Текст книги "Ярослав Умный. Первый князь Руси"

Глава 4

Рынка как такового не было. Вообще. Никак. У каждого, кто чем-то торговал или что-то изготавливал, была своя небольшая усадьба. Там он жил. Там же были и его склады с лавкой.

Поэтому паренек, что сопровождал Ярослава к кузнецу, охотно вызвался его проводить да все показать. Он ведь тоже родич Любавы. И он тоже был сильно недоволен тем, как поступили старейшины. А потому ему понравился поступок нового вождя. Вот и пошел ему навстречу – показывая, кто есть кто в этом городище. Весьма небольшом, к слову. Десятка три усадеб на самых козырных позициях. Остальное землянки и полуземлянки разного толка, стоящие ближе к лесу. В те края и ходить не стоит – беднота и голытьба. А по усадьбам сидели уважаемые люди – все при деле. Кто кузнец, кто плотник, кто рыбак, державший три небольшие лодочки. И так далее.

Никакой крепостной стены не было. Да и усадьбы в городке стояли не компактно – видимо для защиты от пожаров. Такие просто так стеной не обнесешь. Да и землянки за крепостной стеной – странное дело. Даже деревянной. Даже валом земляным.

Впрочем, отсутствие крепостной стены Ярослава не удивляло. Он знал, что общественные укрепления – дети государств, пусть даже самых примитивных и архаичных. То есть требуют концентрации власти и ресурсов для своего появления. Единственным типом укреплений были те самые усадьбы. Частокол с примитивными воротами да несколько строений внутри. Обычно одно жилое и одно-два хозяйственного толка. Стояли усадьбы как отдельно, так и скученно, образуя городища вроде Гнездово или Ладоги, именуемой пока еще Альдейгьей. Иногда встречались уникальные усадьбы вроде Любошанской крепости, с достаточно массивными земляными укреплениями, облицованными природным камнем. Но это исключение из правил, причем очень редкое. Гнездово, кстати, было вторым по площади поселением в регионе и занимало целых двадцать гектаров. Ладога была немногим побольше. А тот же Киев представлял собой крохотное поселение в два с половиной гектара в окружении несколько удаленных еще более мелких селений. И тоже, кстати, не имел крепостной стены…

Как таковые купцы в этом городе не селились. Незачем. Ибо опорный и перевалочный [5]5
  Возле Гнездово можно было уйти по притоку и далее волоком попасть в Западную Двину, а чуть дальше – на месте современного Смоленска – точно так же, но уже в Ильмень.


[Закрыть] пункт на торговом пути. Зато были те, кто требовался для обеспечения их в пути всем необходимым. И многие ремесленники по возможности подрабатывали торговыми посредниками либо позволяли разного рода дельцам держать у себя товары.

Ярослав торговать не торговал. Он ходил да знакомился. Само собой – с умным видом. Тут поболтает, там расспросит. Вроде как из уважения, но на деле ему отчаянно не хватало объективных сведений о хозяйственном и финансовом положении городка.

Ну и кое-что покупать приходилось. Ибо жрать ту жуткую похлебку, что варила Любава, он больше не мог. Да и вообще… разного всякого требовалось немало. Магни, как обитатель здешних мест, был весьма непритязателен. Ярослав же хотел устроиться если и не с комфортом, то хотя бы не настолько жутко, как сейчас.

Потратиться пришлось изрядно. Тут серебряный – там два. А здесь золотой [6]6
  Золото к серебру шло примерно 1 к 12.


[Закрыть] разменял, чтобы ходовых серебряных монет не сильно убавлялось. Кое-какие кольца из доли пришлось отдать. И даже одну витую шейную гривну. Но, вернувшись к вечеру домой, он был в целом удовлетворен. Со всеми важными людьми поболтал. Всех уважил. Каждого постарался понять – что за человек, чем живет, к чему стремится. Ну и сам представился. Не так – в толпе, а в камерной обстановке.

Но главное – он стал рабовладельцем. Да. Вот так просто. Раз – и все. Он перекупил у одного дельца двух молодых парней и девушку, отданных ему в оплату долга перед общиной. Они мариновались на подсобных работах, ожидая торговца, готового их выкупить да продать где.

Никакой мысли о том, чтобы их покупать, у Ярослава и не было. Как-то в голове его работорговля не укладывалась. Да, знал. Да, понимал. Но все это было для него чем-то беспредельно далеким. Он даже эти слова о судьбе этой троицы не воспринял серьезно. Но тут родич Любавы возьми и шепни Ярославу, что он знает этих ребят и что они приходятся «седьмой водой на киселе» наложнице военного вождя.

«Значит, дальние родичи… в рабство… за долги общины», – пронеслось в голове нашего героя. И он резко изменил свое отношение к их судьбе. В конце концов – самому в навозе копаться и кучу другой работы делать ему совсем не хотелось. Себя нужно беречь. А тут и повод замечательный. Рабство – полбеды. Девчонка точно пойдет к кому-нибудь в гарем или наложницы – вполне пригожая. Хотя совсем не факт. Парней же вряд ли ждут сексуальные утехи. Скорее много тяжелого труда, изрядно побоев и мало еды. Года два в рабстве протянут – уже удача.

А тут – хоть и рабство, но вроде как у своих. На «полшишечки», так сказать. И от дома недалеко. Да и выкупить всегда могут братья с сестрами или кто еще из родни близкой. В общем – альтернатива куда как более благостная.

Добрались, значит, до усадьбы. Расположились. Поужинали. Заночевали. А утром гости пришли. Дед Любавы. С ответным визитом, так сказать.

– Выкупил, смотрю, – кивнул Мал на рабов.

– Выкупил. Повезут их или к ромеям, или к персам. А судьба там у рабов горькая. Гребцами на торговые лодки посадят, где под палящим солнцем и кнутами надсмотрщиков за год сгорят или за два. Могут в рудники загнать. Или дальше продать. Например, в Абиссинию. Люд черной кожи языка не разумеют, гнетущая изнуряющая жара. Иной раз такая сильная, что с непокрытой головой под солнцем можно умереть. Для нашего люда – там смерть. Даже если для утех возьмут всех трех – все одно долго не протянут. А бывают места и похуже. Хватает и таких, где людей в жертву приносят, для чего рабов и покупают частенько. Да получше – чтобы здоровее и красивее.

– А тебе какое дело? – прищурившись, спросил Мал. – Убьют и убьют.

– Мне все равно нужны рабочие руки. А они какие-никакие да родственники Любавы. Рабство не мед. Но тут почти дома, среди своих. А значит, и им в том польза, и мне. Когда же обе стороны к вящей пользе сходятся – дело идет много лучше, чем супротив воли доброй.

– И то верно, – кивнул кузнец.

Еще немного поговорили на отрешенные темы. А потом Мал спросил:

– Ты ведь неспроста мириться ко мне пришел. Задумал что?

– Почему сразу задумал? – спросил, улыбнувшись, Ярослав. – Впрочем, разве желание дела вести должно мешать устремлению к восстановлению справедливости?

– Рассказывай, – вернув улыбку, произнес кузнец, усаживаясь поудобнее.

– Посмотри, из чего он сделан, – произнес парень и протянул Малу свой сакс. Меч-то у него было дамасской выделки, травленый, с красивыми узорами. А сакс – просто сталь. Взял его кузнец. Покрутил в руках. Проверил на упругость. Постучал по дереву, слушая звон. И удивленно уставился на Ярослава:

– Неужто уклад? – удивился кузнец. В те годы – удивительно редкий и дорогой материал, особенно высокого качества. И пускать его на боевой нож – странно. Обычно уклад шел на лучшие мечи с самой богатой отделкой.

– Так и есть, уклад. Правильно, это железо звать сталь, но о том мало кто знает. Делают его у магометан в землях Саманидов. И больше нигде. Хотя поговаривают, что в землях Индии тоже, но то неясно – просто болтают или так и есть.

– Дивно, – покивал Мал, принимая бесполезные для него сведения.

– Делают его просто. Хотя секрет хранят очень трепетно.

– Просто? – оживился кузнец. – А ты, значит, знаешь?

– При мне делали и не раз. Я все запомнил. Но смогу ли повторить с первого раза – не знаю. Потому я хочу твоей поддержки… и крицы с углем. Ты ведь не сам их жжешь?

– Не сам, – согласился Мал. – А много ли тебе надо?

– Три большие корзины крицы с добрых мест да по десять корзин угля на каждую.

– Березового угля?

– Того, что в горн идет. Можно и дубового, но не думаю, что его много можно быстро добыть.

– Много просишь, – задумчиво произнес кузнец. – А молот какой надо? Наковальню али еще что?

– Я не ковать собрался. Секрет не скажу. Но если поможешь – тебе продам этот уклад. Али откажешься?

– Мню я, сказки ты сказываешь. Потому дать просто так ни крицы доброй, ни угля тебе не могу.

– Дирхам? – произнес Ярослав, доставая из кошелька серебряную монету.

– Два.

– Это ведь сильно дороже. За то, что я прошу, и один дирхам – много.

– Может, и дороже, да кто еще тебе в том поможет? К Кенту пойдешь – он за один возьмется. Но сделает лишь по будущей весне.

– А ты?

– Дней через десять у тебя будет первая треть. Еще через десять – остальное.

– Родичи помогают? Заготавливают крицу с углем и тебе подвозят по надобности?

– Так, – кивнул Мал.

– Хорошо. Два дирхама за три большие корзины доброй крицы и тридцать – хорошего угля. Одну – вперед, одну – после поставки.

– Годится, – кивнул кузнец, вставая и протягивая руку, чтобы скрепить рукопожатием сделку.

И, судя по довольному лицу – обманул он Ярослава крепко. Ну и пусть. В эти времена очень высоко ценился материал – а вот труд – нет. Поэтому даже один брусок стали килограмма в полтора из всего этого вороха окупит не только все затраты, но вчерашнюю прогулку «по магазинам» в изрядной степени перекроет. За добрый уклад, из которого можно славный меч сделать, удачные вожди викингов могут по весу серебра дать. Не факт, правда, но могут. А вот полвеса – вполне наверняка.

Также удалось сговориться с Малом о ремонте обоих кольчуг. Дело непростое. Проволоки требовало, которые в здешние времена не так-то и просто тянуть. Однако кузнец взялся. Потребовав в уплату один из мечей. Поторговались. Сошлись на боевом топоре. Тоже дорого за добрый сшив нескольких железных колечек. Но эта наглая, ухмыляющаяся морда чувствовала себя уверенно. Да и как иначе? Считай, монополист, хотя такого слова он и не знал…

Глава 5

– Опять ты гадишь где попало?! – воскликнул Ярослав, заметив, что Любава опять игнорирует спешно возведенный туалет класса сортир [7]7
  Имеется классический туалет класса выгребная яма с будкой над ней.


[Закрыть]. Не так, чтобы она именно что гадила где попало, но утрирование в таком деле было нелишним.

– Отстань! – раздраженно воскликнула она.

– Кошка бездомная и та следит за тем, где оправляется! А ты?

– А что я?

– Опять гадишь, где приспичит! Иди в сортир!

– Ох… – застонала Любава, раздраженная этой опекой и трудновыговариваемым словом [8]8
  В архаичном древнеславянском языке неукоснительно соблюдались правила открытого слога и восходящей звучности, что нарушалось словом «сортир» всецело. Поэтому коверкали его как ни попадя.


[Закрыть].

Так уже сложилось, что туалета класса сортир в здешних местах не было, как и ничего аналогичного. Малая скученность не требовала таких вещей. Да и общий низкий уровень развития общественных институтов догосударственного уровня накладывал свой отпечаток. Люди «не парились», наслаждаясь «единением с природой». А когда так поступать было нельзя – гадили во всякого рода кадушки, которые потом выплескивали где ни попадя.

И это еще неплохо. Ярослав как-то читал статью, описывающую быт первобытных людей на своих стоянках по данным археологии. Так там вообще ад был. Стоянка быстро превращалась в помойку от всякого мусора и испражнений. Копролиты и уролиты находили ровным слоем по всей стоянке. Даже в кострищах имелись. А далекие предки, быстро все загадив [9]9
  Отголоски той старины далекой сопровождают нас и в XXI веке, на пикниках или даже просто на улицах.


[Закрыть], шли дальше, к следующему стойбищу, ожидая, когда это проветрится.

Так что на фоне тех дикарей местные обитатели были еще неплохи. Рабов удалось заставить делать то, что нужно, сразу. Ярослав с ними прилюдно ряд заключил. Дескать, они три года старательно трудятся и во всем его слушаются без саботажа и прочих глупостей, а он их по истечении срока отпускает. То есть делает снова свободными, что позволяет им вернуться в родной род. Так что сказано: «гадить в лоток», значит, туда они и стали ходить. Им не сложно, а Ярославу приятно. А вот Любава брыкалась. Чай, не рабыня и слово свое имеет.

– И готовься. Как вода нагреется – мыться станем. Еще раз сбежишь – в доме спать не дам. Будешь тут – под стеной мыкаться. Вонючка!

– Да чего вонючка-та? – обиженно надулась Любава.

– И грязнуля! Вон – погадишь. Лопушком кое-как вытрешься. А потом ластишься, обосранной жопкой трешься, будто вытереться хочешь. – Любава от таких слов покраснела, словно помидор. Хоть он и говорил вроде как не на людях. Да за забором все было прекрасно слышно и любопытных ушей хватало. А эти препирания у них шли постоянно.

То руки помой перед едой или готовкой. То по нужде в будку сортирную бегай. Сплошная напасть. Отцы и деды жили иначе! А тут, понимаешь, выискался злодей. Все норовит перекроить, не по-людски сделать. Как с таким можно мириться? Перед сном так и вообще – парень заставлял ее умываться, полоскать рот и отмывать все интимные места, а то и целиком мыться, если признавал слишком грязной. Каждый день! И это были проблема. Рабы-то смирились. Но Любава была на грани открытого бунта. Точнее, она пыталась, но парень каждый раз ее умудрялся загнать в краску и заставить чувствовать стыд.

Ярослав, конечно, был в курсе, что там, в XX–XXI веках, существовали легенды о крайне чистоплотных обитателях дохристианского мира. Дескать – мылись, плескались и все такое, не скованные догмами. А потом пришли злодеи и довели людей. Но это было СОВСЕМ не так.

Бани, к примеру, у славян местных были, хоть и назывались иначе. Да. Но не такие, к каким привык обитатель XX–XXI века. Они представляли собой обычную маленькую землянку, которую натапливали по-черному, разогревая крошечным очагом из камней. Туда ходили как придется, больше зимой или в межсезонье, чем летом, но все равно – нечасто. Да и толку с таких походов было чуть в плане мытья. Там скорее дополнительной копотью покрывались да прогревали кости, к чему скорее всего и стремились. Да и камней, на которые можно плеснуть, дабы поддать пара, тоже не было. С очагом они так не поступали. Да и нужды в том не имели. В общем – по мнению Ярослава – выходили они оттуда еще более грязными, чем заходили. И «ароматными». Но прогреться, да – получалось.

В речки и озера, кстати, тоже не сильно рвались поплескаться. Да и вообще – не имели для собственно мытья никакого скарба и приспособлений. Что немало удивило Ярослава. Однако почти сразу он вспомнил – аборигены Амазонки хоть и жили на берегу реки, но в воду лезть тоже не спешили. Всякой фигней обмазывались да бегали по джунглям. Какие-то дикари Африки, пусть даже и живущие возле воды, тем же грешили в основном. Да и прочие первобытные обитатели всех регионов, где они сохранились к началу их исследования, поступали так же. И не важно, откуда они – от Крайнего Севера до тропиков Южной Америки и Австралии. Везде одно и то же. Кроме того, антропологи, как Ярослав слышал, о том же говорили. Даже ранние хомо тем же страдали. Почему? Черт его знает. Но факт был и сейчас парень в этом воочию убедился.

В унисон с этой концепцией звучало еще и то, что древнеримская цивилизация выработала признаки внешних маркеров, позволяющих сразу отличать варвара от цивилизованного человека. А именно бритье лица и чистоплотность: мытье тела и борьба с дурными запахами. В Средние века, даже в ранние, это тоже проявлялось, но крайне факультативно и только там и среди тех, кто претендовал на римское наследие. Например, в Византии или в королевстве франков. Но и в тех краях подобными вещами баловались только богатые и влиятельные люди. Широкие же массы уже совсем слились с окрестными дикарями и полностью перемешались в плане культурных маркеров. Да и потом, много позже, в эпоху Ренессанса и Новое время, мытье в Европе рассматривалось как удовольствие, а не маркер цивилизованности. Но тут уже и церковь постаралась…

Все это было замечательно и увлекательно. И Ярослав немало обрадовался тому, что в его голове все сложилось в единую и непротиворечивую картину. Но жить в окружении вони он не хотел. Поэтому начал свою борьбу.

На следующий день после покупки рабов нанял работников и за несколько часов соорудил сортир. Купил большую кадушку и большой котел. Заставлял рабов ежедневно натаскивать воды с реки и греть ее. А потом мыться. Себя-то он отдраивал от души. С золой из кострища и самодельной мочалкой из лыка. Любаву из-под палки, но тоже отмывал с той же, если не большей, тщательностью. Рабам же оставалось по минимуму. Главное – чтобы не смердело. Ну и животом не мучились. Здесь лекарств нет. От дизентерии можно и ласты склеить. Причем быстро…

И вот за очередным пререканием с Любавой их и застал Мал. Постучался в ворота, и Ярослав их открыл, впуская гостя. Тот глянул на внучку с красным, как помидор, лицом. Усмехнулся. Но встревать не стал. Она была женщиной Ярослава – не убивает, не избивает – значит, его дело. Хотя никто в Гнезде не понимал страсти парня к мытью. Считая это капризами избалованного византийского аристократа.

– С чем пожаловал? – поинтересовался наш герой после формальной ритуальной части приветствия.

– Я обещал, что через десять дней будет третья часть от договоренного? Вот. Принимай, – сказал он. Что-то крикнул за забор, и какие-то мужички стали заносить большие корзины с древесным углем, а в конце еще одну, но уже с крицей. Тяжелая. Вчетвером еле тащили.

– Вижу, что ты – человек слова, – торжественно произнес Ярослав, специально играя на люди. – Я рад, что с тобой сговорился о заказе.

Мал кивнул и, в весьма благодушном ключе немного поболтав ни о чем, удалился. Сразу-то уходить было не принято. Невежливо считалось. Как и к делам переходить с порога. Вот ритуальный треп и разводили. Вроде как приметы плохие. Парня это несколько бесило, но одно дело – пытаться приучить к чистоте свое окружение и совсем другое – поменять ментальность всей округе.

Как Мал ушел, Ярослав начал изучать проданный ему товар. Крица была откровенно поганой, на его взгляд. Видно, делали ее в совсем уж архаичных маленьких сыродутных печках. Тут недели две кузнец с парой подмастерьев, отчаянно долбя молотками, толком и не рафинируют, получив лишь самое поганое железо, из которого мало-мало что-то выделывать можно. А такое, чтобы на оружие или доспехи – так это и месяца может быть мало. Слишком много шлаков, слишком низкая производительность труда.

Но другой крицы, судя по всему, в здешних краях не делали. И придется работать с тем, что есть, ибо другого не достать. Во всяком случае, в ближайшие годы.

А значит, что? Правильно. Нужно подождать, пока Девятко и Неждан [10]10
  В старину эти имена писались и озвучивались иначе, но не будем ломать язык.


[Закрыть] закончат выделывать необходимый объем эрзац-кирпичей. И приступить к опытам. Они их в деревянной оправке из глиняной смеси лепили да сушили пока под наспех сооруженным навесом. Нормальной печи для обжига не было и не предвиделось в ближайшее время. Так что кирпичи должны были выйти очень убогие. Но всяко лучше, чем их полное отсутствие? Тем более что в оригинальных персидских да индийских печах применялись и куда более поганые материалы. То есть сойдет и такая погань. А дальше? А дальше как получится. Ситуация может повернуться по-разному. От крайне благоприятной и всеобщего одобрения до быстрой и мучительной смерти под пытками, дабы он все свои секреты рассказал «уважаемым людям». Планы строить в столь нестабильной обстановке можно было лишь на очень непродолжительный период. Да и то – не столько планы, сколько сценарии возможных действий…

Глава 6

Прошла еще неделя.

Ярослава потихоньку накрывало осознание того, КУДА он попал. Слишком быстрый переход и стрессовая ситуация не позволили сразу все нормально осознать. А тут накатило. И он закусил удила.

Да чего удила? В момент панического удара он мог задницей перекусить ломик. Хорошо хоть, такие эмоциональные состояния у него проходят не по буйному сценарию. Так и лежал, ночью, рядом с мерно сопящей Любавой, и чуть подрагивал от накрывшего все его тело напряжения.

Ему хотелось кричать, выть, материться в припадке отчаяния. Но обошлось. Просто утром он оказался невыспавшийся и очень мрачный. Словно с того света вернулся. И деятельный. До ужаса деятельный. Он-то был плодом быстрого XXI века, который был сопоставим с IX как реактивный самолет рядом с верховым пони. Мерные, спокойные, размеренные дни местной пасторали взорвались от метаний этого «ужаленного паровозика».

«Зима близко!» – пульсировало в его голове. – «Кругом враги!» – орали бегущие следом панические вопли.

И он пахал! И остальным продыху не давал. Кормил сытно. За чистотой следил. И не давал продыху. Ибо каждое «завтра» может быть последним. Он ведь даже год пока выяснить не смог. Что-то в районе 858 года. Плюс-минус года два-три. Не суть. Главное – времени до проблем с Рюриком и Олегом оставалось очень немного…

Никогда прежде Ярослав не занимался металлургией, даже такой примитивной. Много видел и смотрел, как делают другие. Читал. Обсуждал. Но сам – никогда не пробовал. Да и инструментов у него не имелось подходящих. Все-таки XXI век, даже несмотря на все подражания и приближения, был слишком продвинут.

Однако ему удалось получить первый результат. И не сказать чтобы плохой. Восемь подходов. В труху ушел весь уголь и чуть-чуть крицы. Но у него получилось. Получилось!

– Что это? – нервно сглотнув, спросил Мал, когда доставил оставшуюся порцию заказанного ему угля и крицы.

– Сталь. Или уклад. Посмотри, – сказал Ярослав и протянул деду Любавы брусочек металла. На килограмм двести – килограмм триста весом.

Ничего сложного он не делал – обычную и предельно архаичную персидскую тигельную печь.

Из кирпича, пусть даже и поганого, складывается небольшая куполовидная печь. Ее особенность – отверстие для наддува воздуха сбоку – снизу. Ну и «выхлопное» отверстие не сверху, а тоже сбоку, хоть и повыше. Впрочем, все равно оно перекрывалось «коленом» перегородки, затрудняя естественное течение газов. Такая печь могла работать только при ручном наддуве воздуха мехами. Пусть даже самыми обычными. Но за счет конструкции температура внутри очень неслабо разогревалась. Достаточно для того, чтобы достаточно уверенно и легко плавить сталь.

Такие печи известны с I века нашей эры. Появились на севере Индии, потом распространились в Хорезме и отчасти Персии. Однако Европа до самого Ренессанса их не знала, как и многие окрестные земли. А Ярослав знал. И у него даже получилось, хоть и не с первой попытки.

Мал дрожащими руками взял брусок в руки и погладил его. А потом посмотрел на нашего героя если не как на Бога, то на пророка точно. Ибо в рационально-мистических головах обитателей тех лет имело место чудо. Самое, что ни на есть. Что-то в духе обращения воды в воду.

– Тебе первому предлагаю. За сколько возьмешь?

– У меня столько нет, – покачал головой кузнец. – Если без обмана. А обман скоро выяснится. Как купцы пойдут, так и понятно станет.

Ярослав чуть завис. Он как-то забыл тот факт, что в эти времена труд стоил «копейки», а вот материал – солидно.

– Знаешь, как с укладом работать? Ковал его раньше?

– Нет, – нервно покачал головой Мал, продолжая поглаживать брусок металла.

– Сильно греть нельзя, сильно бить нельзя. А то трещинами пойдет. С ним нужно нежно работать и осторожно. Уразумел?

– Уразумел, – энергично замотал головой кузнец, прижав кусок металла к груди, словно любимое дите.

– Поступим так, – меж тем продолжил Ярослав. – Ты ставишь мне еще пять корзин доброй крицы и по десять – угля. А также сделаешь кое-какие штучки. Как тебе цена?

– Что мне делать нужно будет?

– Три лопаты деревянные оковать, два топора плотницких сделать, один ухват и одну задвижку. Как последние выглядят – я пока не скажу. Там все просто и хорошего железа не требуется.

– Топоры у меня уже имеются. Али ты хочешь, чтобы я особые сделал?

– Если есть, так и лучше.

– Добро, – расплылся в улыбке Мал. Цена была очень выгодная. ОЧЕНЬ. Родичи из племени и так по уговору ему уголь с крицей поставляют столько, сколько надобно за то, что он их товарами приторговывает. Они ему товары подвозят как придется, а он их купцам заезжим предлагает. То есть ему ничего не стоили эти затраты. Скажет – привезут. Все остальное – да, стоило денег. Но ничто по сравнению со сталью. Та была страшным дефицитом и стоила очень солидно. На полвеса золотом или больше. И то, что Ярослав ему этот брусок давал так задешево, было само по себе подарком. Очень дорогим подарком, который компенсировал все его потери от становления парня военным вождем.

– А лопаты нужно оковать, – продолжил меж тем наш герой.

– Да зачем? Они и так добре копают, а коли портятся, так у нас много рукастых новые сделать.

– По-хорошему их вообще целиком из металла надо делать. Из стали. Но пока ее мало. Да и долго это.

– Лопаты?! Из уклада?! Где же то видано-то?! – ошалело переспросил Мал.

Еще немного поболтали, и он удалился. А днем позже снова встретились, но уже в кузнице.

– Покажешь свое хозяйство?

– А зачем тебе? – насторожился Мал.

– Может, что подскажу. В персидских да индийских кузнях много полезного видел.

– Тебе с того какая польза? То у меня пойдут дела лучше, не у тебя.

– Я делаю сталь. Ты из нее полезное что куешь. Потом продаем. Чем больше ты куешь, тем больше мне выгоды и пользы.

– А выручку как делить станем?

– Треть тебе, мне две.

– Пополам!

– Я же не торговаться пришел. Я знаю, сколько что стоит. Треть – это только потому, что ты дед Любавы. Кенту предложу четверть, если ты откажешься. И уверен – он с руками оторвет. Ибо и четверть – много. Так что – помалкивай о том, какую выгоду берешь.

– Чего помалкивать-то? – насупился он. Не понравилось, что игру сломали и не только от торгов отказались, но и вообще… не так он представлял себе этот разговор.

– Я смогу делать стали достаточно и тебе, и ему. Если хочешь треть – то говори всем про четверть. Иначе я и тебе только четверть предложу. Ты – хоть как-то мне свой. А он – нет. Тебе и выгоды должно быть больше. Но и его смущать незачем, а то бузу разводить станет. А оно нам не нужно. Понял?

– Понял, – произнес Мал, чуть подумав. – Но только и ты ему не продавай, ежели мне в ней нужда будет.

– По рукам, – улыбнулся Ярослав, протянув «лапу».

– По рукам, – ответил с улыбкой кузнец и пожал протянутую руку. Крепко. Хотел слишком сильно сжать, но парень сообразил и правильно взялся за «клешню» кузнеца. Так что «сюрприз» не вышел. Точнее, все получилось, только наоборот. Не ожидал Мал такого подвоха.

– А сверх того, что ты и Кент сможете перековать, – я купцам продавать стану.

– Добро, – кивнул Мал.

На том и сговорились. Потом пошли в кузницу, где Ярослав долго давал ненужные советы. Ведь Мал что хотел? Чтобы один-два секрета поведал, а в остальном нахваливал. Дескать, какая хорошая кузница. Но вышло иначе. Наш герой не смог сдержать брезгливости на лице. Пусть и справился позже, но от глаз кузнеца это не укрылось. И дальше понеслось-поехало. Но Мал уже не слушал. И, как следствие, ничего из сказанного не сделал, посчитав, что парень не сведущ в кузнечных делах и просто красуется. Так-то оно так и было. Не сведущ. Да вот советы он дельные давал. Но не там, не тому и не в тех условиях.

За следующие два дня Ярослав смог загрузить кузнечной работой и Мала, и Кента. Тигельную сталь ковать всяко сложнее, чем обычное железо, что выходит при рафинации. И бить сильно нельзя, и перегревать опасно. Иными словами, с брусочком в килограмм-полтора каждый из них должен был провозиться порядка месяца в непрерывной ковке. Посему, вручив четыре брусочка Кенту и пять Малу и загрузив их работой на ближайшие полгода, Ярослав перешел к заготовке на продажу.

С Кентом тоже ничего не вышло. После провала у Мала Ярослав хотел попытать счастья со скандинавом. Но тот тоже очень болезненно отреагировал на любые изменения в своей кузнице. Хотя и выслушал из-за предложенного ему клада.

Это было плохо. Очень плохо.

Люди не хотели идти вперед. Как там было в известном фильме? Ярослав хотел предложить им новое счастье, а они старым дорожили. Сталь – да, взяли. Кто же от нее откажется? Но в остальном… это был тупик. Непробиваемая стена не то что непонимания, нет, нежелания понимать. Более того – ни Мал, ни Кент даже не спросили про секрет стали.

– А зачем им? – удивилась Любава.

– Как зачем? Самим делать.

– Так это ты слово заветное знаешь. С Богами разговариваешь. Да и не каждого они так далеко от дома забрасывают. Нет. Ты можешь делать уклад. Они – нет. Даже если ты расскажешь – ничего не выйдет.

На это объяснение Ярослав лишь головой покачал. Но хоть этот вопрос встал на место. Можно ли переломить это предубеждение, он не знал. Но в любом случае не за год и не за два. А значит, что? Правильно. Мысли о том, чтобы быстро и оборотисто развернуться, уперлись в бутылочное горлышко местных реалий. Хотя, с другой стороны, и секреты технологии выведывать не станут. Сейчас по крайней мере. Ведь считают даром богов. Очень удобно. Потом-то это создаст чрезвычайные затруднения. Но это будет потом. Сейчас же ему тупо нужно выжить, не скатившись в совершенное ничтожество…