Текст книги "Всадник-без-имени"

5

Он снова в седле. Едет куда глаза глядят – не всё ли равно? Конь заметно прибавил ходу, словно спешил куда-то. Да оно и к лучшему: спина болела, саднило исцарапанные руки, а душу Всадника терзало ноющее беспокойство, и ускорившийся темп хоть как-то отвлекал его.

Когда он очнулся после падения, солнце стояло ещё высоко, и Всадник решил, что пролежал без сознания совсем недолго. Или это был уже другой день? Кусты, под переплетёнными ветвями которых он обнаружил себя, должно быть, смягчили удар. Другого объяснения тому, что он жив, Всадник не находил.

Задерживаться у Камня не имело смысла, наоборот, хотелось скорее покинуть это место. Отъезжая от мегалита, Всаднику послышалось: «Счастливого пути… Путник!» Но он не обернулся. Он не хотел знать, крикнул ли это вслед ему странный человек, «Искатель», или просто ветер и шелест листвы создали иллюзию прощальной фразы…

Солнце клонилось к горизонту, а местность между тем приобретала черты каменистой пустыни. Неровная горная цепь розовела вдали заснеженными вершинами, поднимаясь из голубоватой дымки плотно сомкнутой шеренгой суровых воинов, что стерегут границу света и тьмы. Подсвеченные оранжевым облака развевались плюмажами на верхушках их остроконечных шлемов. Ни души вокруг, лишь холодные голые камни и дорога – река из утоптанного щебня, текущая в неизвестность. Безводное русло петляло меж огромных валунов, постепенно забираясь вверх, всё круче и круче.

Постепенно дорога превратилась в тропу, которая всё норовила потеряться под участившимися осыпями, так что Всаднику приходилось спешиваться и вести коня в поводу. Сухой холодный ветер то и дело менял направление, заблудившись в каменном лабиринте, однако тропа, со всей своей змеиной грацией, чётко держалась одного курса – от солнца.

Скалы становились всё выше, а разрезы ущелий – глубже, и камни, потревоженные копытами гнедого, долго скатывались к невидимому дну, разбрасывая вокруг шелестящее эхо – словно стая саранчи разминала крылья. Стало ощутимо холоднее, но Всадник лишь поёживался и сильнее сжимал зубы, а конь ещё упорнее продвигался вперёд. Что там холод – неразрешимые вопросы мучали человека без имени и прошлого сильнее любой непогоды.

Скитальцы забрались совсем высоко, и облака уже находились так близко, что Всадник не удержался – протянул руку к их зыбкому ватному брюху… Однако прошло еще некоторое время, прежде чем человек и конь достигли клубящейся массы и, поневоле затаив дыхание, вошли внутрь.

Светло-серая пелена окутала их, полностью поглотив мир вокруг. И без того едва различимая, тропа совершенно терялась в нескольких шагах впереди. Аморфная муть над головой была заметно светлее, но оставалась такой же плотной – ничего не разобрать. Всадник обернулся: белёсая дымка колыхалась, затягивая неровную дыру, оставленную вошедшими в облако путниками. Ещё не поздно было повернуть назад…

Одежда человека напиталась влагой, грива и хвост коня слиплись и висели мочалом, а на ресницах у обоих путников подрагивали крупные капли тумана. Человек и конь, неразлучная пара, как долго уже бредут они в никуда, оскальзываясь на мокрых камнях? Время словно растворилось в однородном бесцветном киселе. В этом странном месте не существовало ни света, ни тьмы, и всё, что удавалось различить – лишь размытые очертания камней под ногами. Путешественники шли наугад, надеясь, что путешествие их не оборвётся в скрытой непроглядным туманом бездонной пропасти.

Плотные седые массы перетекали в толще туманного киселя гигантскими призрачными змеями. Казалось, поблизости дышит невидимое существо, и когда дыхание его касалось лица Всадника или шеи коня – человек поёживался, а конь передёргивал кожей на загривке, недовольно фыркая.

– Ш-ш-ш… Хо-о-диш-ш-шь…

Всадник оглянулся: голос – тихий, похожий на шорох, – откуда? Показалось?

– Иш-шь… Спешиш-ш-шь?

Конь вздрогнул и остановился, настороженно зашевелил ушами. Всадник тоже почувствовал зябкое, до мурашек, дуновение, будто прыснули на тело холодной водой.

– Куда идёш-шь?

– Кто здесь? – озираясь спросил Всадник.

Туман всколыхнулся, будто потревоженный крыльями беззвучно пролетевшей птицы. В мутной толще скользнула тень.

– Чего ты хочеш-шь? – прошептал невидимка над самым ухом.

Всадник обернулся непроизвольно – однако и в этот раз никого не увидел. Конь вертел головой по сторонам, переминаясь и постукивая копытом – нервничал.

– Кто ты? И что тебе до моих желаний? – бросил в туман Всадник.

– Столько вопросов-ф-ф… И таких ненужных-х, пус-стых-х! Что тебя волнует на самом деле? Что тревожит? Жжёт? Дай волю своему огню – ты сможешь накормить его! Сможешь утолить свою жажду! Здес-сь!

– Где это – «здесь»?

– Здес-с-сь! – выдохнул невидимка, и туман ожил, зашевелился. – И прямо сейчас-с! Чего ты желаешь? В этом месте исполнится всё, о чём ты даже боялся мечтать! В этом месте найдёшь всё, что тебе нужно!

– Всё? – Всадник задумался на секунду. – Ну что ж… Мне нужно имя.

– Имя? Здесь ты обретёшь любое! Выбирай!

Туман взвихрился, закружился, образуя причудливые фигуры… и вдруг осел разом, расползся без следа!

Всадник неожиданно очутился в большой комнате, буквально утопавшей в роскоши – по-восточному чрезмерной, несдержанной. Сквозь портал в стене напротив он увидел ещё одну комнату, а за ней – ещё…

– Возможно, тебе подойдёт это? – произнёс невидимка.

Всадник осматривался, удивлённый не столько роскошью покоев, достойных средневекового восточного царька, сколько внезапностью их появления. Рядом, недоверчиво нюхая воздух, переминался с ноги на ногу конь.

– Ну, что же ты? Растерялся? – невидимка, казалось, усмехнулся. – Иди! – и лёгкое дуновение – или всё же дыхание? – как будто подтолкнуло в затылок, заставив непроизвольно передёрнуться плечи.

Помедлив, Всадник шагнул по устланному коврами полу…

Комната за комнатой – одна богаче другой! Всадник и конь миновали их с десяток, пока не вышли к арке таких размеров, что через неё в случае необходимости можно было проехать и на слоне. Тонкая кисея белёсого тумана колыхалась в резном проёме, мешая разглядеть то, что находилось дальше. Без долгих раздумий прорвав взметнувшийся тающими вихрями полог, человек вошёл в арку, и конь не колеблясь последовал за ним.

Феерический коктейль ароматов окутал Всадника приторно-медовым дурманом, едва он ступил через порог, – будто не призрачная занавесь, но некая основательная физическая граница отделяла друг от друга два помещения, как стебель цветка отделён от окружённой лепестками и переполненной душистым нектаром сердцевины. И предшествующая анфилада комнат теперь воспринималась подобным же стеблем, скромным преддверием, прихожей – самого настоящего рая, каким его могла представить лишь безудержная фантазия избалованных роскошью азиатских владык!

Стены огромного, кажется круглого, зала, бесспорного чуда архитектуры, терялись в сумраке, создавая впечатление безграничности пространства. Подобно солнцу на небе, круглое отверстие – окулюс – сияло в венчающем зал куполе, а исходящая из окулюса колонна света, упираясь в самый центр этого необычайного вместилища, не скупясь заливала всё попавшее в её границы ослепительным золотом. Там, в драгоценной сердцевине, искрясь и сверкая, щедро рассеивая солнечное злато и обращая его в необъятную – световой столб не мог уместить её в своих весьма обширных пределах! – наполненную подрагивающими радугами сферу, удивительной красоты фонтан выбрасывал вверх журчащие струи, снопы которых напоминали пестик и тычинки гигантского тропического цветка! От фонтана, уступами в несколько рядов, расходились чаши-лепестки неглубоких бассейнов. Вода оттенка розового вина переливалась из чаши в чашу, и лепестки настоящих цветов, точно фрагменты сложнейшей живой мозаики, блуждали по поверхности бассейнов, собираясь у краёв неповторимыми, по-неземному великолепными и настолько же нематериально-зыбкими коврами-оцветьями.

Не переставая удивляться, сквозь плеск воды Всадник различил пение птиц. Действительно, вот они скачут по ветвям золотых деревьев, окруживших Эдемским садом центральный комплекс цветка-фонтана, перелетают, садятся на протянутые руки!.. Женщины! Всех цветов кожи и цвета волос, они отдыхали на мраморных бордюрах, купались, пили из золотых, усыпанных драгоценными камнями кубков. Обитательницы райских покоев, несомненно, заметили Всадника – он чувствовал это, – но притворялись, что не видят появившегося в их обители мужчину.

Одна из женщин грациозным движением отставила кубок и поднялась из воды. Алые лепестки облепили смуглое тело, блестевшее от влаги, как кожа молодой змеи. Женщина повернулась – неспешно, позволяя хорошенько себя рассмотреть, и, подняв на Всадника обжигающий взгляд из-под роскошной гривы чёрных вьющихся волос, поманила его.

Конь всхрапнул, словно усмехнулся. Всадник хмыкнул и покачал головой:

– И что всё это значит?

Женщина вскинула бровь, однако удивления не было в её больших чёрных глазах – лишь пренебрежительная насмешка знатока над ничего не ведающим в секретах истинных наслаждений профаном.

– Ты не поклонник Востока? – с ноткой разочарования прошептал в ухо голос невидимого провожатого. – Никаких проблем! Антураж найдётся на любой вкус!

Стены парадиза дрогнули, расплылись, меняя форму, и вот, вместо фонтана и бассейнов возникли устремлённые вверх футуристичные пилоны, обвитые ажурными спиралями лестниц, а золотой сад сменили панорамные окна, за которыми раскинулся современный мегаполис с кристальными друзами небоскрёбов и редкими заплатами парков, проросших сквозь мелкоячеистую сеть запруженных автомобилями улиц. Совершенно иная – современная, но отнюдь не менее роскошная – обстановка окружала Всадника и его коня. И женщины – они тоже присутствовали здесь: один в один похожие на прежних и в то же время настолько же иные, как изменившийся вокруг мир.

Всадник пожал плечами.

– К чему всё это? Что ты хочешь мне сказать?

– Сказать? Нет – подарить! Всё это может стать твоим! Это и ещё многое…

– Разве я просил? – перебил Всадник.

– Хм-м… Неужели моё предложение слишком примитивно для тебя? Слишком мелко?

– Мы говорили об имени!

– Имя прилагается, не сомневайся! Но раз такой вариант тебя не устраивает…

Дыхнуло – смешались краски и звуки, развеялись дымом прозрачные стены с панорамой города за ними. Бесформенный сумрак накрыл Всадника и коня… и схлопнулся тьмой, мгновенно ослепив обоих. Но тут же, без предупреждения, холодные вспышки короткими очередями ударили в глаза! Конь отпрянул, а человек чуть присел, непроизвольно выставив руки перед собой.

– Спокойно! – произнёс невидимка. – Опасности нет.

Много людей, толпа. Частые вспышки фотокамер. Красная ковровая дорожка под ногами, а позади – лимузин. Дверца распахнута, будто Всадник только что вышел из салона элитного автомобиля.

– Что это? – нахмурился он. – Опять твои штучки?

– Штучки? – обиделся невидимка. – Ты желал имя? Это – Имя! Одно из самых громких в современности!

И добавил шёпотом, в самое ухо:

– Твоё – если выберешь его для себя!

Дыхание коснулось щеки, и аромат духов – яркий и в то же время ускользающий от попытки сознания проанализировать его – невидимыми змеями проник в ноздри Всадника, обвил его шею, сдавил до головокружения и – отпустил, принудив тем самым вдохнуть ещё раз и заполнить собою лёгкие целиком.

Обескураженный, Всадник повернулся к источнику загадочного аромата: женщина в элегантном вечернем платье стояла рядом, пряча насмешку в уголках губ.

– Пойдем!

Она взяла его под руку и взглядом указала на широко распахнутые двери, к которым стелилась ковровая дорожка.

– Где мой конь? – нахмурился Всадник.

– Вообще-то, с животными сюда… А впрочем, твои желания – твои законы!

Неизвестная мотнула головой, словно приглашала за собой кого-то, и Всадник услышал за плечом фырканье – возмущённое и, несомненно, хорошо знакомое…

Огромный зал, переполненный господами и дамами, одетыми в стиле сдержанно-официальном, однако весьма изысканно и явно дорого. Его приветствовали стоя. Овации не утихали, пока Всадник не поднялся на сцену и не занял место у микрофона – незнакомка едва ощутимо направляла его.

– Тобой восхищаются! Тебя боготворят! Тебе завидуют! – прошептала самозваная спутница, и громкоговорители усилили её шелестящий голос, наполнив им зал до краёв, будто сама атмосфера торжественности и значительности вдруг обрела дар речи.

Однако никто из присутствующих как будто не слышал этих слов – кроме того, кому они предназначались.

– Кем ты хочешь видеть себя: режиссёром, писателем, танцором? Быть может, ты не любитель искусства? Слишком легкомысленно? Тогда не желаешь ли совершить открытие века? Тысячелетия? Что тебе больше по душе: найти неисчерпаемый источник дешёвой энергии? Победить все болезни? Накормить всех голодных и напоить всех жаждущих? Скажи! Пожелай!

Таинственная спутница вдруг очутилась прямо перед Всадником, да так близко, что едва не касалась грудью, и он почувствовал жар, исходящий от её тела. А женщина потянулась своими губами к его и заглянула в глаза:

– Пожелай!

Столько огня пылало в её расширенных зрачках, что, казалось, она переполнена этим внутренним пламенем, и такая нестерпимая жажда была в её взгляде, словно пламя, распаляющее тело, иссушало душу её веками.

– Ну же!

Однако не плотскую страсть разглядел в этом огне Всадник – но страстное желание получить ответ, более того – согласие, словно лишь оно одно способно было умерить лишающий покоя жар и утолить претерпеваемую его настойчивой провожатой жажду. Но Всадник молчал.

– Ну что ж… – женщина отступила и отвела взгляд.

Зал, люди, сцена, даже, казалось, лучи направленных на Всадника прожекторов – всё рухнуло разом, подняв облака пыли, словно сорвался с прогнивших креплений старый театральный задник – холст с намалёванными на нём восторгом, преклонением и славой. Сама же незнакомка, однако, не исчезла в этих клубах вместе с разрушенными декорациями – она смотрела на своего строптивого подопечного серьёзно и пытливо, словно старалась проникнуть в его мысли, в самые глубинные намерения. Всадник отметил, насколько странно выглядит эта особа – блистательная королева в сверкающих одеяниях посреди оседающего праха принадлежавшего ей дворца.

– Ну что ж… – вздохнула «королева праха», глянула пронзительно из-под ресниц и дёрнула уголком губ…

Снова зал – затемнённый, одна стена которого целиком занята разной величины экранами со сменяющимися на них графиками и схемами. Постоянное изображение транслируется лишь на одном экране, самом большом: схематичная развёртка карты мира с нанесёнными на неё разноцветными линиями и пунктирами. Люди в военной форме сидят за рядами мониторов и пультов, стремительно перебирают пальцами по клавишам клавиатур, переговариваются через микрофоны: короткие вопросы и такие же чёткие, лаконичные ответы – команды и подтверждающие их выполнение рубленые по-армейски фразы.

На Всадника, стоящего позади и несколько возвышающегося над этим чётко отлаженным механизмом, как будто не обращают внимания. На него не смотрят, однако он отчётливо сознаёт, что является сердцем и волей этой деловито жужжащей машины…

– Господин главнокомандующий?..

Всаднику не удаётся разобрать, кем произнесены эти слова, но он видит, что все находящиеся здесь люди теперь глядят на него. Он физически чувствует возникшее напряжение. Он едва ли не зримо воспринимает то, как ожидание и решимость во взглядах мешаются с тревогой в сердцах, образуя готовую сдетонировать смесь. Военная машина замирает на взводе, точно снаряженный к выстрелу пистолет – остаётся лишь шевельнуть пальцем, дожав спусковой крючок…

Пульт. Тумблеры и кнопки. Окошки электронных табло. Сердце отбивает доли секунд, заменяя таймер последнего отсчёта, и пульсирующий шум в ушах заполняет сознание.

– Нажми! Нажми! – советует, требует, умоляет доносящийся сквозь пульсацию шёпот: плохо сдерживаемое нетерпение и жажда огня слышатся в нём.

Нажать? Что? И – озарение: вот она, та самая – единственная, главная, решающая – кнопка, в углублении под прозрачной крышкой!

– Нажми!

Два ключа – одновременный поворот, затем комбинация цифр, сканер отпечатка пальца… Крышка открыта, и кнопка активирована. Та сила, что скрывается под этой кнопкой, готова вырваться в ничего не подозревающий мир. Одно прикосновение – и скрытое до поры желание исполнится! Его, Всадника, желание! Желание обрести свободу и, обретя её, заполнить собой всё вокруг! Он – всепоглощающий огонь и такой же, выжигающий все иные чувства, безумный восторг!

– Нажми!

Но… Ему ли, Всаднику, принадлежат эти мысли? Его ли это чувства, желания… восторг? Рука замирает над кнопкой.

Будто в неком фильме, скрупулёзно выверенный сценарий которого был многократно доработан, исправлен, доведён до совершенства и потому известен дословно, а каждый элемент тщательно отрежиссирован и прокручен на репетициях не одну сотню раз, чередуются перед внутренним взором Всадника картины…

Команда «старт!» – и на огненных стержнях возносятся к небу ракеты, расплываются в синеве росчерки инверсионных следов.

Одновременно с этим иглы энергетических импульсов вонзаются в тело планеты: орбитальные спутники безупречно исполняют свою задачу точечного поражения важнейших военных и гражданских объектов.

Подоспевшие тем временем боеголовки без помех уничтожают города и целые страны.

Монстры! Боевые машины, похожие на инопланетных чудовищ из фантастических фильмов, не скупясь утюжат огнём населённые пункты, подавляя возможное сопротивление оставшихся в живых.

Для высадившегося на обугленные руины моторизованного десанта практически не остаётся работы: те, кого пощадил огонь, склоняются на милость победителя.

И кто же этот победитель?!

– Нет!!!

Приведённый в чувство собственным криком, Всадник отдёрнул руку от кнопки, словно та была не куском красного пластика, а отвратительным, разбухшим от накопленного яда насекомым, готовым отравить своими выделениями не только тело, но и мозг, и даже саму душу прикоснувшегося к нему.

– Окунуть мир в пламя и стать величайшим тираном! – вернулся голос невидимого советчика. – Почувствовать вкус крови и власти! – не отпускал он, шептал прямо в мозг. – Что может быть вожделенней, грандиозней и… чудовищней!!!

– Нет! – выкрикнул Всадник, сбрасывая прилипчивое дыхание невидимки так отчаянно, словно боялся: не устоит, не достанет ему воли выдержать искушение.

Его трясло от увиденного, а во рту было солоно, будто и вправду попробовал крови: таково, вероятно, оно – послевкусие отведанного, пусть совсем ненадолго, всемогущества, ярости и огня…

– Нет, я сказал! – повторил Всадник решительно и резко, будто одним махом отрубил сам себе поражённую смертельным ядом конечность. – Что ты уговариваешь меня?! Нашёптываешь?! Зачем?!

– Я?! – провожатая выступила из-за плеча Всадника: военная форма придавала ей строгий и решительный вид, но лицо выражало искреннее недоумение. – Я – уговариваю?! Нашёптываю?! Не я – сердце твоё шепчет тебе! Требует именно оно, а не кто-то вне тебя! А я – я лишь исполняю твоё желание! Готова исполнить!

Всадник осёкся. Он ещё пылал гневом, а женщина приблизилась, провела раскрытой ладонью возле его груди – не касаясь, будто опасалась обжечься о то, что вспыхнуло недавно и горело теперь там, под покровом одежды и плоти, медленно угасая, – и произнесла тихо:

– Ты не хочешь слушать? Но что же слушать человеку, если не собственное сердце?

Всадник почувствовал, как в груди снова начинает нестерпимо жечь. Ещё немного – и он не выдержит, поддастся тому жаждущему освободиться голодному демону, что прогрызает себе путь прямо сквозь его сердце!

Одним быстрым движением, будто вдруг обнаружил перед собой танцующую кобру, Всадник отбросил от груди руку искусительницы. Конь, оказавшийся рядом, фыркнул гневно и ударил копытом… И тут же мир вокруг полыхнул оранжевым пламенем и истлел в мгновенье ока, обуглившись до черноты! Командный центр всё ещё угадывался в нагромождении исказившихся форм, но, продержавшись мгновенье, окончательно рассыпался прахом…

Всё вокруг снова затянуло плотной пеленой то ли тумана, то ли дыма, и седые хлопья медленно опадали в этой непроглядной толще, укрывая погребальным саваном неподвижную фигуру. Лишь дыхание выдавало в безжизненной статуе живого человека – оно прорывалось из-под прижатых к лицу ладоней, и тогда, подхваченные потоком воздуха, хрупкие, подобно комьям слипшихся снежинок, хлопья распадались в прах, который уносился, закручиваясь в слабые, быстро гаснущие дымные вихри. Со стороны могло показаться, что это обретают зримую форму звуки из-под ладоней, чуть слышные, тягуче-тоскливые, или человек выдыхает из себя гарь и пепел – следы пожара, что едва не спалил дотла его сердце.

– Да кто же ты, в самом деле, если готова обещать такое? – бесцветным, будто тоже истлевшим в пепел голосом проговорил Всадник, отняв, наконец, от лица руки.

– Какая разница? – дёрнула плечом провожатая, успевшая сменить свой военный костюм на простое свободное одеяние – что-то вроде античной туники, единственное яркое, оттенка снега в пасмурный день, пятно в окружающем блёклом мареве. – Главное – всё, что я обещаю, я способна исполнить.

Она присела на камень – прах мигом, будто дунул кто-то, развеялся с его поверхности, уступив импровизированный трон своей госпоже. Из-под туники показались два змеиных хвоста и легли вокруг обутых в сандалии ног.

Всадник оторвал мрачный взгляд от гипнотического скольжения гибких чешуйчатых тел, чтобы увидеть лицо – невозмутимое и бледное в тусклом холодном свечении лениво клубившейся, переваривавшей останки уничтоженного мира, туманной массы.

– И что я буду должен тебе взамен?

– О-о! Вижу, ты подозреваешь, что я потребую твою душу?! – и женщина вдруг заливисто расхохоталась, причём хвосты пошли волнами, вскинулись и завились кольцами. – Только… если… таковым будет твоё желание! – проговорила она сквозь смех. – На самом же деле… – двухвостая повелительница тумана наконец успокоилась, и хвосты её снова послушно улеглись возле ног. – На самом деле я не требую ничего.

– Такого не может быть, – не поверил Всадник. – У тебя наверняка есть какой-то интерес, иначе…

– «Иначе… Иначе…» – передразнила двухвостая, копируя тон и выражение лица Всадника. – Требований нет. Есть условие, без соблюдения которого ничего из того, что я тебе предложила, не выйдет.

Всадник ждал, буравя двухвостую взглядом. Та помолчала немного и снова рассмеялась:

– Ты невероятно терпелив! Просто удивительно!

По-змеиному изящно она обозначила аплодисменты, затем прищурила глаз, будто вдруг разглядела в человеке перед собой что-то, не замеченное ею раньше. Кивнула своим мыслям и улыбнулась хитро.

– Значит, ты человек духа? Твой дух крепок и способен подавить желания тела во имя достижения цели… Высшей цели… В тебе живёт идеалист! – вскинула она бровь. – Что ж, в таком случае, я готова предложить…

– Не довольно ли игр? – отрезал Всадник.

Он отвернулся от двухвостой и, подозвав коня, одним движением вскочил в седло.

Туман дрогнул и осел. Всадник, как был – верхом на коне, очутился в комнате… или, скорее, в небольшом кубической формы зале, интерьер которого, строгий и без излишеств, выглядел значительно скромнее зала с фонтаном-цветком, являясь, пожалуй, даже полной противоположностью «восточного парадиза», – однако даже по первому впечатлению вряд ли бы обошёлся в настолько же более скромную сумму, будь эти два помещения сопоставимых размеров. Всадник бегло, с недоверием осмотрелся: подчёркнуто прямые линии мраморных карнизов и полуколонн и идеально с ними гармонирующие, такие же ровные (не иначе – специально тщательно выверенные), вертикальные складки портьер; высокие, от пола до потолка, окна, прикрытые портьерами так, что от каждого осталась лишь узкая щель, отчего комната со всем её содержимым представлялась нарезанной ломтями целым рядом пронзающих полумрак лучей – со всей бескомпромиссностью лучистой энергии широкие призрачные лезвия рассекали и мозаичный пол с изображением какого-то герба или эмблемы, и нарочито простых силуэтов мебель из явно недешёвой, однако, породы древесины… Сам же Всадник оказался в ограниченном стенами теней сияющем коридоре: прямо перед ним находилась такая же высокая, как здешние окна, двустворчатая дверь, сквозь которую, окрашенный скупой палитрой наборных витражей, бил в лицо яркий свет.

– Ну же! Открой! – подсказала из-за спины двухвостая.

Всадник сжал зубы, помедлил, и, решившись, тронул пятками коня…

Широкий, выдающийся вперёд балкон как будто специально был спроектирован для размещения на нём конных всадников и мог вместить сразу нескольких. Толпа на круглой площади внизу взревела, едва человек на коне показался в дверях. Не ожидавший такого бурного приветствия, Всадник, однако, почему-то совсем не удивился, – должно быть, начал привыкать к чудесам двухвостой.

Тем временем конь степенно прошествовал до массивных мраморных перил, ограничивающих балконное пространство, и остановился. Толпа пала на колени.

– Чего они хотят? – спросил Всадник, не поворачивая головы (он был абсолютно уверен, что его провожатая тут же, рядом, на расстоянии вытянутой руки: о, нет, она не оставит его без присмотра!).

– Они молятся, – услышал он голос двухвостой. – Славят Истинного, пришедшего спасти их.

Всадник поднял руку, прикрывая глаза от яркого солнца… и разноголосица стихла. Молившиеся замерли не дыша, словно одним нечаянным жестом, одним взглядом его были обращены в статуи. Целая площадь живых статуй… Все эти люди – старики и дети, женщины и мужчины, чернокожие и бледнолицые, с широкими скулами азиатов и серыми глазами европейцев, – все, собравшиеся здесь, на площади, и за ней, на переполненных, насколько хватало глаз, улицах, да и наверняка ещё дальше, – все они ждали. Ждали так, словно итог этого ожидания должен был определить окончательно: жить им всем – всем вообще! – или умереть!

Всадник обвёл глазами площадь, посмотрел по сторонам, взглянул на небо: казалось, само время замерло – так неестественно бездвижен был мир вокруг. Но в этом застывшем моменте чувствовалась напряжённость крайне хрупкого равновесия, словно Вселенная сейчас представляла собой шарик на пике горы: вздохни неосторожно, и он покатится, понесётся – не остановить, – в ту сторону, или в ту, или вовсе неизвестно куда… А нарушить этот непрочный баланс мог только… он, Всадник-без-имени? Но что он должен сделать? Чего ждут от него?

«Двухвостая сказала: „…пришедшего спасти их“. Хм-м… Но как я могу спасти хоть кого-то, если даже имени своего не способен…»

– Они уже дали тебе Имя. Не разочаруй их.

«„Не разочаруй…“ Это непросто – не разочаровать, оправдать доверие. Это невероятно сложно – взять на себя ответственность за всех. За тех, кто ждал – и кто смотрит теперь с надеждой в твои глаза, распахнув сердце твоему Слову…»

Водители такси, бизнесмены, священнослужители, военные… Одиночки и целые семьи, братья и сёстры, и отцы, и матери, и младенцы у них на руках – люди внизу ждали и, похоже, готовы были безропотно ждать ещё целую вечность. Их лица… Тысячи и тысячи лиц… Надежда и ожидание истинного, основополагающего, финального, расставляющего все точки над «i» откровения не сходили с них.

«Это так просто – стать Спасителем, если тебя уже ждут. Ждут вот так, самоотречённо, с готовностью поверить в один момент, сразу, вдруг, стоит лишь явиться перед жаждущими взорами и распахнутыми сердцами! Стоит лишь произнести хоть какое-нибудь слово…»

Никто не шевелился и не издавал ни звука, будто не обычные люди – профессиональные статисты участвовали в сложной театральной постановке.

«„Не разочаруй…“ Это так просто – не разочаровать, если всё вокруг – лишь сон заблудившегося в тумане…»

Всадник коснулся пальцами колонны, подпирающей навес над балконом, провёл рукой… Тёплый, местами шероховатый на краях прожилок камень вовсе не походил на иллюзию. Всадник поднял к лицу ладонь: несколько песчинок прилипло к ней.

«Так сложно… И так просто…»

Всадник простёр над запруженной народом площадью руку – вперёд и вверх, подставляя раскрытую ладонь солнцу. Толпа вдохнула с «ахом» – и снова замерла, боясь шелохнуться (вот он, пик ожидания и надежды – полвздоха до чуда!), будто земля под ногами уже качнулась и вот-вот… начнёт… падать… А тот, на ком сосредоточились немигающие, готовые вспыхнуть восторгом взгляды, выдохнул легонько – и, увлекаемые дуновением, покатились по ладони песчинки, соскочили с пальцев, пропали… Всадник изо всех сил пришпорил коня…

– Не обязательно было вот так, сломя голову, радикально… К тому моменту я всё уже поняла. Впрочем, таков уж твой характер, Непреклонный: рубить с плеча.

Повелительница тумана сидела на обломке будто источенной временем колонны, поджав под себя ноги, и задумчиво шевелила хвостами. Следуя их движениям, вокруг колебалась, сгущаясь и разжижаясь, выпуская дымные протуберанцы и сворачивая их в завитки и спирали, аморфная клубящаяся масса.

– Сиганул ты, конечно, красиво, ничего не скажешь… – добавила двухвостая, усмехнувшись. – «Театральная постановка»? Это ещё посмотреть, кто из нас больший мастер театральных эффектов!

– Нетрудно было догадаться, что всё предлагаемое тобой – иллюзия, обманка… дым… – сказал Всадник, развеяв дуновением неосторожно оказавшийся возле лица язычок тумана.

Пожар эмоций отгорел, остыл пепел, и Всадник совсем не злился на свою искусительницу: какой смысл? Ему даже стало немного жаль это странное существо: туман рано или поздно рассеется, и тогда…

– Ты прав, – согласилась двухвостая. – Но могла ли я предложить что-то иное? Жизнь человека, его мир – туман иллюзий, и только оставаясь в тумане, люди способны желать и воплощать свои желания. Таков удел каждого из вас: питать иллюзии и питаться ими. Не имеет значения, падок ли ты на подобные обманки или непреклонен: все твои желания, ожидания, представления – суть иллюзии… А признайся, я всё же зацепила тебя! – и она улыбнулась уголком рта – вышло игриво.

Впрочем, Всадник не обратил на эту то ли реальную, то ли мнимую игривость никакого внимания.

– В этом заключалось твоё условие? – спросил он. – Оставаться в тумане?

– Оставаться и наслаждаться… Или страдать – если тебе больше по душе страдания.

– Но мне всего лишь нужно моё имя. Настоящее.

– Ты потерял своё имя? О-о… – двухвостая сдвинула брови домиком. – Как жаль!

– Мне ни к чему твоя фальшивая жалость.

– Но ты молодец! Ты знаешь, чего хочешь!

– И твои не менее фальшивые похвалы.

– Что ж, – вздохнула двухвостая, – у тебя есть возможность обрести имя. Своё имя. Но для этого ты должен узнать, кто ты есть, каков ты на самом деле. Всего-то: отпустить все свои желания – явные и потаённые…