Текст книги "Иван Московский. Первые шаги"

Глава 10
1471 год, 21 августа, Москва

Великий князь Иван III свет Васильевич стоял на стене Кремля и с грустью смотрел на вакханалию, развернувшуюся в посадах. Все его войско, собранное с таким трудом под командованием брата Юрия, стояло у Коломны. Ждало войско Большой Орды. А как оно отошло, так и литовцы подошли под руководством Михаила Олельковича. Тысячи полторы. Отражать их было нечем – с Великим князем на Москве осталось лишь три сотни всадников. Вот и заперлись в крепости, отдав посад на разграбление супротивнику.

– То за грехи тебе испытания, – стоял над душой митрополит, не отходивший от Великого князя ни на шаг. И непрерывно заливая в уши нужные слова, дабы подтачивать его волю.

Бояре же в то не вмешивались. Их на Москве мало оставалось. Почти все дееспособные с Юрием под Коломну поехали. А те, кто здесь был, оказался либо стар, либо мал, либо слаб, оттого и жаждали утешения да спасения телесного. Оттого вполне охотно благодушно принимали слова митрополита о том, что все эти испытания выпали и на их долю из-за грехов Великого князя. Не их, а его. Очень удобно. Мало кто с таким не согласится.

– Что это за звуки? – воскликнул кто-то на стене.

– И верно… – вторил ему другой ратник. – Словно кто-то в барабаны бьет да на волынке играет.

– Что-что? – оживился Иван III, подавшись вперед и оттого не заметив, как побледнел митрополит.

Не прошло и минуты, как все на стене уже смотрели в сторону «тверской дороги», откуда звуки и доносились. Чуть погодя на них обратили внимание и литвины. Зазвучал рог их командира, призывая собраться под его знамена. Но подчинялись они неохотно. Тут ведь вон – под боком – целый посад, брошенный жителями, не успевшими его сжечь. Запершихся, кстати, как в самом Кремле, так и в укрепленных мастерских нашего героя. По такому делу туда пускали всех подряд, следуя инструкциям Вани.

И вот из-за перелеска начало выдвигаться войско княжича, развернутое в боевой порядок. Передовой разъезд заметил то, что творилось у Москвы, и наш герой решил не рисковать.

Литвины – не ливонцы. Посему фронт пехоты был развернут как можно более широко. А за ним вытянулись стрелки, держа свои заряженные пищали наготове. Кавалерия встала привычным образом – по сотне на флангах и сотня в тылу. А артиллеристы тащили на лямках свои орудия, заняв позицию между всадниками и пехотой. Музыканты же, как и знамя, размещались между пехотными порядками и тыловой кавалерийской сотней.

К этому времени надсадные потуги командирского рожка собрали в кучу около шести сотен литовской конницы. И Михаил Олелькович повел ее в бой. По его представлению, преимущество было на его стороне. Ведь пехоту за воинов он и не почитал. И не он один так думал. У Ивана III от увиденного губы затряслись, а на глазах слезы выступили. Ведь это что же получалось? Его единственного сына убьют вот тут? Прямо перед ним? Словно в насмешку…

Митрополит говорил ему что-то ободряющее, но сам воспрянул духом. Он не понимал, как так получилось, что этот маленький мерзавец не только выжил, но и войско свое сохранил. Однако сейчас ему все одно придет конец. Шесть литовских сотен легко стопчут этих ряженых дурачков. Разве что конницу княжича жаль. Добрая. Но чем не пожертвуешь ради богоугодного дела? Тем более что она сможет во множестве спастись бегством.

– Как идут! – воскликнул кто-то на стене с восхищением.

– И ведь не боятся!

– Блаженные! Не иначе!

– Стопчут! Стопчут же!

– Нет! – громко и отчетливо произнес кто-то, и вся стена, вздрогнув, уставилась на «этого болтуна и мечтателя». Ведь именно так о говорящем и подумали. Им оказался итальянец на московской службе – Джан Батиста делла Вольпе, известный также как Иван Фрязин.

– Почему? – срывающимся от волнения голосом спросил митрополит.

– Потому что у литовцев нет никакой надежды на успех, – спокойно развернул он свой тезис. – Даже не понимаю, на что они надеются.

– Но как? – ошарашенно спросил Великий князь.

– Вот так, – улыбнувшись, ответил итальянец и кивнул в сторону поля, где разворачивалась баталия.

Войско княжича уже остановилось. Стрелки протиснулись между пикинерами, взяв свои пищали наизготовку. Мгновение. Еще. Еще. И вот, когда между литовской конницей и ратью княжича оставалось шагов семьдесят, боевые порядки москвичей окутались дымами. То ударили две сотни стрелков и четыре орудия разом.

Удар оказался настолько внушительный, что многие на стене стали креститься и шептать молитвы. С одного маха до двухсот всадников сняло, если не больше. А лошади, где их зацепило, закувыркались, создавая давку. В которую с ходу влетали литвины второй линии, превращая все в кучу-малу.

Часть всадников первой линии таки долетела до рати Вани. Но их было совсем чуть. Грохот выстрелов напугал лошадей. Отчего многие из них стали беситься, сбрасывая всадников. И отворачивать от столь пугающей толпы «дымных и громких» людей. Начались столкновения и еще одна зона давки. В пикинеров же врезалось едва за десяток литвин. Да и те без всякого прока, ибо их заботливо приняли на пики. Конные фланги же так и вообще никого не встретили.

Тем временем стрелки перезарядились и дали новый залп. Орудия – так и вообще два. Кавалеристы же, по сигналу, сорвались с места и контратаковали литовскую рать, совершенно деморализованную сложившимся положением. Пехота же, подойдя к завалу людей и лошадей, с самым будничным видом переколола их, прерывая мучение.

На стене повисло гробовое молчание. Люди лишь истово крестились да беззвучно шептали слова молитв. Особенно подурнело митрополиту. Он понял, ПОЧЕМУ Ваня все еще жив…

Спустя какие-то мгновения люди, наблюдавшие за этим событием со стен Кремля и укрепленных дворов, истово заорали что-то радостное и приветственное. А Иван Фрязин с улыбкой повернулся к Великому князю и поклонился с самым многозначительным видом.

– Откуда ты знал, что сын победит? – спросил у него Иван III.

– Мне говорили, что его послали на смерть. А он вернулся. И войско свое привел. Значит, задумка сына вашего сильна. Поразмыслив о том, я припомнил – на моей родине сходно воюют. Только строятся немного иначе и много большими ратями. Оттого сразу и не распознал.

– На смерть? – выхватил ключевое слово Великий князь. – Кто говорил?

– По Москве слухи ходят, – уклончиво ответил делла Вольпе с очень многозначительным выражением лица.

Иван III очень нехорошо прищурился, сжав кулаки до хруста. После чего решительным шагом направился к своим воинам. Требовалось выдвигаться в город и разгонять остатки литвинов. Они, поняв по радостному реву жителей, что крупно влипли, начали стремительно разбегаться во все стороны. Отпускать их «без должной ласки» было невежливо… Что же до сказанного этим итальянцем… нужно остыть и подумать, чтобы не наломать дров, выпуская пар.

Митрополит же, проводив взглядом Великого князя, подошел к Ивану Фрязину и тихо произнес:

– Следуй за мной.

Однако делла Вольпе рассудил иначе. Когда митрополит обернулся, итальянца уже и след простыл…

Уже спустя три часа Москва (и ее предместья) была полностью очищена от литовского войска. А Иван III свет Васильевич торжественно принимал своего сына, вернувшегося из похода, прямо подле стен в посаде при большом скоплении ликующих горожан.

Митрополит то ли не успел сбежать, то ли не получилось, то ли решил понадеяться на удачу. Однако он стоял подле Великого князя, стараясь всем своим видом выражать благость и невероятную духовность.

– Отец! – торжественным голосом произнес Ваня. – Следуя твоей воле, я прибыл с войском к Руссе. Но добычи взять там не смог. Михаил Олелькович, уходя из Новгорода, уже разграбил и пожег тот городок. А отбирать у людей последнее – не по-христиански. Потому, повинуясь слову твоему, я пошел дальше. И встретил на реке Шелони войско новгородское и разбил его сильно. Тем же днем подошли литвины, что стремились соединиться с новгородцами. Я их тоже побил.

– О! – впечатленно воскликнул Великий князь. – И сколько там было войска новгородского и литовского?

– С новгородцев было взято четыреста семнадцать броней, да с литовцев триста семьдесят две. Было же их явно больше, но посчитать я их не успел. В том виноват.

– То пустяшная вина, – отмахнулся Иван III, приятно удивленный услышанным.

– Дав воинам отдохнуть, – продолжил Ваня, – я дальше пошел – к Новгороду. Ибо негоже без доброй добычи возвращаться. И там, под стенами города, сызнова дрался. На помощь новгородцам подошел ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии – Бернхард фон дер Борх. Но это им не помогло. Ливонцы особо драться не рвались, а новгородцы вновь были побиты. Так что в трех полевых битвах мои воины побили свыше тысячи ратников.

– Ох! – Ропот по толпе прошел.

– Увидав столь дерзкое поведение новгородцев, я приступом взял одну из проездных башен внешнего кольца стен. Отбил их натиск. И встал лагерем в черте города. Отбили ночную вылазку. И в полдень следующего дня захватили Детинец, где и подписали сию грамоту, – произнес Ваня, передавая отцу пергамент. – Отныне и во веки веков Новгород – вотчина твоя, отец.

– Ну сынок! Ну… уважил… ну… – только и смог выдавить из себя Великий князь, переполняемый эмоциями.

– Сверх того, горожане выплатили тебе виру за свои беззакония. Двадцать пять тысяч рублей монетой. Новгородских рублей, то есть пятьдесят тысяч московских, – произнес Ваня.

А пока он говорил, бойцы вынесли вперед три небольших сундучка и открыли их. И по толпе прошла волна радостных, благожелательных криков.

– Выступить воевать татар они не могли в силу скудости воинской. Ведь побил я их сильно. Оттого откупились они, положив еще десять тысяч рублей, – добавил княжич, и тут вынесли еще один сундучок с монетами.

– Сынок! – воскликнул Великий князь и бросился было обниматься, но Ваня его мягко отстранил и произнес:

– Это еще не все.

– Как не все? – удивился Иван III. Ведь получить Великий Новгород в вотчину и тридцать пять тысяч рублей новгородского счета в качестве трофеев – это невероятно щедрый подарок.

– Вот письмо, – произнес Ваня, холодно взглянув на Филиппа, – которое писал митрополит твой архиепископу Новгородскому перед моим выходом. Здесь сказано, куда я пойду, какими силами и зачем. Также он призывал убить меня, ибо я будто бы подбивал тебя на крестовый поход супротив Новгорода. И что пока я жив – не бывать им покою. А со смертью моей удастся тебя образумить да отвратить от небрежения словами пастыря твоего духовного.

На площади установилось гробовое молчание. Только мухи жужжали да лошади фыркали и сбруей позвякивали. Народ как-то не ожидал таких слов. Меж тем Ваня продолжал:

– У реки Шелони меня ждали. И только Божьим провидением да выучкой воинов моих удалось разбить супротивника по частям. На день задержись – стоптали бы меня. В вещах же князя Чарторыйского, взятого в плен на том поле, я нашел письмо от Марфы Борецкой. Она призывала его со мной не церемониться и резать, как пса шелудивого, не обольщаясь выкупом. Дескать, она за мою отрезанную голову заплатит больше, чем ты за живую и невредимую.

– Ох! – прокатился по толпе возглас.

– В жилище Марфы после взятия Новгорода также было найдено письмо митрополита. Он ей, как и архиепископу, выдавал мой поход и говорил, будто бы придумал, как сделать, чтобы ты с ратью своей не смог пойти на север. Будто бы договорился с литвинами и татарами о том. Архиепископ увещеваниям митрополита не внял и свой владычный полк на бой не двинул. Также он сказывал о том, будто Марфа и с ливонцами сговорилась о помощи. Пообещала она им Псков не мешать воевать, если они помогут рати твои побить да столицу захватить и разорить до последней крайности. А вот еще одно письмо… – продолжал перечислять Ваня, выкладывая одну «бумажку» за другой. Много улик удалось найти.

Но Великий князь уже не слушал. Он медленно-медленно повернулся к митрополиту, которого уже подпирали, чтобы не упал, да за ручки держали, дабы не сбежал. И спросил:

– За что, отче? Что я тебе сделал? Но я – ладно. Сына – за что?

– И мать! – добавил Ваня.

– Что?! – резко обернулся Иван III.

– А ты думаешь, что это все дядя Андрей смог бы придумать с тем хитроумным отравлением? Он же властолюбивый дурак. Я и раньше думал, что за ним стоит кто-то еще. А теперь стало ясно – Филипп и стоит. Ему ведь то выгодно.

– Выгодно?! – прорычал отец. – Почему?

– Ему бродяжку безродную нужно на престол пристроить, расчищая место для ее потомства. Да власть свою крепить. Он ведь сказывал, наверно, что все эти испытания за грехи тебе дадены. Сломать тебя желал. Чтобы ты под пятой его ползал и во всем слушал.

От этих слов Великий князь резко обернулся к митрополиту с перекошенным яростью лицом. Но вдруг замер и, вновь оборотившись к сыну, спросил несколько удивленно:

– Бродяжка? Ты это о ком?

– О Софье Палеолог.

– Так какая же она бродяжка?! Это же дочь самого царя эллинского!

– Отец, эллины царями называют только правителей варварских держав. Тех, кого считают грязными дикарями, едва тронутыми их благодатью. Своих властителей они зовут Басилевсами, – громко произнес Ваня. Он уже объяснял это отцу, но тот, видимо, не понял или забыл. Теперь же эти слова услышали и горожане, что всегда напомнят, ежели отец запамятует. – И Софья – не дочь Басилевса, а племянница. Ибо Фома – беглый деспот Мореи, а не Басилевс Восточной Римской империи. Последний Басилевс Константин XII пал в бою. Фома же унаследовал лишь грезы о престоле своего брата. За ним нет ни войск, ни людей, ни земель, ни денег. Да и чего говорить? Он ведь ныне живет со всей своей семьей жалкой приживалкой на дворе Папы Римского, кормясь с его подаяния да отчаянно пытаясь продать свои мнимые титулы всем встречным государям. Хоть кому-нибудь, лишь бы деньгами разжиться.

– Но он Палеолог!

– А мы Рюриковичи! И не Палеологам с нами равняться! В нас течет кровь многих древнейших королевских родов! Богемских Пшемысловичей, нурманских Хорфагенов, свейских Мунсё и многих иных. А Рюрик-князь, что Русь своим мечом сотворил, был последним наследником древнейшего данского дома Скьёльдунгов, что восходит к началу времен. И мы – его прямые потомки. Кроме того, Рюрик, утверждая Русь, правил в то же время Фризией, известной ныне как Нидерланды, да боролся за свою законную отеческую власть в Ютландии – сердце нынешней Дании. Кровь Рюриковичей столь славна, что Басилевсы былых времен, даже в расцвет своей державы, не брезговали с нашими предками родниться. Оттого и отдавали девиц своих что Мономахи, что Комнины. А король франков за счастье великое принял согласие на брак с дочерью Ярослава свет Владимировича, прозванного Мудрым. Так почто, я спрашиваю, тебе сватают этот род проклятого старьевщика? За ней ведь нет ни приданого, ни славы, ни силы, ни чести.

– Старьевщика? – удивился Иван III.

– Жил некогда старьевщик, прозванный за ремесло свое Палеолог[85]85
  Палеологи действительно вели свое происхождение от старьевщика из Малой Азии.


[Закрыть]. То есть болтающий о всяком старом хламе. Покупал он его задешево, продавал сильно дороже. Потом, как скопил денег, стал и должности в державе ромеев покупать. И, садясь на них, люд честной грабить. Получал в свои руки еще большие деньги. Покупал более сытные места. Тем и рос. Как паразит или зараза какая. Сын его продолжил дело родителя. Так и повелось, тихо-тихо, бочком-бочком семейка та поднималась, орудуя лишь подкупом, потравой да обманом. Или тебе что, никто о том не сказывал, когда сватал эту девицу?

– А почему они прокляты? – спросил Великий князь, выглядевший совершенно растерянным и ошарашенным.

– А ты думаешь, через чьи происки христиане утратили с таким трудом завоеванный Гроб Господень? Палеологи приложили все усилия к тому, чтобы стравливать и ссорить защитников Святой земли. Оттого магометане и побили христиан в тех краях. Поодиночке. Но змеиная сущность Палеологов и после этого злодейства не нашла успокоения. Оттого и державу ромеев, захваченную лукавством, не удалось им удержать. Год за годом их яд отравлял все вокруг. Год за годом люди и города отпадали от них, словно плоть от гниющего тела. И так шло до тех пор, пока, наконец, не пал и сам Константинополь. А Константин XII, последний законный Басилевс, пал, покинутый всеми своими друзьями. Даже греки Афона отвернулись от него, присягнув на верную службу магометанскому султану. Али тебе то тоже не сказывали? Неужто эти злодеи дурное что задумали? Неужто Русь через то змеиное семя желали извести и кровь нашу вытравить?

Ваня замолчал. А спустя каких-то несколько мгновений толпа горожан оглушительно заревела, колыхаясь словно волна морская. Великий князь же медленно повернулся к митрополиту и посмотрел на него без всякой злобы. Даже с каким-то интересом. А потом на лице Ивана III расплылась улыбка. Вроде бы и безобидная, но Филипп понял, что смерть – не такая и плохая штука. Во всяком случае, очень скоро он о ней вожделеть станет. Истово…

– Отец! – крикнул Ваня. – Я в палаты митрополита. Вишь – люди его туда побежали. Нужно упредить, чтобы письма не пожгли!

Великий князь же даже ухом не повел ни на слова сына, ни на то, что княжич, взяв часть своей рати, в темпе куда-то удалился. Он уже предвкушал свою месть, поглощенный всецело мыслями о ней. А за его спиной ревела толпа, требуя справедливой расправы. Ведь Ваня в своем обвинении не забыл упомянуть, пусть и вскользь, что литвинов на Москву привел митрополит. Это тех самых, что грабили посад. Чем лишил Филиппа всякого сострадания в глазах обывателей…

Торжественное событие встречи отца с сыном произошло у стен Кремля. Дабы и войско смогло нормально подойти, и люд городской видел все. Поэтому люди митрополита побежали в Кремль, в палаты митрополита. Однако, миновав ворота, они наткнулись на Джан Батиста делла Вольпе… и нескольких его соратников, которые встречали их с обнаженными клинками. Итальянец наблюдал за происходящим со стены и прекрасно видел, как, повинуясь жесту митрополита, куда-то побежали его люди. Явно же не просто так. Так почему бы ему не поймать момент?

Люди Филиппа, конечно, пытались пробиться и кричали, призывая окружающих помочь им с «проклятыми латинянами». Но Фрязин не отступил и даже вынужденно легко ранил клинком парочку, демонстрируя серьезность намерений.

Увидев княжича, делла Вольпе отсалютовал ему клинком и уважительно поклонился. Привлекая таким образом к себе внимание. Хоть и малая услуга, но очень своевременная. Такое обычно не забывают…

Часть 3
Партия в покер

– Я хотел бы послушать, как новобранец из Ночного Дозора стал Королем Севера.

– Как только вы расскажете, как Ланнистер стал Десницей Дейенерис Таргариен.

– Долгая и кровавая история. Честно говоря, я почти всегда был пьян.

– Мои вассалы считают мой визит глупостью.

– Разумеется. Будь я вашим Десницей, я был бы против. Железное правило: Старкам не везет, когда они едут на юг.

– Верно. Но я не Старк.

Тирион Ланнистер, Джон Сноу

Глава 1
1471 год – 2 сентября, Москва

Прошло чуть больше недели, прежде чем Великий князь остыл и смог отвлечься от митрополита. Судьба Филиппа была незавидной. В палатах его оказались найдены бумаги, подтвердившие обвинения Вани. Частично. А остальное? А остальное и не важно. Княжич ведь поступил осторожно – смешал проверяемые тезисы обвинения с непроверяемыми, переплетя их в единую, непротиворечивую композицию. Во всяком случае, для людей тех лет. Посему и самого Филиппа, и его людей взяли в оборот, начав вдумчивое и методичное дознание. С пытками, разумеется. Ну а как иначе? Ведь, как известно, добрая дыба и прутик раскаленного железа многократно облегчают искреннее раскаяние.

Впрочем, все эти крайне увлекательные дела не помешали Великому князю прийти в себя и пригласить сына на долгую, серьезную беседу. Все-таки столь значимый воинский успех пехоты сложно было проигнорировать. И одно дело – слушать истории о том, как кто-то где-то кого-то куда-то. И совсем другое дело – увидеть все самому…

– Нет, отец, – покачал головой Ваня. – Казимир, конечно, скот, но нам войну с ним затевать не с руки. Ну возьмем мы город какой значимый. А удерживать его как? Тем более что хан Ахмат этим, безусловно, воспользуется. Нет. Нужно принять нападения литовских ратей как личное дело отдельных князей, ступивших на дорожку татей. И относиться к ним нужно как к разбойникам.

– А если за них Казимир заплатит выкуп?

– Так и хорошо! Чем меньше у Казимира денег, тем нам лучше. Посему о твоем намерении развесить по осинкам этих татей нужно сообщить, но в жизнь то не претворять. Дескать, дознание учиняешь. Вот пусть Казимир их и выкупает, кого сможет.

– А кого не сможет?

– То посмотреть надо, что за ратники. Если верные своему господину, то после отказа их выкупать клятва их рухнет и можно тебе под свою руку взять. Или брату твоему. Ему ведь воины на Юрьеве-Камском ой как нужны. Остальных же, что никуда не годны, повесить как татей для устрашения участников будущих набегов.

– Негоже ратников вешать, – возразил отец.

– А чего с ними делать? Выкупа не получить, на службу не принять. Какой с них прок? В холопы обратить? Так это дурость. Какие из них холопы?

– Сынок, так не принято. Свои же и не поймут первыми. То ведь ратники, а не селяне. И боем шли, а не разбоем.

– Боем? Мда. Ну хорошо, – пожав плечами, согласился с отцом Ваня. – Тогда отправить их на дальнее поселение, чтобы от тебя во всем зависели. Да сбежать оттуда не могли. Ну… даже не знаю. Хотя бы в устье Северной Двины. Сбежать им оттуда особенно и некуда. Только отправлять их туда нужно не как есть, а женить, коли холостые, или семьи их с Литвы вывезти, ежели уже обзавелись женками. Куда им оттуда по снегам да болотам с женками-то бежать?

– Добре… – кивнул Великий князь. – Так и сделаю. Жаль только, что с Казимиром войны ты не хочешь зачинать. Обиду он нанес нам немалую. А войско его ныне очень ослабло из-за потерь на Шелони и при Москве.

– Отец, отложить не значит забыть. Сейчас воевать с Казимиром нам самим не с руки. После взятия Юрьева-Камского и Новгорода держава увеличилась вдвое, ежели не больше. Это здорово. Это славно. Но у любой монеты две стороны. Кроме земель и людей, это увеличение принесло тебе и новых врагов, доставшихся по наследству. Кроме Литвы да Орды тебе теперь угрожают и ливонцы, и шведы, и татары разные:

сибирские там, ногайские да с Нижней Волги. А войск у тебя ровно столько же, что и раньше. Да, отныне и Новгород сможет тебе выставлять рати. Сотен пятнадцать-двадцать. Но и им нужно время, чтобы оправиться от тяжелого поражения. Оттого ныне нам даже против одного врага сложно будет. А если они союзом выступят? Устоим?

– На все Божья воля, – грустно произнес Иван III.

– На Бога надейся, но и сам не плошай, – возразил сынок.

– То верно, – согласился отец, покачав головой. – Но, слава богу, не ты один мне о том сказываешь, отговаривая от войны. Жажду я очень отомстить этому злодею. Мда… – произнес он, покачав головой. – Думал, что хоть ты меня в том поддержишь. Видно, действительно придется за войско браться и множить его, сообразно могуществу державы.

– У тебя есть какие-то задумки? – спросил Ваня. – Расскажи. Может, я чем помогу.

– Хм… может, и поможешь, – кивнул Иван Васильевич и начал расписывать сыну поместную систему верстания. Что, дескать, с ней заживем! Дай только срок. А главное, войска будет очень много.

– Я вижу, ты не рад услышанному, – заметил Иван III откровенно кислое выражение лица у сына.

– Отец, – самым серьезным тоном произнес сын. – Тебе ведь кто-то посоветовал это, да?

– Посоветовал.

– Греки?

– Кхм… – кашлянул Великий князь. – Почему ты так решил?

– Да больше просто некому, – пожал плечами Ваня. – Или греки, или их люди.

– Давай отложим этот вопрос. Кто посоветовал – не важно. Почто тебе совет по душе не пришелся?

– Я даже не знаю, с чего начать… – медленно произнес княжич. – Все такое вкусное…

– Вкусное? – удивился Иван Васильевич.

– Да, – сказал Ваня, тяжело вздохнул и начал повествовать: – Описанный тобой способ верстания действительно применяется в державе османов. Но он не нов. Ему едва ли не тысяча лет. И родился он не в османских землях, а латинских[86]86
  Имеется в виду ранняя форма феодализма, когда феод (земля) давался за службу и на время службы, а не в наследное владение. К X–XI векам от этой условности уже отошли, перейдя повсеместно к наследованию владений, резко усиливших феодалов и ослабивших центральную власть.


[Закрыть]. Например, так верстали свои рати древние короли франков, отражая вторжения магометан, что едва ли не до Парижа дошли[87]87
  Здесь идет речь о битве при Пуатье, что произошла 10 октября 732 года.


[Закрыть]. И, несмотря на успех, франки не стали держаться за старину и давно от нее отказались. Еще до того, как приняли подобное в землях османов и персов. Да-да, не только османов, но и персов.

– А почему они отказались?

– Потому что такой способ верстания не дает сильных воинов. Как крошечные дружины викингов стали гонять их в хвост и гриву, так и отказались. Ибо могущество это все кажущееся оказалось. Перешли они тогда к личным дружинам благородных людей, или городов, или купцов, или еще кого. Как и на Руси ныне. А османы же, хоть и держатся дремучей старины, но всюду и конница их, верстаемая с таких поместий[88]88
  Имеется в виду институт тимариотов, возникший в державе османов в середине XIV века. Унаследован от византийской пронии, введенной в XI веке. По своей сути являлся раннефеодальным институтом, при котором воину давалась земля за службу и на время службы с правом передачи сыну, если он продолжит службу за отца. В России была внедрена Иваном III.


[Закрыть], слаба и ничтожна, хоть весьма многочисленна. Сила османов в янычарах, а не в коннице поместной.

– Но… – попытался было возразить отец, однако сын его перебил:

– Причина этого ничтожества проста и очевидна. Человеку дают землю, дабы он с нее мог кормиться и через то нести службу. Но сам человек разорваться не может – ему либо службу нести надо, либо кормиться, то есть заниматься хозяйством. В больших наделах нанимают управляющих, чтобы не отвлекаться от службы. Но такое могут себе позволить только богатые. Тимариоты же – нет. Посему возникает неразрешимое противоречие. Помещикам становится не нужна служба, ибо от нее они несут один убыток и разорение. Да и война не интересна, ибо не с нее живут. Из-за чего всячески уклоняются от службы и не желают отрываться от своей земли.

– Это легко уладить.

– Нет отец, – максимально жестко сказал сын. – Это вообще нельзя уладить. Никак и никогда. Поначалу-то, может, оно и выйдет что.

А потом? При каждом удобном случае помещики будут плодить смуту и интриги, выторговывая свою поддержку за все большие и большие привилегии. Вон у франков это привело к тому, что король впал в полное ничтожество. Ни денег, ни земли, ни власти, ни войска. А вельможи его вертели им как хотели. Всюду, где такую систему верстания вводили, подобная беда приключалась. В той или иной форме. Если же у нас такое вводить, то получится совсем туго.

– Почему? – хмуро спросил отец.

– Ты сколько хочешь им земли выделять?

– Сто четей на конного воина.

– И ты думаешь, что они справятся?

– Да. Советники мои сказывают, что этого вполне хватит для доброго конного воина.

– А я говорю тебе, что они либо по дури своей, либо по злому умыслу в заблуждение тебя вводят. Дружинника ныне можно держать с четырехсот четей. Но не малым наделом стоящих, а вообще. Там не уродилось, взяли здесь. Им о том заботы никакой. В том же варианте, что тебе насоветовали, с поместий будут кормиться не только сами дружинники, но и семьи их да прочие домочадцы и приживалы. А крестьяне бегать будут, ибо все соки с них станут выдавливать, дабы хоть как-то выехать на службу. Оттого и земля станет худо обрабатываться. Да и «железо» им самим покупать придется, куда-то пристраивая товары своих крестьян, оттого и от купцов хитроумных терпя убытки. Да и соседи шалить будут. А значит, что?

– Что? – переспросил расстроенный отец.

– Вдесятеро хуже станут кормиться твои воины по сравнению с дружинниками. Коней у них добрых не останется. Перейдут на никчемных степных лошадок из-за дешевизны их. Броней железных носить не станут, так как для большинства из них это окажется непозволительной роскошью. Никаких. Даже кольчуг. Как свои да отеческие изорвут, так и прекратят. Четверти века не пройдет, а беда случится великая – превратятся рати русские в обычных степных татар. Много войска? Много. А толку с него? Ну татар, допустим, бить они смогут… Все-таки много их выйдет и снаряжение у них будет пусть и бедное, но лучше татарского. Те-то вообще голь перекатная. А что делать с коваными ратями Запада?

Отец промолчал, хмуро взирая на сына. Ваня же продолжил:

– Греки тебе то лукавство присоветовали?

– Греки… – тихо ответил отец. – Давно уже меня к тому склоняют. Еще при жизни матери твоей начали. А как она умерла и Софью мне стали сватать, так и вообще уши все прожужжали. Рассказывали о славном устройстве войска у султана Мехмеда. Дескать, только через этих славных воинов он Царьград и взял.

– Константинополь, – автоматически поправил его сын.

– Что?

– Не Царьград, а Константинополь. А взял он его бомбардами и пехотой. Именно янычары первыми вошли в этот город через проломы в стенах, сделанные тяжелыми бомбардами. То есть не то и не так. Лукавство эллинов не знает предела. Они врут тебе даже в этом. Янычаров детьми отнимают у родителей и воспитывают в специальных лагерях в упражнениях воинских и вере. Так что вырастают они очень преданными, сильными и умелыми воинами.

– А с чего живут?

– С казны султана. Они ведь его рабы. Вот он им все и оплачивает. Щедро оплачивает. Они живут, ни в чем не нуждаясь и находясь выше многих свободных людей. Нам такое не подходит. Оттого и не нужно бездумно повторять за султаном. Задумка ведь в том, что войной должен заниматься воин, а селом – селянин.

– Хм. И как ты предлагаешь поступить? – спросил мрачный Великий князь.

– Ты видел мой подход к подбору и выучке как конницы, так и пехоты. Поэтому я предлагаю тебе плодить и множить такие рати. Не сразу. Постепенно. Оттого и прошу – не затевай войны с Литвой. Пока не надо. Мы им потом отомстим. Сторицей. Сейчас же делами внутренними надобно заняться. Набирать охочих и готовить из них новые рати. Потихоньку. За службу платить им монетой. В мирное время – меньше, во время похода – больше, да в добыче долю. А чтобы монет меньше уходило, часть платы давать кормом, платьем и кровом в специальных воинских жилищах – казармах. Где им жить и премудрости воинской набираться. Верстать лет с пятнадцати. После двадцати лет службы выдавать им землю где-нибудь на пограничье и отпускать туда. Али возмещать землю движимым имуществом, например, деньгами, чтобы бывшие солдаты могли поселяться по городам твоим да обустраиваться. Но повторюсь – быстро это не сделать. Нужны время и деньги. Много денег. Без денег вообще ничего не получится. А для денег нужны торговля и покой. Хотя бы какое-то время.

– Покой?! – усмехнулся отец. – Да какой с тобою покой?!

– И да, отец. Ты не подумай – я не против того, чтобы ты женился. А очень даже за. Но только не вот так, дурнем.

– Ты говори, да не заговаривайся! – нахмурился Иван III.

– А как это назвать? Ты ведь чуть проклятую кровь в дом не ввел. Впрочем, я не о том.

– А о чем?

– Раз Папа Римский заинтересован в браке латинянки с тобой, так почему бы этим не воспользоваться?