Текст книги "Сын Петра. Том 5. Ветер перемен"

Глава 7

1708 год, июль, 8. Пригород Парижа – земли башкир – Москва

Людовик XIV медленно шел мимо ровных шеренг своих мушкетеров, выстроенных на плацу. И оглядывал их. Новых мушкетеров. Прошедших обновленный курс подготовки под руководством специальной комиссии, составленной из лучших полководцев Франции и военных мыслителей.

Пахло по́том и пылью.

Навязчиво. Едко.

Отчего король немного морщился, но не сильно.

Только что эти ребята провели демонстрацию своей выучки строевого боя. Старательно, на самой жаре. По методикам, полученным из России. Включая штыковые приемы для не индивидуального, а коллективного сражения. Сходясь рота на роту в специальном снаряжении.

Красиво.

Эффектно.

И как наблюдателям казалось, очень действенно. Во всяком случае, такой натиск в боевой обстановке да еще на не готовую к такому пехоту противника должен закончиться бойней. Что на практике и случалось, как в недавних битвах со шведами, славными этим самым натиском, так и с русскими.

Но не штыковым боем одним. Эти мушкетеры и залпы давали часто. Ведь они все ж таки мушкетеры, а не, скажем, пикинеры. И перестраивались. В общем, демонстрация получилась на диво хороша. Король прямо впечатлился и немало воспрянул духом.

Одна беда – это покамест был всего лишь один образцово-показательный полк. Всего один. Да, его в дальнейшем планировали использовать для подготовки остальных. Как русские недавно поступали. Но масштабирование выучки пока только предстояло.

К слову сказать, Кольбер сумел не только отвести от себя гнев государя, но и в итоге выдать свои промахи за успехи. Правильно все перекрутив и найдя подход к французскому генералитету. Именно он оказался инициатором и создателем той группы, которая и занялась переподготовкой французской пехоты. По-новому. Комплексно. Ориентируясь на очень уж результативных «восточных варваров».

Понятное дело, копировали их не точно.

Даже захоти – не смогли бы.

Внутренние документы к французам пока так и не попали, поэтому приходилось подражать по наблюдаемым аспектам. Начиная с формы. Например, во французской армии стали вводить тот самый невысокий кивер, который впервые появился в русской армии в этой истории. Вместо шляпы. Какая-никакая, а защита головы.

– Вы думаете, это все нам поможет бить австрийцев? – спросил король у Кольбера, что сопровождал его на смотре.

– Должно, сир. Мы постарались повторить все, что делали русские. И даже наши генералы сумели это оценить. Говорят, новая выучка дает пехоте огромные возможности.

– Как-то это все не впечатляет.

– Это покажет бой, – поспешно возразил маршал.

– В битве при Венеции и это бы не помогло. Я читал австрийский отчет Иосифа. Позор… просто позор, – покачал головой король.

– Ошибки случаются.

– Настолько фатальные? Если бы мы разгромили австрийцев, то война в Речи Посполитой пошла бы совсем иначе.

– Сомневаюсь, сир, – возразил Кольбер.

– Сомневаешься в чем?

– Время играло в пользу русских в той войне. Каждый лишний ее день укреплял их позиции. Если бы мы победили в битве при Венеции, то дали бы полякам и османам пустые надежды. А значит, их разгром оказался бы более масштабным и страшным.

– Думаешь?

– Иногда поражение бывает выгодно. Мы же не отправили бы свои войска воевать с русскими, не так ли? А их собственных сил явно недоставало для полноценного противостояния. Русские оказались слишком сильны. Куда сильнее наших ожиданий. Османы потерпели два тяжелых поражения на севере и одно на юге, уже от персов, вооруженных русскими. У них восстали мамлюки. Кстати, также используя русское оружие. Если бы они немедленно не прекратили боевые действия, то совершенно точно потеряли бы весь Левант и, вероятно, восточную часть Анатолии. Как минимум. Балканские же княжества тоже бы восстали, и, кто знает, что сложилось бы у них в Европе. Все выглядело для них крайне плачевно.

– Все как-то… не так… Ведь ты говорил мне иное.

– Я опирался на экспертное мнение наших военных. А они просто не обладали всей полнотой информации. Из-за чего ошиблись. Кроме того, мы просто недооценили любознательность и упорство этих восточных варваров. В то время как весь свет смеялся на русским царем, трудящимся на голландской верфи плотником, они учились. Упорно, не обращая внимания на насмешки. У всех. И творчески перерабатывали то, что узнавали. Ничего не изобретая нового. Просто комбинируя и применяя к делу.

– Не выдумывая? Звучит сомнительно. Вы разве не слышали о их паровых машинах?

– Паровые машины выдумали еще в Античности. Принц предельно внимателен к старым книгам и скупает их в огромном количестве. Вот и узнал о изобретениях Герона Александрийского, ныне забытых. Осмыслил. И применил, скрестив с кое-какими идеями других людей.

– Герон Александрийский… – покачал головой Людовик. – Отчего же в его трудах не разглядели ничего дельного?

– У варваров есть некоторые преимущества в таких делах, – грустно улыбнулся Кольбер. – Если возвращаться к войне, то они вдумчиво и очень внимательно изучали то, как воевали в Европе. Помните, как во все столицы приехали их люди, что совали свой нос всюду? Это все было не просто так. Вероятно, именно тогда они обратили внимание на то, что шведские рейтары и драгуны сразу бросаются в рукопашную драку, через что достигают устойчивого успеха. Огляделись. И обнаружили в Великом княжестве Литовском старую традицию копейной конницы. Откуда можно брать обученных этому бою людей. А они намного лучше подготовлены для ближнего боя. Не забыли и про доспехи, ведь для ближнего боя они жизненно важны. В итоге огромный успех их улан. Карабинеры же стали осмыслением драгун и рейтар. Спешенных драгун никто не применяет практически, поэтому и смысла в них как таковых нет. Вот они и сделали полноценных конных стрелков, правильно их обучив и вооружив. Которые также себя неплохо проявили. Лучше обычных драгун. Намного лучше.

– Все так просто?

– Да, сир, – кивнул вместо Кольбера маршал Франции. – Мы тщательно изучаем все, что они делали. Ничего нового и оригинального. Они смотрели на практику войны и брали то, что лучше для нее подходило. Не ограничиваясь никакими традициями или модами. Им просто было плевать на то, как и что принято делать. Они выбирали то, как им добиться успеха, игнорируя все остальное. С совершенно варварским цинизмом.

– И с пехотой у них так же?

– Конечно! Они же просто довели до ума шведских каролинеров, разгадав их секрет. И дополнили хорошей стрелковой подготовкой, взятой у нас и австрийцев. Огневой бой пехоты очень важен. Но Карл XII показал, что без решительного натиска с белым оружием все это лишено смысла.

– В битве при Венеции нашу армию разбили именно огненным боем.

– Да. Им пренебрегать нельзя. Но там для его применения были все условия, – серьезно произнес Камиль д’Отён де Лабом.

– Если бы вы командовали моей армией там, то как бы поступили?

– Не спешил бы. Если противник, зная о твоем численном превосходстве, собирается дать бой, то, очевидно, имеет какие-то хитрости и заготовки. А значит, нужно провести разведку. И вполне вероятно, я атаковал бы австрийцев на самом рассвете, еще по темноте, с тем чтобы наши солдаты вошли с ними в рукопашный бой. Через что нивелировал бы огонь артиллерии противника и воспользовался преимуществом численного превосходства. Либо постарался дождаться дождя, чтобы сойтись штык на штык.

– Задним умом мы все крепки.

– Да, сир. Конечно. Но это же очевидно. Ты знаешь о том, что враг мал числом. Он тоже об этом знает. И он стоит. Почему? Притом не имея явных преимуществ. Это либо самоубийственная храбрость, либо какая-то ловушка. Если бы были какие-то удобные позиции – да. Но нет. Там ровное поле, в котором он соорудил наспех небольшой вал.

– А вал не преимущество?

– Не такое, чтобы компенсировать вдвое превосходящую числом армию.

– Ясно, – кивнул Людовик, задумчиво глянув на Камиля.

Тот после завершения войны за испанское наследство оставил действительную службу и занялся наукой. Военной наукой. И ныне оказался одним из тех, кто реформировал французскую армию. Его слова выглядели неприятно. Болезненно. В чем-то их смягчали слова Кольбера о том, что поражение было выгодно Франции. Но сам король так не думал. Слишком много поражений.

– Сир, – произнес министр иностранных дел, приглашая его двигаться дальше. К кавалеристам – двум полкам, которые собирались продемонстрировать свою выучку. Тоже образцово-показательные. Чтобы потом отправиться инструкторами в другие.

– А где артиллерия? – поинтересовался Людовик, осмотревшись. – Пехота есть, кавалерия есть, а пушки куда подевались?

– Мы пока не начали реформирование артиллерии, – произнес Камиль.

– Отчего же?

– У нас очень мало сведений по русской артиллерии. Мы просто не понимаем, в чем причина ее крайне высокой эффективности. Проведя опыты с 6-фунтовыми пушками, мы не смогли добиться даже близко такой же дальности.

– И как скоро у нас появятся все необходимые сведения? – поинтересовался король у Кольбера.

– Мы работаем над этим.

– Сколько времени?

– В этом или, может быть, в следующем году. Русские не берут иностранных офицеров в артиллерию. И выяснить что-то обычным образом довольно сложно. А их люди не болтают.

– Совсем никто?

– У нас плохо с агентурой в Москве.

– А купить не получится?

– Русские не спешат делиться своими военными секретами. Что-то, что на виду, мы смогли узнать. Но они последние годы стали в этом плане удивительно скрытными.

– Может быть, можно у них эти секреты просто на что-то выменять? – спросил маршал.

– На что? – воскликнул несколько раздраженным тоном Кольбер.

– Это к вам вопрос, – серьезно произнес Людовик. – Вы же поддерживаете переписку с принцем. Вот и спросите прямо. Возможно, русских что-то заинтересует.

– Так принц и является источником этой скрытности. Он и прикладывает усилия, чтобы окружающие знали поменьше о русской артиллерии.

– Спросите, – с нажимом произнес король.

– Конечно, спрошу. Только не хочу вас обнадеживать, сир. Он если и согласится, то заломит чрезвычайную цену. Это ведь он превратил свою женитьбу в общеевропейские торги. По самым скромным оценкам, в Россию уже занесли где-то монетой, где-то иным свыше десяти миллионов талеров. И торги не окончены. Причем хитрые торги…

– Я в курсе, – отмахнул король.

* * *

Алексей ехал верхом вдоль реки в сопровождении небольшого эскорта – два десятка местных казаков. Рядом по реке Белой медленно выгребал пароход. Чтобы не обогнать и не уйти вперед.

Царевич завершил осмотр производств в Перми и направился в Уфу, где у него тоже имелись дела. Беспокойный и сложный регион, успех в котором сулил большую тактическую выгоду.

Здесь степь перемежалась редкими и маленькими перелесками или островками кустарника. Местами у воды шли заросли высокой травы. Но не часто и не так, чтобы целыми полями. Так что видимость в целом была на загляденье.

Эти два десятка казаков не выглядели даже близко значимой защитой. Но кто на него мог тут напасть? Большой отряд можно будет приметить издали. А малый вряд ли обладал бы такой силой, чтобы эти два десятка казаков не могли выиграть ему минуту-другую. Чего за глаза бы хватило. Во всяком случае, царевичу так казалось, так как думал он в парадигме того, что знал о местных.

Да и корабль рядом. Вон метрах в пятидесяти от берега идет. К воде сойди – и уже под прикрытием мушкетов окажешься. Тем более что пароход в любой момент мог причалить к берегу и выпустить вооруженную до зубов «зондер-команду». Царевич бы не морочился с казаками и ехал в окружении лейб-кирасир, как он обычно и делал. Но в путешествие он отправился на относительно небольшом корабле, не прихватив их крепких лошадей. А у местных лошадки были степные, мелкие, которые не могли потянуть бойцов в очень внушительных доспехах. Ножки разъезжались. Вот казаками и пришлось ограничиться. Да и чего тут бояться? До Уфы уже рукой подать. Откуда тут злоумышленники?..

Что-то свистнуло.

Еще.

Еще.

Алексей даже толком не понял, что происходит.

Огляделся и ахнул – в казаков его эскорта летели стрелы. И многие из них уже достигли своих целей. Вон люди или с коней падали, или хватались за свои раны, припадая к животным, а то и заваливались неестественным образом.

Кто-то бросился в атаку, пытаясь взять в белое оружие нападающих. Но тщетно. Тех оказалось слишком много.

Алексей и несколько человек вокруг него ринулись к берегу.

В царевича не стреляли.

Было видно – хотят захватить.

Он попытался добраться как можно скорее до берега. Прыгнуть в воду и плыть к пароходу, где хватало вооруженных людей и на котором не так-то просто было его достать.

Но тут, словно чертики из табакерки, из прибрежных зарослей выступили какие-то воины. На вид степные. Только царевич в них не сильно разбирался и распознать принадлежность не мог.

Свистнули стрелы.

И спутники Алексея, помогающие ему прорваться к берегу, полетели на землю. Они явно нападающим не требовались.

Царевич достал клинок.

Расчет был прост. Если он им нужен живым, значит, стрелять в него не станут. Равно как и бить сильно. Скорее, попытаются скрутить. Значит, ему нужно было, действуя отчаянно, рваться вперед. К воде. В которой виделось его спасение.

Он покрепче перехватил свою тяжелую и очень опасную на вид валонку. Насупился. И, ударив коня шпорами, попытался резко ускориться, пробиваясь на своем жеребце сквозь неприятеля.

Но в этот момент откуда-то сзади прилетела чушка и ударила его по спине. То ли полено, то ли еще что. Однако он не удержался на коне, который встал на дыбы. И вылетел из седла.

Несколько секунд – и на него уже навалились, начав вязать.

Было видно – пароход повернул к берегу.

Стали раздаваться грозные крики. И даже отдельные выстрелы.

Еще несколько минут – и на берег высадится до зубов вооруженный десант. Но этого времени у них не было. Наспех связанного Алексея положили на коня. Как тюк. И в темпе стали отходить. Уводя заодно и коней казаков, чтобы люди царевича ими не воспользовались.

* * *

Петр пил.

Недавно прошел симпозиум. В обычной для царя форме. Вот он и перебрал по своей дурной привычке. Наутро решил подлечиться. Увлекся. И вот уже который день пытался прийти в себя, уделяя излишнее внимание врачеванию по схеме «клин клином». Получалось не очень…

– Государь! – воскликнул вошедший Ромодановский.

– Что? Добыли доброго рассолу?

– Беда, государь!

– Что? Не нашли?

– Чума!

– ЧТО?! – аж с лица спал царь.

– Только что пришли сведения, что в Крыму началась чума.

– Только в Крыму? – резко протрезвев, спросил Петр Алексеевич.

– Пока мы ведаем только о нем. В Кафе, говорят, началось. Корабль привез, как обычно и бывает.

– И его не выдержали в карантине?

– Так Кафа не наш город. Он ныне хану подчиняется, а тот не захотел мешать торговле.

– Проклятье!

– Я уже распорядился отправить гонцов, чтобы карантинные кордоны поставить.

– Чума не должна дойти до Москвы! – воскликнул Петр. – Ставь кордоны в три слоя. Мы не знаем, как далеко чума из Крыма забралась. Первый южнее Тулы ставь. Сам гонец где?

– Мы его поселили отдельно. Лекарь уже осмотрел. Он чист.

– Точно?

– За время, что он добирался из Крыма, точно бы проявилась пакость эта.

– Сам он откуда?

– Из Азова. Служивый. Они как узнали – сразу несколько человек послали.

– А отчего доехал только один?

– Не могу знать, – пожал плечами Ромодановский. – Быть может, еще доедут. Но места там дикие – могло что-то случиться.

– Ладно… Действуй! Южнее Тулы первый кордон ставь!

– В Киеве, насколько мне ведомо, ныне строители находятся. Те, что собраны православными иерархами на юге. Для церквей. Дальше дойти просто не успели.

– Пусть там и сидят.

– А если помрут?

– А если заразу принесут? И вообще – на въезде в Москву тоже кордоны поставь. Пусть проверяют всех, кто въезжает. С южных земель.

– Стройка ведь встанет. Да и как провиант в город завозить? Довольно и южнее Тулы.

Царь тяжело вздохнул и нехотя согласился.

Чума – страшное дело.

Она могла выкосить половину державы, если прорвется к густонаселенным землям. Или даже больше…

Ромодановский ушел, а сам царь начал рыться в бумагах, которые присылал ему сын. Пытаясь припомнить все, что тот рассказывал о медицине, эпидемиях и санитарии. Обычно он от всего этого отмахивался. Особой нужды ведь не имелось. Оно ведь как – пока жареный петух в известное место не клюнет, до подобных дел и интереса нету.

И вот клюнул.

Больно клюнул.

На Петре лица не было от испуга. А в голове от алкоголя все проветрилось. Считай, что и не пил.

Часа не прошло, как он начал выдавал приказы и указания. Касающиеся в первую очередь расширения медицинского училища. С перспективой через год открыть еще несколько. Чтобы в итоге обеспечить страну, так сказать, «медицинской армией», как и предлагал сын. Для того чтобы среди прочего осуществлять грамотно санитарные мероприятия и бороться с эпидемиями.

Ну и начал на коленке пытаться создать медицинский институт из имевшихся в Москве медиков. И строчить письма, дабы привлечь в это заведение мировых светил из Европы. Сына рядом не было с его вечным скепсисом, раз за разом сбивавшим ореол избранности с европейских врачевателей, поэтому царь и ринулся это делать.

Впрочем, не только это.

Того же Голицына он вытащил уже к вечеру «на ковер» и стал расспрашивать о том, есть ли у персов достойные лекари и как они с подобными заразами борются. Петр Алексеевич откровенно мандражировал и готов был пойти буквально на все, чтобы только не допустить прорыв чумы в центральные земли.

Страшное дело.

Он сам не застал эпидемию чумы 1654–1655 годов. Но был о ней наслышан. Равно как и о последствиях. В той же Москве вымерло больше половины населения. Опустела она. Обезлюдела. И долго еще восстановиться не могла.

И очевидцы, с которыми царь разговаривал по юности, рассказывали о той беде с нескрываемым ужасом. Настолько искренним, что Петр Алексеевич и сам проникся. Хотя, быть может, это просто так проявился запой. Нервы расшалились…

Глава 8

1708 год, июль, 22. Белая Вольта – окрестности Уфы – Москва

Русское посольство, отдохнув на Золотом берегу, вблизи датских и английских факторий, двинулось вверх по реке Вольте, собрав из заготовок, привезенных с собой, типовые баркасы.

Да-да, те самые, которые серийно выпускали в Новгороде. И уже так славно отличившиеся во время морских операций в дельте Невы и у Кафы.

Теперь же выпускаемые из лиственницы, простые, но практичные и долговечные баркасы распространялись широко. И на севере России, и в Волго-Камском бассейне, и даже в Сибирь стали поступать. Идя не только и не столько на военные цели, сколько для гражданского применения. В конце концов, осадка у них ничтожная, грузоподъемность вполне приемлемая, да и особенность конструкции такова, что они без проблем могли пристать к неподготовленному берегу для погрузки-выгрузки. Вот их и стали широко применять для малых грузовых и пассажирских перевозок. Даже конные варианты делали. Это когда парочку лошадей заводили на специальную такую «беговую дорожку». И они, двигаясь по ней, приводили в движение некое устройство. Обычно одно кормовое гребное колесо или два боковых.

Сюда, кстати, в Африку, тоже непростые баркасы доставили.

Рассказы Ньёньосс не позволяли однозначно понять, какова ширина Вольты в верховьях. И можно ли там идти на веслах или под парусом. А вот заднее гребное колесо – это выход. Оно ведь укладывалось в габариты силуэта судна, не выступая за него ни с боков, ни вниз. А значит, там, где баркас был в состоянии протиснуться, подобный движитель мог вполне продуктивно работать.

Лошадей с собой везти не стали. И так места нет. А найти здесь – авантюра. Кто знает, удастся ли. Да и их еще приучать. Поступили весьма занятно, опираясь на то, что в экспедиции много людей участвует.

Внутри баркаса поставили упоры, на которые положили оси. Само собой, с бронзовыми втулками. В оси воткнули лопатки. А над ними – поручни.

Личный состав вставал на эти оси. И по команде наступал на лопатку. Ось вращалась. Ребята перешагивали на следующую. Что поддерживало вращение. Крутящий момент же от трех осей передавался с помощью толстого, хорошо просмоленного каната на гребное колесо. На канате были закреплены «бусинки», которые и входили в зацепление с простейшими деревянными шестеренками.

Грубовато.

Простовато.

Но отремонтировать можно прямо в пути подручными средствами. Учитывая крошечную нагрузку, вполне живучий вариант. Главное же, что можно было поддерживать весьма неплохой темп хода, используя не только самые сильные мышцы людей, но и гравитацию, то есть массу тела «гребцов» этих «велобаркасов».

Дополнительно имелся парус. Стандартный. Впрочем, его использовали ограниченно в силу достаточно сложной навигации. В основном шли на колесе, меняясь на нем каждый час. Сначала вверх по реке Вольте, потом через одноименное озеро, где только парус и пригодился, а потом уже начали подниматься вверх по Белой Вольте – одному из притоков. Куда более мелкому, чем объединенная река у побережья.

Местное население относилось к гостям настороженно.

С какой-то явной агрессией не лезло. Хватало ума. Но и какого-то торга особого не затевали. Скорее морозились, впрочем, без фанатизма. Если со стороны гостей проявлялась некоторая настойчивость, им уступали и продавали припасы.

Алексей специально настаивал на том, чтобы не грабили, поэтому приходилось расплачиваться. Впрочем, цены здесь были крайне скромными, и сколь-либо значимых расходов экспедиция не несла.

– Не нравится мне это, – тихо произнес полковник, обводя взглядом пустой берег, хотя было видно – место проходное и популярное. Да и ближайшая деревня не подавала признаков жизни, словно оттуда все ушли.

– Это плохо… очень плохо, – согласилась Ньёньосс.

– Может, не будем приставать? Люди не очень устали и спокойно выдержат всю ночь в баркасах. Тем более что ход мы сбавим. А те, кто не на колесе, смогут поспать. Неудобно, но терпимо.

– Две-три такие ночи, и мы будем вынуждены отдыхать. Но уже истощенные. Может, они этого добиваются? Или ты думаешь, что за нами внимательно не следят?

– И что ты предлагаешь?

– Продемонстрировать беспечность. Но самим ждать гостей.

– Я согласен, – кивнул посол, вмешиваясь в этот разговор. – Эти ашанти должны себя проявить…

Сказано – сделано.

Пристали к правому берегу реки, демонстративно подставляясь под нападение. В то время как ранее держались левого. Даже на озере.

Расположились.

Зажгли костры.

Имитировали пьянку. Шумно, но осторожно. Настолько, что ни в ком к ее завершению более стакана вина и не было. Ибо в процессе подготовки, еще днем, когда шли на баркасах, специально разбавили сильно алкоголь, залив его в старые пустые бутылки.

Постарались на славу.

А потом костры потухли. Во всяком случае, перешли в состояние тлеющих углей, так как дрова в них перестали подбрасывать. Свет выключили. И началась вторая часть Марлезонского балета. Солдаты тихонько облачались в доспехи, хотя перед этим возле костров демонстративно их снимали, после чего накидывали поверх какие-то тряпки для маскировки и ложились спать…

Под утро все и случилось.

Несмотря на устроенное шоу, неприятель вел себя предельно осторожно. Все-таки европейская экспедиция. И ашанти уже сталкивались с солдатами англичан да голландцев. Очень неприятными. А тут их вон сколько. Так или иначе, но только ближе к знаменитому «собачьему часу» неприятель стал приближаться к лагерю.

Их заметили.

Часовые-то не спали, и в эту ночь, хорошо освещенную луной, непонятное движение можно было достаточно легко заметить.

Началось нервное ожидание и тихое, скрытное пробуждение бойцов, которые оставались лежать на своих местах, имитируя сон. Понял что-то неприятель или нет – не ясно. Но только где-то через пять минут он начал атаку.

Впрочем, у баркасов его уже ждали.

Пехота, облаченная в доспехи, вскочила с мушкетами наперевес. И сразу же открыла огонь. Картечью. Видимость была отвратительная, но враг атаковал практически голышом, поэтому и ее за глаза хватало, чтобы вывести его из строя.

Часть солдат заняли позицию на баркасах и стреляли поверх голов своих товарищей. Другие разместились перед плавсредствами и готовились принимать врага на штыки в плотном строю. Но пока те не подошли, а потому ребята стреляли, формируя еще один ярус стрелков. Только не так интенсивно. Осторожно. Чтобы не прозевать навал в рукопашную.

Федерация Ашанти славилась тем, что могла выставить большую массу стрелков из лука. Тысячи и тысяч человек. В отдельных случаях – десятки тысяч. У них имелись и стрелки из огнестрельного оружия. Но очень мало. И они входили в элиту, а потому размещались при столице, выступая только с их лидером. Так что, к счастью, их тут не было и быть не могло. Далеко. Просто бы не успели, даже пожелай.

Массовое ополчение местных жителей.

Предельно бедных, но крайне многочисленных.

Других войск у Ашанти, считай, что и не было. Ну разве что самая элита, окружающая их правителя. Но какой-то значимой роли они не играли. В сущности, у них все сводилось к толпам лучников, которые при нужде могли атаковать с коротким легким копьем. Впрочем, не особо рвались. Их сила заключалась в стрелах и возможности ими натурально засыпать.

Русские солдаты давали залп за залпом.

Туда.

В ту степь.

По направлению вероятного расположения противника. Не целясь. Просто выводили мушкеты в горизонт. И отправляли целые тучи картечи. Мелкой и довольно легкой. Но она доставала неприятеля, судя по волнам криков, которыми отзывался каждый такой залп.

Такие картечные попадания не убивали, как правило, однако воевать даже после одной залетевшей в тело картечины становилось очень сложно. И главное – кровь уходила. Отчего воины слабели буквально на глазах. В условиях же местной санитарии и медицины изрядная часть этих раненых оказывались обречены на достаточно неприятную смерть через несколько дней.

В ответ летели стрелы. Но с крайне низкой результативностью.

Весь полк был «упакован» в облегченный трехчетвертной доспех, специально сделанный для этой экспедиции. Из тонкого металла, чтобы только стрелы да копья местные держал. Отчего довольно легкий.

Из-за этого самого доспеха лишь единичные стрелы могли нанести русским солдатам хоть какой-то ущерб. Перед ногами у тех, что стояли на берегу, располагались «случайно» наваленные тюки, а на баркасах бойцы прикрывали нижнюю часть бортами посудин. Так что ноги не задеть. А головы они держали чуть наклоненными вперед, чтобы большие козырьки бургиньотов прикрывали лицо от стрел. Только кисти можно было поразить да чудом угодить под козырек. Все-таки какой-то просвет там имелся. Ну и под некоторыми углами «гостинцы» могли залететь куда-нибудь под мышку.

Так что весь пехотный строй во фронт выглядел едва ли не монолитной стеной. А стрелы ашанти отскакивали от них, словно горох от стены. Тем более что местные применяли отнюдь не английский warbow, а достаточно скромные луки.

Через минут десять боя стрелы прекратили лететь. И полк ответно остановил стрельбу. Выпустив к тому времени практически весь боезапас. А ведь, кроме обычного, стандартного подсумка, каждый солдат получил еще и нагрудную «коробочку» на дополнительные двадцать выстрелов.

– Отошли? – тихо спросил полковник у Ньёньосс, которая в местных делах разбиралась прекрасно.

– Нет, – покачала она головой. – Ты их разве не слышишь?

– А это не стоны раненых?

– Не только. Да и вон, вон – погляди. Видишь, там словно волна над травой? Это воины. Только они вновь стрелять не решаются.

– Надо раздать еще патроны.

– Надо, – кивнула Ньёньосс. – Хотя, если они решатся на новую атаку, точно стрелять не станут. С копьями пойдут.

– А они решатся?

– Мы не знаем, сколько их. Если много, то решатся.

– Мы ведь не идем по их владениям. Отчего они нападают?

– Мы идем к их врагам. Этого достаточно…

Через полчаса произошло то, чего женщина и боялась. Воины ашанти пошли в ближний бой. Но… Это была не их сильная сторона. Тем более что ничего противопоставить плотному строю солдат в доспехах они не могли. Атака эта выглядела так, словно бы какой бедолага решил присесть голым задом на ежа. Или, скорее, даже дикобраза.

Мушкеты со штыками работали словно швейные иглы.

Вжик-вжик. Вжик-вжик. Роняя наседающих неприятелей.

А поверх стреляли из мушкетов бойцы, расположившиеся в баркасах. Даже кое-какие ручные гранаты полетели, создавая дополнительную суматоху и ломая боевой дух нападающих. Однако же, несмотря на это, натиск получился достаточно сильным. И русским солдатам пришлось шагов на десять отойти назад. Прижавшись, по сути, к баркасам – войдя местами в воду по колено.

Но и все на этом.

На большее войска, собранного местной администрацией ашанти, не хватило. Оно, даже несмотря на ночь, дрогнуло. Слишком велики оказались потери.

Утром же пришлось срочно уходить победителям.

Начиналась лютая жара и валяющиеся навалом трупы ничего хорошего не предвещали. Солдаты приняли утреннюю порцию хинина. Позавтракали. Быстро загрузились, обмыв запачканные тюки водой. И отвалили от берега.

Да, бой был выигран. Однако оставаться на поле боя они не могли. Вот такой вот неприятный курьез.

О хинине и о том, как он решал проблемы той же малярии, Алексей прекрасно знал. О нем там, в XXI веке, не знал только человек совсем без исторического кругозора. Хотя бы понаслышке. Да и сами местные европейцы тоже о нем ведали, только не придавали значения. Мало ли. Красная вода какая-то, лечившая лихорадку… Варварское же, дикое средство. Отчего его и игнорировали. А вот Леша так не поступал. И вместе с каучуком из Южной Америки ему везли и кору дерева кина-кина, что было одним из важных компонентов подготовки этой экспедиции. Ведь иначе полк мог просто не дойти до мосси из-за местной крайне нездоровой для белых людей обстановки.

* * *

Алексей спокойно и степенно зашел в большую юрту. Прошел на указанное ему почетное место.

Не связанный.

Свободный. Насколько, конечно, вообще можно быть свободным в гостях…

Позавчера утром на отряд его похитителей произошло нападение. Уже других степняков.

Быстро налетели.

Засвистели стрелы.

Однако боя не получилось. Похитители быстро сориентировались и, бросив царевича, дали ходу. Хуже того – никогда даже и не убило. Вроде кого-то ранило, но это не точно. Что сильно напрягло Алексея. Крайне сильно. Слишком уже ситуация походила на инсценировку.

Подъехали бойцы.

Освободили царевича, прославляя волю Всевышнего, благодаря которому они успели. А потом повезли на встречу к башкирским старейшинам, к которым он так и так ехал…

Пока ехал – думал.

Вся эта история выглядела странно и дурно. Что первое нападение, что спасение… Да, сам он расслабился. Да, почти ничего не знал про Степь и ее манеру ведения дел. Да, недооценил незнакомую культуру военного дела. Но… слишком много этих самых «но».