Текст книги "Всадник-без-имени"

– И чем унять эту боль?! Чем сдержать эти слёзы и кровь?! Чем?! Скажи мне, Бродяга!

Эхо потыкалось в стены домов и затерялось где-то в оконных провалах, а Ворона всё не отрывал от собеседника взгляда, в котором и не думал утихать крик.

– Я не знаю, – наконец вымолвил всадник.

– Вот и я… – бессильно обмяк Ворона.

– Не знаю… Но, возможно…

– А раз так – не теряй попусту времени, жалея того, кто не нуждается в жалости, и плетя домыслы из той чепухи, которой набита твоя голова!

Но внезапный гнев и безумие в глазах Вороны тут же сменились ужасом.

– А теперь – беги! Беги, идиот! Спасай свою шкуру, Бродяга, или будет поздно рвать на себе волосы, оттого что задержался здесь дольше, чем на секунду!

И Ворона взвыл, обхватив голову ладонями, будто изо всех сил пытался сдержать что-то, вздумавшее вырваться из темницы черепа на свободу.

Всадник хотел возразить, но конь отпрянул, напуганный воплем. В тот же миг затрещало, и череда длинных жёлтых искр едва не задела всадника, выбив осколки из кирпичной стены.

Ещё одна автоматная очередь, и ещё… Новые стрелки появлялись на лестницах и в окнах, и вот уже целые вереницы раскалённых капель металла устремились со всех сторон, пытаясь сойтись в одной точке – на всаднике, которого мчал по улице, перескакивая стоявшие как попало автомобили, гнедой поджарый конь.

Треск выстрелов не прекращался, слившись в единую бесконечную дробь. Всадник улучил момент и оглянулся: автоматчики не отставали – неслись за ним по странным, необычным для бегущих людей траекториям, и скорость их была слишком велика… Нет, не неслись! Какие-то длинные изогнутые трубы или упругие канаты несли преследователей вдогонку за беглецами!

Внезапно сбоку выскочил тощий парнишка: один из тех же канатов вытолкнул его наперерез мчавшемуся во весь опор коню. Животное среагировало быстрее своего наездника – перескочило неожиданно возникшую преграду, задев, правда, задними копытами. Всадник едва успел сгруппироваться, чудом не вылетев из седла. Время словно замедлилось, и человек в седле наблюдал, как дёрнулось от удара копыт тело подростка, развернувшись так, что стали видны отходящие от каната целые пучки тёмно-зелёных с красноватыми, словно вены, прожилками стеблей, вросших в спину, затылок… Это было растение – то, что управляло подростком! Всадник хорошо разглядел длинные резные листья, прижатые к основному стеблю, и в палец длиной хищно торчавшие в стороны колючки!.. Конь оступился, приземлившись на выбитую ворохом стеблей-щупалец крышку канализационного колодца, но сразу выправился и припустил во всю мочь дальше.

Набиравшие силу скрип и скрежет резали слух всадника, вгоняли в ужас коня, а на головы беглецов сыпался мусор и обломки кирпичей: грязная улица начала сворачиваться в трубу – длинную, извилистую, заполненную движущимися углами и гранями сминаемых неведомой силой домов. А изо всех подворотен, окон и водостоков проворно выползали змеи стеблей, щетинились колючками на узких ажурных листьях, тянулись к ускользающим жертвам своими шипами с пахучими каплями на остриях, то раздваиваясь, то свиваясь в косицы, – и вот уже мощный поток змеящихся струй нёсся по пятам, прорастая, подхватывая и скручивая квартал за кварталом! Неисчислимый легион зелёных и бурых жгутов с нанизанными на них фрагментами зданий, как гибкие пилы с зубьями из обломков кирпичей, бетона, кусков стальных конструкций и искорёженной арматуры, преследовал добычу!

Конь изо всех сил рвался прочь от неумолимо надвигавшейся глотки гигантского полурастения-получервя, а вцепившемуся в гриву всаднику слышался за спиной раздробленный вращающимися плоскостями бетонных плит на тысячу осколков-голосов и усиленный рупором хищной плетёной трубы надсадный каркающий хохот…

4

Пыльная грунтовая дорога. Плешивые, едва прикрытые редкой жухлой травой холмы насколько хватает глаз. Разбросанные по склонам группы колючих на вид кустарников да чахлые кривые деревца напоминают остатки терновых венцов, водружённых когда-то очень давно на головы теперь почти полностью утонувших в земле кающихся грешников. Изредка пейзаж разнообразят руины каменных и глинобитных строений. И горизонт – неровная, далёкая и всё же невероятно ясная граница, разделяющая мир на две полусферы: идеально ровный купол из благородного опала вверху и накрытую им мятую, всех оттенков ржавчины с прозеленью чашу внизу…

Конь рысил, время от времени фыркая и встряхивая гривой: воспоминания об оживших трущобах до сих пор вызывали дрожь. У человека нервы, похоже, были крепче, чем у его четвероногого товарища, и всадник выглядел угрюмым, однако спокойным. Погружённый в себя, он почти не смотрел на дорогу.

– Бродяга… – дыханием сорвалось с губ прозвище, будто решило показаться на свет и убедиться, что не потерялось тогда, в бешеной скачке.

Бродяга… Это сейчас он Бродяга, думал всадник, но кем был раньше? Какое имя носил? Бродяга… Бродяга… Нет, несмотря на то, что Ворона подобрал подходящее, по его мнению, прозвище, однако никакое прозвище не заменит истинного имени. Выходит, так и оставаться ему, безвестному бродяге, невесть ещё как долго всадником без имени. Всадником-без-имени… И еще кое-что в разговоре с Вороной зацепило – да так и не отпускало: «цель». Какая у него, безымянного скитальца, может быть цель?..

Между тем дорога извернулась, огибая холм. Высокий кустарник расступился, и впереди, прямо посреди грунтовки, вырос огромный, уткнувшийся в небо силуэт. Массивный камень… нет, не камень – целая скала возвышалась на пути! Конь замедлился, перейдя с рыси на шаг, а затем и вовсе остановился, настороженно раздувая ноздри на громадину. Путь здесь как будто раздваивался, охватывая препятствие. Всадник поразмыслил и пустил коня правой стороной вокруг глыбы.

Широкая у основания, скала постепенно сужалась кверху и формой была похожа на огромную пулю – измятую или, скорее, гранёную. Многочисленные и довольно обширные сколы покрывали всю поверхность мегалита, следуя, кажется, некой закономерности, отчего складывалось впечатление, что над ним основательно поработал неведомый скульптор, придав дикому камню более-менее правильную форму. Сквозь обширные пласты голубоватого с жёлтыми вкраплениями лишайника тут и там проглядывали глубокие царапины.

Всадник-без-имени спешился и приблизился к камню, встал совсем вплотную. Помедлив, он коснулся припорошённой бурой пылью поверхности кончиками пальцев (та оказался неожиданно тёплой), затем провёл ладонью, счистив слоистые наросты. Крупный, грубо выбитый рисунок – многолучевая спираль, похожая на воронку водоворота, открылся его взгляду. А вот, рядом, ещё несколько лучей выглядывают из-под лишайника… А вот ещё…

Ведя коня в поводу, Всадник шёл вокруг невероятной скульптуры, касаясь пальцами её пыльного бока. Сглаженные временем кромки сколов щекотали ладонь, и у него появилось странное чувство, что всё это уже было когда-то: и мегалит, и выглядывающее из-за его вершины солнце, и скрип песка под ногами…

***

…Удары камнем по камню, отлетающая крошка… Из-под примитивного инструмента выходит рисунок… Смахнуть со лба пот – и снова, удар за ударом, вести изогнутую линию… Вода льётся из ковша на готовое изображение, смывая пыль, проясняя рельеф: семь лучей сворачиваются в тугую спираль, смыкаются в центре… Или наоборот – расходятся от него?..

***

…Лишь по завершении полного оборота вокруг «каменной пули» стало понятно, что вовсе не мегалит оказался посреди дороги – это семь дорог сбегались со всех сторон и, свернувшись в общую спираль, утыкались в него. Кому и зачем понадобилась эта инсталляция, оставалось только гадать.

Вернувшись таким образом к месту, с которого начал свой обход, Всадник обнаружил, что он здесь уже не один: невысокий мужчина, смуглый и жилистый, как выросшее под беспощадным солнцем и всеми ветрами дерево, улыбаясь смотрел на него. Выцветшая старая шляпа, видавшее виды пончо, потёртые штаны и заношенные донельзя сандалии, сделанные из мотоциклетных покрышек…

– Привет! – просто сказал незнакомец и поправил висевшую через плечо сумку.

– Привет, – ответил Всадник-без-имени.

Конь, отнёсшийся к появлению чужака весьма спокойно, кивнул головой.

– Мы знакомы? – спросил Всадник.

Мужчина улыбнулся и неопределённо пожал плечами:

– Вполне возможно, мы встречались когда-то. Я много путешествую, да и ты, видимо… Не будет сюрпризом, если окажется, что наши пути однажды пересекались.

– Случайное место, случайная встреча, – подвёл итог Всадник.

Путешественник склонил голову набок и прищурился, изучая Всадника (лёгкая улыбка, похоже, никогда не сходила с его лица).

– Ну, как сказать… Это место – особое. Сюда не являются просто так и абы кто. И уж тем более не случается здесь случайных встреч.

В груди Всадника защекотало тревожное чувство, хотя от человека в шляпе опасность, казалось бы, не исходила. Конь же вовсе не выглядел взволнованным: с интересом разглядывал незнакомца влажными глазами, принюхивался да прядал ушами, сгоняя назойливую муху.

Путешественник расстелил пончо в тени под кустом и удобно устроился, прислонившись спиной к небольшому валуну.

– Присаживайся, – хлопнул он ладонью по накидке, – ты же не очень спешишь?

Всадник уселся на край пончо. Конь, не дожидаясь разрешения, махнул хвостом и отправился пастись.

– Это особенное место… – повторил незнакомец, копаясь в сумке.

Он извлёк и развернул обрезок полотна размером с носовой платок, затем высыпал на эту незатейливую скатерть содержимое двух небольших мешочков.

– Угощайся, – показал на горку невзрачных сморщенных комков. – Это сушёные фрукты и мясо – всё, что нужно для поддержания сил в пути.

Затем извлёк из сумки флягу.

– Вода. Свежая. Здесь неподалёку бьёт родник.

Всадник попытался определить, что из предложенного угощения есть «фрукты», а что – «мясо», но так и не разобрался: по виду тёмно-коричневые, будто обжимки глины, комки ничем не отличались друг от друга. В конце концов он взял один из кусочков (скорее из вежливости, чем от голода – есть не хотелось) и начал жевать. Не сразу, но суховатая вязкая масса приобрела вкус, став кисло-сладкой и заставляя сильнее выделяться слюну. По всей видимости, попался фрукт. Какой именно, Всадник так и не смог понять, однако ощущения на языке были приятными.

Солнце лениво поднималось к зениту. Избегая его жгучего взора, прозрачные тени подтягивались ближе к кустарникам и деревьям, отползали нехотя всё глубже, теснясь под навесом переплетённых ветвей. Умиротворяюще шелестела листва, и откуда-то из самой её гущи жизнерадостная пичуга выдавала руладу за руладой.

Всадник рассеянно созерцал окрестности, но каждый раз взгляд его падал на исчерченную спиралями скалу.

– Он неизбежно притягивает внимание, этот Камень, – угадал мысли Всадника незнакомец, кивнув в сторону мегалита, – не позволяет расслабиться полностью. Да, это место не для отдыха – только для передышки, и ровно на такой срок, чтобы времени хватило лишь для принятия решения.

– Решения?

– Выбор. Здесь делают выбор, каким путём следовать дальше.

– Но как его сделать – все дороги выглядят одинаково? – недоуменно поглядел на своего странноватого собеседника Всадник.

– Решение любой задачи строится на ясном понимании изначальных условий. Самое главное в выборе пути – понять, кто ты есть. Я, к примеру, Искатель – и это не просто имя. А ты кто?

– Я? – Всадник замешкался. – Бродяга, – произнёс он не очень неуверенно.

– Ты был бродягой, пока не достиг этого места, – усмехнулся Искатель. – Но теперь ты здесь, – он хлопнул рукой подле себя, выбив из пончо облачко пыли. – И вот, здесь и сейчас, ты должен обратить взгляд внутрь собственного «я» и прояснить окончательно: кто ты есть на самом деле? что воодушевляет тебя, заставляя двигаться вперёд?

Всадник собрался с мыслями, но, как ни пытал себя, ответа не находил.

Искатель внимательно наблюдал за его мучениями.

– Давай-ка, пожалуй, возьмёмся за проблему с простого и очевидного, – заговорил он, поняв, что Всадник никак не стронется с мёртвой точки. – В процессе движения по некоему пути ты добрался сюда, так? Однако у каждого пути есть начало, верно? С чего начал своё путешествие ты? Помнишь?

Всадник со всем старанием мысленно вышагивал по ясным и чётким ступеням рассуждений Искателя, но когда достигал последней, останавливался, не представляя, что делать и куда ступать дальше: пустота вокруг – абсолютная, безо всякого намёка на хоть какой-нибудь ориентир – приводила его в замешательство. Тогда он начинал всё заново: «…так?», «…верно?», «…помнишь?» – и ждал: может, сейчас?.. Он все силы прилагал к тому, чтобы вспомнить, он даже закрыл глаза – и не увидел ничего, кроме искрящейся пыли перед собой. Только теперь Всадник осознал: несмотря на факт, что вопросы-то на самом деле возникли и принялись донимать его исподволь далеко не в сей момент, он так до сих пор и не попытался толком получить ответы на них. Так откуда же он, человек на коне, Всадник-без-имени, всё-таки взялся?! Откуда идёт?! Куда?!

Он хорошо помнил последние события: как двигался по холмистой пустыне к Камню и как бежал от растения силы. Он более-менее помнил сонную ловушку спального района. И сердцевину «Вавилона» он тоже помнил, но уже неясно. А ещё раньше? Что было до того? И что это за город, что за «Вавилон», который он покинул безымянным персонажем, отчуждённым из собственной пьесы? Где-то там, за этой границей памяти, оставил он имя… В который уж раз Всадник прислушался к себе, надеясь, что ответы вот-вот появятся… Нет. Ничего не удавалось извлечь из толщи искрящейся пыли.

– Но ведь я иду куда-то?! – Всадник не заметил, как начал говорить вслух. – Что-то ведь направляет меня именно этой дорогой!

– Ну, раз уж вопрос так настойчиво рвётся заявить о себе, значит и ответ где-то рядом, – услышал он негромкий ободряющий голос Искателя. – Не упусти свой шанс – через скрытую в вопросе силу намерения получить ответ. Прижми ладони к сомкнутым векам – плотно, но без усилия… чтобы стало совсем темно… тепло… И сосредоточься на том, что чувствуешь… Дыханием погаси мысли… Позволь вопросу внутри тебя сбросить оболочки слов… Пусть отпадёт шелуха, открыв суть… Открыв сердце… Почувствуй его биение… Сердце вопроса – есть и сердце ответа… Иди за сердцем…

«Иди за сердцем…» Стремление достичь отправной точки лишь уводило Всадника всё дальше в глухую и слепую темень – словно плотный туман поглотил память, и лишь неуловимые, зыбкие призраки образов и ощущений проскальзывали на окраине тьмы. Хотя… в глубине этой тьмы вроде бы угадывалось что-то… Некое чувство… Скорее догадка, намёк… что тьма вовсе не неподвижна – на самом деле она несётся с бешеной скоростью… или это он, Всадник, несётся, летит через полную мрака бездну… прорывается сквозь неё…

И Всадник не удержался:

– Да! Да, верно! – взволнованно заговорил он. – Я ощущаю эту силу! Ту, что заставляет меня двигаться вперёд! Это… Это… словно натянутая – и тянущая – нить, струна… Но… – он вдруг замер, прислушиваясь к чему-то внутри себя. – Я, кажется, снова потерял…

Открыв глаза, Всадник заморгал растерянно, будто выронил то, чего едва успел коснуться, и теперь оставалось только наблюдать бессильно, как тонет оно в тёмной глубине, покачиваясь и вращаясь сорвавшимся с ветки листом, – лишь едва различимый силуэт мелькает – то тут… то там…

– Ты поторопился, – покачал головой Искатель. – Ты позволил эмоциям взять верх, и разбуженные ими слова в один момент вернули тебя назад, в мир описаний.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурил брови Всадник: всё ещё очарованный проблеском ускользнувшего понимания он с трудом вникал в смысл того, что говорил Искатель.

– Это означает, что ты пока не готов узнать ответ.

– И что же, теперь мои вопросы так и будут мучить меня?

– Нет причины переживать: так бывает со многими, – понимающе улыбнулся Искатель. – Однажды ты просыпаешься – неожиданно, вдруг – и вопросы обрушиваются на тебя: «Что это за мир, в котором я существую?» – бах! – «Для чего я в нём?» – бах! – «Куда направляюсь?» – бах! – «Кто я?» – бах, бах, бах! И люди отличаются друг от друга лишь тем, что кто-то опять засыпает после этого «бах!», а кто-то ищет ответы.

– Но я… Я ищу! Я пытаюсь – и никак не могу… вспомнить…

– Тебе не удалось найти ответ сразу, однако это не повод бросить поиски вообще. Существуют и другие методы – какие-то сложнее, какие-то проще… хотя все требуют настойчивости и терпения. Среди этого разнообразия ты обязательно найдёшь способ, подходящий именно тебе, так что, я думаю, всё поправимо.

– Но что же мне делать сейчас? Как быть, когда… пока… – слова заспотыкались, не уверенные, которому из них следует выразить теснимую эмоциями мысль.

– Хм-м… – Искатель поскрёб щёку, рассматривая совсем растерявшегося Всадника. – Представь себе две вселенные: реальность и иллюзии. Эти две вселенные смешиваются, и таким образом рождается мир человека. Всё нас окружающее, – он широко повёл рукой, – весь этот мир – смесь! Смесь недомолвок и намёков! И потому, что бы ты ни увидел, чего бы ни коснулся, – и даже ты сам, кем бы себя ни считал! – всё это не является безусловно истинным… однако и абсолютно ложным тоже не является! И твои действия и цели – что бы ты ни определил для себя и за что бы ни взялся – не выльются, как ни старайся, в нечто рафинированно-идеальное, приносящее чистое благо, или однозначно лживое и вредоносное, если вдруг к подобному тебе взбредёт в голову обратиться! Такой вот парадокс!

Искатель замолчал, выжидающе глядя на Всадника.

– А вот тут бы как раз пригодилась твоя предыдущая реплика, – пояснил он своё затянувшееся ожидание и кивнул, приглашая Всадника продолжить за ним: – Но-о…

Но Всадник мешкал: он, с удивлением для себя и растерянностью, вдруг физически ощутил зыбкость этого мира, будто потерялась опора, – до головокружения, до потребности схватиться руками за что-нибудь основательное и прочное: за камень, у которого он сидел, за… да хотя бы просто за землю!

– «Но что мне делать? Как мне быть?» – форсировал заминку Искатель, озабоченно нахмурив брови (изображал своего собеседника – весьма, кстати, похоже). – Так вот, практичнее всего в подобных условиях относиться к миру, как к иллюзии, не забывая, однако, что эта иллюзия вполне реальна для тебя.

– Ты вроде упоминал простые методы… – глухо и устало проговорил Всадник: он таки переборол позыв улечься на живот, раскинув для пущей основательности руки и ноги, однако его надежда получить вразумительный ответ почти растаяла.

– Мы как раз подошли к главному, – улыбнулся Искатель. – Пусть мир иллюзорен, зато в нём содержится всё! Вся необходимая тебе информация! В том числе и та, которая касается памяти: все иллюзии так или иначе неразрывно связаны с нашим прошлым. Дело в том, что человек не может представить себе того, чего никогда не видел, а значит, в каждом, даже в самом фантастическом, образе присутствуют элементы памяти – целое их сплетение! Нужно лишь выделить что-то одно… ну, например, яблоко – и сосредоточиться на нём, спросить себя: «Какие образы, какие чувства вызывает у меня яблоко?» Так ты начнёшь вспоминать. Одно воспоминание потянет за собой другое – и так далее, и так далее… Целые гирлянды воспоминаний станут доступны тебе – берись за любую и ступай, куда поведёт. Рано или поздно доберёшься и до имени. Главное – крепко держать скрепляющую фрагменты памяти нить, то есть твоё намерение добраться до истока, – держать не отвлекаясь, не позволяя неизбежно возникающему рою ассоциаций растрепать её, оборвать и ввергнуть сознание в пучину хаотически сменяемых образов…

– И я всё вспомню?

– Ну… Конечно, память может проснуться и сразу, но скорее всего, процесс займёт длительное время. И всё же – ты вспомнишь, обязательно! Первым делом доберись до имени: вспомнишь имя – вспомнишь всё. Ведь истинное имя, скажу я тебе, оно как лицо: раз надел – не оторвёшь.

Всадник непроизвольно коснулся пальцами щеки, провёл по губам… Искатель улыбнулся.

– Однако сейчас ты находишься здесь, – Искатель показал глазами на мегалит, – в точке пересечения сил, в моменте выбора, а значит – должен принять решение независимо от того, помнишь ты что-либо или нет.

– Ещё одна неразрешимая задача? – невесело усмехнулся Всадник.

– Быть может, эта задача решается проще, чем кажется, – пожал плечами Искатель. – Поднимись на вершину Камня – как знать, вдруг оттуда удастся высмотреть то, что тебе нужно. Твою цель.

– Но как я заберусь?..

И тут до сознания Всадника дошло то, за что уже некоторое время периодически цеплялся его рассеяный взгляд: относительно ровные цепочки выбоин на поверхности скалы-пули, достаточно глубокие, чтобы поставить ногу или ухватиться рукой (и как он не распознал их назначение раньше?), – крутой спиралью поднимались они к вершине мегалита…

Подъём оказался не так сложен, как представлялось поначалу. Тёплый камень будто придавал сил, и, ни разу не обернувшись, Всадник достаточно быстро вскарабкался до самого верха. Там, на макушке мегалита, обнаружилась площадка, совсем небольшая, только-только уместиться стоя одному человеку – достаточно, пожалуй, безумному, чтобы решиться на подобную авантюру… или осознающему крайнюю важность этого действия – настолько крайнюю, что впору не просто преодолеть банальную человеческую неуверенность и даже обладающий собственной властью над телом животный страх, но самой жизнью своей рискнуть. И вот, Всадник (безумец и авантюрист или же отчаянно нуждающийся в ответах человек – он и сам сейчас, ошеломлённый собственным поступком, затруднялся определить) оказался на вершине, поднялся с колен и выпрямился во весь рост.

Незаметный у поверхности земли, здесь, на высоте, ветер обретал силу и, верно испытывая оказавшегося в его власти смельчака, нападал порывами, трепал волосы и одежду. Снизу, совсем маленький, словно игрушечный, на Всадника во все глаза смотрел конь, и не понять было, чего больше в его взгляде – тревоги или изумления. Фигуры в шляпе нигде не было видно: может, загадочный путешественник так и сидел на своём пончо в тени под кустом да жевал сушёное мясо, а может, просто пути их – Искателя и безымянного, потерявшего собственное имя бродяги – разошлись, как только Всадник влез на скалу…

Всадник повернулся вокруг себя, всматриваясь в разбегающиеся нитки дорог: которую из них выбрать? Хм-м… Неплохо бы ещё узнать – как? Тот, кто назвался Искателем, никаких инструкций на этот счёт не дал. «Ну – и?» – протёр заслезившиеся от ветра глаза Всадник и снова огляделся: ни одна из дорог не привлекла его внимания хоть чем-нибудь. Не то чтобы они выглядели совсем одинаковыми, но… Никаких идей, которые помогли бы определиться с выбором, в голову не приходило. Что же, обманул Искатель, посмеялся, подкинув мысль забраться на самую вершину этой дурацкой скалы? Хотя, с другой стороны, странный человек в шляпе и пропылённом пончо ничего конкретного и не обещал… Всадник запрокинул голову и посмотрел в небо над собой: истончавшееся в самом зените до ультрамарина, оно выглядело настолько непрочным, что, казалось, вот-вот прорвётся, и приникшие к сапфировому своду любопытные звёзды, не удержавшись, хлынут через разрыв прямо на землю!

Небо качнулось и поплыло в сторону. Непрерывно ускользая, но, видимо, не в силах покинуть определённое ему законами Мироздания место, начало вращаться. Всаднику почудилось, будто огромный водоворот затягивает его в фиолетовую пучину. Он ощутил, как ступни отрываются от поверхности Камня, и сила Земли, превозмогаемая силой Неба, неохотно отпускает задрожавшее вдруг тело. Однако внизу, под ногами зависшего между Небом и Землёй Всадника (он не видел, но был абсолютно уверен в этом!), уже начинала закручиваться другая воронка, предъявляя свои права на затрепетавший от нарастающих электрических токов волнения и страха кусок живой плоти. Всадник чувствовал, как ускоряют вращение воронки, как силы их тянут его к себе всё настойчивее, вгрызаясь до боли в каждую частицу и вытягивая в струну тело, которое вот-вот разорвётся пополам!..

В какой-то момент Всадник потерял равновесие – и с ужасом осознал, что падает!

Очнулся Всадник оттого, что кто-то обтирал его лицо влажным полотенцем. Ощущение было настолько знакомым, что, казалось, вот-вот, ещё немного – и память вырвется на поверхность, расставив всё по своим местам, и он, безымянный горемыка, прямо сейчас, в это самое мгновение, узнает нечто важное! Щемящее чувство, порождённое абсолютной уверенностью в этом факте, окончательно выдернуло Всадника из небытия. Он поспешил открыть глаза: его гнедой компаньон фыркал и тянулся языком к лицу. Всадник поначалу не сообразил – приподнялся, скривившись от боли, жадно поискал глазами по сторонам… Почти проснувшаяся память упущенной рыбёшкой уходила обратно в глубину. Так же быстро ускользала и надежда, уступая место разочарованию. Всадник сел и закрыл лицо ладонями…