Текст книги "Сын Петра. Том 5. Ветер перемен"

Зашел, значит, Алексей в юрту.

Сел.

Поздоровался.

Поблагодарил за спасение. Вежливо. В конце концов, даже такое спасение – это спасение. А потом спросил:

– Вы знаете, кто меня похитил?

– Пришлые. С юга.

– И откуда они тут?

– На торг пришли в город. Караван с охраной. Это люди, которые караван сопровождали. Часть их.

– А откуда пришлые знали, что я приеду?

– Так из Перми гонец пришел. Весь город знал. Все, что можно, чистили, красили и прихорашивали.

– Какой гонец? – удивился царевич, который никого не отправлял.

– Да почем нам знать? Прибыл. Сообщил. И обратно ушел.

– И дорогу тоже все знали?

– А как же? Гонец сказал – речным путем пойдешь. А он у нас тут один, ежели от Перми.

– Но на меня напали на берегу.

– Так что в том хитрого? – лукаво улыбнулся один из старейшин. – Вели твой корабль, видимо, несколько дней. Ждали подходящего момента для нападения. Обычно ведь пристают к берегу на ночлег и отдых. Или просто чтобы ноги размять. Вот тогда и нападают. А тут ты зачем-то казаков взял местных и по берегу сам пошел. Упростил им дело.

– Упростил… – медленно повторил царевич.

– Чего на корабле-то не сидел? – спросил другой. – Могло и обойтись. Мы видели, какая там у тебя охрана. Кстати, а чего ее не взял в верховые?

– Доспехи тяжелые. А лошадей нормальных у местных казаков не было. Доходяги. Пришлось бы тащить целый табун и постоянно пересаживаться. Да и откуда мне знать, что на землях верных подданных моего отца кто-то решится напасть на меня столь дерзким манером? Да еще таким количеством. Ведь натурально банда. Мне ведь твердили, что вы свои земли крепко держите.

– Крепко держим, – кивнул один из старейшин. – Но всякое случается.

– Всякое. Да. Меня могли и убить. Как бы вы потом объяснялись с отцом?

– Всевышний отвел.

– Отвел… – вновь медленно повторил царевич, покачав головой. – Что-то, прости господи, неправильное во всем этом. Ну да ладно.

Дальше они перешли к делу.

Собственно, старейшины башкир «поставили старую пластинку» и стали жаловаться на притеснения и обиды, что творили им царские люди. А они верные подданные Петра Алексеевича… самые преданные…

– Настолько преданные, что у вас под боком напали на его наследника?

– Это случайность! Да и мы тебя сразу же отбили!

– То, что вы меня отбили, вот где случайность. Откуда и узнали?

– В степи немного тайн, – возразил первый старейшина.

– Велика степь, а все видно, – добавил второй старейшина.

– Вот как? Занятно. Значит, то, что эти пришлые затеяли, вы не приметили. А как они пакость учинили и людей, мне служащих, побили, сразу все прознали? Очень интересно. Очень. Впрочем, давайте вернемся к притеснениям. Какие со стороны царевых людей нарушения, вы уже назвали. Их нужно проверять, но, допустим, все так и есть. Люди слабы, и я легко поверю, что, дорвавшись, творят пакости. Как говорится, до царя далеко, до Бога высоко. Однако же нарушения идут не только с их стороны. Вы тоже нарушаете.

– Мы?

– У царя к вам есть два вопроса. Первый заключается в том, что договор с Иоанном Васильевичем заключали одни племена. А теми привилегиями кто пользуется? Разве только они? Вон вас ныне сколько. И все – на особом положении[9]9
  Здесь Алексей поднял тот неприятный вопрос, что в те года ради привилегий башкирами начинали зваться много разных людей. Далеко не все из них являлись башкирами. Отчего уже в начале XVIII века слово «башкиры» как этноним описывало не некий этнос, а скорее более широкую группу, находящуюся в определенных привилегированных условиях. Дальше это проявлялось сильнее.


[Закрыть]. Разве же это правильно?

– Но царь никогда нам в том не пенял.

– А вы и рады пользоваться его добротой и человеколюбием! Отчего все больше владений под вашу руку уходит. Вон уже с калмыками сомкнулись землями и бузу бузите. Поговаривают, что как бы вы войной друг на друга не пошли. А начиналось же совсем с других земель и иных племен. Через что вы грубо нарушали заключенный договор.

Его собеседники промолчали.

Бо́льшая часть присутствующих старейшин как раз и относилась к тем самым племенам, которые самостийно присоседились. Приписались в башкиры. Многие из них имели на то этнические основания, но не все. Далеко не все. Да и основания основаниями, а договор все же не с ними заключался. На что им прямо и указали.

– Второй вопрос заключается в восстаниях. Вы поднимали два больших восстания. Очень, очень странных. Первое как произошло? В то самое время, когда Россия вела тяжелую войну на западе с ляхами да литвинами. Очень вовремя, не находите? Ни до, ни после царские люди вас особливо не притесняли, а тут… прям так стали притеснять, что терпеть нет никакой мочи? И челобитную не пошлешь, и с жалобой не поедешь, не так ли? Только за оружие хвататься и остается. Беда-беда. А второе? Так опять война шла, притом вновь непростая. В этот раз с османами. Совпадение? Не находите, что оно очень подозрительное? Самые верные и преданные подданные русского царя дважды били ему в спину в момент трудностей великих. Как-то не стыкуются поступки со словами.

– Это просто совпадение! – поспешно воскликнул кто-то, а остальные поддакнули.

– Два подряд? – улыбнулся царевич, когда они утихли. – А вот в Москве думают, что вам кто-то заносил денег и помогал восстать. И то не восстания были, вызванные порухой прав, а обычная измена. И чем дальше, тем громче звучат эти голоса. Ведь в иные годы вы как-то мирились с теми притеснениями, о которых говорили мне тут. Тем более что многие из них проводились не без участия местной знати. И царевы люди без вашей же поддержки всего этого и не сделали бы. Не так ли?

Промолчали.

Недовольно.

Очень недовольно. Но промолчали. Переглядываясь.

– Как вы видите – налицо вопрос с доверием друг другу. Ради этого я и ехал к вам. Старый договор, в сущности, уже давно потерял всякий смысл. И нам нужно подписать новый.

– И какой он будет?

– А вот это давайте обсуждать. Но сразу скажу – терпение Москвы не бесконечно. И мы устали от «странных совпадений». Вы либо верные подданные царя, либо нам нужно вводить войска и наводить порядок своими силами. Тем более что вы совсем мышей не ловите, и у вас под боком на наследника какие-то пришлые нападают.

Договор, разумеется, он использовал как повод для другой темы, которая упиралась в разработанную им обширную экономическую программу развития региона. В частности, внедрение новых пород коз, овец и даже альпак для масштабного производства качественной шерсти. Это было прекрасным решением для развития восточной части башкирских владений. Ну и на земледелие налегал, рассказывая о том, что новые сельскохозяйственные предприятия позволяют с малого количества рабочих рук получать высокую урожайность. Что отлично подходило для западных земель башкир. А также вопросы транспорта, логистики и прочего…

Разговор, в сущности, был о деньгах.

Об очередных «Нью-Васюках», которые царевич довольно лихо уже наловчился рисовать. Опыт сказывался. В конце концов, убеждать московских аристократов было не в пример сложнее. Местные же, не испорченные «сказками про белого бычка», уже через пару часов размякли в должной степени, чтобы новый договор оказался куда более удобным для интеграции башкир в состав России.

Собственно, Алексей быстрее бы справился. Но пару раз обжигался, выходя на тему – кто и зачем его похищал. Очень уж интересно было. Эти явно или знали, или догадывались, но говорить не спешили. Отчего приходилось начинать их агитировать если не заново, то с новой силой, теряя расположение и настрой.

Впрочем, он не врал.

И не обманывал.

И даже не лукавил.

Просто правильно подбирал слова. Ему действительно требовалось много качественной шерсти. Да и большое производство еды в этих краях позволяло решить много уральских и сибирских вопросов с меньшим плечом логистики. И очень желательно это провернуть было местными силами. Чтобы сами справились, а он лишь подсказал да поддержал семенами там, инвентарем и прочим по мелочи.

* * *

– Что с кордонами? – устало спросил Петр Алексеевич у вошедшего Ромодановского.

– Все в порядке. Стоят. Да люди и сами не бегают. В Крыму тоже их выставили. Уже сами. Даже вперед хана. Отгородили Кафу.

– Думаешь, обойдется?

– Бог даст, пронесет лихоманку мимо, – перекрестился Федор Юрьевич.

– Славно… славно…

– Но…

– Что?! – напрягся царь.

– У людей, что дорогу на Смоленск чугунную строят, тиф начался. В двух днях пути от Москвы.

– ЧТО?! – рявкнул Петр Алексеевич, вскакивая.

– Их свои же приказчики кордонами обложили. Да и я уже распоряжения отдал.

– Твою же… Боже! За что?

– Да дурьи головы! – махнул рукой Ромодановский. – Это с подачи Ляксея мы о людишках печемся, что на стройках трудятся. А эти обормоты развели там голод и грязь. Вот тиф и появился. Он всегда в таких местах заводится. Любит он подобное.

– Твари… – процедил царь.

– Как есть твари, – согласился Федор Юрьевич. – Так уже несут убытки. Всевышний уже начал их наказывать.

– А работников? Их-то в чем вина? В том, что у этих бестолочей вместо головы жопа? У нас и так острая нехватка работников, а эти… – начал говорить Петр Алексеевич, и в этот момент от излишнего волнения у него начался припадок. Эпилепсия. Каковой он страдал.

Сразу вокруг все пришло в движение.

Сразу люди засуетились.

Да и Федор Юрьевич никуда не ушел. Он рядышком сел да стал про корабли рассказывать. И только лишь хорошее. Например, о том, что первый большой четырехмачтовый корабль, натурально клиппер, построенный на московской верфи, достиг Павлограда.

Порожняком.

Без мачт и прочего.

На буксире.

Но его протащили. И теперь под Павлоградом оснащают к полноценным испытаниям на Балтике.

Рассказывал о том, как тащили. Про Вышневолоцкий путь и каскад плотин да небольших водохранилищ, сиречь больших прудов. Про то, что местами клиппер проводили на понтонах, а местами волоками тащили. И что еще, даст бог, два-три года, и можно будет проводить там подобные корабли спокойно. Без особых выкрутасов.

Про то, что в Москве на верфи строятся уже разом четыре новых галеаса. Однотипных с тем, что уже бороздил просторы Балтики. И на новый год готовятся заложить новый большой четырехмачтовый корабль. Или даже два – тут как пойдет и успеют ли все подготовить. Ну и испытания нужно посмотреть, что покажут.

Петр Алексеевич же слушал все это, слушал, и ему легчало. Все-таки любил он море и корабли. И благостные новости о них душу его согревали. Под сказки эти он и задремал, когда его окончательно отпустило…

– Что делать-то, Федор Юрьевич? – тихо спросил один из аристократов, что были виновны во вспышке тифа на строительстве Смоленской дороги, когда князь-кесарь вышел от царя. – Он ведь как в себя придет, и нам несдобровать.

– Головы вам оторвет, и поделом будет.

– Ты уж подскажи, мы уважим.

– Уважите… – фыркнул Ромодановский. – С покаянием идите. Да нагайку захватите, чтобы он вас ей и отходил. Больно, да не смертельно. Зато гнев уйдет. И сразу предлагайте, как эту беду будете решать. Если мямлить станете – не пощадит. Если оправдываться начнете или попытаетесь указать кого-то иного виновным – не простит. Кайтесь и молите о пощаде, просите возможность все исправить и отработать.

Они промолчали.

Насупившись.

Слова его им очень не понравились.

– Балбесы… – буркнул Федор Юрьевич. – После новостей о чуме умудрились тиф под Москвой завести. Молодцы. Нечего сказать. От глубины вашего раскаяния зависит ваша судьба. Петр Алексеевич повинную голову не сечет. Тем более что дорогу вы сами изволили строить. За свой счет и своими людьми. Но тиф… боже… откуда вы такие беретесь… сметану на говне решили собрать? Вот уж придурочные… – Он махнул рукой и вышел, оставляя этого аристократа и нескольких его соратников мрачно хмуриться…

Глава 9

1708 год, август, 25. Тенкодого – Пермь – Москва

После нападения на берегу реки русское посольство никто не трогал. Вообще. Подчеркнуто.

Видимо, новости о нем бежали впереди. Расходясь как круги по воде. А сил, подходящих для того, чтобы раздавить отряд, ашанти выставить явно не успевали. В конце концов, этот речной путь находился на одной из границ их обширных владений. И им требовалось месяца два-три, чтобы их собрать. А потом еще какое-то время, чтобы довести до места предстоящего сражения.

Рисковать же и нападать ресурсами местной администрации они более не решались. Что почти сразу же отразилось буквально на всем. Например, местные жители стали заметно покладистее.

Прям вот очень.

Не в пример первых дней, когда, очевидно, они знали о предстоящем нападении и видели в посольстве смертников. Даже в королевстве Дагомба, вассале Ашанти, к ним отнеслись достаточно покладисто. Их король, понятно, к ним не вышел, опасаясь последствий. Но кое-кто из аристократии подошел и переговорил с Ньёньосс, которую таки узнали.

И все на этом.

Никаких вопросов. Никаких претензий. Никаких сложностей. Хотите торговать? Торгуйте. Хотите проходить? Да пожалуйста. Мы даже лошадей можем дать, если потребуется. Тенкодого ведь не на берегу Белой Вольты стоит.

В общем, красота.

Оставшаяся дорога до дома Ньёньосс дорога оказалась проста и спокойна.

И вот он, дом.

Место, куда женщина уже и не надеялась вернуться.

Место, которое ей снилось…

Отец, признаться, был шокирован, увидев дочь. Да еще в таком окружении. Для всех она умерла несколько лет назад, сразу как ее захватили в плен и забрали в рабство, увезя за большую воду. А тут – вернулась. Словно бы с того света.

– Мне сложно поверить в то, что ты говоришь, – тихо произнес отец, буравя дочь глазами.

– Ты умерла… ты для нас всех умерла, – так же тихо добавила мать.

– Но я выжила и вернулась.

– Кто эти люди? – кивнул отец на русских.

– Они служат одному белому вождю. Вроде тех, о которых мы раньше слышали. Португалия, Англия, Голландия и прочие. У них земли у большой воды.

– Этот вождь тоже водит людей за большую воду на продажу?

– Нет. Он вообще людьми не торгует. В его землях это запрещено.

– Как это запрещено?

– В России нельзя торговать людьми. В плен можно брать. Выкуп требовать. Отправлять отрабатывать свою еду. Но не торговать. На них самих раньше часто в набеги ходили. И угоняли в рабство.

– Белых? – удивился отец.

– Да. Я сама была сильно удивлена. Ими раньше торговали. Сейчас они разбили всех, кто ходил на них в набеги. И сейчас очень сильны. Совсем недавно они победили союз из двух крупных белых держав, разбив их армии наголову.

Местные переглянулись.

Эти слова Ньёньосс легли на благодатную почву. Жителей Тенкодого, равно как и всех мосси, очень сильно злило то, что на них ходят в набеги и угоняют в рабство. А тут, считай, родственные души, да еще из числа белых людей.

Удивительно… просто удивительно…

– И что они хотят? – спросил один из присутствующих.

– Помочь нам.

– Но зачем им это делать? – напряженно поинтересовался отец Ньёньосс. – Насколько мне известно, белые люди покупают нас на побережье и увозят за большую воду, где замучивают тяжелым трудом. Русские другие? Почему я должен в это поверить?

– Я наложница наследника их вождя. Родила ему сына. И тот захотел сделать мне приятное.

– Наложница? – удивился не только ее отец, но и все окружающие, что пришли на эту встречу.

– Наследник пока выбирает себе жену. И мой сын у него старший. Если жена не сможет родить ему мальчиков, то мой ребенок может унаследовать своему отцу.

– Белое королевство?

– Да.

Наступила звенящая тишина.

Здесь собралась вся аристократия Тенкодого. И никто из них не был наивным человеком, прекрасно представляя, что происходит вокруг. Равно как и прекрасно зная о том, что белые в основном их, чернокожих, даже за людей не считают. Покупают и используют как говорящий скот.

А тут такое.

Верилось с трудом. Строго говоря, вообще не верилось. Однако почти полторы тысячи воинов в отличных доспехах стояли невдалеке. И новости о том, как они побили ашанти, уже дошли до Тенкодого. Само собой, обрастая массой всяких подробностей. В которых там даже не люди, а какие-то колдуны дрались.

И вот этих самых бойцов привела дочь вождя. Младшая. Та, которую уже считали мертвой и даже провели ритуал погребения. Вотивный. Прощаясь, словно бы она погибла.

Как все это воспринимать, они не знали.

Радоваться? Пугаться?

Как?

Произошедшее выходило за границы их парадигмы мышления. Словно бы деревья заговорили или камни начали танцевать какую-нибудь джигу-дрыгу.

– Почему отец наследника поддержал это его желание? – спросила мать Ньёньосс. – Только из любви к нему?

– Не только. Если Тенкодого укрепится, то набеги прекратятся. И торговля людьми с вывозом их за большую воду если не остановится, то очень ослабнет. Это ударит по доходам некоторых белых держав, которые с этого жили. Они враждебны России, поэтому поддержка Тенкодого выгодна для нее. Равно как и развитие торговли, дружба и сотрудничество. Главное – остановить поток рабов, вывозимый за большую воду.

Местные вновь переглянулись.

Резон.

Вполне себе. О том, что белые промеж себя грызутся, они знали. И то, что сказала мертвая дочь вождя, выглядело очень здраво. Более того – им самим очень хотелось бы остановить набеги, дабы мосси не угоняли в рабство и не увозили за море. А тут такие замечательные обстоятельства…

– Вождь России передал тебе подарки, – произнесла женщина.

Отец кивнул.

И Ньёньосс начала что-то говорить по-русски, который местные не понимали. Все пришло в движение, и перед Сигри появились какие-то ящики. Не очень большие, но явно тяжелые. Их вскрыли, а внутри оказались металлические пластинки. Много одинаковых металлических пластинок.

– Что это? – удивился он.

Вместо ответа женщина махнула рукой, и с одного из подошедших русских спутников сняли накидку. Под ней он был в доспехах, как раз собранных из вот таких пластинок.

Вождь и окружающие оценили мгновенно.

Ньёньосс же пояснила:

– Мы долго думали, что могло бы стать действительно полезным подарком. И пришли к выводу, что доспехи. Их ведь нам всегда так не хватало, из-за чего гибли наши лучшие воины.

– А почему не такие? – указал Сигри на латные трехчетвертные доспехи русской пехоты.

– Их можно было привезти. И Петр, вождь России, их привезет, если потребуется. Но они требуют сложного обслуживания. Ремонта, подгонки. Всего этого у нас тут нет и быстро не создать. Мы даже думали о том, чтобы и этих воинов одеть в вот такие доспехи. Их ведь очень легко ремонтировать. Даже в походе. Нужны только запасные пластинки и кожаные шнурки.

Сигри встал.

Подошел поближе и стал осматривать, вдумчиво изучая то, что ему принесли…

Алексей остановился на так называемых ламеллярных доспехах с основой. Это когда пластинки не просто связывали между собой шнурками, а пришивали к какой-то основе, обычно кожаной или тканевой. Подобные доспехи нередко называли пришивной чешуей. И в чем-то это правильно. Только вот пластинки шли не так, как обычно, а по ламеллярному обычаю, то есть их слои позволяли соскальзывать ударам, идущим снизу вверх, а не как у чешуи – сверху вниз. Отчего лучше подходили для кавалерии.

Получалось что-то в духе восточно-римских доспехов VIII–X веков, обильно представленных в изобразительном искусстве. Собственно, со старых икон Алексей эти доспехи и «срисовал». Сделал. Протестировал. И результат его удовлетворил.

Комплект надевали на стеганый халат.

Его основа – этакая кираса, состоящая из грудного и спинного кусков толстой бычьей кожи с пришитыми на них ламеллярными чешуйками. А также плечевыми лямками. Надевали комплект, накидывая сверху, как вполне обычный бронежилет, – через голову и затягивая по бокам. Через что «ставили на бедра». Плечи, бедра и руки защищали отдельными элементами, которые крепили либо к халату, либо к самой «кирасе».

И все это собиралось быстро и достаточно просто из стандартных пластин универсального типа. Их в Кашире наладились делать штамповкой из пудлингового железа. С последующим науглероживанием и закалкой, отчего они получались достаточно жесткими и прочными.

Со шлемами вопрос решался сходным образом. Их основой стала чашка от мисюрки, к которой цепляли развитую бармицу из таких вот ламеллярных пластин.

Да, не бог весть что. Но от стрел из местных луков подобные доспехи вполне защищали. И очень неплохо. Ну и копье держали. Конечно, таранный удар кавалериста довольно легко их пробивал, но от подачи с руки они легко прикрывали.

Ну и все.

Что еще надо?

В остальном же эти доспехи были девизом максимальной практичности и ремонтопригодности. В крайнем случае, если запасные пластинки закончились бы, можно было пустить один из собранных комплектов на разбор. В качестве донора. И продлить жизнь многим другим комплектам.

Все собрание аристократов Тенкодого это оценило. Высоко. Очень. Вон как глазки разгорались.

Разумеется, Ньёньосс рассказывала, что эти доспехи – временная мера. Когда у Тенкодого появится возможность, русские привезут им более совершенные защитные комплекты. Вплоть до вот таких трехчетвертных лат. Только нужно будет часть местных отправить на учебу в Россию. Как военных аристократов, так и ребят, что будут хозяйством заниматься. Это позволит подготовить базу для использования латных доспехов и вообще – сильной военной модернизации.

Но это особо и не интересовало никого. Во всяком случае, в моменте. Когда это еще будет? А эти ящики с пластинками, вот они. И готовый образец, чтобы понять, как это собирать, тоже под рукой. И несколько человек, которые это умеют делать, дабы научить местных.

– Сколько воинов мы сможем облачить в такие доспехи?

– Три тысячи. Мы рассчитывали на столько комплектов. С небольшим запасом. Хотя как пойдет дело – неизвестно.

Вновь установилась звенящая тишина.

Местные аристократы, бывшие по совместительству военной элитой, переглядывались выпученными глазами. И не знали, как реагировать.

Наконец Сигри смог взять себя в руки и произнес:

– Только великий вождь мог позволить себе такой щедрый подарок!

Женщина перевела.

И глава посольства благодарственно кивнул.

– И да, отец, эти солдаты могут на один-два года задержаться здесь. Чтобы помочь тебе. Если ты не против. В противном случае они немедленно удалятся.

– Помочь?

– Петр рассчитывает, что ты силой оружия сумеешь установить контроль над рекой. И русские смогут начать торговлю с твоей державой.

Взгляд Сигри вспыхнул.

Предвкушающе.

И в чем-то даже жутковато.

– Разумеется. Я буду рад, если эти воины станут сражаться с нами плечом к плечу. Я наслышан об их успехах на реке.

– Но они мужчины, и им нужны женщины.

– Наложницы?

– Или жены. Только воины эти христиане, и ежели кто пожелает ожениться, то женщину надо будет в христианство крестить.

– Не думаю, что с этим будет сложность…

В Тенкодого держались традиционных африканских верований. И относились со скепсисом к исламу, с распространением которого боролись. А тут – христианство… Но, учитывая контекст ситуации, особого противодействия подобный шаг не должен был вызвать.

На что царевич и рассчитывал, пытаясь создать в этой стране общину христиан с опорой на самую влиятельную прослойку – военных. Прекрасно понимая, что если христианство станет их верой в подавляющей массе, то и остальное население подтянется. Через что получится в перспективе на западе Африки крупное дружественное России христианское государство. Более того – православное.

* * *

Из Уфы царевич направился в Пермь с большим эскортом. От греха подальше. Во всяком случае, башкиры выделили ему воинов для обеспечения безопасности парохода. Много. Сначала во время его движения по реке Белой, а потом и далее – до Перми. Это оказалось непросто, так как корабль имел явно больший среднесуточный ход, чем могли себе позволить всадники. А медленно ползти «прогулочным шагом» не хотел уже царевич. Мобилизовав многих местных, их сразу отправили на разные участки. Напрямки. А где-то и с целым табуном коней, чтобы менять их постоянно для поддержания темпа движения. Сделав так, чтобы это племя контролировало этот участок, а то – вон то.

Получилось масштабно.

Монументально.

Алексею даже казалось, что, когда ни выгляни, всегда где-то на виду хотя бы сотня степных всадников. Бедных в основном. Очень бедных. Но они были.

Общение же не со старейшинами, а уже во время этого возвращения с обычными башкирами позволило утвердиться в мысли, что он ровным счетом не понимает происходящего. Да, возможно, знать башкирская решила поиграть в какую-то игру.

Но…

Это выглядело странно и как-то неправильно. Ведь его вполне натурально могло убить или ранить. Шальная стрела, она на многое способна. Посему не похоже было, что это они проказничали. И чтобы они потом делали, если бы случилось непредвиденное? Например, упав с коня, царевич свернул бы себе шею? Кто бы им это все простил? Петр Алексеевич? Свои собственные подданные? Очень сомнительно…

Простые башкиры выглядели откровенно раздраженными. О том, как Алексей славно и очень удачно воевал с башкирскими полками супротив ляхов, литвин да османов, в здешних местах уже знали. А потому восприняли это нападение как что-то вроде личного оскорбления.

Тех, кстати, кто нападал, так и не догнали. Ушли. Им словно кто-то помогал. Словно кто-то укрывал.

Только кто?

Башкиры сами ответить так вот с ходу не могли. Лишь разводили руками. Что в известной мере было правомерно, ведь здесь укрывались среди прочего многие из тех, кто бежал от царской власти в центральных землях. Те же раскольники, что не пошли на примирение. Они все сидели тихо, не испытывая гостеприимство местных жителей. Но могли. Многие из них могли…

Добрались до Перми.

Так-то башкиры рекомендовали ему отправиться сразу в Москву. От греха подальше. Но Алексей демонстративно хотел показать злоумышленникам, что он не убегает, поджав хвост, а вполне себе активен и деятелен. Вот и отправился в Пермь, желая по чугунной дороге доехать до Нижнего Тагила и обратно. А если получится – и медные рудники местные посетить.

Казачья община, опять же которая не смогла защитить царевича, вся стояла на ушах. Да, их ребята погибли. Но это нападение выглядело как оплеуха им. Обидная. Жесткая. И крайне раздражающая.

Иными словами, земли башкир и прилегающие к ним с севера территории натурально кипели и, как пчелиный улей, гудели. Понятно – это ненадолго. Но все в округе пришло в движение…

– Не понимаю я, – покачал головой царевич в беседе со Строгановым, который оставался в Перми и никуда оттуда не уезжал. – Вся эта история насквозь странная.

– А чего тут понимать то? – усмехнулся Григорий Дмитриевич.

– Как чего?

– Ты гонца не посылал?

– Нет.

– В Уфе опросил о том, как он выглядел и звался, но тут его никто не видел. Так?

– Так.

– Значит, не отсюда его послали.

– Как? Кто?

– А кому ты больше всего ноги отдавил?

– Аристократы?

– Они здесь чужие люди. Нет у них тут силы и власти. Так… самую капельку, – покачал головой Строганов.

– Неужели раскольники?

– А чего нет-то? Они самые. Даже те, кто примирился, не сильно вас с отцом жалуют. Скорее терпят. Выбора-то у них нет. В угол вы их загнали.

– Башкиры отбили меня уж очень… наигранно.

– Ну я бы так не сказал. Степь, конечно, знает и великую кровь. Но эта постоянная игра в налеты и набеги больше известна умением вовремя отойти. Многие из этих детей Степи постоянно ходят в набеги друг к другу. Из одного племени в другое. Чтобы скот угнать, невесту украсть или доблесть показать. Сильной крови там не льется. И если ничего жизненно важного нет, они нередко могут бросить добычу, отходя.

– Значит, меня просто бросили? Как корову?

– Да. Когда поняли, что сейчас их убивать будут. Ведь башкир пришло много. И они явно были в бешенстве. А с тобой они вряд ли ушли бы. Ты нормально скакать в седле не мог, да и не стал бы. Всех задерживал. Потащи они тебя с собой, и все – сами бы пропали.

– А отчего не убили?

– Их бы потом из-под земли достали. Оно им надо? – усмехнулся Строганов. – Или ты думаешь, что не узнали бы, кто это сделал? В степи все на виду. Может, сейчас и молчат, но полгода-год пройдет, и вся округа будет знать имена лихих ребят, что самого Алексея Петровича в плен захватили. И едва не увели в полон ради великого выкупа. Да и не поступают обычно в степи так. Они, ежели дело дурно оборачивается, спокойно даже пленников, что в рабство угоняют, бросают. Никого не режут. Пустое это. Глупость.

– Все равно странно. Выглядит так, что их наводил кто-то из местных. Не могли пришлые так хорошо и своевременно сориентироваться и засаду организовать.

– Разумеется. Я полагаю, что того гонца нужно искать в землях башкир. Местный он. Из тамошних. Он один из тех, кто там скрывается от царевых людей. Если еще жив. А может, и убег куда. Там ведь найдут.

– Куда?

– Так на Кубань. Чем не жизнь? Тамошние казаки царя не уважают. И примут этого пройдоху вполне добро. Вон как тебя провел. Любо-дорого. И башкир. И вообще…

– А он-то сам как узнал?

– Так весточку кто послал. Птицей али конем. Тот, кто тут, в Перми, ведал о твоем отправлении. Считай, если не все, то почти все. И многие в округе. Любой мог. Не угадаешь. Да и не найдешь.

– Птицу найти можно. Она ведь в клетках держится. Наверняка у него и иные голуби имеются.

– А если конный гонец, что напрямки пошел, меняя лошадей у своих?

– М-да…

– Здесь много лихих людей со сложной судьбой. Хватает и обиженных. Сейчас ты нагнал работников из старых русских земель. Думаешь, этим местные довольны? Раньше-то дела иначе шли. А теперь вон какие домны стоят. Гудит все, коптит… Это многих старожилов нервирует.

– А зачем это похищение вообще потребовалось? В чем суть?

– Так на поверхности все. Если бы тебя увели, кто бы пострадал?

– Башкиры, полагаю.

– Я тоже так думаю. На них бы подумали. И отец бы твой послал сюда полки, которые каленым железом бы стали дела делать. Скорее всего, башкирам пришлось бы бежать от них. Просто чтобы выжить.

– И кому это выгодно?

– А кому их земли надобны? – улыбнулся Строганов. – Разве не тем, что у них гостит из числа беглых да лихих людишек, скрывающихся в тех краях от царевых людей? Не удивился бы, если бы эти местные активно помогали царевым людям в вырезании и разгроме башкир.

– Как интересно вы тут живете.

– И не говори.

– А меня бы просто держали где-то?

– Кто знает? Но без выкупа точно не отпустили бы. В степи таких, как ты, любят. Одного украдешь, а денег как за хороший набег отсыплют.

– А башкиры этим шалунам разве простят подобную выходку?

– Нет, конечно, – улыбнулся Строганов. – Ты ведь обратил внимание на то, когда произошло первое восстание? Сразу после реформы Никона, когда раскол пошел. Через шесть лет. Думаешь, совпадение?

– Они разве взаимосвязаны?

– Разумеется. Ты, я слышал, обвинил башкир в том, что они брали деньги от иноземцев за-ради восстаний. Может, и так. Да только, кроме иноземцев, и свои имеются. Они виновны. Да. И ты этим обвинением не переложил с больной головы на здоровую. Но только ошибся в причине, в источнике этого волнения.

– Ты так уверенно о том говоришь.

– Так первое восстание мой отец деньгами поддерживал. И не только он.