Примером тому да послужит известный труд Матильды Парносской «Письма к Милене и Каллиопе», в коем, под видом советов дочерям, излагается весьма стройная система воззрений на то, как подобает – с учётом возраста и положения – носить классическое убранство и как избежать ошибок и неловкостей. Я сама воспитывалась на этой книжке. Более того, я и посейчас считаю данное сочинение полезнейшим чтением для юных дебютанток, особенно высокограциозных. Но всё же воцарившееся к концу предыдущего царствования ханжество останавливало стилус Матильды в самых интересных местах. В особенности это касается вопроса о ношении высокой шлеи и связанных с этим деликатных моментов. Тут бойкий – временами даже излишне бойкий – стиль Матильды становится несколько etrique.

именуют fesses, когда хотят выказать нарочитое безразличие, и callipyge, когда стремятся преподнести изысканный комплимент. Русское наречие не снабжено этими двумя словами; зато оно богаче другими, не менее выразительными. В нём есть тяжёлое, грубоватое, напористое слово «круп», но в нём же есть и восхитительно-жеманное «попочка». А также – задок, тыл, булочки, мадам сижу, афедрон, пукля, мягкое место, пятая точка, сидальница, филейная часть, усест, гузка, ягодицы! В общем – та самая, сладчайшая и вожделеннейшая часть поняшьего тела, средоточие наших мечтаний, предмет вожделений и грёз!

И как же украшает belles fesses шлея! В отличие от целомудренной попоны, оставляющей голодному, вожделеющему взору лишь общие очертания тела, шлея выставляет попку напоказ, выделяя и как бы окантовывая её, тем самым подчёркивая всю её прелесть, весь соблазн, источаемый этим волшебным местом. Откосные ремни оттеняют мощь и красоту бёдер кобылки, а сама шлея, проходящая под хвостом, поневоле заставляет задуматься о тех сокровищах, которые оный скрывает. Более того, самый вид шлеи как бы принуждает взгляд двигаться вдоль неё, в одном направлении – к крупу!

Итак, первая задача шлеи – всячески подчеркнуть и зрительно выделить круп, как бы преподнося его взорам, как некое изысканное лакомство.

Но это лишь начало; если б дело было только в этом, то не менее соблазнительною была бы и укороченная сзади попона, популярная у наших бабушек. Однако волшебное действие шлеи заключается не только и не столько в чисто внешнем, зрительном воздействии: гораздо важнее то действие, которое она оказывает на саму кобылку, её носящую.

Как известно всякой пони, когда-либо примерявшей этот наряд, ремни у маклоков создают ощущение специфического неудобства. При длительном ношении они могут и натереть шкуру, так что оборотную сторону их обычно делают мягкой, но не слишком мягкой. Ибо их задача в том и состоит, чтобы беспокоить эти участки тела. Стоит ли говорить зачем? Но раз уж мы взялись за подобную тему, не след останавливаться на полпути. Мы все знаем по личному опыту, что тело пони отличается разной ощутительной способностью в разных местах. Некоторые места – губы, ноздри, задняя часть животика и кое-что ещё – не переносят грубых прикосновений, зато весьма восприимчивы к нежным. Приказывая челядину грумминг, вы же не допустите, чтобы он коснулся скребницей или ворсистой щёткой ваших особых местечек, не так ли? Вот и наши местечки возле маклоков также отмечены неким своеобразием: их раздражение вызывает особенный нервный зуд, не сильный, но постоянный, что выражается в желании почесаться. Похожие чувства возникают при прикосновении к задней стороне ляжки, то есть как раз тем местам, в которых классическая шлея касается ног.

Это желание, не будучи удовлетворённым, провоцирует – в особенности у юных пони – то, что искушённые полусветские дамы именуют fremissement, сиречь содрогание или трепет, пробегающий по всему телу. Трудно смотреть на это сладостное движение без волнения[4]4
  Особенно же в тот миг, когда невинное создание в шлее пытается украдкой почесаться. Сопровождающая это движение нежнейшая дрожь, возникающая из-за натяжения ремней шлеи и их прикосновений к самым деликатным частям юного тела, кружит мне голову сильнее, чем намеренное, выученное покачивание бёдер и взмахи хвоста опытной обольстительницы.


[Закрыть]. Увы, эти vibrations – драгоценнейший дар юности, невозвратно погубляемый временем и привычкой. Шкура, привычная к ремням, становится всё менее чувствительной, остаётся лишь чувство некоего неудобства, заставляющее делать нервические mouvements du croupion. Но и эти движения хороши, особенно если к чисто природному инстинкту добавить немного искусства. Обычно это выражается в том, что обыкновенно называют fretiller de la fesses, или, чуть грубее, но по-русски – виляние бёдрами. Это покачивание ягодиц, иногда грубое, иногда весьма искушённое, воздействует на наше воображение, даже когда мы совершенно уверены, что оно исполняется еп artiste. Однако прошу заметить: даже искусственным, нарочитым движениям бёдер шлея сообщает своего рода легитимность, ибо вертящая крупом кобылка в шлее как бы демонстрирует раздражение от потёртостей, и кто же осмелится прямо обвинить в чём-то ином, менее пристойном? Итак, вот выгода от шлеи: надев её, вы можете невозбранно крутить попкой.

О высокой шлее

Итак, мы сказали главное: шлея прикасается к весьма чувствительным областям нашего тела. Прикосновение может быть почти незаметным, если мы говорим о глубокой шлее с мягким откосным ремнём, или достаточно ощутимым, но всё же не переходящим известную границу, если мы говорим о шлее классической.

Что касается высокой шлеи, которая поднимается к местам, не покрытым шерстью (позволю себе этот очаровательный эвфемизм из старых романов), то её воздействие совершенно невозможно игнорировать. Это отмечали даже древнейшие человеческие источники: все мы знаем значение выражения «шлея под хвостом», восходящее ещё к цивилизации Людей. Наши Создатели, необычайно чуткие и наблюдательные во всех вопросах, касавшихся наших пращурок, верно подметили, что лошадь, попавшая в подобное положение, ведёт себя странно и возбуждённо и почти невосприимчива к голосу разума.

Мы, конечно, более чем значительно отличаемся от наших диких предков, в том числе и по части самоконтроля. Однако постоянное прикосновение к интимнейшим частям нашего тела постороннего предмета, каковым является завышенный ободочный ремень, создаёт воистину мучительное напряжение в глубинах естества. Но признаемся же хотя бы самим себе, что это сладкие муки! К тому же достойной наградой за их перенесение являются блестящие глаза и раздувающиеся ноздри других кобыл, ловящие ваши непроизвольные движения и вдыхающие ваш естественный аромат, исходящий от натираемых шлеёй частей. Как выразилась по этому поводу одна неудачливая, но остроумная особа – невозможно прыгнуть выше головы, совершенно невозможно переубедить Их Грациозность, и абсолютно невозможно оторвать взор от юной красавицы в высокой шлее[5]5
  Намёк на Оляпку Взвизгину-Задериножку, многолетнюю покровительницу Бибианы Бомбильи дю Шарио в Пуси-Рауте. Её отношения с Верховной всегда были достаточно напряжёнными. – Кв. Л.


[Закрыть].

Здесь я прервусь, чтобы сказать несколько слов о предмете, о котором вообще-то принято помалкивать. О да, я имею в виду то, что портнихи и модельерки называют alourdissant, или утяжелитель. Обычно под этим подразумевается небольшая подушечка, закреплённая в известной точке ремня и усиливающая возбуждающий эффект. О допустимости её ношения нет единого мнения – впрочем, как и о высокой шлее как таковой. Неоднократно обдумав и взвесив все аргументы, я пришла к тому выводу, что ношение утяжелителя допустимо в том случае, если таковое сулит существенную прибавку в красоте движений и грациозности. Разумеется, таковое требует особенного внимания и сосредоточенности; в частности – полного контроля над положением хвоста. Если мгновенное обнажение не покрытых шерстью частей считается пикантной ошибкой – а то и смелым жестом, – то оно же в случае ношения утяжелителя допустимо только в интимной обстановке. И, разумеется, я вовсе не считаю допустимым использование предметов, предполагающих хотя бы лёгкое проникновение вовнутрь тела! Подобные instruments de plaisir если и могут быть допущены, то лишь в пределах алькова.

Но здесь я умолкаю, поскольку, как уже говорила, подражать разнузданному воображению сочинителей непристойностей – не мой удел и не моя задача. Всё, чего я хочу – дать моей читательнице несколько советов, проверенных опытом.

О телесной предрасположенности к ношению шлеи, а также о противопоказаниях к таковому

Первая и главная ошибка состоит в ношении шлеи, когда у вас нет к этому природной предрасположенности.

Увы, не все поняши рождаются с совершенными телами. Однако в наших силах укрыть изъяны и подчеркнуть достоинства. Шлея как нельзя менее пригодна для первой цели – и как нельзя более способствует второй.

Итак, шлея подчёркивает, подчёркивает и только подчёркивает. Во-первых, подчёркивает она, как уже было сказано выше, круп. Во вторую очередь – линию боков. И только в-третьих – грудь.

Скажем сразу: если вы от природы наделены совершенным задом, смело надевайте шлею. Единственное противопоказание – раздутые бока, называемые обычно «бочкой»; однако и это можно отчасти исправить, ежели использовать ободочный ремень, однотонный с шерстью на боках. Всё остальное можно считать несущественным.

Поэтому обратимся сразу к означенному предмету.

Как известно, попка пони может быть четырёх посадок и трёх форм. Под посадкой подразумевается вид сбоку; форма – то, что мы видим сзади[6]6
  Приводимая ниже «классификация задов» считалась устаревшей даже во времена Бибианы. К тому времени уже была разработана анатомически адекватная классификационная система, основанная на положении крестцовой и тазовой костей и прикреплении мышц. Сама Бибиана, видимо, знала о новой системе, так как несколько ниже упоминает о форме крестцовых позвонков. Однако она осталась верна старине – скорее всего, из сентиментальных и эстетических соображений.
  Это ценное наблюдение принадлежит пеликану Айпису Куккультяппису, PhD, моему многолетнему другу и оппоненту, одному из лучших знатоков эквестрийской культуры в Директории, имевшему возможность ознакомиться с гранками публикации. – Кв. Л.


[Закрыть].

Начнём с посадок. Первая посадка – прямая: горизонтальный круп переходит в спину без существенного прогиба. Это может быть красивым или не вполне, сие скорее зависит от формы. К достоинствам посадки относится рисунок мышц бедра, считающийся классическим. Однако если у вас прямой круп, то шлею стоит надевать только в том случае, если он достаточно широк и округл и не обделён мускулами. Значение имеет также постановка ног: она должна быть идеальной или широкой, но ни в коем случае не коровьей и лишённой косолапости в какую-либо сторону. Общее впечатление можно также улучшить – или, наоборот, испортить – правильной постановкой хвоста. Если у вас остаются сомнения – не льстите себе, а поговорите с матерью или же близкой подругой (но такой подругой, которая не побоится сказать вам правду).

Вторая посадка – ровная. Она наиболее распространена, так что не заслуживает отдельного описания. Обладательницам такого крупа я бы советовала примерить шлею один раз – и выслушать то, что скажет непредвзятая наблюдательница. Опять же, имеет значение округлость и ширина ваших тылов. Также очень многое зависит от походки. Если у вас есть склонность к коровьей постановке ног и сближению скакательных суставов – то лучше оставьте мысли о шлее. Нет ничего смешнее, чем движения задом поняши, не справившейся в своё время с этими ошибками. Это же касается и остальных ошибок, единственным исключением иногда может быть небольшая косолапость наружу (не вовнутрь!): легендарной Беренике Флавии этот дефект придавал походке своего рода покачивание, весьма привлекательное[7]7
  Как справедливо заметил в/у Айпис Куккультяппис, Бибиана Бомбилья не могла лично знать Беренику Флавию, поскольку эта знаменитая красавица отошла от полусветской жизни задолго до дебюта самой Бибианы. Скорее всего, она ориентировалась на рассказы матери. Впрочем, история «чудесной косолапости» Береники вошла в эквестрийскую мифологию и пустила там весьма причудливые корни. Например, большинство поняш уверены, что заветное стихотворение Осипа Мандельштама «К пустой земле невольно припадая неравномерно-сладкою походкой» каким-то образом относится к Беренике Флавии, хотя это совершенно невозможно с рациональной точки зрения. Однако именно это обстоятельство сделало Мандельштама популярнейшим дохомокостным поэтом Эквестрии, затмившим в глазах поняш Бальмонта, Северянина, Фиолетова и даже Веру Полозкову. – Кв. Л.


[Закрыть]. Во всех остальных случаях ваш путь, если вы всё-таки намерены когда-либо надеть шлею – на манеж, к хорошей берейторке.

Позвольте мне опустить завесу печали и сострадания над так называемым вислым крупом. Здесь я не могу порекомендовать ничего, кроме длинной попоны, надёжно укрывающей эту часть тела.

Наконец, мы переходим к четвёртой, прекраснейшей посадке – высокой. Под таковой я разумею круп, достигающий высотою холки и превышающий её. Спина при этом образует линию, часто называемую «золотым прогибом». Рисователи непристойных картинок обычно занижают эту линию, одновременно завышая линию живота. Разумеется, это рассчитано на низкопородных, с их дикарскими представлениями о красоте; однако тенденцию эти похабные рисовальщики улавливают верно. Стройная, подтянутая поняша без бочков и вислого брюха, с красиво очерченным выменем, наделённая родителями и природой высоким крупом, с прогнутой спиной – что во всей Природе может быть прекраснее этого образа? И какое иное убранство, как не шлея, может стать достойной оправой для подобной драгоценности? Дело может испортить лишь неправильная постановка ног. Увы, но именно обладательницы этих наипревосходнейших очертаний особенно склонны к разного рода дефектам походки. В таком случае, прежде чем красоваться в шлее, стоит пройти у хорошей берейторки дополнительный курс.

Что до форм крупа, то их три: раздвоенная, округлая и крышевидная. Раздвоенная отличает пинков и эпплджеков, округлая и крышевидная свойственны большинству линий флаттершаев. Что касается твайлайтов и раритетных линий, то здесь наблюдается значительное разнообразие форм[8]8
  Это не невинная фраза: вместе с дальнейшим рассуждением о врождённости «волшебной ложбинки» она является намёком на полифелитичность твайлайтов, то есть их происхождение от нескольких предков. Сами твайлайты настаивают на единстве своей линии и её равночестности трём другим. Напоминаем читателю, что Ананя Бамбина-Жозефина Вторая была именно твайлайтом.
  Стоит отметить, что этот вопрос мог бы быть легко прояснён генетическими анализами, но поняши крайне негативно относятся к любым исследованиям своего генофонда точными методами. Официально озвучиваемая причина этих опасений – боязнь, что генетики Директории или Тора-Боры откроют группу генов, ответственных за грациозность, или смогут открыть природу няша. Однако эквестрийской верхушке наверняка известно, что такие исследования с генетическим материалом поняш в Директории проводились и не дали результата. Скорее, дело в поддержании официальной идеологии поняш, запутанной и противоречивой, но удобной для поддержания статус-кво. Так, например, те же твайлайты возводят свой род к мифической прародительнице Твайлайт Спаркл, которая, согласно всё той же официальной мифологии, была аликорном (ныне вымершая линия). Объясняется это так, что Спаркл была твайлайтом, а потом нелегально перепрошилась в аликорна. Однако документация ИТИ этого не подтверждает. Документы тораборского «Мутабора» нам недоступны, но вероятность успешного путешествия поняши, даже высокограциозной, в Подгорное Королевство крайне мала. Скорее всего, мы имеем дело с наложением двух мифов. – Кв. Л.


[Закрыть].

Раздвоенная форма – так называемая «волшебная ложбинка» – задаётся генетически, ибо требует раздвоенной формы остистых отростков крестцовых позвонков. Изменить эту форму невозможно – как, впрочем, и приобрести. Однако физические упражнения позволяют накачать мышцы зада и достичь более выраженной раздвоенности, а также общего улучшения формы крупа. Шлея на подобном заду – если он, конечно, имеет добрую посадку – будет смотреться как тому и должно быть.

Округлую форму зада многие почитают за прекраснейшую из всех возможных. Я придерживаюсь того же мнения, но с той оговоркой, что дуга между маклоками должна быть вполне совершенной, в противном же случае я предпочту кобылку с волшебной ложбинкой[9]9
  Я знаю лишь одну пони, чья линия крупа абсолютно совершенна. Её имя бесконечно дорого мне, но оно неугодно силам высшим; я не могу называть его[75]75
  Очевидно, имеется в виду Вах Вах Пэрсик, в пору написания эссе находившаяся, согласно воле А. Б.-Ж. II, в неофициальном изгнании на Севере. – Кв. Л.


[Закрыть].


[Закрыть]. Но вообще здесь всё зависит от случая, и я не могу сказать ничего определённого.

Что касается крышевидной формы, она самая неудачная из всех. Она выглядит так: линии от высшей точки крупа к маклокам прямые или слегка лишь выгнутые и сходятся в этой высшей точке под углом. Обладательниц такого телосложения иногда называют «острозадыми». По неизвестной мне причине такой зад весьма часто отличает творческие натуры; я не видела ни одной поэтессы или писательницы, у которой была бы иная задница, кроме острой. Разумеется, шлея в таких случаях неуместна. Однако же я знавала некую прозайку, которая, помимо лёгкости пера, отличалась столь же лёгкой походкой, так что шлея смотрелась на ней недурно[10]10
  Эта фраза отсутствует в первой публикации. Относительно упоминаемой персоны – вероятнее всего, Бибиана Бомбилья имела в виду саму себя. Увы, эта поклонница прекрасных крупов отличалась именно тем дефектом (острозадостью), о котором писала с таким презрением. Что касается походки дю Шарио, то никто не называл её «лёгкой». Напротив, Чезария Боровицкая упоминает, что, несмотря на регулярные тренировки в манеже, Бибиана так и не смогла избавиться от размёта передних ног. Другая мемуаристка, Накопия «Мышастик» Никкогаёшь, утверждает, что у Бибианы был врождённый козинец. Впрочем, доверять этим свидетельствам вполне тоже не следует, так как Бибиана отбила у Накопии её любовницу, профурсетку Дулю Смак, после чего опубликовала в «Каштанах» крайне непристойную эпиграмму на Мышастик[76]76
  Эпиграмма состояла в цитате-одностишье из Горация – parturient montes, nascetur ridiculus mus («горы рожают, родилась же смехотворная мышь»), надписанная «На подобье сонного виденья». Название расшифровывалось легко: «подобье» есть «копия», вместе с предлогом «на» и с упоминанием мыши оно однозначно указывало на Накопию «Мышастик». «Сонное виденье» намекало на Соню Олюру-Марафет Кручёных, бывшую в прошлом известной красавицей, но во времена публикации «Каштанов» считавшуюся смешной молодящейся старухой. Непристойность состояла в том, что эпиграмма содержала информацию об истинном времени рождения Накопии: разрушительное землетрясение в Альпах было общеизвестным событием, так что все могли узнать – Мышастик гораздо старше, чем можно было бы подумать. Разумеется, настоящий возраст Накопии Никкогаёшь все знали, но важен был жест, который многие сочли выходящим за рамки приличий.
  Эквестрийские исследовательницы не исключают, что именно Накопил Никкогаёшь и была настоящим автором приписанного дю Шарио письма, оскорбившего Вах Вах Пэрсик. – Кв. Л.


[Закрыть]. Что до Чезарии, то Бибиана публично оскорбила её, сказав на церемонии награждения Боровицкой именной попоной с горностаевой оторочкой – «я уверена только в одном: у этой пони всё лучшее впереди». Это был намёк на вислый круп Чезарии. Видимо, Боровицкая так и не простила Бибиане этого mot d’esprit. – Кв. Л.


[Закрыть].