Текст книги "Мой путь на литературный Олимп"

 
А вы, которым здесь Россия
Даёт уже от древних лет
Довольства вольности златыя,
Какой в других державах нет,
Храня к своим соседям дружбу,
Позволила по вере службу
Беспреткновенно приносить!
Но то ль склонились к вам монархи
И согласились иерархи,
Чтоб древний наш закон вредить,
И вместо, чтоб вам быть меж нами
В пределах должности своей,
Считать нас вашими рабами
В противность истины вещей?
 

Суворов нередко декламировал в этом обществе собственные литературные произведения. Увлекаясь поэзией, читал Державина, Кострова, Дмитриева, которые посвящали ему свои стихи. «Я не поэт и изливаю чувство своей души в простоте солдатского сердца», – отвечал Суворов, посылая Державину свои стихи. Стихами он отвечал и поэту Кострову:

 
…Воспоминаю я, что были Юлий, Тит.
Ты к ним меня ведёшь, изящнейший пиит.
Вергилий и Гомер, о! если бы восстали,
Для превосходства бы твой важный слог избрали.
 

Суворов занимался и военным творчеством, написал книгу «Наука побеждать». В 1776 году она была объявлена по войскам как обязательное руководство. Военное искусство Суворова и его гений полководца достигли полной зрелости. Многочисленные победы подтверждали верность его учения. И сегодня в «Науке побеждать» привлекает патриотическая направленность, бесконечная вера Суворова в морально-боевые качества русского солдата и офицера: «Богатыри! Неприятель от вас дрожит!»

В 1918 году В. И. Ленин и Я. М. Свердлов утвердили обязательную для всей Красной армии книжку красноармейца, заключительный раздел которой, определявший цели боевого и политико-морального воспитания, открывался краткими извлечениями из воинской памятки Суворова. Император Павел I, присваивая 28 октября 1799 года полководцу звание генералиссимуса всех российских войск, сказал: «Ставя вас на высшую степень почестей, уверен, что возвышу на неё первого полководца нашего и всех веков»…

А теперь я хочу поведать об удивительном человеке, который «мерил жизнь томами книг», о талантливом писателе Валентине Саввиче Пикуле. Родился он 13 июля 1928 года. Самостоятельность, по сути дела, обрёл в тринадцать, когда на крышу его дома в Ленинграде посыпались первые «зажигалки». Он тушил их, дежуря на чердаке. В четырнадцать лет, держа в посиневших от стужи руках винтовку, он дал военную присягу. В пятнадцать начал воевать наравне со взрослыми. В шестнадцать стал командиром боевого поста, а в семнадцать лет уже начал писать свой первый роман. Его жизнь сложилась так, что он остался самоучкой. Занимаясь самостоятельно своим образованием, сначала «на ощупь», потом всё более целенаправленно, он в конце концов нашёл свою настоящую любовь, которая заполнила его всего без остатка, стала смыслом и целью жизни, – историю. У него зародилась мечта стать писателем. За плечами была война и пять классов довоенной школы. «Я ясно понимал, что если серьёзно не займусь самообразованием, писателя из меня никогда не выйдет. Я начал изо дня в день, как на работу, ходить к открытию в публичную библиотеку. Делаюсь размагниченным, если в какой-либо из дней не „впрысну“ в себя хорошую дозу научной информации».

Валентин Саввич подчёркивал: «Образование чрезвычайно важно в становлении личности. Однако в моём представлении образован не тот, кто получил аттестат зрелости или диплом института, а тот, кто всю жизнь непрестанно учится. Интеллигентность, на мой взгляд, определяется благородством натуры, добротой, отзывчивостью души, стремлением помочь своему ближнему».

Из всех его страстей самой сильной и долгой осталась любовь к книге. В их доме книг было немного: «Помню, стояли на полке „Краткий курс ВКП(б)“, томик стихов Тараса Шевченко на украинском языке, сборник М. Ю. Лермонтова. Правда, довольно много было тоненьких детских книжек, с помощью которых отец привил мне любовь к чтению». Этим объясняются его частые хождения ещё в молодые годы по букинистическим, книжным магазинам, клубам, выставкам. «А вообще я лакомка, как лакомка пожирает конфету, так я – книги. Считаю свой день потерянным, если не узнаю что-то новое. И я был бы самым несчастным человеком на свете, если бы меня лишили общения с книгой. Библиотека у меня, на мой взгляд, интересная, но гоняюсь за некоторыми изданиями годами. Она для меня всё!»

 
Когда ты будешь в этот город вхож —
Из прошлого в грядущее войдёшь,
Заглянешь в страны и во времена.
Любая книга – время и страна!
 

(«Книгоград»)

«Главная задача для меня – найти ответ на любой вопрос. Сразу же, мгновенно, не выходя из дома. Питаю слабость к писателям – Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский, Серафимович, Франсуа Рабле, Бронислав Нушич. Из поэтов люблю Пушкина, Баратынского, Тютчева, Блока, Есенина. Что касается исторической романистики, то здесь мне ближе всего Вячеслав Шишков, всегда неукоснительно следовавший исторической правде.

Я не могу не восхищаться гражданской позицией замечательных наших писателей Юрия Бондарева, Валентина Распутина, Виктора Астафьева, Василия Белова. Уважаю Александра Малышкина, Карпова, Яковлева, написавшего о Жукове».

Очень большое влияние на Пикуля как литератора оказала русская классическая и мировая живопись. Музеи научили его многое понимать, а картины обострили глаз. Он много раз убеждался, что живопись и литература взаимосвязаны. Поэтому ещё молодым начал собирать репродукции картин, составлять портретную картотеку, в которую вошло более двадцати пяти тысяч портретов. Он не уставал повторять, что знание прошлого Отечества делает человека богаче духом, твёрже характером и зорче разумом. История воспитывает в нас необходимое чувство национальной гордости.

Валентин Пикуль работал очень много: «Жизнь буквально без выходных, без праздников, без дней рождения, без отпусков. Жена – без тени юмора – не раз говорила мне: „Ты у меня законченный трудоголик!“» Это продолжалось сорок лет. И на вопрос «Счастливы ли вы?» он твёрдо отвечал: «Да, счастлив! Я нашёл любимое дело, любимую работу, которая стала не просто частью моей жизни, но и самой моей жизнью. Главное для писателя – любить свой народ и всеми силами служить ему».

Валентин Пикуль написал десятки исторических романов, около сотни исторических миниатюр. Главные из них: «На задворках великой империи», «Битва железных канцлеров», «Пером и шпагой», «Моонзунд», «Фаворит», «Нечистая сила», «Слово и дело», «Из тупика», «Реквием каравану PQ-17», «Баязет», «Океанский патруль», «Богатство», «Крейсера», «Каторга». Издавалось собрание сочинений в тридцати томах, московское книжное издательство «Новатор» выпустило собрание его сочинений в суперобложке в двадцати восьми томах.

Его художественные произведения издаются за рубежом: в Англии, Югославии, в арабских странах, в Японии, Китае, Франции, Польше, Болгарии и Германии.

Образцом читающего человека, недосягаемого книгочея, работающего с книгой в течение всей сознательной жизни, является Иосиф Виссарионович Сталин. Основы эстетических знаний он закладывал ещё в молодости, когда читал едва ли не всё, что попадалось под руку. Особенно много он читал, учась в Тифлисской православной семинарии, в первую очередь сочинения грузинских классиков – Ильи Чавчавадзе, Акакия Церетели, Игнатия Ниношвили. Он упорно занимался самообразованием, посещая городскую библиотеку и получая за чтение книг то выговор, то наказание карцером.

Помощник инспектора семинарии отмечал, что в чтении книг из «дешёвой библиотеки» семинарист замечается уже в тринадцатый раз. Уже в то время Иосиф Джугашвили читал произведения Пушкина, Некрасова, Щедрина, Гоголя, Чехова, любил Толстого. Был знаком с творчеством Теккерея, Бальзака, Гюго, Фейербаха, Бокли, Спинозы, Менделеева, Дарвина. В юности увлёкся поэзией.

М. Горький и И. Сталин

Шестнадцатилетний Иосиф стал печататься в грузинских газетах и журналах. А его стихотворение «Утро» в июне 1895 года было помещено в учебник для начальных школ:

 
Раскрылся розовый бутон,
Прильнул к фиалке голубой,
И, лёгким ветром пробуждён,
Склонился ландыш над травой.
Пел жаворонок в синеве,
Взлетая выше облаков,
И сладкозвучный соловей
Пел детям песню из кустов:
«Цвети, о Грузия моя!
Пусть мир царит в родном краю!
А вы учёбою, друзья,
Прославьте Родину свою!»
 

А стихотворение «Р. Эристави» в 1899 году включено в Грузинскую хрестоматию, или сборник лучших образцов грузинской словесности.

Сталин за свою политическую деятельность часто был в тюрьмах и ссылках, и везде он не терял времени зря. Даже его недруги отмечали, что при малейшей возможности он обращался к книге. «Всегда с книжкой» – таким запомнил его человек, сидевший с ним в 1908 году в Бакинском централе. Сольвычегодскую ссылку в 1910 году вместе со Сталиным отбывал Иван Голубев. В 1936 году он вспоминал: «Мы получали довольно много художественной литературы, журналов и газет: „Русские ведомости“, „Утро России“, „Новый мир“, „Русское богатство“, сборник „Знание“, где печатались М. Горький, Л. Андреев, Скиталец, Бунин и другие писатели. Здесь Сталин познакомился с драмами Ибсена, увлекался Бретом Гартом, Альфонсом Доде».

До 1917 года Сталин не раз бывал за границей – в Стокгольме, Лондоне, Кракове, Вене. Так, в Венской библиотеке изучал специальную литературу для написания своей работы «Марксизм и национальный вопрос». Возглавляя большевистскую партию и Советское государство, Сталин неустанно пополнял свои знания.

Он собрал в кремлёвской квартире большую личную библиотеку, включающую труды великих мыслителей, книги по важнейшим разделам науки, книги по истории, в том числе военной. Он успевал читать произведения советских авторов, публикуемые даже в литературно-художественных журналах.

Сталин при обсуждении работ, представляемых на соискание Сталинской премии, приводил пример знания глубокого художественного анализа, предлагал книги ещё не известных широкой публике авторов. Удивительной была широта научных и художественных интересов Сталина.

Он обладал феноменальной памятью на факты, высказывания, даты, цифры из самых разных областей науки и общественной жизни.

Суждения Сталина по многим экономическим, научным, нравственным и международным проблемам и сейчас поражают своей основательностью, прозорливостью, продуманностью и осторожностью.

14 сентября 1931 года Сталин писал жене из Сочи, где находился на лечении: «„Рабочий техникум“ по электротехнике получил. Пришли мне, Татька, „Рабочий техникум“ по чёрной металлургии. Обязательно пришли (посмотри мою библиотеку – там найдёшь!)».

Сталин обнаруживал высокую эрудицию при встречах с иностранцами. В марте 1937 года генсек принимал испанских писателей-антифашистов Рафаэля Альберти и Марию Терезу Леон. Они вышли от вождя, совершенно им покорённые. Какой широко мыслящий, образованный государственный деятель! Товарищ Сталин обнаружил такое основательное знакомство с современной испанской литературой, что гости были ошеломлены.

К тому времени он знал базовые произведения западных классиков, не говоря уж о русских. Сталин говорил, что его норма чтения – 500 страниц в день. На ночной столик Иосифа Виссарионовича верный Поскрёбышев часто клал целую стопку литературных новинок. Читал их Сталин нередко с карандашом в руке.

Советский властитель принадлежал, несомненно, к тому типу руководителей, которые, практически никому полностью не доверяя, стремятся держать всё, вплоть до мелочей, под своим контролем, что вполне отчетливо проявлялось и в сфере литературной.

Эту мысль недавно подтвердил в интервью газете «Завтра» (№ 39) выдающийся композитор Тихон Хренников: «Сталин был совершенно нормальный человек. Он постоянно ходил на спектакли Большого театра и часто водил туда членов Политбюро. С ним часто спорил Фадеев, мне один раз пришлось поспорить. Фадеев спорил по поводу книги „Даурия“ писателя Седых.

Мы приехали к Сталину втроём – Фадеев, председатель комитета по присуждению Сталинской премии, Симонов – руководитель литературной, и я – музыкальной секции. Докладывали всему Политбюро о сложившейся ситуации. Никогда Сталин не вёл заседания Политбюро.

И в тот день его вёл Маленков. Сталин сидел справа и принимал самое активное участие в обсуждении вопросов. Когда Фадеев высказал своё мнение о том, что он против награждения этого произведения Сталинской премией, поскольку там плохо отражена роль партии, Сталин возразил – это же литературное произведение, а не публицистика, зачем нужны такие политические подробности, такая точность? Возник спор. Фадеев сказал, что он категорически против, что он в то время (о котором идёт речь в произведении. – М. К.) был на Дальнем Востоке вместе с Сергеем Лазо, которого сожгли в топке японцы. Сталин обратился к членам Политбюро – ну, что, дадим премию Седых? И вопреки мнению Фадеева, эту премию дали».

А вот как по этому поводу сам Александр Александрович говорил о Сталине: «Любил и хорошо знал художественную литературу. И дореволюционную классическую, и нашу советскую. Не только русскую, но и других народов СССР. Иностранную тоже. Следил за литературными новинками. Много читал. Произведения, выдвинутые на соискание Сталинской премии, как правило, читал все. Разумеется, не только их. В таком мнении я утвердился при обсуждении в ЦК партии выдвинутых на Сталинские премии произведений литературы и искусства. И, конечно, из личных бесед со Сталиным по поводу того или иного литературно-художественного полотна. При обсуждении в ЦК наших предложений мне как председателю Комитета по Сталинским премиям в области литературы и искусства надо было ко всему быть готовым. Очень обстоятельно подкованным, имея в виду возможность серьёзного полемического диалога».

Сталин не только глубоко знал то или иное заметное произведение. Он был взыскательным критиком. Понимал сложность литературного процесса. Знал прекрасно литературную грамоту, то бишь русский язык вообще, органически не терпел пренебрежения к правильному пользованию языком, едко и порой зло высмеивал косноязычие, а тем более забвение элементарной грамотности.

Был отличным полемистом. И эрудитом. С ним нередко трудно было дискутировать. Обладал большими знаниями, сила аргументации и логика мышления его были всегда основательны. Диву даёшься, когда этот человек успевал столько читать и художественную литературу, историческую. Не говоря уже о политической. Я приведу пример о «неприятном случае» в практике присуждения Сталинской премии в области литературы. Речь шла о писателе Степане Злобине и его романе «Степан Разин».

Не помню точно, какой организацией автор и его роман были выдвинуты на Сталинскую премию. В комитете по премиям они не были включены в число кандидатов на неё. Наши предложения в ЦК партии были представлены без этого произведения. Не скрою, при обсуждении некоторые товарищи обращали больше внимания не на идейное содержание и художественные достоинства, а на «анкетные данные» из биографии его автора. В годы гражданской войны он какое-то время был в Белой армии. То ли добровольно, то ли по мобилизации – точно не знаю и утверждать не могу. Во время Великой Отечественной войны Злобин оказался в плену у гитлеровцев. Как попал в плен, мне тоже достоверно не было известно. Конечно, всё это сыграло свою роль в отклонении Комитетом его кандидатуры.

За день-два перед обсуждением наших предложений в ЦК партии Сталин, как тогда было принято, пригласил меня для предварительной беседы по выдвинутым на премию произведениям. Он и на этот раз был уже обстоятельно знаком не только с материалами Комитета, но и со многими книгами, представленными на премию, но не прошедшими сквозь наше «сито». Подробно, со знанием дела беседовал он по каждой из них. После такого разбора он по большинству из решений Комитета высказывал своё мнение более или менее определённо, обычно поддерживал их, и в отношении же отдельных произведений был крайне осторожен в своей оценке – больше рассуждал, но в принципе также соглашался с нашими предложениями.

Разумеется, Сталин был далёк от того, чтобы выносить свой приговор по каждой работе, выдвинутой на получение премии его имени. Он нередко прямо заявлял: «В отношении этого произведения воздерживаюсь от суждения. Говорите – достойно премии?! Пусть будет так. На вашей совести!» Однако в ходе нашей беседы по Сталинским премиям 1952 года на каком-то этапе неожиданно возник новый мотив. Хотя беседа, полагал я, завершается, и я уже ожидал традиционного «До свидания».

Но Сталин тихо ходил по кабинету, в каком-то раздумье. Затем подошёл к своему рабочему столу, взял лежавшую там книгу и совершенно неожиданно задал такой вопрос: «Скажите, пожалуйста, товарищ Фадеев, по каким причинам и мотивам Комитет не выдвинул на премию роман „Степан Разин“ и его автора – Степана Злобина? Чем это можно объяснить?» Как известно, Сталину нельзя было фальшивить даже в мелочах. А в данном случае – тем более. Я рассказал об обсуждении романа в Комитете, о его идеологической, в общем-то положительной стороне, его художественных достоинствах и недостатках. И, разумеется, не преминул упомянуть и о некоторых «анкетных данных» из биографии автора романа.

Сталин посуровел. Какое-то время опять ходил молча. «А что, товарищ Фадеев, писатель Злобин состоит в Союзе литераторов? Является ли он его членом? Советским писателем? Вы его не исключили из Союза советских писателей за эти самые „анкетные данные?“ – чёткими, рублеными фразами вопрошал он меня. Я, разумеется, всё подтвердил, как было. И в Союзе писателей Злобин состоит. И советским писателем является. И нет оснований исключать его из Союза.

„Так чего же тогда вы хотите от Злобина сверх того, что он имеет и в себе носит? Находился в Белой армии! Может быть, по принуждению? Или по ошибке молодости?! Случалось и так. Был в фашистском плену?! В фашистской неволе, к сожалению, оказался не один миллион советских граждан. Из них, допустим, тысячи, ну, несколько десятков тысяч – предатели. А подавляющая масса – это честные советские люди, попавшие в плен не по своей вине. Не исключено, в результате наших ошибок“. И, подумав: „У нас, товарищ Фадеев, нет ничего, что порочило бы товарища Злобина, автора романа „Степан Разин“. Вы, как председатель Комитета по премиям, допустили грубую ошибку, идя на поводу у „сверхбдительных“ товарищей. Давайте не будем считать преступными те анкетные данные товарища Злобина, о которых вы говорили. Будем считать его, Злобина, полноправным советским писателем. И на том покончим. А в отношении идейно-художественных достоинств и недостатков романа „Степан Разин“ давайте поговорим. Поспорим. Каким требованиям не отвечает роман? По каким причинам Комитет снял его с конкурса? Расскажите! Вы-то роман Злобина читали? Стало быть, можете дать оценку его и Комитета, и личную. Не стесняйтесь, говорите!“

Я изложил точку зрения Комитета и свою на роман „Степан Разин“. Не знаю, по каким соображениям он не вступил со мной в тот вечер в полемику, только, чуть помедлив, сказал: „Товарищ Фадеев, по поводу оценки романа я вынужден буду выступить против вас. За „Степана Разина“, за Степана Злобина. За присуждение ему премии. Думаю, что и роман, и его автор того стоят. Не обессудьте. До свиданья“.

Это не было угрозой. Нет. Это было благородное предупреждение серьёзного и к тому же влиятельного оппонента. На заседании в ЦК я доложил о решениях Комитета по премиям на 1952 год, разумеется, ни слова не сказал о беседе со Сталиным, в частности по поводу романа „Степан Разин“. Он принимал, помнится, не очень активное участие, ограничиваясь больше репликами, как всегда удачными и вескими. А в заключение обсуждения Сталин, тоже словом не упомянув о нашей беседе, предложил обсудить вопрос о дополнительном выдвижении, вернее, присуждении премии Степану Злобину за роман „Степан Разин“.

С большим знанием и в литературе, и в истории Сталин разобрал произведение Злобина. Вспомнил Александра Сергеевича Пушкина. Разбил своей железной логикой все мои, изложенные ему накануне, доводы, умаляющие художественные и исторические достоинства романа. А в заключение сказал примерно так: „Степана Разина нельзя исчерпать в одном литературно-художественном полотне, будь то роман, будь то поэма. Роман Злобина приближает нас к художественному восприятию обстановки, жизни и деятельности Разина. Он значительно более удачен, чем ранее написанное о Степане Разине“.

Я полемизировал с Иосифом Виссарионовичем Сталиным по некоторым его оценкам этой работы. Однако, видимо, предъявлял слишком высокие требования к роману и, что греха таить, возражал больше из-за никчёмной амбиции, защищая честь мундира нашего Комитета. Выслушав мои возражения, Сталин обратился к присутствующим: „Кто читал роман „Степан Разин“ – высказывайте о нём своё мнение“. Оказалось, что роман читали Молотов и ещё кто-то, а большинство присутствовавших роман не читали, имея в виду, что он, как не выдвинутый Комитетом на соискание премии, обсуждаться в ЦК не будет.

Тогда по предложению Сталина было решено отложить на два дня окончательное обсуждение произведений в области литературы и искусства, выдвинутых на премию, с тем чтобы товарищи за это время ознакомились с романом Злобина. „Надо всем прочесть роман, и тогда решим вопрос со знанием дела“, – заключил Сталин. А на следующем совещании в ЦК у Сталина вопрос был решён буквально в течение нескольких минут. „Читали „Степана Разина“? – спросил он присутствующих. – Какое мнение? Все единодушно? Значит, все одобрят присуждение премии Степану Злобину за роман „Степан Разин“? Вот и договорились!“ – заключил Сталин.

Надо было решить ещё два вопроса. И я напомнил о них. „Товарищ Сталин! Какой степени премия присуждается? Нам придётся кого-то из кандидатов снимать. Лимит премий исчерпан. Степан Злобин, можно сказать, сверх нормы“. „Что касается степени, то, поскольку вы, товарищ Фадеев, не поддерживали нас или, вернее сказать, скрепя сердце согласились на кандидатуре Степана Злобина, давайте определим ему за роман „Степан Разин“ премию второй степени“. Все согласились „Что касается увеличения лимита премий, то попросим Советскую власть приказать Наркомфину увеличить число премий в области литературы на одну премию второй степени“.

Так был решён вопрос о присуждении Сталинской премии второй степени 1952 года Степану Злобину за роман „Степан Разин“…»

Сталин после смерти оставил на подмосковной даче личную библиотеку, насчитывающую пять тысяч томов. В каждой книге на отдельных страницах были пометки, подчёркивания, отдельные фразы и замечания, говорящие о том, что хозяин их внимательно изучал.

Многие государственные деятели разных стран говорили о Сталине как о великом человеке. На мой взгляд, очень точно охарактеризовал его деятель, который всем сердцем ненавидел Советский Союз, – Уинстон Черчилль. Даже 22 июня 1941 года, когда Гитлер напал на Советский Союз и стало ясно, что Великобритания и СССР являются союзниками в борьбе с Германией, Черчилль в начале своего обращения к нации не упустил случая напомнить: «За последние 25 лет никто не был более последовательным противником, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое сказал о нём».

Мало этого, сразу же после окончания Второй мировой войны Черчилль возглавил крестовый поход против СССР, начав так называемую холодную войну.

Тем не менее выдающийся антикоммунист Черчилль, от своего лица и от лица покойного президента Ф. Рузвельта, выступая в палате общин в связи с 80-летием И. В. Сталина, сказал:

«Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин, прежде всего, обладал большим чувством юмора и сарказма, способностью точно воспринимать мысли. Эта сила настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств, всех времён и народов.

Сталин произвёл на нас величайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишённой всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью.

Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил её с атомным вооружением. Что ж, история, народ таких героев не забывает».

И в заключение хочу заметить. Если сегодня хотя бы один молодой человек, прочтя эту статью, выключит на час телевизор – «чёрный ящик», из которого рекой текут человеческая кровь, криминал, грязь, – и оставит невключённым компьютер с играми в боевиков, не войдёт на сайт интернета с порнухой, пройдёт мимо игровых автоматов и киосков с эротической литературой, а возьмёт в руки произведение классика, я буду считать, что не зря потратил уйму дорогого времени.

Только чтение классической литературы поможет человеку устоять перед натиском пороков, выпускаемых на него лавиной. Любите и читайте классику – источник знаний, наслаждений и залог успеха!

Ноябрь 2006 года