Текст книги "Искатели злоключений. Книга 1"

Вечером после ужина одна половина воспитанников пансиона двинулась в комнату отдыха играть в настольные игры и смотреть телевизор. Другая же половина разбрелась, кто куда: это были провинившиеся в чем-либо бедолаги, и у каждого из них было свое наказание – или вымыть пол, или подмести двор, или вырвать сорняки в цветочных клумбах, или… Да мало ли чего могли придумать изобретательные педагоги знаменитой Пуппефельдской «Незабудки»!

Нам четверым – мне, Пипу, Ростбифу и Лангету – досталось мытье полов на лестницах и в коридоре первого этажа. Лангет получил эту «награду» минут через пять после Ростбифа. Мадам Брюле влепила ему наказание за подсказки товарищу. И хотя Лангет попытался переубедить злую гнэльфину и пробовал доказать ей, что он не подсказывал, а критиковал своего друга, ничто не помогло бедняге: он тоже попал в «черный список».

– Интересно, что она царапает в своей тетрадке? – спросил Пип пухленьких толстячков, яростно надраивая тряпкой мраморные ступеньки парадной лестницы. – Оценки обычно в журнал ставят, я это знаю!

– Оценки в журнал, а наказания в «поминальник», – охотно объяснил ему, а заодно и мне, добряк Ростбиф. – Чтобы не перепутать, кому что поручено.

– Если у кого-нибудь за неделю будет более трех наказаний, автоматически влепляют четвертое, – добавил Лангет и отжал в ведро тряпку. – Если за месяц Пуппетролль заработал шестнадцать наказаний, то его «наградят» еще четырьмя. Система!

– Неужели мы будем страдать целый год?! – испугался Пип. – Я не выдержу!

– Выдержишь, – успокоил его Ростбиф. – Пуппетролля как хочешь в бараний рог скручивай, он все равно живым останется!

– Нет-нет, – еще больше побледнел мой чистюля Пип, – в бараний рог я не желаю закручиваться!

Он оторвался от ступеньки, которую старательно надраивал, и с трудом выпрямился.

– Впрочем, – сказал Пип, хватаясь мокрой рукой за поясницу, – кажется, меня уже скрутило…

– Ничего, привыкнешь, – продолжил «успокаивать» его добряк Ростбиф. – Некоторым не так еще доставалось, однако все до сих пор живы и здоровы.

Лангет поманил меня пальцем к себе и прошептал, склоняясь к самому уху:

– Есть один маленький шанс избавиться от всего этого, но я не знаю, согласишься ли ты пойти на риск…

– Конечно, соглашусь! – не раздумывая ни секунды, ляпнул я и с надеждой взглянул на толстячка в зеленом костюме. – Говори, Лангетик, не томи!

Хитренький пуппетролль посмотрел на Пипа и Ростбифа, потом перевел взгляд на меня и, уже обращаясь ко всем нам, сказал:

– Можно попросить господина Ворчайлса снять с нас все наказания. Не только те, что мы уже имеем, но и те, которые мы обязательно заработаем в будущем. Но за это он, конечно, потребует кое-какие услуги…

– Я готов сделать все, что угодно, лишь бы не делать того, что мне противно! – тут же заявил Пип.

– У каждого свои представления о противном… – сказал Лангет, стараясь спрятать ехидную улыбочку в уголках пухлого рта. – Но мы все четверо – пуппетролли, и задания Ворчайлса нам, наверное, придутся по душе…

– Так что же мы медлим?! – вскричал Пип и лягнул осточертевшее ведро. – Бежим скорее к вашему Кавалеру Золотого Пряника!

– Медового Пряника и Золотого Кнута, – поправил его Лангет. И добавил: – Идти всей оравой не стоит. Пусть пойдет кто-нибудь один.

– Вот ты и ступай! – ткнул пальцем в живот своему старому другу Ростбиф. – Твоя идея, ты и шагай, а мы тебя подождем где-нибудь в кустах.

– Я так не согласен, – заупрямился Лангет, ни на шутку струсив. – Давайте лучше бросим жребий.

Он вырвал из цветочного горшка какую-то засохшую соломинку, разломал ее на четыре равные части, затем укоротил один из стебельков и, зажав их в кулаке, протянул нам.

– Тащи! – приказал он Пипу.

Мой приятель вынул длинную соломинку.

Ростбиф тоже выудил из трех оставшихся длинную.

А вот я вцепился в короткую. И, несмотря на некоторое сопротивление Лангета – он думал, наверное, что я тащу тоже длинную, – я выцарапал ее у него и с горечью принялся рассматривать свою добычу.

– Короткая, короткая! – уверил меня Лангет. И в знак доказательства предъявил последнюю, оставшуюся в его руке, соломинку. – Тебе шагать к Ворчайлсу, Тупсифокс, такая твоя доля!

– Что ж, – вздохнул я, – судьбу не переспоришь. Так и быть, прогуляюсь к шефу. И то сказать – с утра мы с ним не виделись, успел, наверное, обо мне соскучиться!

Я вытер руки о клоунские штаны – не бежать же мне за полотенцем! – и подмигнул друзьям:

– А вы тоже не скучайте: помойте вторую лестницу и пол в коридоре. Если вернусь живым – помогу.

И я бодрым и уверенным шагом замаршировал к господину Ворчайлсу.

Несмотря на ужасную занятость, Кавалер Золотого Кнута и Медового Пряника терпеливо выслушал мою сбивчивую речь, а потом еще долго раздумывал над своим ответом. Наконец он приподнял голову и, взглянув на меня, взлохматил обеими руками свою рыжую шевелюру.

– Трудную задачку вы мне задали, Тупсифокс, очень трудную! Виданное ли это дело – отменить наказания учителя!

– Не отменить, а заменить, – робко поправил я хозяина «Незабудки». – Мы не девчонки, чтобы мытьем полов заниматься!

– Мальчики тоже должны уметь обращаться со шваброй и тряпкой. Вдруг вы моряками станете? На корабле матросы сами палубу моют! – Господин Ворчайлс улыбнулся и встал из-за стола. Походил по кабинету взад-вперед и вскоре остановился рядом со мной. Заглянул мне в глаза и спокойно произнес. – Тебе одному, Тупсифокс, я могу отменить наказание. А за других не проси. Каждый пуппетролль должен сам за себя отвечать!

– Но мы ведь товарищи…

– По-твоему, так получается: раз вы товарищи, то я должен вам всем поблажки делать. А если бы вас не четверо, а гораздо больше было?

Я поскреб указательным пальцем затылок и невольно согласился с доводами господина Ворчайлса.

– Вот видишь! – обрадовался хозяин «Незабудки». – Ты сам все отлично понял! Ты – умница, Тупсифокс, поэтому я отменяю наказание мадам Брюле! Но ты должен кое-что и для меня сделать…

Я насторожился: в голосе господина Ворчайлса я уловил знакомые дядюшкины нотки. Когда Кракофакс замышлял какое-нибудь коварство, в его словах обязательно проскальзывало что-то подобное.

– У меня, Тупсифокс, нет времени разговаривать с каждым воспитанником пансиона, – продолжил господин Ворчайлс свою вкрадчивую речь. – А ведь у мальчиков наверняка есть проблемы, кто-то чем-то недоволен… Ты не мог бы сообщать мне о том, кто и что говорит? А я буду принимать меры, чтобы подобных разговоров больше не было…

Рыжая лиса решила сделать меня своим доносчиком! Я это сразу понял, хотя многие считали меня простачком, этаким простофилей в клоунском костюме! Я еле сдержался, чтобы не вылепить прямо в лицо господину Ворчайлсу все, что я о нем думаю. Но я прикусил язык и только отчаянно замотал головой: нет, на это я не согласен!

– Ты не хочешь мне помочь? – удивился хозяин «Незабудки» и снова заглянул в мои глаза. – пуппетролли всегда помогают пуппетроллям!

– Да, конечно… – пролепетал я чуть слышно, отводя свой взгляд от пронзительных буравчиков хитрюги Ворчайлса. – Но я боюсь что-нибудь перепутать, забыть, не так пересказать…

– Ничего, я все распутаю и обо всем напомню!

– Нет-нет! – побледнел я еще сильнее. – Такая работа не для меня!

Зеленые кошачьи глаза гневно сверкнули, и Кавалер Золотого Кнута и Медового Пряника брезгливо сморщился:

– Тогда проваливай! И только попробуй плохо вымыть полы: я сам заставлю тебя перемыть их десять раз подряд!

И он демонстративно повернулся ко мне спиной, показывая тем самым, что наш разговор закончен.

Я не стал рассказывать своим друзьям о попытке господина Ворчайлса сделать меня доносчиком. Мне было даже неприятно про это вспоминать, не то что передавать в деталях все подробности нашей беседы. Я только буркнул им что-то неразборчивое и, взяв тряпку, принялся с ожесточением драить уже чистую лестницу.

Поняв, что я не принес добрых вестей, Пип, Ростбиф и Лангет понуро отошли в сторонку и присели на край ступеньки.

– Да-а, – протянул Ростбиф, – избавления от придирок мадам Брюле и других воспитателей нам не видать как собственных ушей! Так и похудеть недолго!

– Вам это только пойдет на пользу, – прошептал Пип, шмыгая носом. – А вот мы с Тупсиком можем и вовсе в скелеты превратиться!

– В скелеты? – переспросил его Лангет. – А что, это – идея!

И он, несмотря на усталость, вскочил на ноги и исполнил какой-то замысловатый танец.

– Я вижу, тебе снова пришла в голову светлая мысль? – поинтересовался я, макая тряпку в ведро. – Учти, теперь я не стану тащить соломинку – ни длинную, ни короткую.

– Это и не понадобится! – улыбнулся хитроумный Лангет. – То, что я придумал, мы сделаем все вместе. Четверых, мне кажется, хватит для моей затеи.

– Ну-ну, – навострил уши Ростбиф, услышав о том, что и ему придется в чем-то участвовать. – Какую проделку ты замыслил на этот раз, Лангетик?

Лангет поманил нас к себе рукой и, когда мы послушно к нему приблизились, зашептал как настоящий заговорщик:

– Вот что я придумал, друзья мои! Хватит мадам Брюле издеваться над бедными пуппетроллями! Сколько было уже замучено несчастных детишек, скольких еще она собирается замучить!

Он вытер тыльной стороной ладони скатившуюся на толстую румяную щеку слезинку и продолжил:

– Мадам Брюле, наверное, не верит ни в Бога, ни в черта. Иначе бы она поубавила свой пыл: ответ держать приходится иногда и учителям, пусть и раз в жизни.

– После нее, – поправил друга дотошный Ростбиф, – только после нее!

Лангет взглянул на приятеля и снова затараторил:

– Бога и черта она не боится, это факт. Но наверняка мадам Брюле испугается, встретившись нос к носу с каким-нибудь монстром. Например, с ожившими скелетами.

– У скелетов носов не бывает, – снова внес уточнение въедливый Ростбиф.

Лангет поморщился, но спорить с другом не стал.

– Хорошо: лоб в лоб. А если она встретится с четырьмя лбами – заиканье ей будет обеспечено на всю оставшуюся жизнь.

– Где мы возьмем четверку скелетов? – деловито поинтересовался Пип, еще не догадываясь о том, куда клонит хитроумный мальчишка-пуппетролль. – Они на улице не валяются!

– Это ты верно подметил, – ехидная улыбка снова зазмеилась в уголках пухлого рта Лангета. – Придется их роль исполнить нам самим.

– Как мы это сделаем? – Я понял его гениальную задумку, и теперь меня интересовали, как выражался мой дядюшка Кракофакс, только «технические детали».

– В своей школе я занимался в театральной студии, – начал объяснять Лангет, не повышая, однако, голоса. – Играл Кота в сапогах, Щелкунчика, Золушку…

Ростбиф вдруг насмешливо фыркнул и поспешил зажать себе рот ладонью.

– Да, я исполнял роль Золушки! – повторил Лангет гордо. – Все зрители рыдали, глядя на меня! Я так жалостливо говорил о своей трудной жизни, о том, что не имею красивого платья и туфелек, чтобы поехать на королевский бал!.. Впрочем, я, кажется, отвлекся. Я только хотел сказать, что мне приходилось исполнять разные роли. В том числе и монстров. Я был отличным скелетом в спектакле «Остров сокровищ»!

– Я читал эту книжку, – вспомнил Пип. – Но там скелет лежал и не разговаривал.

– А мы с мадам Брюле поговорим! – усмехнулся снова Лангет. – Мы представимся ей замученными жертвами пансиона «Незабудка» и спросим у нее, до каких пор она еще собирается издеваться над бедными малютками. А потом заставим ее дать клятву больше не делать записей в свой «поминальник» и прикажем похоронить его в нашей могиле!

– У нас есть могила? – изумился Ростбиф. – Впервые о ней слышу!

– Выкопать яму в дальнем углу сада не долго. Впрочем, как и сшить костюмы скелетов. Кусок черной ткани, баночка белой краски – больше ничего и не потребуется! – Лангет закончил свою речь и посмотрел на всех нас, ожидая, видимо, аплодисментов.

Но он их не дождался. Его очередную «сногсшибательную идею» мы восприняли как-то вяло и без особого энтузиазма. Мы догадывались, что если она провалится, то нам не сдобровать. Однако попробовать мы, все-таки, решили. А вдруг нам повезет? Кому-то ведь иногда улыбается фортуна…

На подготовку к спектаклю под названием «Ожившие скелеты» у нас ушло около двух недель. Белую краску мы отыскали довольно быстро, зато на поиски солидного куска черной материи было потрачено немало сил и времени. Оказалось, что такой пустяковой вещи в «Незабудке» никто не хранил, все предпочитали ткани ярких расцветок.

– Придется кого-нибудь попросить нам ее купить, – предложил в конце концов Лангет. – Иначе наш план так и не будет воплощен.

– Твой план, – поправил его дотошный Ростбиф. И смущенно потупив карие глазки, тихо проговорил: – Может быть, потерпим до каникул? Или вовсе отменим эту затею?

– Ты что! – взвился Лангет. – Останавливаться на полпути это не по-пуппетролльски!

– Разве мы уже на полпути? – удивился Пип. – Тогда и правда не нужно останавливаться!

Мне самому казалось подозрительной идея пройдохи Лангета, но мадам Брюле и господин Апфель так меня достали своими придирками, что я решил поддержать нашего хитрюгу-толстячка.

– С просьбой купить ткань можно обратиться к садовнику Блюму, – сказал я и ткнул пальцем в окошко, за которым как раз в этот момент суетился у клумбы сгорбленный старичок-пуппетролль. – Он часто ездит в город, и мог бы привезти нужную нам вещь. Только, увы, – развел я руками, – у меня нет ни одного гнэльфдинга!

– Зато у нас есть. – Лангет залез в карман пиджака и достал из него горстку серебристых монеток.

Пип и Ростбиф добавили еще по несколько гнэльфдингов, и необходимая сумма вскоре была собрана.

Вручив деньги Блюму и объяснив ему, что от него требуется, мы помчались в класс на урок. Звонок прозвенел уже с минуту назад, и не хватало нам только схлопотать еще какое-нибудь наказание. На этот раз от господина Логфила – преподавателя пуппетролльского языка и изысканной речи.

Если бы не господин Логфил, не было бы, наверное, и этих мемуаров. Именно его я должен благодарить за то, что он превратил меня из косноязычного и безграмотного пуппетролля в настоящего златоуста и автора заметок, которыми наверняка будет зачитываться не одно поколение юных читателей. Единственный изо всех местных педагогов, Логфил не любил наказывать воспитанников, а если и делал кому-нибудь замечание, то произносил это с большой неохотой и даже с легким смущением. Вся его долговязая и неуклюжая фигура словно бы кричала в подобный момент: «Ну, как вам не стыдно, юноша?! Заставляете меня говорить вам неприятные вещи! Нехорошо, братец мой, нехорошо…»

Учиться у Логфила было одно удовольствие! Правда, некоторые из нас так и не освоили всю грамоту и златоустами не стали. Зато я имел у Логфила огромный успех: и по пуппетролльскому языку, и по основам изящной речи у меня были всегда только отличные оценки.

– Тупси, – обращался ко мне в трудную минуту наш милейший преподаватель, – помоги, пожалуйста, исправить ошибки Ростбифу.

И я охотно бежал вприпрыжку к доске, у которой «плавал» бедняга Ростбиф.

– Сколько ошибок допустил твой дружок в слове «еще»? – спрашивал меня, а заодно и весь класс, господин Логфил.

– Три! – выкрикивал с места Пип, не поднимая руки.

– Две! – убавлял счет закадычный приятель Ростбифа Лангет.

И только мне было суждено говорить им всем горькую правду прямо в лицо:

– Четыре!

И решительным жестом я зачеркивал дикую абракадабру, намалеванную Ростбифом, а сверху писал нужное слово. Вот так:

еще

ИСЧО

Также быстро, как и пуппетролльскую грамоту мне удалось освоить и пуппефельдское произношение: все-таки я был пуппетролль, а не гнэльф! Читая глазами слово «булочная», вслух я говорил «булошная», вместо «конечно» говорил «конешно», а вместо «Гнэльфбург» – «Гнэльфбурх». Моим друзьям это умение давалось труднее, и они искренне недоумевали: почему написанное грамотно слово нужно обязательно произносить по-другому. Тогда господин Логфил начинал углубляться в дебри пуппетролльского языкознания, принимался что-то бубнить про орфографию и орфоэпию, и тут даже я сам переставал понимать что-либо.

Но, прошу прощения, кажется, я расхвастался (хотя признание в непонимании глубинных основ родного языка вряд ли можно считать хвастовством!). Я только хотел сказать, что господину Логфилу я обязан очень многим. И если я наговорил в этой главе лишнего – простите: я больше не буду!

Отдохнув на уроке господина Логфила, наш класс перебрался в кабинет мадам Брюле. Нам предстояло узнать, как следует вести себя за столом в приличной компании, если нас туда вдруг позовут.

К уроку мадам Брюле подготовилась наславу: накрытые красивой скатертью столы были сдвинуты в один ряд и просто ломились от угощений.

– Прошу садиться! – сказала щедрая гнэльфина и села сама во главе стола. – Надеюсь, вы все помыли руки?

Пуппетролль по имени Мумрик поспешил ей ответить за всех нас, тихо пискнув: «Да! конечно!» И стал что-то записывать в своей тетради. Он числился в отличниках и всегда все записывал за учителями, каждую их умную мысль.

– Что ты делаешь, Мумрик? – спросила его слегка озадаченная мадам Брюле. – Кажется, я не продиктовала вам еще ни одного правила?

– Я написал, что хозяйка или хозяин дома должны поинтересоваться у гостей помыли ли они руки перед тем, как усесться за стол, или нет, – ответил наш отличник и спрятал тетрадь в сумку.

– Этого делать не следует! – смутилась мадам Брюле. – Нужно просто показать гостям, где находится ванная комната и где лежат туалетные принадлежности! А спрашивать или, тем более, заставлять гостей умываться неприлично!

Мадам Брюле переборола смущение и вновь обратилась ко всем нам:

– Кто мне скажет, в какой руке нужно держать вилку?

В ее вопросе явно таился какой-то подвох, и мы замерли, ожидая, что среди нас отыщется безумный смельчак и ответит ей: «Ну, конечно, в правой!».

Но героев сегодня не нашлось, и мадам Брюле сама была вынуждена поделиться с нами удивительным фактом: оказывается, вилку нужно держать в левой руке! А нож – в правой. И не пилить им кусок мяса, а резать.

Мы хотели тут же заняться делом и на практике проверить полученные знания. Но мадам Брюле снова стала приставать к нам с вопросами: «А какую вилку вы возьмете, чтобы есть антрекот? А какой нож? Пип, скажи: где вилка для салата? Ростбиф, что ты делаешь с салфеткой?!..»

Признаюсь честно, мы здорово растерялись. Аппетит сразу пропал, едва на наши головы обрушился этот град вопросов. Ну, не все ли равно, какой вилкой я стану есть салат?! Разумеется, той, которая подвернется под руку! И почему это нельзя Ростбифу вытереть вспотевший лоб матерчатой салфеткой, а необходимо положить ее на колени? Расстроившись, я даже убрал со стола руки, чтобы, не дай Бог, не прикоснуться ими к чему-нибудь. Но оказалось, что и этого делать нельзя: руки должны все время лежать на столе, но не полностью, а только кисти, локти же должны быть прижаты к туловищу. «Лучше бы она снова заставила нас мыть полы! – подумал я. – Ломать каждую секунду голову над тем, где у тебя локти – хуже наказания, наверное, не изобрести! И это в то время, когда твой желудок пуст, а на столе стоит всякая вкуснятина!».

Наконец, когда мы уяснили, что вилка, лежащая рядом с тарелкой, предназначена для мясных блюд, средняя для рыбных, а крайняя для закусок, нам разрешили приступить к еде. При этом мадам Брюле обратила наше внимание на то, что вилки лежат слева, а ножи справа.

Но едва мы прикоснулись к пище, снова раздался вопль вредной учительницы:

– Стоп, стоп, стоп! Как вы держите вилки?!

«Крепко держим, не вырвешь! – подумал я и покачал головой: Что-то она еще придумает, лишь бы не дать нам поесть?»

Мадам Брюле взяла свои вилку и нож и показала, как нужно правильно их держать.

Пока мадам Брюле вдалбливала нам в головы, как следует обращаться со столовыми приборами, Пипу вдруг вздумалось зачерпнуть соус. Он взял свою ложку и потянулся к соуснице, стоявшей довольно далеко от него. И тут же схлопотал от зоркой гнэльфины замечание:

– Сядь на место, Пип! Тебя следовало бы наказать за твой поступок дважды, но я сегодня добра – ты получишь только одно взыскание.

– За что?! И почему «дважды»?! – всхлипнул Пип, искренне недоумевая такой придирчивости со стороны мадам Брюле.

– За то, что ты полез через весь стол со своей ложкой. Нужно было кого-нибудь попросить подать тебе соусницу. И взять соус специальной ложечкой.

Мадам Брюле раскрыла «поминальник» и вписала в него замечания, сделанные моему несчастному другу. После чего вновь стала высматривать очередные жертвы. И они не замедлили ей попасться на глаза. Мумрик, который обычно все делал правильно, на этот раз промахнулся. Отрезав кусочек мяса, он по всем правилам науки отправил его в рот. И, не разжевывая, проглотил. И, конечно, подавился. Бедняга закашлялся, покраснел, и по его багровым щекам покатились слезы. Наконец добряк Ростбиф не выдержал и хлопнул Мумрика по спине ладонью. Несчастный охнул и – о, чудо! – проглотил злополучный кусок антрекота.

– Спасибо, Ростбиф, ты здорово меня выручил! – прошептал Мумрик, вытирая слезы.

– И заработал замечание, – улыбнулась ехидно мадам Брюле. – Впрочем, как и ты, Мумрик!

– Я спас друга от неминуемой гибели, – скромно напомнил о своем подвиге Ростбиф.

– Нужно это было делать незаметно. А еду глотают, не разжевывая, только крокодилы! – Мадам Брюле снова взяла в руки авторучку и «поминальник». – На перемену не пойдете оба. Останетесь в кабинете и помоете посуду.

Справившись с мясным блюдом, мы приступили к чаепитию. И тут замечания посыпались сразу на всех.

– Лангет, ты почему налил чай в блюдечко? Пей из чашки!

– Тупсифокс, ты облил скатерть вареньем! После уроков ты ее тщательно постираешь и выгладишь!

– Ростбиф, не звени ложкой по чашке, когда размешиваешь сахар! И не сопи, словно слон, при каждом глотке!

– Пип! Пип! Ну, что это такое?! Разве можно своей ложечкой, да еще успевшей побывать у тебя во рту, лезть в вазочку с вареньем?!

Крики во время чаепития раздавались беспрерывно, и это, в общем-то приятное занятие, превратилось для нас в настоящую пытку. Я думал, что к концу урока я просто свихнусь. Схлопотав замечание за то, что я выплевываю вишневые косточки из варенья в кулак, а не «кладу их аккуратно и незаметно губами на ложечку и не перекладываю потом на край блюдца», я просто озверел. «Да какое кому дело до того, куда я сплавляю косточки?! Может быть, они мне позже понадобятся? Не стану же я потом сгребать их с блюдца и пересыпать в карман на глазах у всех?!» Но мои доводы были, как говорится, разбиты в пух и прах. Смерив меня презрительным взглядом сверху вниз, мадам Брюле прогудела:

– Косточки из варенья годятся только на то, чтобы их выбросили на помойку! А руки у сидящих за столом должны быть чистыми и свободными! А те, у кого они грязные и чем-то заняты, могут нас покинуть: они останутся без десерта!

«Ну, слава Богу! Одной пыткой меньше!» – Под завистливыми взорами своих товарищей я слез со стула и пошел к дверям.

– Не забудь через пять минут вернуться, Тупсифокс! – услышал я за спиной насмешливый голос вредной мучительницы. – Тебя ждут веник и мусор!

«Нашла чем испугать! – подумал я тоже злорадно. – Подмести пол – это тебе не яблоко съесть или мороженое! Это – такой пустяк!..»