Текст книги "Дмитрий Донской. Пробуждение силы"

Все, конечно, очень быстро все поняли. Но бодро отлетавшие головы злодеев нервировали изрядно даже при полной уверенности в том, что с тобой-то точно так не поступят. Тем более что парочку особенно отмороженных кадров из числа родичей политических противников пришлось обезглавить на «Аннушке», потому как вели себя слишком вызывающе. Остальных же приговорили либо к продаже в рабство, либо к постригу в монахи.

А потом, строго следуя правилу «хлеба и зрелищ», Дмитрий перешел к раздаче бесплатной еды и выпивки. Зрелище-то уже закончилось, пора кормить. Вот тут и пригодилась его запасливость – многие тонны конины ушли просто «на ура». Некоторые простолюдины впервые в жизни в тот день нормально насытились. От пуза. И не кашей, а мясом. Да еще и напились знатно, потому как спиртовой заводик в Москве работал исправно. И «княжий мед» довольно большой крепости[40]40
  «Княжий мед» – крепкий сладкий алкогольный напиток. Концентрация алкоголя проверяется огнем – нижний диапазон возгорания.


[Закрыть] пошел в дело. Много ли нужно худощавому, вечно недоедающему человеку крепкого алкоголя, смешанного с медом, чтобы «пасть оземь»? Вот и Великий князь посчитал, что немного, прихватил незначительное количество бочек с выпивкой. И оказался прав. Город «лег» значительно раньше, чем кончились запасы княжьего меда.

Утром же следующего дня перешли к делам.

Люди Дмитрия не пили, поддерживая порядок в гуляющем городе. Поэтому прямо с утра удалось приступить к процедуре конфискации имущества осужденных политических противников.

Как и в ситуации с обозом и трупами на поле боя – обобрали всех «до нитки». Даже осужденных на рабство или постриг переодели в самую дешевую одежду – рубища. А потом еще и недвижимость «с молотка» спустили, изрядно позабавив состоятельных людей города. Аукционы-то в те годы были неизвестны.

– Никогда бы не подумал, что ты такой мелочный, – покачал головой митрополит, когда все уже закончилось и им с князем пришлось сесть в тереме и начать самым тщательным образом «подбивать бабки».

– Не мелочный, а домовитый.

– Можно и так сказать, – чуть подумав, усмехнулся митрополит.

– Так то разве плохо?

– Бояре не одобрят. Но и ты, как я погляжу, их не привечаешь. Кроме того, дед твой, Иван Данилович, подобно тебе отличался изрядной… хм… домовитостью. И ничего – ценили и уважали.

– Вот! – назидательно поднял палец вверх Дмитрий. – Кстати, о дележе. Тебе все равно, чем получать свою долю, или есть предпочтения?

– Эх… Грехи наши тяжкие… – тяжело вздохнул митрополит, покачал головой и приступил к делу.

Глава 4

1362.06.11, окрестности Суздаля

Завершив свои дела во Владимире и отправив в Москву с чистой совестью часть стругов сопровождения, Великий князь направился к Суздалю. Предстояло закрепить успех. Тем более что потерь в решающем бою с войсками Владимиро-Суздальского союза практически не было. Убило всего двух пикинеров, да еще семь ранило. Все-таки низкий навык контактного боя сказывался даже в столь благоприятной обстановке. Но вчерашние крестьяне не роптали, а наоборот – радовались. Их вера в себя после столь решительной победы взлетела просто до небес, как и в своего князя. Ведь он их вытащил из их прошлого, унылого и беспросветного бытия, отмыл и дал почувствовать себя людьми. Да такими людьми, что не хуже иных бояр. Ибо били оных в открытом бою.

Что конкретно Дмитрий собирался делать в Суздале, он и сам не знал. Но просто так разворачиваться и возвращаться в Москву было нельзя. Потому что общая логика событий не завершилась. Братья Константиновичи по-прежнему претендовали на престол Великого князя и, безусловно, продолжили бы борьбу против него. А значит, что? Нужно выбить у них из-под ног твердую почву, устранив сам шанс на успешное противодействие. Большая часть их дружины, а также поднятых ими городовых полков оказалась уничтожена на Клязьме. Но не вся. Да и недурная экономическая база у них оставалась, давая надежду. Кроме того, эти три брата-акробата могли совершенно спокойно испортить Москве Волжскую торговлю, так как контролировали Нижний Новгород.

На подходе к Суздалю его армию никто не встречал.

С одной стороны, это обнадеживало, говоря о том, что сил у братьев мало. С другой – печалило. Заниматься долгой осадой или штурмом Диме не хотелось решительно. Потому что эта забава могла вылиться либо в очень большие расходы на кампанию, либо изрядные потери личного состава, далеко не такого бездонного, как хотелось бы. А люди ему сейчас были намного важнее денег. Особенно те, которые доверяли ему, демонстрируя и словом и делом свою преданность.

Как несложно догадаться – ворота города были закрыты.

– И что ты собираешься делать? – поинтересовался Энрико.

– Брать город, – пожал плечами Дима.

– Но как?

– Пока не знаю. Хм. Отче, – обратился он к митрополиту. – Какие у тебя отношения с настоятелями местных монастырей? Ну, вон того, например. Он ведь прикрывает подъезд к воротам.

– Что тебе нужно от них?

– Лояльность. Не хочу, чтобы братья-монахи ударили в спину моим людям.

– Я сегодня же навещу настоятеля.

– Добро, – кивнул Дмитрий и, решив, что несколько дней они все одно здесь пробудут, приступил к организации полевого лагеря для своей небольшой армии. В конце концов, подражает он Древнеримскому легиону или нет? Легенду нужно кормить свежей пищей, чтобы поддерживать ее актуальность. Да и шанцевый инструмент имелся. Отчего бы не порезвиться? А то еще кто ночью нападет – очень неприятно будет проиграть кампанию из-за такой опрометчивой неосторожности.

Переговоры с монастырем затянулись.

Сложность заключалась в том, что сдать позиции-то он, конечно, мог. Но Дмитрий уйдет, а монахам здесь жить. И идти на столь демонстративное предательство они не могли. Боялись.

Утром третьего дня весь этот цирк с переговорами завершился самым банальным образом – к городу подошел отряд Тверского князя. Разумеется, не полное исполчение княжества, а только лишь его дружина да небольшое количество охочих из городовых полков. Суммарно чуть больше двухсот пятидесяти строевых вышло. Конных, разумеется. Важным моментом было еще и то, что почти все отъехавшие из Москвы при Дмитрии дружинники да бояре также прибыли с Василием Михайловичем Тверским. У них был зуб на своего старого князя.

При виде подкрепления в городе сразу оживились.

– Сколько войск в Суздале? – поинтересовался Великий князь у митрополита.

– Я не знаю, – пожал он плечами.

– Что, тебе не сказал настоятель?

– Он не знает, сколько войск в городе.

– Скажи, а как бы он поступил, твердо зная, что я возьму город? Упорствовал бы?

– Вряд ли.

– Значит, он уверен, что я города не возьму. Ведь так? Ну же, не отводи глаза.

– Да, он считает, что ты постоишь под стенами города, да и пойдешь восвояси. Людей для приступа у тебя мало. А механизмов метательных и вовсе нет.

– Хм. Думай сам, я в церковные дела вмешиваться не хочу, но, на мой взгляд, не зная, какими войсками располагает город, оценивать шансы очень опрометчиво. Он либо дурак, либо хитрец. Ладно… – прервал диалог Великий князь и задумчиво посмотрел на городские ворота.

Совершенно очевидно, что после поражения на Клязьме братья послали за помощью в Тверь, надеясь на объединение усилий. О том, какие потери понес Великий князь, они не знали и, вероятно, ожидали, что второго удара он не выдержит. Сейчас же сложилась уникальная ситуация, когда Дмитрий мог легко разбить каждого по отдельности и даже, пожалуй, их объединенное войско. Если, конечно, его выстроить с одного фронта. В «сферической ситуации в вакууме». На деле же выходило, что, атаковав, к примеру, Тверское войско, Дима подставлял тыл под удар из Суздаля. И наоборот. Очень неудобно и опасно.

– Может быть, нам стоит отойти? – поинтересовался Энрико, который все прекрасно понял.

– Это сильно ударит по вере моей пехоты в себя. Нет. Нужно решительно бить врага.

– Но как? Ты же понимаешь, что победа может достаться тебе очень дорого. А то и вовсе ускользнуть.

– Понимаю. Это риск. Но мне нужно работать на репутацию. Сдам назад сейчас – люди перестанут верить в мою звезду.

– Не понимаю я тебя… – покачал Энрико головой.

– Не страшно. Может, позже. Ты со мной?

– С тобой? – усмехнулся Энрико. – Конечно. У меня просто нет выбора.

– Хорошо, – кивнул Великий князь и начал распоряжаться.

Не прошло и пяти минут, как московская пехота организованно выступила из лагеря. Быстро построилась и под мерный барабанный бой пошла вперед. Прямо к Тверскому войску. Дмитрий выстроил своих пехотинцев довольно рискованно. Пикинеры встали в одну линию, заняв фронт в полторы сотни метров. Лучники небольшими отрядами, в две шеренги, разместились сразу за плечами пикинеров, занимая совокупно весь фронт с небольшими разрывами.

Прорвать такой строй можно? Конечно.

Однако Великий князь рассчитывал на то, что Василий Михайлович спешить не станет и построит своих людей привычным для тех лет манером. То есть, сформировав из кавалерии две линии, идущие одна за другой. Так поступали повсеместно как в Западной Европе, так и на Руси при наличии должного количества всадников. Плотное, глубокое построение, характерное для кирасир XVIII–XIX веков, просто еще не придумали. А тот эпизод на Клязьме, когда Константиновичи отправили вперед фактически глубоко эшелонированную толпу всадников, был продиктован излишней самоуверенностью и бурной эмоциональной реакцией братьев. Психанули.

За пехотой встали кирасиры двумя отрядами. И отряд венецианцев в центре конной линии. Все-таки тяжелая итальянская кавалерия за счет массивных коней на голову превосходила дружинников. Она была способна уверенно выступать против них в пропорции один к двум, а то и один к трем.

Василий Михайлович Тверской изрядно опешил от того, как слаженно действовал его враг, выстраиваясь и подготавливаясь к бою. Но, собравшись с духом, приступил к своим обязанностям. Все происходящее на поле боя ему не нравилось радикально. Начиная с удивительной слаженности действия московских войск и заканчивая лагерем да добрыми доспехами, что сверкали у большинства пеших и конных.

Но вот наступило небольшое затишье. Обе стороны изготовились к бою и ждали только отмашки. Посему Тверской князь, прихватив с собой несколько ближних бояр, поехал ближе к строю противника. Поговорить. Традиция требовала этого ритуала, да и посмотреть на Московского князя очень хотелось. А то ведь сказок разных уже масса ходило. А ну, как и связываться не стоило?

– Доброго утра, – спокойным голосом сказал Великий князь, когда они сблизились.

– Доброго? Ну, пожалуй.

– Зачем ты пришел сюда?

– Примирить вас. Хан вручил тебе ярлык на Великое княжение. Ни я, ни братья не оспариваем слово хана. Да и ты делом показал свое право на Владимирский престол.

– Братья оскорбили мою жену, сына и войско, после чего трусливо сбежали с поля боя. Я должен взыскать с них долг.

– Ты хочешь их убить?

– Только Дмитрия. Остальных выпороть прилюдно.

– Они же родичи твои. Умерь свою злость. Ты молод и вспыльчив. Сейчас ты можешь сделать то, о чем потом станешь жалеть.

– Полагаешь, мне придется жалеть о данном слове? – удивленно повел бровью Великий князь.

– Может, и так, – кивнул Василий Михайлович. – Они совершили ошибку и поплатились за нее. Сказывали мне, что на Клязьме они более половины войска сложили. Много ли убили у тебя?

– Двоих.

– Двоих? – искренне удивился Василий Михайлович.

– Да. Еще семерых перевязали. Мне сказывали, что один из них не выжил, другой увечным остался, а остальные через неделю-другую в строй встанут.

– Этого не может быть…

– Я предлагаю проверить, – благожелательно произнес Великий князь. – Ты ведь все равно отсюда просто так не уйдешь. Да и должок вернуть за подсыл убийц нужно. Или ты думаешь, что я все простил и забыл? Отнюдь. Я никогда и ничего не забываю. Ни хорошее, ни плохое.

– Убийц подсылал не я, – нахмурился Василий Михайлович.

– Ты был в курсе дела и не помешал. Ты хотел моей смерти. А то, что зачинщиком, скорее всего, был Ольгерд, к делу не относится. Или я ошибаюсь и этот литвин к делу не имеет никакого отношения?

– Имеет, – продолжая хмуриться, произнес Василий Тверской.

– Вот видишь. Он подставил тебя под удар, а сам постарался остаться в стороне. Ему выгодно, чтобы мы передрались.

– И ты, зная это, все равно хочешь продолжить борьбу с Константиновичами?

– Противоречия нужно разрешать. Они признают мою власть только тогда, когда у них иного выбора не будет.

– Но ты же обещал им такое позорное наказание!

– У них всегда есть шанс прийти ко мне и покаяться. Я ведь не зверь какой. Все пойму. Не бесплатно и не просто так, но ничего запредельного от них требовать не стану.

– А я?

– А ты либо уходи, либо принимай бой. Лишней крови мне не нужно. Но если потребуется для дела – я пойду до конца, не сомневаясь и не переживая. Решай сам. Но если ты вскорости не покинешь поле боя, я нападу. Мне невыгодно это стояние.

После чего Дмитрий кивнул и, развернув коня, направился к своему месту в боевых порядках войска.

– Большая часть его войска – пешцы, – отметил кто-то из ближних бояр, когда Дмитрий со свитой удалился.

– Пешцы, которыми он разбил братьев.

– То было случайностью. Мне сказывали, что разозлил тогда этот юнец мужей. В бешенство привел. Вот разум и потеряли. Если же по ним по уму ударить, то и сомнем.

– Ты уверен? – повел бровью Василий Михайлович.

– Полностью. Тут ровное поле. Что в нем пешцы против всадников?

– С такими длинными копьями да необычными доспехами?

– Мы их легко сомнем и опрокинем, – поддержал первого боярина второй. – Их тут совсем жидкая цепочка.

– А тех всадников? – поинтересовался князь.

– Им в тыл ударят из Суздаля. Вон – видишь, на башне тряпицей машут. Готовы.

– Добро, – хмуро кивнул Василий Михайлович весьма неуверенным голосом.

– Ты не уверен? – тихо спросил его ближник, тот, что молчал и в совете не участвовал.

– Будь рядом, – поджав губы, спустя довольно долгую паузу произнес князь.

– Я понял, – кивнул уже немолодой мужчина. Ему тоже вся эта затея не нравилась. Совсем не понравилась. Он понятия не имел, что ждать от новой и весьма необычной армии, да еще разбившей противника, превосходящего числом, со столь смешными потерями. И, по меньшей мере, ее опасался. А посему лезть в столь радикальную авантюру не хотел совершенно.

Прошло минут десять после завершения разговора, прежде чем тверское войско двинулось вперед. Пятидесятивосьмилетний князь Твери в окружении десятка ближних людей и телохранителей в бой не пошел. Возраст. Его же войско, выстроившись в ожидаемые две линии с изрядным интервалом, выступило вперед. Сначала шагом. Потом перешли на рысь, разгоняясь. Все дружинники понимали – их успех в силе конного удара. Не опрокинут пехоту – проиграли. Причем вторая линия психологически готовилась к проходу без особого сопротивления сквозь проломленные пехотные ряды для сшибки с московскими кирасирами.

Все шло строго по сценарию.

Василий Михайлович же, отметив, что все его люди выдвинулись, направил своего коня на ближайший пригорок. А он, разумеется, нашелся исключительно в тылу. Раньше такой маневр мог сильно подорвать боевой дух всадников, сейчас же они оказались всецело увлечены атакой и назад не оглядывались.

Но вот первый ряд достиг отметки пятьдесят метров.

Сержанты засвистели в свои свистки, указав руками углы возвышения и направления для своих отрядов.

Раз.

И в небо поднялась туча стрел.

Еще раз.

И еще раз.

Три залпа успели дать лучники, прежде чем всадники достигли пик. Не все. Далеко не все. Кувырки, споткнувшихся лошадей. Неудачные пируэты резко забравших в сторону животных. И так далее. Некоторые лошади пали или бились в агонии. Другие, потеряв управление, откровенно бесились, прыгая, лягаясь и истошно ржа. Из-за чего второй линии всадников пришлось очень несладко. Большинству пришлось резко сбавить ход, а то и остановиться.

Однако не всех удалось свалить из первой линии. Слишком жидким был обстрел лучников. Поэтому то здесь, то там группы по два-три дружинника влетали с разгона в пикинеров. И, как следствие, принимали «на грудь» крепкие, длинные пики. Вместе с лошадьми, ведь пикинеры упирали свое оружие в землю. Прекрасно отточенные стальные наконечники пробивали насквозь конские туши, налетающие на них с разгона. А местами и всадника доставали. Тем же, кому «посчастливилось» пережить этот удар, предстояло совершить эффектный «полет шмеля», ибо усидеть в седле после такого столкновения оказывалось практически нереально.

Пики смачно лопались, разлетаясь на щепки.

Кони безумно ржали.

Люди орали, причем еще более безумно, чем их «четвероногие друзья».

А лучники продолжали посылать залп за залпом по скоплениям дружинников, замедлившимся или остановившимся из-за непредвиденных препятствий.

– Ура! – закричал командир пикинеров, выхватывая свой клинок. Простой и незамысловатый, но с развитым эфесом.

– Ура! – заорали пикинеры и мерным шагом пошли вперед.

Замешкавшаяся и частью смешавшаяся конница противника требовала «внимания и ласки». Добрая треть пикинеров уже лишилась своего рабочего инструмента – пики, и двинулась вперед, выхватив клинки. Но в текущей обстановке это было уже не важно. Многие дружинники тоже были пешими.

Тем временем ворота Суздаля открылись, и всадники войска Владимиро-Суздальского союза, ведомые тремя братьями-князьями, устремились вперед. Новости о казнях и продаже в рабство семей части из них уже докатились до здешних мест. Разумеется, раздувшись до невероятных размеров и чудовищных подробностей. А потому ярость и мотивация этих людей были весьма велики.

Спешное построение уже битых на Клязьме врагов проходило под звуки горна московских кирасир. Их противники также готовились к встречной лобовой атаке, перестраиваясь.

Из города им навстречу выдвинулось больше двухсот всадников. Меньше, но сопоставимо с тем, что привел Василий Тверской.

– Пожалуй, там нужна наша помощь, – бросил Дмитрий Энрико по-итальянски и направил своего коня к кирасирам. Венецианцы последовали за Великим князем.

Кирасиры, разделившись на два крыла, встали по флангам. А сам Дмитрий, вместе с итальянской тяжелой кавалерией встал по центру. Этот небольшой ударный кулак здесь и сейчас был совершенно несокрушим. Исключая, пожалуй, самого Великого князя, сильно уступавшего лошадью своим итальянцам.

И вот, завершив перестроение, Дима кивнул сигнальщику. Раздался звук трубы. Его подхватили горны, и вся кавалерия двинулась вперед. С обеих сторон. Потому как вышедшие из Суздаля всадники также отреагировали на звук трубы, посчитав ее сигналом к атаке.

Дмитрий пришпорил коня и понесся вперед.

Когда он последний раз так делал? Еще в той жизни. На турнирах да тренировках. Тут же как-то руки не доходили даже потренироваться. Все дела, дела.

И вот он, прижав копье к крюку на латной кирасе, несется вперед. Все быстрее и быстрее. Навстречу своему противнику. Кто он, его оппонент? Какая разница! Хотя доспех дорогой. Явно не простой дружинник.

Секунды медленно текли, сливаясь в какую-то ватную кашу.

Бам!

Копье, нацеленное прямо в грудь противника, выгибается дугой и лопается, весело брызнув щепками. От удара Дмитрия буквально припечатало в высокую спинку седла, поднимавшуюся выше поясницы. Ясельное седло, совершенно привычное для рыцарей Западной Европы, сделало свое дело. Иначе, при таком ударе Диму могло и самого из седла выкинуть.

Что-то чиркнуло по щиту. Но несильно и как-то вяло.

Он пролетел по инерции несколько десятков шагов, останавливая лошадь, и осмотрелся. Как, впрочем, и практически все кирасиры с венецианцами вокруг. Длинные копья, на пару метров превосходящие то, чем был вооружен противник, сделали свое дело. Лишь немного лошадей московской кавалерии оказалось без всадников. Еще десятка полтора как-то странно осели и скособочились, явно поймав удар. Но усидев. Может быть, ранены, а может, оглушены.

Обернувшись, Великий князь увидел странный табун под седлами, в большинстве из которых было пусто. Словно лошади решили прогуляться, накинув на плечи то, что было под рукой. Ну, то есть, под копытом. Кое-где, склонившись на гриву или на круп, находились всадники. Явно убитые или раненые. И лишь пара десятков, от силы, остались целыми. Их узнать было несложно – они продолжали пришпоривать коней, дабы как можно скорее сбежать с поля боя. Опытные дружинники – очень быстро сориентировались.

– Да уж… – покачал головой Энрико, отбрасывая обломок оружия, что остался у него в руке после удара. – Длинные копья – страшная сила.

– Получилось прямо как у Цезаря, – ответил ему Дмитрий. – Как там было? Veni, vidi, vici?[41]41
  Veni, vidi, vici (лат.).  «Пришел, увидел, победил». Латинское выражение, слова, которыми, как сообщает Плутарх в своих «Изречениях царей и полководцев», Юлий Цезарь в 47 году до н. э. уведомил своего друга Аминция в Риме о победе, быстро одержанной им при Зеле над Фарнаком, сыном Митридата.


[Закрыть]

– Хм. Пожалуй…

Выехав немного вперед, Великий князь посмотрел на холм, где решил перед атакой разместиться Василий Михайлович Тверской. Он все еще был там и, очевидно, наблюдал за местом столкновения кавалерии. Почему? Потому что смотреть туда, где пехота завершила разгром тверского войска, было нечего.

Дмитрий извлек свой клинок и отсалютовал им Тверскому князю. Тот же, чуть помедлив, развернул коня и поскакал прочь. А вместе с ним ближники, телохранители и те, кто смог ретироваться с поля боя. На вид – десятков пять суммарно, не больше.

– Петр! – крикнул Великий князь, привлекая к себе командира кирасир. Он был уверен – этот точно выжил.

Так и оказалось.

– Слушаю, княже.

– Возьми в лагере новые копья и следуй за Тверским князем. Задача – захватить обоз. Подножный корм – подходящее пропитание для разбитого войска. Раненых с собой не брать. Сдай в лагерь. Понял?

– Понял. Как не понять? Служилых бить? – деловито осведомился Бирюк.

– Только если откажутся подчиняться да смутьянов. Все. Ступай. Каждая минута дорога.

– А что город? – спросил Энрико, когда кирасиры, ведомые приказами своего командира, рысью двинулись в сторону лагеря.

– Действительно… – хмыкнул Великий князь и направил своего коня к воротам. Следом за ним поехали и венецианцы, которые все остались в седле.

Ворота были открыты. Никто даже не попытался чинить препятствий. Скорее напротив. Простой люд скрылся, попрятавшись где можно. А купцы вышли к Великому князю челом бить. Ну и немногие бояре. В основном престарелые, конечно. Потому что молодежь либо померла на Клязьме, либо сложила голову под стенами города, либо сбежала с остатками Владимиро-Суздальского войска. Хотя, какого войска? Два десятка – от силы. Причем не ясно, сколько из них осталось здоровых, а сколько в течение нескольких дней погибнет от ран.

– Ну здравствуй, Суздаль, – медленно осмотрев встречавшую его делегацию, произнес Дмитрий. Хмурые, встревоженные лица буквально пахли страхом.